— Или красных клопов, — добавила Амалия.

— Проклятие! — Роберт весь напрягся.

Красными клопами здесь называли тропических песчаных блох, которые имели обыкновение откладывать яйца под кожу человека. В других местах их называли «чигоу». Укус клопов был неопасен, но вызывал невероятный зуд. Амалию рассмешил страх этого сильного мужчины перед маленьким насекомым, но не успела она и слова сказать, как очутилась в траве. Роберт повернулся широкой спиной к заводи, стараясь загородить ее собой и разбросанную вокруг них одежду. Ничего не понимая, Амалия попробовала сесть, но он снова уложил ее на траву, метнув быстрый взгляд за спину.

И тут она увидела наконец очертания знакомого треугольного паруса в кремово-синюю полосу. Единственным судном в заводи, щеголявшим столь заметным парусом, была баржа Жюльена. Она медленно проплывала вдоль берега, сияя на солнце белизной бортов и блестя брызгами рассекаемой воды. Баржа напоминала бабочку — существо красивое, но бесполезное. Стоявшего у руля Тиге скрывал парус, зато хозяин баржи, окруженный многочисленными подушками, был виден как на ладони. Жюльен сидел, выпрямившись, сдвинув соломенную шляпу на затылок. Неожиданно лицо его вытянулось от изумления и гнева: он смотрел прямо на лужайку, облюбованную Робертом для встречи с Амалией.

Когда они въехали наконец в «Рощу», баржа мирно покачивалась у причала, а парус был убран. Они вернулись домой не сразу. Потребовалось время, чтобы отыскать в траве заколки, отряхнуться, почиститься, привести себя в порядок, чтобы солнце успело высушить влажную одежду. Амалия не знала, надо ли быть благодарной за эту вынужденную отсрочку. Возможно, было бы лучше, если бы Жюльен пристал к берегу и дал выход гневу. Но он не захотел ссориться в присутствии слуги. Заметил их Тиге или нет, неизвестно, но привлекать лишний раз его внимание к хозяйским проблемам, конечно же, не следовало.

Дорогой они с Робертом почти не разговаривали, каждый был занят собственными мыслями. Амалия хотела бы знать, о чем думал Роберт, пока они ехали, но бесстрастное выражение его лица и спокойный взгляд могли означать что угодно, только не раскаяние. А сама она сожалела? Вряд ли. Хотя и следовало бы, наверное.

Судя по обилию горшков, бочонков всех размеров, ящиков и банок, покрывавших склоны холма перед домом, долгожданные кусты из Китая благополучно прибыли. Пароходик вместе с плоскодонными баржами, на которых привезли все это добро, уже отбыл вниз по реке в сторону Сан-Мартинвиля. Мами с зонтом в руке прохаживалась по дорожкам будущего сада под руку с Джорджем, который показывал ей наиболее интересные растения и кусты. Ни Хлои, ни Жюльена поблизости не было.

Роберт и Амалия спешились перед домом. Мами, увидев их, помахала рукой. Джордж крикнул им, чтобы шли полюбоваться его сокровищами. Амалия сказала, что сначала должна переодеться. Судя по столь дружелюбному приему, Жюльен не успел или не захотел сообщить Мами об увиденном на берегу заводи.

Амалия перекинула шлейф платья для верховой езды через руку и направилась к дому. Роберт шагал следом за ней. Дождавшись, когда конюх уведет лошадей, Амалия тихо сказала:

— Нам не нужно входить в дом вместе. Лучше, если вы останетесь здесь.

— Я не могу оставить вас наедине с ним, — ответил Роберт.

— Вы можете, но не станете.

— Пожалуй!

Неуступчивость в его голосе свидетельствовала о том, что ей не удалось убедить его. Впрочем, она на это особенно и не надеялась. Наклонив голову, Амалия шагнула в сторону нижней галереи, пересекла ее под углом и вошла в лоджию. Перед лестницей на второй этаж она остановилась, чтобы снять шляпку с вуалеткой.

— Не останавливайся на этом, дорогая! — заметил Жюльен с изрядной долей сарказма. Он стоял на верхней площадке прямо у нее над головой. — Ты можешь снять и все остальное, пока люди смотрят. В сущности, мне не ясно, зачем ты вообще взяла на себя труд одеться.

— Жюльен, остановись! — Голос Роберта, раздавшийся у нее за спиной, звучал твердо.

— В самом деле? И мне следует закрыть глаза на то, как вы оба в костюмах Адама и Евы резвились на глазах у потрясенной публики? Жаль, конечно, что зрителей было мало.

— Это произошло случайно.

— Неудачный случай, я понимаю. Ты это имел в виду? — Голос Жюльена звучал спокойно и размеренно. — Мне и в голову не приходило, мой дорогой кузен, что ты можешь забыть о правилах приличия, о своем добром имени, репутации моей жены, наконец. Право, я был о тебе лучшего мнения.

— Жюльен, прошу тебя! — воскликнула Амалия, уязвленная презрением, звучавшим в каждом слове мужа. — Все было совсем не так!

— Да? Мило! Мне следует поверить, что столь беззаботными вас сделал мимолетный порыв страсти, не так ли? Очень трогательно! Но у меня нет желания стоять и смотреть, как вы оба выставляете меня на весь белый свет рогоносцем только потому, что не можете сдерживать себя!

Роберт подошел к Амалии, молча взял ее за руку и, поднявшись вместе с ней, прошел мимо Жюльена, так что тому пришлось отступить, пропуская их вперед.

— Больше этого не повторится, — сказал он мрачным и немного усталым голосом.

— Надеюсь, что нет! — быстро согласился Жюльен. — А вообще пора заканчивать этот маскарад. Цель почти полностью достигнута, по крайней мере так утверждает Тиге, который в большой дружбе с камеристкой моей жены. Если Амалия беременна, нет смысла продолжать эту игру.

Амалия почувствовала пристальный взгляд Роберта, брошенный в ее сторону, но не могла встретиться с ним глазами. Она также поняла, что к ним приближается Мами, которая с минуты на минуту поднимется на второй этаж.

— Согласен! — бросил Роберт.

Пришла очередь Амалии взглянуть в его сторону, и взгляд ее карих глаз затуманился. Суровые черты мужественного лица Роберта сохраняли спокойствие. Она перевела взгляд на мужа и увидела, что чувственный рот Жюльена расплывается в довольной улыбке.

— Признаюсь, после того, что я увидел сегодня утром, не рассчитывал на столь разумный шаг, — сказал он весело.

— Лучше выслушай меня.

— Ну? — Жюльен вдруг насторожился.

— Я согласен с тобой, что пора заканчивать маскарад, — начал Роберт. — Не следовало вообще это затевать, но… Я хотел забрать Амалию еще до того, как узнал о ребенке, теперь никто и ничто не помешает мне сделать это.

— Нет! Нет! И нет! — взволнованно воскликнула Мами, которая, спотыкаясь, преодолевала последнюю ступеньку лестницы. — Ты не знаешь, что говоришь! Подумай о скандале, который разразится Этого нельзя допустить! Никак нельзя!

— Прошу прощения, — сказал Роберт, взглянув на свою тетю, — но оставлять все как есть тоже невозможно.

— Ты согласился! Ты обещал! Подумай только, что ты говоришь, mon cher! Мы никогда не сможем людям в глаза посмотреть. — Руки старой женщины, которые она протягивала к племяннику, дрожали, лицо покрылось мертвенной бледностью, на верхней губе выступили капельки пота.

— Я уже не думал, что все кончится именно так. Нехорошо было просить меня об этом, но и с моей стороны глупо было думать, что я способен на такое.

Жюльен шагнул к Амалии и, схватив ее за руку, стал тянуть к себе. На его лице застыло странное выражение сродни страху.

— Я не позволю тебе забрать ее у меня, слышишь? Она — моя жена, и она останется со мной, где ей и следует быть.

Мами издала звук, похожий на стон, и, прижав руку к груди, прислонилась к колонне. Роберт взял Амалию за локоть для того, чтобы поддержать ее или предложить уйти, но Жюльен рванул жену к себе.

В душе Амалии поднимался праведный гнев: они спорили, ссорились, строили в отношении ее свои планы, но никто не удосужился узнать ее мнение. Это усилило и без того не затухающую боль: все они пользовались ею, чтобы обманом произвести на свет наследника владений Деклуе. Амалия вырвалась из цепких рук Жюльена и приблизилась к Роберту, который отпустил ее локоть и обнял за талию. Жюльен вновь ухватил жену за запястье, пытаясь оторвать ее от кузена.

— Ты выбрала его, не так ли? Ты выяснила наконец, кто забирался к тебе в постель, и решила стать при нем шлюхой? — кричал Жюльен, не заботясь больше о том, что его могут услышать. — Я рад, что понял наконец, кто моя жена! Я женился на сучке, гулящей девке, которая плевать хотела на клятвы у алтаря и готова бежать за любыми штанами, лишь бы получить то, без чего она жить не может.

В глазах Амалии потемнело от несправедливых обвинений, которыми осыпал ее Жюльен. Какая-то доля правды в его словах была, и от этого они жгли больнее.

Потом раздался звериный рык, звук удара в челюсть, и Жюльен отлетел к перилам, больно ударившись об одну из колонн. Роберт, руки которого все еще были сжаты в кулаки, навис над распластавшимся на полу кузеном. Жюльен приподнялся, опираясь плечом на балюстраду и изумленно тараща глаза, потом потрогал щеку, где багровело оставшееся от удара пятно. В его глазах появился холод.

— Надеюсь, ты готов ответить за это? — спросил он мягко, почти дружелюбно.

— Жюльен! — вскричала Мами испуганно.

— Не дури! — жестко ответил Роберт, не сводя глаз с лица кузена.

— А почему бы и нет? Ведь ты и так начал показывать всем, что я круглый идиот, если не хуже.

— Никогда и не думал об этом! — Роберт выпрямился и отошел в сторону.

— А что же может заставить тебя драться на дуэли? — спросил Жюльен вкрадчиво. — Может, честь моей жены или отсутствие таковой?

— Жюльен, сынок! — простонала Мами, вложив в эти слова остатки сил.

Наступила полная тишина.

— Выбор оружия, полагаю, мой? — спросил Роберт тихо, безо всякого выражения.

— Смею ли надеяться, что ты выберешь шпагу? — спросил Жюльен злорадно.

— Нет! — прошептала Мами.

Амалия стояла с расширившимися от ужаса глазами.

— Я не так глуп, как тебе хотелось бы, — процедил Роберт сквозь зубы. — Выбираю пистолеты, расстояние — двадцать шагов.

Жюльен улыбнулся, и в его темных глазах впервые за этот вечер засветилось удовлетворение.

— Завтра на рассвете, — бросил он небрежно. — На прежнем месте.

Мами рухнула на пол и лежала без движения. Роберт поднял тетку на руки, отнес ее в холл и бережно усадил в кресло, Амалия расстегнула ей ворот и корсет, а Полина принесла флакон с нюхательной солью. Мами пришла в себя, но отказалась от вина и оранжада, продолжая рыдать и оплакивать la scandale[18].

Увидев, что Мами пришла в себя, Роберт откланялся: неловко оставаться при подобных обстоятельствах. Кроме того, ему необходимо было подготовиться к предстоящему поединку: найти секундантов, врача, который согласился бы участвовать в незаконном деле, составить завещание.

Амалия старалась не думать о случившемся. Какое-то время она провела с Мами, потом проводила ее в спальню, где свекровь прилегла на узенькую кушетку, стоявшую в ногах у роскошной постели под балдахином на четырех столбах. Она бормотала что-то довольно бессвязное о ночи, когда на этой самой постели родился Жюльен, о том, какие это были трудные роды, но какой замечательный получился мальчик. Сбиваясь и повторяясь, она рассказывала о том, каким Жюльен был ребенком — капризным, непослушным, но очень милым, как его все любили, какими неразлучными они были с Робертом в детстве. Мами ни слова не произнесла о своих страхах и опасениях, связанных с предстоящей дуэлью, но они витали в воздухе, слышались в ее дрожавшем голосе, проглядывались в ее беспокойном взгляде, который то и дело обращался к молитвенному столику.

Наконец Амалии удалось сбежать к себе в спальню. Призвав звонком камеристку, она приказала приготовить ванну. Сняв платье для верховой езды, сложила его и убрала на верхнюю полку шкафа, не надеясь когда-либо надеть еще раз. По этой причине Амалия не стала чистить его от земли и грязи, въевшейся в плотный материал.

Устроившись на сиденье в ванной, она вскрикнула от удивления, обнаружив, что ванна напоминает перевернутую мужскую шляпу с тульей, наполненной водой, и широкими полями, не позволявшими брызгам попадать на пол. Амалия крутила в руках маленький кусочек розового мыла и не могла справиться с сонмом разных, порой противоречивых мыслей, которые одолевали ее. Спрашивается, как могла она позволить соблазнить себя и отдаться мужчине на берегу заводи среди бела дня, да еще так, чтобы ее увидел там Жюльен? Теперь муж и любовник вынуждены драться из-за нее на дуэли. С воспитанными молодыми, дамами такого не происходит. Почему же случилось с ней?

Амалия попыталась представить, что можно сделать, чтобы не допустить поединка, но ничего не придумала. Казалось, с самого начала в сговоре против нее были все: Мами, Жюльен и Роберт. Когда у нее возникли первые подозрения, Амалия пыталась поговорить с мужем откровенно, но… Если бы тогда Жюльен прекратил все это, не было бы теперь ни ссоры, ни дуэли, ни обморока Мами. Если бы он чаще оставался вечерами дома, вместо того чтобы оставлять ее Роберту, если бы сам осознал, сколь глубока была обида брата… Сколько этих «если бы»?

Слова, брошенные Жюльеном ей в лицо, причинили Амалии нестерпимую боль. Она их не заслужила, по крайней мере во все дни, предшествовавшие поездке в «Ивы». Однако за происшедшее там, на берегу реки, ей не было оправдания. Тут Жюльен был прав! И не надо ссылаться на интриги, потому что она сама допустила это и даже в какой-то мере спровоцировала. Амалия не могла убедить себя думать иначе. Но грубые, грязные слова, сказанные Жюльеном, не имели ничего общего с тем, что соединяло ее с Робертом.

Странно, но, обвиняя Роберта в содеянном, Амалия не презирала его, более того — где-то в глубине души была благодарна ему. Она затруднилась бы объяснить почему. Возможно, потому, что он был ласков и нежен с ней, думал прежде всего о ее удовольствии, а может, потому, что теперь она точно знала, сколь многого могла лишиться, будь он больше джентльменом.

Амалия обвинила Роберта в бесчестности в ту ночь, когда поймала его в ловушку в комнате Жюльена. Она видела, что нанесла ему весьма чувствительный удар. И несмотря на это, он постоянно защищал ее. Даже этот поединок с Жюльеном…

Нет! Она решила об этом больше не думать, сосредоточившись на делах домашних, — так быстрее пройдет время до дуэли. Впереди были вечер и целая ночь. Амалия закрыла глаза, мысленно перебирая неотложные дела: «Надо срочно почистить медную посуду, кончается запас масла для ламп, но есть жир и зола, из которых можно наделать свечей. К вечеру наверняка появятся визитеры, хотя теперь все так заняты приготовлениями к балу… Бал у Морнеев! — вспомнила вдруг Амалия. — Он назначен на сегодняшний вечер. Надо немедленно послать грума с запиской, что они не смогут приехать. Прятать беду под маской приличия — выше человеческих сил. Нет, не сейчас! Сидеть за столом, разговаривать, смеяться, танцевать, зная, что один из сопровождающих тебя мужчин будет ранен или даже убит, — слишком сильное испытание. Я не выдержу этого, да и Мами тоже», — решила Амалия, выходя из ванной.

Но она ошиблась. Когда в халате из тонкого прохладного батиста Амалия входила в комнату свекрови, чтобы получить одобрение на отказ от бала, та с помощью камеристки, которая доставала из шкафа бальные платья, выбирала, в чем поедет к Морнеям. Увидев Амалию, мадам Деклуе изобразила приветливую улыбку.

— Ты уже решила, cherie, что наденешь на бал? — спросила свекровь.

На какое-то мгновение Амалия подумала, что мадам не в себе.

— Я вспомнила о бале с минуту назад, — начала Амалия растерянно. — Разве мы в состоянии ехать?

— Мы не можем поступить иначе.

— Я думаю, нас смогут извинить…

— Чтобы потом все говорили: им было так стыдно, что они не решились показаться на людях?

Амалия подошла к Мами и села рядом.

— Никто не узнает, почему мы решили не приезжать.

— Ты слишком хорошо думаешь о нашем обществе, — сказала Мами, вздохнув. — Жюльену потребуются секунданты, Роберту — тоже, кроме того, нужен врач. Пять человек. Я бы изумилась, если бы кто-то из этих пяти не шепнул о случившемся жене, слуге или приятелю. На сей счет можешь не сомневаться: сегодня вечером все будут говорить только об одном.

— О, Мами! И это кроме того, что есть на самом деле?

— ?

Когда Амалия закончила, лицо Мами оставалось суровым.

— Сомнения кончились, — сказала она. — Все сплетничают и хихикают за спиной, прикрыв рот ладошкой. Ничего не поделаешь! Если мы не появимся сегодня вечером, все решат, что самое худшее из того, что они слышали, правда. Если же приедем и будем вести себя как обычно, начнутся новые сомнения.

— Но стоят ли они того? — спросила Амалия с мольбой в голосе. — Да и вы себя чувствуете не совсем хорошо.

— Все из-за моего глупого вмешательства, теперь-то я знаю. Хотела как лучше, а получилось…

— Возможно, по-своему вы и правы.

— Ты хочешь успокоить меня, но моя вина остается. Я подвела тебя, моя девочка. — Мами погладила руку невестки. — Но я постараюсь поправить дело. Обещаю! Прошу тебя лишь об одном: прости меня, если сможешь.

— Не говорите так, прошу вас, — начала Амалия, но Мами жестом остановила ее. Амалия не стала продолжать, только добавила: — Если я должна поехать на бал, мне лучше подготовиться.

— Конечно. И если будешь на кухне, попроси Марту принести в мою гостиную что-нибудь легкое перекусить.

Амалия согласно кивнула, направляясь к двери, но не успела взяться за ручку, как в нее постучали. Она открыла дверь и остановилась в недоумении. На пороге стоял Патрик Дай.

Надсмотрщик закрывал собой весь дверной проем. Он окинул Амалию наглым взглядом, особо задержавшись на округлостях груди, и его губы вытянулись трубочкой, словно он собирался удивленно свистнуть.

— Вы посылали за мной, мадам Деклуе? — обратился он к Мами.

— Да, месье. Проходите! — подтвердила она, но не произнесла больше ни слова, дока Амалия не закрыла за собой дверь.

Платье, в котором Амалия собиралась появиться на званом вечере, было сшито из серо-голубого шелка с синим отливом в складках. Его фасон был прост: основа — колокол гладкой юбки, над ним — зауженный книзу лиф и круглый воротник с отделкой. Руки и шея открыты. Блеклый цвет и скромный фасон платья соответствовали ее настроению.

Оно лежало на кровати, пока Амалия, сидя в капоте перед туалетным столиком, занималась своей прической. На этот раз она попросила Лали уложить волосы попроще, что соответствовало бы стилю платья; кроме того, у нее так разболелась голова, что более длительной процедуры Амалия просто не выдержала бы.

Служанка разделила волосы на три пряди: две маленькие по бокам и одну большую, которая тяжелым узлом легла на затылке. Маленькие пряди Лали закрутила в виде роз на висках. Затем достала заколку в форме листьев папортника из синего бархата и закрепила узел. Закончив, она подала хозяйке ручное зеркало. Амалия повернулась так, чтобы видеть себя сзади, сбоку, и осталась довольна.

— Очень красиво, как всегда, — улыбнулась она.

— Я стараюсь. — Девушка слегка зарделась от похвалы и, чтобы скрыть смущение, занялась шелковыми чулками хозяйки.

В эту минуту дверь в спальню мужа раздвинулась, и появился Жюльен в красном бархатном халате, отделанном черным шнуром. Он кисло усмехнулся, увидев удивление на лице жены и ее камеристки, потом сделал знак Лали, чтобы она ушла.

Амалия медленно встала, держась одной рукой за ворот, а другой запахивая непослушные полы капота.

Первое, что ей пришло в голову, — это то, чего так боялся Роберт. Жюльен решился требовать от Амалии исполнения супружеского долга. Неужели перспектива потерять ее придала ему силу и уверенность? Если судить по выражению лица, то этого можно было ожидать.

Когда за служанкой закрылась дверь, Жюльен повернулся к ней и довольно грубо сказал:

— Нечего на меня смотреть! Я не хотел тебя обидеть утром.

— Да-да, я знаю. — Амалия думала, чем бы отвлечь его внимание и перевести разговор на более безопасную тему. — Конечно, тебе было неприятно увидеть нас вдвоем…

— Это не оправдание моей грубости. Я сожалею о том, что сказал и сделал. Очень сожалею! Наброситься на тебя после всего случившегося — непростительно, особенно если учесть, что я все знал. Не понимаю, что на меня нашло? Я надеюсь только на твою снисходительность.

Жюльен говорил все это, не поднимая глаз от пола, словно рассматривал рисунок на ковре у ее ног. Так было, наверное, легче.

— Если ты видишь в случившемся неуважение к твоему положению в обществе или к твоему имени, которое ношу, ты ошибаешься, — произнесла она сдавленным голосом. — По своей воле я не сделаю ничего такого, что бы поставило все это под угрозу.

— О большем я и не прошу.

Воцарилась тягостная тишина. Нахмурившись, Жюльен засунул руки в карманы халата, продолжая рассматривать рисунок на ковре. Амалия проглотила комок, неожиданно подступивший к горлу. Бронзовые часы на камине ожили и отбили очередной час. Они оба разом взглянули на часы. Жюльен откашлялся, прежде чем сказать то, ради чего, собственно, пришел.

— Тебе, видимо, кажется странным, что муж позволил другому мужчине… посещать свою жену?

— Я? Да, конечно… так оно и было, но Роберт объяснил…

— Вот как?! Любопытно было бы узнать, что сказал мой разлюбезный кузен? — В голосе Жюльена зазвучали знакомые нотки. — Надеюсь, он сообщил, почему было так?

— Отчасти.

Он поднял на нее глаза, которые, сузившись до испытующих щелочек, встретились с ее немигающим взглядом. Через минуту Жюльен, как показалось Амалии, облегченно вздохнул.

— Тогда я должен поблагодарить его. Амалия сделала шаг к нему, но не настолько близко, чтобы прикоснуться.

— Если так, нельзя ли отменить эту бессмысленную дуэль? Ты был оскорбленной стороной, не мог ли бы ты…

— Нет! — прервал ее Жюльен. — Я могу смириться с тем, что сделала ты, но не Роберт… Он предал тех, кто ему доверял. Он знал обо всем с самого начала, и его вполне устраивала та роль, которую он готов был играть до бесконечности… если вовремя не остановить, конечно. Я не могу это оставить без последствий.

— Пожалуйста! Прошу тебя… Я сделаю все, что ты пожелаешь! — В голосе Амалии звучала мольба.

Кривая усмешка скользнула по губам Жюльена.

— Волнуешься за него… или за меня? Наверное, зря спрашиваю.

— За обоих! Что бы ни случилось, все — на моей совести.

Фраза эта сорвалась с ее губ случайно, но она была чистой правдой. Амалия дотронулась до его руки, в ее карих глазах застыла мольба.

Жюльен погладил щеку жены кончиками пальцев. Лицо его смягчилось.

— Какая же ты красивая! Идеал большинства мужчин: очаровательная, страстная, трудолюбивая и невероятно милая. Я мог бы соблазниться.

Амалия ждала, дыхание перехватило. Как сможет она выполнить то, что только что пообещала, как сможет после этого жить в согласии с собой? И все же она не отшатнулась, не отпрянула.

Его рука медленно вернулась в карман халата.

— Такая жена для меня — украшение дома, если не постели… Это все, о чем я прошу тебя.