— Тебе так кажется?
Взгляд его изумрудных глаз было трудно выдержать. Фелиситэ вновь посмотрела на грудь Моргана.
— Так вы перепачкаете кровью всю комнату, — бросила она. — Я сейчас принесу шкатулку для шитья.
Вернувшись, Фелиситэ поставила на туалетный столик плетеную коробку.
— Неужели вы не захватили из Испании хирурга, чтобы заниматься такими делами?
— Да, мы привезли с собой одного парня, но я скорее пойду к могильщику. До сих пор все, кто попадал к нему в руки, умирали от гангрены. А потом, он никогда не моется.
— Кстати, вам не кажется, что рану следует все-таки сначала промыть?
— Порезы от шпаги обычно остаются чистыми. Кроме того, из раны вытекло достаточно крови, чтобы смыть любую грязь. Я как-то разговаривал с одноногим пиратом, который советовал поливать раны бренди, а заодно принимать его внутрь.
— А вы не хотите промочить горло для храбрости? — поинтересовалась Фелиситэ сладким голосом.
— Нет, — просто ответил он. — Однако я вполне могу подождать, пока ты подкрепишь собственные силы.
— Я обойдусь без этого. — Лицо Фелиситэ снова приняло холодное выражение. Приблизившись к умывальнику, она налила в чашку воды и вымыла руки. Вода сделалась красной, но скорее' от окровавленных тряпок, брошенных Морганом, чем от запекшейся крови на ее ногтях. Выплеснув воду в кувшин, она вытерла руки и вернулась к своей шкатулке.
— Вам Придется сесть, — проговорила Фелиситэ, глядя через плечо.
— Пожалуй, я лучше постою.
— Если вам захотелось лишний раз похвалиться высоким ростом, то я просто не смогу дотянуться до раны, не встав на цыпочки.
Ее резкий тон, похоже, удивил ирландца. Фелиситэ показалось, что на его губах мелькнула кривая усмешка, когда он, раскачиваясь, подошел к стулу, убрал оттуда одежду и опустился на него, выставив вперед ногу.
— Я к вашим услугам, — медленно проговорил Морган. Продев в иглу черную шелковую драпировочную нитку, самую крепкую, которая у нее была, Фелиситэ прошла в гостиную. Взяв со стола графин, она плеснула в бокал немного коньяку и, опустив туда иголку с ниткой, принесла его в спальню. Потом захватила с туалетного столика ножницы для вышивания и свечу. На стенах комнаты заплясали тени, когда Фелиситэ приблизилась к сидящему на стуле мужчине.
— Вы не подержите вот это? — спросила она, подавая Моргану медный подсвечник. — Мне понадобится свет.
В ответ он молча протянул руку. С чувством растущей тревоги Фелиситэ обошла стул с другой стороны, приблизившись к Моргану справа. Теперь, стоя совсем рядом, она разглядела на его груди длинные красные полосы, оставленные ее ногтями и ставшие хорошо заметными при свете. Эта картина не доставила девушке никакого удовольствия, наоборот, ей стало слегка не по себе, и теперь она старалась смотреть только на глубокую свежую рану, пересекавшую грудь ирландца.
— Осторожно. — Морган стремительным движением поймал золотистую прядь волос, свесившуюся с плеча Фелиситэ, когда она наклонилась к нему. Девушка в испуге подалась назад, прежде чем поняла, что он хотел отвести ее волосы от пламени свечи. Морган уже не отпускал волосы Фелиситэ, он как будто привязал ее к себе тонкой блестящей нитью, глядя, как нежный шелковистый локон скользит у него между пальцев.
Она снова приблизилась к нему. Его замерший взгляд оставался столь бесстрастным, что она опустила ресницы.
— Вы точно хотите, чтобы я это сделала?
— Точно.
— Вам будет больно.
— Не сомневаюсь.
Фелиситэ не могла с уверенностью утверждать, что сумеет сделать то, что от нее требовалась, тем более для Моргана и в такой обстановке. Она ощутила легкую дрожь, идущую откуда-то из глубины тела и постепенно усиливающуюся по мере приближения к конечностям, становясь совсем невыносимой, достигнув пальцев. В довершение всех бед, она не смажет держать полы халата запахнутыми, наклонившись над Морганом, если ей придется действовать обеими руками.
— Попробуйте вспомнить, — посоветовал он негромким голосом, — какие чувства вы испытывали ко мне полчаса назад.
Наградив Моргана полным отвращения взглядом, она, затаив дыхание, выудила иголку с ниткой из бокала с коньяком.
Первый стежок был самым трудным. Фелиситэ удивилась тому, насколько неподатливой и упругой оказалась его кожа, кроме того, она никак не могла определить ее толщину. Морган смотрел на нее немигающим взглядом, ничем не выдавая нестерпимой боли, пронзающей тело с каждым новым стежком. Заметив, что он опустил глаза и глядит теперь на распахнувшиеся полы ее халата, Фелиситэ поджала губы, но сейчас она уже ничего не могла поделать; оборвать нитку, завязав узел после последнего стежка, можно было только обеими руками.
Закончив работу, она отступила назад и выпрямилась. Из раны продолжала сочиться кровь. Положив иглу с ножницами на туалетный столик, девушка сделала из бинтов тампон и смочила его в коньяке. Не успела Фелиситэ приложить тампон к зашитому порезу, как в спальню вернулась Ашанти. Посмотрев на хозяйку невозмутимым взглядом, она вылила в таз воду, которую принесла в банках.
— Ванна готова, мадемуазель.
Возникла неловкая пауза. Держа в одной руке тампон, а другой стягивая полы халата, Фелиситэ переводила взгляд со служанки на мужчину, столь нагло обосновавшегося в ее спальне. Какой бы чистоплотной она ни была, она не могла раздеться и встать в таз в присутствии Моргана Мак— Кормака.
Тот изучающе посмотрел на девушку, на мгновение задержав взгляд зеленых глаз на ее побледневшем лице, а потом на Ашанти, в неподвижной позе стоявшую наготове рядом с тазом.
— Я подожду в соседней комнате, — бросил он и резким движением поднялся со стула.
Благодарность показалось Фелиситэ неуместной, и она старательно гнала ее прочь. Морган уже подошел к двери, когда она заметила, что все еще держит в руке моток бинтов.
— Подождите. Ваше плечо… Я сейчас его перевяжу.
— Позвольте мне, мадемуазель, — сказала Ашанти, проскользнув вперед.
— Да, наверное, так будет лучше. — Фелиситэ вспомнила, что Ашанти имела дар врачевания.
Взяв из рук Моргана свечу, служанка поставила ее рядом с тазом. Затем, слегка дотронувшись до плеча ирландца, она жестом указала ему на гостиную, где ярко горели свечи в только что зажженном канделябре. Он молча вышел в соседнюю комнату.
Глядя, как Ашанти отправилась следом за полковником, захватив моток льняной ткани и закрыв за собой дверь, Фелиситэ неожиданно для себя ощутила какое-то странное недовольство, чем-то похожее на ревность.
Глава 7
Фелиситэ не торопясь намылилась, хмуро глядя в одну точку на противоположной стене, покрытой побеленной штукатуркой. Теплая вода действовала на нее успокаивающе, казалась настоящим бальзамом для ушибов и кровоподтеков на теле. Она сейчас не замечала в себе никаких изменений, кроме этих болезненных напоминаний о том, что с ней недавно случилось. Она осталась тем же самым человеком. Охватившая ее внутренняя дрожь исчезла. Несмотря на усталость, Фелиситэ больше не чувствовала тревоги, теперь ей хотелось только спать.
Однако как бы она ни старалась делать вид, что ничего не произошло, в ее жизни случился крутой поворот. В соседней комнате находился полковник Морган Мак-Кормак, человек, считавший ее виноватой, и потому решивший, что имеет на нее какие-то права. Мысль о том, что он может утвердиться в своем мнении как посредством угроз, так и с помощью силы, казалась девушке особенно горькой.
Как же быть дальше? Что вообще она могла сделать? Теперь, когда отца держат в тюрьме, а на Валькура охотятся, словно на зверя, ее будет некому защитить. Друзей отца арестовали вместе с ним, родственники матери давно умерли или жили во Франции. Французский комендант не только лишился всех полномочий при новых властях, но и сделался их прихвостнем, решив сотрудничать с испанцами ради собственной выгоды. Выше полковника Мак-Кормака в Луизиане стоял только сам О'Райли. Однако нечего было даже думать о том, что он станет вмешиваться в личные дела своего заместителя ради какой-то женщины, тем более ради дочери француза, обвиняемого в государственной измене.
Итак, она оказалась в полной зависимости от Моргана Мак-Кормака. Можно сказать, она сама поставила себя в такое положение, хотя и не представляла, как иначе могла повести себя в сложившихся обстоятельствах. Ей больше ничего не остается, как самой позаботиться о собственной безопасности… и помочь полковнику позаботиться о своей!
В спальню вошла Ашанти. Она принесла свежие простыни, чтобы застелить постель, и чашку с дымящимся отваром. Комната тут же наполнилась ароматом трав и специй. Поставив чашку на пол рядом с тазом, так чтобы Фелиситэ могла дотянуться до нее, она подошла к кровати и накрыла перину простыней.
Приподнявшись, Фелиситэ взяла чашку с горячим напитком и сделала маленький глоток.
— Что это? По-моему, раньше ты не делала для меня такого питья.
— Раньше оно вам не требовалось, мадемуазель. Эта настойка убережет вас от беременности после того, что случилось сегодня ночью.
Фелиситэ еще не успела задуматься о подобных вещах, или у нее просто не возникало такого желания. Она уныло посмотрела на темное варево.
— Выпейте, мадемуазель. Так будет лучше до тех пор, пока вы не поженитесь.
— Хорошо, — со вздохом ответила девушка и послушно выпила отвар. — Полковник Мак-Кормак… Он все еще…
— Он сидит в гостиной. Я как следует забинтовала ему рану, она больше не кровоточит.
— Надеюсь, он остался благодарен? — не без сарказма заметила Фелиситэ.
— Думаю, да, мадемуазель, он поблагодарил меня. Вы видели, какая у него спина?
— Спина?
— Да, мадемуазель. Она вся покрыта шрамами. Я сама видела, когда с ним возилась.
— Он рассказывал, что раньше служил матросом на английском корабле. По-моему, у англичан на флоте наказывают плетью с девятью хвостами.
— Это ужасно, — ответила служанка, продолжая тщательно разглаживать простыню. — Позорные шрамы.
— Позорные? Почему?
— Таким, как он, ничего не стоит поступить так же с другими.
— Человеческой жестокости нет границ, — проговорила Фелиситэ, глядя в чашку. — Почему без этого нельзя обойтись? Я не понимаю.
— Он… не уйдет, этот полковник? — со смущением поинтересовалась Ашанти, но в то же время в ее голосе слышалось любопытство.
— Он отказался, — коротко ответила Фелиситэ.
— Он останется на ночь?
— Да, на эту, и на следующую, и дальше. Он собирается у нас жить!
— Ах, так это же хорошо, мадемуазель.
— Хорошо? — воскликнула Фелиситэ. — Ты сама не понимаешь, что говоришь!
— Он будет вас защищать. Вас никто не обидит.
— А кто защитит меня от него? — Фелиситэ поставила чашку на пол и, ухватившись за края таза, поднялась так резко, что выплеснула часть воды на пол.
— Вы сами, мадемуазель. — Ашанти быстро схватила полотенце и протянула его Фелиситэ, едва та переступила через край таза. Откровенный взгляд Ашанти выражал одобрение, когда она посмотрела на изящные изгибы тела хозяйки, блестевшего от воды. — Вопрос в том, кто защитит его… от нас?
Служанка исподволь намекала на то, что если Морган поселится у них в доме, он будет находиться во владениях Фелиситэ. По ее мнению, существовало немало способов сделать его пребывание здесь невыносимым, заставить ирландца пожалеть о том дне, когда он впервые посмотрел в сторону ее хозяйки.
Вместо того чтобы размышлять, как ей следует поступить, Фелиситэ стала пудрить тело крахмалом с ароматом фиалок. Ашанти держала наготове ночную рубашку, чтобы в любой момент накинуть ее на голову хозяйки. В это минуту дверь в спальню распахнулась. Фелиситэ резким движением отбросила пуховку из шерсти ягненка и, нырнув в рубашку, накрывшую ее с головы до пят, просунула руки в широкие длинные рукава. Завязав на шее тесемки, она обернулась к стоявшему в дверях мужчине.
— Что вам нужно? — спросила она сердито, чувствуя, что ее щеки густо покраснели от смущения.
— Я подумал, если вы выбрались из таза, мне можно воспользоваться оставшейся водой.
Она обратила внимание на чуть заметный удивленный блеск, появившийся в его глазах в тот момент, когда он окинул ее взглядом. Прошло не меньше минуты, прежде чем Фелиситэ, поглядев на свое отражение в зеркале, увидела, что при свете стоящей позади свечи линии ее фигуры окружены ярко-желтым ореолом. Быстро шагнув в сторону, она спросила Моргана с надменным выражением лица:
— Вы хотите вымыться?
— Это кажется тебе странным?
— И не только мне одной, — откровенно ответила Фелиситэ.
— Я приобрел такую привычку, когда служил в Карибском море. Я всегда купался или обливался соленой водой на корабле. Ты не против, если я воспользуюсь твоим тазом?
Возражения показались девушке бесполезными.
— А вам известно, что вашу повязку нельзя мочить?
— Думаю, я как-нибудь сумею оставить ее сухой.
— Я сейчас позову горничную. Пусть они с Ашанти вынесут таз в другую комнату, — сказала Фелиситэ подчеркнуто любезным тоном.
— В этом нет необходимости.
Она пристально посмотрела на ирландца подозрительным взглядом бархатисто-карих глаз.
— Как прикажете вас понимать?
— Очень просто, — спокойно объяснил Морган. — Я сейчас буду мыться прямо здесь, если твоя служанка закончила свои дела.
— Я все сделала, полковник, — ответила Ашанти и, присев в реверансе, направилась к двери.
Фелиситэ невольно шагнула вперед.
— Ашанти, не надо…
— Да, мадемуазель? — Служанка замерла, посмотрев на хозяйку вопросительным и в то же время трогательно сочувственным взглядом.
— Ничего, Ашанти. Можешь идти.
Едва за маленькой худощавой негритянкой закрылась дверь, Морган начал расстегивать боковые клапаны форменных бриджей. Фелиситэ в нерешительности застыла посреди комнаты. Ей сейчас очень хотелось уйти, оставив ирландца хозяйничать в ее собственной спальне, однако гордость не позволяла этого сделать. Она не могла допустить, чтобы ее уход выглядел как бегство.
Распахнуть дверь, броситься во тьму — эта мысль казалась ей очень соблазнительной. Но куда она пойдет и как будет жить? У нее нет денег, чтобы заплатить за другое жилье. А потом, если она останется в Новом Орлеане, ее никто не сумеет защитить от испанского могущества, олицетворением которого является полковник Морган Мак— Кормак. Кроме того, Фелиситэ вспомнила об отце. Что станет с ним, если она его бросит? Пока испанцы держат его в тюрьме, ей придется оставаться здесь и вести себя благоразумно. События этой ночи и так могли заставить полковника отказаться помочь ему. Так что сейчас ей следовало забыть об обидах и делать все от нее зависящее, чтобы убедить Моргана в том, что она непричастна к покушению на его жизнь. Только так она может избежать полного поражения после того, что случилось сегодня ночью.
Тем временем ирландец позади перешагнул через край таза. Фелиситэ поспешно подошла к туалетному столику и, взяв гребень, принялась приводить в порядок волосы, старательно расчесывая спутанные локоны, струившиеся по спине блестящей медово-золотистой массой. Некоторое время спустя, взглянув в зеркало, она обнаружила, что в нем отражается все, что происходит за ее спиной. Морган, подобрав колени почти до самого подбородка, сидел в тазу, напоминавшем небольшой гроб, и осторожно тер мочалкой грудь ниже повязки. Сейчас он больше походил на обычного человека, чем на властного мстительного завоевателя.
Фелиситэ нащупала в волосах шпильку, одну из тех, которые она растеряла во время ночной схватки. Высвободив ее, она обернулась, продолжая расчесывать длинные пряди, и окинула полковника быстрым взглядом изпод полуопушенных ресниц.
— Вам не кажется, что вы слишком много на себя берете?
— Почему ты так решила? — Выжав воду из льняной тряпки, он принялся тереть лицо и шею.
— Об этом говорят ваши поступки с тех пор, как я имела несчастье встретиться с вами…
— Ты имеешь в виду мое стремление заставить дела идти так, как мне хочется?
— Что-то в этом роде, — кивнула девушка.
— Морякам, пиратам и наемникам быстро становится ясно, что они сами должны определять ход событий, если им не хочется попасть в зависимость от них.
— Это хорошо, когда у человека достаточно силы и власти, чтобы добиться своего.
— К чему ты клонишь? — зеленые глаза Моргана сузились.
— К тому, — осторожно проговорила Фелиситэ, — что я хочу знать, как вы теперь собираетесь поступить с моим отцом?
— Я уже сказал; его судьба зависит не только от меня.
— Но вы также сказали, что при благоприятных обстоятельствах О'Райли может проявить к нему снисхождение, — напомнила она с тревогой в голосе.
Морган намеренно неторопливо выжал тряпку, положил ее на край таза и встал.
— Теперь обстоятельства изменились.
— Нет, на самом деле это не так. Если бы вы только мне поверили…
Она отвела взгляд, увидев, как Морган потянулся за полотенцем, лежащим на стуле, однако тема была слишком важной, чтобы прекратить разговор из-за собственной стыдливости.
— С какой стати я должен тебе верить? Разве ты дала мне хоть один повод убедиться в справедливости твоих слов?
— Если вы имеете в виду сегодняшний случай, то зачем мне нужно было вас убивать? Ведь вы — моя последняя надежда, что с отцом поступят по справедливости…
— Ты наверняка узнала, что я уже подал рапорт насчет твоего отца, где изложил свои соображения. Я заверил власти, что мсье Лафарг не принимал активного участия в заговоре, и рекомендовал оправдать его или вынести не слишком суровый приговор. Узнав об этом, ты, полагаю, сочла продолжение наших отношений бессмысленным и решила избавиться от возможной угрозы.
Фелиситэ покачала головой.
— Нет, вы ошибаетесь, — прошептала она.
— Не думай, что я тебя в чем-либо обвиняю, просто так сложились обстоятельства, — продолжал Морган, как будто только что начал разговор. — А с другой стороны, я не вижу причин отказываться от такого преимущества только потому, что тебе не повезло.
— Какой в этом смысл? — Девушка подняла голову. Теперь взгляд ее карих глаз выражал сомнение.
— По-моему, ты можешь догадаться сама. Несмотря на мягкую интонацию, голос ирландца показался Фелиситэ неумолимым.
— Вы… вы рассчитываете, я не буду возражать против того, чтобы вы остались в нашем доме?
— Это кажется мне единственно разумным.
— У меня просто нет достаточно веских аргументов, чтобы высказать вам, как я к этому отношусь!
— О, я не сомневаюсь, что они у тебя найдутся, — заверил Морган. Он не спеша вытер капли воды со стройных мускулистых ног и отбросил полотенце.
Фелиситэ наградила его уничтожающим взглядом и поспешно отвела глаза, поняв, что он не торопится прикрыть наготу.
— А если я соглашусь, что тогда?
— Что? — Морган вытянул правую руку, словно желая удостовериться, насколько сильно она болит.
— Я имею в виду, — проговорила Фелиситэ, с трудом сдерживая охвативший ее гнев, — собираетесь ли вы сообщить о том, что случилось этой ночью?
— Мне придется подать рапорт, иначе как я смогу объяснить появление этой маленькой царапины? — Он нахмурился. — Однако изложить обстоятельства происшествия можно по-разному.
— От чего же это зависит? — с вызовом спросила она.
— От тебя.
Морган приблизился, подавляя Фелиситэ высотой своего роста. Его глаза, казалось, совсем потемнели, когда она пристально посмотрела на него снизу вверх.
— Вы совершаете ошибку. Когда-нибудь вам придется пожалеть о сегодняшнем поступке.
— Это угроза? — задумчиво спросил он тихим голосом. — Пророчество, — ответила Фелиситэ. — Если только вы способны вообще что-то чувствовать.
— Раньше я бы мог не устоять перед подобными словами, но теперь я уже не так уверен в их правоте. — Он протянул руку и приподнял прядь блестящих волос девушки, явно любуясь, как они переливаются золотом. — Ложись в постель.
Услышав этот простой приказ, Фелиситэ ощутила, как к горлу подкатил комок, ей стало трудно дышать.
— Я не могу.
— Ты устала. — Морган взял из ее руки гребень и положил его на туалетный столик. При этом он осторожно дотронулся до запястья девушки и внимательно посмотрел ей в лицо, обратив внимание на темные круги под глазами. — Живей, — приказал он.
Его грубый тон оказался столь неожиданным, что Фелиситэ невольно сделала несколько шагов в сторону кровати.
— Полковник Мак-Кормак…
— Я уже говорил, меня зовут Морган. Тебе следует хорошенько это запомнить. Ты сама ляжешь или мне уложить тебя силой?
— Ваша рана…
— Черт с ней! Сейчас мне хочется, чтобы ты наконец спокойно отдохнула. Но если ты вынудишь меня пустить в ход руки, я уже не смогу отвечать за последствия!
Фелиситэ рывком высвободила руку. Бросив негодующий взгляд из-под опущенных ресниц, она встала на маленькую табуретку возле кровати, а потом взгромоздилась на высокую перину. Погрузившись в ее приятную мягкость, она потянула на себя простыню, прикрыв колени. Ей хотелось натянуть простыню еще выше, однако, несмотря на прохладу, принесенную ночным дождем, в комнате по-прежнему было жарко. Это неудобство она также мысленно отнесла на счет Моргана. Фелиситэ с каким-то зловещим выражением во взгляде наблюдала, как он погасил свечу, подошел к окну и открыл ставень.
Уверенно ступая в темноте, ирландец не торопясь направился к кровати. Вбитый в потолок крюк, на котором держалась москитная сетка, негромко звякнул, когда он опустил ее вниз. Потом Морган лег рядом, веревки, натянутые под матрасом, скрипнули под тяжестью его тела, И в комнате наступила тишина.
Фелиситэ опустила голову на подушку, вытянувшись на постели во весь рост. Она замерла, прислушиваясь к ровному дыханию лежавшего рядом мужчины, ей казалось, что сердце тяжело ударяет по ребрам изнутри. Нервы девушки напряглись до предела, она с трудом сдерживалась, чтобы не вскочить с постели и не закричать, что она больше не хочет принимать участие в этой игре. Однако она понимала, что не может так поступить. Ей придется терпеть, нести свой крест за связь с этим человеком, за то, что она была дочерью своего отца.
Морган, лежавший на другом краю широкой кровати, вдруг протянул руку и привлек Фелиситэ к себе, заставив ее крепко прижаться к его обнаженному телу. Она застыла, словно окаменев, и молча смотрела в темноту, готовая ощутить бесцеремонное прикосновение рук насильника.
— Спи, — проговорил он, обдав ее шею теплым дыханием. — Ты не успеешь оглянуться, как наступит утро.
Фелиситэ пробуждалась медленно. Где-то в глубине сознания она ощущала какое-то горестное чувство, к которому примешивалось беспокойство. Дневной свет, пока еще слабый, все настойчивее проникал под сомкнутые веки. Ночная рубашка вздернулась почти до талии, потому что спала Фелиситэ беспокойно, постоянно ворочаясь в постели. Лежа на спине, она ощутила какую-то тяжесть на груди. Приоткрыв веки, девушка увидела смуглую мужскую руку, ласкавшую ее.
Морган наклонился над ней, опираясь на локоть. Его зеленые глаза с любопытством изучали ее лицо, на губах играла кривая ухмылка.
— С добрым утром.
Фелиситэ зажмурилась, потом вновь открыла глаза, но видение не исчезло, мужчина по-прежнему был рядом.
— Доброе утро, — ответила она тоном, который никак нельзя было назвать вежливым.
— Оно на самом деле доброе.
Девушка наградила ирландца уничтожающим взглядом.
— Может быть, только для вас…
— Это зависит от конкретной точки зрения, — согласился он, все крепче сжимая грудь Фелиситэ.
В ответ она, словно в ее теле освободилась какая-то пружина, схватила его руку и, резко отбросив ее, откатилась в строну. Морган стремительным движением обхватил Фелиситэ за талию, хотя лицо его скривилось от боли. Эта мимолетная гримаса заставила ее замереть, чем тут же воспользовался ирландец. Он взгромоздился на нее всем телом и наклонил голову, добираясь до ее теплых губ. Фелиситэ ощутила прикосновение его языка, тяжесть, придавившую ее обнаженные бедра. Теперь, расставшись навсегда с девственностью, она не видела особого смысла в сопротивлении, кроме того, оставалось немало других причин, заставлявших ее покориться. Позволив Моргану поступать так, как он того желает, уступив предательскому томлению, исподволь охватившему ее, прорвавшемуся из какого-то потаенного уголка ее женского естества, отнимающего силы и делающего ее уступчивость более терпимой, она облегчит собственные страдания и не навлечет на себя его гнев.
В дверь спальни постучали, потом послышало» голос Ашанти:
— Ваш утренний шоколад, мадемуазель, мсье полковник! Морган приподнял голову и нахмурился.
— Шоколад? Это ты велела?
— Моя служанка всегда будит меня в это время и приносит шоколад, — ответила Фелиситэ, как будто пытаясь оправдаться. Карие глаза девчонки выражали смятение, она явно пыталась справиться с пробуждавшейся в ней страстью.
Морган тихо хмыкнул, пристально глядя на нее, затем порывистым движением отодвинулся в сторону.
— Ладно, мне все равно пора идти на службу к губернатору.
— Но ваша рана…
— Она вряд ли помешает мне копаться в бумагах, чем я занимаюсь в последнее время.
Фелиситэ позвала Ашанти, потом села на кровати, перебросив волосы через плечо и глядя, как Морган потягивается, разминая мышцы правой руки, на которой тоже остался след от удара шпагой, пришедшегося наискось.
— А как же ваш мундир? Его нужно починить, вычистить и погладить.
Морган покачал головой.
— Я смогу в нем дойти до своей квартиры, а там переоденусь.
Ашанти негромко кашлянула, раздвинув края москитной сетки.
— Вчера вечером я нашла камзол мсье полковника в гостиной. Его уже зашили и почистили. Я с удовольствием сделаю все остальное, чтобы привести его в порядок окончательно.
— Вы оказали мне услугу, но мой слуга сам посмотрит, что там еще осталось сделать. — Выражение лица ирландца оставалось замкнутым и задумчивым.
— Как вам будет угодно, мсье полковник. — Ашанти принесла поднос с шоколадом и поставила его на колени Фелиситэ, посмотрев на хозяйку с таким прозрачным намеком, что та решила: у Моргана действительно были основания для опасений. Повернувшись с присущей ей изящной скромностью, Ашанти вышла из спальни, оставив, однако, дверь открытой.
Фелиситэ разлила в фарфоровые чашки шоколад и . протянула одну из них Моргану. Прежде чем взять у нее чашку, он поднялся и с силой захлопнул дверь.
— Меня поражает, как много умеют делать твои слуги, — медленно проговорил он. — Здесь можно устроить неплохой бивуак.
Упоминание о его вчерашнем решении вызвало у Фелиситэ приступ гнева, который она, однако, тут же заставила себя подавить.
— Надеюсь, вы будете считать так и дальше.
Морган восхищенно смотрел на ее роскошные длинные волосы, на великолепную молочно-белую кожу, казавшуюся вблизи чуть розоватой, и на высокую грудь, четко вырисовывающуюся под тонкой ночной рубашкой.
— Мне тоже так кажется.
Он попробовал шоколад и, убедившись, что он не слишком горячий, опорожнил чашку несколькими глотками. Затем резко опустил чашку обратно на поднос и подошел к окну.
Фелиситэ смотрела на него, прищурив глаза. Морган, похоже, совсем не обращал внимания на свою наготу. Может быть, он вообще привык появляться перед женщинами в таком виде? Что, если он часто посещал комнаты filles de joie, дочерей удовольствия, как часто называли шлюх, промышлявших в портовых городах или там, где стояли воинские гарнизоны, давно ставшие частью жизни этого ирландца? Скорее всего, именно так все и было, какой бы отвратительной ни могла показаться эта мысль. Родителям, выбирающим мужей своим дочерям, солдаты и искатели приключений никогда не казались подходящей партией, поскольку их шансы сделать карьеру были слишком малы, а возможность отправиться к праотцам в недалеком будущем — слишком велика. С кем еще, как не с такими женщинами, могли они насладиться утехами любви?
Морган Мак-Кормак даже в обнаженном виде олицетворял собой властную силу. Пробивавшийся в окно утренний свет делал более рельефными мышцы спины, на загорелой коже светлыми полосами проступали старые шрамы от ударов плетью. Глядя на его узкую талию и крепкие бедра, нельзя было не заметить контраст между смуглым оттенком кожи спины и молочно-белой нижней частью туловища. Казалось, он вообще привык ходить без рубашки. Хотя у Фелиситэ не получалось избавиться от чувства горечи и обиды, она не могла не признать, что Морган выглядел более мужественно, чем любой другой из ее знакомых кавалеров. В его манере держаться чувствовалась какая-то спокойная уверенность, с которой ей не приходилось встречаться прежде. Это открытие слегка обескуражило девушку. Она испытала бы больше удовлетворения, обнаружив в нем какой-нибудь очевидный недостаток, которым впоследствии смогла бы воспользоваться.
Морган надевал бриджи, когда дверь распахнулась и на пороге появилась Ашанти. Намеренно не замечая полковника, она обратилась к Фелиситэ:
— Завтрак сейчас будет готов, мадемуазель. Мне принести его сюда?
Фелиситэ искоса посмотрела на Моргана, неторопливо натягивающего бриджи и застегивающего пуговицы на них.
— Я… да, пожалуйста, Ашанти.
Служанка кивком указала на медный таз с грязной мыльной водой.
— Можно вынести его?
Не успела Фелиситэ ответить, как Морган опередил ее:
— Потом. И можешь не подавать мне завтрак. Я уже ухожу.
— Хорошо, мсье полковник. — Ашанти присела в изящном реверансе, снова подтвердив свою готовность выполнять его распоряжения.
Фелиситэ не понравилось, что Мак-Кормак стал приказывать ее слугам, тем более Ашанти. Однако услышав, что он собирается уходить, она так обрадовалась, что не рискнула возражать, опасаясь изменить его планы. Она только крепко сжала губы.
Взяв рубашку, Морган накинул ее на голову, негромко выругавшись от боли, когда попытался просунуть правую руку в рукав. Если бы Фелиситэ не держала на него зла, она наверняка не устояла бы перед соблазном помочь ему. Однако сейчас она продолжала сидеть неподвижно, допивая остывший шоколад.
