Л.М. Болховитинов
      Колонизация Дальнего Востока
      Последнее крупное событие на Дальнем Востоке-русско-японское соглашение и аннексии-снова привлекло сюда внимание всех держав, заинтересованных здесь экономически и политически. Вследствие особого характера дальневосточных отношений, экономическая борьба там тесно переплетается с политической, особенно при условии, что конкурирующие нации сплошь и рядом маскируют свои политические стремления различными домогательствами экономического характера.
      Вся эта борьба, по существу, идет из-за колоний, так как и наше Приамурье, и Маньчжурия, Монголия, Корея и пр. представляют территории, годные для колонизации,-области, которые каждая из заинтересованных сторон стремится закрепить за собой, извлечь как можно более пользы для себя.
      Таким образом, вопрос о колонизации территорий Дальнего Востока является одним из центральных, а поэтому заслуживающим особого рассмотрения.
      Приамурье, как известно, было возвращено России частным образом: решение этой великой задачи сопровождалось проявлением кипучей энергии, удивительной стремительности и блеска, но когда самый факт осуществился и пришлось приняться за устроение края,-естественно, на первую очередь выдвинулись вопросы: что же это за приобретение, какую можно извлечь из него пользу, на что оно пригодно, какие богатства заключает окраина? и т.д. Присоединив Приамурье, граф Н.Н. Муравьев-Амурский пустил в ход все средства с целью оживить мертвые пространства; не были забыты и меры по изучению края.
      Талантливые люди, призванные графом к исследованию только что присоединенной окраины, окинув опытным глазом страну, дали ее описание; изучили, насколько было возможно, ее богатства, наметили план ее развития; но кипучая энергия графа разбилась о равнодушие и волокиту петербургских канцелярий; в числе многих других и эти работы были надолго заброшены: в течение почти полувека стояли одиноко личности почтенных ученых в тщетном ожидании, когда их выводы будут проверены, дополнены, исправлены.
      Заброшенность края дошла до того, что она сама как бы начала отваливаться от России; что же касается изучений его, то за это дело принялись как следует только в настоящем году (Амурская экспедиция), после того как ряд дорогих и крупных мероприятий, например постройка Амурской железной дороги, был решен почти с завязанными глазами.
      Нет ничего удивительного, что при таком положении разрешение вопроса о колонизации в разные периоды, как и всякого другого, сопровождалось неизбежными колебаниями, крайностями, а иногда и грубыми ошибками...
      Проследим вкратце историю нашей колонизации дальневосточной окраины.
      Чтобы показать, что мы владеем краем, необходимо было тотчас же после факта его присоединения так или иначе занять край теми колонизаторами, которые были под рукой; таковыми оказались: казаки главным образом, затем бессрочно отпускные солдаты, штрафованные, ссыльные и часть крестьян; направляя принудительно первых пионеров в девственный и суровый край, местные власти заботились не столько об удобствах переселенцев, сколько стремились удовлетворить первейшие государственные надобности: связать отдаленные пункты окраины друг с другом; создать какие ни на есть этапные линии. Для этих целей все средства казались пригодными, но потом, когда первейшие нужды были удовлетворены,-несомненно, нужно было применять другие меры, другую систему, нужны были другие элементы, нужна была частная инициатива самих переселенцев.
      Нет надобности доказывать, что разработка и осуществление колонизационных мер в пустынном краю, отстоящем от центра России на тысячи верст, являлись делом чрезвычайно сложным и трудным; направляя переселенцев на отдаленнейшую окраину, необходимо было обставить операцию возможной предусмотрительностью, а для этого нужно было прежде всего положительное знание местных условий. Этого-то и не было до самого последнего времени.
      Поэтому нет ничего удивительного в том, что наша колонизационная деятельность не была планомерной и самое направление ее обусловливалось чисто случайными причинами.
      С самого начала колонизация разбилась на два русла: на казачье и на крестьянское.
      До 1862 г. в Приамурье принудительно было переселено около 17 тысяч казаков, образовавших линию станиц и поселков от границ Забайкалья до Владивостока; после этого вопрос о казачьей колонизации замирает почти до событий 1885 г., когда под влиянием угрозы разрыва с Англией он вновь ставится на очередь, вновь завязывается многолетняя, утомительная и бесплодная переписка; тем временем Приамурские казачьи войска были разделены на Амурское и Уссурийское; началась постройка Уссурийской железной дороги; потекли в край желтые, а ведомства все переписывались... Наконец, местные власти в 1897 г. решительно потребовали усиления казачьего элемента, "дабы там создать железную грудь, о которую разбились бы всякие враждебные попытки желтой азиатской расы"; при этом высказывалось пожелание получить "трудолюбивые элементы, одинаково пригодные как для отпора неприятелю, так и для тяжелого земледельческого труда в диких, нетронутых культурою местах". Военный министр посмотрел на это дело иначе и полагал, что при переселении казаков в Приамурский край следует стремиться не столько к устройству там земледельческих поселений, сколько к укреплению на Дальнем Востоке нашей военной силы.
      Такая разноголосица местной и центральной власти, конечно, не могла способствовать успеху дела; уже первые переселенцы из европейских казачьих войск не оправдали возлагавшихся на них надежд: часть казаков отказалась наотрез селиться на предоставленных им местах и потребовала, чтобы их отвезли обратно на родину на казенный счет; пришлось упиравшихся распределить по поселкам силою, зачинщиков наказать и в заключение признать, что переселение донских казаков следует прекратить, так как почвенные и климатические условия Приамурского края оказались донцам не под силу.
      Таким образом, с 1862 по 1894 год никаких особых мер по усилению Амурского и Уссурийского казачьих войск не предпринималось; в период же с 1895 по 1903 год было переселено 1170 казачьих семейств из Европейской России, на что израсходовано свыше 1200 тысяч рублей, т.е. переселение казачьей семьи в среднем обошлось более тысячи рублей; последняя война (русско-японская.-Ред.) прекратила казачье переселение; после нее это переселение не возобновлялось.
      Здесь будет уместно отметить одно распоряжение местных властей, имевшее большие последствия, породившее массу недоразумений и фактически не ликвидированное до сих пор; я имею в виду образование генерал-губернатором Духовским "отвода казачьих земель". Дело в том, что при образовании Амурского и Уссурийского казачьих войск им не было предоставлено в законодательном порядке определенных территорий, поэтому между казачьими поселениями местами образовались крестьянские, создавалась чересполосица, возникали споры, и вот генерал Духовский, "в целях предоставления казачьим войскам широкой возможности поправить свое финансовое положение", предоставил им во временное пользование район наиболее удобных и доступных для колонизации земель, площадью 14 млн десятин, куда доступ крестьянам был условно воспрещен. Обратимся теперь к собственно крестьянской колонизации. Нет надобности останавливаться на общеизвестных тяжелых условиях сухопутного переселения на наиболее отдаленную окраину Сибири; достаточно сказать, что переселенцы проводили в пути 2-3 года, а нередко и более, причем многие из решившихся первоначально "идти на Амур" застревали где-нибудь в Сибири, а те, которые добрались до Приамурья, приходили обыкновенно разоренными и изнуренными; тем не менее приток сухопутных колонистов никогда не иссякал: энергичные и деятельные элементы преодолевали все затруднения и были наиболее ценными колонизаторами дикой окраины.
      Одними из первых свободных переселенцев на Амур явились сектанты (в основном старообрядцы.); их сюда привлекла главным образом религиозная свобода; они дали сильных, состоятельных, хозяйственных и энергичных новоселов.
      Понятно, что колонизационная волна медленнее всего докатывалась до наиболее отдаленного Южно-Уссурийского края. Для скорейшего заселения этого района была принята экстренная мера, а именно доставка колонистов морским путем на казенный счет, или, как говорилось в то время, "начали нанимать колонистов"; закон о своекоштном переселении был проведен в 1887 году.
      В общем, и это дело шло неважно: в "Записках Приамурского отдела Императорского Русского географического общества" можно найти стихотворение, обрисовывающее, по словам одного из знатоков Приамурья, с фотографической точностью положение эшелонов переселенцев, прибывавших морем во Владивосток.
      Была там корь и скарлатина,
      Встречался даже дифтерит-Ну, что ж?
      Неделя карантина
      Болезни эти прекратит,
      А в жизни, смерти-Бог волен,
      Ошибки тут со всех сторон;
      И наших есть средь них немало...
      Но нас нельзя в том упрекать:
      Мы не учились заселять.
      Но, чтоб вина на нас не пала,
      Отчет начальству мы строчим:
      Усилим тут, а там смягчим,
      И в общем все благополучно.
      Народ болел-мы их лечили,
      Кто умер-тех похоронили;
      Процент такой-то.
      Мило, звучно!
      Везде видны плоды стараний,
      Во всем царит мораль одна:
      Страна почти заселена,
      И ждем дальнейших предписаний.
      В результате всех этих мероприятий численность русского населения Приамурья в 1901 г. определялась в 240 тысяч душ обоего пола, причем наибольшего благосостояния достигли амурские крестьяне, о которых власти менее всего заботились: все содействие последних ограничивалось разрешением оседать на облюбованных местах и не стеснять частного почина. С открытием движения по Забайкальской и Китайской Восточной железным дорогам в 1901-1902 гг. следовало ожидать значительного притока колонистов, но при этом оказалось, что последняя дорога, "устранив для наших колонистов величайшее препятствие прежних лет, в то же время еще в большей мере облегчила наплыв желтого элемента".
      Последнее обстоятельство вызвало тенденцию усилить колонизацию Приамурья искусственно, что вместе с обозначившейся к этому времени остротой аграрного вопроса в Европейской России обусловило задачу: "выселять из пределов России малоземельных и заселять окраинные пустыри"; таким образом, колонизация переплелась с переселением.
      Русско-японская война прекращает переселение; в 1905 г. переселенческое дело передается в другое ведомство (Землеустройства и Земледелия); в 1906 г. переселенческое движение возобновляется.
      За 4 года, протекших со времен окончания русско-японской войны, в Приамурье было переброшено переселенцев свыше 160 тысяч душ обоего пола; особенно замечателен в этом отношении 1907 год, когда число переселенцев, прибывших в Приамурский край, возросло до небывалых размеров, превысив 80 тысяч душ обоего пола. Такой неожиданный наплыв, вызванный разрешением переселяться без предварительного зачисления душевых долей через ходоков, имела самые печальные последствия: участков не хватило, начались волнения, голодовка, болезни и пр. В результате-на следующий год пришлось снова восстановить серию ограничений.
      К этому времени обозначилось, что дальнейшее развитие переселения на свободные казенные земли Приамурского края будет зависеть от предварительного осуществления ряда мер, требующих достаточного времени для их проведения и затраты больших денежных средств (тщательное изучение почв, климата, развитие путей, осушение заболоченных пространств и пр.).
      "Правительство никого не приглашает на переселение"-так значится на изданной переселенческим управлением справочной книжке для ходоков; здесь же дается правдивая картина тяжелого, беспомощного, почти безысходного положения заброшенных в таежном Приамурье новоселов. От последних ныне требуется сильный, напряженный труд и наличие денег-рублей до 500 на каждую семью.
      Из этого официального справочника видно, что главная беда выбрасываемых в тайгу на лесные участки измученных, растерянных переселенческих масс заключается в отсутствии какого ни на есть жилища, а главное, пашни. Очистка леса и корчевка требуют до ста поденщиков на десятину, затем "задернелая почва" требует плуга и не менее четырех лошадей, но где же видано, чтобы у переселенца было четыре лошади тотчас же по прибытии на участок? Чтобы справиться с этими трудностями, даже для самых сильных семей нужны время и средства. Вот почему все переселенцы обречены первые год-полтора жить на покупном хлебе.
      И тут же рядом лежали и лежат неиспользованные огромные запасы казачьих земель отвода генерала Духовского; правда, это исключительно ненормальное положение, при котором ничтожные по своему численному составу Амурское и Уссурийское войска владели огромным фондом почти в 15 млн десятин лучших и наиболее доступных земель, принципиально устранено: все сводные, пригодные для сельского хозяйства земли отвода генерала Духовского ныне подлежат заселению в порядке общих правил. Но сколько пройдет времени на обмежевание и выделение законных казачьих наделов, на разрешение всевозможных трений и пр., сколько утечет воды, прежде чем это принципиальное решение будет проведено в жизнь?
      Итак, в целях удержания Россией Приамурья необходимо наивозможно плотнее заселить его русскими элементами; в целях же извлечения доходов необходимо возможно рациональнее эксплуатировать его богатства. Сказанное-ходячая истина, тем не менее, несмотря на продолжительное обладание краем, из результатов не видно, чтобы эти истины лежали в основе нашей окраинной колонизационной и экономической политики.
      Ничего нельзя возразить против планомерного заселения окраины, но надо заранее признать, что всякие чрезвычайные меры в этом направлении не только заранее осуждены на неудачу, но, по примеру 1907 г., могут окончиться катастрофой; в край можно двинуть не десятки, а сотни тысяч, "но нельзя этим людям воспрепятствовать вслед за тем немедленно вымирать от тифа, цинги и пр. и вместе с тем производить в окружающей среде глубокие экономические потрясения".
      Мы насаждали на Сахалине каторжную колонию, а Уссурийский край с помощью переселенцев, привозимых морем из Полтавской и Черниговской губерний, пытались преобразовать во вторую Малороссию; в результате южная половина Сахалина оказалась в руках японцев, северная очищена от его подневольных культуртрегеров, а в Уссурийском крае переселенные малороссы, не найдя ни своих родных степей, ни пышного чернозема, ни фруктовых садов, ни мягкого климата, отдали свои земли почти в фактическое владение желтых.
      В течение целых пятидесяти лет, с различной в разные периоды энергией, достойной, во всяком случае, лучшего применения, с затратой колоссальных средств, мы неизменно насаждали земледелие там, где оно заведомо, по причинам своеобразных местных условий, не достигло и не могло достигнуть высокой степени развития.
      Результаты многолетней колонизации края потому так плачевны, что сюда искусственно продвигался из России далеко не всегда подходящий культурный и энергетический элемент. Ни для кого не секрет, что все эти разнообразные ссуды, чрезмерно льготные проезды, даровые кормежки и прочие блага привлекают сплошь и рядом не безземельных, ищущих работу, а заведомо лентяев, развращенных до мозга костей пропойц, бывших и дома дармоедами, а для окраины составляющих тягчайшую обузу. Попробуйте нанять прислугу в переселенческом бараке, и вам в лучшем случае ответят: "нам это дело совсем неподходящее, нас должна поить и кормить казна".
      В общей массе переселенцев эти отбросы составляют слишком видный процент,-они-то именно пропивают полученные всякие "способия" и инвентарь, нищенствуют и в конце концов пополняют ряды местных хулиганов.
      Все эти ссуды, пособия, изучение почв и т.д. менее необходимы, чем меры, которые напрашиваются сами собой, как естественный вывод из сведений, помещенных в официальном справочнике.
      Окраина, конечно, очень заинтересована в том, чтобы колонисты возможно больше становились на ноги, возможно скорее переживали неизбежный период полунищенского-полуголодного существования, но местные условия оказываются таковыми, что новоселы не успевают в один сельскохозяйственный период распахать и засеять даже одной десятины, считая и участок под огородом; дальнейшее нарастание хозяйства идет убийственно медленно: несмотря на усиленный труд, ежегодно удается прибавлять всего лишь около двух третей десятины.
      На это-то обстоятельство и нужно обратить преимущественное внимание, если желают во что бы то ни стало заселять Приамурье земледельцами; необходимо применять массовую расчистку лесов и поднятие таежной целины,-иначе получится переселение из малоземелья в малоземелье же.
      Пока же громадная волна новоселов, которая нахлынула за последние четыре года на окраину, разбредается по краю и тратит свои слабые силы на неблагодарную и малополезную борьбу.
      Колонизационное дело в Приамурье уже ныне переживает кризис: число желающих переселиться значительно упало, с другой стороны, началось обратное переселение, особенно после грандиозного наводнения настоящего года, разорившего многих старожилов и новоселов.
      Итак, направление нашей переселенческой деятельности в Приамурье до сих пор идет во многом втемную и не регулируется строго определенной программой, приспособленной к местным условиям, крайне разнообразным для разных районов.
      Мы стараемся насадить земледельческую колонизацию даже на тех местах, где горное дело, лесная и рыбная промышленность естественно должны составить успех экономической жизни и базис ее. Мы почти не обращаем внимания на подбор колонистов и устраиваем мешанину из всех "племен, наречий, состояний", между тем как условия жизни во многих районах Приамурья требуют особого отбора колонистов, которые не только должны бороться с природой, но нередко отстаивать свое бытие с оружием в руках против разной бродячей сволочи и диких зверей.
      Мы тратим огромные суммы на выдачу всяких "способий" и мало обращаем внимание на то, кому эти ссуды выдаются, благодаря чему, вместе с трезвыми работниками, на окраину устремляется немало пьяной и ленивой дряни, бродячего нищего крестьянства, которое, не будучи в состоянии самостоятельно осесть на землю, окончательно садится на шею казне и за ее счет катается с запада на восток и обратно.
      Посмотрим теперь, как вопросы колонизации разрешаются нашими соперниками.
      Япония издавна стремится так или иначе разместить избытки своего населения на материке. Быстрый и постоянный прирост японского населения причиняет живейшее беспокойство японским социологам. Если этот рост будет продолжаться так и впредь,-говорят они,-то страна скоро окажется не в состоянии прокормить свое население. В 1876 г. в Японии насчитывалось около 34,5 млн жителей, через 20 лет, в 1896-м, было уже 42,7 млн; наконец, в 1907 г.-51,5 млн; смертность не превышает 21 на тысячу; прирост рождений постоянно увеличивается, достигнув 30 на тысячу; число браков и плодовитость семей также возрастают, так как детская смертность все уменьшается. Стране становится все труднее ц труднее прокормить возрастающее население, а потому приходится все энергичнее искать новые земли для выселения избытка.
      До минувшей войны японская колонизация областей Дальнего Востока осуществлялась в довольно скромных размерах, но после войны дело пошло гораздо интенсивнее: так, до 1904 г. число японских колонистов в Корее не превышало 15 тысяч человек, в 1906 г. их было уже более 60 тысяч, в 1909-м-более 150 тысяч.
      В настоящее время дело колонизации на материке поставлено так, что каждая японская семья, продавшая на родине одну треть своей земли, может рассчитывать приобрести на новом месте участок, по крайней мере, в 5 раз больший.
      В то время как старшие члены семьи, оставаясь на родине, могут там продолжать вести хозяйство, младшие, выселившись на материк, трудятся над созданием "Новой Японии".
      Главным тормозом развития успехов японской колонизации являлся низкий уровень пионеров; против этих последних и пришлось создать особые правила, со специальною целью карать и изгонять неблагонадежные элементы.
      Для упорядочения японской колонизации и планомерного ее осуществления недавно создано особое управление, вроде министерства колоний; кроме того, над разрешением тех же задач трудится особое Восточно-Азиатское колонизационное общество, начавшее свои операции с капиталом в 10 млн йен.
      Обществу дано право увеличивать капитал акциями в 10 раз более основного фонда; акции могут быть приобретаемы лишь японцами и корейцами. Общество заведует покупкой, продажей и арендой земельных участков для переселенцев; оно вербует последних и расселяет; сдает участки в аренду, предоставляет необходимый строительный материал и производит постройки; выдает переселенцам денежные субсидии, семена, земледельческие орудия, скот и т.д.; организует склады для продуктов земледелия, а равно и сбыт их.
      Общество находится под непосредственным контролем правительства и приводит в исполнение директивы, преподанные свыше; с разрешения правительства общество может заниматься на материке: а) рыбным промыслом, б) горным делом, в) переработкой сырья и т.п.
      Правительство имеет право увольнять служащих общества и отменять его постановления.
      Политическая подкладка организации общества сказалась с первых же шагов его деятельности: районами, выбранными для заселения в первую очередь, являются: береговая полоса бывшей Кореи, как наиболее обеспеченная в смысле связи с родиной; полосы по сторонам железнодорожных линий; земли, отобранные у корейцев еще во времена войны "под военные надобности" и расположенные преимущественно около крупных городских центров, занятых японскими гарнизонами; наконец, северо-восточные участки, как важные в стратегическом отношении. Выдавливаемое напором японской колонизационной волны, местное корейское население устремляется главным образом в наш Южно-Уссурийский край, непомерно увеличивая здесь и без того высокий процент желтых.
      Общество, поставив основной задачей своей деятельности переселение возможно большего числа японцев на материк, делает, однако, выбор между желающими, давая преимущество запасным нижним чинам.
      У проживающих за границей японцев существует обыкновение создавать особые общества, на обязанности которых лежит забота предоставления всевозможных удобств вновь прибывающим соотечественникам. Эти общества существуют повсюду, где только японцы прочно устроились. Общества имеют свой определенный выработанный устав и подчиняются ближайшему представителю японского правительства.
      Более населенные японцами пункты составляют отдельные общества, менее населенные примыкают к большим.
      В состав таких обществ входят все проживающие в данном месте японские подданные, каких бы они ни были профессий; подобные общества являются настоящими рассадниками японской иммиграции; вся их организация проникнута присущей японцам идеей-жить за границей сплоченно, выручая друг друга, поддерживая всячески земляков в трудные минуты их жизни.
      Благодаря этим обществам всякий японец, прибывающий в чужую страну, не останется заброшенным и отрезанным, наоборот, он с места попадает в среду соотечественников и товарищей по профессии; с помощью последних быстро ориентируется и прочно устраивается.
      Едва ли надо доказывать, какое огромное значение имеют эти общества в деле заселения японцами материка. Правительство, стремясь к широкой и быстрой колонизации намеченных на материке районов лучшими элементами своего населения, в лице военнообязанных, со своей стороны провело ряд мер для поддержания среди переселенцев национальных традиций, а именно: во всех крупных центрах учреждены особые клубы с целью поддерживать национальный дух, устраивать упражнения ддя запасных, приохотить к этим упражнениям лиц, не отбывавших воинской повинности, устраивать стрелковые состязания, изучать местность, добывать и группировать всякого рода сведения.
      С тех пор как главой токийского кабинета стал маркиз Катсура, инициатор и вдохновитель Восточно-колонизационного общества, поток японских эмигрантов, направленный на материк, значительно увеличился; в японской печати идут уже разговоры о переселении на корейские земли японских масс, направляя колонистов во все уголки страны, затронутые земледельческой и промышленной культурой. Во всяком случае, на теперешние японские поселения на материке надо смотреть как на ячейки, как на основу японской колонизации, долженствующей получить в самом недалеком будущем самое широкое развитие.
      Что касается китайской колонизации, то она заслуживает самого глубокого изучения; можно иметь те или иные взгляды относительно начавшегося пробуждения Китая, но относительно стихийной мощи китайских масс, их жизнеспособности, земледельческой, промышленной и торговой конкуренции установилось вполне определенное мнение, что эти качества китайцев гораздо более грозны, чем их армия и флот.
      До 1903 г. китайская колонизация китайцами Маньчжурии, развиваясь постепенно, шла естественным путем, обуславливаясь большой земельной нуждой в пределах собственного Китая, но с этого времени вопрос получил совершенно другую разработку; переселение в значительной степени потеряло свое естественное направление, приняв форму движения, регулируемого китайскими властями, по известной программе с политической окраской.
      Во время войны и в ближайшее послевоенное время, по понятным причинам, колонизация Северной Маньчжурии китайцами почти прекратилась, но зато теперь это дело получило широкое и определенное развитие.
      Основным положением в настоящее время должно считаться самое наименование, которое носит колонизационное дело, а именно "меры по укреплению границ". Этим вполне обрисовывается и весь характер колонизационной политики Китая в Маньчжурии.
      Вот что говорят по этому поводу сами китайцы: "Мы мало думаем об обеспечении спокойствия Китая и освобождении страны от иностранцев, являющиихся главными виновниками смуты и недоразумений. Но, чтобы освободиться от них, необходимо прежде всего укрепить наши границы, потому что, как дерево без коры, так и государство без крепких границ перестанет быть державой.
      Не будем говорить о прошлом, полном горечи и страданий, не будем тревожить незажившие раны,-посмотрим на теперешнее положение: иностранцы жадно захватывают земли, торговлю и богатства страны, а поэтому мы должны приложить все усилия, чтобы не выдать наших владений. Иностранные подданные-все равно что заноза, проникнувшая в тело Китая,-поэтому мы никогда не можем быть покойными, и, как ни больно будет, но нужно решиться выдавить эту занозу.
      В мерах охраны прежде всего нужны войска, а затем, где много в избытке земель, нужно раздать их тем, у кого недохват; сформировать достаточное для охраны границ количество войск мы пока не в состоянии из-за недостатка денег, а поэтому нам необходимо, не теряя времени, начать заселение границ хлебопашцами".
      В зависимости от различных местных условий колонизируемых районов, китайская администрация применяет и различные системы колонизации. Нормальная система заключается в следующем. Каждый желающий приобрести земельный участок может получить его в любом районе и любого размера, при этом дается обязательство: в течение трех (а в некоторых местностях шести) лет поднять целину на всем приобретенном участке и, таким образом, подготовить последний для отдачи в аренду мелкими единицами переселенцам; построить на каждом арендованном участке известное число квадратов помещений для будущих арендаторов; выкопать на каждом участке колодец; проложить до соседнего поместья проселочную дорогу.
      За все эти труды правительство предоставляет право сдавать участки переселенцам, причем устанавливается размер платы, взимаемой с последних; в зависимости от характера местности, почвы, географического положения, экономического значения устанавливается срок (обыкновенно от 10 до 20 лет), по истечении которого участок переходит в полную собственность арендатора.
      По истечении установленного срока пользования участком, когда будут подняты нови, когца осядут арендаторы-переселенцы и начнут обработку полей, государство приступает к взиманию пошлины и налогов; это обстоятельство побуждает эксплуататора озаботиться подборкой действительно деятельных и работоспособных поселенцев и наиболее рациональной организацией превоначальной помощи новоселам.
      В результате этих мероприятий земля попадает действительно в руки надежных работников, а не дармоедов, как часто бывает у нас, правительство же вскоре начинает получать доход. Простые переселенцы могут приобрести участки и непосредственно у казны; последняя отнюдь не стесняет выбором района, но лишь берет известную плату (допускается рассрочка) за известное число десятин, а где именно эти десятины будут выбраны, казне решительно все равно; новосела вместе с тем обязывают разработать участок в течение определенного срока и не селиться на занятых местах.
      Наиболее оригинальной и отвечающей обстановке является система рабочих батальонов. Сущность ее такова:
      намечаются районы, которые признаются необходимым, по соображениям внутренней или внешней политики, заселить китайцами; затем в них выбираются места для будущих административных центров; первыми поселенцами этих центров являются начальники уездов со своими управлениями и необходимыми отрядами полицейских или охранных войск, которые и размещаются все в черте будущего города, зачастую в землянках или в наскоро сбитых фанзах.
      Следующим этапом заселения новой области является постройка города; к этому делу привлекаются войска и так называемые "рабочие батальоны".
      Организация последних весьма своеобразна и заслуживает полного внимания, как пример весьма проследовательной работы китайских властей в деле колонизации.
      Власти исходят из следующих соображений: если постройку города производить привозными из других областей наемными рабочими, то это будет и дорого, и сложно; ожидать наплыва поселенцев во вновь открытый для колонизации район по его отдаленности, неизвестности для широких масс условий в нем жизни и земледелия нельзя, а потому высылаются агенты или во внутренние области, или в уже достаточно густо заселенные китайцами районы Южной Маньчжурии. Агенты приступают к вербовке людей в рабочие батальоны. Условия: ежемесячное определенное жалованье, продовольствие и одежда от казны; возраст нанимаемого-от 20 до 40 лет; пригодность к работе, отсутствие физических недостатков; непременная принадлежность к известному сельскому обществу, ручательство общества в добропорядочности; наличие на месте постоянного жительства семьи, желание впоследствии переселиться, контракт заключается на 3 года; по истечении этого срока рабочий получает бесплатно в том районе, где он будет находиться на службе, известный участок земли, скот и земледельческие орудия или денежное вместо того пособие и освобождение от земельных налогов на известное число лет.
      Из навербованных на таких условиях людей формируются отдельные партии и отправляются на казенный счет в намеченные районы, где они сводятся в более крупные артели и употребляются для производства работ.
      За время работ в избранном районе рабочий хорошо ознакомится с местными условиями; плата ему, ввиду обещанных впоследствии льгот, сравнительно невысокая; работы ведутся молодым, крепким народом, организованным в прочные артели, на военный образец. В результате, окончив свой срок, рабочий получает участок земли, едет на родину за семьей, привозит ее, а часто прихватывает и родственников.
      Кроме этой системы, применяется еще система военных поселений, имеющая назначением разместить на вновь отведенных под колонизацию землях нижние чины, увольняемые из полевых войск в запас.
      Цель такого поселения-создать на окраинах достаточный запас обученных военному делу людей, которые могли бы в военное время быть использованы как солдаты.
      Навеянная положением о наших казачьих войсках, система эта в применении к Маньчжурии оказывается неудачной, так как до сих пор не хватало главного-желающих селиться; во всяком случае, достигнутые до сих пор этой системой результаты по сравнению с принесенными жертвами незначительны.
      Несколько лучше успехи, достигнутые системой пограничных караулов, заключающихся в том, что для заселения намечаются пункты или на самой границе, или вблизи ее; размер наряда определяется потребностями пограничной службы при расчете, что одна треть караула находится на постах, а две трети занимаются в это время обработкой полей, сзади линии кордонов, на более удобных для земледельческой культуры местах; весь урожай идет в пользу чинов караула; личный состав комплектуется вербовкой желающих на условиях, мало чем отличающихся от предъявляемых при вербовке в войска или в рабочие батальоны.
      Таким образом, в ответ на нашу границу, китайцы создали свою-подвижную. Для укрепления границ колонизация правого берега Амура, на всем его протяжении от Усть-Стрелки до устья Сунгари, является для китайского правительства, по словам самих китайцев, делом первостепенной важности, но при разрешении этой задачи пришлось столкнуться с одним обстоятельством.
      Когда колонизация Северной Маньчжурии шла нормальным путем, поступательное движение на севере велось в строгой последовательности: каждый шаг вперед совершался под влиянием подталкивания, достигшего значительной плотности населения.
      Стремление занять правый берег Амура, вызванное политическими соображениями, являлось скачком через пока еще пустынные пространства. Прибывшие на Амур поселенцы не чувствовали бы за собой той живой, подталкивающей их массы, которая делает все нормальные китайские колонизационные движения почти стихийными.
      Это обстоятельство побудило китайскую администрацию заняться устройством как бы этапных колонизационных линий, связавших важнейшие из отдаленных и пока еще очень редких поселений по Амуру с плотной китайской массой центральных районов Маньчжурии.
      Эти линии явятся впоследствии торговыми артериями, выводящими продукты земледелия и скотоводства с каждым днем все более и более развивающейся в этом отношении Маньчжурии на рынки нашего Приамурья, емкость которых с момента начала постройки Амурской дороги должна значительно возрасти.
      Немало помогает китайцам незаселенность наших областей Приамурья, а вследствие этого большой спрос на рабочие руки и наличие сравнительно высоких заработков, причем китаец, покупая исключительно произведения своей же страны, пользуясь услугами своих соотечественников, почти ничего не дает из своего заработка приютившей его стране; он представляет непрерывно движущийся насос, выкачивающий наши деньги, которые и позволяют ему быстро хорошо устроиться на своем берегу.
      Проведением Китайской Восточной железной дороги мы возродили к новой жизни Маньчжурию; постройка Амурской-сулит заманчивое будущее для той части страны, которая призвана обслуживать наше все еще голодное и пустынное Приамурье.
      Китайцы захватили в свои руки торговлю почти во всех уголках богатого Уссурийского края, им принадлежит до 80 процентов всех торговых заведений; конкуренция с ними мелкому и среднему русскому коммерсанту становится непосильной, так как при минимальных жизненных потребностях, при широкоразвитой взаимной поддержке китаец продает товары дешевле русского; иногда торгует в убыток, пока не погубит русского конкурента, а потом сразу повышает цены.
      Начиная торговлю в большинстве случаев с грошей, через 3-4 года китаец уже имеет значительный капитал и переносит свою деятельность в более крупные торговые центры или увозит русские деньги на родину, передав дело кому-либо из своих земляков.
      Подобные явления обязывают серьезно подумать о нашем положении вообще и принять меры к ограждению русских государственных интересов в областях Приамурья, которым желтая опасность в виде китайской колонизационной волны, несомненно, грозит уже в настоящее время совершенно реально.
      Еще перед русско-японской войной число желтых рабочих в Приморской области превышало число русских рабочих в 4,5 раза; в частности, первых было более, чем вторых: во Владивостоке в 5 раз; в Хабаровске и Никольско-Уссурийском в 4 раза; в Николаевске-на-Амуре в 2-3 раза. Из общего количества промышленных предприятий в области 40 процентов принадлежало исключительно желтым, и, следовательно, труд русского в них не имел применения; остальные предприятия принадлежали русским, и здесь русский рабочий мог конкурировать с желтым.
      По окончании войны еще большая волна желтых (главнейшим образом китайцев) прилила и распротранилась по окраине; так, в 1905 г. в двух областях Приамурья насчитывалось около 380 тысяч русского населения и около 60 тысяч китайского и корейского (не считая корейцев и китайцев русскопод-данных); желтый элемент составлял, следовательно, около 17 процентов русского населения; в 1908 г., когда численность русского населения определялась в количестве около 500 тысяч человек, число китайцев и корейцев достигло уже 120 тысяч человек. Таким образом, желтолицые пришельцы составляли уже не 17 процентов, а целых 25 процентов, или одну четвертую часть русского населения!
      Но в эти неутешительные данные необходимо внести еще существенные поправки.
      Исследования показывают, что только четвертая часть (самое большое) русского населения составляет рабочий элемент, и только с этим количеством русских работников можно сравнивать количество желтых иностранных подданных, проникших сюда; приняв наличное русское население Приамурья за 530 тысяч душ обоего пола, увидим, что русских работников имелось всего около 135 тысяч,-таким образом, оказывается, что на каждого русского работника приходится по одному работнику желтой расы.
      К сказанному необходимо добавить, что желтые имеют большое преимущество в предпочтении труда вследствие дешевизны проезда и жизни в крае; кроме постоянно проживающих здесь желтых, десятки тысяч их прибывают в край весной, к сезону работ и, с окончанием рабочей горячки, осенью, отбывают на родину; русский же рабочий не только из Центральной России, но и из Западной Сибири не может, по дальности и дороговизне пути, прибывать в этот край периодически.
      Далее, желтые, работая здесь, по существу находятся в своей климатической зоне, в привычных для них, до известной степени, условиях жизни, тогда как русский рабочий из Центральной России, прибывая на Дальний Восток, попадает в непривычную для него обстановку, непроизводительно тратит время и энергию для приспособления к новым условиям жизни.
      Большинство желтых непосредственно попадает в круг своих земляков, или принявших русское подданство, или вообще прочно обосновавшихся в крае, прекрасно приспособившихся к русским порядкам и устроившихся по-домашнему, тогда как русский, прибывший в край, блуждает обыкновенно как в потемках.
      Желтые всегда действуют артелями, солидарными между собой, энергично поддерживают друг друга, чего, к сожалению, не наблюдается среди русских рабочих.
      Обращаясь к приведенным выше данным, видим, что за три года русское население в областях Приамурья увеличилось на 33, а желтое-на 100 процентов,-следовательно, желтая эмиграция совершается быстрее русской в 3 раза!
      Мы стараемся усиленно колонизировать русский Дальний Восток, энергично перевозим сюда переселенцев, которым даем разнообразные льготы, тратим большие деньги на их устройство, поддерживаем местную сельскохозяйственную промышленность,-словом, направляем все усилия для укрепления в молодом крае русского труда и русской культуры, и все же, несмотря на небывалый размах переселений последних лет, желтые обгоняют нас в деле заселения края.
      В противовес нашей, желтые несут и насаждают здесь свою собственную культуру, т.е. свой примитивный быт, полунищенскую, неприхотливую жизнь и восточную антисанитарию, заражающую и отравляющую русские города и деревни края.
      Русский Дальний Восток, как видно, оказался для Китая весьма полезной страной для помещения избытка населения; русские же никак не могут управиться на своей территории, а создают спрос и потребление желтого труда: чем более заселяется окраина русскими, тем надобность в желтых не уменьшается, а все, по-видимому, увеличивается, притом не пропорционально приливу русских, а, как мы видим, втрое быстрее.
      Желтые будут идти сюда, пока не положат этому нашествию предел, будут продавать свой труд, высасывая из нашей окраины колоссальные суммы кровных русских денег. На смену одним приходят другие, так совершается этот бесконечный круговорот пришлых людей, чуждых нам и по духу, и по своим стремлениям, и по всему прочему, которым мы, несмотря на все сказанное, до сих пор гостеприимно открываем двери и любезно приглашаем воспользоваться плодами нашей созидательной деятельности.
      Этот быстрый рост желтой иммиграции, которой не предвидится ни конца ни краю, и есть "мирное завоевание нас" соседями, это и есть та "желтая опасность", о которой надо постоянно напоминать.
      1911 г.