17.

Курортный остров Дернир, который американцы называли островом Крайним, был последним в цепи островов и рифов, защищавших западную часть побережья Луизианы от набегов морских волн со стороны Мексиканского залива. На востоке стражами выступали Чанделерские острова. Все эти архипелаги и отдельные острова типа Grande Terre, или Великого острова, создавали неповторимый уголок земли. Мелководье и заболоченность берегов породили огромное количество бухт и заливов — особенно в дельтах рек, по берегам которых располагались богатейшие в мире пахотные земли.

Именно здесь, среди островов, нашел приют Жан Ла-фитт, который и до, и после войны 1812 года пробивался сюда, чтобы захватить перспективные рынки сбыта. Его головорезы не раз приходили на помощь Новому Орлеану. Эти места с первых дней колонизации Луизианы служили прибежищем беглым преступникам и контрабандистам. А лет за восемь до описываемых событий острова западного залива облюбовали местные богачи, которые понастроили там вилл и коттеджей.

Началось все с рыбной ловли, которая велась как в заливе, так и в пресноводных бухтах. В течение ряда лет организовывались пароходные экскурсии для рыбаков, когда люди питались и спали на судне, а на островах ловили рыбу, устраивали пикники, купались, загорали. Вот тогда-то и обнаружились целебные свойства соленого морского воздуха: сюда приезжали лечить легкие, сердце, кожу, а потом заметили, что здесь не бывает эпидемии желтой лихорадки.

До того, как настало страшное лето 1853 года, когда болезни косили людей тысячами, на острове Дернир обитали в основном завсегдатаи этих мест, но с окончанием строительства железной дороги, соединившей Затон Беф и Новый Орлеан, число посетителей увеличилось во много раз. Для удобства гостей была построена вполне приличная гостиница, прозванная впоследствии отелем Магги. Первой ее владелицей была мадам Пеке. Через какое-то время среди кучки домов местных жителей появилось несколько пансионов. Но настоящим украшением острова стали великолепные виллы местных богачей. Поговаривали, что группа инвесторов, выстроившая отель «Сент-Чарльз» в Новом Орлеане, собиралась построить здесь великолепный отель. Было придумано уже и название — «Попутный ветер». Предполагалось, что в новом отеле смогут разместиться до пятисот гостей одновременно.

Большинство крупных зданий размещалось в западной части острова. Строились они без всякого плана и напоминали пеструю толпу расталкивающих друг друга людей. Фасады домов выходили на залив, а тыльными сторонами они смотрели на маленькую речушку, впадавшую в бухту Виллидж. По ее берегам росли банановые пальмы вперемежку с дубами, которые когда-то образовывали здесь целые рощи. Кроны большинства деревьев были побиты и обломаны ветром. Иную растительность острова составляли дикие груши, кустарниковые пальмы да пожухлая трава.

Все западное побережье острова представляло собой огромный песчаный пляж кремового цвета. Тут и там виднелись торчавшие из песка ветви деревьев и обломки досок — трофеи зимних штормов, когда волны накатывали чуть не до середины острова.

Дважды в неделю, по четвергам и субботам, к острову попеременно подходили пароходы «Стар» и «Майор Обри», которые привозили пассажиров, почту и продукты. Проходя через бухты Кейллоу и Виллидж, они направлялись прямо к пристани позади отеля Магги.

Амалия стояла на верхней палубе парохода «Стар», который вечером в третью субботу июля подходил к острову Дернир, и смотрела на все вокруг восхищенными глазами. Она столько слышала об этом райском месте и теперь все могла увидеть сама.

Прямо над пристанью на возвышении стояло двухэтажное здание отеля с высокой крышей, края которой были на уровне верхних наличников окон спален, выходивших на залив. По своей архитектуре здание мало чем отличалось от их дома в «Дивной роще»: те же дымоходы по одну сторону крыши, те же опоясывающие дом галереи и лоджии, опиравшиеся на столбы и колонны. На всех окнах были жалюзи. Широкие лестницы с фасадной и тыльной стороны здания, расходившиеся каждая на две более узкие, ведущие на галереи первого и второго этажей, напоминали гостеприимно распахнутые руки. На наполненной свежим морским воздухом галерее сидели группки людей, словно это была гостиная под открытым небом. Они о чем-то разговаривали, смеялись и радостно вдыхали чистый воздух; большинство мужчин держали в руках бокалы с напитками. Розовый свет угасающего заката бросал на лица людей причудливые тени, а обшарпанные стены окрашивал в мягкие серовато-голубые тона. С задней стороны отеля на столбе у лестницы висел колокол. С помощью таких колоколов на плантациях собирали всех рабов или извещали о каком-нибудь событии. Здесь, на острове, с его помощью оповещали отдыхающих, что еда готова.

Вокруг медленно подплывающего парохода сновали бесчисленные лодки, шлюпки и челны из выдолбленных бревен. В них сидели, развалившись, молодые люди и подростки; некоторые из них пытались с помощью легкого ветра обогнать судно. На пристани виднелись стайки мальчишек с удочками в руках, которые с успехом наблюдали и за приближающимся пароходом, и за самодельными поплавками из пробки.

Море в заливе было спокойным, и окрашенные заходящим солнцем в пурпур бирюзовые волны с барашками белой пены вяло набегали на берег. Несколько человек прогуливались вдоль моря, и ветер не оставлял без внимания юбки дам и сюртуки джентльменов. На дороге, идущей вдоль залива, показалась четверка молодых всадников; две дамы в великолепных платьях для верховой езды и шляпках с развевающимися вуалетками и перьями возглавляли кавалькаду. Они пронеслись мимо черепашьих загонов, участков моря и песчаного берега, огражденных прутьями, где покрытые панцирями рептилии дожидались своего часа стать супом.

Легкий вечерний бриз приятно освежал кожу, щекоча ноздри смесью самых разнообразных запахов: соленого моря, свежей рыбы, печеного хлеба, готовящихся из даров моря блюд, спелых фруктов, а также зловоний из свинарников и хибарок, разбросанных по побережью. Столь необычная смесь запахов свойственна только субтропикам с их теплым влажным климатом, дающим возможность произрастать всему живому.

Улыбаясь собственным мыслям, Амалия повернулась к человеку, который стоял рядом с ней, и тут ее восторженное настроение стало угасать. На хмуром лице Роберта не было никакого интереса к происходящему; казалось, он всецело ушел в себя. С того дня, как они покинули Сан-Мартинвиль, Роберт стал для них попутчиком, сопровождающим, но не компаньоном. Амалия терзалась в догадках, чем вызвано его угрюмое настроение. Если это всего лишь игра на публику, то с этим можно мириться. А если это подлинное состояние его души? Сложившаяся ситуация тяготила ее ничуть не меньше, чем Роберта. Если бы не этот дурацкий обычай, предписывающий женщинам появляться на людях только в сопровождении мужчины, Амалия предпочла бы одиночество.

Взглянув на сидевшую в отдалении под тентом свекровь, Амалия поняла, что в ней возрождается интерес к жизни. Лицо старой леди было спокойным, в глазах светилось любопытство. Она с удовольствием смотрела на знакомые сцены, вдыхала полузабытый запах этих мест. Рядом с ней дремала ее старая камеристка. На такую уступку капитан пошел только из-за нездоровья мадам Деклуе, поскольку место слуг было на нижней палубе. Там находились Марта, Лали, Тиге и даже Айза; они дождутся, пока сойдут на берег пассажиры с верхней палубы, и займутся выгрузкой багажа.

Айзу за время всего пути по течению Теша до Атчафалаи, а потом девять часов, пока плыли морем, никто не видел и не слышал. Прислонившись спиной к бочонку с гвоздями, он с упоением рисовал все интересное, что попадалось на глаза. Вот и сейчас Амалия видела, перегнувшись через перила, только макушку его склоненной над блокнотом головы.

Путешествие обошлось без приключений. Реки и море были спокойными на протяжении всего долгого пути, а небо ясным, почти прозрачным. Ни капли дождя. Разнообразные пейзажи по берегам рек приятно ласкали глаз. Чаще всего встречались плантации, домики, окруженные апельсиновыми деревьями, магнолиями, дикой китайкой и жасмином, а также леса, которые вызывали в памяти строки поэмы Лонгфелло о «лесе первозданном». Гигантские кипарисы, неприступными стражами стоявшие вдоль рек, сменялись дубовыми рощицами с вековыми деревьями в несколько обхватов толщиной, которые простирали свои ветви-руки над водой, создавая своеобразные зеленые галереи и туннели, по которым плыл пароход. Пассажиры, как могли, развлекались. Мужчины стреляли из ружей по крокодилам, всплывавшим на поверхность воды, и крупным белым аистам, которые задумчиво стояли на проплывавших у берега стволах поваленных деревьев. В заливе они попытались стрелять в чаек, преследовавших судно, но из-за качки редко попадали в цель. Остальное время занимали карты, книги, разговоры и еда на свежем воздухе, который обострял аппетит. Кто-то из молодежи, узнав, что среди них есть скрипач, устроил на верхней палубе импровизированные танцы.

Амалия не пряталась в каюте, но и не пыталась присоединиться к какой-нибудь группе веселившейся молодежи, поскольку не знала, как ее примут, а главное, по причине продолжавшегося траура. В основном она читала вслух Мами, играла с ней в пикет или прогуливалась по палубе в сопровождении Роберта. Последнее могло бы стать куда приятнее, если бы она решилась объясниться, ибо их все еще разделяли недопонимание, обиды и взаимные подозрения.

— Наверное, надо взглянуть, как там Мами, — сказала она тихо.

— Да, — согласился Роберт, направляясь следом.

На какой-то миг Амалия попыталась уловить тайный смысл сказанного: то ли он согласился с ней, то ли осудил долгое невнимание к Мами, но потом решила, что глупо придавать особое значение каждому его слову и взгляду.

Но на душе было неспокойно. Их последний разговор, закончившийся размолвкой, снова и снова всплывал в памяти. Амалия, как бы она того ни хотела, не могла избавиться от сомнений и обид.

Для Мами Роберт стал незаменимым помощником, и это надо было признать. Он всегда оказывался рядом во время ее коротких прогулок по палубе, мог развлечь ее незатейливой беседой, обласкать комплиментами. И лишь по отношению к Амалии он сохранял сдержанность.

Пароход наконец остановился, ткнувшись носом в прибрежный песок. Матросы закрепили швартовы на причале, скинули на берег трап и пригласили пассажиров к выходу. Небольшая толпа встречавших приветствовала их появление. Послышались восклицания, радостные крики, восторженные объятия и дружеские похлопывания по спине.

Поскольку на острове не знали об их приезде, Амалия, шагая рядом с Мами, не смотрела по сторонам, выискивая знакомых, однако те объявились сами.

— Маман, да это же семейство Деклуе! И месье Фар…

Амалия подняла глаза и увидела Луизу Калло, которая стояла с открытым от удивления ртом. Она осеклась на полуслове, потому что мадам Калло дернула ее за рукав, давая девушке понять, что не следует так громко проявлять свои чувства. Жена владельца хлопковой фабрики окинула Амалию ледяным взглядом, слегка кивнула Мами и, не удостоив вниманием Роберта, потянула дочь за собой подальше от пристани, продемонстрировав на прощание вздувшиеся на ветру неряшливого вида темно-коричневые юбки.

Большинство людей не заметили этой сцены, но были и такие, которые с удовольствием пронаблюдали ее до конца, перешептываясь, прикрыв ладошкой рот и жадно следя за дальнейшим развитием событий. Походка Мами стала вдруг менее уверенной; Роберт, тихо выругавшись, стал взглядом искать какой-нибудь экипаж. Наконец, заметив единственную пустую повозку, стоявшую в отдалении, он начал проталкиваться к ней, раздвигая толпу широкими плечами; за ним двинулись гуськом все остальные. Роберт посадил тетю, пронаблюдал, чтобы вошли Амалия с Полиной, и объяснил кучеру, куда ехать. Сам он влез в повозку последним.

— Как же Айза, другие слуги, наш багаж? — забеспокоилась Амалия.

— Хороший повод, чтобы повозка вернулась за ними.

Больше она не произнесла ни слова, хотя предполагала, что на вилле их ждет много работы: скорее всего их встретит пустой дом с запахом плесени, огромное количество пыли и отсутствие на первых порах каких-либо удобств. Амалии хотелось побыстрее уехать с пристани, где столько пялящихся глаз и осуждающих взглядов. Почему-то ей казалось, что на острове все будет по-другому.

Вилла, как и все здания на острове, стояла на высоких сваях. Это был большой одноэтажный дом, который из-за своего месторасположения не бросался в глаза. Вилла состояла из шести комнат, расположенных по три с каждой стороны огромной залы, делившей дом пополам и соединявшей две галереи с фасадной и тыльной сторон дома; зала эта служила также удобной гостиной, продуваемой легкими бризами. К вилле примыкал вместительный сарай с сеновалом, где спали слуги и куда можно было попасть по внешней лестнице, построенной в стиле каджун, которая шла от галереи с тыльной стороны здания, и небольшой сад с выложенными кирпичом дорожками, который окружали различные хозяйственные постройки.

Роберт начал отпирать двери, затем снял засовы с тяжелых ставней с жалюзи, которые защищали дом во время зимних штормов. Он привычно распахивал их, закрепляя задвижками. Потом Роберт выдвинул на галерею кресла-качалки, разыскал и наполнил маслом несколько ламп, чтобы разогнать надвигавшуюся темноту, проверил бак для воды и систему наклонных желобов, закрытую кипарисовой крышкой на петлях. Он прекрасно ориентировался в доме, поскольку не раз приезжал сюда отдыхать вместе с Мами и Жюльеном.

Амалия устроила свекровь в одном из кресел на галерее и занялась приготовлением комнат. Для начала она раскрыла окна, чтобы проветрить помещение от застойного затхлого воздуха. Справа от залы находился холл для приема посетителей, в котором был единственный во всем доме камин. Из холла можно было попасть в библиотеку, которую чаще использовали как комнату для игры в карты, а затем в столовую, к которой примыкала небольшая кладовка. С левой стороны от залы находились три спальни, соединенные между собой для лучшей вентиляции дверными проемами. Такое расположение показалось Амалии не очень удобным. Молодая женщина не представляла, как она сможет уснуть, зная, что в соседней комнате находится Роберт, который встает очень рано и может в любой момент зайти к ней в спальню. Однако Мами разрешила проблему просто, заявив о своем желании спать посередине. Она распорядилась, чтобы вещи Амалии разместили в одной из крайних спален, выходившей на залив со стороны фасада. Старая леди сказала, что ее беспокоит шум прибоя и она не выносит соленой водяной пыли, которая залетает в открытое окно по ночам.

Повозка вернулась с Мартой, Лали, Тиге и Айзой, которые сразу же включились в работу. Чихая и кашляя, они выбивали многочисленные накидки от пыли, мыли и протирали помещения и вещи, двигали мебель. Марта приготовила на скорую руку ужин, который исчез молниеносно — так разыгрался аппетит. Амалия с устроившимся у ее ног Айзой просидела какое-то время на галерее, слушая ворчливое бормотание волн, омывавших песок, и щемящий душу звук скрипки, доносившийся со стороны отеля, где продолжались веселье и танцы. Появившаяся из-за облака луна прочертила яркую дорожку света на воде, которая плескалась и пенилась, радуясь возможности показать себя во всем блеске. Один за другим погасли огни на соседних виллах, а Амалия продолжала сидеть одна. Наконец она встала, глубоко вдохнула свежий морской воздух, потянулась до хруста в суставах и, потрепав верного пажа по черным упругим колечкам волос, отправилась спать.

Предполагалось, что Роберт только проводит их на остров, а потом вернется домой. Двум женщинам, живущим уединенно на своей вилле, ничто не угрожало в этом курортном месте, где все знали друг друга по многу лет. С ними оставался Тиге, который будет исполнять обязанности дворецкого, заботясь о том, чтобы дамы ни в чем не нуждались, а на столе всегда были свежие овощи, фрукты, мясо и рыба, если Амалии не захочется самой ездить за продуктами на рынок.

Однако «Стар» отплыл, а Роберт остался. В четверг к причалу подошел «Майор Обри», но и на этот раз Роберт и словом не обмолвился, чтобы упаковали его вещи. С утра до вечера он купался, загорал, плавал на небольшой парусной лодке вдоль берега или рыбачил с нанятой им пироги. Он снабжал кухню наисвежайшими сигом, помпано, мелкой камбалой, глупыми красноперками, барабулькой и жирными зелеными черепахами. Всю эту снедь Марта превращала во вкусную еду.

Роберт загорел и теперь в расстегнутой рубашке с закатанными до плеч рукавами напоминал пирата. Не хватало только платка на голове и трубки. Были дни, когда волосы его становились седыми от соли и слипшимися сосульками ниспадали на лицо.

Роберт уже не был так неприступен, хотя по-прежнему сторонился Амалии. Временами она ловила на себе его задумчивый взгляд и тогда с трудом сдерживалась, чтобы не броситься ему на шею. Амалия часто вспоминала его поцелуи, его ласки, которые возбуждали в ней желание. В такие минуты глаза ее темнели, одежда казалась вдруг узкой и тесной, а веер из листьев карликовой пальмы ускорял свои движения.

Иногда среди ночи Амалия просыпалась и подолгу лежала без сна, слушая, как он ходит по дому. Порой ей хотелось подняться, подойти к нему, обвить шею руками и прильнуть губами к его чуть солоноватым губам.