- Я знаю, кто вы. Говорите, ничего страшного не случится.
      Молчание.
      - Я сейчас ухожу, - сказал я. - Вернусь в десять часов. Позвоните мне в десять.
      В трубке было слышно его дыхание.
      - В десять часов, - сказал я и положил трубку. Минут десять я подождал - на тот случай, если он перезвонит сразу и решит во всем сознаться, - но на этом пока все кончилось. Я взял плащ и отправился обедать с Красавчиком Дэнни.
      15
      - Эф-би-си-эс? - переспросил Красавчик Дэнни. - Задумано-то это было неплохо: ньюйоркцев, пожалуй, может заинтересовать спортивная программа, где показывают не столько знаменитостей за ловлей форели или футбольные матчи из Австралии, сколько местные события. Только они слишком долго раскачивались и сделали одну очень обычную ошибку. Им не хватило денег. Чтобы поправить дело, с год назад они продали изрядную долю акций каким-то двум братьям, не могу произнести их фамилию, но мне сказали, что она иранская. Больше никто ничего про них не знает, кроме того, что они живут в Лос-Анджелесе и ведут там дела через поверенного. На Эф-би-си-эс это никак не отразилось. Прибыли они не получают, но и не закрываются, а против того, чтобы несколько лет нести убытки, новые инвесторы не возражают. Больше того, они, как я слышал, готовы нести убытки постоянно.
      - Понимаю.
      - Да? Но вот что интересно: эти новые инвесторы вроде бы согласны на вполне пассивную роль. Можно было думать, что они потребуют каких-нибудь изменений в руководстве компании, но они оставили всех прежних людей и не назначили никого нового. Если не считать одного, который все время там крутится. В штате Эф-би-си-эс он не числится, жалованья там не получает, но, как к ним ни заглянешь, он обязательно попадется на глаза.
      - А кто он такой?
      - А вот это вопрос интересный, - сказал Дэнни. -Его зовут Берген Стетнер - звучит по-немецки, во всяком случае по-тевтонски, только я не думаю, что это его настоящее имя. Он живет с женой в апартаментах на одном из верхних этажей отеля "Трамп" на Южной улице Сентрал-парка. А контора у него в Грейбар-билдинге, на Лексингтон-авеню. Он занимается валютными сделками, а кроме того, торгует драгоценными металлами. Это тебе ни о чем не говорит?
      - Говорит. О том, что он отмывает какие-то деньги.
      - А Эф-би-си-эс - что-то вроде прачечной. Как, для кого и в каких масштабах - на эти вопросы я ответить не берусь. - Он налил себе водки. - Не знаю, принесет ли тебе это хоть какую-нибудь пользу, Мэттью. Про Ричарда Термена мне узнать вообще ничего не удалось. Если он и нанял каких-то подонков, чтобы они связали его и замучили его жену, то либо ему попалась уж очень молчаливая пара, либо в их гонорар входил билет в Новую Зеландию, потому что про них ничего не слышно.
      - Это похоже на правду.
      - Да? - Он залпом выпил свою "Столичную". - Надеюсь, то, что я рассказал про Эф-би-си-эс, тебе как-нибудь пригодится. Я не хотел ничего говорить по телефону. Никогда этого не любил, а звонки к тебе идут через коммутатор отеля, верно? Это тебе не мешает?
      - Я могу выходить и прямо в город, - сказал я. - А они записывают, что мне передать.
      - Конечно, только я не люблю ничего передавать, если можно обойтись. Я бы посоветовал тебе узнать что-нибудь еще про Стетнера, но, возможно, это окажется не так-то легко. Он старается держаться в тени. Что это у тебя?
      - Я думаю, его портрет, - сказал я и развернул рисунок. Красавчик Дэнни взглянул сначала на рисунок, Потом на меня.
      - Ты уже знал про него, - сказал он.
      - Нет.
      - Ну да, у тебя в кармане пиджака совершенно случайно оказался его карандашный портрет. Господи, да он же подписан! Умоляю, скажи мне, кто этот Реймонд Галиндес?
      - Будущий Норман Рокуэлл.* Это Стетнер?
      * Рокуэлл Норман (1894-1978) - известный американский художник-иллюстратор.
      - Не знаю, Мэттью. Я его в глаза не видел.
      - Ну, значит, тут я тебя опередил. Я его хорошо рассмотрел. Только тогда еще не знал, на кого смотрю. - Я снова сложил портрет и спрятал его. Никому ничего пока не говори, - сказал я, - но если все пойдет, как надо, то ему придется долго-долго просидеть взаперти.
      - За отмывание денег?
      - Нет, - сказал я. - Этим он зарабатывает на жизнь. А сидеть он будет за свое хобби.
      Домой я шел мимо церкви Святого Павла. Когда я проходил там, было девять тридцать, и я зашел, чтобы посидеть на собрании последние полчаса. Взяв чашку кофе, я уселся в заднем ряду. В передних рядах я заметил Уилла Хейбермена и представил себе, как я рассказываю ему обо всем, что произошло. "В том фильме, что вы мне дали посмотреть, Уилл, роль Резинового Мужчины играл, как нам стало известно, Берген Стетнер. В роли инженю выступал молодой парнишка, новичок. Его сценический псевдоним - Счастливчик. Насчет Кожаной Женщины мы пока еще мало что знаем, но не исключено, что ее зовут Челси".
      Это было имя, которое Термен обронил в тот вечер. "Кто это? Челси? Да она просто шлюха, друг мой. Можете мне поверить". Я готов был поверить, только я все больше и больше сомневался в том, что девица, которая расхаживала по рингу с цифрами на плакатах, была той самой женщиной в маске и кожаных брюках.
      Я не вслушивался в то, что говорилось на собрании. Там что-то обсуждали, но я пропускал все мимо ушей. Голова у меня была занята совсем другим. И в этот церковный подвал я пришел не затем, чтобы что-то услышать, а чтобы несколько минут посидеть спокойно.
      Не дождавшись конца, я тихо вышел и вернулся к себе с двухминутным запасом. Наступило десять часов, но ничего не произошло. Пять минут одиннадцатого телефон зазвонил, и я схватил трубку.
      - Скаддер слушает, - сказал я.
      - Вы знаете, кто это говорит?
      - Да.
      - Не называйте моего имени. Просто скажите, откуда вы меня знаете.
      - По "Парижской зелени", - ответил я. - И по другим местам тоже.
      - Да, правильно. Я не знаю, сколько вы выпили в тот вечер и много ли можете вспомнить.
      - У меня отличная память.
      - У меня тоже, и, честно вам признаюсь, иногда мне хочется, чтобы она была похуже. Вы детектив.
      - Правильно.
      - С лицензией? Вас можно найти в справочнике?
      - Нет.
      - Вы работаете на какое-то агентство. Вы показывали мне карточку, только я не запомнил названия.
      - Я у них внештатно. Чаще действую самостоятельно.
      - Значит, я мог бы нанять вас прямо, а не через это агентство?
      - Да, - сказал я, - могли бы.
      Наступила пауза - он размышлял.
      - Дело вот в чем, - сказал он. - Кажется, я попал в беду.
      - Я понимаю, почему вы так думаете.
      - Что вам обо мне известно, Скаддер?
      - То же, что и всем.
      - Вчера вечером вы не знали, как меня зовут.
      - Это было вчера.
      - А сегодня - это сегодня, да? Послушайте, я думаю, нам надо поговорить.
      - Я тоже так думаю.
      - Но где? Вот в чем вопрос. Только не в "Парижской зелени".
      - А что, если у вас?
      - Нет. Нет, думаю, это не годится. Где-нибудь в общественном месте, но там, где меня никто не узнает. Все места, какие приходят мне в голову, не годятся, потому что туда я хожу постоянно.
      - Я знаю такое место, - сказал я.
      Он сказал:
      - Действительно, это идеальное место, никогда бы о нем не подумал. Это, если я не ошибаюсь, любимое заведение всех ирландцев, кто живет тут поблизости, верно?
      - Можно и так сказать.
      - Мой дом всего в нескольких кварталах, но я и представления о нем не имел. Да я, наверное, каждый день проходил мимо и ни разу его не замечал, представляете себе? Прямо какой-то другой мир. Посмотрите, какие тут собираются приличные люди, сплошь честные трудяги, настоящая соль земли. И потом, этот обитый жестью потолок, и кафельный пол, и мишень для дартс на стене. Просто замечательно.
      Мы сидели, конечно, в "Грогане", и я подумал - интересно, приходило ли до сих пор кому-нибудь в голову назвать его владельца солью земли и честным трудягой? Тем не менее это место нам как будто вполне подходило. Здесь было тихо и почти пусто, и вряд ли здесь появится кто-нибудь из знакомых Термена.
      Я спросил, что он будет пить. Он сказал, что, наверное, пиво будет лучше всего. Я подошел к стойке и взял бутылку "Харпа" и стакан кока-колы.
      - Ты опоздал, - сказал мне Берк. - Босс был здесь час назад. Он сказал, что вчера засиделся с тобой до утра.
      Я вернулся к столу. Термен заметил, что я взял себе кока-колу.
      - Вчера вы пили что-то другое, - сказал он.
      - А вы - то, что лучше забирает.
      - И не напоминайте. Дело в том, что обычно я пью не так уж много. Мартини перед обедом, может быть, еще пару бутылок пива. А вчера вечером перебрал. Даже не помню, что я вам наговорил. И что вы теперь знаете.
      - Больше, чем вчера вечером.
      - А вчера вечером знали больше, чем хотели показать.
      - Не лучше ли вам просто взять и рассказать, что вам так не дает покоя?
      Термен немного подумал, потом решительно кивнул. Похлопав себя по карману, он достал портрет, который я дал ему накануне. Развернув его, он взглянул на меня и спросил, знаю ли я, кто это.
      - Может быть, вы мне скажете?
      - Его зовут Берген Стетнер.
      "Неплохо", - подумал я.
      - Я боюсь, что он собирается и меня убить.
      - Почему? Разве он уже кого-нибудь убивал?
      - Господи! - сказал он. - Не знаю, с чего и начать.
      Вот что он мне рассказал.
      - Я никогда еще не встречал такого человека, как Берген. Он появился после того, как мы продали свои акции, и мы сразу поладили. Он произвел на меня просто фантастическое впечатление. Очень сильный, очень уверенный в себе, и, когда говоришь с ним, легко поверить, что он не такой, как все остальные. В самый первый раз, когда мы познакомились, он пригласил меня к себе домой. Мы лили шампанское на балконе, а под нами простирался весь Сентрал-парк, словно наш собственный сад. В следующий раз, когда я был у него, он познакомил меня со своей женой Ольгой. Красивая женщина, и излучает такую сексуальную энергию, что голова кружится. Берген ненадолго вышел, а она села рядом со мной, положила руку мне на колени и начала гладить через брюки. "Хочу тебя пососать, - сказала она. - Хочу, чтобы ты трахнул меня в жопу. Хочу посидеть у тебя на лице". Мне просто не верилось, что это происходит взаправду. Я не сомневался, что вот сейчас он войдет и застанет нас, но к тому времени, как он вернулся, она уже сидела в кресле на другом конце комнаты и что-то рассказывала о картине, которая висела на стене. На следующий день он только и говорил о том, как я понравился Ольге и как она сказала, что хочет почаще со мной видеться. Через несколько дней мы пошли с ними пообедать - я и моя жена. Мне было очень неловко из-за того, что произошло между мной и Ольгой. В конце вечера Берген поцеловал Аманде руку, совсем по-европейски, но в то же время как-то насмешливо. А Ольга протянула мне для поцелуя свою руку, и она пахла... ну, словом, ее соком. Наверное, она только что трогала себя там. И знаете, когда я взглянул на нее, у нее был такой вид, что это подействовало на меня не меньше, чем запах. Конечно, Берген прекрасно знал, что происходит, они вместе это затеяли. Теперь-то я знаю. Когда я был у них дома в следующий раз, он сказал, что хочет мне кое-что показать, - ничего такого по кабелю никогда не передают, но он полагает, что мне это будет интересно. Он поставил кассету - это была порнуха, любительский фильм. Двое мужчин и одна женщина. Где-то на середине вошла Ольга и села рядом со мной. Я даже не знал, что она дома, думал, мы с Бергеном одни. Когда кассета кончилась, Берген вынул ее и поставил еще одну. Там были две женщины - черная и белая. Черная изображала рабыню. Только через минуту я сообразил, что белая - это Ольга. Я не мог отвести глаз от экрана. Когда фильм кончился, я оглянулся и увидел, что Бергена в комнате нет. Мы с Ольгой скинули одежду и улеглись на диван. В какой-то момент я понял, что Берген в комнате и наблюдает за нами. А потом мы встали и все трое отправились в спальню.
      Кроме секса Стетнер угощал его и философскими рассуждениями. "Законы и правила - это для тех, у кого не хватает воображения, чтобы их нарушать. Есть мужчины и женщины, которые выше других и которые диктуют свои собственные законы или вообще обходятся без них". Он часто цитировал Ницше, а Ольга приноравливала изречения старого немца к нашему времени. "Нужно только предъявить свои права на власть, и стоит ли говорить о жертвах, если их судьба - естественное следствие их собственного желания покориться? Они сами творят свою судьбу, как вы - свою".
      Однажды Стетнер позвонил ему в офис. "Бросайте свои дела, - сказал он. - Спускайтесь вниз и ждите на углу. Я заеду за вами через пятнадцать минут". Они долго ехали куда-то, и Стетнер все приговаривал, что его ждет подарок. Он остановил машину в незнакомом районе и провел Термена по лестнице в подвал. Там Термен увидел обнаженную женщину с кляпом во рту, прикованную к металлической раме. "Она ваша, -сказал Стетнер. - Можете делать с ней, что хотите".
      Термен попользовался этой женщиной. Отказаться было бы невежливо - все равно что не принять предложенную рюмку или отклонить угощение. К тому же полная беспомощность женщины невероятно его возбудила. Когда он кончил, Стетнер спросил, не хочет ли он сделать с женщиной что-нибудь еще. Он сказал, что нет. Они вышли и сели в машину. Стетнер попросил его подождать минуту - он кое-что забыл сделать. Вскоре он вернулся и сел за руль. По дороге он спросил Термена, был ли тот когда-нибудь у женщины первым. Термен сказал, что был.
      - Но не у вашей жены.
      - Нет, - признался Термен. - Аманда не была девушкой, когда они познакомились.
      - Так вот, я сделал вам превосходный подарок, - сказал Стетнер. - Вы уже были первым у женщины, а у этой сегодня вы оказались последним. Та девка, которой вы только что попользовались, больше не будет принадлежать никому, разве что могильным червям. Знаете, что я сделал, когда вернулся туда? Вынул у нее изо рта кляп, сказал: "Прощай, дорогая" и перерезал ей горло.
      Потрясенный Термен молчал.
      - Вы не знаете, верить мне или нет. А вдруг я просто вернулся, чтобы отлить или чтобы отвязать ее? Хотите, поедем обратно, сами увидите?
      - Нет.
      - Это хорошо. Потому что вы знаете - я всегда говорю правду. Вы растеряны, вы не знаете, что и подумать. Успокойтесь. Вы ничего не делали, это сделал я. И потом, она все равно бы умерла. Никто не живет вечно. - Он взял Термена за руку. - Мы с вами теперь так близки, что ближе не бывает. Мы братья по крови и посемени.
      Термен долго наливал себе пива и еще дольше не мог его выпить. Поднеся стакан к губам, он ставил его обратно на стол и снова принимался говорить. Он не хотел пива, ему нужно было выговориться.
      - Не знаю, убил ли Берген эту женщину на самом деле, - сказал он. Возможно, это была какая-то шлюха, которую наняли специально на такой случай, и он вернулся, чтобы отвязать ее и расплатиться. А может, он и вправду перерезал ей горло. Не знаю.
      С этой минуты Термен стал жить двойной жизнью. Внешне он оставался молодым, преуспевающим администратором с прекрасной квартирой, богатой женой и большим будущим. И в то же время у него была тайная жизнь, которую он делил с Бергеном и Ольгой Стетнерами.
      - Я научился это включать и выключать, - сказал он. - Когда вы уходите с работы, вы оставляете там все служебные дела, - а я, когда бывал с ними, оставлял позади всю свою другую жизнь. Я виделся с ними раз или два в неделю. Мы не всегда делали что-нибудь этакое, иногда просто сидели и разговаривали. Но всегда была эта острота, этот ток, который пронизывал нас. А потом я выключал все это, шел домой и превращался в примерного мужа.
      Когда они были знакомы уже несколько месяцев, Стетнеру понадобилась его помощь.
      - Его кто-то шантажировал. Они сделали какую-то видеозапись. Не знаю, что на ней было, но, видимо, что-то серьезное, потому что оператор оставил себе копию и потребовал за нее пятьдесят тысяч долларов.
      - Арнольд Левек, - сказал я.
      Он широко раскрыл глаза.
      - Откуда вы знаете? Что еще вам известно?
      - Я знаю, что случилось с Левеком. Вы помогали его убить?
      На этот раз он донес стакан до рта. Утершись рукой, он ответил:
      - Клянусь, я не знал, что так обернется. Он сказал, что готов заплатить пятьдесят тысяч, но не может встретиться с Левеком, тот его боится. Нетрудно было понять почему. Он сказал, что на этом все кончится: тот не так глуп, чтобы решиться на такую же штуку еще раз. На углу Десятой авеню и Сорок Девятой есть таиландский ресторан. Там я встретился с Левеком. Смешной такой толстяк, ходил вперевалку, как заводная игрушка. Он все говорил мне, что не хотел этого делать, но ему действительно нужны деньги. Чем больше он оправдывался, тем больше презрения мне внушал. Я отдал ему портфель с деньгами и сказал, чтобы он его открыл. Увидев деньги, он как будто еще больше испугался. Я выдал себя за адвоката - такую мы придумали легенду, на мне был дорогой костюм в тонкую полоску, и я старался вставлять в разговор юридические термины. Как будто это имело какое-то значение. Мы совершили обмен, и я сказал ему, что он может оставить себе и портфель, но я не отпущу его, пока не буду уверен, что кассета - та самая, которая нужна моему клиенту. "Моя машина стоит рядом, - сказал я, - а до моей конторы всего пять минут, и, как только я посмотрю начало фильма, вы сможете уйти с деньгами".
      Термен потряс головой.
      - Он мог просто встать и уйти, - сказал он. - И что бы я тогда делал? Но он, видимо, мне поверил. Мы прошли полпути до Одиннадцатой авеню, и у входа в проулок нас поджидал Берген. Он должен был ударить Левека по голове, а потом мы убрались бы оттуда с деньгами и с пленкой.
      - Но случилось иначе.
      - Да, - сказал он. - Не успел Левек опомниться, как Берген стал его избивать. По крайней мере, так мне показалось, но потом я увидел у него в руке нож. Он ударил его ножом прямо там, на улице, потом схватил и затащил в проулок, а мне велел взять портфель. Я взял портфель и пошел по проулку. Он прислонил Левека к кирпичной стене и принялся тыкать в него ножом. Левек так и стоял с выпученными глазами. Может быть, он был уже мертв, не знаю. Он не произнес ни звука.
      Потом они взяли у Левека ключи, обыскали его квартиру и унесли с собой две полные сумки записей.
      Стетнер думал, что у Левека хранилась запасная копия пленки, которой тот его шантажировал, но оказалось, что копии не было.
      - Почти на всех пленках были записаны фильмы, которые показывали по телевидению, - сказал Термен. - В основном - старые классические черно-белые ленты. Еще было несколько порнофильмов и какие-то старые телешоу.
      Стетнер сам просмотрел их и в конце концов почти все выкинул. Термен так и не видел той пленки, которую тот вернул себе с его помощью и которая стоила жизни Арнольду Левеку.
      - Я ее видел, - сказал я. - Там показано, как они оба совершают убийство. Убивают мальчика.
      - Я так и думал, иначе зачем бы они стали платить за нее такие деньги? Но где вы могли ее видеть?
      - У Левека была копия, которую вы не нашли. Он записал ее на кассету с фильмом.
      - У него таких было много. Мы не стали с ними возиться, оставили там. Значит, вот до чего он додумался. - Термен поднял стакан и снова поставил его на стол нетронутым. - Впрочем, это ему не слишком помогло.
      Большое место в жизни Стетнера занимали мальчики - в этой части его жизни Термен не стремился принимать участие.
      - Не люблю гомосексуалистов, - категорически заявил он. - Терпеть их не могу, и всегда не мог. У Аманды брат гомосексуалист. Я ему никогда не нравился, и он мне никогда не нравился, с самой первой встречи. Стетнер сказал, что и у него то же самое: он считает, что педерасты - слабаки и что СПИД изобрела сама наша планета, чтобы раздавить их в прах. "Использовать этих мальчишек - вовсе не гомосексуальный акт, - говорил он. - Их берешь, как берешь женщину, и все. И это проще простого, они кругом кишмя кишат, только и просятся, чтобы их взяли. И никому до этого нет дела. Можешь вытворять с ними, что хочешь, и всем на это наплевать".
      - А где он их добывал?
      - Не знаю. Я же говорю, это та сторона его жизни, от которой я старался держаться подальше. Время от времени я видел его с каким-нибудь мальчиком. Иногда он приближал к себе кого-нибудь из них, вроде того, которого вы видели на боксе на прошлой неделе. Он обращался с каждым, как с сыном, а потом в один прекрасный день мальчик куда-то исчезал. И я никогда не спрашивал, что с ним случилось.
      - Но вы знали.
      - Я об этом даже не думал. Это меня не касалось, зачем бы я стал об этом думать?
      - Но вы должны были знать, Ричард.
      До сих пор я еще ни разу не назвал его по имени. Может быть, поэтому мои слова проникли сквозь броню, за которой он укрывался. Что-то, во всяком случае, произошло, потому что он вздрогнул, словно от хорошего удара в диафрагму.
      - Наверное, он их убивал, - сказал он.
      Я молчал.
      - Наверное, он убил немало людей.
      - А вы?
      - Я никогда никого не убивал.
      - Вы были соучастником убийства Левека. По закону вы так же виновны, как если бы сами ударили его ножом.
      - Я даже не знал, что он собирается его убить! Конечно, он знал - и что случалось с теми мальчиками, тоже знал. Но я не стал спорить.
      - Вы знали, что он собирается ограбить Левека, - сказал я. - Значит, вы соучастник преступления, и этого достаточно, чтобы на вас легла вся ответственность, если преступление закончится смертью потерпевшего. Вы были бы виновны в убийстве, даже если бы Левек умер от сердечного приступа. С точки зрения закона вы виновник его смерти.
      Он несколько раз глубоко вдохнул. Потом уныло сказал:
      - Ладно, это я знаю. То же самое можно сказать и про ту девицу, когда он вернулся, чтобы ее убить. Если только он на самом деле ее убил. Наверное, я виновен в изнасиловании. Правда, она не сопротивлялась, но и согласия в общем-то не давала. - Он поглядел на меня. - Я не буду оправдываться. Этому нет оправдания. И не буду говорить, что он меня загипнотизировал, хотя что-то в этом роде и было, правда, - они оба так все устроили, что... ну, заставляли меня делать все, что хотели.
      - Как им это удалось, Ричард?
      - Они просто...
      - Как они заставили вас убить свою жену?
      - О Господи! - простонал он и закрыл лицо руками.
      Возможно, они планировали это с самого начала. Возможно, это все время стояло в их тайной повестке дня.
      - Ты бы пошел и принял душ, - говорила Ольга. - Пора тебе возвращаться к своей женушке.
      "К своей женушке", "к своей милой женушке", "к своей очаровательной женушке" - это всегда говорилось с иронией, с насмешкой. "Ты провел час в мире отважных, отчаянных, бесстрашных людей, а теперь можешь возвращаться в свой скучный черно-белый мир, к кукле Барби, с которой в нем живешь".
      - Это свинство, что все деньги - ее, - сказал Стетнер еще в самом начале их знакомства. - Человек лишается всякой власти, когда у его женщины больше денег, чем у него.
      На первых порах Термен боялся, что Стетнер заинтересуется Амандой в сексуальном плане. Стетнер позволил ему делить с собой Ольгу и мог потребовать такой же услуги от него. Это Термену не нравилось. Он не хотел смешивать обе свои жизни и почувствовал облегчение, убедившись, что Стетнер, очевидно, не хочет вовлекать Аманду в их отношения. Их первая встреча вчетвером оказалась неудачной, и потом еще два раза, когда обе пары обедали вместе, разговор не клеился.
      Именно Стетнер и подал ему идею увеличить сумму страховки.
      - У вас будет ребенок, ты должен его обеспечить. Надо бы включить в страховку и мать. Если что-нибудь с ней случится, тебе придется нанимать сиделку, потом гувернантку, у тебя будут большие расходы на протяжении многих лет.
      А потом, когда страховка была оформлена, он сказал:
      - Знаешь, Ричард, сейчас ты человек, у которого богатая жена. А если она умрет, ты сам станешь богатым человеком. Есть некоторая разница, как по-твоему?
      Эта мысль крепла постепенно, исподволь.
      - Не знаю, как это объяснить, - сказал Термен. - Все это было вроде игры. Мы говорили об этом в шутку, изобретали всякие немыслимые способы. "Жаль, что микроволновые печки такие маленькие, - говорил он. - Мы могли бы запихнуть туда Аманду, сунув ей в рот яблоко, и поджарить ее изнутри". Сейчас об этом и вспоминать отвратительно, но тогда это казалось забавным, потому что это было не взаправду - всего-навсего безобидная шутка. А он все продолжал шутить, и понемногу идея становилась все реальнее. "Мы сделаем это в будущую среду", - говорил Берген, мы выдумывали какой-нибудь дурацкий сценарий, похожий на комический триллер, и на том все кончалось. А во вторник Ольга говорила: "Да, мы совсем забыли, ведь завтра ты должен убить Аманду". Это была наша постоянная шутка. Когда я был с Амандой, когда их не было поблизости, я был нормальный человек, счастливый семьянин. Это звучит невероятно, да? Но это правда. Наверное, мне казалось, что в один прекрасный день Берген и Ольга исчезнут. Не знаю, как я себе это представлял, - то ли их поймают на какой-нибудь проделке, то ли просто они оставят меня в покое и уедут из страны, то ли еще не знаю что. Может быть, я рассчитывал, что они умрут. И тогда вся эта темная сторона моей жизни исчезнет, и мы с Амандой заживем счастливо.
      Как-то раз, правда, когда я лежал в постели, а она спала рядом, я начал представлять себе разные способы, как ее убить. Я не хотел об этом думать, но не мог избавиться от таких мыслей. Как задушить ее подушкой, как зарезать ножом - одна за другой мне представлялись разные кровавые картины. Мне пришлось пойти в другую комнату и выпить несколько рюмок. Я не боялся, что я что-нибудь такое сделаю. Просто мне стало не по себе от этих мыслей.
      Около первого ноября я как-то между прочим сказал, что наши нижние соседи на шесть месяцев уезжают во Флориду. "Прекрасно, - сказал Берген. Вот там мы Аманду и убьем. Самый подходящий случай для кражи со взломом, раз хозяева во Флориде. И очень удобно: идти ей будет недалеко, а в вашей квартире этого лучше не делать, ты же не хочешь, чтобы там толклись полицейские. От них только беспорядок, а кое-кто из них еще и на руку нечист".
      Я думал, что это шутка. "А, вы идете в гости? Когда вы вернетесь, мы будем поджидать вас в квартире этого еврея, этажом ниже. Вы застанете нас как раз в момент взлома. Надеюсь, я еще не забыл, как взламывают двери. Должно быть, это как умение плавать: стоит один раз научиться, и потом всю жизнь не забудешь".
      В тот вечер, когда мы пошли в гости, я уже не понимал, шутка это или нет. Мне очень трудно это объяснить. Я и понимал, и не понимал. Эти две стороны моей жизни были очень далеки друг от друга - я как будто не верил, что в одной из них может случиться что-то такое, что затронет другую. Я вроде бы и знал, что они будут там нас поджидать, но не мог в это поверить.
      Когда мы ушли из гостей, я решил пройтись пешком, потому что хотел оттянуть время - боялся, что они действительно окажутся там, что на этот раз все случится взаправду. По дороге домой она заговорила о своем брате, как она беспокоится о его здоровье, и я зло пошутил по этому поводу. Мы поругались, и я решил: ладно, сука этакая, через час тебя уже не будет. Эта мысль меня как-то странно возбудила.
      Когда мы поднимались по лестнице, я увидел, что дверь в квартиру Готшальков закрыта, и почувствовал облегчение, но потом я заметил, что дверная коробка треснула, а вокруг замка следы от ломика, и понял, что они там. Но я подумал, что если мы не будем шуметь, то сможем пройти мимо закрытой двери и подняться к себе в квартиру, а там окажемся в безопасности. Конечно, мы могли бы повернуть назад и спуститься вниз, но тогда это мне и в голову не пришло.
      А когда мы дошли до лестничной площадки, дверь открылась - они нас ждали. Ольга была в кожаном костюме, который она иногда носит, а Берген - в длинном кожаном плаще. Вид у них был такой, словно они сошли со страниц комикса. Аманда сначала их не узнала. Она уставилась на них, не понимая, в чем дело, и не успела даже слова сказать, как Берген произнес: "Ты уже покойница, сука", и ударил ее по лицу. На руках у него были шоферские перчатки из тонкой кожи. Он сжал кулак и изо всех сил ударил ее в челюсть.
      Потом Берген схватил ее и втащил в квартиру, зажав ей рот. Ольга заломила Аманде руки назад и надела на них наручники. Они заклеили ей рот, Ольга сбила ее с ног и ударила ногой в лицо, когда она упала.
      Они раздели ее догола, перетащили в спальню и бросили на кровать. Берген изнасиловал ее, перевернул на живот и снова изнасиловал. Ольга ударила ее по лицу ломиком - я думаю, тогда она и потеряла сознание. Наверное, потом она все время была без сознания. Я очень на это надеюсь.
      Они сказали мне, что я должен иметь с ней сношение. И это было самое страшное. Мне казалось, что будет противно, что меня стошнит, но поймите - я возбудился. У меня член стоял. Я не хотел иметь с ней сношение, не хотел, но мой член хотел. Господи, как мне отвратительно об этом вспоминать! Кончить я не мог. Я лежал на ней и никак не мог кончить, я очень хотел кончить, чтобы все это оказалось позади, но не мог.
      Потом я стоял над ней, а Берген обмотал ей вокруг горла ее же колготки и заставил меня взяться за их концы. Он сказал, что я должен сам это сделать, а я просто стоял над ней. Ольга на коленях сосала меня, Берген руками в перчатках держал мои руки, а у меня в руках были концы колготок, и я не мог их отпустить, потому что Берген держал мои руки. Он развел руки в стороны, и мне пришлось тоже развести руки в стороны, а ее глаза неподвижно смотрели на меня, так, знаете, смотрели и смотрели. А Ольга, понимаете, все продолжала то же самое, а Берген держал мои руки очень крепко, и в воздухе пахло кровью, и кожей, и сексом.
      И у меня наступил оргазм.
      А Аманда была мертва.
      16
      - Все остальное произошло примерно так, как мы и предполагали, - сказал я Деркину. - Они связали его, немного поколотили для правдоподобия и обставили все так, чтобы было похоже на кражу со взломом, но грабителям что-то помешало. Потом отправились домой, а примерно час спустя или около того Термен позвонил в полицию. Версия у него была готова. Он отрабатывал ее уже много дней, все время убеждая себя, что это шутка.