ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
      ПАРЕНЬ С СОБАКОЙ
      перевод М. Гутова
      Писатель всегда надеется, что его произведения проживут дольше, чем крошащаяся от времени бумага книг, и хотя все мы, кто измеряет свою жизнь названиями поставленных на полку собственных книг, станем отрицать это публично, потому что иначе не проявим полагающейся нам приличествующей смиренности, тайком надеемся, что Потомки окажутся к нам добры и одарят нас бессмертием, продлив жизнь наших творений.
      В душе все мы завидуем Достоевскому, Марку Твену и Шекспиру. Не только потому, что они первыми застолбили так много всего, что мы вынуждены у них красть, иначе все наши произведения развалятся, но потому, что они делали это настолько хорошо, что купили себе билет в будущее.
      И поэтому, поскольку все это столь дьявольски непредсказуемо, мы никогда не узнаем, какие из наших рассказов переживут нас и закомпостируют нам билетики на дальнейшую поездку... потом, когда наш билет на тот свет уже прокомпостируют. Возьмем, к примеру, "Парня с собакой".
      Я написал его по двум причинам. Одна из них внешне фривольная, другая намеренно серьезная. Первая весьма существенна, потому что я и в самом деле, взаправду и всерьез, написал эту повесть для своего пса Абху. Он ее герой, а то, как именно я про него писал, объясняется в кратком воспоминании, включенном в более поздний рассказ "Птица смерти". Вы увидите дружбу в этом рассказе, который принес мне вторую "Небьюлу", который превратили в вонючий фильм и сопливый "графический роман" в форме комикса и который вошел в мой роман "Bloods a Rover" (сейчас, когда я это пишу, он еще не завершен, но скоро... скоро...), и что я намеренно обратил роли животного и человека. Люди в этом повествовании ведут себя как животные, а пес действует в благороднейших традициях человечества. И еще вы заметите, что раздражающий антиженский тон фильма в исходном тексте отсутствует.
      Это жестокий рассказ, потому что я-по большому счету - пытался сказать миру и читателям (в 1969 году), что мы должны быть намного добрее друг к другу.
      Я гулял со своей собакой по кличке Блад. Была его неделя меня злить, и он называл меня Альберт. Ему это казалось дьявольски забавным. Пэйсон Терхьюн - ха-ха.
      Я поймал ему двух водяных крыс - большую зеленую и охровую, и еще подстриженного пуделя, невесть как забредшего из подниза, так что поел он хорошо, просто выпендривался.
      - Пошли, сукин сын, - проворчал я, - найди мне хорошую задницу.
      Кровь еще булькала у него в горле, и он проворчал:
      - А ты забавен, когда возбуждаешься. Достаточно забавен, чтобы отвесить хорошего пинка в самый сфинктер этой твари, беженца с помойных куч.
      - Давай, ищи, в натуре!
      - Стыдно, Альберт. После всех моих наставлений ты продолжаешь говорить "в натуре".
      Он знал, что мое терпение иссякает, и ни с того ни с сего заметался. Потом сел на развалившуюся кромку тротуара, веки его сомкнулись, а волосатое тело напряглось. Спустя некоторое время принялся рыть землю, пока не улегся мордой на передние лапы. Напряжение у него спало, он задрожал, как всегда случалось перед вычесыванием блох. Так продолжалось с добрую четверть часа, после чего Блад перевернулся на спину, обратив к ночному небу голое брюхо. Передние лапы он подогнул, а задние вытянул.
      - Извини, - сказал он, - ничего не чувствую.
      Мне это все изрядно надоело. Стоило, пожалуй, хорошенько наподдать ему сапогом, однако я видел, что пес старался. Не получилось. Жаль, конечно, я действительно хотел трахнуться, но что тут поделаешь?
      - Ладно, - раздраженно сказал я, - проехали.
      Он перевернулся на бок и вскочил.
      - Чем собираешься заняться?
      - Выбор у нас не богат, - саркастически заметил я.
      Блад снова сел у моих ног, униженно покорный. Я прислонился к оплавленному столбу и задумался о телках. Это было мучительно.
      - Остается только кино.
      Блад оглядел улицу, лужи тьмы в заросших кратерах и промолчал. Песье отродье дожидался, пока я скажу "ладно, пойдем". Он любил фильмы еще больше, чем я.
      - Ладно, пойдем.
      Тогда он поднялся и потрусил за мной - язык вывалился, бока счастливо раздувались. Вперед, чучело. Но попкорна ты не дождешься.
      "Наша банда" состояла из проходимцев, которых не удовлетворяла просто жратва. Они стремились к комфорту и неплохо в этом преуспели. Ребятам нравились фильмы, и они захватили землю в том месте, где раньше помещался кинотеатр "Метрополь".
      Никто и не пытался их согнать, поскольку кино хотелось смотреть всем, а у ребят был выход на ленты. Им удавалось удовлетворять запросы. Даже таких одиночек, как мы с Бладом. В особенности таких, как мы.
      На входе меня заставили сдать мой "сорок пятый" и браунинг двадцать второго калибра. Вначале я купил билеты; за мой пришлось отдать банку свинины с фасолью, а за Блада - консервы с сардинами. Потом охрана провела меня в камеру хранения оружия. Я увидел, как из пробитой трубы на потолке сочится влага, и попросил переложить мои стволы на сухое место. Приемщик, парнишка с огромными бородавками, ноль внимания обратил на мою просьбу.
      - Слышишь, ты, козел вонючий, убери мое барахло на сухое место... Не дай Бог что-нибудь заржавеет или появятся пятна, я тебе все кости переломаю!
      Он хотел покачать права и вопросительно взглянул на охрану с пулеметами; они могли меня вышвырнуть, и в этом случае билеты пропали бы. Но ребята равнодушно махнули ему рукой: делай, мол, что сказали. Так что козел отнес мой "сорок пятый" и браунинг в дальний угол.
      А мы с Бладом прошли в зал.
      - Хочу попкорна.
      - Перебьешься.
      - Слышишь, Альберт? Купи попкорна.
      - Я на мели. Обойдешься без попкорна.
      - И дерьмо же ты!
      Я пожал плечами. Пусть подает на меня в суд.
      Зал был переполнен. Слава Богу, на входе отбирали только стволы. Пика и нож в промасленных ножнах на шее вселяли в меня уверенность. Блад разглядел два свободных места рядом, и мы потопали через ряд, наступая на ноги. Кто-то выругался, но я сделал вид, что не заметил. Зарычал доберман. Шерсть на Бладе встала дыбом, однако он стерпел. Всегда возникает какая-нибудь напряженка, даже на нейтральной земле, вроде "Метрополя". (Я слышал, как-то раз зацепились в "Гранаде". Так там положили десять человек и столько же псин, спалили кинотеатр, а заодно и пару приличных фильмов.
      После того случая банды договорились, что кинотеатры - свободная зона. В общем, стало получше, но всегда же найдется какой-нибудь псих.)
      Крутили три ленты кряду. "Суровое дело" с Денисом 0Кифи, Клэр Тревор, Рэймондом Бером и Маршей Хант был самый старый. Фильм сняли в 1948 году, семьдесят шесть лет назад. Одному Богу известно, как он мог сохраниться. Лента то и дело рвалась, и приходилось постоянно останавливать аппарат. Но фильм был хороший. Про одиночку, на которого наехали, а он потом решил отомстить. Гангстеры, толпа, мордобой - короче, кино что надо.
      Затем показывали киношку времен третьей мировой, седьмого года, то есть за два года до моего рождения. Называется "Запах китайца". Неплохо стреляют и в основном машутся. Там еще есть атасная сцена, когда гончие спалили дотла китайский городишко напалмом. Блад тащился, хотя эту картину мы уже видели. Перемкнуло псину: мол, это его предки, хотя и он и я прекрасно понимали, что все это выдумки.
      - Хочешь поджечь ребенка, герой? - прошептал я ему.
      Он только поежился от удовольствия и ничего не сказал. На экране собаки ставили город на уши. Мне было скучно.
      Я ждал главного фильма.
      Наконец дошло и до него. Это была прелесть, про телочек, снято где-то в семидесятых: "Большие, черные, кожаные". Две телки с кнутами и в масках, в кожаных корсетах и сапогах, зашнурованных по самый пах, завалили тощего паренька, после чего одна из них уселась ему на лицо, а вторая строчила. Меня это здорово завело.
      Со всех сторон сидели одиночки и вовсю гоняли.
      Я был не прочь и сам подергаться, но тут Блад наклонился ко мне и произнес очень тихо, как он всегда говорит, когда затевает что-то отпадное:
      - В зале телка.
      -Ты спятил!
      - Говорю тебе,есть. Я чувствую запах.
      Я незаметно огляделся. Почти все места были заняты одиночками или их собаками. Случись сюда зайти бабе, такую устроили бы свалку!.. Ее разорвали бы на части, прежде чем кто-нибудь успел бы девку оприходовать.
      - Где? - тихо спросил я.
      Вокруг, постанывая, вовсю дрочили одиночки, в то время как на экране блондинки поснимали маски, а одна загоняла парнишку надетым на бедра деревянным кольцом.
      - Подожди минутку, - прошептал Блад.
      Он сосредоточился: глаза закрыты, тело напряжено как проволока, морда дрожит. Я положился на него.
      Вообще, это не исключено. То есть теоретически возможно. Я знал, что в поднизе идут действительно тупые фильмы, муть наподобие той, что снимали в тридцатых и сороковых, пресная бодяга, где даже женатые люди ложатся в разные кровати. Фильмы с Мирной Лой и Джорджем Брентом. Но совершенно точно, что время от времени телки из строгих семей добропорядочного подниза захаживают в места вроде этого - посмотреть, как выглядит настоящий крутой фильм. Я слышал об этом, хотя никогда не случалось, чтобы хоть одна зашла в мой кинотеатр.
      Вероятность того, что это произойдет в "Метрополе", была невелика. "Метр" вообще превращался в голубятню. Только не надо думать, что я против парней, которые зажимаются друг с другом... черт, это еще можно понять: телок-то на всех не хватает. Но ненавижу, когда педики начинают строить из себя целок, ревнуют, или за ним приходится охотиться, а он считает, что ему достаточно оголить задницу, а остальное твоя забота. Ничем не лучше прилипчивой телки. Я создан для драк и разборок, так что от этого никогда не тащился. Ну, не то чтобы совсем никогда, но такого со мной давненько не бывало.
      Так что в эту голубятню телка вряд ли сунется.
      Будет большая свалка между гомиками и нормалами - кто первым разорвет ее на части.
      А если она и пришла, почему другие собаки ее не унюхали?
      - Третий ряд перед нами, - прошептал Блад. - С краю. Одета как одиночка.
      - Почему другие собаки ее не унюхали?
      - Ты забываешь, кто я, Альберт.
      - Я не забываю, просто не верится.
      По правде говоря, верилось. Так уж вышло, что со способностями у меня туговато, и почти всему меня научил пес. Так что я верил ему на слово. С учителем не спорят.
      Тем более когда тебя учат читать, писать, прибавлять и вычитать - то есть всему, что надо, чтобы тебя считали умным. (Сейчас от этого мало проку, ну разве что не мешает. Хотя чтение, надо сказать, клевая вещь. Выручает, когда надо сообразить, что брать в разбомбленном супермаркете, если картинки на банках поотрывались. Пару раз умение читать спасло меня от консервированной свеклы. Черт, терпеть не могу консвеклу!)
      Так что в глубине души я верил, что Блад способен учуять телку там, где другие собаки ни хрена не могут. Об этом он мне рассказывал сотни раз. Его любимый рассказ. История, как он выражается. А то я не знаю, что такое история: это все, что произошло раньше.
      Но мне всегда нравилось узнавать истории непосредственно от Блада, а не из дурацких книжек, от которых он оторваться не может. А эта история была про него самого, и он рассказывал ее мне столько раз, что я знал ее наизусть... нет, правильнее сказать, я ее вызубрил. То есть знал слово в слово.
      Так что когда собака учит тебя всему, что ты знаешь, а кое-что заставляет вызубривать, начинаешь ей верить. Правда, я никогда не даю шелудивому это понять.
      А зазубрил я следующее.
      Более пятидесяти лет назад в Лос-Анджелесе, во времена третьей мировой, жил человек по имени Бусинг. Занимался он разведением собак: тренировал их на охранников и бойцов. Разводил доберманов, шнауцеров, датских догов и японских акитас.
      У него была четырехлетняя немецкая овчарка, сука по кличке Рыжая. Она работала на отдел наркотиков полицейского департамента Лос-Анджелеса. Могла унюхать марихуану, куда бы ее ни запрятывали. Как-то раз ей устроили проверку: на складе автодеталей было двести пятьдесят ящиков, в пять из них положили марихуану в запаянных целлофановых пакетах, обернутых в фольгу, потом в оберточную бумагу и наконец в отдельные картонные коробки.
      Так вот за семь минут Рыжая определила все пять ящиков.
      Тогда же в девяноста двух милях к северу, в Санта-Барбаре цитологи выделили экстракт спинного мозга дельфина и ввели его бабуинам и собакам. Потом провели отбор и необходимую хирургию. Первым успешным результатом эксперимента стал самец пули по кличке Абу, способный передавать свои ощущения при помощи телепатии.
      Последующие скрещивания и отбор привели к появлению боевых собак, как раз накануне третьей мировой. Они умели телепатировать на небольшое расстояние, могли выслеживать войска, бензин, радиацию, отравляющие вещества - короче, стали незаменимым оружием в войне нового типа. Выбранные породы доказали свою жизнеспособность. Доберманы, гончие, акитас, пули и шнауцеры дали еще более развитое в телепатическом отношении потомство.
      Рыжая и Абу были предками Блада.
      Он рассказывал эту историю тысячи раз. Одними и теми же словами теми, которыми она была рассказана ему.
      До сих пор я не особенно-то верил. Хотя с другой стороны...
      Я уставился на одиночку, сидящего в третьем ряду. Так вроде ничего не скажешь. Одиночка надвинул (или надвинула) кепку на глаза, а воротник поднял до ушей.
      - Ты уверен?
      - Сто процентов. Это девица.
      - Даже если это так, тащится она как парень.
      - Сюрприз, - саркастически фыркнул Блад. Загадочный одиночка по второму разу остался смотреть "Суровое дело". Да, похоже, действительно телка. Большинство одиночек и роверов - бродяг, что сбиваются в банды, после порнухи свалило. Зал опустел, да и на улицах должно стать потише; у него (у нее) был шанс спокойно добраться до дома. Я тоже стал смотреть "Суровое дело". Блад уснул. Когда загадочный одиночка поднялся, я дал ему (ей) время получить оружие, если он его сдавал, и дернул Блада за ухо.
      - Давай попробуем.
      Он поплелся по проходу.
      Я получил оружие и вышел на улицу. Никого.
      - Отлично, носюра. Где он?
      - Она. Где-то справа.
      Я снял браунинг с предохранителя и огляделся.
      Среди выгоревших коробок домов по-прежнему никого не было видно. Эта часть города пострадала очень сильно. С другой стороны, "Нашей банде", контролирующей "Метрополь", не потребовалось ничего восстанавливать. Подфартило ребятам. Драконам, например, приходилось поддерживать целую электростанцию, чтобы получать доход с других банд. Парни Теда мучились с водяным резервуаром, "Бастинады" как последние суки ишачили на марихуановых плантациях, "Черные" с Барбадоса ежегодно теряли по два десятка человек, расчищая радиационные воронки по всему городу... А "Нашей банде" хватало одного кинотеатра.
      Кто был вожаком, сколько лет назад из одиночек стали формироваться банды - все это меня не касалось. Блад заменил мне заботливую мать. Он знал, чем стоит заниматься.
      - Она повернула здесь, - сказал носюра.
      Я едва поспевал за ним. Вдали по-прежнему светились радиационные холмы. Теперь я не сомневался/что Блад прав. Наш таинственный незнакомец мог направляться только к шахте в подземный город, в подниз. Нет, точно девчонка.
      При этой мысли мои ягодицы сжались. Кажется, удастся трахнуться. Прошел почти месяц с тех пор, как Блад унюхал мне телку, одиночку с МаркетБаскет. Несло от нее, как от помойки, и я подцепил лобковых вшей, но это была женщина, а после того, как я ее связал и пару раз двинул по роже, она стала как шелковая. Правда, плевалась и кричала, что убьет меня, как только вырвется. Чтобы не рисковать, я не стал ее потом развязывать. Недельки две назад я заходил на то место, но ее там уже не было.
      - Осторожнее, - проворчал Блад, почти невидимый в сплошной тьме, окружающей кратер.
      На дне кратера что-то шевелилось. Пробираясь сквозь ничейную землю, я понял, почему большинство банд и одиночек составляли парни. На Войне поубивало почти всех девчонок, как и всегда бывает на войнах. Так говорил мне Блад. А те, что рождались, чаще всего не были ни мальчиками ни девочками. Их били о стену, как только вытягивали из матерей.
      Те немногие телки, которые не ушли в подниз с добропорядочными, были крутыми одинокими суками, наподобие той из Маркет-Баскет, сильными и жилистыми. Такая глазом не моргнет, отхватит бритвой твое мясо, как только ты наладишься его использовать. Так что с годами найти себе подходящую задницу становится труднее и труднее.
      Но время от времени какой-нибудь телке надоедает быть собственностью банды, или роверы проводят рейд, в который попадается случайная девчонка из поднизу, или вот как сейчас: добропорядочная телочка решила посмотреть, что же такое крутая порнушка.
      Неужели удастся потрахаться? Скорей бы.
      3
      Впереди не было ничего, кроме разрушенных останков домов. Один из кварталов буквально размазали по земле, словно гигантская плита ухнула с небес - шлеп! - и все, что оказалось под ней, обратилось в мелкую крошку.
      Телка была встревожена и испугана, я это видел.
      Она металась среди развалин, постоянно оглядывалась по сторонам и через плечо. Понимала, что здесь опасно... Если бы только она знала, насколько опасно!
      В уничтоженном квартале сохранилось только одно здание. Оно сиротливо торчало в самом дальнем его конце, словно провидение позволило ему сохраниться. Телка нырнула внутрь, и спустя мгновение я увидел мигающий свет. Фонарик? Возможно.
      Мы с Бладом пересекли улицу и оказались перед черным строением - все, что осталось от МХО, то есть от Молодежной христианской организации. Блад научил меня читать. А что, черт побери, означает Молодежная христианская организация? Иногда умение читать порождает больше вопросов, чем неумение, и поневоле думаешь: лучше бы ты оставался тупым.
      Я не хотел ее выпускать - там, в доме, как раз все условия, чтобы ее потрахать, - и выставил Блада на страже у главного входа, а сам побежал вокруг. Разумеется, все двери и окна были выбиты, так что попасть внутрь не составляло особого труда. Я подтянулся и перевалил через подоконник.
      Темно. Ни звука, за исключением ее шагов, доносящихся с другой стороны МХО. Есть при ней приправа или нет, рисковать я не собирался. Я передернул браунинг и вытащил свой "сорок пятый".
      С этого даже не надо снимать предохранитель, он всегда на взводе.
      Я осторожно пошел по комнате. Похоже, какая-то раздевалка. Весь пол был усеян битым стеклом и мусором, краска на стоящих рядами ящиках сгорела, очевидно, от тепловой волны, ударившей в окно много лет назад.
      Дверь висела на одной петле; я осторожно пролез в проем и оказался в бассейне. Огромное, пустое помещение, кое-где на полу кафельные плитки поотскакивали. Воняло - что неудивительно, поскольку вдоль стены лежали мертвецы или то, что от них осталось. Какой-то нерадивый уборщик сгреб их в одну кучу, а закопать поленился. Я натянул шейный платок на нос и рот и пошел дальше.
      Добрался до другой стороны бассейна, зашагал по Коридору с разбитыми лампочками на потолке. Видно было хорошо: в выбитые окна струился лунный свет, к тому же в стенах были провалы.
      Теперь я ее слышал - телка возилась совсем рядом, за дверью. Я подобрался к двери поближе. Она была приоткрыта, сквозь щель было видно, что пол с другой стороны завален штукатуркой и мусором. Если я попытаюсь ее открыть, будет много шума. Так что надо выждать момент.
      Прижавшись к стене, я старался разглядеть, чем занимается моя крошка. Она была в огромном спортзале, большой фонарь поставила на гимнастического коня. С потолка зала свисали канаты; были еще брусья, турник высотой в восемь футов, уже покрытый ржавчиной, висели кольца, в углу валялся трамплин, рядом - шест для балансировки. У дальней стены - шведская стенка, наклонные скамейки для качания пресса, еще пара трамплинов. Надо будет запомнить это место, здесь гораздо лучше тренироваться, чем в развалюхе, которую я оборудовал на старой автосвалке. Надо держать себя в форме, если ты одиночка.
      Телка скинула одежду. Стояла, раздевшись догола, и дрожала. Было и вправду прохладно; я видел, что тело ее покрылось гусиной кожей. Она была немаленькой - примерно пять футов и шесть или семь дюймов, с хорошей грудью и, пожалуй, худоватыми ногами.
      Она расчесывалась. Волосы спадали ей на спину. При свете фонаря я не видел, рыжая она или шатенка, но не блондинка, точно. Это хорошо - я тащусь с рыжих. Кроме того, у нее отличные груди. Лица я не видел, волосы были такие пышные и пушистые, что закрывали все.
      Снятое барахло она бросила на пол, а надеть собиралась что-то разложенное на гимнастическом коне. На ногах у нее были забавные туфельки, как мне показалось, с длинными каблучками.
      Я не мог пошевелиться. Неожиданно до меня дошло, что я не могу пошевелиться. Она была хороша. По-настоящему хороша. Я ловил дикий кайф просто от того, что стоял и смотрел, как вогнута ее талия и выпуклы ее бедра, как шевелятся мышцы возле грудей, когда она поднимает руки вверх и причесывается. Черт побери, действительно странно: я получал кайф от того, как телка причесывается! Как это говорят... женственно, что ли... Красивая картинка.
      Я никогда еще так не смотрел на телку. Раньше мне попадались одни прошмондовки, которых вынюхивал Блад. Их я хватал, сгребал - и дело с концом. Телки в порнушках тоже не такие, как эта, мягкая и гладенькая, несмотря на гусиную кожу. Так бы всю ночь и пялился.
      Она отложила расческу, вытащила из кучки одежды трусики и влезла в них. Затем надела лифчик.
      Никогда не приходилось видеть, как телки это делают. Она надела его задом наперед, вначале на талию, и застегнула. Затем перевернула так, чтобы чашечки оказались впереди, и, приподняв вначале одну, потом вторую, втиснула туда свои груди, и только потом накинула на плечи бретельки.
      Телка потянулась за платьем, а я тихонько отодвинул ногой мусор и штукатурку и взялся за дверь, готовясь к рывку.
      Она подняла платье над головой... Как только она всунула голову и оказалась вся спутана, я рванул дверь. Раздался страшный треск, полетела штукатурка и прочий хлам, и, прежде чем телка успела выбраться из платья, я был уже на ней.
      Она завизжала, а я с треском сорвал с нее платье, прежде чем она успела сообразить, что вообще происходит.
      Лицо у нее было диким, просто диким. Глаза большущие- не могу сказать, какого цвета, они были в тени. Широкий рот, маленький носик, скулы как у меня - высокие и продолговатые, а на правой щеке ямочка. Она уставилась на меня, едва живая от страха.
      И тогда - вот уж совсем странно - я почувствовал, что должен ей что-нибудь сказать... Не знаю что. Что-нибудь. Мне было неприятно, что она испугалась, но что, черт возьми, я мог сделать? В конце концов я собирался ее поиметь, не мог же я ее успокаивать: мол, бояться нечего? Мне надо было кончить, вот и все. И тем не менее потянуло сказать:
      "Эй, не бойся. Трахнемся, да и все". (Подобного со мной не случалось. Никогда не возникало желания говорить с телками. Засадить-да, а говорить нет.)
      Но это прошло. Я сделал ей подножку и швырнул на пол. Потом направил на нее "сорок пятый", и ротик девочки открылся в форме буквы "О".
      - Теперь я хочу взять борцовский мат вон в том углу, на нем будет удобнее, а ты не шевелись, потому что, если дернешься, я отстрелю тебе ногу. А потом все равно трахну, только останешься еще и без ноги.
      Я подождал, пока она даст знать, что поняла, и, после того как девчонка медленно кивнула, я, не сводя с нее ствола, отошел к огромной куче матов и стянул самый верхний. Подтащив мат к телке, я перевернул его чистой стороной вверх и стволом приказал ей перебираться. Она послушалась; села, оперлась на руки и подогнула ноги.
      Я расстегнул молнию на джинсах и стянул одну штанину. И заметил, что она смотрит на меня как-то странно. Я застыл.
      - Ты чего уставилась?
      Я разозлился. Не знаю почему, но разозлился.
      - Как тебя зовут? - спросила она.
      Голос у нее оказался мягкий и какой-то бархатистый, словно горло было выстлано бархатом или чемто подобным.
      Она не сводила с меня глаз, ожидая ответа.
      - Вик, - сказал я.
      - Вик... а дальше?
      Я сразу и не понял, о чем она. Потом сообразил.
      - Вик. Просто Вик.
      - Хорошо, а как зовут твою мать и отца?
      Тогда я начал смеяться и стаскивать джинсы дальше.
      - Ну ты и дура, - сказал я сквозь смех.
      Она обиделась. Это снова меня разозлило.
      - Перестань кривиться, зубы выбью.
      Она сложила руки на бедрах.
      Я спустил штаны до щиколоток. Через кроссовки они не снимались. Пришлось балансировать на одной ноге, а со второй сбрасывать кроссовку. При этом не сводить с телки ствола. Это было сложно, но у меня получилось.
      Я стоял перед ней голый снизу по пояс, а она чуть подвинулась вперед и скрестила ноги, не убирая рук с бедер.
      - Снимай все, - потребовал я.
      Некоторое время телка не двигалась, и я подумал, что она хочет повыдергиваться. Но она вдруг откинулась назад и сняла лифчик. Потом приподнялась и стянула трусики.
      Неожиданно она перестала выглядеть испуганной.
      Она смотрела на меня в упор и я увидел, что глаза у нее синие.
      И вдруг самое нелепое...
      Я не мог этого сделать. То есть не совсем так.
      Я имею в виду, мне хотелось ее трахнуть, но она продолжала смотреть на меня и была такой хорошенькой, что... Никто из одиночек мне не поверит, но я с ней заговорил. Стоял перед телкой в спущенных джинсах, в одной кроссовке, будто придурок.
      - А тебя как зовут?
      - Куилла Джун Холмс.
      - Странное имя.
      - Мама говорит, что в Оклахоме много таких имен.
      - Вы оттуда?
      - Да, - кивнула она, - до войны мои родители жили там.
      - Так они уже старые?
      - Да, но они молодцы.
      Мы говорили друг с другом и мерзли. Я видел, что ей холодно, потому что она дрожала.
      - Ладно, - пробормотал я, собираясь присесть рядом, - пожалуй, нам стоит начать...
      Черт бы все побрал! Блад, чтоб он сдох! Представьте, именно в этот момент влетает в зал, скачет через мусор и штукатурку, поднимает столб пыли, потом скользит на заднице, пока не упирается в нас.
      - Ну и? - раздраженно спросил я.
      - Ты с кем разговариваешь? - изумилась девица.
      - С ним. Бладом.
      - С собакой?!
      Блад посмотрел на нее и отвернулся. Он хотел что-то сказать, но она его перебила:
      - Значит, правда, будто вы умеете разговаривать с животными?
      - Ты собираешься слушать ее всю ночь или, может быть, хочешь узнать, чего я прибежал?
      - Ладно, чего тебе?
      - У тебя неприятности, Альберт.
      - Ты можешь серьезно?
      Блад мотнул головой в сторону входа в МХО:
      - Банда. Здание окружено. Я насчитал их человек пятнадцать или двадцать.
      - Откуда они узнали, что я здесь?
      Блад опустил голову и поежился.
      -Ну?
      - Какой-то шелудивый унюхал ее в кинотеатре. - Прекрасно!..
      - Что теперь?
      - Теперь будем отбиваться, вот что теперь. У тебя есть лучшие предложения?
      - Только одно.
      Я ждал.
      Он улыбнулся:
      - Надень штаны.
      Девчонка, эта Куилла Джун, была в полной безопасности. Я соорудил для нее убежище из дюжины борцовских матов. Шальная пуля ее не заденет, и, если они пришли не за ней, ее не найдут.
      Я залез по канату на перекладину, выложил браунинг и патроны к нему. Как бы мне сейчас пригодился автомат, брен или томпсон!.. Я проверил "сорок пятый" - пуля в стволе - и разложил на перекладине запасные магазины.
      Блад залег в тени у входа. Он предложил, чтобы я вначале прикончил несколько собак из банды, дать ему свободу действий.
      Это меня беспокоило меньше всего.
      Вообще-то я предпочел бы устроить засаду в другой комнате, с единственным входом, но я не знал, успели они войти в здание или нет. Так что выбора не было.
      Наступила тишина. Стихла даже эта Куилла Джун.
      Я потратил драгоценные минуты, убеждая ее, что ей лучше спрятаться и что со мной одним ей будет лучше, чем с двадцатью бандитами.
      - Если ты, конечно, хочешь еще повидаться с мамой и папой, предупредил я ее. После этого я завалил ее борцовскими матами.
      Тишина.
      Затем одновременно донеслись два звука. Кто-то очень тихо передвигался в дальнем конце бассейна под сапогами крошилась штукатурка. А со стороны главного входа тихонько постукивали металлом по дереву. Значит, меня берут в клещи. Отлично, я готов.
      Снова тишина.
      Я навел браунинг на дверь раздевалки. Она так и осталась открытой. Силуэт в дверях тянул на пять футов и десять дюймов. Я опустил прицел на полтора фута - так будет лучше. Я, давно понял: нельзя целиться в голову. Надо брать самую широкую часть тела: грудь, живот.
      Неожиданно снаружи послышался лай, кусок темноты отделился от главного входа и скользнул в зал - прямо напротив Блада. Я даже не пошевелил стволом.
      Вошедший в зал ровер сделал пару осторожных шагов, размахнулся и швырнул в темноту не то камень, не то железку. Так вызывают огонь. Я даже не пошевелил стволом.
      Когда штуковина, которую он бросил, ударилась об пол, с двух сторон из бассейна в спортзал ворвались роверы, по одному с каждого входа. Автоматы наготове, стволами вниз. Прежде чем они сориентировались, я выжал курок, перенес ствол и нажал еще раз. Оба упали. Точное попадание, прямо в сердце. Бац, и оба готовы. Ни один даже не пошевелился.
      Тот, который был в дверях, засуетился, и в ту же секунду Блад накрыл его. Рр-р-рьяф!
      Носюра перепрыгнул через выставленный ствол автомата и погрузил клыки в горло ровера. Парень завизжал, и Блад отскочил, унося в зубах кусок мяса. Несчастный стоял на одном колене и издавал страшные булькающие звуки. Я всадил ему в башку порцию свинца, и он ткнулся мордой в пол.
      Все снова затихло.
      Неплохо. Очень даже неплохо. Трое готовы, а они даже не выяснили нашей позиции.
      Блад опять забился в нишу у входа. Он не произнес ни слова, но я знал, о чем он думает. Что это могут быть трое из семнадцати, трое из двадцати, а может, и трое из двадцати двух. Точно никак не выяснишь, хоть сиди здесь всю неделю, так и не узнать, сколько человек нас поджидают. К тому же они всегда могут пополнить боезапас, а у меня рано или поздно кончатся патроны, равно как и еда, да и эта девчонка, Куилла Джун, тоже будет отнимать янимание. В конце концов мы проголодаемся и совершим какую-нибудь глупость, или я расстреляю все патроны, и тогда они хлынут внутрь, как ливень из тучи.
      Ровер со всей дури влетел в зал, на полной скорости сделал кувырок, метнулся в противоположную сторону и, прежде чем я успел прицелиться, трижды выстрелил по разным углам. Случайно он оказался почти подо мной, что позволило мне сберечь патрон двадцать второго калибра. Я беззвучно поднял "сорок пятый" и снес подонку ползатылка. Пуля пробила голову и сорвала почти все волосы. Он рухнул на пол.
      - Блад, винтовку!
      Пес выскочил из темноты, подхватил винчестер и утащил его в дальний угол, где были свалены маты.
      Я видел, как из кучи высунулась рука, схватила винчестер и затянула его внутрь. Ладно, по крайней мере там я его всегда заберу, когда мне понадобится.
      Отважный пес снова кинулся к убитому и принялся сдирать с него пояс с патронами. Блада могли уложить от двери или из окон, но он довел дело до конца. Отважный пес! Я это запомню и накормлю его чем-нибудь вкусненьким, когда мы отсюда выберемся. В темноте я улыбнулся... Если мы отсюда выберемся, мне не придется беспокоиться о вкусной кормежке для Блада, она была разбросана по всему залу.
      Пока Блад тащил пояс в укрытие, двое роверов решили попытать счастья с собаками. Они ворвались в зал через окна и сразу же раскатились в разные стороны, в то время как их псы-страшный, как смерть, и огромный, как дом, акита и цвета свежего дерьма сука добермана - влетели в зал через главный вход и тоже кинулись в разные стороны. Мне удалось поймать акиту в прицел, и он скуля покатился по поду. Доберман налетел на Бдада.
      Но выстрел выдал мою позицию. Один из бродяг резанул от бедра, и пули с мягким наконечником измочалили вокруг меня все стропила. Я потянулся за браунингом, и в это время мой "сорок пятый" соскользнул с перекладины и полетел вниз. Я дернулся за ним, но он выскользнул у меня из рук и с грохотом ударился об пол. Ровер изрешетил место, где я только что был. Но я уже стелился по перекладине, и он принялся палить на звук.
      В то же мгновение раздался выстрел из винчестера. Второй бродяга, до сих пор прятавшийся в темноте, рухнул на пол, зажимая руками рваную рану в груди. Куилла пристрелила его, не вылезая из укрытия.
      У меня не было времени сообразить, что происходит... Блад с доберманом катались по полу, издавая ужасные звуки, а ровер таки угодил пулей в торчащий из-за перекладины ствол моего браунинга, и он полетел на пол. Я остался без оружия. Подлец притаился в темноте, поджидая, когда я высунусь.
      Снова прогремел винчестер, и ровер открыл огонь по матам. Куилла нырнула в укрытие, и я понял, что на большую поддержку с ее стороны я рассчитывать не могу. Но мне и не надо было большего. Пока ровер стрелял по матам, я перевалился через перекладину и скользнул вниз по канату, чувствуя, как до волдырей сгорают ладони. Спустившись достаточно низко, я принялся раскачиваться, изо всех сил дергаясь во все стороны и с каждым разом увеличивая амплитуду. Подонок палил по мне, как по мишени, стараясь угадать траекторию, но мне удавалось уйти с линии огня. Наконецу него кончились патроны, и я, качнувшись как только мог сильно, полетел в его сторону, отпустил канат и рухнул на врага задницей. Он шлепнулся о стену, и в следующую секунду я был на нем, а мои большие пальцы - глубоко в его глазницах. Он визжал, собаки визжали, девчонка визжала, а я колотил сволочь головой об пол, пока он не затих. Тогда я схватил его автомат тридцатого калибра и бил подонка прикладом до тех пор, пока не стало ясно, что он мою жизнь больше осложнять не будет.
      Потом я нашел свой "сорок пятый" и пристрелил добермана.
      Блад поднялся и отряхнулся. Он был изрядно потрепан.
      - Спасибо, - промямлил псина и затрусил в темноту зализывать раны.
      Я пошел к Куилле Джун.
      Она рыдала. По всем парням, которых мы укокошили. А больше всего - по тому, которого завалила сама. Мне никак не удавалось прервать ее стенания, и под конец я треснул ее по роже и сказал, что она спасла мне жизнь и вообще немного помогла. Притащился Блад:
      - Как мы будем отсюда выбираться, Альберт?
      - Надо подумать.
      Я подумал и понял, что дело безнадежное. Скольких бы мы ни убили, будут приходить новые. Теперь это для них дело чести. Их чести.
      - Как насчет пожара? - предложил Блад.
      - Смотаться под прикрытием огня? - Я покачал головой. - Не выйдет. Они окружат все здание.
      - А если мы и не будем выходить? Сгорим вместе с домом?
      Я посмотрел на него. Отважное и, главное, чертовски умное решение.
      5
      Мы собрали весь деревянный мусор, все маты, разломали шведскую стенку, стащили в кучу к деревянной перегородке зала трамплины, шесты, скамейки короче, все, что горит, и подожгли ненавистный хлам. Затем мы проследовали за Бладом к месту, которое он для нас присмотрел. Котельная, глубоко в подвале. Там мы все забрались в котел и задраили люк, оставив открытым только вентиляционный клапан. С собой мы также прихватили один мат и все оружие и боеприпасы, которые удалось забрать из зала.
      - Что-нибудь чуешь? - спросил я Блада.
      - Пока беру только одного парня. Здание горит хорошо.
      - Сможешь определить, когда они свалят?
      - Возможно. Если они свалят.
      Куиллу Джун от всего происшедшего била дрожь.
      - Не наложи в штаны, - сказал я ей. - К утру здание рухнет, они пройдутся по развалинам, найдут кучи обгорелого мяса и, надеюсь, не станут определять, где женское. И все будет прекрасно... если мы здесь не задохнемся.
      Она едва заметно улыбнулась и приняла бравый вид. Отличная оказалась девчонка. Улеглась на мат и прикрыла глаза, стараясь уснуть. Я тоже был весь измочаленный. И тоже закрыл глаза.
      - Справишься? - спросил я Блада.
      - Постараюсь. Ты лучше поспи.
      Я кивнул и тут же отъехал.
      Когда я проснулся, Куилла Джун крепко спала, положив голову мне на плечо и обняв меня за талию.
      Я едва мог перевести дух. Как в жаровне. Черт, это и была жаровня, к стенке котла не прикоснешься. Блад залез на наш матрас - только борцовский мат не позволял нам всем испечься заживо - и спал, положив голову на лапы.
      Девчонка спала по-прежнему голая. Я положил руку ей на грудь - теплая. Куилла пошевелилась и прижалась ко мне еще теснее. Я испытал сильнейшее возбуждение.
      Потом я осторожно стянул джинсы и забрался на нее. Почувствовав, что я раздвигаю ей ноги, она проснулась, но было уже поздно.
      - Не надо, остановись... что ты делаешь, прекрати....
      Она была полусонная, слабая и, как мне показалось, не хотела по-настоящему сопротивляться. Вскрикнула, когда я начал, но потом все пошло как по маслу. Весь мат был залит кровью. А Блад по-прежнему спал.
      Раньше все происходило по-другому. Блад кого-нибудь мне выслеживал, я заваливал, оглушал и смывался, не дожидаясь возможных дурных последствий.
      Под конец она прогнулась, обхватила мою спину ногами так, что у меня ребра затрещали, и опустилась - медленно-медленно, как делаю я, когда качаю пресс в самодельном спортзале на автосвалке. Глаза ее были закрыты, она казалась расслабленной. И счастливой. Уж я-то знаю.
      Мы проделали это несколько раз; спустя некоторое время предлагать стала она, но я не возражал. А потом мы лежали рядом и разговаривали.
      Она расспрашивала меня о Бладе, и я рассказал ей, как случилось, что боевые собаки научились телепатировать и разучились добывать себе пищу, так что заниматься этим пришлось одиночкам или роверам, и как собаки вроде Блада вынюхивают телок для своих хозяев.
      Я спросил ее, как живут люди в поднизе.
      - Там очень хорошо. И очень спокойно. Все друг с другом вежливы. Как во всех маленьких городах.
      - В каком именно ты живешь?
      - В Топеке. Это совсем рядом.
      - Да, знаю. Шахта находится в полумиле отсюда. Я как-то раз туда забрел, из любопытства.
      - Ты когда-нибудь был в поднизе?
      - Нет, и не уверен, что мне этого хочется.
      - Почему? Там очень хорошо. Тебе понравится.
      - Дерьмо.
      - Это грубое слово.
      - А я грубый.
      - Не всегда.
      Я начал злиться.
      - Слушай, задница, чего ты мелешь? Я тебя загнал в угол и хорошенько оттрахал, что ты нашла во мне хорошего? У тебя, что, мозгов не хватает...
      Она улыбалась:
      -А я не возражаю. Мне понравилось. Хочешь еще?
      Я был потрясен. И отодвинулся подальше.
      - Тебя совсем, черт побери, перемкнуло! Не знаешь, что одиночки могут запросто изувечить девчонку из подниза? Ни разу не слышала родительских напутствий? "Смотри не суйся туда, там грязные вонючие волосатые одиночки". Никогда тебе такого не говорили?
      Она положила руку мне на бедро и полезла вверх, царапая меня ноготками. Я снова возбудился.
      - Родители ничего не говорили мне про одиночек, - прошептала Куилла, а затем затащила меня на себя, поцеловала, я ничего не смог с собой поделать. Пришлось ее еще раз трахнуть.
      Боже, так продолжалось часами. Блад проснулся и проворчал:
      - Слушайте, я не могу больше делать вид, что сплю. Я хочу есть. И я ранен.
      Я спихнул девчонку - на этот раз она была сверху - и осмотрел Блада. Доберман отхватил у него добрый кусок правого уха, под пастью все было разорвано, шерсть на одном из боков вымокла от крови. Он был в ужасном состоянии.
      - Да ты в ужасном состоянии! - сказал я.
      - Ты сам не розочка, - огрызнулся он.
      - Можем мы выбраться отсюда?
      Блад скривил морду и покачал головой:
      - Ничего не принимаю. Наверное, котел завалило обломками. Надо вылезти и посмотреть.
      Мы некоторое время препирались, а потом решили, что, если здание рухнуло и хоть немного остыло, бродяги его уже обследовали. Если они не полезли в котел, значит, нас основательно засыпало. Или здание еще горит. В таком случае они еще здесь, дожидаются своего часа.
      - Уверен, что справишься в таком состоянии?
      - Полагаю, выбора у меня нет, - проворчал Блад.
      Он действительно выглядел плохо. - Ты, похоже, решил трахаться до посинения, так что действовать придется мне.
      Я почувствовал, что с ним что-то неладно. Он явно невзлюбил Куиллу Джун.
      Я отвинтил заглушку люка. Неоткрывается. Тогда я лег на спину и уперся в него обеими ногами. То, что навалилось сверху, вначале не поддавалось, потом люк сдвинулся с места и наконец с треском распахнулся.
      Я выглянул наружу. Верхние этажи рухнули на подвал, все превратилось в золу и пепел. Отовсюду валил дым, сквозь который едва сочился дневной свет.
      Я вылез наружу, обжегшись о край котла. Блад выпрыгнул следом и начал искать проход в развалинах. Котел был почти полностью завален. Это хорошо, скорее всего роверы наспех осмотрели подвал и решили, что мы сгорели. Но я хотел, чтобы Блад выяснил все наверняка. Он уже побежал прочь, когда я его окликнул. Он нехотя вернулся.
      - Что еще?
      Я окинул псину взглядом.
      - Ты паскудно себя ведешь.
      -Подавай в суд.
      - Черт бы побрал твою собачью душу, что за вожжа тебе под хвост попала?
      - Не вожжа. Телка твоя.
      - Что тут такого? У меня и раньше были бабы.
      - Да, только никто так на тебе не вис. Помяни мое слово, Альберт, с ней будут проблемы.
      - Не валяй дурака!
      Он не ответил. Посмотрел на меня с негодованием и порыл осматривать окрестности. Я влез обратно и закрутил люк.
      Она потребовала еще. Я сказал, что не хочу. Блад испортил мне настроение. Я был порядком на взводе. И не знал, на кого из них злиться.
      Но Бог ты мой, до чего она была хороша!
      Куилла вроде как надулась и села, обхватив ноги руками.
      - Расскажи мне еще о поднизе, - сказал я.
      Вначале она ломалась, говорила неохотно, но потом увлеклась и журчала как ручеек. Я многое узнал. Может, когда-никогда сумею это использовать.
      Всего в бывших Соединенных Штатах и Канаде в поднизе осталось около двух сотен тысяч человек.
      В свое время они ушли жить в шахты, колодцы и глубокие туннели; на западе люди селились в естественных пещерах. Со временем они перебрались на глубину от двух до пяти миль. И были это в основном тупоголовые в худшем виде: южные баптисты, фувдаменталисты, законопослушные лохи, настоящие дубины среднего класса, потерявшие вкус к дикой жизни. Они заставили последних ученых хорошенько поработать, придумать им разные штуки, а потом выперли бедолаг наверх - не хотели никакого прогресса. Но не хотели и упадка, они вообще не хотели никаких волнений. Лучше всего жилось на свете до Первой войны, и они смекнули, что, если удастся это время воссоздать и сохранить, они будут жить спокойно и долго. Дерьмо! Я бы в их подземелье в первый день спятил.
      Куилла Джун улыбнулась и снова принялась ко мне приставать. На этот раз я ее не оттолкнул. Она стала меня трогать, внизу и повсюду, а потом сказала:
      -Вик?
      - Угу.
      - А ты любил когда-нибудь?
      -Что?
      - Ты когда-нибудь любил девушку?
      - Черт подери, думаю, нет!
      - А ты знаешь, что такое любовь?
      - Конечно, знаю.
      - Но если ты никогда не любил...
      - Не строй из себя дуру. Я вот никогда не получал пулю в голову, но прекрасно знаю, что мне это не понравится.
      - А я готова поспорить; ты не знаешь, что такое любовь.
      - Ну. если это означает жить в поднизе, то я и знать не хочу.
      На этом разговор закончился. Она повалила меня на пол, и мы проделали это еще разок. Когда все закончилось, я услышал, что в люк котла скребется Блад.
      - Все чисто, - сказал он, когда я выглянул.
      - Ты уверен?
      - Сто процентов. Можешь надеть штаны, - произнес он язвительно. - И вылезай, надо кое о чем поговорить.
      Я посмотрел на него и увидел, что он не шутит. Натянув джинсы и кроссовки, я вылез из люка.
      Пес мой затрусил прочь, перемахнул через обгоревшие балки и выбрался на воздух. Снаружи рухнувшее здание напоминало сгнивший осколок зуба.
      - Выкладывай, что тебя тревожит, - сказал я.
      Он взобрался на бетонную плиту, и мы стали нос к носу.
      - Не делай из меня дурака, Вик.
      Я понял, что он говорит серьезно. Не приду ривается с Альбертом, называет меня Вик.
      - Поясни.
      -Прошлой ночью, парень. Мы ведь могли ее оставить им и смыться. Это было бы умно.
      - Я хотел ее.
      - Да, знаю. Об этом я и говорю. Но уже наступило сегодня, та ночь прошла. Ты поимел ее полсотни раз. Чего мы еще тянем?
      - Я хочу еще.
      Теперь он завелся.
      - Да? Ну так послушай меня, дружище. Я тоже кое-чего хочу. Я хочу жрать, хочу избавиться от боли в боку, и я хочу выбраться из этого дерьма! Не исключено, что они еще не угомонились.
      - Успокойся. Мы сумеем все уладить. Не значит же это, что она не могет с нами идти.
      - Не может, - машинально поправил меня Блад. - А это, кажется, что-то новенькое!.. Мы теперь путешествуем втроем, если я правильно понял?
      Теперь взбеленился я:
      - Ты что-то затявкал как пудель!
      -- А ты запел как гомик?
      Я размахнулся, чтобы отвесить ему затрещину.
      Пес не пошевелился. Я опустил руку. Я никогда не бил Блада. И не хотел начинать сейчас.
      - Извини, - тихо произнес он.
      - Все в порядке.
      Но друг на друга мы не смотрели.
      - Вик, дружище, ты за меня отвечаешь, не забывай.
      - Тебе нет необходимости мне это говорить.
      - А по-моему, есть. Позволь кое о чем напомнить. Например, как тебя схватил на улице сожженный.
      Меня передернуло. Сволочь был весь зеленый, как мшистый камень, и светился, как грибок. У меня тогда все опустилось.
      - А я на него набросился, так?
      Я кивнул. Так, шелудивый, так.
      - А ведь я мог запросто сгореть и погибнуть, мне пришел бы конец, прав я или не прав?
      Я снова кивнул. Теперь я злился по-настоящему. Не люблю, когда меня заставляют чувствовать вину.
      У нас с Бладом все было поровну. И он это знал.
      - А ведь я это сделал, так?
      Помню, как заорал этот выродок. Боже, он был похож на слизь с ресницами!
      - Так, так, не разглаголь как проповедник.
      - Ты хотел сказать "не разглагольствуй".
      - Как угодно! - заорал я. - Завязывай эту тему, иначе мы можем пересмотреть наши условия!
      - По-моему, самое время, невежа, люмпен!
      - Что еще за "люмпен", недоумок? Впрочем, ладно, не объясняй, наверняка гадость. Фильтруй базар, ты, сучонок, не то я тебе задам!
      Мы отвернулись в разные стороны и минут пятнадцать молчали. Никто не знал, что делать дальше.
      Под конец я взял себя в руки. Я говорил тихо и медленно. Мол, несмотря ни на что, я собираюсь и дальше ходить с ним, а он проворчал, что это в моих интересах, в городе найдется немало крутых одиночек, которые за счастье посчитают иметь рядом такого сенсора. На это я ответил, что не люблю, когда мне угрожают, и что пусть прополощет себе пасть, а то из нее ненароком помойку сделают. Он взвился и потрусил прочь. Я еще разок послал его вдогонку и зашагал к котлу, срывать злость на этой Куилле Джун.
      Но когда я сунул голову в котел, оказалось, что она меня ждет. С пистолетом убитого ровера. И так гвозданула меня рукояткой по лбу, что я потерял сознание и перевалился через люк.
      - Говорил тебе, от нее добра не жди, - ворчал Блад, наблюдая, как я промываю рану раствором из медпакета. Когда я дергался, он злорадно скалил пасть.
      Отложив вату, я принялся ползать по котлу, собирая все оружие и патроны, какие только мог унести. Неожиданно на глаза мне попался предмет, выпавший, очевидно, из кармана телки.
      Небольшая металлическая пластина, около трех дюймов в длину и полутора в ширину. На ней был выдавлен целый ряд цифр, кроме того имелись беспорядочно пробитые отверстия.
      - Что это? - спросил я Блада.
      Он осмотрел и обнюхал штуковину.
      - Скорее всего удостоверение личности. Может быть, по нему выпускают из поднизу.
      Я принял решение.
      Сунув железку в карман, я вылез из котла и зашагал в сторону шахты.
      - Куда тебя черт понес? - кричал мне в спину Блад. - Слышишь, вернись, тебя там убьют!.. Я хочу жрать, будь оно проклято!.. Альберт, сукин сын! Немедленно возвращайся!
      Я продолжал идти. Я должен был разыскать эту суку и выбить из нее мозги. Даже если для этого придется спуститься в подниз.
      Спустя час я был у шахты, ведущей в Топеку. Мне показалось, что Блад идет следом. Наплевать. Меня распирала злость.
      Вот и шахта: высокий, прямой, ничем не примечательный столб из блестящего черного металла.
      В диаметре он достигал двадцати футов и сверху был совершенно плоским, этаким стаканом уходил в землю. Я подошел прямо к нему и вытащил из кармана металлическую карточку. В этот момент кто-то потянул меня за правую штанину.
      - Слушай, придурок, не смей спускаться!
      Я отогнал его пинком, но он вернулся.
      - Послушай, Альберт...
      -Меня зовут Вик, недоумок!
      - Хорошо, хорошо, давай серьезно. Вик. - Тон его смягчился. - Вик. Послушай меня.
      Он пытался установить контакт. У меня все кипело, но он взывал к моему разуму. Я пожал плечами и опустился на землю рядом с ним.
      - Вот что я скажу, парень: эта девка сбила тебя с толку. Ты и сам понимаешь, что не можешь пройти вниз. Там все продумано и отработано. Они знают всех своих и ненавидят одиночек. И без тебя достаточно бандитов пытались проникнуть в подниз, чтобы насиловать и красть. У них хорошая защита. Тебя просто убьют.
      - А тебе-то какое дело? Ты, кажется, всегда утверждал, что без меня тебе лучше.
      При этих словах Блад втянул голову в плечи.
      - Вик, мы вместе уже три года. Всякое было, плохое и хорошее. Но это может оказаться самым плохим. Я боюсь, парень. Боюсь, что ты не вернешься. А я голоден, я не хочу искать себе напарника... ты же знаешь, одиночек сейчас мало, почти все сбиваются в банды, я не хочу быть бродячим псом. Я ведь уже не молод. И я ранен.
      Я кивнул. Блад говорил по деду. Но в голове у меня застряла эта сука Куилла Джун, девчонка, которая меня провела. И ее мягкие груди... и звуки, которые она издавала, когда я был на ней...
      Я потряс головой. Я должен был отомстить.
      - Я должен это сделать, Блад. Просто должен.
      Он тяжело вздохнул и еще глубже втянул голову в плечи. Он понял, что все бесполезно.
      - Ты даже не понимаешь, что она с тобой сделала, Вик.
      Я поднялся.
      - Я постараюсь вернуться быстро. Подождешь?
      Он долго молчал, а я ждал его ответа. Наконец он произнес:
      - Немного подожду. Может, я буду здесь, может, нет.
      Я понял. Обойдя вокруг столба из черного металла, я нашел прорезь и сунул в нее карточку. Раздалось негромкое гудение, затем секция столба скользнула в сторону. Я и не заметил, что столб состоит из секций.
      Перед тем как сделать шаг вперед, я повернулся и увидел Блада. Мы смотрели друг на друга, а столб продолжал гудеть.
      - Пока, Вик.
      - Береги себя, Блад.
      - Возвращайся скорее.
      - Постараюсь.
      - Ну, давай.
      После этого я повернулся и шагнул внутрь. Секция за мной стала на место.
      Надо было быть умнее. Следовало знать, следовало хотя бы заподозрить. Конечно, время от времени телки из подниза выбираются поглазеть, что творится на поверхности, что случилось с городами (еще как случилось). Потому я и поверил, когда она, свернувшись калачиком, рассказывала, как хотела посмотреть в кино на девушку с мужчиной - мод, в Топеке все фильмы скучные, жалостливые и тупые, девчонки в школе только и говорят яро порнуху, а у одной даже была книжка-комикс на восьми страницах... Да, я ей поверил. В этом была логика. А следовало ведь заподозрить, когда она оставила эту металлическую пластинку? Это было так очевидно.
      Блад пытался мне втолковать... Придурок? Мягко сказано.
      Как только стальной круг встал на место, гудение усилилось и со стен заструился холодный свет. Со стены. Я находился в круглом помещении с одной стеной, у которой было две поверхности - внешняя и внутренняя. Стена излучала свет и гудение, а затем пол, на котором я стоял, разошелся в стороны точно так же, как секция на входе. Я остался стоять, как мышь в картонке, только пола подо мной уже не было; если не смотреть вниз, можно было и стерпеть.
      Я осторожно огляделся. Пол сомкнулся над моей головой, а я летел вниз по трубе, почти не набирая скорости. По крайней мере, теперь буду знать, что такое шахта падения.
      Время от времени мимо мелькали непонятные указатели, вроде "10 УРОВ.о, или "АНТИПОЛ 55", или "БРИДЕРСОН", или "НАСОСНАЯ-6"... я с трудом разбирал надписи. Падение не прекращалось.
      Наконец я долетел до самого низа, где было написано "ГРАНИЦЫ ГОРОДА ТОПЕКА. НАС. 22860".
      Я приземлился без труда, слегка подогнув колени, чтобы смягчить удар, но и это оказалось излишним.
      Я снова воспользовался металлической пластиной, и диафрагма, на этот раз гораздо большего размера, раскрылась. Впервые в жизни я увидел подниз.
      Он простирался передо мной миль на двадцать, а в конце его ограничивал мутный светящийся горизонт цвета консервной жести. Горизонт загибался вверх, вверх, вверх и тянулся до того места, где стоял и пялился на него я, после чего шел вниз, вниз, вниз и замыкал собою огромную трубу высотой в одну восьмую мили. На самом дне этой трубы кто-то выстроил город, как две капли воды похожий на фотографии из промокших книжек, которые иногда попадаются в разрушенных библиотеках наверху. Я видел такую фотографию, один к одному. Аккуратные домишки, изогнутые улочки, подстриженные лужайки, деловой центр - короче, все, что должно быть в Топеке.
      Кроме солнца, кроме птиц, кроме облаков, кроме дождя, кроме снега, кроме холода, кроме ветра, кроме муравьев, кроме грязи, кроме гор, кроме океана, кроме бескрайних полей пшеницы, кроме звезд, кроме луны, кроме лесов, кроме диких животных, кроме...
      Кроме свободы.
      Они были законсервированы здесь, как сардины в банке. Законсервированы.
      У меня перехватило горло. Мне захотелось наружу. Наружу!.. Я задрожал, руки похолодели, на лбу выступил пот. Каким безумием было спускаться сюда. Надо немедленно выбраться наружу. Наружу!
      Я повернулся к трубе шахты, и в это мгновение меня схватили.
      Ну Куилла Джун, ну сука!.. Как же я не догадался!
      Штуковина которая меня схватила, оказалась квадратной, словно ящик, и зеленой, вместо рук у нее были щупальца с варежками на конце, и она каталась по рельсам.
      Ящик оторвал меня от земли, сдавливая ненавистными варежками, и я ничего не мог сделать, разве что пнул его пару раз в огромный глаз впереди - не нанеся, впрочем, никакого вреда, он даже не отреагировал. Высотой машина была фута четыре, я почти касался земли кроссовками. Ящик покатил по рельсам в сторону Топеки, волоча меня за собой.
      Повсюду были люди: сидели в креслах-качалках у дверей, косили газоны, слонялись по заправочной станции, кидали деньги в автоматы, размечали белой полосой дорогу, продавали газеты на углах, слушали небольшой оркестр в парке на площадке в виде раковины, играли в классики и прятки, начищали до блеска пожарный насос, сидели на скамейках, читали, мыли окна, подстригали кусты, приподнимали шляпы при виде дам, везли в проволочных тележках молочные бутылки, расчесывали лошадей, швыряли палку собакам, плескались в общем бассейне, выписывали мелом цену на овощи возле лотка, гуляли с девушками, взявшись за ручки - и все смотрели на везущую меня металлическую сволочь.
      А в ушах у меня звучал голос Блада, когда он говорил за минуту до того, как меня понесло в шахту:
      - Там все продумано и отработано. Они знают всех своих и ненавидят одиночек. И без тебя достаточно бандитов пытались проникнуть в подниз, чтобы насиловать и красть. У них хорошая защита. Тебя просто убьют.
      Спасибо, псина!
      Прощай.
      Зеленый ящик въехал в деловую часть города и свернул к зданию. Я едва успел разобрать надпись: "Бюро контроля услуг", а потом ящик вкатился в открытую дверь, за которой меня ожидали с полдюжины мужчин, два старика, причем один совсем старый, и несколько женщин. Зеленый ящик остановился.
      Ко мне подошел здоровенный тип, забрал из руки металлическую карточку и передал ее старейшему из присутствующих - иссушенному коту а мешковатых штанах и зеленом козырьке от солнца. Рукава его клетчатой рубашки держались на подвязках.
      -- Куилла Джун, Лью, - доложил тип старику.
      Лью бросил карточку в левый верхний ящик стола и сказал:
      - Не мешает его обезоружить, Аарон.
      Тип, забравший карточку, поснимал с меня все оружие.
      - Теперь освободите его, - распорядился старый дурень.
      Аарон зашел за ящик, что-то щелкнуло и щупальца в перчатках втянулись в ящик. Я шлепнулся на пол. Руки онемели, и я принялся растирать одну, потом вторую.
      - Ну что, мальчик... -начал было Лью.
      - Не перди, жопа!
      Женщины покраснели. Лица мужчин напряглись.
      - Я же говорил, что ничего не выйдет, - сказал, обращаясь к Лью, другой старик.
      - Да, дела плохи, - пробубнил кто-то из молодых.
      Лью наклонился в своем кресле с прямой спинкой и вытянул в мою сторону скрюченный палец:
      - Тебе лучше быть повежливее, мальчик.
      - А тебе лучше было не рожать выблядков!
      - Все без толку, Лью, - произнес кто-то.
      - Беспризорник, - фыркнула одна из женщин с носом большим и изогнутым, будто клюв.
      Лью таращился на меня маленькими злобными глазками. Я знал, что во рту этой мрази - безобразной черной щели - нет ни одного зуба, который бы не сгнил и не вонял. Ну и рожа. Он походил на птицу, которая собиралась клевать мои кости.
      - Аарон, думаю, стоит снова его зафиксировать.
      - Ладно, подождите, - я поднял руку.
      Аарон остановился и посмотрел на Лью. Тот кивнул и снова погрозил мне скрюченной лапой.
      - Ты будешь себя хорошо вести, сынок?
      -Думаю, да.
      - Ты лучше не думай, а веди себя по-человечески.
      - Ладно. Не бзди.
      - И поосторожней в выражениях.
      На это я ничего не ответил. Старый осел.
      - Ты - часть нашего эксперимента, парень. Мы перепробовали много способов, чтобы затащить сюда одного из вас. Посылали на захват хороших людей, но никто из них не вернулся. Так что мы пошли на хитрость: решили заманить одного из вас.
      Я улыбнулся. Куилла Джун... Ну, я с ней разберусь!
      Одна из женщин, немногим моложе Птичьего
      Клюва, подошла ко мне и уставилась прямо в лицо:
      - Лью, ничего не выйдет. Это же грязный маленький убийца. Посмотри на его глаза.
      -А что, если воткнуть тебе ствол в задницу, сука?
      Тетка отпрыгнула. Лью рассердился.
      - Извините, - сказал я. - Не люблю, когда обзываются. Дело чести, понятно?
      Старик откинулся в кресле и пробурчал:
      - Оставь его в покое, Мез. Я пытаюсь договориться, а ты все осложняешь.
      Мез отошла и уселась вместе с остальными.
      Да это просто Бюро добрых услуг какое-то!.. Уроды.
      - Как я уже говорил, мальчик, мы проводим эксперимент. Мы здесь в Топеке около двадцати лет. Внизу хорошо. Спокойные, уважаемые люди, которые по-доброму относятся друг к другу, почитают старших, и вообще жизнь размеренная и приятная во всех отношениях. Мы растем и процветаем.
      Я терпеливо ждал.
      - Но, как оказалось, некоторые из нас не могут больше иметь детей, а женщины рожают в основном девочек. Нам нужны мужчины. Мужчины определенного типа.
      Я захохотал. В подобную удачу даже не верилось. Меня хотят сделать жеребцом-производителем!..
      Я просто не мог остановиться, все смеялся и смеялся.
      - Грубиян! - не выдержала одна из женщин.
      - Это весьма щекотливое дело, парень, не осложняй его еще больше. Мне показалось, что Лью смущен.
      Ну надо же, я всю жизнь мотался как угорелый в поисках бабы там, наверху, а они предлагают мне обслуживать женское население целого города!..
      Я сел на пол и хохотал, пока по щекам не потекли слезы.
      Наконец я успокоился:
      - Отлично. Заметано. Но у меня тоже есть несколько пожеланий.
      Лью ждал.
      - Первое, это Куилла Джун. Я хочу затрахать ее до потери пульса, а потом треснуть по башке, как она меня!
      Они закудахтали, поднялся шум. Наконец Лью прошамкал:
      - Мы не потерпим здесь никакого насилия, но что касается Куиллы Джун, то начать можно и с нее. Она ведь способна рожать детей, Айра?
      Тощий желтолицый человек кивнул. Ему все это явно не нравилось. Сто процентов, папаша Куиллы.
      - Ладно, пора начинать, - сказал я и расстегнул джинсы. - Выставляйте телок.
      Женщины завопили, а мужики схватили меня и отволокли в гостиницу. Там мне объяснили, что, прежде чем приступить к работе, я должен хоть немного ознакомиться с Топекой, потому что все это... как бы сказать... необычно, и людям надо дать привыкнуть к мысли, что это неизбежно... Если я выполню их условия, они затянут еще пару бычков с поверхности, а потом выпустят нас на волю.
      Так началась моя жизнь в Топеке, началось знакомство с людьми и их жизнью. Все было здорово, по-настоящему здорово. Люди сидели в креслахкачалках у дверей, косили газоны, слонялись по заправочной станции, кидали деньги в автоматы, размечали белой полосой дорогу, продавали газеты на углах, слушали небольшой оркестр в парке на площадке в виде раковины, играли в классики и прятки, начищали до блеска пожарный насос, сидели на скамейках, читали, мыли окна, подстригали кусты, приподнимали шляпы при виде дам, везли в проволочных тележках молочные бутылки, расчесывали лошадей, швыряли палку собакам, плескались в общем бассейне, выписывали мелом цену на овощи возле лотка, гуляли с девушками, взявшись за ручки, и все это до смерти мне надоело.
      Через неделю я готов был волком выть.
      Мне казалось, что эта консервная банка меня задушит. Я чувствовал на себе давление земли.
      Питались они искусственным дерьмом: искусственные груши, имитация мяса, поддельные цыплята, эрзац-кукуруза и фальшивый хлеб. На вкус все это отдавало мелом и пылью.
      Вежливость? Господи, да от ихних слащавых и лживых манер меня тошнило. Это у них называлось "культура".
      "Здравствуйте мистер такой-то. Ах, здравствуйте, мистер другой-то. Как вы поживаете? А как малышка Джейн? Идете на собрание общины во вторник?"
      Меня просто выворачивало.
      Такой чистотой, аккуратностью и вежливостью человека можно в могилу свести. Не удивительно, что мужики здесь раскисли и ни на что не способны; по крайней мере не способны делать детей с палочками вместо щелочек.
      Первые дни на меня все смотрели со страхом, будто только и ждали, что вот сейчас я взорвусь и забрызгаю все дерьмом. Потом, мало-помалу, ко мне привыкли. Лью сводил меня в лавку, где подобрал комбинезон и рубашку, в которую любой одиночка попал бы с расстояния в милю. Мез, выжившая из ума старая сука, та самая, которая назвала меня убийцей, изъявила желание меня подстричь, чтобы я выглядел ци-ви-ли-зо-ван-но. Но меня от нее тошнило, и я сказал:
      - Чего лезешь, ведьма? Или твоего старика тебе не достаточно?
      Она аж кулак в рот засунула, а я заржал как конь:
      - Можешь отстричь у него яйца, если хочешь, а мои волосы не тронь.
      Убежала как наскипидаренная.
      Так оно и шло. Я слонялся без дела, меня кормили на убой и до поры до времени прятали от меня молодое мясцо, все ждали, пока город дозреет.
      От такой жизни у меня на время, наверное, поехала крыша. Я стал бояться замкнутых пространств, все время выскакивал на крыльцо и там коротая ночи. Затем это прошло; я начал нарочно орать, ругался, хамил... Потом и это прошло, я утих, все надоело, мне стало скучно. Смертельно скучно. Как в консервной банке.
      И стал а подумывать о том, как бы отсюда дернуть. Началось с того, что я вспомнил пуделя, которого скормил Бладу. Он мог прийти только из подниза. И он не мог подняться по падающей шахте. Значит, есть и другие выходы.
      Мне предоставляли достаточно большую свободу передвижения по городу. Лишь бы я вел себя хорошо и не делал ничего неожиданного. Зеленый ящик караульная сволочь - находился всегда поблизости.
      И я нашел выход. Ничего особенного: я знал, что он должен быть, и я его нашел.
      Затем я выяснил, где хранят мое оружие, и я был готов.
      Почти готов.
      9
      Наконец наступил день, когда Аарон, Лью и Айра пришли за мной. Я к тому времени совсем одурел. Сидел на крылечке своей гостиницы и покуривал трубку из початка кукурузы. Рубашку я снял, чтобы немного загореть. Только вот солнца тут у них не было.
      Они зашли во двор.
      - Доброе утро, Вик, - приветствовал меня Лью. Старый пердун ковылял с палочкой. Аарон одарил меня улыбкой - так улыбаются огромному черному быку, который вот-вот засадит породистой корове. Взглядом Айры можно было растапливать печь.
      - А, Лью, как поживаете? Доброе утро, Аарон, доброе утро, Айра.
      Лью это понравилось.
      Подождите, сволочи, я вам устрою!
      - Ну что, ты готов встретиться с первой дамой?
      - Всегда готов, - отрапортовал я и поднялся.
      - Хорошо покурил? - фальшиво улыбнулся Аарон.
      Я вытащил трубку изо рта.
      - Истинное наслаждение.
      Я даже не зажигал эту чертову штуку.
      Меня провели на улицу Мэриголд к низенькому домику с желтыми жалюзями и белым заборчиком из колышков.
      - Это дом Айры, - сказал Лью. - Кунлла Джун его дочь.
      - Надо же, кто бы мог подумать? - протянул я, широко открыв глаза.
      Айра стиснул челюсти.
      Мы вошли.
      Куилла Джун сидела на кушетке рядом с матерью, точной ее копией, только старой и высохшей.
      - Миссис Холмс, мое почтение, - сказал я и слегка поклонился.
      Она улыбнулась. Напряженно, но улыбнулась.
      Куилла Джун сидела, сдвинув ножки и положив руки на колени. В волосах у нее вилась ленточка. Голубая.
      Под цвет глаз.
      Внутри у меня что-то оборвалось.
      - Куилла Джун, -сказал я.
      - Доброе утро, Вик.
      После этого все бестолково затоптались, а Айра принялся охать и причитать, что надо скорее покончить с этим грязным отвратительным делом и тут же бежать в церковь, просить милосердного Господа о прощении, чтобы он не успел покарать их всех молнией в задницу, и тому подобное.
      Я протянул руку, Куилла Джун, не поднимая глаз, подала свою, и мы прошли в маленькую спальню, где она замерла и низко опустила голову.
      - Ты им не рассказала? - спросил я.
      Она покачала головой.
      И вдруг желание ее убить прошло. Мне захотелось ее обнять. Очень крепко. И я ее обнял. А она зарыдала, прижалась к моей груди, заколотила меня кулачками по спине...
      - О, Вик, прости меня, пожалуйста, прости, я не хотела, меня заставили! Меня подослали, и я очень боялась. Я люблю тебя, а они притащили тебя сюда, но это же ведь не грязно, как говорит мой отец, ведь правда, это не грязно?
      Я обнимал ее, целовал, а потом спросил, хочет ли она уйти со мной, и она ответила: да, да, да, очень хочет. Тогда я сказал ей, что мне придется причинить вред ее отцу, чтобы убежать, а она посмотрела на меня взглядом, который мне прекрасно знаком.
      Несмотря на свою порядочность, Куилла Джун Холмс не очень праздновала богобоязненного папашу.
      Я спросил, есть ли у нее что-нибудь тяжелое, вроде подсвечника или дубинки, и она сказала, что нет. Тогда я порылся в спальне и нашел в комоде пару папашиных носков. Отвинтив два здоровенных медных шара с кровати, я уложил их в носок. Потом взвесил. Самое то.
      Она не сводила с меня огромных глаз.
      - Что ты собираешься делать?
      - Хочешь бтсюда смотать?
      Она кивнула.
      -Тогда становись за дверью. Или нет, подожди, лучше ложись в кровать.
      Куилла забралась в постель.
      - Отлично. Теперь задери юбку, сними трусы и раздвинь ноги.
      Она в ужасе уставилась на меня.
      - Делай что я говорю, если хочешь отсюда выбраться!
      Она молча повиновалась. Я подогнул ей колени, побольше оголил бедра и, встав у двери, прошептал:
      - Теперь позови отца. Только его.
      Куилла поколебалась секунду, а потом голосом, который не надо было подделывать, позвала:
      - Папа, папа, зайди сюда, пожалуйста! - После чего закрыла глаза и замерла.
      Айра Холмс забежал в комнату и с отвалившейся челюстью уставился на предмет своих тайных вожделений. Я пинком захлопнул дверь и со всей силы гвозданул его по голове. Череп треснул, брызги полетели на простыни, а папаша рухнул на пол.
      Услышав стук, Куилла открыла глаза. Ноги ее были забрызганы, и ее тут же стошнило. Я понял, что заманить в комнату Аарона она уже не сможет, поэтому приоткрыл дверь и позвал сам:
      - Аарон, будьте так любезны, зайдите на минуту, пожалуйста!
      Тот вопросительно посмотрел на Лью, который обсуждал происходящее с миссис Холмс. Лью кивнул, и Аарон вошел в комнату. Увидев кустик волос между ног Куиллы, кровь на простынях и лежащего на полу Айру, Аарон открыл рот, но, прежде чем он успел заорать, я что было мочи его треснул. Он почемуто не падал, и мне пришлось стукнуть его еще два раза. Потом я пнул его в грудь, чтобы расчистить Проход. Куиллу Джун все рвало.
      Я схватил ее за руку и потащил к двери. Она упиралась, но я распахнул дверь и выволок девчонку в гостиную. Увидев нас. Лью оперся на тросточку и вскочил. Я выбил трость, и старый пердун кулем свалился на пол. Миссис Холмс уставилась на дочь, не понимая, куда делся ее муженек.
      - Он в спальне, - сказал я уже из дверей. Милосердный Господь попал ему в голову.
      Куилла Джун все время отставала, ее мутило, а может, она пыталась сообразить, куда подевались ее трусики.
      Мое оружие заперли в одном из кабинетов "Бюро контроля услуг". Пришлось сделать небольшой крюк мимо моего отеля, где под крыльцом был припрятан ломик, который я умыкнул с автозаправки, а оттуда уже мы прямиком направились в БКУ. Какой-то клерк попытался меня остановить, и я развалил ему ломиком голову. Затем выбил дверь в кабинет Лью, сорвал замки со шкафа и вытащил винтовку, "сорок пятый", все патроны, нож, пику, рюкзак и быстро привел себя в порядок.
      К тому времени Куилла Джун начала что-то соображать:
      -Куда же мы теперь, куда же мы теперь... о, папа, папочка!
      - Давай-ка без папочки, Куилла Джун. Ты сказала, что хочешь идти со мной. Я ухожу. А ну, встряхнись! Если решила быть со мной, крошка, не отставай.
      Она была слишком напугана, чтобы возражать.
      Я вышел на улицу и увидел, что прямо на меня катит взбесившийся зеленый сторожевой ящик щупальца выпущены, а вот перчаток не было, вместо них торчали крючья.
      Я опустился на колено, намотал ремень винтовки на предплечье, аккуратно прицелился и вломил ему прямо в огромный глаз на передке. Один выстрел, бам! Выбил ненавистный глаз, стекла брызнули во все стороны, посыпались искры, зеленый ящик зашипел и на полном ходу влетел в дом, дымясь и изрыгая пламя. Красиво.
      Я обернулся, чтобы поторопить Куиллу Джун, но ее не было. Зато по улице неслись обитатели городка, а впереди всех, как подраненный кузнечик, ковылял с палкой Лью.
      И вдруг раздались выстрелы. Оглушительная пальба. Из "сорок пятого", который я дал Куилле Джун. Она пристроилась на крыльце, профессионально уложив ствол на перила, и валила по толпе, как Дикий Билл Элиотт из фильма сороковых годов.
      Но глупо, мамочка моя, как глупо!.. Сейчас нам нельзя терять время, надо уходить.
      Прыгая через три ступеньки, я подбежал к ней.
      Она улыбалась и смеялась. Целясь в какого-нибудь идиота из толпы, она высовывала язычок, глаза ее блестят... Бац - идиот валится на землю.
      Просто создана для стрельбы!
      Наконец Куилла взяла на прицел свою костлявую мамашу. Я хлопнул ее по затылку, пуля прошла мимо, а старуха, споткнувшись, запрыгала дальше.
      Куилла Джун обернулась, и в глазах ее плясал огонь убийства.
      - Из-за тебя я промахнулась, - сказала она, и мне стало не по себе.
      Я отобрал у нее "сорок пятый". Пустая трата патронов.
      Таща девчонку за собой, я пробежал через все здание, нашел подходящий балкон и прыгнул вниз. Куилла поначалу испугалась, но я сказал:
      - Телке, которая преспокойно собиралась завалить собственную мамашу, не к лицу бояться такой высоты.
      Она перебралась через перила и повисла на руках.
      - Не бойся, - успокоил я, - ты даже трусов не намочишь, у тебя их нет.
      Она заклекотала, как птичка, и отпустила руки.
      Я поймал ее, мы выскочили на другую улицу и огляделись. Погони было не видно.
      Схватив Куиллу Джун за руку, я побежал к южной оконечности Топеки. Там находился ближайший выход на поверхность, который мне удалось отыскать во время моих странствий по городу. Через пятнадцать минут мы были на месте, запыхавшиеся и обессиленные, как котята.
      Вот и он, большой воздухозаборник.
      Я сбил ломиком засовы, и мы влезли внутрь.
      Вверх уходили лестницы. Все правильно - должны же они его ремонтировать и чистить. Все, как и должно было быть. Мы полезли вверх.
      Мы лезли долго, очень, очень долго.
      Каждый раз, выбиваясь из сил, Куилла Джун спрашивала меня откуда-то снизу:
      - Вик, ты любишь меня?
      Я все время говорил "да". И не только потому, что так и было. Главное, это помогало ей лезть.
      10
      Мы вышли к поверхности в миле от того места, где спускались в подниз. Я отстрелил заглушки и болты, и мы вылезли наружу. Им следовало быть поумнее. С Джимми Кэгни[Джеймс Кэгни (1899-1986) - американский актер, одна из первых звезд говорящего кино. Прославился исполнением роли гангстера в фильме "Враг общества".] шутки плохи!
      У них не было ни единого шанса.
      Куилла Джун выдохлась. Я ее не винил. Но проводить ночь в поле я не собирался. Там творилось такое, о чем я и днем старался не думать. Между тем темнело.
      Мы побрели к шахте.
      Блад ждал.
      Выглядел он плохо. Но ждал.
      Я наклонился и поднял его голову. Он приоткрыл глаза и тихо сказал:
      - Привет!
      Я ему улыбнулся. Боже, как я был рад его видеть!
      - Мы выбрались, слышишь?
      Он попытался подняться, но не смог. На раны было страшно смотреть.
      -Ты ел?
      - Нет. Вчера поймал ящерицу... или позавчера. Я голоден, Вик.
      Подошла Куилла Джун. Блад увидел ее и закрыл глаза.
      - Надо спешить, Вик, - сказала она. - Пожалуйста. Они могут преследовать нас и наверху.
      Я попытался поднять Блада. Он был тяжелый, как труп.
      - Слушай, Блад, я смотаюсь в город и достану еды. Я быстро обернусь. Ты только жди.
      - Не ходи туда. Вик, - прохрипел он. - Я ходил на разведку спустя день после твоего ухода. Они поняли, что мы не сгорели в спортзале. Не знаю как, но поняли. Может, какой-нибудь пес учуял следы.
      Я все время был здесь, сюда они не суются. Не удивительно - ты не представляешь, что здесь творится ночью... ты не представляешь...
      Он задрожал.
      - Успокойся, Блад.
      - Город для нас закрыт, Вик. Нам нельзя туда возвращаться. Надо искать другое место.
      Это резко меняло дело. Выходит, в город нельзя, а идти дальше при таком состоянии Блада мы не могли. И я знал, что каким бы крутым одиночкой я ни был, без него мне не выжить. А здесь не достать еды. Ему требовалась пища, требовалась хоть какая-то медицинская помощь... Что-то надо было делатьбыстро. И умно.
      - Вик, - высоким капризным голосом произнесла Куилла Джун, - с ним все будет в порядке. Пошли. Надо торопиться!
      Я посмотрел на нее.
      Солнце садилось. Блад дрожал у меня на руках. - Если ты меня любишь, то пойдешь!
      Я не выживу один без него. Я это знал.
      Если я люблю ее. Она еще в котле спрашивала: знаю ли я, что такое любовь?
      Костерок был совсем маленький, ни один бродяга не смог бы его засечь с окраины города. Без дыма. После того как Блад поел, я оттащил его к воздухозаборнику, примерно в миле от шахты, и всю ночь пр,осидел рядом. Он спал хорошо. Утром я его хорошенько перевязал. Он выдержит, он очень сильный.
      Блад еще раз поел. С прошлой ночи оставалось много еды.
      Я и кусочка не взял. Не чувствовал голода.
      В то утро мы тронулись в путь через зловещую пустыню. Найдем другой город и поселимся там.
      Идти приходилось медленно, Блад еще хромал.
      Прошло немало времени, прежде чем в голове у меня перестал звучать ее голос: "А ты знаешь, что такое любовь?"
      Конечно,знаю.
      Парень любит свою собаку.