Когда Лиот взвился ввысь, паренек судорожно вцепился в упряжь. Не успел он перевести дух, как они уже поднялись над огневыми высотами Форт холда. Н'тон скомандовал дракону взять курс на холд Набол, и у Пьемура вырвался безотчетный крик: они канули в небытие Промежутка. Мгновение — и он овладел собой, почувствовав, что черный леденящий холод сменился бодрым морозцем. На востоке начинало едва заметно светать.
      Над левым плечом Н'тона плясали две ярких точки. Услышав приветливое чириканье, Пьемур понял, что это Трис, Н'тонов файр, обернулся, чтобы взглянуть на него. Лиот скользнул на крыло, и Пьемур снова вцепился в поводья, так что пальцы заломило. Он непроизвольно отклонился назад, подальше от надвигающейся тьмы. Трис ободряюще пискнул, как будто прекрасно понимал смятение мальчика. Пьемур горячо надеялся, что Трис не передаст Н'тону, до чего ему страшно. Внезапно бронзовый великан, раскинув огромные крылья, с легким толчком опустился в густую тьму.
      — Лиот говорит, что там недалеко, на дороге, люди, — шепнул Пьемуру Н'тон. — Давай свое летное снаряжение.
      — Сибел? — спросил Пьемур и, стянув куртку и шлем, на ощупь протянул всаднику.
      — Лиот говорит, что это не он, но Сибел тоже где-то поблизости. Он слышит Кими.
      — Кими? — от удивления Пьемур произнес это громче, нежели собирался, и, получив от Н'тона замечание, виновато заморгал.
      — Ты забываешь, — шепнул Н'тон, — что здесь, в Наболе, ящериц полным-полно, так что Сибел без опаски может взять Кими с собой. Пьемур почувствовал, как сильная рука всадника сжала его запястье, и, послушно перекинув правую ногу через шею Лиота, соскользнул с мощного плеча. Он заметил, что дракон приподнял переднюю лапу, чтобы спуск получился более пологим. Оказавшись на земле, мальчик потрепал Лиота по ноге, надеясь, что поступает не слишком дерзко.
      — Удачи, Пьемур! — донесся до него приглушенный голос Н'тона.
      Он отступил и спрятал лицо от ливня песка и пыли, поднятых взметнувшимся вверх драконом.
      Когда глаза постепенно привыкли к темноте, Пьемур обнаружил вьющуюся вблизи дорогу и тихонько свистнул: как точно Лиот приземлился на единственной ровной площадке! Его уважение к талантам драконов поднялось еще выше.
      Со стороны дороги послышались голоса, и мальчик увидел неверный свет, дрожащий на передней повозке. Заскрипели колеса, раздалось знакомое мерное шарканье тягловых животных. Он оглянулся: где бы спрятаться? Нашел большой валун, из-за которого открывался вид на убегающую во тьму дорогу, и скорчился за ним, прижав колени к груди. Теперь он был спокоен — никто его не увидит.
      Эта уверенность значительно пошатнулась, когда он услышал над головой чириканье и, подняв голову, увидел три пары сверкающих глаз — файры!
      — Убирайтесь, глупые твари! Меня здесь нет! — Чтобы доказать свои слова, Пьемур закрыл глаза и сосредоточился на ужасающей черноте Промежутка.
      Файры ответили испуганным писком.
      — Что там с ними? — послышался грубый мужской голос, заглушая скрип колес и шарканье ног. — Не знаю, да и знать не хочу! Мы уже почти добрались до места. Пьемур изо всех сил думал о черном небытие — и вот раздался долгожданный тихий шорох: файры убрались восвояси. Чтобы представить себе небытие, требовалось значительно больше усилий, чем для того, чтобы сосредоточиться на чем-то конкретном. «Что-то слишком много повозок для такой незначительной ярмарки, как Наболская, — размышлял Пьемур, — тем более, что в Форт Холде тоже праздник, куда более многолюдный». Он открыл глаза и в свете занимающегося утра увидел мелькание файров, а в густых тенях — сверкание их вращающихся глаз. И все они принадлежат возчикам? Каким-то захудалым холдерам? От подобной несправедливости Пьемур так разозлился, что эта злость еще долго согревала его после того, как караван прошел и мерцание светильников исчезло за поворотом.
      Поднялся пронизывающий рассветный ветер, и Пьемуру захотелось, чтобы Сибел поскорее появился. Но мальчик быстро одернул себя: кому-кому а ему не впервой ждать вот так, в утреннем полумраке. Сколько раз он караулил отцовские стада… Конечно, тогда кто-то спал в хижине неподалеку, но время тащилось так — же медленно и тягуче. А вдруг с Сибелом что-то случилось? Может быть, он где-то задержался? Что же — идти в Набол одному? А как ему вернуться в Цех арфистов? Он совсем забыл спросить Н'тона, кто захватит его обратно. И захватят ли вообще? Кажется, Сибел собирался продать свою превосходную скотинку на ярмарке? Или придется возвращать ее туда, откуда она взята? Да, Сибел многое от него скрыл, несмотря на достаточно подробный рассказ об их тайном появлении в Наболе.
      Пьемур несколько воспрянул духом, когда вспомнил, что ему не придется присутствовать на празднестве в Форт холде и слушать, как Тильгин поет балладу, которую мастер Домис написал специально для него. Он вздохнул: жаль, что ему так и не придется исполнить партию Лессы, что он не проснется в своей постели в спальне старых школяров, чтобы потом с триумфом выступить на празднике, заслужив бурные аплодисменты гостей лорда Гроха, похвалы друзей и мастера Домиса. И, вполне вероятно, одобрение самой Лессы — ведь Госпожу Вейра лорд Грох пригласил в качестве почетной гостьи.
      А он вместо этого сидит здесь — одинокий, продрогший, и с тоской вспоминает, что успел перехватить только кружку холодного кла, перед тем как его погрузили на дракона и забросили сюда — дожидаться человека, который еще неизвестно когда появится: ведь он в одиночку гонит стадо от самого Руата!
      А что он, Пьемур, будет делать завтра, после того, как они выяснят то, из-за чего сюда прибыли, и вернутся в Цех арфистов?
      Мальчуган подобрал колени к подбородку и довольно ухмыльнулся, вспоминая вчерашнее удивление Рокаяса, когда Пьемур без запинки отбарабанил сложное сообщение, которое подмастерье специально выдумал, чтобы проверить его познания в барабанном языке. Он даже слегка пожалел, что ему не суждено стать…
      Пошарив вокруг, Пьемур отыскал булыжник и постучал им по валуну, за которым прятался. Отрывистая дробь эхом прокатилась по узкой лощине. Мальчик подобрал еще один камень и подошел поближе к дороге, которая уже довольно отчетливо виднелась на фоне темной зелени. Ударяя камнем о камень, он отбил монотонные сигналы: сначала «арфист», потом «ответь» и довольно усмехнулся, когда громкие раскаты унеслись вдаль. Он повторил сигналы и выждал, давая Сибелу время найти подходящие камни, потом повторил снова. И вот издали донесся приглушенный расстоянием ответ: «подмастерье идет».
      Пьемур сразу почувствовал безмерное облегчение и стал размышлять: не пойти ли ему по дороге навстречу Сибелу, но почти сразу же услышал сигнал «оставайся на месте» в конце повторно прозвучавшей фразы. Его слегка удивил этот приказ — ведь Сибел где-то рядом, почему бы Пьемуру не встретить его? Но приказ есть приказ. Наверное, у Сибела есть какие-то особые причины, кроме данного мастеру Олдайву обещания печься о здоровье Пьемура. Он продолжал ждать у обочины, переминаясь на мелких камешках, но вскоре приближающийся шум заставил его снова вернуться за спасительный валун. И как раз вовремя. По камням звонко зацокали копыта, послышалось звяканье металла, громкие понукания. С юга стремительно налетела стая файров и помчалась вдоль дороги. Пьемур снова сосредоточил свои мысли на леденящем небытие Промежутка, и файры, летящие впереди быстро приближающейся колонны всадников, пронеслись мимо. Земля затряслась от тяжелой рыси скакунов. Кавалькада подняла такую тучу пыли, что Пьемур не смог с уверенностью сказать, сколько же всадников проехало, но решил, что никак не меньше дюжины. Всего дюжина всадников — и с ними целая стая файров?!
      Пьемура снова охватила злость. Он, может, и не возражал бы, чтобы этих верховых — по-видимому, зажиточных холдеров, если судить по их резвым скакунам, — сопровождали файры, если бы предыдущий караван тоже не имел при себе не одну стаю огненных ящериц! Нет, что-то тут не чисто! Он всей душой соглашался с лордом Отерелом: в Наболе слишком много файров!
      Мальчик так раскипятился от подобной несправедливости — ведь здешние холдеры наверняка даже не могут оценить всех способностей маленьких сородичей драконов! — что не сразу услышал топот приближающегося стада. Поэтому вопросительный писк Кими напугал его до полусмерти. Она снова чирикнула, на этот раз виновато: сидя на верхушке валуна, маленькая королева разглядывала его быстро вращающимися глазами.
      — Эй! — сказал Сибел, появляясь из-за камня. — Кажется, ты понял мои слова слишком буквально.
      — Тут у всех — файры! — вместо приветствия выпалил Пьемур, который был слишком зол, чтобы помнить о правилах вежливости.
      — Я уже заметил.
      — Я имел в виду не только тот отряд. — Пьемур ткнул пальцем в сторону проскакавшей кавалькады. — До них проехал караван, так с ним было две или даже три больших стаи…
      — Они тебя не заметили? — встревожился Сибел.
      — Файры-то заметили, но люди не обратили никакого внимания на их тревогу!
      Тут взгляд Пьемура упал на животных, которых пригнал Сибел, и он присвистнул.
      — Что, одобряешь?
      Мимо, полузакрыв глаза от пыли, важно прошествовал вожак, за ним, уткнувшись носом в хвост впереди идущего, с закрытыми глазами вышагивали остальные. Всего Пьемур насчитал пять: все откормленные, с гладкими мохнатыми боками, они двигались ровно, не спотыкаясь, — значит ноги тоже в порядке.
      — Ты за них неплохо выручишь, — изрек мальчуган.
      — Да уж право, хотелось бы, — с надлежащим выговором протянул Сибел и, обняв Пьемура за плечо, пошел впереди стада. — Держи, — он передал пареньку обернутую в толстую ткань фляжку. — Должен быть еще горячим. Я как раз заканчивал завтрак, когда Кими сказала мне, что Лиот пролетел мимо.
      Пьемур пробормотал слова благодарности, глотая кла, который приятно согревал пустой желудок. Вдобавок Сибел вручил ему сушеный мясной колобок — из тех, что составляют обычный рацион путника, — и Пьемур начал видеть грядущий день в гораздо более радужных тонах.
      Наскоро перекусив, он по собственной инициативе занял подобающее ученику место — в конце колонны. К тому времени, когда они доберутся до холда Набол, он будет покрыт пылью с головы до ног. Как только они ступили на ярмарочный луг, Пьемур сразу же устремился к желобу с водой, борясь за место со своими жаждущими подопечными. Он еще не забыл, как нужно ткнуть их в нос, чтобы заставить отвернуть голову.
      — Эй, парень, ты бы сперва скотину напоил! — грубовато шуганул его Сибел, но глаза его смеялись.
      Он подмигнул, напоминая Пьемуру, что тот не должен выходить из образа.
      — Виноват, мой господин, язык до того пересох, что прямо невмоготу! Подошли два паренька с ведрами и стали терпеливо дожидаться, пока скотина не напьется и желоб снова не наполнится ледяной водой с гор. Пьемур с Сибелом погнали своих животных к загону, отведенному для торговли скотом. Там на них налетел управляющий холдом, тощий, шмыгающий носом человек, требуя ярмарочный сбор. Сибел не замедлил усомниться в справедливости взымаемой платы, и они принялись ожесточенно торговаться. Подмастерью удалось скостить цену на целую марку, так что он не стал спорить, когда управляющий пренебрежительно махнул в сторону самого тесного стойла в конце ряда. Пьемур собрался было вмешаться, но рука Сибела предостерегающе легла на плечо. Удивленно посмотрев на него, мальчик увидел, как подмастерье незаметно кивнул в сторону. Пьемур выждал несколько секунд и обернулся — за ними следом шли трое. От страха у паренька перехватило дыхание, но, присмотревшись, он узнал характерную походку пастухов и понял, что это вероятные покупатели.
      — Разве я тебе не говорил, что скотинка у нас что надо? — тихо пробормотал Сибел.
      — Ага, да только ты снова пропьешь всю выручку, а то нет? — ворчливо откликнулся Пьемур, и плечи его затряслись от сдерживаемого смеха. Он ни минуты не сомневался: Сибел отлично справится с ролью подгулявшего пастуха. А с пьяного все взятки гладки — он может смело болтать такое, что трезвому и в голову не придет.
      Животных загнали в стойло, и Пьемур, зажав в кулаке истертую монету, отправился добывать корм. Ему удалось выторговать осьмушку, которую он, как всякий уважаемый себя ученик, конечно, заначил. Когда он вернулся, Сибел уже вовсю торговался с одним из пастухов, остальные тем временем дотошно осматривали животных. «Где только Сибел откопал таких, — дивился Пьемур. — Глядя на сбитые о камни копыта и мохнатую шкуру, каждый скажет. их выращивали на горном пастбище. Да и выкормлены — не придерешься, после нынешней-то зимы, долгой и суровой!» Он присел на корточки и стал слушать разглагольствования Сибела.
      Кого-кого, а арфиста не надо учить складным байкам! Выслушав цветистый рассказ подмастерья, Пьемур зауважал его еще больше. Сибел сумел внушить слушателям, что он использовал старый секрет, который в их роду передается из поколения в поколение: кормил скотину смесью травы и сена с особой добавкой из диких ягод и размоченных в воде сушеных плодов. Еще он пожаловался, что вся семья частенько голодала, только бы скотинка была сыта. Пьемур проворно втянул щеки, чтобы выглядеть потощее. Он. заметил, что глаза пастухов с пониманием останавливались на его синяках, желтеющих на скулах и подбородке, а Сибел знай себе гундосил о помощниках, которые битый день лазили по крутым склонам, лишь бы запасти побольше сочной травы, которая и дала такие превосходные результаты.
      Кучка внимательных слушателей привлекла к ним прохожих, которые останавливались поодаль и тоже начинали прислушиваться. Одного Пьемура никак не мог понять: почему у всех животных, когда-то давно помеченных клеймом холда Руат, видны полустертые вторые клейма. Хотя какая разница — наверняка Сибел уже не впервые использует этот трюк. Видно где-то в Руате у него есть знакомый фермер, который держит несколько голов особой породы специально для Цеха арфистов. Постепенно Пьемур успокоился и стал с удовольствием слушать россказни Сибела.
      Когда стороны, наконец, ударили по рукам, солнце уже поднялось высоко над горами. Покупателей было трое — один приобрел троих животных и еще двое — по одному. И цену они дали отличную — уж в этом-то Пьемур разбирался! Правда, неизвестно, покрыла ли она первоначальную стоимость и расходы на содержание… Сибел, во время заключения сделки сохранявший постный вид, теперь расплылся в улыбке, засовывая монеты в висевший на поясе кошель и наблюдая, как новые владельцы уводят его животных.
      — Вот уж не думал, что удастся столько выручить, — шепнул он Пьемуру, — но мой фокус всегда удается!
      — Фокус? Какой фокус?
      — А вот какой, — тихо проговорил Сибел, отряхивая пыль с одежды, — приходишь спозаранку, весь в пыли, пригоняешь откормленных животных — вот на тебя сразу и налетают, надеясь, что ты вконец отупел от усталости.
      — А где ты их раздобыл?
      Сибел таинственно ухмыльнулся.
      — Цеховой секрет! А теперь — катись на все четыре стороны! — подмигнув мальчику, он сильно толкнул его в спину. — Поболтайся по ярмарке! — уже громче добавил он. — Я сам тебя найду, когда ты мне понадобишься.
      «Ярмарка-то — одно название! — решил Пьемур, обойдя немногочисленные прилавки. — У пекаря даже пончиков нет!» Цеха, по всей видимости, прислали младших подмастерьев. И все же, какой-никакой, а праздник… Здесь в Наболе, они бывают не так уж часто, даже когда в выходные Падение не ожидается. Поэтому местные жители старались получить от ярмарки как можно больше удовольствия.
      Виноторговец, во всяком случае, крутится вовсю, — заметил Пьемур, сделав круг. Он примостился у края прилавка, неторопливо жуя припасенный мясной колобок и стал слушать разговоры. Со все растущей досадой и злостью он наблюдал, как вокруг носятся тучи файров, — то присядут на крышу ларька, то целыми стаями кружатся в воздухе, прежде чем опуститься на плечо хозяина или найти себе новый наблюдательный пункт. Напрасно Пьемур пытался убедить себя, что все это — одна и та же стая. Он уже давно отметил, что большинство файров — зеленые, только изредка попадаются голубые и коричневые. Бронзовых он видел только на плечах самых состоятельных на вид прохожих. Как бы то ни было, а приходится признать: в холде Набол больше файров, чем даже в Вейре Бенден в день Запечатления.
      Вдруг его внимание привлекла одна фраза, отчетливо прозвучавшая на фоне приглушенной болтовни у винного прилавка.
      — Я слышал, кое у кого праздник еще впереди!
      Пьемур обернулся, якобы для того, чтобы почесать плечо, и сразу обнаружил говорящего по хитрому выражению глаз. Судя по одежде, это был кузнец. Его собеседник, на рукаве у которого красовался значок рудокопа, согласно закивал.
      — В Наболе с ними даже толком обращаться не умеют. Три так и не вылупились. Мой мастер здорово расстроился. Сказал, что сегодня намерен получить три взамен — так же верно, как то, что его зовут Калджан.
      — Надо же… — кузнец покачал головой, изображая сочувствие. У нас тоже одно не проклюнулось, да только шиш нам дали взамен! Говорят: «Получили, что вам причитается, и будьте довольны. Теперь от вас зависит, чтобы они проклюнулись». Этого, — он кивнул в сторону холда, явно имея в виду лорда Мерона, — хлебом не корми, дай только нагадить ближнему. — Он презрительно фыркнул, — больше у него никаких радостей не осталось.
      Оба злорадно расхохотались.
      — Я слыхал, нам уже недолго о нем тревожиться, — широко ухмыльнулся кузнец.
      — Скорее бы, а то мочи нет. Увидимся на танцах?
      — Уже уходишь? Что так быстро?
      — Пропустил стаканчик, и хватит. Пора возвращаться.
      Разочарование на лице рудокопа подсказало Пьемуру, что кузнец ушел не просто так. Наверняка побежал докладывать мастеру о яйцах, которые ожидают своих владельцев в холде. Пьемур решил задержаться.
      Значит, яйца раздают направо и налево, но… яйца, которые не проклевываются, потому что с ними не умеют обращаться. Разве что… Пьемуру пришел на память рассказ Менолли о кладках огненной ящерицы. Зеленые тоже откладывают яйца, если во время брачного полета их оплодотворит голубой или коричневый, а иной раз даже бронзовый самец. Но зеленые отчаянно глупы: отложат кладку — не больше десяти яиц, так говорила Менолли, — и оставят на берегу, только чуть присыпав сверху, так что они чаще всего становятся добычей диких птиц или змей-песчанок. Очень немногие из яиц зеленой ящерицы доживают до рождения. И это, как подчеркнула Менолли, только к лучшему: иначе маленькие зеленые файры заполонили бы весь Перн.
      «Интересно, — размышлял Пьемур, — кто-нибудь в Наболе подозревает, что их надувают и так щедро раздаваемые яйца принадлежат зеленым файрам?» Но тут он понял, что потерял из вида кузнеца и, проклиная себя за невнимательность, пустился на поиски, с ленивым видом обходя прилавки. Кузнеца он обнаружил, когда тот горячо внушал что-то человеку с эмблемой кузнечного цеха на рукаве. Когда он взмахнул рукой, что-то возражая, Пьемур заметил, как на шее у него блеснула цепь, знак отличия мастера. Когда оба неожиданно повернулись в его сторону, Пьемур успел нырнуть за прилавок. Продолжая беседовать, кузнецы направить к холду; Пьемур двинулся следом, заглядывая в лица прохожих, в надежде встретить Сибела и сообщить ему услышанное. Может быть, Сибел захочет выяснить, что к чему…
      Когда кузнецы миновали ярмарочный луг и повернули к холду, перед Пьемуром встал вопрос: остановиться или обнаружить себя. Кузнецы быстрым шагом двинулись вверх по въездной дороге, ведущей к главным воротам холда. Там их остановил стражник: после краткого разговора он вызвал кого-то из караульной будки и отправил в холд с поручением от мастера кузнецов. Как только посыльный ушел, из холда вышли двое мужчин, закутанных в плащи, хотя воздух уже хорошо прогрелся. Что-то в их повадке привлекло внимание Пьемура: уж больно важно они вышагивали, будто несли себя, стражникам кивнули небрежно, держались настороженно, а главное, очень старались ни с кем не сталкиваться. Вот они свернули в сторону ярмарочного луга, Пьемур продолжал наблюдать. Когда незнакомцы поравнялись с ним, он увидел их сбоку и понял: каждый прячет под плащом, крепко прижимая к груди, какой-то небольшой предмет. И тут, сопоставив их повадки, выражения лиц и очертания фигур, Пьемур подумал: «А ведь горшочек с яйцом тоже совсем невелик!» Его подмывало последовать за незнакомцами, чтобы проверить правильность своих подозрений, но не хотелось уходить с ярмарки, пока мастер кузнецов не получит ответа на послание.
      Тем временем к стражникам подошла целая группа мужчин, по виду холдеров, и их незамедлительно впустили, что вызвало бурное возмущение кузнеца. Потом подъехали три повозки — тяжело нагруженные, если судить по усилиям животных, с трудом одолевших подъем, — и мастеру пришлось посторониться. Стражник махнул рукой, направляя повозки в кухонный двор. Последняя телега зацепилась колесом за парапет, и возница обрушил палку на бока животного.
      — Колесо застряло! — крикнул Пьемур: его всегда бесило, когда скотину били ни за что.
      Он подскочил, чтобы помочь вознице, который осаживал животное, отвернув его голову влево. Паренек подставил плечо под задник повозки и подтолкнул ее в нужном направлении. Он попытался заглянуть под чехол — интересно, что же везут в холд в праздничный день, когда вся торговля сосредоточена на ярмарочном лугу? — но не успел. Телега въехала на ровное место и сразу же резко рванулась вперед.
      Пьемур незаметно прошмыгнул мимо стражников, которые спорили с мастером кузнецов, не обращая внимания на проезжающие повозки. Пригнувшись за бортом телеги, чтобы его невзначай не заметил возница, паренек благополучно проник в холд.
      Повозки с грохотом покатили на кухонный двор, а Пьемур на миг задумался: как бы получше воспользоваться выпавшей ему удачей и задержаться в холде после того, как возница сдаст груз и отправится в обратный путь? Раз уж он оказался внутри, нужно попробовать что-нибудь разнюхать! На самый крайний случай, выяснить, что же доставили повозки…
      Тут взгляд его привлекли фартуки, которые вывесили отбеливаться на ярком весеннем солнышке. Пьемур проворно схватил один и, не обращая внимания на то, что он еще не просох, натянул на себя. Кухонная прислуга никогда не блещет особой чистотой, и теперь, когда пятна грязи на камзоле прикрыты, никто не обратит внимания на его пыльные штаны и башмаки.
      — Эй, ты! — Пьемур сделал вид, что не слышит, но окрик прозвучал снова, с удвоенной силой, и мог относиться только к нему. Он сделал тупое лицо и повернулся к говорящему. — Ты, ты, бездельник!
      Мальчуган покорно побрел к вознице, и тот взвалил ему на спину тяжеленный мешок. Тут из дверей появился эконом, и Пьемур, согнувшись под тяжестью мешка, миновал его, стараясь не привлекать к себе внимания. Эконом разрывался на части: то подгонял слуг, чтобы они поскорее разгружали повозку, то бранил возницу, что прибыл не вовремя. Возница с неменьшим жаром отвечал, что телеги тяжелые, а скотина ленивая, да еще приходилось все время уступать дорогу всадникам, спешащим на треклятую ярмарку, да глотать пыль. Пусть Мерон будет доволен, что груз вообще поспел в назначенный день!
      Эконом зашикал на него и стал снова выкрикивать приказы. Пьемуру было велено нести мешок в дальнюю кладовую. Он вошел в кухню и, не зная, в какую сторону идти, остановился, чтобы вытереть пот со лба и передохнуть, пока кто-нибудь не пройдет мимо и не свернет в нужный коридор.
      — И куда все это складывать — ума не приложу, — ворчал слуга, идущий впереди Пьемура. — И так все ломится!
      — Если только сверху, — предложил Пьемур.
      Наболец недоверчиво оглядел мальчугана в тусклом свете фонарей.
      — Что-то я не видал тебя раньше.
      — Откуда же? — беззаботно ухмыльнулся тот. — Меня прислали из холда по случаю ярмарки, помочь на кухне.
      — Вот как! — злорадная усмешка собеседника подсказала Пьемуру, что он угодил на самую тяжелую и грязную работу, да еще и в ярмарочный день, когда лорд устраивает пир для гостей.
      Разгружать телеги пришлось с прямо-таки молниеносной скоростью, поэтому Пьемур не особенно успел разглядеть клейма на мешках, бочонках и ящиках, которые он помогал прятать с глаз долой. И все же он увидел достаточно, чтобы понять: грузы прибыли из самых разных источников — из кожевенного, ткацкого, кузнечного цехов, вина — с многих виноградников, но — и это его немало порадовало — только не из Бендена. Когда последний мешок запихнули в переполненную кладовую и Пьемур издал протяжный вздох облегчения, вслед за ним вздохнул и Бесел, хитрый слуга, который умудрялся в течение всей разгрузки не спускать с Пьемура глаз. Едва Пьемур, собравшись передохнуть, присел на ближайший мешок, как Бесел рывком поставил его на ноги.
      — Пошли, нечего рассиживаться.
      Да, рассиживаться Пьемуру не пришлось — сначала его послали выгребать золу из печей, потом потрошить дичь, благо он достаточно часто наблюдал за Камо и освоил кое-какие секреты. Он начищал до блеска блюда, покрытые пылью и грязью многих Оборотов, пока в кровь не ободрал себе пальцы. Наконец, после того, как он нарезал целую гору овощей, ему дали передышку, доверив крутить один из пяти огромных вертелов. Неразбериха началась, когда прибыл управляющий холдом и объявил, что лорд Мерон пожелал отобедать в своих покоях, которые надлежит подготовить, пока он будет обходить ярмарку.
      Эконом безропотно выслушал эту новость — ведь он только что закончил приготовление к пиру в Главном зале холда. Однако не успела дверь за управляющим закрыться, как он разразился потоком крепкой ругани, которую Пьемур выслушал с большим одобрением.
      Если до сих пор ему казалось, что он трудился не покладая рук, очень скоро он был вынужден изменить свое мнение: пришлось опрометью метаться по кухне, собирая все необходимое для мытья и чистки. Потом его послали вперед вместе с Беселом и служанкой, чтобы они начали прибирать в покоях лорда. Смертельно усталый от раннего подъема и такой тяжелой работы, какую ему не доводилось выполнять со времен детства в родном холде, Пьемур попытался развлечься, представляя, что сказал бы мастер Олдайв, узнай он о том, чем обернулась «легкая прогулка».
      — И кто мог ожидать, что ему вздумается обходить ярмарку? — ворчала одна из служанок, когда они поднимались по крутой лестнице, ведущей из Главного зала в апартаменты лорда Мерона.
      — Нужда заставила, Диндха! Слышала, что болтают на ярмарке? Мол, Мерон уже помер, а наследника так и не назвал. Кое у кого уже руки чешутся превратить ярмарочный день в день побоища.
      После этих слов оба так и покатились со смеху, и Пьемур стал прикидывать: не обнаружит ли он слишком большую неосведомленность в делах холда, если спросит, что их так развеселило.
      — Как же — видел, как они сбежались, — тем же хитрым, злорадным тоном добавил Бесел. — Сегодня каждый побыл с ним минуту-другую. А теперь все, как пить дать, крутятся вокруг него на ярмарке.
      — Он над ними еще потешится — ведь каждый думает, что назовут его, — прокудахтала женщина и ткнула Бесела в бок, после чего оба снова затряслись от злорадного смеха.
      — Надеюсь, нам не придется одним здесь все разгребать, — проворчал Бесел, берясь за дверную ручку. — Не помню, когда тут… Фу! — он отпрянул и закашлялся: из, комнаты навстречу им хлынул поток зловония. Когда этот запах ударил Пьемуру в нос — липкий, приторный, тошнотворный, он почувствовал, что его вот-вот вывернет, и постарался не дышать, ожидая пока свежий воздух из коридора не проникнет в комнату.
      — Эй, ты, — ступай, отвори ставни! Ты, ты, грязнуля, небось привык кишки потрошить. — Бесел грубо схватил Пьемура за плечо и втолкнул в комнату.
      Мальчик и сам не знал, как ему удалось сдержать рвоту, пока он открывал окно. Он упал грудью на широкий подоконник и, высунувшись наружу, стал ловить свежий, прохладный воздух.
      — Теперь другие окна, — приказал Бесел, не двинувшись дальше порога. Пьемур набрал побольше воздуха и принялся за следующие ставни. Он стоял у последнего окна, ожидая, пока хоть немного выветрятся запахи болезни и разложения. Значит, наследники лорда Мерона вынуждены находиться рядом с ним в этой смрадной атмосфере? Пьемур ощутил к ним нечто вроде сочувствия.
      Но скоро Бесел закричал, чтобы он шел в другие комнаты и тоже проветрил их как следует.
      — Иначе вряд ли кто прикоснется к его угощению, а попробует — так нам за ним потом убирать придется, — заметил он.
      Самое жуткое зловоние царило в последней из четырех просторных комнат, составлявших личные апартаменты лорда Наболского. Именно тогда Пьемур благословил судьбу, пославшую его сюда раньше других. На приступке очага стояло девять горшочков — в точности такого размера, какие использовались для яиц файров. Справившись с тошнотой, Пьемур метнулся через комнату проверить свою догадку. Один из горшочков стоял слева, немного в стороне от других. Подняв крышку, Пьемур разгреб песок и, увидев пятнистую скорлупу, осторожно присыпал снова. Потом быстро проверил содержимое одного из горшочков, что стояли правее. Да, яйцо заметно меньше, и скорлупа другого оттенка. Он мог бы поставить все свои денежки: в левом горшочке хранится королевское яйцо! Молниеносным движением Пьемур поменял горшочки местами. Затем, повернувшись спиной к двери, на тот случай, если в комнату заглянет Бесел, ловко вытряхнул песок в ведро для золы, достал яйцо и сунул за пазуху. Порывшись в золе, он отыскал небольшую головешку с закругленным концом, аккуратно положил на место яйца, присыпал песком и, закрыв горшочек крышкой, поставил его на прежнее место в ряду. Он едва успел выпрямиться, как в комнату вошла служанка.
      — Молодчина, что начал с очага. Не забудь принести черного камня со двора. Наш любит, когда тепло, ох как любит, — хихикнула она, с грохотом отодвигая резные стулья, чтобы подмести под столом. — Только не долго уж ему наслаждаться теплом, помяни мое слово.
      Вошедший следом Бесел загоготал вместе с ней.
      Угли в камине были горячие, и Пьемур, очищая решетку от золы, раскраснелся от жара. Согрелось и яйцо, спрятанное у него на груди.
      — Пошевеливайся, неряха, — прикрикнул на него Бесел, когда мальчик пошел выносить тяжелое ведро. А будешь лениться, получишь от меня на орехи! — он поднял увесистый кулак, но Пьемур увернулся и почувствовал, как яйцо стукнулось о ребра. «Как бы чего доброго не разбить», — забеспокоился он.