«Ох, избавь нас от этого спектакля, капитан, – подумал толстяк. – Уж здесь-то тебе ничего не грозит, если только ты не станешь испытывать мое терпение своими ужимками».
      – А вот и наш капитан! – воскликнул один из пиратов – широкоплечий рыжий мужчина с широким веснушчатым улыбающимся лицом. И хотя кое-кто в толпе сердито хмурился, Френд не выпускал из виду этого улыбающегося пирата, поскольку ощущал, что именно в нем таится реальная угроза.
      – Фил, – демонстрируя искреннюю озабоченность, обратился к Дэвису рыжий, – тут кое-кто из парней никак в толк не возьмет, собственно, для какого дела мы все тут горбатились, снаряжая «Кармайкл»? Какие опасности нам предстоят и какую выгоду мы получим? Я попытался им растолковать в общих чертах, но они требуют конкретных ответов. – А я-то думал, у них хватит мозгов не обращаться к тебе за деталями, Веннер, – непринужденно откликнулся он, хотя Френд уловил настороженность и напряженность в тоне Дэвиса.
      Френд заметил нового рекрута, приятеля Бет – как его там по имени? – ах да, Шэнди! – пробиравшегося сквозь толпу вслед за Дэвисом, и на секунду подумал: не сделать ли так, чтобы этого вездесущего кукольника убили, или, еще того лучше, покалечили, или сделали из него полного кретина хорошим ударом по голове. Френд с сожалением отказался от этой мысли: сдержать готовую взбунтоваться толпу пиратов и так было нелегко, не приходилось думать о том, чтобы заставить их прихлопнуть эту надоедливую муху.
      Он сосредоточился на Веннере, чье улыбающееся лицо тем не менее лоснилось от пота.
      – Именно так я им и сказал, кэп, – ответил Веннер, и в это мгновение для всех стала очевидна фальшь его улыбки, – но вот тут некоторые говорят, что просто не поплывут с нами, раз мы намерены отправиться в это проклятое место во Флориде, где Тэтч подцепил столько нечисти.
      Дэвис только пожал плечами:
      – Любой, кого не устраивает мое обещание обогатить команду или кто сомневается в моих словах, может потолковать со мной один на один. Любой, кто намерен дезертировать, прекрасно знает, какое наказание за это предписано правилами. Ну а ты сам, Веннер, в какую категорию входишь?
      Наблюдавший за происходящим со стороны Лео Френд что-то прошептал и поднял руку. Веннер попытался ответить, но издал лишь полуприглушенное хрипение.
      «Следует ли мне заставить его спровоцировать стычку, в которой его убьют? – размышлял Френд, – или все-таки оставить в живых?» Да нет, пусть, пожалуй, живет. Толпа и без того полна ярости и страха, не стоит раздувать это пламя.
      Лео опять что-то прошептал и резко махнул рукой. Веннер неожиданно скорчился, перегнувшись пополам, и его вырвало на песок. Стоявшие рядом подались в сторону, и прокатившийся смех разрядил напряженную атмосферу.
      Играя на публику, Дэвис сказал:
      – Да, веским аргументом это не назовешь. Толстые пальцы Френда затанцевали в воздухе. Выпрямившись, Веннер произнес громко, но запинаясь:
      – Нет… Фил… я тебе… верю… что происходит? Ведь это же не я… я просто выпил… и хотел слегка завести ребят… мы ведь все знаем… ты всегда о нас… черт побери!.. заботишься…
      Дэвис удивленно приподнял брови и принялся подозрительно оглядываться по сторонам. Однако слова Веннера показались убедительными по крайней мере одному пирату, и он со всего размаха двинул пошедшему на попятный бунтовщику в челюсть.
      – Проклятый предатель, – пробормотал он. Веннер сел на песок, из разбитого носа потекла кровь. – Я скорее положусь на твое слово, кэп, чем на его.
      Дэвис улыбнулся:
      – Смотри не забудь. Том.
      На краю толпы, за спинами пиратов, Лео тоже улыбнулся: все здесь удавалось куда легче, чем на родине. Он повернулся к Элизабет Харвуд.
      – Теперь мы можем вернуться обратно в форт, – сказал он ей.
      Она удивленно посмотрела на него:
      – И это все? Вы мчались сюда так, что я думала, сердце не выдержит, только посмотреть, как стошнит человека и как его ударят?
      – Я должен был обеспечить именно такое развитие событий, – терпеливо пояснил Френд. – Ну а теперь пошли.
      – Нет, – возразила Бет, – раз уж мы здесь, пойду поздороваюсь с Джоном.
      Лео с гневом обернулся к ней, но спохватился. Он сально усмехнулся и иронично вскинул бровь.
      – Этот поваришка, да, кажется, он здесь, – закипая, выдавил он сквозь зубы, – если только это не мокрая курица, судя по запаху.
      – Ступайте обратно в форт, – сказала она устало, – Чтобы вы могли уединиться с ним, – брызгая слюной, завизжал Френд, заикаясь и кляня себя за то, что начинает заикаться всякий раз, когда речь заходит о сексе. – 3-забудьте об этом, моя д-д… Элизабет. Ваш батюшка в-велел мне не спускать с вас глаз. – Он добродетельно покачал головой.
      – Поступайте как угодно, проклятый недотепа, – произнесла она тихо, и со странным и нежеланным проблеском прозрения Френд осознал, что слово «проклятый» было не просто фигурой речи. – Я пойду и поговорю с ним, а вы вольны следовать за мной или нет.
      – Я прослежу за вами и отсюда, – бросил ей вслед Френд, повышая голос. – Можете не бояться, что я за вами последую: я не собираюсь оскорблять свое обоняние исходящей от него вонью.
      Поскольку противостоянне у костра разрешилось мирно, кое-кто из пиратов и проституток начал поглядывать па Френда, ожидая, что теперь их развлечет он – и явно не были разочарованы, поскольку начали шептаться и хихикать, закрывая рты грязными, но унизанными перстнями руками.
      Френд нахмурился, поднял было руки, но усталость давала себя знать, и он лишь ограничился тем, что презрительно бросил в пустоту: «Крысы». Он взобрался на дюну, встал там и, драматически сложив на груди руки, принялся следить за дочерью Харвуда. Бет нашла Шэнди, и они отошли на дюжину ярдов. Презирайте меня, подумал Френд, презирайте, у вас осталась на это всего лишь неделя.
      Впервые за все эти годы Френду вспомнился старик, который наставил его на путь, ведущий к – толстяк насладился пришедшим на ум выражением – божественному могуществу. Сколько же тогда ему было? Лет восемь, но он уже знал греческий и латынь, читал «Принципы» Ньютона и «Превращение металлов» Парацельса, и уже мелкие людишки из зависти к его пышущему здоровью и интеллекту начинали ненавидеть и бояться его. Даже отец его, ревнуя к величию, которого он никогда не мог постичь своим скудным умом. заставлял Лео выполнять бессмысленные физические упражнения и урезывал дневную норму сладостей, которые поддерживали необходимый уровень сахара в крови. Только его мать воистину признавала его гений и позаботилась о том, чтобы он не ходил в школу с прочими ребятами. Да, верно, ему было около восьми, когда он увидел оборванного старика, заглядывающего в заднее окно кондитерской лавки.
      Это был деревенский дурачок, и его привлек к окну заманчивый запах только что испеченных кексов с фруктами. Фрейда поразила его жестикуляция – руки старика делали роющие движения в воздухе, словно преодолевая сопротивление; тогда-то Френд впервые ощутил странный запах, похожий на запах раскаленного металла.
      Френд, несмотря на то, что думали окружающие по поводу его жирного тела, был ловок и подвижен. Он бесшумно влез на ящик позади бродяги, чтобы все видеть, – и то, что он увидел, заставило его детское сердце заколотиться. Пирог рывками плыл по воздуху к старику, и каждый новый рывок совпадал с движениями его рук, Девушка-лавочница стояла в дальнем углу на четвереньках, и ей, похоже, было совсем не до пирога, плывшего по воздуху: ее сильно рвало. И каждые несколько секунд старикашка отвлекался от своего занятия и с противным хихиканьем делал пассы, от которых одежда девушки начинала задираться вверх, Возбужденный увиденным, Лео сполз с ящика и спрятался, а потом, несколько минут спустя, последовал за стариком, который, радостно улыбаясь, удирал с украденным пирогом.
      Мальчик следил за стариком почти весь день, наблюдая, как тот добывал себе обед, пиво и заставлял подолы юбок вспархивать над головами девиц, и все это достигалось одними жестами и бормотанием. У Лео Френда даже дыхание перехватило, когда он сообразил, что никто из ограбленных и тех, с кем так бесцеремонно обошлись, не понимал, что всему виной хихикающий, подмигивающий старый бродяга, что-то бормочущий себе под нос. В ту ночь старик сломал замок заколоченного дома и, зевая во весь рот, укрылся в Нем. На следующее утро Лео Френд уже расхаживал перед этим домом, держа в руках роскошный торт, самый огромный, самый сладкий, какой он только сумел купить на деньги, вытащенные из коробки, где его отец хранил плату за аренду земли. Это было зрелище, от которого слюнки потекли бы у любого любителя сладостей. Мальчик старательно восстановил слой крема, чтобы скрыть следы своих манипуляций с начинкой.
      Лео Френду пришлось расхаживать так почти полтора часа. Его коротенькие ручки занемели от тяжести торта, когда наконец старик, зевая и потягиваясь, вышел из дома. Теперь он был одет в нарядный бархатный кафтан на подкладке из тафты.
      Лео поднял торт повыше и прошел мимо старика. Он только порадовался, когда у него вдруг схватило живот, а торт, вырвавшись из рук, поплыл по воздуху.
      От острых колик мальчишка согнулся пополам и начал кататься по земле, однако все-таки нашел в себе силы приоткрыть глаза и проследить за судьбой своего торта. Тот взмыл прямо вверх, повис в воздухе, а потом опустился на землю по другую сторону дома. Хихикая, старик опять скрылся в доме, и колики тут же ослабли. Мальчик с усилием поднялся на ноги, доковылял до двери и тихо проскользнул внутрь.
      Ему было хорошо слышно, как старик с чавканьем поедает торт в соседней комнате, и Френд терпеливо дожидался, пока хруст бисквита не сменился стонами. Френд смело прошел в комнату, где старик катался по полу между мебелью, покрытой пыльными чехлами, – Противоядие я спрятал, – писклявым голосом сообщил мальчик. – Скажи, как у тебя получается эта магия, и я тебе его отдам.
      Ему пришлось повторить эту фразу несколько раз, все громче и громче, но наконец старик понял. С остановками, прибегая к жестикуляции, когда не хватало слов, старик объяснил принцип используемого им колдовства, концепцию простейшую, но далеко не очевидную: он рассказал, как сделать захват, как манипулировать предметом, чтобы увеличить силу воздействия. Парнишка очень быстро ухватил основную мысль, но предусмотрительно настоял, чтобы старик на практике обучил его, как двигать вещи на расстоянии, прежде чем дать тому снадобье. Когда Френд сумел так резко поднять кушетку, что она отбила часть штукатурки с потолка, старик принялся умолять его, прося положить конец невыносимой боли. Френд со смехом исполнил его просьбу, после чего незаметно вернулся домой, оставив в доме скорчившийся труп – в качестве подарка вернувшимся хозяевам.
      С возрастом, изучив книги и летописные записи о древней магии – поразительно, до чего же последовательно от страны к стране сохранялись магические обряды, – Лео пришел к горькому выводу, что действительно великолепное колдовство, делающее человека могучим, как божество, с течением столетий стало просто невозможным. Магия, словно родник, бивший ключом в древние времена, из которого каждый мог наполнить себя, как сосуд, доверху, теперь превратилась в грязную лужицу, и уже невозможно было зачерпнуть из нее больше пары капель, да и то с большим трудом… как будто магические знания были камнями, образующими дорожку в небе, но вот небо расширилось, растащив зыбкий мостик, и где раньше маги без всяких усилий перескакивали с камня на камень, теперь приходилось тратить всю жизнь, чтобы только перепрыгнуть с одного на другой.
      Но он работал с тем, что оставалось в его распоряжении, и уже к пятнадцати годам был способен получить любую вещь, какую хотел, и заставить человека против воли делать все, что ему, Лео, заблагорассудится… И тогда он попытался все объяснить своей матери, которая единственная верила в него, дать ей доступ в тот тайный мир, который он обрел. Он так и не мог потом вспомнить, что же произошло… лишь помнил, что отец ударил его, и он бежал из дома родителей, так никогда уже больше туда и не вернувшись.
      Навыки колдовства позволили ему жить обеспеченно следующие пять лет, пока он был студентом. Самая лучшая еда, одежда, апартаменты – стоит только захотеть. Однако глубокое недоверие к сексу удерживало его от рискованных экспериментов, оставляя на его долю лишь смущающие, унизительные, пачкающие простыни сны.
      И вот однажды он встревожился не на шутку, как встревожился бы наркоман, обнаружив, что ему уже не хватает обычной дозы опиума, – поняв, что ему хочется – нет, ему необходимо, – получить нечто большее.
      Ведь в конце концов магия была прекрасна не потому, что давала ему все, его привлекала власть, даруемая ею, подчинение себе чужой воли, ощущение собственной мощи, распространяющейся вокруг. Для него было мучительно сознавать, что его господство над другими людьми небезгранично, что существуют провалы в созданном им мире, провалы, сопротивляющиеся его влиянию, как навощенная поверхность клише сопротивляется чернилам: он не мог полностью овладеть умами других людей. Он мог заставить их повиноваться против воли, но побудить их желать этого – было выше его возможностей. И до тех пор, пока в другом человеке сохранялось хотя бы малейшее движение протеста или сопротивления, его господство не было абсолютным.
      А именно абсолютное господство было ему необходимо… Но до того, как он встретил на своем пути Бенджамена Харвуда, Френд не верил, что это на самом деле возможно.
 

Глава 5

 
      – А почему вы его так называете? – раздраженно спросила Бет Харвуд.
      – Как? Хунзи канцо? – переспросил Шэнди. – Так это его титул. А как еще? Называть его Тэтч – фамильярно, а Черной Бородой – слишком театрально.
      – Его титул? И что он значит?
      – Это значит, что он… э-э-э… посвященный, что он прошел обряд огня.
      – Посвящен? Во что? – Она казалась смущенной тем, что Шэнди оказался посвящен в подобные вещи.
      Шэнди собрался было ответить, но потом лишь пожал плечами:
      – А, все это выдумки про колдовство. Даже живя там, в старом форту, вы не могли не заметить, что магия здесь используется так же часто и обыденно, как огонь в Англии.
      – Конечно, я заметила, как суеверны все эти люди. Думаю, во всех примитивных сообществах… – Она замерла и подняла на Шэнди широко раскрытые глаза. – Бог мой! Джон, но вы-то, надеюсь, не верите во все это?
      Шэнди нахмурился и перевел взгляд с костра на темную стену джунглей.
      – Я не хотел бы обидеть вас притворством. Здесь новый мир, и пираты живут с этой природой в куда более тесном контакте, чем любой европеец в Кингстоне, Картахене или Порт-о-Пренсе, пытающийся перенести сюда как можно больше реалий Старого Света. Если уж вы не сомневаетесь в истинах Ветхого Завета, то должны признать существование сверхъестественного и не торопиться с выводами по поводу того, что возможно в этом мире, а что – нет.
      Мистер Берд яростно отшвырнул кусок мяса, который жевал, и, вскочив, заозирался по сторонам.
      – Я не собака! – заорал он, мотая головой, и золотые серьги в его ушах засверкали в свете пламени. – Ты – сукин сын!
      Бет с тревогой оглянулась на него. Шэнди улыбнулся, взял ее за руку и прошептал на ухо:
      – Не стоит пугаться, редкая ночь обходится без его воплей. На что бы он там ни злился, но это никак не связано ни с Нью-Провиденс, ни с 1718 годом.
      – Черт бы тебя побрал! – продолжал кричать мистер Берд. – Не собака, не собака, не собака я!
      – Похоже, его как-то раз обозвали собакой, и с тех пор он, как напьется, вспоминает старую обиду, – тихо пояснил Шэнди.
      – Да, – уныло согласилась Бет. – Но, Джон, вы же не хотите сказать, что… ну, право, не знаю… что вы и сами носите все эти талисманы, чтобы духи оберегали вас?
      – Нет, – ответил Шэнди, – но я явственно помню, как разрядил пистолет прямо в живот вашего доктора, когда он как раз и носил подобный талисман. Это было в тот самый день, когда пираты захватили «Кармайкл». И еще, в первую неделю здесь, я как-то поймал курицу, сварил ее и съел, а на следующий день меня свалила лихорадка. Старый комендант Сауни брел мимо, как всегда бормоча себе что-то под нос и отмахиваясь от невидимых мух, и заглянул ко мне в палатку, где я метался и стонал от боли. И первым же делом он спросил, не ел ли я случаем курицу с выцарапанными на клюве словами. Я и в самом деле заметил какие-то знаки на клюве этой птицы, о чем ему и сказал. «Так я и думал, – пробурчал комендант, – это та самая курица, в которую я загнал лихорадку Рунсивелла. Ты, дружочек, никогда больше не ешь куриц, у которых на клюве написаны слова, иначе схлопочешь что-нибудь такое, от чего кто-то другой пожелал избавиться». Он достал мне другую курицу, проделал с ней какой-то трюк, и уже на следующий день я был совершенно здоров. – О Боже, Джон! – воскликнула Бет, всплескивая руками. – Только не говорите мне, что вас и в самом деле излечили его трюки!
      Слегка раздраженный, Шэнди лишь пожал плечами.
      – Эту курицу я бы не стал есть ни под каким соусом. Он решил не рассказывать ей о человеке, которого он видел однажды ночью на берегу. Карманы его были разорваны, челюсть подвязана веревкой с узлами, так что человек не мог говорить, и когда Шэнди проходил мимо, он заметил, что кафтан не застегнут на пуговицы, а наглухо зашит. Рассказывать об этой встрече Бет было бессмысленно, как и сообщать потом о людях, одетых таким образом.
      Она выказала свое отношение ко всей этой чепухе выразительным жестом.
      – Джон, – настойчиво заговорила она, – Френд следит за мной и не даст мне здесь задерживаться. Вы не могли бы мне сказать, куда мы завтра утром отплываем?
      Шэнди недоуменно моргнул.
      – Но ведь вы же не примете в этом участия, верно?
      – Мы тоже отправляемся. Мой отец…
      – Вы уверены? Я полагал, раз Вудс Роджерс вот-вот будет здесь, вашему отцу следовало бы…
      – Да, Джон, да, я сегодня разговаривала с отцом, первый раз за последнюю неделю. Он все еще таскает с собой эту противную вонючую шкатулку. Он сказал, что я отплываю завтра вместе со всеми. Он все говорил и говорил… я ничего не поняла из его бреда. Он все твердил, как надежно я буду защищена от всякого вреда и болезней, но ни словом не обмолвился о том, куда мы направляемся и главное. – зачем.
      – Иисусе! – Шэнди глубоко вдохнул. – Дэвис тоже ничего не говорит, но, по слухам, мы отплываем на западное побережье Флориды. Место, где хунзи… э-э-э… в общем, именно туда, где Тэтч случайно позволил духам прицепиться к нему. – Джек улыбнулся ей, однако улыбка получилась неуверенная и нервная. – Что-то вроде того, как это делают миноги или пиявки. Во всяком случае, – добавил он поспешно, надеясь, что ему удастся скрыть собственные нехорошие предчувствия, – мы должны встретиться там с Черной Бородой.
      – Боже, спаси и помилуй, – тихо прошептала она.
      «Боже и дух-покровитель», – подумал при этом Шэнди.
      Кряхтя, раскидывая песок неуклюжими ногами и переваливаясь из стороны в сторону, к ним приблизился Лео Френд.
      – Достаточно, Элизабет, – пропыхтел он. – В форту нас… уже давно ждет обед. – Он промокнул лоб кружевным платочком.
      Бет Харвуд бросила такой выразительный взгляд на казаны, в которых кипело варево, что Шэнди невольно переспросил:
      – Обед?
      – Зелень, черный хлеб и прочая дрянь, – вздохнула она.
      – Скромно, но питательно, – объявил Френд. – Мы должны заботиться о ее здоровье. – Он тоже покосился на казаны, сделал вид, что его тошнит, затем подхватил Бет под руку и повел прочь.
      Поблизости двое пиратов рассмеялись и сострили, что того и следовало ожидать: девушки всегда предпочитали парням с честными сердцами разнаряженных попугаев. Шэнди тоже засмеялся, правда, несколько натянуто, и высказал предположение, что причина скорее всего – неунывающая натура Лео Френда. Он отказался от жаркого, по попросил еще одну бутылочку «Латура» с отбитым горлышком, а затем двинулся к берегу, в сторону «Кармайкла».
      Нос корабля все еще находился в узком проливе, удерживаемый подпорками и последними двумя канатами, привязанными к деревьям на берегу, а корма сидела в воде бухты. Несмотря на теперешнее беспомощное положение, «Кармайкл» сейчас казался Шэнди гораздо более родным, чем был весь тот месяц, что он провел на его борту в качестве пассажира. Теперь Шэнди знал строение корабля как свои пять пальцев: он, как обезьяна, карабкался по вантам, когда они чинили такелаж, орудовал топором, когда сносили носовой бак и леера. С него сходило семь потов, когда он пилой и сверлом делал порты для новых пушек. Он провел бесчисленное множество часов в маленькой корзинке, вися между бортом и водой, счищая водоросли и ракушки с досок, выковыривая червей и вколачивая тонкие блестящие латунные талисманы, заговоренные бокором Дэвиса для защиты обшивки корабля.
      И завтра, думал он, приближаясь к судну, завтра «Кармайкла» спустят на воду, затем мы поднимем паруса и отправимся в путь. И моя жизнь пирата вступит в новую фазу.
      Шэнди заметил, что под крутым боком корабля кто-то сидит. Присмотревшись, он разглядел, что это полусумасшедший старик, которого все пираты неизменно называли «комендант». Быть может, потому, что никто толком не знал, как его зовут – хотя Шэнди приходилось слышать, как его величали Сауни, Гонси или Понси.
      И эта сцена перед Шэнди – старик, сидящий под корабельным бушпритом, – что-то ему смутно напоминала – то ли картину, то ли какую-то историю. И странным образом это полузабытое воспоминание придавало удивительное достоинство Сауни. Оно вдруг помогло Шэнди увидеть в старике не просто полоумного бродягу, а нечто большее, И тут он понял, кого напоминает ему старик: древнего Язона, сидящего под корпусом покинутого «Арго».
      – Кто там? – дрожащим голосом позвал старик, заслышав наконец хруст песка под ногами.
      – Джек Шэнди, губернатор. Хотел взглянуть на корабль напоследок, перед дорогой.
      – Принес мне выпить?
      – Э-э… да. – Шэнди отхлебнул вина и передал полупустую бутылку старику.
      – Ты завтра отплываешь?
      – Верно, – удивленно ответил Шэнди: он бы и не подумал, что старик еще о чем-то способен помнить.
      – А, воссоединиться с хунзи канцо и его щенком? Шэнди присмотрелся к старику, гадая, не нашло ли на того очередное просветление.
      – Каким щенком?
      – Боннетом. Я видел, как ты управляешь марионетками: заставляешь маленьких ребяток плясать под свою дудку, дергая за веревочки.
      – А, да. – Шэнди знал о новом пирате Стиде Боннете, который недавно по совершенно непонятным причинам вдруг бросил вполне преуспевающую плантацию на Барбадосе и уже спустя короткое время прославился среди пиратов своей неугомонностью и отвагой, однако Шэнди ни разу не слышал, чтобы этот человек был каким-то образом связан с Черной Бородой, Хотя, впрочем, вряд ли можно было считать Сауни надежным источником информации.
      – Вы, как я слышал, на север подадитесь, – продолжал старик, отхлебывая из бутылки. – Во Флориду. – Это название он произнес с сильным испанским акцентом. – Прекрасное название. Страна лихорадки. Знаю я те места. Я там немало положил карибских индейцев в свое время. Да и меня раз подстрелили стрелой. С ними надо держать ухо востро, самые коварные из всех индейцев. Людоеды. Они там женщин и детей из других племен держат в загонах, ну как мы скот.
      Шэнди не поверил этому, однако из вежливости присвистнул и покачал головой:
      – Проклятие, уж я-то буду держаться от них подальше.
      – Да уж, не помешает. По крайней мере пока не доберешься до этого чертова гейзера. Ну а уж потом, если знаешь, как с ним управляться, то тебе уже беспокоиться не о чем.
      – Вот это мне по душе, – согласился Шэнди, – чтоб ни о чем не беспокоиться.
      Сауни хмыкнул и произнес что-то по-испански, И хотя Шэнди в какой-то мере освоил примитивный язык, на котором говорили пираты-полукровки, произношение старика ему было совершенно непонятно. Оно показалось ему одновременно архаичным и чересчур правильным. Однако речь свою «губернатор» закончил таким непечатным выражением по-английски, способность к каким Шэнди еще только надеялся обрести.
      Шэнди засмеялся, распрощался со стариком и направился обратно. Сделав несколько шагов и оказавшись на вершине дюны, он остановился и обернулся. Корабль был развернут к нему, и потому Шэнди сумел разглядеть в темноте шканцы и полуют. Он попытался прикинуть, где был убит Чаворт, где стоял раненый Дэвис и где был он сам, Шэнди, с Бет Харвуд, когда они кормили чаек сухарями. Он обратил внимание, что часть лееров, через которые они оба перегибались, следя за птицей, теперь была вырезана, и на мгновение Шэнди вдруг обеспокоила мысль, что он даже не может вспомнить, не сам ли их снес.
      Он попытался вообразить, какие же еще могут развернуться события на этой палубе, и поразился тому, что ясно представил себя их участником. «Ведь это совсем не так! – сказал он себе с нервной улыбкой. – При первой же возможности мы с Бет обязательно сбежим с корабля. И потом судно поплывет к далеким берегам уже без меня, несмотря на весь пот (и кровь – когда стамеска соскальзывала), впитавшийся в доски. Я должен заняться и дядюшкой, по которому плачет виселица».
      Шэнди опять повернул к кострам и зашагал в их направлении, сообразив, что находится совсем недалеко от того места, где видел человека с оторванными карманами и перевязанной челюстью. И воспоминания об этом заставили его прибавить шагу, не потому, конечно, что тот человек выглядел угрожающе, а скорее из-за сказанного Дэвисом, когда Шэнди упомянул о встрече.
      Дэвис сплюнул и с досадой потряс головой:
      – Должно быть, Дюплесси с корабля Тэтча. Последнее время Тэтч стал пренебрегать мелочами. Дюплесси был бокором на его корабле и задолжал многим лоа, а такой долг не списывает даже смерть. Как я понимаю, Тэтч похоронил его без соответствующего ритуала.
      – Похоронил? – вытаращил на него глаза Шэнди. Дэвис ухмыльнулся и, презрительно передразнивая аристократический выговор, процитировал заключительную фразу известной шутки:
      – Пришлось – он был мертв, знаете ли. – И уже нормальным тоном добавил: – По крайней мере хоть сапоги с него снять не забыл. Привидения подобного рода обожают отираться на кораблях. А если они еще и обуты, то всю ночь не заснуть от бесконечного топота.
      Когда Шэнди вернулся к кострам, большинство уже разбрелось по хижинам, а оставшиеся явно всерьез намеревались коротать ночь за бутылкой. Шэнди решил, что выпил достаточно, чтобы уснуть, и направился к своей крохотной хижине, которую он выстроил из плавника и Обрывков парусины под деревьями.
      Он поднимался вверх по склону дюны, но замер на месте, когда из ночной тьмы донесся глубокий бас, тихо приказавший ему остановиться. Шэнди пригляделся к скользящим в лунном свете теням листьев пальм и в конце концов различил огромную черную фигуру, по-турецки восседавшую посередине начерченного на песке круга, тщательно очищенного от мусора.
      – Не входи в круг, – предупредил человек, не оборачиваясь, и Шэнди с опозданием узнал бокора Дэвиса, Печального Толстяка. Считалось, что он глух, и потому Шэнди только кивнул, опять же с опозданием сообразив, что это еще более бессмысленно, чем говорить с бокором, раз тот сидит к нему спиной. Шэнди сделал шаг назад, Печальный Толстяк не оборачивался. Он тыкал в воздух деревянным ножом, который всегда носил с собой; казалось, нож встречает сопротивление.
      – Raasclaat, – выругался он тихо, а затем прогудел: – Не могу утихомирить этих толстых ублюдков. Спорю с ними с самого вечера.
      – Э-э… – неуверенно протянул Шэнди, озираясь по сторонам и вспоминая, есть ли другой путь по склону к хижине, поскольку Печальный Толстяк перекрыл эту тропинку. – Почему бы мне…
      Бокор резко выкинул руку с деревянным ножом вверх, устремив лезвие в небо.
      Шэнди невольно поднял глаза и в темноте меж крон двух пальм вдруг увидел прочерк падающей звезды, как линию, проведенную светящимся мелом на грифельной доске. Несколькими секундами позже ветер на мгновение стих, а затем снова подул, но теперь уже явно сильнее.
      Печальный Толстяк опустил руки и неожиданно легко для своей грузной фигуры поднялся на ноги. Он одарил Шэнди ободряющей улыбкой и посторонился.
      – Иди, – пробасил он. – Теперь это только черта на песке.
      – Спасибо. – Шэнди проскользнул мимо гиганта, пересек круг и пошел дальше. Он слышал, как Печальный Толстяк тяжелой поступью удаляется к морю, слышал, как, хмыкнув, тот пробурчал себе под нос: «C'etait impossible de savoir ci c'etait le froid ou la faim». Бокор снова хмыкнул, но Шэнди больше ничего не слышал.
      Шэнди несколько минут смотрел ему вслед, словно колеблясь: не последовать ли за ним. Наконец, бросив опасливый взгляд на звезды, он направился к своей хижине, радуясь, что построил ее под чистым навесом ветвей.
 

Глава 6

 
      – Эй, держи, Джек! – сказал Скэнк, сунул в руки Шэнди деревянную кружку с ромом и снова присоединился к матросам, натягивавшим канат. – Еще один глоток, и я свалюсь за борт! – крикнул он весело.
      – Спасибо! – откликнулся Шэнди. Похоже, его новые товарищи привыкли быть постоянно навеселе. Он оглянулся. За кормой уходил вдаль зелено-лиловый остров: неровная полоска выделялась на синем фоне океана, Ему вдруг пришло в голову, что ему будет не хватать Нью-Провиденс.
      Скэнк вернулся на ют, облокотился на каронаду.
      – Угу, – сказал он, словно соглашаясь с чем-то, что сказал Шэнди. – Может, нам этого острова больше и не увидеть. На следующий год, пожалуй, загнать добычу будет куда сложнее. Теперь ведь нет обычного, всем известного места, куда купцы могли бы присылать своих агентов. Шэнди пригубил ром.
      – Коммерсанты заключают сделки с пиратами?
      – Ну да, а с чего, ты думаешь, они иначе разбогатели бы? И остались богатыми? Они, конечно, не являются сюда лично, а присылают управляющих да поверенных для закупок. А при особенно больших сделках мы даже сами доставляем товар, куда скажут. Сколько раз я безлунной ночью, обернув уключины тряпками, водил груженые лодки в какую-нибудь потайную бухточку на Ямайке, Гаити или Барбадосе, Ведь это всем выгодно: мы продаем задешево, потому что сами ничего не платим.
      Не так уж всем это выгодно, подумал Шэнди.
      – А эти торговцы, они знают, что товар краденый?