Заподозрив неладное, она поспешно повернула голову и увидела, что веки Моргана дрогнули, словно он только что плотно закрыл глаза. Она замерла, ей вдруг нестерпимо захотелось узнать, что он будет делать дальше. Эта коварная мысль овладела ею настолько, что Фелиситэ почувствовала, как у нее перехватывает дыхание.
      Потом, как будто приняв неожиданное решение, она вцепилась пальцами в его руку и сбросила ее с себя. Откатившись в сторону, она села на корточки, ухватилась за край покрывала, выдернула его из-под Моргана и натянула себе на колени.
      — Проснись, нахал, хватит улыбаться!
      В ответ послышался леденящий душу рык:
      — Тихо, женщина. Мне сейчас кажется, что у меня в голове устроил кузницу сам дьявол!
      — Так тебе и надо, в другой раз не будешь хлебать на ночь столько рома!
      — Лучше скажи мне спасибо. Тебе бы вряд ли понравилось, если бы я пришел трезвым. — Вцепившись в край другого покрывала, Морган завернулся в него и уткнулся лицом в стену.
      Фелиситэ с отчаянием посмотрела на его спину.
      — Ты просто не знаешь, на что это похоже, да?
      Он мгновенно повернулся к ней, уставившись на девушку изумрудными глазами.
      — Поосторожней, Фелиситэ, я сейчас достаточно трезв и могу справиться с любым штормом.
      Охваченная холодным гневом, Фелиситэ откинула волосы назад.
      — Сам берегись, Морган Мак-Кормак. Если тронешь меня хоть пальцем, я отрежу его тебе на память об этом солнечном утре!
      — А что, может, я не против его потерять, — сказал он, выбравшись из-под покрывала и усевшись на постели, — чтобы убедиться, что ты такая же, как прежде?
      Увидев, что он сделал движение в ее сторону, Фелиситэ отпрянула назад, бросившись к корзине, где лежали ножи, Морган перехватил ее запястье в тот момент, когда она толкнула корзину локтем, и та с глухим звоном упала на песок. Притянув девушку к себе, он навалился на нее всем телом и с неистовой силой впился губами в ее рот. Закинув руку за голову, Фелиситэ нащупала пальцами рукоятку кинжала.
      Губы Моргана обожгли ее, тело охватила приятная истома по мере того, как он прижимал ее все крепче. Чувства Фелиситэ вырвались на волю, едва она ощутила знакомую усталость, медленным огнем сжигающую ее изнутри. Она уже хотела положить руку Моргану на плечо, и в этот момент почувствовала в ней тяжесть ножа, о котором успела позабыть.
      Фелиситэ сразу напряглась, но Морган еще долго не отрывался от ее губ. Когда он наконец поднял голову, его глаза казались сделанными из темного нефрита. Заглянув в их глубину, Фелиситэ заметила иронию, относящуюся, впрочем, в одинаковой степени и к нему самому, и к ней. Она сжала нож еще крепче и с твердостью, вызвавшей у нее болезненное ощущение, приставила его острие к сильной загорелой шее Моргана.
      — Пусти меня, — проговорила она хрипло.
      Морган чуть заметно улыбнулся, однако остался неподвижен и не произнес ни слова. Фелиситэ надавила на нож так, что его острие проткнуло кожу. Но Морган попрежнему не отпускал ее, наоборот, он нависал над ней, подавляя мужским величием.
      Неожиданно у него на шее появилась алая капелька, похожая на драгоценный камень. При виде ее Фелиситэ охватило смятение, и она, негромко вскрикнув, отдернула кинжал, отбросив его с такой силой, что он со стуком ударился о посуду.
      — Милая Фелиситэ, — проговорил он, отрывисто рассмеявшись, — тебе нужно разобраться в том, что ты хочешь.
      Не дожидаясь ответа и явно не рассчитывая услышать его вскоре, Морган выпрямил длинные мускулистые руки и одним движением подался назад. Подобрав бриджи, он вышел из хижины и направился в сторону моря.
      Фелиситэ, словно подброшенная пружиной, стремительно вскочила на колени и злобно прокричала ему вслед:
      — А ты сам разобрался?
      Ирландец обернулся. Великолепный в своей наготе, освещенный красными отблесками восходящего солнца, он походил на бронзовое изваяние Адама. Улыбнувшись, так что в глубине изумрудных глаз загорелись красные огоньки, излучающие какой-то дьявольский свет, он ответил:
      — Я уже все решил!
 
      Фелиситэ хотелось полежать одной, глядя в потолок из пальмовых листьев и размышляя о непостоянстве собственных чувств. Однако ее желанию не суждено было сбыться. После купания у Моргана словно прибавилось жизненных сил, он теперь казался бодрым и довольным собой. К тому же у него проснулся аппетит. Разыскивая остатки свинины и вчерашних бисквитов, он разговаривал с Фелиситэ, не оборачиваясь и не глядя в сторону постели. Им придется отправиться в лес за свежими фруктами и овощами. Причем это следует сделать пораньше, пока не проснулись остальные. Во второй половине утра Морган собирался вернуться и озадачить матросов работой, иначе сами они не скоро возьмутся за дело. Кроме того, он просто не представляет, какие неприятности могут устроить с похмелья эти вспыльчивые и злобные сукины дети, если не найти для них какое-нибудь полезное занятие.
      У них также имелись и другие причины для спешки. Чем дольше они будут заниматься ремонтом и килеванием судов, вытащив их из воды, тем больше шансов, что их может заметить другой корсар или фрегаты испанской береговой охраны, регулярно патрулирующие эти воды с целью сделать пиратство невыгодным, если не вообще безнадежно опасным занятием.
      Фелиситэ пыталась настоять на том, что может отправиться за провизией и одна, но Морган не пожелал слушать ее доводы. Во-первых, ей незнакомы многие тропические фрукты и овощи. Во-вторых, на глухой лесной тропинке она может встретиться с кем-нибудь из экипажей трех судов. Сейчас ни один матрос не осмеливается приближаться к ней из-за Моргана. Но если она попадется им одна, дело может принять совсем другой оборот. После схватки с Валькуром Фелиситэ сделалась для моряков чем-то вроде вызова, а также — предметом вожделений. То, что преследовать девушку было небезопасно, вовсе не отталкивало пиратов, напротив, делало ее более желанной добычей. Среди них наверняка не найдется такого, кому не хотелось бы овладеть ею, даже если потом ему всегда придется держать язык за зубами, опасаясь неотвратимой мести Моргана.
      Фелиситэ взяла по горшку в каждую руку, а Морган захватил деревянное ведро с веревочной ручкой, и они отправились в густые лесные заросли. Им дважды пришлось перебираться через узкий извилистый поток, впадавший в бухту на западном берегу. Пальмы склонялись над головами, листья гигантских древовидных папоротников задевали лица. Толстые лианы с желтыми пятнами посреди ядовито-зеленой листвы удавами обвивали стволы деревьев. Цветы попадались на каждом шагу: красные нежные фуксии гибискуса, розовые с белым олеандры и яркие, ослепительно оранжевые бутоны огненного дерева. Низкие кустарники неизвестных пород, покрытые желтыми и белыми цветами, заполонили все пространство под деревьями, в то время как гибкие стебли вьющихся растений, на которых также распустились цветы, поднимались почти до самых крон. Даже смыкавшиеся над головой ветви были покрыты какими-то странными кожистыми листьями, на которых тоже распускались цветы.
      Попадающиеся птицы, казалось, соперничали роскошью оперения с цветами — большие пронзительно кричащие попугаи, птички поменьше, с клювами едва не длиннее их тела, и, наконец, крошечные стремительные колибри, сварливые, несмотря на миниатюрные размеры. На деревьях ворковали голуби, предупреждая обитателей леса о приближающейся опасности. Их предки попали на остров вместе с первыми поселенцами. Из-под ног то и дело вспархивали, бросаясь наутек какие-то мелкие курочки, которых Морган называл пинтадами.
      В одном месте мимо них стремительно пронеслась дикая свинья, отдыхавшая в тенистой лощине. Не успели они опомниться, как из другого конца зарослей выскочили и бросились прочь несколько возмущенно визжащих поросят. Если бы им попался кабан, встреча могла оказаться не такой безобидной. Поэтому сейчас, испытав облегчение и пожалев свинью с потомством, путники не стали их преследовать.
      Через некоторое время они обнаружили сырой овраг, густо заросший дикими банановыми деревьями с блестевшими на солнце темно-зелеными листьями, похожими на наконечники гигантских стрел. Неподалеку росла маниока, которую называли также кассавой. Насколько было известно Фелиситэ, эти растения могли вызвать расстройство желудка, если их неправильно приготовить. Однако Морган, похоже, нисколько этого не опасался, собираясь показать ей, как с ними следует обращаться. В поисках остальных овощей они наломали веток капустных пальм , оборвав с них часть мясистых побегов. Фрукты встречались в изобилии, они лежали на земли буквально на каждом шагу. Фелиситэ с Морганом наполнили корзины с такой быстротой, что вскоре убедились — они могут прожить на острове до конца дней, не опасаясь голодной смерти.
      Глядя, как Морган шагает рядом с тяжелой ношей в руках, останавливаясь иногда, чтобы придержать ветку дерева, мешающую ей пройти, Фелиситэ неожиданно подумала, что так, должно быть, выглядел рай до грехопадения. Если бы они находились здесь одни, она и идущий рядом мужчина, не опасаясь вторжения из окружающего мира, они бы, наверное, могли сбросить одежду и жить, наслаждаясь, словно Адам с Евой, свободные и не отягощенные прошлыми грехами и ошибками.
      Фелиситэ поспешно отвела глаза и увидела выступающий на поверхность известняк утеса. Морган остановился и оглядел возвышающийся, как башня, обрывистый склон с расселинами и трещинами, скрытыми густой растительностью. Ведущая наверх хорошо утоптанная звериная тропа становилась незаметной там, где она пересекала ослепительно белую известняковую скалу.
      — Идем, я хочу кое-что тебе показать.
      Он повел Фелиситэ по тропе, потом они стали спускаться с одной террасы на другую, постепенно приближаясь к узкому концу бухты, вплотную подходящему к обрывистому утесу. Встав у самой кромки воды и повернувшись спиной к морю, Морган указал наверх.
      — Посмотри вон туда. Видишь? Прищурившись от ослепительного солнечного света, Фелиситэ заметила посредине утеса темную тень, небольшую щель в скале.
      — Это пещера? — спросила она, стараясь перекрыть шум прибоя, накатывавшегося на берег позади них и покрывавшего пеной подножие утеса.
      Морган кивнул.
      — Она также может стать вашей ванной комнатой, мадемуазель Лафарг, если вы не возражаете разделить ее с летучими мышами.
      — Что? — удивилась Фелиситэ.
      — Там внутри есть бассейн с чистейшей водой, что-то вроде природной цистерны.
      Она обернулась, у нее заблестели глаза.
      — Когда мы можем попробовать?
      — В другой раз, — ответил Морган, воздержавшись от комментариев насчет выбранного ею местоимения «мы», хотя уголок его рта искривился в легкой улыбке. — Нам пора возвращаться. Может, сегодня вечером, когда закончим работать.
      День тянулся долго. Матросы трудились под палящим тропическим солнцем, их полуобнаженные тела блестели от пота. Они ворчали, ругались, однако совершали настоящий подвиг, подгоняемые хлесткими замечаниями Моргана. Капитан Бономм, держась за больную голову, присоединился к остальным и вскоре затянул матросскую песню, чтобы облегчить работу, наваливаясь наравне с другими на канаты и помогая переносить тяжести. В работах не принимали участие только раненые, в том числе и Валькур. Он с задумчивым видом лежал под навесом из паруса, глядя на согнутые загорелые спины моряков с презрительной ухмылкой на тонких губах и всякий раз останавливая юнгу, проходящего мимо с ведром рома или воды, чтобы тот наполнил его бокал.
      Когда солнце начало спускаться к горизонту, Фелиситэ приготовила отварные побеги капустной пальмы, нажарила диких бананов и заодно испекла на плоском камне рядом с костром блины из маниоковой муки, похожей на опилки. Добавив ко всему этому несколько ломтиков оставшейся со вчерашнего дня свинины, она решила, что у нее получился неплохой ужин.
      Морган, похоже, тоже остался доволен. Проглотив свою порцию, он огляделся по сторонам в надежде получить добавку. В этом не было ничего удивительного — он работал наравне с остальными, если не больше всех. Несколько раз за день Фелиситэ приглядывалась к кораблям, вытащенным на берег залива, сразу замечая среди других моряков его широкоплечую фигуру с покрытой шрамами спиной.
      В последние дни плавания и здесь, на острове, она обратила внимание на то, что Морган любит физический труд, ему нравится делать что-нибудь своими руками. Теперешняя обстановка казалась более подходящей для него, поскольку он наконец избавился от стеснявшего движения мундира и от бесчисленных мелочей и ограничений, без которых немыслима жизнь испанского офицера. Фелиситэ сожалела о том, что он не смог использовать столь кипучую энергию для какого-нибудь полезного предприятия. Например, для того, чтобы завести хозяйство на обещанной земле, о которой он так мечтал. О'Райли совершил ошибку, не сдержав своего слова. Такие, как Морган Мак-Кормак, смогли бы сделать очень многое, чтобы превратить Луизиану в богатую колонию, которой ей давно следовало стать.
      Но стоило ли об этом сожалеть? Морган потерял родину, а она лишилась дома. У них теперь не осталось ничего, кроме этого затерянного в бескрайнем море острова и неопределенного будущего. Подняв глаза, она увидела, что Морган внимательно наблюдает за ней.
      — О чем ты думаешь? — спросил он.
      — Меня интересует, что ты собираешься делать… потом, то есть когда все это закончишь. — Она указала взмахом руки на корабли в бухте.
      — Почему я должен что-нибудь делать?
      — Ты не можешь заниматься этим бесконечно.
      — Почему же?
      — Потому что ты вряд ли проживешь так долго! — сердито бросила Фелиситэ, раздраженная его притворным непониманием.
      — А что мешает мне грабить англичан, чтобы нажить состояние? Так же как это делал Ибервилль, едва не разоривший Компанию Гудзонова залива, разрушив Порт— Нельсон и Форт-Уильям Хенри, не говоря уже о десятках других рыбацких поселков англичан в Северной Америке, прежде чем стать почтенным основателем такого прекрасного города, как Новый Орлеан. Если он сумел прожить столь интересную и славную жизнь и умереть в постели, чем я хуже него?
      — Возможно, он и умер в постели, только туда его загнала тропическая лихорадка, когда ему еще не исполнилось и тридцати пяти. Надеюсь, тебе не хочется соревноваться с ним в этом отношении. Но у него по крайней мере была родина, на чью поддержку он мог рассчитывать и которая приняла его клятву на верность, чего нельзя сказать о тебе, насколько мне известно. Откуда, в таком случае, к тебе придет слава?
      — Скорее всего, из первой же страны, которую я попробую подкупить, — ответил он с нескрываемым цинизмом. — Что вызывает у меня любопытство, так это почему ты столь сильно переживаешь обо мне.
      — В этом нет ничего странного, — ответила Фелиситэ, — сейчас мое будущее связано с твоим.
      — Это точно. Ты ешь со мной за одним столом, спишь в одной постели, ты моя женщина… так по крайней мере кажется остальным. Если тебя не устраивает наш уговор, то остается Баст, который до сих пор тоскует по тебе. Или, может быть, ты предпочитаешь нашего доброго капитана? У него есть одно несомненное преимущество, он твой земляк.
      — Нет. — Фелиситэ повысила голос, стараясь заглянуть сквозь непроницаемую маску, в которую превратилось его лицо.
      — Почему? Потому что я не требую от тебя слишком много? Но я не могу обещать, что так будет всегда.
      — Если ты решил заставить меня пожалеть о моих вопросах, считай, что тебе это удалось.
      Морган погрузился в долгое сосредоточенное молчание. Взглянув в его сторону, Фелиситэ увидела, как он давно знакомым жестом потер ладонью лицо, а потом провел пальцами по волосам, словно собираясь зачесать их назад. Его зеленые глаза потемнели, когда он наконец сказал:
      — Наверное, нам пора пойти искупаться. Помнишь, я тебе говорил?
      Они направились вдоль берега к тому месту, где находилась пещера, а потом поднялись ко входу, цепляясь за выступы и углубления, вырубленные в скале несколько десятилетий назад, вспугнув колонию крачек, с криками закружившихся над головой. Нижнее оперенье крыльев птиц казалось розовым в лучах заходящего солнца.
      Внутри пещера расширялась и становилась выше. Несколько тоннелей и узких ходов, извиваясь, уводили в темноту. Каждое слово, даже сказанное совсем тихо, отдавалось в пустоте гулким эхом, спугнувшим висевших на потолке бурых летучих мышей. С пронзительным писком они стремительно носились перед глазами, стараясь скорее добраться до выхода. Впрочем, мыши оказались довольно безобидными созданиями. Когда одна из них промелькнула рядом с Фелиситэ, едва не задев волосы, девушка отскочила в сторону, однако увидев удивление на лице Моргана, замерла в ожидании, пока летучие мыши покинут пещеру.
      Бассейн, наполненный темной водой, загадочно поблескивал в глубине подземелья. Фелиситэ приблизилась к нему, осторожно ступая по засыпанному песком полу пещеры. Он представлял собой не слишком большой резервуар, около восьми футов в ширину и примерно столько же в длину, окаймленный красно-коричневым камнем. На водной поверхности отражались солнечные блики, а также белизна известняка, образовавшего свод над головой, поэтому бассейн напоминал огромный лунный камень, источавший негостеприимный свет.
      Морган достал из кармана маленький кусочек мыла.
      — Полезай первая, я покараулю.
      — Хорошо, — неуверенно ответила Фелиситэ. Заметив ее сомнения, Морган рассмеялся.
      — Не бойся. Он не глубже пяти футов, а дно у него каменное.
      С этими словами он направился обратно, его высокая фигура обозначилась четким силуэтом в освещенном проеме пещеры. Раздевшись, Фелиситэ осторожно попробовала ногой воду. Она оказалась восхитительно прохладной. После прошедшего в заботах дня и быстрой прогулки, которую им пришлось проделать, чтобы добраться сюда, Фелиситэ чувствовала, что ее разгоряченное тело сделалось липким от пота. Присев на край бассейна, она медленно скользнула в воду, держась за камни, пока не нащупала ногами дно. Морган оказался прав: вода не достигала шеи. В одном месте в бассейн вдавался уступ шириной целых шесть футов или чуть меньше. Он напоминал скамейку с идеально гладкой поверхностью, на которую она могла присесть, чтобы намылить волосы.
      Фелисиэ уже давно не испытывала подобного блаженства. Она несколько раз ополоснула волосы, смыла с тела мыльную пену; чистая прохладная вода освежала, наполняя ее легкостью, заставляла расслабиться. Охваченная беззаботной ленивой истомой, закрыв глаза и распустив волосы шелковистой паутиной, она лежала в воде, не ощущая собственного веса. Далеко внизу начинался прилив, волны прибоя с грохотом ударялись о подножие утеса, отчего на поверхности бассейна появлялась легкая рябь. Фелиситэ казалось, что она по воле какого-то волшебства растворилась в воде, сделавшись частью окружавшей ее природы.
      Сзади послышался всплеск, лицо девушки накрыла небольшая волна. Она нырнула и тут же выплыла на поверхность, протирая глаза, окруженная веером брызг. Морган стоял рядом, обнаженный, вода доходила ему до груди.
      — Прости, — сказал он без малейшего намека на раскаяние. — Ты выглядела слишком соблазнительно.
      — Ты, кажется, собирался наблюдать у входа.
      — Верно. — Он окинул быстрым взглядом неясные очертания тела Фелиситэ в прозрачной воде.
      — Наблюдать за другими, но не за мной!
      — Там, снаружи, все спокойно.
      — Так же как и здесь, внутри! — Фелиситэ повернулась, собираясь подняться на подводный выступ. Морган ухватил ее сзади, обнял мускулистой рукой за талию и притянул к себе. Ощутив прикосновение его разгоряченной плоти, Фелиситэ замерла. Ее мокрые волосы накрыли руку Моргана, лежащую у нее на животе, и прилипли к его пальцам.
      Словно подчиняясь какой-то неведомой силе, она обернулась и посмотрела на него. Лицо Моргана сохраняло непроницаемое выражение и в то же время казалось задумчивым и томным. Фелиситэ ощущала его учащенное сердцебиение, вторящее ударам собственного сердца. Силы, казалось, совсем оставили ее, и она не могла даже пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы сопротивляться его теплым губам, ласкавшим ее щеку.
      Она вдруг почувствовала прилив ослепительного, словно тропическое солнце, желания, возникшего в самых сокровенных глубинах тела. Не раздумывая ни минуты, Фелиситэ повернулась в объятиях Моргана, прижалась к нему своим трепещущим от страсти телом и отчаянно впилась губами в его рот. Руки Моргана, с затаенным дыханием наслаждавшегося головокружительной сладостью победы, скользили по ее спине, опускаясь все ниже. Фелиситэ провела ладонями по его плечам, ей все время хотелось, чтобы он обнял ее еще крепче. Она испытывала острое наслаждение от того, что Морган с силой прижимает ее к себе, в ней нарастала возбуждение, обжигающее тело нестерпимым жаром. Заключив друг друга в объятия, они тихо покачивались в такт движению воды в бассейне, ощущая, как отзвуки рокочущего прибоя пульсируют у них в крови.
      Не разжимая рук, Морган чуть подвинулся, опершись коленом на пологий каменный выступ у самой поверхности воды. Потом он опустил ее на гладкую, как полированный мрамор, поверхность, так, что голова девушки покоилась на его руке, лежащей на краю бассейна. Вода, скрывавшая их до пояса, словно прозрачный полог, казалась теплой и дрожащей, будто превратившись в некое живое существо. Твердая рука Моргана со слегка огрубевшими от работы пальцами скользила по упругим бугоркам груди, по изящному изгибу талии, постепенно опускаясь все ниже. Фелиситэ осторожно провела ногтями по груди Моргана, потом — по животу, погружаясь все глубже в воду и отдаваясь во власть чувств, не подчинявшихся разуму.
      Наконец они соединились, словно две столкнувшиеся штормовые волны, с неистовой яростью и нарастающей силой. Губы до боли впились друг в друга, сжигаемые огнем безудержной чувственности. Тела слились в единое целое. Плеск воды в бассейне постепенно становился все сильнее, пока наконец поднятые ими невысокие волны не стали переливаться через край.
      Это напоминало мощный водоворот, ураган; казалось, что столь неистовое проявление чувств заставит вращаться весь мир. Они потеряли представление о времени, о месте, забыли обо всем, кроме желания соединиться друг с другом. Не в силах сдержать прилив страсти, Фелиситэ приподнялась навстречу Моргану, с наслаждением ощущая его плоть, толчками двигающуюся в ее теле. Ничто не могло удержать ее от этого порыва и она отдалась Моргану безгранично, позволив ему взамен проникнуть в самые потаенные уголки ее естества, заполнить болезненную пустоту в душе, так чтобы она вновь сделалась прежней Фелиситэ.
      Наконец вода в бассейне успокоилась. Морган приподнялся, соскользнув с нее, и, наклонившись, посмотрел ей в глаза. В его темном взгляде чувствовалась усталость, однако он по-прежнему весь светился страстным желанием. Он не произнес ни слова, но спустя несколько долгих минут снова обнял Фелиситэ и, взяв на руки, принялся тихонько покачивать. Его губы прикоснулись к ее виску, к уху, напоминавшему морскую раковину, а потом скользнули к нежному изгибу шеи. Их объятия сделались крепче. Фелиситэ ощутила, как тяжело забилось его сердце.
      — Морган, — прошептала она, ласково проведя ладонью по шрамам на его спине. Ей неожиданно показалось, что он испугался, причем не за себя, а за нее.
      Морган подался назад.
      — Тебе хорошо?
      Она кивнула, протянув руки к его лицу.
      — От счастья я совсем забыл про свои обязанности. Я пока посмотрю, а ты одевайся. — Он улыбнулся и нежно поцеловал ее.
      Выбравшись из воды, Морган подхватил одежду и, натягивая ее на ходу, направился к ведущей в пещеру расселине. Фелиситэ последовала его примеру, однако не так поспешно. В карих глазах девушки появилось задумчивое выражение, когда она наконец заправила рубашку в бриджи.
      Спустившись с обрывистого утеса, они направились по берегу в сторону бухты. Морган взял Фелиситэ за руку и крепко сжал ее. Она с улыбкой подняла на него вопросительный взгляд, но хотя уголки его губ тоже приподнялись в ответ, Морган отвернулся, устремив взгляд изумрудных глаз в бирюзовые волны моря.

Глава 17