Пляска на бойне

      - Только то, чем это кончилось, ему не очень понравилось.
      - Ну, ему было больно. Ну и что? - Ее рука поглаживала меня в такт словам. - Ну, не дожил он до ста лет, не дожил до старости. А зачем доживать до старости?
      - Выходит, он умер счастливым.
      - У него и прозвище было - Счастливчик.
      - Знаю.
      - Вы и это знаете? Вы много знаете, Скаддер. А вы думаете, это мальчик вас интересует? Если он вас интересует, то почему у вас сейчас так стоит?
      Хороший вопрос.
      - Я не говорил, что он меня интересует.
      - А что вас интересует?
      - Как получить деньги за пленку. И как потом прожить столько времени, чтобы успеть их потратить.
      - А что еще?
      - Пока хватит и этого.
      - Вы хотите меня, правда?
      - Грешники в аду тоже хотят холодной воды.
      - Но они ее не получают. А меня вы получите, если захотите. Мы можем пойти наверх прямо сейчас.
      - Не думаю.
      Она отодвинулась.
      - Господи, ну вы и кремень, - сказала она. - С вами нелегко иметь дело, да?
      - Не очень.
      - Ричард к этому времени был бы уже под столом. Пытался бы лизать меня через кожаные штаны.
      - Ну, и смотрите, чем это для него кончилось.
      - Не так уж и плохо кончилось.
      - Знаю, - сказал я. - Зачем доживать до старости? Вот что, если у меня на вас член стоит, это не значит, что вы можете водить меня за него, как вам вздумается. Конечно, я вас хочу - с тех пор, как в первый раз увидел вас на пленке. - Я снял ее руку со своей ноги и положил назад, ей на колени. - Вот покончим с нашим делом, тогда и вами займусь.
      - Вы так думаете?
      - Я так думаю.
      - Знаете, кого вы мне напоминаете? Бергена.
      - Мне не идет черная резина.
      - Это еще неизвестно.
      - И к тому же я обрезан.
      - Ну, это можно исправить пересадкой. Нет, вы внутри такой же, как он, вы оба жесткие. Вы служили в полиции.
      - Правильно.
      - Вам приходилось кого-нибудь убивать?
      - А что?
      - Приходилось. Можете не отвечать, я чувствую. Вам это понравилось?
      - Не особенно.
      - Вы уверены, что это правда?
      - "Что есть истина"?
      - А, вечный вопрос. Но я, пожалуй, пересяду. Если мы собираемся говорить о деле, лучше смотреть друг другу в лицо.
      Я сказал ей, что я не жадный. И потребовал за пленку пятьдесят тысяч долларов. Столько же они обещали и Левеку, хотя эти деньги ему так и не достались. Столько же могли заплатить и мне.
      - А если вы ничем не лучше его? - сказала она. - У него была копия, хотя он поклялся, что нет.
      - Он был глупец.
      - Что оставил копию?
      - Что соврал. Конечно, я сделал копию. И даже две. Одна находится у адвоката. Другая - в сейфе у одного частного детектива. На всякий случаи вдруг меня зарежут в переулке или я из окна выпаду.
      - Но если у вас есть копии, вы сможете без конца тянуть из нас деньги.
      Я отрицательно покачал головой:
      - Эти копии - моя страховка. А мой ум - ваша страховка. Если я продаю вам пленку только один раз, это не значит, что я тяну из вас деньги. Я оказываю вам услугу. Вот если я попытаюсь сделать это еще раз, вам проще будет меня убить, но у меня хватает ума, чтобы это сообразить.
      - А если мы и сейчас ничего не заплатим? Вы пойдете в полицию?
      - Нет.
      - Почему?
      - Потому что этой пленки недостаточно, чтобы упрятать вас за решетку. Нет, я обращусь к прессе. Бульварные газеты просто вцепятся в эту историю. Они поймут, что у вас на руках слишком много крови и вы не сможете позволить себе возбудить дело о клевете. Они устроят вам очень скверную жизнь. Может быть, до уголовного преследования дело и не дойдет, но вы привлечете к себе такое внимание публики, что вам это не понравится. Друзья вашего мужа в Калифорнии будут не слишком довольны, что вы оказались в лучах прожекторов, а ваши соседи будут странно посматривать на вас в лифте. Вы ведь заплатите пятьдесят косых, чтобы избежать такой рекламы, верно? Да кто угодно так бы сделал.
      - Это большие деньги.
      - Вы и вправду так думаете? Не знаю, получу ли я столько же от бульварной газеты, но половину уж наверняка получу. Если они не вцепятся в такую историю, значит, они занимаются не своим делом. Я могу хоть сегодня явиться к какому-нибудь издателю и выйти от него с чеком на двадцать пять тысяч, и при этом никто не скажет, что я шантажист. Они назовут меня героем и, возможно, даже возьмут к себе на работу, чтобы я и дальше раскапывал всякую грязь.
      - Мне надо посоветоваться с Бергеном. Вы говорите, это не такие уж большие деньги, но нам понадобится некоторое время, чтобы их собрать.
      - Ни черта не понадобится, - возразил я. - Когда человек занимается отмыванием денег, ему ничего не стоит раздобыть немного наличных, Я думаю, у вас дома валяется раз в пять больше.
      - У вас какое-то странное представление о том, как делаются дела.
      - Я не сомневаюсь, что вы можете собрать деньги к завтрашнему вечеру, сказал я. - Тогда я и должен их получить.
      - Господи, - сказала она, - как вы похожи на Бергена!
      - У нас разные вкусы.
      - Вы думаете? Не говорите ничего о ваших вкусах, пока не попробуете все, что лежит на тарелке. А ведь вы еще не все попробовали, правда?
      - Ну, не так уж много и осталось.
      - Берген захочет с вами встретиться.
      - Завтра вечером, когда мы завершим нашу сделку. Я принесу пленку, так что вы будете знать, что покупаете. У вас в Маспете есть видик?
      - Вы хотите продать ее прямо там? В спортзале?
      - Я думаю, для обеих сторон это самое безопасное место.
      - Да уж, там не помешают, - сказала она. - Если не считать четвергов, там как в пустыне. И даже по четвергам народу не так уж много. Что у нас завтра, среда? Я думаю, это возможно. Но конечно, я должна поговорить с Бергеном.
      - Конечно.
      - Какое время для вас удобнее?
      - Попозже, - сказал я. - Но я могу вам через некоторое время позвонить, и мы договоримся обо всех деталях.
      - Хорошо. - Она посмотрела на часы: - Позвоните около четырех.
      - Позвоню.
      - Отлично. - Она открыла сумочку и положила на столик деньги за выпитое. - Я вам кое-что скажу, Скаддер. Я и в самом деле хотела пойти с вами наверх. Я была такая мокрая - из меня просто текло. Я не притворялась.
      - Я и не думал, что вы притворяетесь.
      - И вы хотели меня не меньше. Но я рада, что мы этого не сделали. Знаете почему?
      - Скажите.
      - Потому что так между нами еще осталось сексуальное напряжение. Вы это чувствуете?
      - Да.
      - И оно никуда не денется и завтра вечером. Может быть, когда я поеду в Маспет, я надену штаны с разрезом. Вам это понравится?
      - Возможно.
      - И длинные перчатки, и высокие каблуки. - Она пристально посмотрела на меня. - И буду без блузки.
      - И подкрасите соски губной помадой.
      - Румянами.
      - Но того же цвета, как ваша помада и лак для ногтей.
      - Может быть, мы немного поиграем, - сказала она. - После того как совершим сделку. Может быть, мы получим удовольствие. Все трое.
      - Ну, не знаю.
      - Вы думаете, мы попытаемся отобрать деньги? Но у вас же останутся копии. Одна у адвоката, другая у частного детектива.
      - Дело не в этом.
      - А в чем?
      - Вы сказали - все трое. Я не люблю тесноты.
      - Тесно не будет, - сказала она. - Места там будет сколько угодно.
      21
      В четыре я позвонил. Должно быть, она сидела у телефона - в ту же секунду, как он зазвонил, она взяла трубку.
      - Это Скаддер, - сказал я.
      - Вы пунктуальны, - ответила она. - Это хороший признак.
      - Признак чего?
      - Пунктуальности. Я говорила с мужем. Он согласен на ваши условия. Завтрашний вечер годится. Что касается времени, то он предлагает полночь.
      - Пусть будет час ночи.
      - Час ночи? Минутку.
      Наступила пауза, потом трубку взял Стетнер.
      - Скаддер? - сказал он. - Говорит Берген Стетнер. Час ночи меня устраивает.
      - Хорошо.
      - Мне не терпится с вами познакомиться. Вы произвели на мою жену большое впечатление.
      - Она и сама производит большое впечатление.
      - Я всегда так думал. Насколько я понимаю, мы уже как будто встречались. Вы тот болельщик, который ищет туалет не там, где надо. Но должен сознаться, что совершенно не помню, как вы выглядите.
      - Когда увидите, узнаете.
      - У меня такое чувство, будто мы уже знакомы. Но в нашей договоренности, насколько я ее понял со слов Ольги, есть одна вещь, которая меня беспокоит. У вас остаются копии - у адвоката и у вашего представителя, верно?
      - У адвоката и у одного частного детектива.
      - С которыми они ознакомятся в случае вашей смерти и выполнят кое-какие ваши пожелания. Правильно?
      - Правильно.
      - Вполне понятная предосторожность. Я мог бы заверить вас, что в ней нет необходимости, но это, возможно, вас не успокоит.
      - Не совсем.
      - "Верь всякому, только не забудь снять карты" - так, кажется, говорится? Но вот какая у меня дилемма, Скаддер. Представьте себе, что мы совершим нашу сделку к взаимному удовольствию всех сторон, вы пойдете своей дорогой, я своей, а через пять лет вы поскользнетесь на тротуаре и угодите под автобус. Вы понимаете, к чему я клоню?
      - Да.
      - Потому что если я сдержу слово...
      - Я вас понял, - сказал я. - Один мой знакомый как-то оказался в таком же положении. Погодите минутку, попробую вспомнить, как он из него вышел. Я немного подумал. - Вот что. Как вам понравится такой вариант? Я оставляю обоим указания, что, если я умру через год или больше с сегодняшнего дня, они должны уничтожить то, что я им дал, если только не возникнут особые обстоятельства.
      - Какие особые обстоятельства?
      - Например, если не появятся серьезные основания подозревать, что моя смерть была не случайной, и если убийца не будет установлен или задержан. Другими словами, вам ничего не грозит, если я попаду под автобус или под пулю ревнивого любовника. А если я окажусь жертвой каких-нибудь неизвестных убийц, тогда ваше дело плохо.
      - А если вы умрете до конца первого года?
      - Тогда у вас тоже возникнут проблемы.
      - Даже если это будет автобус?
      - Даже если это будет сердечный приступ.
      - Господи! - сказал он. - Мне это не очень нравится.
      - Это самое лучшее, что я могу предложить.
      - Черт возьми. А как у вас со здоровьем?
      - Не так уж плохо.
      - Надеюсь, не слишком налегаете на кока-колу?
      - Не могу много ее пить - живот пучит.
      - Смешно. Вы не занимаетесь парашютным спортом или дельтапланеризмом? Не летаете на собственном самолете? Господи, что я говорю! Как будто оформляю вам страховку. Что ж, вы, кажется, хорошо о себе заботитесь, Скаддер.
      - Стараюсь избегать сквозняков.
      - Старайтесь и дальше. Вы знаете, мне кажется, Ольга права - знакомство с вами доставит мне удовольствие. Что вы делаете сегодня вечером?
      - Сегодня вечером?
      - Да, сегодня вечером. Не хотите с нами пообедать? Выпьем немного шампанского, повеселимся. Завтра нам предстоит дело, но это не помешает нам пообщаться сегодня.
      - Не могу.
      - Почему?
      - У меня есть свои планы.
      - Так отмените их! Неужели это что-то настолько важное, что нельзя перенести?
      - Я должен быть на собрании "Анонимных алкоголиков".
      Он долго хохотал.
      - Знаете, это просто замечательно, - сказал он в конце концов. - Ну, раз уж на то пошло, то у нас тоже есть планы. Ольга должна сопровождать одну молодую девицу на танцы в Организацию католической молодежи, а я иду, хм...
      - На заседание Совета бойскаутов, - подсказал я.
      - Вот именно. Ежегодный торжественный обед окружного Совета бойскаутов с раздачей наград. Мне собираются вручить значок "Почетный педераст" - очень ценная награда, на нее много претендентов. Занятный вы человек, Скаддер. Вы обойдетесь мне в немалую сумму, но по крайней мере я хоть посмеюсь вволю.
      После разговора со Стетнером я позвонил в контору по прокату автомобилей, расположенную по соседству, и заказал машину. Забирать ее сразу я не стал, а сначала дошел пешком до книжного магазина "Колизеум" и купил план Куинса. Выйдя из магазина, я сообразил, что совсем рядом находится галерея, куда я отдал вставить в рамки рисунки Рея Галиндеса. Они сделали все очень хорошо, и, глядя на рисунки сквозь стекло, не дающее бликов, я попытался воспринять их как произведения искусства. Но мне это никак не удавалось. Я все время видел двух мертвых мальчиков и человека, который их убил.
      Мне завернули рисунки, я расплатился кредитной карточкой и отнес сверток к себе в отель. Положив их в стенной шкаф, я несколько минут изучал план Куинса. Потом вышел, чтобы выпить кофе с бутербродом и прочесть газету, а вернувшись, еще некоторое время разглядывал план. Около семи я зашел в прокатную контору, снова расплатился кредитной карточкой и сел за руль серой "тойоты-короллы", почти новой - на счетчике было меньше десяти тысяч километров. Бак был полон, а пепельницы пусты, только тот, кто чистил салон пылесосом, сделал это не слишком добросовестно.
      План я взял с собой, но добрался до места, не заглядывая в него: проехал по тоннелю Мидтаун и по Лонг-Айлендскому шоссе, а с него свернул сразу после пересечения с магистралью Бруклин-Куинс. Движение на шоссе было не слишком большое: почти все жители пригородов уже сидели перед телевизорами. Я покрутился по улицам, а добравшись до спортзала "Нью-Маспет", не спеша объехал квартал и нашел место, где поставить машину.
      Я просидел там час или даже больше, словно какой-нибудь ленивый полицейский в засаде. Был момент, когда мне захотелось отлить, а я не догадался захватить с собой пустую литровую бутылку, как меня учили много лет назад. Однако вокруг никого не было, за последние полчаса я не видел ни души, и это придало мне храбрости. Я отъехал на два квартала, вылез из машины и в полное свое удовольствие отлил у кирпичной стены. Потом снова объехал весь квартал и поставил машину в другом месте, прямо напротив входа в спортзал. Вся улица была как мечта автовладельца - мест для стоянки сколько угодно.
      Около девяти или немного позже я вышел из "тойоты" и подошел к спортзалу. Некоторое время не спеша присматривался, потом вернулся в машину, достал блокнот и набросал кое-какие схемы. Мне пришлось включить потолочный фонарь, но ненадолго.
      В десять я другой дорогой вернулся в город. Парнишка в гараже сказал, что должен взять с меня плату за целый день.
      - Так что можете оставить ее до завтра, - сказал он. - Вернете после обеда, доплачивать ничего не придется.
      Но я сказал ему, что больше машина мне не нужна. Гараж находился на Одиннадцатой авеню, между Пятьдесят Седьмой и Пятьдесят Восьмой. Я прошел квартал к востоку, потом повернул на юг. Зашел в "Армстронг", но не увидел там никого знакомого. Потом на всякий случай заглянул в дверь "Ол-Америкен" - нет ли там Деркина. Его там не было. Я разговаривал с ним несколько дней назад, и он сказал, что боится, не наговорил ли лишнего. Но я успокоил его, сказав, что он вел себя как истинный джентльмен.
      - Ну, тогда я просто молодец, - сказал он. - Это не в моих привычках, но время от времени человек должен пойти и выпустить пар.
      Я сказал, что хорошо его понимаю.
      В "Грогане" Мика не было.
      - Он, может, придет попозже, - сказал Берк. - Еще до закрытия.
      Я уселся за стойкой со стаканом кока-колы, а допив ее, перешел на содовую. Через некоторое время появился Энди Бакли, и Берк налил ему кружку "Гиннеса" из бочки, а Энди подсел ко мне и затеял разговор о баскетболе. Раньше я старался держаться в курсе игр, но в последние несколько лет почти перестал. Однако это Энди не смутило: он с радостью взял разговор на себя. Накануне вечером он был в зале "Мэдисон-Сквер-Гарден", и там "Никербокеры" свели игру вничью трехочковым броском на последней секунде, благодаря чему он выиграл пари.
      Я дал ему уговорить себя сыграть в дартс, но у меня хватило ума не заключать с ним пари. Он легко выиграл бы у меня одной левой. Мы сыграли еще раз, а потом я вернулся к стойке, выпил еще стакан кока-колы и стал смотреть телевизор, а Энди остался у мишени тренировать броски.
      В какой-то момент я подумал, не пойти ли мне на полуночное собрание. Когда я только бросил пить, каждую ночь в двенадцать часов бывали собрания в церкви Моравских Братьев на углу Лексингтон-авеню и Тридцатой. Потом они лишились этого помещения, и группа перебралась в Аланон-хаус, в клуб "А. А.", который несколько раз переезжал с места на место в районе театров, а теперь располагается в квартире на третьем этаже жилого дома на Западной Сорок Шестой. Было время, когда Аланон-хаус остался вообще без помещения, и часть группы организовала новые полуночные собрания в центре, на Хьюстон-стрит, где Гринич-Виллидж граничит с Сохо. Эта группа устраивала там и другие собрания, в том числе для страдающих бессонницей - в два часа ночи.
      Так что у меня был кое-какой выбор ночных собраний, и я мог бы попросить Берка дать знать Мику, что я его разыскиваю и вернусь не позже половины второго. Но что-то меня остановило - удержало на табуретке за стойкой и заставило взять еще стакан кока-колы.
      Я отлучился в туалет, когда Мик наконец появился, - это было без чего-то час. Вернувшись в зал, я увидел, что он сидит за стойкой с бутылкой своего любимого виски "JJ&S" и со своей хрустальной стопкой.
      - Отлично, - сказал он. - Берк сказал мне, что ты здесь, и я велел ему поставить кофейник. Надеюсь, мы просидим с тобой всю ночь.
      - Сегодня не получится, - сказал я.
      - Ну, ладно. Может, мне еще удастся тебя уговорить.
      Мы сели за наш обычный столик, он налил свою стопку, поднял ее и посмотрел на свет.
      - Клянусь Богом, прекрасный цвет, - сказал он и сделал глоток.
      - Если ты когда-нибудь бросишь пить, имей в виду, что есть крем-сода точно такого же цвета.
      - Да ну?
      - Только тебе придется дать ей постоять, чтобы пены не было.
      - Да уж, это бы все испортило. - Он сделал еще глоток и вздохнул. Надо же - крем-сода.
      Мы поболтали о том о сем, а потом я нагнулся к нему и спросил:
      - Тебе все еще нужны деньги, Мик?
      - Ну, ботинки у меня пока каши не просят.
      - Не просят.
      - Но деньги мне всегда нужны. Я же тебе говорил.
      - Говорил.
      - А что?
      - Я знаю, где ты можешь раздобыть денег.
      - Ага, - сказал он. Некоторое время он сидел молча, и на лице его то появлялась, то исчезала едва заметная улыбка. - Сколько?
      - Минимум пятьдесят тысяч. А может, и побольше.
      - Чьи деньги?
      Хороший вопрос. Джо Деркин напомнил мне, что деньги не знают своего хозяина. Он сказал - это основополагающий принцип права.
      - Одной супружеской пары по фамилии Стетнер, - сказал я.
      - Торговцы зельем?
      - Почти. Он зарабатывает на валюте, отмывает деньги для двух братьев-иранцев из Лос-Анджелеса.
      - Ах, ира-анцев, - произнес он с облегчением. -Ну, что ж. Может, расскажешь малость подробнее?
      Говорил я, должно быть, минут двадцать. Достав свой блокнот, я показал ему схемы, которые набросал в Маспете. Вообще-то особенно рассказывать было нечего, но он несколько раз заставлял меня вернуться назад и подробно обо всем расспрашивал. Потом минуту-другую помолчал, после чего наполнил свою стопку виски и опрокинул ее, словно это был стакан холодной воды в жаркий полдень.
      - Завтра ночью, - сказал он. - Четыре человека, я думаю. Я, еще двое и Энди за рулем. Один будет Том, а другой - либо Эдди, либо Джон. Тома ты знаешь. Эдди и Джона нет.
      Том - это дневной бармен, человек с бледным лицом и поджатыми губами, родом из Белфаста. Я никогда не мог понять, чем он занимается по вечерам.
      - Маспет, - сказал он. - Из Маспета может ли быть что доброе?* Клянусь Господом Богом, мы с тобой сидели там и смотрели, как черномазые молотят друг друга, а все это время прямо под ногами у нас была целая прачечная, где отмывали деньги. Ты поэтому туда ходил? А меня захватил для компании?
      * Имеется в виду цитата из Евангелия: "Из Назарета может ли быть что доброе?" (Ин. I, 46).
      - Нет, у меня там в самом деле была работа, но совсем другая.
      - Ноты не зевал.
      - Пожалуй.
      - И сообразил, сколько будет дважды два. Что ж, такие веши мне по душе. Могу сказать, что ты меня удивил.
      - Почему?
      - Потому что сказал об этом мне. Это на тебя не похоже. Просто из дружбы такого обычно не делают.
      - Ты же платишь за наводку, верно? - спросил я.
      - Ах, вот оно что, - сказал он, и в глазах у него мелькнуло какое-то странное выражение. - Плачу. Пять процентов.
      Он извинился и пошел позвонить. Пока его не было, я сидел и смотрел на его бутылку и стопку. Я мог бы выпить кофе, который приготовил Берк, но мне не хотелось. Виски мне тоже не хотелось.
      Когда он вернулся, я сказал:
      - Пять процентов - мало.
      - Да? - Лицо его стало жестким. - Клянусь Господом Богом, сегодня от тебя одни сюрпризы. А я-то считал, что тебя знаю. Чем тебе не нравятся пять процентов и сколько, по-твоему, тебе причитается?
      - Пять процентов мне нравятся, - сказал я. - Если это за наводку. Только я не хочу получать за наводку.
      - Не хочешь? Тогда какого дьявола ты хочешь?
      - Полную долю, - ответил я. - Я хочу быть в деле. Я хочу поработать.
      Он откинулся назад и пристально посмотрел на меня. Потом налил себе, но пить не стал, а только понюхал, не сводя с меня глаз.
      - Ого-го! Будь я проклят, - сказал он. - Ну и хреновина, будь я проклят.
      22
      Утром я наконец собрался положить "Грязную дюжину" в свой сейф. Потом купил обычную копию фильма, чтобы взять ее с собой в Маспет, а потом принялся размышлять о том, что может пойти не так, как надо. Вернулся в банк, снова взял ту кассету, а другую оставил в сейфе, чтобы их случайно не перепутать. Если меня в Маспете убьют, Джо Деркин сможет хоть сто раз просматривать кассету, пытаясь понять, что все это означает.
      Весь день я думал о том, что мне надо бы пойти на собрание, где я не был с воскресного вечера. Сначала я решил пойти в обед, но не пошел, потом подумал о собрании, которое бывает в "счастливый час", около четырех тридцати, и в конце концов решил посидеть хотя бы до середины на своем обычном вечернем собрании в церкви Святого Павла. И всякий раз придумывал себе вместо этого какие-нибудь другие дела.
      В десять тридцать я пришел в "Гроган".
      Мик уже был там, и мы прошли в его кабинет. В нем стоял старый деревянный письменный стол, сейф, пара старомодных конторских стульев и кресло с откидным подголовником и подножкой. Стоял там еще старый зеленый кожаный диван, где он иногда спал час-другой. Как-то он сказал мне, что у него три квартиры в городе, все сняты на чужое имя, ну и, конечно, ферма за городом.
      - Ты первый, - сказал он. - Том и Энди будут здесь в одиннадцать. Мэтт, ты хорошо все обдумал?
      - Более или менее.
      - Не передумал?
      - С какой стати?
      - Ничего плохого, если и передумаешь. Очень может быть, что без крови не обойдется. Я тебе вчера говорил.
      - Помню.
      - Тебе придется взять пистолет. А когда у тебя пистолет...
      - Ты должен быть готов пустить его в дело. Знаю.
      - О Господи, - сказал он. - Ты уверен, что у тебя хватит духу?
      - Вот и поглядим, верно?
      Он отпер сейф и показал мне несколько пистолетов. Особенно рекомендовал он девятимиллиметровый автоматический "зауэр". Пистолет весил целую тонну, я подумал, что пулей из него можно и поезд остановить. Я повертел его в руках, открыл и закрыл затвор, вынул и вставил обойму. Он хорошо ложился в руку. Отличная работа, и вид устрашающий. Но в конце концов я положил его на место и взял короткоствольный "смит-и-вессон" калибра 9,6 миллиметра. Он был не такой страшный на вид, не говоря уж о куда меньшей убойной силе, но очень удобно поместился у меня за ремнем, сзади. А главное, это был двоюродный брат того револьвера, который я много лет носил, когда был на службе.
      "Зауэр" Мик взял себе.
      К одиннадцати прибыли Том и Энди, и каждый из них зашел в кабинет, чтобы выбрать оружие. Дверь кабинета мы, конечно, держали закрытой и расхаживали взад и вперед по комнате, обмениваясь соображениями о том, какая хорошая сегодня погода и какое пустяковое дело нам предстоит. Потом Энди ушел, подогнал машину, мы один за другим вышли из "Грогана" и уселись в нее.
      Это был "форд" марки "краун-виктория". Большая машина лет пяти от роду. Длинная, просторная, с обширным багажником и мощным двигателем. Сначала я подумал, что ее специально где-то угнали, но оказалось, что Баллу купил ее некоторое время назад. Энди Бакли держал ее в гараже, в Бронксе, и выводил только в таких случаях. Номера были настоящие, только если бы кто-нибудь попробовал найти по ним владельца, у него бы ничего не вышло: машина была зарегистрирована на вымышленные фамилию и адрес.
      Энди проехал по Пятьдесят Седьмой, выехал на Пятьдесят Девятую, мы миновали мост и оказались в Куинсе. Этот путь мне больше понравился, чем тот, каким ехал я. В машине мы разговаривали мало, а после того как переехали реку, вообще почти все время молчали. Наверное, такая же тишина стоит в раздевалке у спортсменов перед финальной игрой. А может быть, и нет - ведь в спорте проигравшим не грозит смерть от пули.
      Вся поездка заняла, по-моему, не больше получаса - от двери до двери. Движения практически не было, а дорогу Энди знал наизусть. Поэтому мы подъехали к спортзалу что-то около двенадцати. Энди и раньше ехал не очень быстро, а тут снизил скорость километров до тридцати пяти, чтобы мы могли как следует рассмотреть здание и его окрестности, проезжая мимо.
      Мы свернули на одну улицу, потом на другую и время от времени проезжали мимо спортзала. На улицах было так же пусто, как и накануне вечером, а в такое позднее время они казались еще пустыннее. Мы ездили вокруг минут двадцать или больше, прежде чем Мик сказал Энди, что пора передохнуть.
      - Если все время ездить взад-вперед, какой-нибудь сучий полицейский непременно остановит нас и спросит, не заблудились ли.
      - Я не видел ни одного полицейского от самого моста, - сказал Энди.
      Мик сидел впереди, рядом с ним, а я - сзади, с Томом, который не раскрывал рта с тех пор, как мы вышли из кабинета Мика.
      - Рано приехали, - сказал Энди. - Что будем делать?
      - Поставь машину поблизости от зала, но не совсем рядом, - сказал Мик. - Будем сидеть и ждать. Если кто-нибудь нас спугнет, поедем домой и напьемся.
      В конце концов мы поставили машину за полквартала от спортзала, на противоположной стороне улицы. Энди заглушил мотор и выключил свет. Я сидел, пытаясь сообразить, на территории какого полицейского участка мы находимся, чтобы знать, кто может нас спугнуть. Кажется, это был 108-й, а может быть, 104-й - я не мог вспомнить, где проходит граница между ними и по какую сторону от нее мы оказались. Не знаю, сколько времени я сидел так, сосредоточенно нахмурив лоб и пытаясь представить себе план Куинса и наложить на него схему расположения полицейских участков. Смысла в этом не было ни малейшего, но я был так поглощен своими размышлениями, словно от них зависели судьбы всего мира.
      Я еще не пришел ни к какому решению, когда Мик повернулся ко мне и показал на свои часы. Стрелки показывали час. Пора идти.
      Я должен был войти туда один. Предполагалось, что это самая легкая часть дела, но, когда наступило время действовать, мне стало не по себе. Я не знал, какой прием меня ждет. Если Берген Стетнер решил - и не без оснований, - что дешевле и спокойнее меня убить, чем платить деньги, ему достаточно будет чуть приоткрыть дверь и пристрелить меня прежде, чем я его увижу. Здесь вполне можно было палить хоть из пушки, и никто не услышит, а если и услышит, то не обратит внимания.
      Я даже не знал, там ли они. Я явился точно вовремя, а они должны были быть на месте уже несколько часов. Хозяева здесь они, и какой им смысл опаздывать? Но я не видел на улице ни одной машины, которая могла бы им принадлежать, и с улицы в спортзале не было заметно никаких признаков жизни.
      Возможно, внутри здания находилась стоянка. В дальнем его конце я видел что-то похожее на ворота гаража. На месте Стетнера я предпочел бы ставить машину внутри. Я не знал, какая у него машина, но, если она хоть сколько-нибудь соответствовала стилю его жизни, ее не стоило оставлять на улице.
      Надо было чем-то занять голову - хотя бы вычислять, на каком мы участке. Или они там, или их там нет; или они встретят меня рукопожатием, или пулей. Но я знал, что они там, потому что чувствовал на себе их взгляд, когда подходил к двери. Кассету я положил в карман плаща, решив, что они не станут стрелять, пока не убедятся, что она со мной. А "смит-и-вессон" калибра 9,6 миллиметра был там, куда я его спрятал, - под пиджаком, я чувствовал, как он оттягивает ремень. Мне было бы легче его достать, если бы он был в кармане плаща, но я хотел, чтобы он оставался при мне, даже если я сниму плащ, и поэтому...
      Да, они и в самом деле следили за мной. Дверь открылась прежде, чем я постучал. И никакого наведенного на себя ствола я не увидел. Там был только Берген Стетнер в той же замшевой спортивной куртке, которую я видел на нем в четверг вечером. Брюки на этот раз были цвета хаки, похожие на армейские и заправленные в сапоги. Костюм довольно странный, детали никак не вязались друг с другом, но на нем все это почему-то выглядело нормально.
      - А, Скаддер, - сказал он. - Вы точно вовремя.
      Он протянул мне руку, и я ее пожал. Его рукопожатие было крепким, но не чересчур - он просто на секунду сжал мою руку и тут же отпустил.
      - Теперь я вас узнал, - сказал он. - Я что-то смутно помнил, но не мог отчетливо вас себе представить. Ольга говорит, что вы напоминаете ей меня. Нет, наверное, не внешне. Или есть сходство? - Он пожал плечами. - Мне так не кажется. Ну что, пойдем вниз? Дама нас ждет.
      В его манере поведения было что-то театральное, словно на нас смотрели невидимые зрители. Может быть, он снимает все это на пленку? Но зачем?