Глава 1

В половине шестого я отложил книгу и начал потихоньку выпроваживать посетителей. Книга, которую я читал, была написана Робертом Б. Паркером, и в ней фигурировал частный детектив по фамилии Спенсер. Автор не сообщил имени своего героя, зато наделил его на редкость крепким организмом. Каждые две главы Спенсер обегал пол-Бостона, поднимал невероятные тяжести и вообще делал все возможное, чтобы заработать сердечный приступ или грыжу. Читать об этом – и то усталость берет.

Покупатели послушно расходились, только один задержался, чтобы заплатить за томик стихов, который он перелистывал; остальные же растаяли, как ночной иней под лучами утреннего солнышка. Я втащил внутрь стол с уцененной литературой («Любая книга – 40 центов, три книги – доллар»), погасил в магазине свет, вышел, запер за собой дверь, опустил стальные решетки на двери и обоих окнах, тоже их запер. Магазинчик «Барнегатские книги» приготовился заночевать. Пора было приниматься за дело.

Мой магазин находится на Восточной Одиннадцатой улице, между Университетской площадью и Бродвеем. Буквально в двух шагах от меня приютился «Салон для пуделей». Я толкнул дверь и вошел под звон колокольчиков. Из-за занавески в глубине помещения высунулась голова Каролин Кайзер.

– Привет, Берни! – сказала она. – Располагайся, я сейчас.

Я сел на тахту с подушками и начал листать журнал «Уход за домашними животными», который и был этому посвящен. Я рассчитывал найти картинку с фландрской овчаркой, но такой картинки не попадалось. Тем временем вышла Каролин. В руках у нее была крошечная собачонка, окрасом напоминавшая коктейль «Старая ворона» с содовой.

– Это не овчарка, – сказал я, – не бувье.

– Все шутишь? – Она поставила собачонку на стол и стала взбивать ей шерсть, хотя та и без того была пушистая. – Это пудель, Берни, по кличке Принц.

– Не знал, что пудели бывают такие маленькие.

– Как видишь, выводят. Правда, Принц даже меньше своих миниатюрных собратьев. Япошки и здесь нас обставляют. Мне кажется, как-то ловчат своими транзисторами.

Как правило, Каролин воздерживается от шуточек такого рода, чтобы не нарываться на неприятность. На высоких каблуках она выглядела бы нормально, полтора метра с хвостиком, но моя приятельница на беду носила низкие. У нее были темно-русые волосы, которые она ухитрялась подстригать сама, синие, как делфтский фаянс, глаза и плотное, словно пожарный гидрант, сложение, что отнюдь нельзя считать недостатком, когда имеешь дело с собаками.

– Бедный Принц! – вздохнула Каролин. – Собачники знают, что к чему. Найдут в приплоде какую-нибудь мелюзгу и давай скрещивать, пока не получат такого вот недомерка. Ну и для окраса тоже спаривают. Принц – не просто мини-пудель, он к тому же абрикосовый мини-пудель... Черт, где же его хозяйка? Сколько там набежало?

– Без четверти шесть.

– Уже на пятнадцать минут опаздывает. Еще пятнадцать, и я закрываюсь.

– А что будешь делать с Принцем? Потащишь домой?

– Ты что, шутишь? Да мои коты сожрут его, бедненького! Им как раз на завтрак хватит. Уби еще мог бы с ним ужиться, но Арчи все равно растерзает его на части. Хотя бы для того, чтобы не позабыть, как это делается. Нет, дорогой, если она до шести не явится, придется устроить Принцу собачью жизнь. Посажу на ночь в клетку – и дело с концом.

Тут Принц должен был бы жалобно тявкнуть в знак протеста, но он молча застыл, как игрушечный. Я высказал вслух мелькнувшую у меня прежде мысль, что окрасом он напоминает не абрикос, а скорее кукурузное виски с содовой.

– Господи, помолчи, пожалуйста, а то у меня сейчас слюнки потекут, как у павловских собак!..

Прозвенели колокольчики над входной дверью, и торопливым шагом вошла дама с седыми, с синеватым отливом волосами.

Я углубился в «Уход за домашними животными», а женщины подсчитали стоимость услуг, оказанных Принцу. Потом хозяйка пуделя пристегнула к его ошейнику поводок, украшенный горным хрусталем; они вышли из салона и пошли в сторону Гудзона, направляясь, как я полагал, к дому Стюарта. Это внушительное жилое кооперативное здание удивительно шло к седым, с синеватым отливом волосам независимо от окраса бежавшего рядом пуделя.

– Хорошо, что я не могу из-за котов держать собаку. Но даже если бы не было котов, не стала бы заводить. А если бы вдруг и стала, то уж, во всяком случае, не пуделя.

– Чем тебе не угодили пудели?

– Не знаю. Собственно говоря, в нормальном пуделе ничего плохого нет. Нормальный большой черный нестриженый пудель – это совсем неплохо. С другой стороны, если у всех будут большие черные нестриженые пудели, то мне останется повесить ножницы на гвоздик и прикрыть свою лавочку. Не самая большая печаль на свете, если вдуматься, а? Слушай, ты согласился бы жить с таким, Берни? Я имею в виду мини-пуделя?

– Я не...

– Ясно, не согласился бы. И я бы тоже не согласилась. Есть только два сорта людей, которые согласились бы взять такую собачку. И это те самые люди, которых я никогда не понимала.

– А именно?

– Педики и женщины, которые спят с мужчинами. Слушай, мы когда-нибудь выберемся из этой дыры? С удовольствием выпила бы сейчас абрикосового бренди с лимоном. Была у меня приятельница – о-очень близкая, – так она просто обожала эту штуку. Или на худой конец кукурузного виски с содовой, то, что ты упоминал. Нет, все-таки лучше всего сейчас мартини.

В итоге мы пили перье с лимонным соком.

Однако не обошлось без жарких протестов со стороны Каролин. Большинство из них было обращено в пустоту. Когда же мы, свернув за угол, заняли наш столик в «Бродяжьем клубе», она неохотно притихла, хотя радости на ее лице я не заметил. Подошедшая официантка спросила: «Что пьем – как обычно?» Каролин скорчила гримасу и заказала французскую сельтерскую, что даже при самом богатом воображении не было для нее обычным заказом. Да и для меня тоже в конце дня. Но сегодня рабочий день еще не кончился. Я тоже попросил принести перье, и официантка отошла, почесывая в затылке.

– Видишь, Берни? Нетипичное поведение вызывает подозрение.

– Не обращай внимания.

– Не знаю, почему я не имею права выпить! У нас еще уйма времени. Перед делом все выветрится.

– Ты же знаешь правила.

– Вечно ты со своими правилами!

– Без правил общество развалится. Наступит анархия, разгул преступности.

– Берни...

– Конечно, в случае чего я бы мог пойти и один.

– Как это – один?

– Работы там совсем немного, один справлюсь.

– Черта с два, справишься! И вообще, кто наводку дал!

– Ты, поэтому половина, независимо ни от чего, – твоя. Так что можешь сегодня сидеть дома, все равно получишь свою долю. И риска никакого, и мартини выпьешь. И не одно, а два, три и...

– Все ясно.

– Я подумал...

– Я сказала: все ясно, Берни!

Подошла официантка с двумя стаканами перье, и наша дискуссия угасла сама по себе. В проигрывателе Лоретта Линн и Конвей Твитти исполняли песенку о девушке с Миссисипи и парне из Луизианы. Может быть, она была из Луизианы, а он с Миссисипи, не важно. Зажав в ладони стакан, Каролин хмуро взглянула на меня:

– Я иду с тобой!

– Ну если ты так хочешь...

– Да, я так хочу! Партнеры мы – или кто? Думаешь, если я женщина, то должна сидеть дома и дожидаться своего повелителя? Да катитесь вы все!

– Я не говорил...

– И не нужно мне твое поганое мартини! – Она подняла стакан: – За преступность, черт побери! – и выпила залпом, словно это был джин.

План был разработан здесь, в «Бродяжьем клубе», за этим самым столиком. Если ни у меня, ни у Каролин не было срочных дел, мы приходили сюда посидеть после трудового дня. Две недели назад мы подняли стаканы за успех задуманного предприятия. В стаканах была отнюдь не французская сельтерская.

Все началось с рассказа Каролин.

– Знаешь, как люди выбирают себе собак? Забавно все-таки, – говорила она. – Есть у меня одна клиентка, Ванда Колкэннон, и у нее бувье...

– Куда уж забавнее.

– Ты не хочешь меня выслушать, Берни? – вскинулась она.

– Извини.

– Когда они первый раз пришли ко мне, я подумала: вот это пара! Она – высокая холодная блондинка, мечта мазохиста. Аристократическое лицо. Одевается исключительно в модельное. Одним словом, высший класс, понимаешь?

– Угу.

– И с ней эта овчарка – бувье. Эту породу только пару лет назад зарегистрировали в АКО. АКО? Это Американское кинологическое общество. А теперь за бувье большие деньги дают. У нас же мода на породу. Классная собака, сразу видно, даже если не знаешь, сколько она стоит! И вот является эта длинноногая блондинка в кожаном пальто, а рядом с ней этот черный-пречерный бувье. Потрясающе гармонировали друг с другом!

– Ну и что?

– Знаешь, почему она купила этого лучшего друга человека? Из-за имени.

– Как же его зовут?

– Не его, а ее. Она – сука.

– Тоже хорошо. Суки сейчас в моде.

– Суки всегда в моде. Собаку зовут Астрид. Но это она сама дала ей кличку. А сначала все решило название породы.

– Вот как? Почему?

– Потому что девичья фамилия Ванды – Фландерс.

– У Джеки Кеннеди девичья фамилия – Бувье. Я не знаю, какая у нее собака, и не горю желанием знать. Я не совсем улавливаю, какая связь между фамилией Фландерс и названием собачьей породы – бувье?

– Ох, я думала, ты знаешь! Дело в том, что бувье вывели в Бельгии, и полное название этой породы – бувье-де-фландр.

– А-а...

– Поэтому она заинтересовалась этой породой и два года назад приобрела щенка. Теперь это замечательная взрослая собака. Ванда без ума от нее, и собака к ней здорово привязана. Но Астрид – не только порода. Это еще и умнейшая животина, и прекрасный сторож.

– Рад за них.

– Так и должно быть... Вот уже два года я ухаживаю за этой сучкой. Каждые два месяца Ванда приводит ее для купания, а перед выставками Астрид проходит полную обработку. Это не часто бывает, но все-таки бывает, и она уже заработала пару медалей.

– Молодец собака!

– И Ванда с Гербом тоже довольны. Ванда любит прошвырнуться с ней по улицам. Когда Астрид рядом, кого ей бояться? И они с мужем вполне спокойны за свой дом. Никакой взломщик при таком стороже не полезет.

– Понятное дело.

– Еще бы! Астрид – это как страховка на случай кражи. Так вот, через пару недель у нее начнется течка, и на этот раз ее будут вязать. Ванда, конечно, опасается, что беременность скажется на боевых качествах Астрид, но, с другой стороны, она понимает, что ее девочке уже пора. На вязку ее повезут в графство Беркс в Пенсильвании. Кажется, это недалеко от Рединга. Там обитает какой-то знаменитый кобель с фантастической родословной. К нему со всей страны сук везут да еще платят за вязку. То есть хозяину этого кобеля платят.

– Неплохая собачья жизнь!

– А ты думал! Так вот, Ванда не хочет отправлять Астрид с чужим человеком. Они с мужем сами везут ее туда. Для получения потомства животных спаривают два дня подряд, это для верности делается. Поэтому они останутся в графстве Беркс на ночь и лишь потом, после второй вязки, – домой.

– Ну что ж, приятного им путешествия.

– Особенно если будет хорошая погода.

– Да, – согласился я, – погода – немаловажный фактор. Я, кажется, догадываюсь, зачем ты мне это рассказываешь.

– Ишь ты какой проницательный! Так что их не будет дома, и Астрид не будет, а собака – их охрана от воров. Я тебе говорила, что они – люди состоятельные? Могут позволить себе модельную одежду и дорогую, чистопородную собаку. И у него есть возможность иметь хобби.

– И какое же у него хобби?

– Коллекционирует редкие монеты.

– Вот оно что!.. – задумчиво протянул я. – Погоди, ты назвала его фамилию. Нет, не Фландерс – это ее девичья, однокоренная с названием собачьей породы. Он – Колкэннон, верно? А как его зовут – тоже сказала? Да, точно. Его зовут Герб.

– У тебя замечательная память на детали, Берни!

– Герб Колкэннон, Герберт Колкэннон, – соображал я вслух, – Герберт Франклин Колкэннон. Послушай, тот самый Герберт Колкэннон?..

– Ты думаешь, их много?

– Погоди, дай припомнить. Да, на аукционе Бауэрза и Радди прошлой осенью он покупал пробные золотые монеты, не пущенные в обращение. Потом два-три месяца назад он приобрел что-то интересное на распродаже у Стэка – не помню, что именно, я читал об этом в «Мире монет». Да, но тут же встает большой вопрос: а вдруг он хранит коллекцию в банке?

– Не-а, у них дома сейф в стене. Ну и как он, твой большой вопрос?

– Вопрос сокращается в размерах. А откуда ты знаешь насчет сейфа?

– Она сама об этом проговорилась. Рассказывала, как собиралась однажды в гости и хотела надеть какую-то драгоценность. А драгоценность в сейфе, и она забыла шифр замка, а мужа не было в городе. Я чуть было не сказала, что у меня есть приятель, который может помочь в подобных случаях. Но потом подумала – нет, не стоит.

– Мудрое решение. Может быть, он не всю коллекцию хранит в банке. Может быть, и вправду ценные монетки лежат рядышком с драгоценностями хозяйки? – Мой мозг начал усиленно работать. Где живут Колкэнноны? Какая там охрана? Как попасть внутрь? Какая у них мне светит добыча? Кому поскорее ее сбыть и превратить в чистую наличность?

– Живут они в Челси, – продолжала Каролин. – В собственном особняке в глубине квартала. В справочной книге не фигурируют, но я знаю адрес и номер телефона.

– Это хорошо.

– Еще бы. Живут одни, детей нет, прислуга приходящая.

– Заманчивая идея!

– Я тоже так думаю. Похоже, самая работа для нашего «динамичного дуэта».

– Верно мыслишь, – сказал я. – Придется тебе поставить.

– Давно пора!

Глава 2

Самовольное вторжение в чужое жилище наименее подозрительно, если оно производится под теплыми, ласковыми лучами солнца. Появись вы после наступления темноты, любопытные соседи кинутся к телефону, чтобы набрать спасительный номер – 911. При свете же дня они примут вас за слесаря, который наконец-то явился починить подтекающий кран. Дайте мне канцелярский блокнот или сумку с инструментами и пустите на дело в промежутке между полуднем и четырьмя часами дня, и вы увидите, как самый стойкий борец с преступностью предупредительно откроет для меня дверь и пожелает на прощание всего хорошего. При прочих равных условиях самое удобное время для ограбления в жилом доме – именно середина дня.

Однако где вы видели в реальной жизни равные условия? Как ни крути, под покровом темноты вор-взломщик чувствует себя куда увереннее хозяина дома. И где это видано, чтобы человек, имеющий пусть скромный, зато законный бизнес, вдруг ни с того ни с сего закрыл посреди дня свою лавку. Да и планы самих Колкэннонов говорили в пользу ночного визита. Мы знали, что ночью их не будет дома, и что вместе с солнцем уйдут со двора и слесарь, и уборщица, если они там были.

Солнце уже давно ушло со двора и скрылось где-то за холмами Нью-Джерси, когда мы вышли из «Бродяжьего клуба» и спустились в подземку. Несколько остановок, и мы – в одном квартале от моего дома на углу Семьдесят первой и авеню Западной стороны. Дома я скинул свитер и джинсы, которые я ношу в магазине, и надел брюки, галстук и пиджак. После этого положил в карманы все, что могло пригодиться, и еще кое-что в свой роскошный дипломат. Потом достал маникюрные ножницы и вырезал ладони на паре новых резиновых перчаток". В таких перчатках не оставляешь отпечатков пальцев, а без вырезов кажется, будто сунул руки в парилку. С потными ладонями не пойдешь на свидание, а на ограбление и подавно. Конечно, всегда есть опасность оставить где-нибудь отпечаток ладошки, но волков бояться – в лес не ходить.

Мы уже собирались выходить, когда я вспомнил, что надо переобуться. В обычные дни я ношу дешевенькие мокасины. Во-первых, они удобны, во-вторых, напоминают о временах молодости. Сейчас же я надел кроссовки «пума». Я, естественно, не собирался бегать, но, с другой стороны, разве угадаешь, что готовит человеку грядущий день? В этих самых «пумах» с их резиновой подошвой и упругим подъемом я мог передвигаться бесшумно, ну как пантера.

Каролин живет на Арбор-Корт, одной из тех затерявшихся в западных дебрях Гринвич-Виллидж, в просторечье – Деревне, улочек, которые запроектировал некто, налегавший на более крепкие напитки; нежели перье. До недавнего времени она жила с одной женщиной по имени Рэнди Мессинджер, но в начале февраля, после крупных, длительных ссор и стычек, Рэнди перебралась к себе на улицу Мортон. Сейчас был май, даже конец мая, и с каждым днем солнце все позже уходило со двора, но вакансия все не заполнялась. «У Паулы» и в «Герцогине» Каролин иногда заводила потрясающее знакомство, но настоящая любовь не вспыхивала, и она, судя по всему, не торопила события.

Каролин поставила на плиту кофе, приготовила салат и разогрела два куска, оставшиеся от вчерашнего французского пирога. Аппетита особого у нас не было, зато кофе мы напились вдоволь. Коты тоже вылизали свою миску и начали тереться об ноги, выпрашивая недоеденный пирог, и быстренько его доели. После чего Уби, красивый русский голубой кот, устроился у меня на коленях и принялся мурлыкать, а Арчи, его бирманский приятель, начал ходить по комнате, время от времени потягиваясь и демонстрируя свои мускулы.

Около восьми зазвонил телефон. Каролин взяла трубку и пустилась в бесконечный женский треп о том о сем, а больше ни о чем. Я открыл какой-то дешевый роман, но слова скользили мимо моего сознания. С равным успехом я мог бы читать телефонную книгу.

Когда Каролин повесила наконец трубку, я действительно взял телефонную книгу, нашел нужные мне данные и набрал номер. Абель Крау отозвался на четвертый гудок.

– Это Берни, – сказал я. – Похоже, мне попалась книжонка, которая может тебя заинтересовать. Ты сегодня дома?

– Никаких планов на вечер.

– Может быть, я заскочу между одиннадцатью и двенадцатью?

– Прекрасно! Я теперь поздно ложусь, – ответил Абель Крау. По телефону его акцент уроженца Центральной Европы слышался явственнее, чем в живой речи. – Ты со своей очаровательной приятельницей?

– Вероятно, да.

– Я приготовлюсь, Берни. Всего доброго.

Я положил трубку; Каролин сидела на кровати, подогнув под себя одну ногу, и старательно вырезала ладони из своей пары резиновых перчаток.

– Абель ждет нас, – сообщил я ей.

– Он знает, что я приду?

– Да, он спросил о тебе. Я сказал, что, вероятно, ты тоже будешь.

– Что значит – «вероятно»? Ты же знаешь, что я люблю Абеля.

Каролин встала с кровати и сунула перчатки в задний карман. На ней были темно-серые джинсы, кофточка из зеленого бархата, а сверху она надела еще синий блейзер. Выглядела она в этом наряде замечательно, о чем я не преминул ей сказать.

Каролин поблагодарила и обернулась к котам.

– Чтобы мне хорошо тут вести себя, ребята, – сказала она. – Будут звонить, спросите, что передать. Я потом перезвоню.

Ванда и Герберт Колкэнноны жили на Западной Восемнадцатой улице, между Девятой и Десятой авеню. Сравнительно до недавнего времени это место славилось налетами и грабежами, но потом кварталы Челси стали постепенно преображаться. Народ начал покупать старые особняки; меблированные комнаты переделывались в приличные жилые дома, а приличные жилые дома уже сдавались отдельным семьям. На улицах высадили платаны, дубы, деревья гинкго, и скоро за ними не стало видно хулиганья.

Дом номер 442 по Западной Восемнадцатой улице – это красивое четырехэтажное здание с мансардой под крышей и фонарем на втором этаже. Примыкающий к нему слева номер 444 – такой же дом, отличимый от своего соседа лишь кое-какими архитектурными деталями и парой внушительных бронзовых фонарей по обе стороны парадного входа. Но между этими домами имеется арка с тяжелыми чугунными воротами. Над воротами хорошо видна табличка – «442 1/2». Справа вделан звонок, под ним – синяя пластиковая пластинка с надписью «Колкэннон».

Из уличной телефонной будки на Девятой авеню я сделал проверочный звонок. Автоответчик пригласил меня сообщить имя и номер телефона, но я не принял приглашения. Сейчас я дал долгий звонок в ворота, дожидаясь, не откликнется ли кто-нибудь. Каролин стояла рядом, ссутулившись, засунув руки в карманы, переминаясь с ноги на ногу.

Я понимал ее. Сегодня был всего лишь третий ее выход на дело. Она была со мной в операции на Форест-Хиллз-Гарденз, фешенебельном островке посреди мрачных пучин Куинса, и сравнительно недавно, когда мы обобрали квартиру в районе Восточных Семидесятых улиц. Сам я далеко не новичок в нашей профессии, вырос в убеждении, что чужой дом – отнюдь не крепость, но несмотря на это, я испытываю нервное возбуждение всякий раз, когда приступаю к работе. Так оно, наверное, и будет до скончания моих дней.

Я переложил дипломат в левую руку, а правой выудил из кармана связку ключей. Ворота были заперты наглухо. Из дома они открывались электрическим устройством, с улицы – ключом. Замок был старинный, и ключ к нему был особый, похожий на отмычку. Несколько дней назад мне удалось осмотреть замок, и он не показался мне таким уж замысловатым. Предположение мое подтвердилось. Третий ключ немного заедало, зато четвертый легко отомкнул замок, как будто под него и был сработан.

Я стер свои отпечатки с металла и плечом открыл ворота. Каролин вошла за мной в арку и захлопнула ворота. Выложенный кирпичом проход под аркой был похож на тоннель – длинный, узкий, сырой, – но в конце его был свет, который притягивал нас, как мотыльков. Мы вышли в освещенный внутренний дворик перед особняком Колкэннонов. Среднюю его часть, вымощенную плитами, окружали цветочные клумбы с поздними нарциссами и ранними тюльпанами. Я мог представить, как тут красиво, когда приходит пора цветения роз.

Немного в стороне я увидел полукруглую каменную скамью и перед ней – небольшой бассейн с фонтаном. «Неужели тут и рыбок разводят, – восхищенно подумал я, – и если разводят, то как оберегают их от бродячих кошек?» Мне захотелось присесть на скамью и под мирное журчание фонтанчика полюбоваться играющими в воде рыбками. К сожалению, место было чересчур открытым, да и не стоило расслабляться.

Время тоже не стояло на месте. Перед тем как отпереть замок, я посмотрел на часы. Было двадцать минут десятого. Вообще-то говоря, в нашем распоряжении целая ночь, но чем меньше времени мы проведем здесь и чем скорее попадем к Абелю Крау, тем спокойнее на душе.

– Смотри, какая иллюминация! Как на рождественской елке, – сказала Каролин.

Я поднял голову. Занятый мыслями о цветочках и рыбках, я только сейчас взглянул на сам особняк.

Может быть, он и не очень напоминал рождественскую елку, но еще меньше был похож на пустой дом ночью. Во всех его трех этажах горел яркий свет. Этажи были высокие, и я подумал, что в свое время внизу помещалась конюшня, а на втором этаже жила прислуга. Помимо лампочек в доме, в нескольких шагах от фонтана стоял фонарь. Однако именно свет из окон указывал нам путь под аркой. Одни, уходя из дома, оставляют для отпугивания воров зажженной лампочку или две – негасимый маленький маяк, который светит в четыре утра, возвещая городу и миру, что хозяев нет дома. Другие усовершенствовали эту процедуру, стали устанавливать нехитрое устройство – реле, которое то включает, то выключает свет. Ванда и Герберт Колкэнноны переплюнули всех. Может быть, они переусердствовали, оставляя дом без охраны благородной Астрид. Может быть, Герберт хранит дома тонну ценных бумаг и Ванда приобрела по этому случаю ящик «вечных» электрических лампочек, какие обычно продают слепые по телефону?..

Может быть, они были сейчас дома.

Я поднялся на крыльцо и приложил ухо к двери. Изнутри доносились звуки то ли радио, то ли телевизора, но никак не живой человеческой речи. Я нажал на кнопку звонка и стал вслушиваться. Те же звуки, ничего не изменилось. Поставив дипломат на пол, я натянул резиновые перчатки и мысленно вознес молитву, чтобы дом не стоял на охране. Молитва была обращена к святому Дисмасу, покровителю разбойников и воров. В наши дни его, должно быть, частенько беспокоят. «Сделай так, чтобы в доме не было сигнализации, – просил я у старого доброго Дисмаса. – Пусть собака действительно находится в Пенсильвании. Пусть сбудется моя мечта о хорошей добыче, и взамен я...» – Что я сделаю?

Достав набор отмычек, я принялся за работу.

Замки на двери были хорошие: два «сегала» и один «рэбсон». «Рэбсон» был оставлен напоследок: он самый трудный. Я и сам удивился, когда через минуту он поддался. Каролин буквально затаила дыхание, услышав, как щелкнул ригель, выходя из паза. Она теперь немного разбиралась в замках, уже научилась открывать свою дверь без ключа и порядком поломала голову над «рэбсоном», который я подарил ей для тренировки.

Я повернул ручку, приоткрыл дверь и хотел пропустить Каролин вперед, но она замотала головой и жестом показала, чтобы я входил первым. Возраст – перед красотой? Погибель – перед позором? Я толкнул дверь и совершил, говоря юридическим языком, незаконное проникновение в чужое жилище, частное владение.

Господи, какое чувство при этом испытываешь!

Я благодарен небу, что не существует занятия, более презренного, чем взлом, потому что я не сумел бы побороть искушения сделать это – хотя бы ради того, чтобы испытать это чувство. Да, разумеется, я профессионал и работаю ради денег, но не стоит кривить душой перед самим собой. Совершая ограбление со взломом, я получаю такой заряд энергии, что удивительно, как это в городе не тускнеют все электролампы, когда я вхожу в чужой дом.

Я вовсе не горжусь этим, видит Бог. Я вырос бы в собственных глазах, если бы мог заработать на жизнь продажей книг. Но выручка в «Барнегатских книгах» не покрывает моих расходов, хотя при желании я, наверное, мог бы сделаться и более деловым бизнесменом.

Магазин многие годы приносил доход старому мистеру Литзауеру, пока он не продал его мне, а сам не удалился на покой в солнечную Флориду, в Санкт-Петербург. Казалось бы, магазинчик должен был приносить доход и вашему покорному слуге. Мне много не нужно. Я не швыряю деньги налево и направо, не нюхаю кокаин, не вожу знакомства с шикарной публикой. В то же время не из тех, кто «поддерживает связь с известными преступниками», как изящно выражаются судейские крючки. Не люблю уголовников! Мне не нравится, что я сам уголовник. Но вот воровать люблю. Пойди разберись.

По радио шла одна из тех научно-популярных передач, во время которых ведущие приглашают слушателей звонить в студию и высказывать свои соображения по таким насущным проблемам, как фторирование воды для сохранности зубов или, скажем, незаконное использование детского труда. Слушать эту болтовню было противно. Свет в доме – это приятная неожиданность, нам не нужно было ни включать электричество, рискуя тем самым привлечь к себе внимание, ни чертыхаться в кромешной тьме. Еще в прихожей я подумал, что надо бы выключить проклятое радио: оно отвлекало. Наше дело требует исключительной сосредоточенности, а как тут сосредоточишься, когда барабанные перепонки лопаются от шума?

– Господи, ты только погляди, Берни!

– Что еще?

– Кто бы подумал, что она такая неряха! Всегда так классно одета.

Я вошел за Каролин в гостиную посмотреть, о чем она говорит. В комнате царил дикий хаос, словно на нее сквозь трубу в камине обрушился сбившийся с курса тропический ураган. Диванные подушки были разбросаны. Ящики стола выдвинуты, а их содержимое раскидано по обюсонскому ковру.

Сдернуты со стен картины, сброшены с полок книги.

– Типичное ограбление, – сказал я; Каролин растерянно оглядывалась вокруг. – Точно, нас опередили.

– А может, они еще здесь, Берни? Нам лучше смыться.

Я поспешил в переднюю проверить дверь. Как только мы вошли, я запер все три замка и еще накинул цепочку, на всякий случай. Замки были заперты, цепочка на месте.

Странно!..

Если грабители вошли через входную дверь и заперлись изнутри, то отчего они не накинули еще и цепочку, как это потом сделал я? Если они ушли до нас, стали бы они запирать дверь снаружи? Я обычно так и поступаю, но не в моих правилах оставлять квартиру в таком состоянии, словно по ней пронеслось стадо гадаринских свиней с вселившимися в них бесами, о чем говорится в Евангелии от Марка. Учинившие подобный разгром в доме просто-напросто взламывают двери, но не запирают их после себя.

А что, если... Впрочем, не стану распространяться о вероятных ситуациях. Их тут вагон и маленькая тележка.

Я легонько отстранил Каролин и пошел искать проклятое радио. Буфету из черного дерева в столовой досталось не меньше, чем столу в гостиной. Такая же незавидная участь постигла и кухню. Однако на столе для разделки мяса стоял «панасоник» и ревел во все транзисторное горло. Я обернулся к вошедшей за мной Каролин, приложил палец к губам и выключил приемник посреди болтовни о недавнем повышении цен на нефть.

Я закрыл глаза и стал вслушиваться. Настала такая глубокая тишина, что я бы услышал, как муха пролетела. Но никто не пролетел.

– Ушли, – сказал я.

– Откуда такая уверенность?

– Я бы услышал их. Грубо работают.

– Давай уйдем!

– Подожди.

– Ты с ума сошел, Берни! Если они убрались, значит, сюда топает полиция. Все равно тут нечего больше брать. До нас все обчистили.

– Совсем не обязательно.

– Раз серебришка нет, хоть нержавейкой поживиться – так, что ли? – Каролин поднималась за мной по лестнице. – Неужели надеешься что-нибудь найти?

– Надеюсь. Может, коллекция монет или драгоценности.

– Где ты собираешься искать?

– Вот это по делу. Где у них сейф?

– Почем я знаю.

– Ну вот и будем его искать.

Долго искать сейф не пришлось: наши предшественники содрали со стен все картины. Мы осмотрели библиотеку и гостевую спальню на втором этаже и поднялись на третий. Сейф был в хозяйской спальне. Сонный, пасторальный пейзаж, прикрывавший его, валялся на полу вместе с содержимым обеих прикроватных тумбочек и осколками стекла от светового окна в крыше. Ага, через это окно эти жалкие воришки и влезли в дом, сразу сообразил я, через него и вылезли, таща за собой свою добычу. Выходит, они и не думали запирать входную дверь, потому что вообще к ней не прикасались. С тем «рэбсоном» в двери они бы год прочикались, не меньше.