Глава 17

Неделя проходила за неделей. По мнению Уильяма, их дело было швах, поскольку Гила до сих пор не нашли, а времени оставалось все меньше. Они, словно жуки, день за днем ползли вверх по травинке, которую венчало 21 марта — финал всего сущего, всех людских мечтаний и надежд. Уильям был уверен в этом.

Первый день весны — ничем не отличающийся от предыдущих мрачных и уныло-серых, полных дождевой мороси, которые и днями-то не назовешь, поскольку блеклый рассвет попросту медленно перетекал сквозь дождь в не менее блеклый вечер, — был отмечен явлением грузовичка мороженщика. Ни Уильям, ни Джим не успели рассмотреть грузовичок, принадлежность которого осталась неопределенной. Однако было замечено, что Пиньона в кабине машины нет. За рулем, ссутулившись, сидел азиат (не Ямото), проигрывая через укрепленный на крыше кабины динамик мелодии из перезвонов. Грузовичок скрылся в тумане, укатил по улице, явно не преследуя никакую цель. На Эдварда, который, воспылав подозрениями, бросился, размахивая долларовой бумажкой, под дождь навстречу погромыхивающему грузовичку, водитель не обратил никакого внимания. То же самое повторилось и на следующий день.

Знакомая пара полицейских наведывалась еще дважды, с одними и теми же вопросами о подозреваемом-обвиняемом, но всякий раз Уильям оказывался проворней и успевал укрыться в баке со скошенной травой, отсидеться там, пока лай гончих не стихал вдали, и спастись. Во время второго визита полицейские снова обыскали дом — очень неохотно и поверхностно, словно из-под палки. Заявившись в третий раз, они никуда дальше крыльца ходить не стали, ограничившись нудными угрозами в адрес Эдварда, по их мнению укрывающего беглого преступника. Эдвард сделал вид, что ничего не понимает.

Миссис Пембли, по счастью, всю первую неделю после возвращения Уильяма прогостила у своей сестры. Вернувшись, она, конечно же, сразу выследила Уильяма через окно, но к тому времени визиты официальных лиц прекратились, и пожилую даму теперь предстояло убедить в том, что Уильям отнюдь не беглый головорез, усиленно разыскиваемый полицией, а просто выпущенный наконец из лечебницы сосед. Эдвард поставил себе за правило неизменно быть со старушкой подобострастно вежливым, а именно: преподнес ей пакет авокадо и время от времени искренним и прочувствованным тоном заверял, что дела у его шурина наконец-то пошли на лад. С этих пор Уильям будет держать себя в руках — Эдвард мог это гарантировать. Дважды ему приходилось проводить с Уильямом серьезные разъяснительные беседы, всякий раз после таинственного и необъяснимого появления катышков собачьих фекалий под вязом. Это был вызов, вынести который было выше сил Уильяма.

Профессор Лазарел дни напролет бродил по утесам Пало-Верде, время от времени застывая на самом краю самого высокого обрыва и, подобно Моисею, ожидая, что океанские воды расступятся у его ног и явят прямой, как луч, проход к центру Земли или что Гил Пич собственной персоной поднимется к нему из пучины, вроде юного Нептуна, и подаст знак. Вплоть до второй недели после освобождения Уильяма Гастингса из «санатория» он не замечал и не слышал близ океана ничего, кроме надрывных криков чаек, грохота волн и воя ветра.

Затем Гил прислал открытку. Он бросил ее в ящик в Виндермеере неделю назад. Открытку получила Вильма Пич, которая отправилась с ней прямиком к Эдварду. Гил приехал к отцу, чтобы навестить его и «все хорошенько обдумать».

— «Все хорошенько обдумать?» — переспросил профессор Лазарел. — Неужели для того, чтобы подумать хорошенько, необходимо ехать в Англию? В марте хуже места не найти. Сплошные дожди и холодина. Что за удовольствие торчать там и думать?

— Мне кажется, он хотел повидаться с отцом, — предположил Эдвард.

Лазарел покачал головой с таким видом, словно верил в это с трудом.

— Может, и так. Надеюсь, Бэзил, узнав, что Фростикос тянет лапы к Гилу, не оставит это без последствий. Как думаешь, ему известно, что случилось с Реджинальдом?

Эдвард пожал плечами.

— Я уверен, — заявил Уильям, — что дело здесь не только во встрече отцов и детей.

— А в чем еще? — удивился Лазарел.

— Я хочу сказать, что решение навестить отца Гил принял не сам. Его туда отослали. Пиньон и Фростикос взяли от Гила все, что им было нужно, и теперь боятся, что он попадет нам в руки. Они гораздо больше боятся нас, чем мы думаем. Вот и сплавили Гила в Англию.

— Но он им нужен, — возразил Эдвард. — Чтобы привести землеройную машину в действие. Они не стали бы прятать его так далеко. Только не теперь.

Уильям покачал головой, подзуживаемый бесом спора.

— Откуда ты знаешь, что он им так уж нужен? Это только твои рассуждения. Крот готов — тому есть все признаки. Вполне вероятно, что магия, которую Гил туда заключил, и без него никуда не денется.

Лазарел все еще сомневался.

— Я так не думаю. Это устройство состоит из спринцовки для носа и мотка веревки. Оно не способно работать никак — ни плохо, ни хорошо. Для того чтобы крот сдвинулся с места, в нем должен сидеть Гил.

— Далась тебе эта спринцовка для носа, Расс! — воскликнул Уильям, нацеливая черенок трубки в профессора. — Ты выдумал себе удобную физическую Вселенную и заперся в ней, как в башне из слоновой кости. Может оказаться, что ты ни черта не смыслишь в этой спринцовке для носа, над которой все время насмехаешься — лично я готов верить в таинства, которые скрыты в мотках веревки. В конце концов — ты когда-нибудь всерьез изучал веревки, Расс?

— Нет, — вынужден был признаться Лазарел, — но…

— Никаких «но», — выкрикнул, словно подводя итог, Уильям. — Птица умеет летать, и все тут. А мы, если так и будем отсиживаться здесь в надежде на то, что двадцать первого все как-нибудь утрясется само собой, проиграем как пить дать. Кстати, кто сказал, что они начинают двадцать первого? Так было записано в дневнике Гила со слов Пиньона. Вы умиляете меня, честное слово. Все подстроено, и газетная статья тоже. Почему мы должны поверить в эту дату? Откуда мы знаем, что Пиньон и Фростикос не переиграют все и не дадут кроту старт на день раньше?

— Что конкретно ты предлагаешь? — спросил Эдвард. — Нам остается только ждать возвращения Гила.

— А почему бы нам самим не отправиться за ним, черт возьми? Это будет лучше, чем протирать штаны дома, как ты считаешь? Во сколько нам обойдется перелет — в несколько сотен долларов? К чему тебе будут эти деньги, когда мир развалится на куски, как гнилушка?

— Дело не в деньгах, — ответил Лазарел, всегда готовый истратить несколько долларов на дело науки. — Просто стоит трезво подойти к вопросу…

Перебив профессора, Уильям выхватил из кармана часы.

— Шестьдесят тысяч — вот сколько у тебя осталось для трезвых подходов. После этого ты будешь считать звезды бок о бок с пещерным человеком.

— Шестьдесят тысяч чего! — спросил Лазарел, медленно закипая.

— Минут, старина. Заметь, совсем недостаточно для трезвого подхода. Ненавижу трезвость и практичность. Если бы Пиньон смотрел на вещи трезво, не видать бы ему левиафана как своих ушей. Вспомни нас, вспомни себя. Где бы ты был сейчас, старая канализационная крыса Уильям Гастингс? А старина Лазарел, застрявший в окне и оставшийся в одном ботинке?

Лазарел что-то буркнул и нахохлился в кресле. Эдвард пожал плечами и поднял бровь. С кухни донесся голос Джима:

— На этот раз вам не удастся от меня избавиться.

— Вот это наш человек! — воскликнул Уильям. — К черту упырей! Никто не догадается искать нас в Виндермеере. Мы заскочим туда на минутку, захватим Гила, и ищи нас свищи. Бэзил на нашей стороне. Знаете, что я понял? Здесь они допустили свою самую большую ошибку, и я буду не я, если не обставлю их теперь. Либо ноги в руки и вперед, либо продолжаем сидеть и хандрить. Что скажете?

— Я скажу, что я еду обязательно, — повторил Джим. — Без меня вам Гила не уговорить. Он послушает только меня.

— Молодец, — отозвался Уильям. — Господи, да если у вас духу не хватает, то мы с Джимом и без вас справимся. Нам всего-то нужна неделя. Семейный паспорт у нас есть. Он годен на семь лет, кажется?

— У тебя ничего не выйдет, — подал голос Эдвард. — Тебя возьмут еще в аэропорту. Возможно, все это специально устроено только ради того, чтобы выманить тебя из норы. Это ловушка, Уильям.

— Ха! — воскликнул Уильям, который никогда не соглашался идти в последних рядах. — Уже две недели прошло. Неужели полиция две недели будет держать своих людей в аэропортах из-за человека, который всего-то пару раз ударил кого-то по голове фонариком? А стоит мне выбраться из страны, так я вообще в безопасности. Я стану свободным человеком. Все дело в том…

Доводы Уильяма прервал телефонный звонок. Это была Вильма Пич — крайне взволнованная. Она не понимала, что происходит. Только что она разговаривала по телефону с Гилом. Эдвард прикрыл микрофон ладонью и быстро сообщил новость друзьям. Это было событие первостепенной важности. Несколько секунд Эдвард молча прислушивался к трубке, и его лицо становилось все серьезнее. Гил звонил откуда-то неподалеку. По крайней мере так миссис Пич показалось по его голосу. Гил хотел вернуться домой. Опасность, грозящая нам всем, по его словам, была огромна. Сейчас его путешествие подходит к концу, и он ждет не дождется его завершения. Добраться до полого центра планеты, попасть в Землю Обетованную, в край своих предков, вот чего он хочет. Однако угроза велика — Земля при этом может лопнуть, как мыльный пузырь на космическом ветру. О чем, кричала Вильма Пич, говорит мой мальчик? О каких предках? Ее мать и отец, зашив все деньги в одежду, приплыли на пароходе из Эстонии; Бэзил родом с Великих Озер. Что такое Земля Обетованная?

Эдвард попытался аккуратно объяснить расстроенной женщине смысл слов Гила, делая многие понятия более благозвучными и смещая акценты, но под конец запутался и сбился. Откуда был сделан этот звонок, из Виндермеера? — сверлила голову мысль. А если нет, тогда как объяснить почтовую открытку? Почему это Гил вдруг так заторопился домой? И где он сейчас? — его насильно прячут, в этом нет сомнений. Эдвард повесил трубку, чрезвычайно озадаченный.

Некоторое время все молча дымили трубками. Первым слово взял профессор Лазарел, чьи сомнения подкрепил неожиданный поворот событий.

— Нас обманули. Теперь это ясно как день. Гила в Виндермеере нет. И никогда не было. Его почтовая открытка — подделка, для того чтобы выкурить Уильяма из норы на свет или сбить нас со следа — отправить на другой конец света в погоне за тенью. Я уверен, что в Лондоне мы довольно скоро получили бы какие-нибудь новые доказательства, которые направили бы нас совсем в другую сторону. В плане Пиньона и Фростикоса где-то случился сбой, вот что я думаю — возможно, из-за неторопливости почты. Шестьдесят тысяч минут не так уж много — тут ты прав. Не стоит этим временем разбрасываться попусту. — Лазарел победно посмотрел на Уильяма.

Уильям кивнул. Телефонный звонок выставлял все в новом свете.

— У меня есть отличная мысль, — заявил он, хлопая себя по колену. — Я позвоню Бэзилу. Что может быть проще. Либо Гил был в Виндермеере, либо нет. Может быть, он все еще там. А может быть, никогда туда не собирался. Людям вроде Пиньона и Фростикоса с их связями нет ничего проще, чем состряпать фальшивую открытку. Им это раз плюнуть.

Для того чтобы пробиться к Бэзилу Пичу и поговорить с ним, потребовался час, в течение которого Уильяму все время слышались едва отличимые от электрических тресков и шорохов на линии голоса, фоновые бестелесные призраки телефонных пространств; они порой прорывались к поверхности, потом слабели и отступали на задний план, затем снова набирали силу, да такую, что голос Бэзила в сравнении с ними казался слабым и отдаленным. Один раз, прямо посреди обсуждения более чем странных местных новостей, вкрадчивый фоновый голос неожиданно полностью исчез примерно на пять секунд, а потом материализовался снова, рявкнув «по два пенни за голову!» так громко, что Уильям чуть не выронил трубку. Никакого смысла в этих словах он не усмотрел, но самым удивительным было то, что Бэзил со своей стороны никаких голосов не слышал.

Выяснилось, что Бэзил чрезвычайно взволнован. Его не оставляло предчувствие, как он выразился, что в воздухе витает что-то недоброе. Какое-то напряжение. Отчаяние. Близость конца. На прошлой неделе в водах озера Виндермеер близ поместья начали появляться мертвые животные — их тела всплывали из глубин озера, словно выпущенные на волю воздушные шары, после чего трупы прибивало к берегу и они застревали в прибрежной траве. Бэзил вот уже несколько дней подряд только и делает, что собирает эти печальные останки. Замок и без того окружен множеством слухов и небылиц — слухов, зародившихся столетия назад, и всплывающие мертвые животные вдохнули в них новую жизнь.

— Животные? — переспросил Уильям. — В озере? Ты говоришь о рыбах?

— Нет, — ответил Бэзил. — Именно животные. Странные бесхвостые обезьяны с перепонками между пальцами на нижних и верхних конечностях, зверьки, похожие на броненосцев, но без характерных заостренных рыл. Не далее как вчера днем я обнаружил сразу несколько странных существ, вроде чешуйчатых ежей, — их прибило к берегу, и все они были мертвы, захлебнулись в воде.

Таких ежей Бэзил набрал целую корзину. И теперь ломал голову над тем, что со всем этим делать. Сжечь? Но запах распространится на многие мили и привлечет всеобщее внимание. Он решил засыпать трупы гашеной известью и хоронить. Но если через сколько-то лет эти могилы разроют, бог знает какой шум может подняться. В довершение всего в поместье заявился Ашблесс и принялся предъявлять какие-то дерзкие требования.

— Ашблесс! — воскликнул Уильям. Повернувшись к насторожившимся товарищам, он объявил: — Вот и разгадка тайны открытки! А чего вы хотели? Постой, я догадаюсь сам. Он тебе кое-что предложил. Он хочет, чтобы ты помог ему попасть в центр Земли. Он уверен, что ты можешь это сделать, хотя и не знает как. Я прав?

— Да, — отозвался Пич. — Откуда ты знаешь? Он и к вам подступался?

— Совершенно верно. В яблочко. Но он удрал с корабля, когда ему показалось, что мы начинаем тонуть. Ашблесс хитер. Он никогда не согласится играть вторую скрипку. Он не пытался тебе угрожать?

— Нет, ничего такого. Хотя и выдвигал чертовски убедительные аргументы.

Бэзил Пич замолчал, отдав телефон во власть скрипучих призрачных голосов, которые немедленно принялись обсуждать какие-то потусторонние финансовые дела и внезапно умолкли, словно сообразив, что их подслушивают.

— Он пообещал помочь Гилу освободиться «из-под опеки» — так он выразился, — ровным напряженным голосом произнес Бэзил. — Ты случайно не знаешь, что это означает?

— Знаю, — ответил Уильям.

— Значит, это правда. А я думал, он блефует. Уильям помедлил, прикидывая, как лучше описать положение вещей.

— Нет, он сказал правду. Но дела не так плохи, как ты, может быть, думаешь. Ашблесс…

— Ты не понимаешь, Уильям, у меня есть основания для тревоги. Серьезные основания.

— Вильма только сегодня разговаривала с Гилом по телефону. С ним все в порядке. Мы уже вышли на след Гила и приблизительно знаем, где его искать. Мы собираемся пустить их корабль ко дну, — продолжал врать Уильям. — И пытаемся обойтись без вмешательства властей.

— Ради Бога, — взмолился Бэзил, — не позволяйте никому постороннему впутываться в это дело. Известность убьет Гила. Если он хоть немного похож на меня и так же ненавидит себя, как ненавижу я, то единственное, чего он хочет, это найти в Земле дыру, забраться в нее и спрятаться от всех. Если он не сможет найти ни одной, то сделает такую дыру сам. Имейте это в виду. Вы даже наполовину не понимаете, как все усложнилось.

— Мир внутри Земли, — спросил Уильям, внезапно сменив тему, — он существует?

— Еще как, — таинственно ответил Бэзил. — Но я ужасно волнуюсь, повторяю! Понимаешь, мы с Гилом живем в одной тональности, если можно так выразиться. Я способен чувствовать некоторые излучения. И очень боюсь, что сейчас он желает разрушения этого внутреннего мира так же сильно, как стремится попасть в него. Вот почему появление мертвых зверей на берегу озера так обеспокоило меня. Я вдруг подумал, что животные могут чувствовать то же самое и испытывать те же страхи, что и я.

— Как свиньи и коровы предчувствуют землетрясение, — вставил Уильям. — Они пытаются спастись бегством и несутся вперед, не разбирая дороги. Я написал по этому поводу статью, так вот в ней…

— Ты все правильно понял, — прервал его Бэзил, не желающий слушать пересказ избранных мест статьи. — Как бы там ни было, старине Ашблессу я помочь не смог. Хотя и хотел бы, несмотря на все его домогательства. Дело в том, что я хочу отойти от подобных дел. Здесь у меня сложился свой уклад жизни. Кроме того, я должен заботиться об отце. Он… слабеет — лучше слова не подберешь. И я обязан последовать за ним, как луна следует за солнцем. — Бэзил замолчал, словно обдумывая сказанное.

— Ну что же, — отозвался Уильям, стараясь выдерживать жизнерадостный тон, — постараемся держать тебя в курсе. Не сегодня завтра у нас должны появиться первые результаты. Можешь на нас положиться. Скоро что-нибудь прояснится — к концу недели уж наверняка. Не вешай нос.

В ответ в трубке раздался прощальный щелчок, за которым последовал хор призрачного бормотания, настолько далекого, что разобрать его уже совершенно не представлялось возможным — совершенно как пузырьки крохотных шепотков в бесконечности. Уильям повесил трубку.

Выслушав пересказанный Уильямом разговор, профессор Лазарел страшно разволновался.

— Господи Боже! — воскликнул он, перебив Уильяма. — Мне необходимо взглянуть на этих животных. Наверняка я найду среди них подтверждение одной или двум своим теориям. На озере Виндермеер — кто бы мог подумать! Какое совпадение.

— Обрати внимание, — заметил Эдвард, — здесь опять присутствует соседство одного из Пичей — смекаешь? А теперь подумай — совпадение ли это?

— Ага, — Уильям поднял брови, — все чертовски интересно. Вы не думаете, что Ашблесс решил кинуть и старика Пиньона тоже? Он здорово работает, не держится ничьей стороны — ничего святого.

С улицы сквозь стекло и перестук дождя едва слышно донеслось отдаленное позвякивание колокольчиков: динь-динь-динь, динь-динь-динь — эдакий усталый рождественский перезвон совсем не по сезону. Колокольчики приближались. Эдвард поднялся и подошел к окну — в половине квартала от их дома тарахтел по улице таинственный грузовичок мороженщика, упрямо следующий своим неизменным маршрутом по сырым и холодным лабиринтам пригорода. Выскочив из дома на мостовую и вытащив из бумажника доллар, Эдвард остановился с протянутой рукой.