А учительница смеется и объясняет:
      - Это центробежная сила действует.
      Однажды она с Кочетковым поспорила, кто дольше удержится. И как ни держался Иван - первым слетел.
      А она на двенадцатом кругу - за ним. И в один сугроб.
      Ничего. Шапка с нее прочь, валенки прочь.
      Ребятишки ее валенки разыскивают. Иван на руках несет в кузницу погреться. Там пламя так и пышет, в ее глазах отсвечивает. Кузнец Агей по красному железу бьет и приговаривает:
      Ох ты, пламенна душа,
      Озорна, да хороша!
      А парни-женихи с посиделок ушли, вокруг вьются:
      - Анна Ивановна, прокатись со мной!
      - Анна Ивановна, обучи на коньках фигурять!
      Некогда стало в карты играть. Не к чему стало самогон пить, и без того весело.
      - Ну, братцы, нынешняя зима как и не зима!
      - И откуда к нам такую ласточку занесло?
      - Из южных краев, говорят. Ишь черная, как цыганка.
      А завистливые бабоньки свою песню поют: - Ой, погодите, она вам зимой весну сделает! Околдует, как дураков, да улетит!
      КОГДА КУЛАКУ ТОШНО
      И вот наступила масленица. Веселое время, когда в деревнях блины едят, брагой запивают. И солнце в небе сияет, как блин. И снега белые оседают, тают, как сметана.
      И дороги темнеют, маслятся, как подмазанные масленым помазком.
      Шум, гомон на улицах. Допоздна не расходится народ.
      Запрягают коней, сажают детвору, баб, девок в пестрых платках и катаются вперегонки по улицам. Колокольчики звенят, бубенчики гремят. Гармошки наигрывают.
      Любуется на катающихся народ, допоздна не расходится.
      А закатится красное солнце за белые снега, зажигают люди костры масленицу провожать.
      Жгут соломенные чучела на перекрестках дорог. Выходят со смоляными факелами за околицу - "оттаивать"
      ее, соскучилась за зиму под сугробами, давно не отворялась околица.
      И учительница везде с народом. Не отказывается, когда на блины позовут. Шутит, смеется, чудные слова говорит:
      - А знаете, что мы с вами делаем, отправляя блин в рот? Пожираем солнце! Ведь блин - это древнеязыческий символ солнца. И славяне его пожирали, чтобы набраться к весне солнечных сил, а не просто так!
      И вот однажды зазвали ее Алдохины. Блины у них замечательные. На пшенной каше с толоконной приправкой. И толсты и прозрачны, как кружево.
      Такому блину душа радуется.
      Ест учительница блины, а сама все в окошко поглядывает. И вдруг на улице шум, гам, вбегают в избу Гришка, Васька, Мишка с ревом:
      - Батяня, тебя ребята жгут!
      За ними соседка:
      - Силан, тебя пионеры палят!!
      Выскочил Силан из-за стола, как вихрем поднятый, подумал, что его сараи горят или его амбары подожгли.
      Огляделся с крыльца и видит: впрягшись в сани, пионеры волокут его чучело. Обрядили соломенную фигуру пузатую, ну точь-в-точь, как он, усы, бороду из пакли приделали, нахлобучили старую шапку, подожгли и мчат по селу, к околице. Ветер пламя раздувает. Горит-чадит кулацкое чучело, народ смешит.
      Хотел крикнуть Силан что-то грозное, а во рту блин непрожеванный застрял. Взревел он не своим голосом, как медведь на рогатине. Сорвался с крыльца и вдогонку за санками.
      Разлетелись ребятишки в разные стороны, как воробьи от ястреба. А кулачина подбежал и давай огонь снегом закидывать. Топчет солому валенками. Хлещет чучело полами пиджака. Бьет под соломенные бока кулаками.
      Сбежался народ:
      - Смотри, кулак сам себя бьет!
      - Гляди, Силан солому ломит!
      Потеха, да и только.
      Вернулся Силан домой, управившись со своим "портретом", сам не свой. Волосы дыбом, борода припалена, щеки красные, нос в саже. При виде такого родные дети не выдержали, фыркнули и покатились со смеху под лавки.
      А учительница выскочила из-за стола, выбежала на улицу да и упала в снежный сугроб.
      Все село хохотало, от мала до велика.
      Долго потом вспоминали метелкинцы, как повеселили пионеры масленицу.
      ТАЙНА СИНЕГО КЛУБКА
      После проводов масленицы случилось в Метелкине еще одно событие, о котором много судачили. Умерла жившая у попа Акакия старая барыня. Та самая сумасшедшая старуха, которая только и делала, что вязала синюю варежку и, связав, снова распускала. И чуть что, хватала под мышку клубок синей шерсти и, спасая его, как драгоценность, убегала от людей подальше.
      Посмеивались над старухой. Вот ведь до чего дошла.
      А до революции какими богатствами владела. Что дом, что усадьба, что экипажи выездные, что рысаки племенные - всем на зависть. Поля ее - глазом не окинешь, леса ее - на коне не объедешь. Все жители вокруг на нее работали.
      А сколько в доме золота, серебра! А сколько на самой бриллиантов: бывало, как наденет их да как явится в церковь, так народ и зажмурится от их ужасного блеска.
      И вот все исчезло. Нажитое не своим трудом все прахом пошло. И осталась у барыни облезлая кошка да синих ниток клубок. И приютил ее поп Акакий из милости, помня ее старые подачки.
      Ну, а может быть, еще надеялся, что сыновья ее вернутся либо дочери. Одна, по слухам, в Америку убежала и там нашла себе в мужья заграничного буржуя. Другая будто с царским генералом в Париж закатилась. А сыновья... Ну, про тех рассказывали, что порублены где-то в степях-пустынях красной конницей как бывшие гусары, служившие в белой гвардии.
      Однако барыня верила почему-то, что любимый ее сынок Аполлинарий, бывший уездным предводителем дворянства, все-таки жив. И должен на родном пепелище объявиться.
      И вот перед смертью старая барыня потребовала вдруг перо, бумагу и ясным, твердым почерком написала, что старого кота завещает попу Акакию, спицы для вязания - бывшей горничной Агаше, Данилкиной бабушке, а клубок синей шерсти - сыну своему Аполлинарию Андреевичу Крутолобову. Пусть сохранит клубок вышеназванная Агафья и передаст ему в собственные руки.
      Вот над этим-то завещанием и посмеивались в селе все кумушки. Пошучивали и мужики. Да и пионеры шутили над Данилкой, который с важным видом принес своей бабушке Агафье клубок синей шерсти, недовязанную варежку и четыре железные спицы.
      Вот так наследство от старой барыни за долгую службу!
      Посмеялась и бабушка: "Зачем это хранить для барина клубок шерстяных ниток? Свяжу-ка я из них варежки учительнице в подарок, а то все бегает руки в рукава.
      А если хватит шерсти, и теплые носки свяжу под ее хромовые сапожки. Пусть носит на здоровье".
      Определила на глазок, что рука учительницы неширока, нога невелика. Наверно, хватит. Прикинула, сколько нужно петель, набрала на спицу и давай вязать. Да не просто, а с узорами.
      Бабушка вяжет, а котенок клубком играет.
      Сядет Данилка уроки учить, а котенок своей игрой ему мешает. Кажется ему, что в клубке чего-то звенит.
      А может, это у него в ушах звон?
      - Бабушка, кончай ты его скорее, а то зима пройдет, зачем тогда чулки-варежки.
      И вот однажды возвращается Данилка из школы и видит: сидит его бабушка нарядная, как в церковь собралась. Лицо у нее строгое. Очки на лбу. Значит, вязанье кончила. Перебирает в руках готовые варежки и говорит тихим голосом:
      - Чую я, внучек, скоро мне помирать пора. Хочу имуществом своим распорядиться.
      Не раз бабушка про смерть говорила, не удивило это Данилку, не испугало. Он даже усмехнулся, какое имущество? Закопченную баньку? Старье в сундуке? Но смолчал.
      - Награжу тебя за то, что жалел меня. Медку носил, рыбки ловил.
      - Это я не один, бабушка. Это мы всей пионерской партией.
      - Всех награжу, кто заслужил. Позови, внучек, учительницу.
      Данилка позвал.
      Подарила ей бабушка свое вязанье. Анна Ивановна обрадовалась, поблагодарила.
      И вдруг бабушка спрашивает:
      - А скажите, Анна Ивановна, хороший ли ученик мой Данилушка, выйдет ли из него толк в жизни? Станет ли он ученым человеком?
      - Хороший ученик, - отвечает Анна Ивановна, - будет дальше учиться, может стать ученым человеком.
      Теперь всем ребятам дорога открыта. Было бы его желание.
      - А какое твое желанье, Данилушка?
      Удивился Данилка, чего бабушка спрашивает? Ведь давно они обговорили, что построят новую избу, заведут коня, вырастят корову. Приведут в дом невесту. И заживут не хуже богатых мужиков.
      Правда, в последнее время что-то думать об этом стало ему скучно.
      Теперь мечтал он вместе с ребятами поселиться всей пионерской партией в барском доме, пахать землю тракторами, жить вместе - как братья-богатыри. И вожатая у них будет жить в сказочном тереме, в самой верхней комнате под названием "мезонин".
      Все это получалось удивительно складно, когда обговаривали ребята между собой. Но бабушке рассказывать об этом он не решался, чтоб ее не расстраивать... Да и боялся, что бабушка над этим посмеется.
      И теперь замолчал он, потупившись. И врать не хотел и открывать партийную тайну не решался.
      - Ну что же ты примолк, Данилушка? Скажи, как бы ты зажил, если бы вдруг стал богатым? - спрашивает бабушка.
      - Каким богатым? - спросил Данилка.
      - Ну шибко богатым, богаче всех наших богатеев.
      - Как барин Крутолобое! - засмеялась Анна Ивановна.
      Засмеялся и Данилка.
      - Тогда бы я свой барский дом остеклил, оборудовал, всех бы своих товарищей там поселил, на каждого завел бы стального коня, и стали бы мы жить в коммунии!
      - В коммунии? А меня, старушку, куда же?
      - А тебе твою старую светелочку, бабушка, о которой ты скучала. Только жила бы ты у нас не угнетенная. Мы бы за тобой ходили, наши пионерки. Вот как!
      - Значит, пожалел бы ты бабушку, став богатым?
      А то ведь иные, разбогатев, зверею г! Так-так, - задумалась бабушка. Значит, в коммунию... А учиться на ученого как же?
      - А для этого не нужно быть богатым, - сказала учительница. - У нас теперь студентам из бедноты все преимущества! Государство у нас рабоче-крестьянское, об этом нельзя забывать, бабушка!
      - И мне, значит, светелку мою прежнюю оборудовать... Так-так... Выйду я из нее и буду с антресолей смотреть, как вы в нижнем зале танцы будете танцевать?.. Ну, где уж! - засмеялась старушка. - Лапотникам на паркетах, хи-хи-хи!
      - И ничего тут смешного. В Москве уже есть балетная студия, в которой учат танцам пролетарских детей!
      Настанет день, и в деревне такое заведем!
      - Да ну уж! - замахала бабушка руками. - Не смешите!
      - Да вы только подольше поживите, бабушка. Вы сами увидите, какая будет чудесная жизнь!
      - Ну, а ты бы с нами вместе поселилась в барском доме-то?
      - А чего же, с удовольствием.
      - Ну хорошо, ну, ладно. - Бабушка утерла кончиком платка слезинки, поджала губы, стала вдруг строгой и важной. Молча достала из-за пазухи кисетик из кожи и вытрясла его содержимое на деревянное блюдо, стоявшее на столе.
      Несмотря на сумерки, в избе вдруг стало светлей.
      Что-то засверкало, заискрилось, заблистало необыкновенно!
      - Откуда это у вас? - отшатнулась учительница. - Это же настоящие бриллианты, они светятся в темноте!
      - А это хранила старая барыня в шерстяном клубке, - сказала бабушка, любуясь блеском драгоценных камней. - Завещала она мне старые спицы, клубок шерсти - своему сыну Аполлинарию, а про эти блескучие камешки ничего в завещании не сказала. Спицы мне пригодились - варежки вам связала. Клубочек в чулочки перегнала, чтобы шерстку моль не поела. А если сынок барынин за ним явится, что ж, я ему такой же клубочек из свежей шерсти отдам... А уж эти штучки-блескучки, не прогневись, не получишь, барин!
      Усмехнулась бабушка и стала перебирать сверкающие камешки морщинистыми пальцами.
      БРИЛЛИАНТОВЫЙ СБОР
      - Не простые они, волшебные. Сверкает в них, переливается огнями драгоценная кровь народная, пот крестьянский, слезы... Скопила их человеческая жадность, жестокость, себялюбство. Служили они весь век свой людскому злу, а надо бы послужить добру, - приговаривала бабушка.
      - Да, конечно... - Глаза учительницы не могли оторваться от сверкающих драгоценных камней, в ее черных зрачках они мерцали, отражаясь, как звезды.
      - Теперь не злая барыня, а я над ними хозяйка! - С этими словами бабушка Агаша взяла драгоценности в пригоршню и озорно тряхнула. - Хочу выброшу, хочу - добрых людей награжу!
      Бриллианты в руках ее зазвенели, и заиграли отраженья их на черном потолке, на лакированных сажей бревнах баньки.
      - Ну что ж, учительница, зови всех, кто меня выхаживал, кто поил-кормил, кто от смерти спасал, кто на ноги подымал.
      - Партия свободных ребят, - тихо сказала Анна Ивановна.
      - Ну вот и хорошо. Всех зови, которые в красных галстуках.
      - Трубите общий сбор, не простой он будет, бриллиантовый, - шепнула вожатая Данилке.
      Он выбежал и помчался что есть духу к Степану.
      - Детские сердца не алчные, дети по справедливости решат, куда эти богатства девать несметные... - говорила старуха, перебирая драгоценные камни. - Достались мне эти сокровища, когда они уже не нужны, как в сказке...
      Ну что ж, принесу людям пользу хотя бы в конце жизни.
      Пусть ими распорядятся те, у кого вся жизнь впереди.
      Верно, девушка?
      Анна Ивановна не успела ответить - на улице громко заиграл Степан в коровий рог. Послышался топот ног, банька заполнилась детворой. Ребята расселись на скамьях, на полу, шумно дыша.
      Любопытство так и играло на всех лицах.
      - Ребята, - сказала Анна Ивановна, - я позвала вас на сказочный сбор. Смотрите, в моих руках сверкает волшебное богатство!
      Она пересыпала из горсти в горсть бриллианты. Ребятам казалось: вожатая пересыпает звезды.
      - Вы спасли от смерти, выходили брошенную злыми людьми больную старушку. Она оказалась доброй волшебницей и решила наградить вас, как в сказке, таким огромным богатством, которое вам и не снилось.
      - Вот этими стекляшками? - засмеялся Сережка, бывший Урван.
      - Какие веселенькие, хороши для сережек! - обрадовалась Даша, бывшая Мама-каши.
      Им показалось, что это какая-то игра.
      - Это бриллианты, ребята, - улыбнулась Анна Ивановна, - они дороже золота.
      Ребята примолкли.
      - Вот за один такой камешек можно купить коня...
      нет, что я, тройку коней с упряжкой! А в старое время и с кучером. А может быть, и больше.
      - Ей-богу? - не вытерпел Сережка.
      - Честное пионерское. А вот за этот, что покрупней, можно было купить целое поместье, с домом, с садом.
      - Волшебный! - воскликнул Павлушка.
      - Да, стоимость этих драгоценных камней волшебная.
      - Значит, ежели эту кучу по одному камушку на всех разделить, каждый из нас может стать богачом! - воскликнул Сережка.
      - Были пионеры, превратимся в буржуев - вот так волшебство! - поежился Антошка, бывший Лутошка.
      - Ну уж, вы скажете еще... - попятилась от камней прильнувшая было к ним Даша.
      - Ну зачем же в буржуев, - сказал рассудительно Иван.- Просто купим мы по паре коней, построим по новой избе, станем самостоятельными мужиками.
      - И Гараську Карасева из батраков в самостоятельного мужика обратим! поддержал Сережка. - Хватит ему на чужих конях гонять.
      Притихла бабушка, слушая спор ребят. Поскучнела как-то Анна Ивановна.
      - Нет, не годится так, - заявил Степан. - Люди скажут - вот хапуги, захватили барское богатство для себя. Новыми кулаками стали, а притворялись: мы пионеры!
      - А верно ведь! - стукнул кулаком по столу Сережка, скорый на решения. - Уж если мы настоящие пионеры, давайте на эти богатства устроим настоящую коммунию.
      Мы же говорили - вот бы нам да отстроить заново господский дом. Да поселиться в нем, да зажить всем вместе...
      Так давайте! Хватит тут на такое дело, да, товарищ Аня?
      - Даже с излишком, - улыбнулась Анна Ивановна то ли тому, что Сергей назвал ее по имени как вожатую, то ли ей понравилось его предложение.
      - А ведь опять люди скажут: "Ну вот, пионеры побогатели, забрались в барский дом, стали новыми господами, устроили хорошую жизню для себя одних..." - усомнилась Даша.
      - Опять плохо! - ударил по столу кулаком Сережка.
      - Уж лучше бы не морочили вы нас этим богатством, - в сердцах сказал Иван, бывший Бесштан. - Жили без него и проживем.
      - Может, проголосовать, кто за то? - предложил Степан.
      - Чего же голосовать, когда неясно? - возразил Павлушка.
      Совсем расстроились ребята.
      - Вот тебе и сказка, - усмехнулся Павлушка. - Выходит, мы вроде дураков, которые горшок с золотом нашли и так из-за него передрались, что прохожему отдали, лишь бы помириться!
      - Эх, ребята, - хлопнул себя по лбу Степан, - а мы забыли про стального коня сказку. Вот бы стальных коней накупить!
      - Так ведь за них буржуи берут чистым золотом.
      - А за бриллианты продадут нам тракторы, как думаешь, товарищ Аня? спросил приободренный Степан.
      - Наверное, продадут.
      - А вы знаете, что Ленин-то говорил: нам нужно русского мужика пересадить с деревенской клячи на коня стального?
      - Постой, постой, Степан, - подняла руку Даша. - Уж если мы про Ленина вспомнили, тут надо подумать, как бы сам он в таком деле поступил. Верно, тетя Аня?
      - Да не тетя, вожатая! - поправил Степан.
      - Не мешай, - отстранила его Даша. - Скажите, тетя Аня, а как бы Ленин поступил, если бы у него были богатства?
      - У него были.
      - Да? И как же он распорядился?
      - У Владимира Ильича была одна ценная вещь - серебряный позолоченный портсигар. У Надежды Константиновны часики золотые и кулон, оставшиеся от матери.
      И вот, когда случился в Поволжье голод и Владимир Ильич обратился ко всем людям, ко всем странам за помощью голодающим, они с Надеждой Константиновной собрали все эти свои небольшие драгоценности и отнесли в комиссию по сбору средств в пользу голодающих.
      - В Помгол?
      - Да, в Помгол.
      Перед глазами ребят встал плакат в сельсовете, на котором бежал по пустому полю страшный голодный мужик, призывая людей на помощь.
      Все притихли, даже стало слышно, как шепчутся в щелях бани тараканы.
      - Тетя Аня, - сказала Даша тихим голосом, - а что, если и нам поступить вот так же? Много на эти камешки хлеба можно купить?
      - Думаю, что несколько пароходов, несколько поездов.
      - На эти вот безделушки? - воскликнул Сережка. - Так отдать их за хлеб поскорей!
      - Верно! - хлопнул ладонью по столу Иван. - Мы всей артелью сколько работали - всего два мешка колосками набрали, а тут за какие-то камушки гору хлеба!
      Отдать!
      - Других предложений нету? - медленно спросил Степан, еще не прогнавший мечту о жизни в барском доме коммуной.
      Других предложений не было.
      - Ставлю на голосование, кто за то? - и сам первый поднял руку. А за ним все ребята.
      - Ну, вот и хорошо. И никому не обидно, - сказала Даша, оглядывая поднятые над головами руки. - А в уши я и простые сережки воткну, подумаешь! Верно, тетя Аня? - и она запрыгала на одной ножке.
      Вместо ответа Анна Ивановна вдруг обняла ее и расцеловала, чего никогда прежде не делала.
      ВСАДНИКИ, ОСЕДЛАВШИЕ СТАЛЬНОГО КОНЯ
      Вначале хотели отвезти бриллианты в Москву, прямо самому Ленину. Потом рассудили, что ведь и Ленин-то свой портсигар в комиссию сдал, которая на ценности хлеб покупает. Решили отвезти в уездный государственный банк, оттуда переправят в Москву под охраной, вместе с другими пожертвованиями.
      И вот по мартовским почерневшим дорогам помчались в город сани, запряженные добрым конем. Правил им Степан, а Иван Кочетков сидел рядом, завернувшись в тулуп. На груди держал он бриллианты, а в кармане - верный наган. А кроме того, вез он в город драгоценную бумагу - протокол о создании в Метелкине артели по совместной обработке земли и просьбу о продаже артели в кредит трактора. Дошел слух, что добыли все-таки наши в Америке целую партию стальных коней.
      Драгоценности в банке приняли, сложили в особую шкатулку, затем в брезентовый мешок. Запечатали его сургучными печатями и отправили в Москву под надежной охраной, с сопроводительной бумагой. А Степану с Иваном выдали форменную справку.
      Не так просто оказалось с трактором. Тут пришлось побывать и в уездном исполкоме и в укоме партии. Поспорили, позаседали уездные начальники и, наконец, решили - доверить метелкинской артели стального коня.
      Большую роль сыграло тут умение Кочеткова обращаться с машинами. Во всем городе никто, кроме него, с трактором не был знаком. А Иван, бывший солдат автомобильной роты, еще на войне когда был, тракторы видел.
      Когда об этом узнали, обрадовались. Ведь несведущему дай машину поломает. А этот наверняка в дело произведет.
      Во дворе товарной станции, где хранился трактор, собралось немало народу. Всем было любопытно, как оседлает человек стального коня. У Степана холодок по спине шел, страшновато было, не опозорился бы Иван Кочетков перед всем честным народом. Не сбросил бы его заморский конь. Шут его знает, заграничный, буржуйский. Не заупрямится ли?
      Когда выкатили трактор из пакгауза, Степан даже несколько разочаровался - телега как телега. На четырех колесах, вся железная, и из нее торчит труба, как из железной печки.
      Но когда Иван проверил машину, заправил, подмазал, чего-то продул, где-то прочистил да крутанул вставленную ей в нос железную кочережку конь как вздрогнул, да фыркнул, да задрожал, да земля застряслась, Степан даже засмеялся. И страшно и радостно стало. Чувствовалось, что в коне большая сила.
      Вскочил на него Иван, без кнута, без понукания, дал ходу и поехал. Дал круг по двору, дал другой, синего дыму напустил, так что любопытные зачихали. И заявил: - Отворяй ворота, своим ходом пойдет!
      Раскрыли ворота, и он поехал. А следом Степан на подводе, нагруженной бочками с керосином и бидонами со смазочным маслом.
      Вскоре любопытный народ отстал, а мальчишки неотстанно бежали за ними почти до первого села, до Темгенева. Там встретили трактор темгеневские мальчишки и проводили до Глядкова, у них приняли эстаферу глядковские, дальше устьинские.
      Не только детвора - старики с печки слезали поглазеть на такое чудо. Едет телега без лошади, а верхом на ней человек!
      Пыхтит, бурчит, как живая. Уж не колдовство ли какое? Дым пускает, как Змей Горыныч.
      В одном селе собрались старухи с ухватами, с кочергами - не пустим нечистую силу, она нам деревню спалит!
      Тек и пришлось Ивану Кочеткову, чтобы не дразнить старух, объехать эту деревню стороной. Чего доброго, трахнет какая ведьма кочергой по радиатору, ну и сдавай стального коня в починку.
      Смеется Иван, смеется Степка. А признаться, вначале и самому стало страшно, когда дернулся стальной конь, весь задрожав, и выпустил -клубы дыма.
      Бегал Степан за водой для "коня", сторожил его, пока Иван отдыхал на постоялом дворе. Словом, был у Кочеткова за помощника. И очень хотелось ему самому проехаться. Но кто же будет подводой править? Потом догадался: ближе к своей деревне стал подсаживать мальчишек в телегу и, отдав им вожжи, пересаживался на коня стального.
      И какой же он авторитет приобрел среди ребят, когда явился в Метелкино на тракторе! Ведь это был первый мальчишка, прокатившийся на стальном коне. Где до него Сережке, где до него Макарке-орлу! Выпачканный в машинном масле, пыльный, чумазый, он казался ребятам необыкновенным героем. Его не только щупали - его даже нюхали. И запах у него был необыкновенный - бензиновый. Даже кошка от него прочь пырскнула, а пес Шарик, как на чужого, заворчал.
      Вот каким парнем выдающимся стал Степан после поездки в город - не подступись! Верно, значит, говорилось в сказке-то про стального коня: кто сядет на него, необыкновенным станет.
      Всем захотелось набраться сказочных сил. И вот решили - пусть Иван Кочетков берет с собой на трактор всех пионеров по очереди.
      Ну что ж, Иван согласен, мальчишки ему помощники.
      Поехал из барских скотных дворов залежавшийся навоз на поля артельщиков возить - пионеров с собой. Поехал в луга за сеном - опять же красногалстучников с собой.
      Всех прокатил, и у всех задору прибавилось.
      Решили ребята прокатить и Гараську, добавить слабосильному батрачонку новых сил.
      До чего же был рад Гараська! Как вцепился в баранку трактора, так и не выпускает. Пальцы посинели, губы сжал, а сам шепчет:
      - Дядя Ваня, дай я сам поправлю!
      Смеется Кочетков, дает ему править, прижимая его тонкую руку своей железной, жесткой рукой.
      И счастлив батрачонок, так счастлив, как будто едет не по земле, а по небу катит, по облакам.
      Не обошлось и без происшествий. Захотела проехаться на тракторе и Даша, бывшая Мама-каши. А ребята говорят:
      - Зачем это девчонке?
      - Так я же в ночное вместе с вами за мальчишку ездила!
      - Мало ли что, на просто.м коне можно, а на стальном опасливо. Вдруг он твои косы в колеса замнет? Ну и готово дело, погибнешь!
      - Ах так, - говорит Даша, - мои косы мешают, ну ладно! - Зашла в сарай, схватила овечьи ножницы, разраз, чик-чик - и является, помахивая отрезанными косами.
      Иван Кочетков даже отшатнулся:
      - Что ты, озорница, наделала?!
      Однако пришлось и ее на трактор пустить, дать и девчонке силу стального коня почувствовать.
      Завидовали пионерам все мальчишки. Но в особенности Макарка. Исподтишка, таясь за сараями, за стогами, за овинами, подолгу смотрел он завистливым взглядом, как разъезжали ребята на тракторе.
      А пионеры, заметив его, кричали насмешливо:
      - Эй, кулацкий холуй, на дороге не балуй!
      - Не гляди орлом, катись решкой!
      Посмотрит, посмотрит Макарка на трактор, вздохнет и пойдет прочь, как побитая собака.
      СПОРЫ-РАЗГОВОРЫ
      На ночь Иван Кочетков заводил стального коня в пожарный сарай и сдавал под охрану дежурных пожарников. Там стоял он спокойно рядом с пожарной машиной, с водовозными бочками. Да неспокойно было в селе. День и ночь только и разговоров что о тракторе.
      Беднота не налюбуется на стального коня, не нарадуется. Говорит о нем весело:
      - Ну, теперь сами свою землицу вспашем-засеем.
      - Теперь к Алдохиным, к Салиным в кабалу не пойдем!
      - Довольно, хватит кулачью в ножки кланяться, свое добро с поклонами отдавать!
      А богатеи гудят злобно:
      - От него хлебушко керосином пропахнет!
      - Трактор землю опоганит, перестанет земля родить!
      Да еще и грозятся своим испольщикам:
      - Хуже вам будет, вот увидите!
      - Понадеетесь на Ивашку, жевать вам сухую корку.
      - Смотрите, отскочит у него гайка али какой винтик, вот тебе и тарарахтор - стоп машина! И провороните весенний сев.
      И нарочно выводили на прогулку своих сытых коней, подкормленных овсом к весенней пахоте.
      - Вот они, кони-то, - не железные, живые да любезные, у них гайки не отскочат, винты не сорвутся! Тьфу нам на ваш трактор-тарарахтор!
      Но бедняки-то знают - это кулаки от зависти. Совсем бы другое говорили, если бы к ним в хозяйство попал стальной конь. Хвалят же они молотилки, сеялки, веялки, попавшие в их загребущие руки.
      Озорные девчата на светлые закаты уже частушки-насмешки звонкими голосами кричат.
      Под их песенки-припевки веселей и звон из кузницы.
      Там Иван с Агеем к четырехлемешному плугу лемеха куют. Железные бороны клепают. Ремонтируют сеялки, которые притащили кулаки во время разгрома барского поместья да бросили за неисправностью. С машинами-то они обращаться были не горазды.
      Подходят кулаки, заглядывают в кузню, щурясь на пламя кузнечного горна. Допрашивают:
      - Неужто такой плужище ён потянет?
      - Потянет!
      - И ежели бороны сзади прицепить, потянет?
      - А чего же ему сделается!..
      Покряхтят кулаки, побурчат и восвояси пойдут под смешки парней и ребятишек, снующих вокруг кузницы.
      Однажды подкараулил Макарка-батрак, когда Иван Кочетков был возле трактора один. Подбежал и взмолился:
      - Посади ты меня с собой, дядя Иван, дай поправить... Век тебе этого не забуду!
      - Ну, ладно, - сказал Кочетков, - садись, проедемся, ежели тебе так не терпится.
      Проехали они с ним до гумен, дал руль подержать, похвалил, какие у него руки крепкие. И спросил:
      - Ну как, убедился, какая в стальном коне сила?
      - Эх, мне бы его в руки! Уж я бы его любил да холил! - Макарка даже зажмурился, вообразив себя хозяином такого чуда.
      - За чем же дело стало?
      - Так ведь у Алдохина такого коня нет.
      - И не будет!
      - А на вашего меня пионеры не пустят!
      - Вот то-то, парень, нельзя и нашим и вашим. Смотри, сядешь ты в лужу между двух коней!
      Задумчивым ушел Макарка от стального коня, что-то не веселило его больше гарцевание на сытых кулацких лошадях.
      Странные, непонятные перемены в своей судьбе стал замечать и Гараська. Словно действительно трактор прибавил ему каких-то неведомых сил. Грозный его хозяин Никифор Салин вдруг смягчился, стал с ним ласков и - вот диво! - даже уважителен. Не то что прежде: за каждую провинку - затрещину, по каждой прихоти - щелчок, теперь пальцем даже не грозился.
      За обедом сажает поближе, за общий стол. Лучшие куски наравне с двояшками теперь и Гараське да-гг.
      И, растянув в улыбку губы, говаривает жене: "Подбавь-ка на Гараськину долю щец понаварней!" Или: "Подлей-ка Гараське в кашу молочка топленого".
      А однажды, когда Гараська чистил жеребенка со звездочкой на лбу, вдруг такое сказанул, что у Гарйськи под сердцем засосало:
      - А что, вот вырастет Звездочка, отдам я ее тебе за труды... Не все тебе, парень, в батраках ходить, будешь сам хозяином!
      Не поверил Гараська своим ушам, взглянул в глаза хозяину и видит в них какое-то лукавство. Играют в карих Никишкиных глазах волчьи огоньки.
      - Ну что, не веришь, думаешь, я плутатор какой?
      Я за твою верную службу могу и наградить. Я в своем хозяйстве царь захочу одарить конем и одарю!
      Молчит Гараська, сдерживает громкое биение сердца, ждет, чего скажет кулак дальше. А он ничего больше не говорит. Треплет по холке жеребка, хвалит его красоту, резвость. Разжигает у батрачонка аппетит.