Глава 9

Одри приехала домой всего несколько часов назад, но уже поняла, что ее место только здесь. Девушка прогуливалась по саду, глубоко вдыхая сладковатый влажный воздух. В первую очередь она навестила могилу матери. Везде цвели цветы, посреди сада возвышался величественный дом семьи Бреннен. Стройные колонны окружали дом, поддерживая балконы второго и третьего этажей. Особняк огромен, гораздо просторнее и величественнее дома Джеффризов в Мэпл-Шедоуз. Одри не довелось увидеть здание, в котором живут Джеффризы в Нью-Йорке. Она была уве­рена, что тот дом очень красив и соответствует богатству семьи. Но что могло сравниться с Бреннен-Мэнор, с этими восхитительными окрестно­стями!

Принцесса вернулась в свое милое королевство и надеялась, что здесь легче залечить сердечные раны. Отец прибыл за ней на следующий день после отъезда Ли. Одри с трудом скрывала обуре­вавшие ее чувства во время путешествия домой. Когда экипаж отъехал от Мэпл-Шедоуз, не было сил оглянуться на дом, где она нашла и потеряла первую любовь, где Ли Джеффриз превратил ее из ребенка в женщину.

Теперь она ясно осознавала, что они приняли самое верное решение. Бреннен-Мэнор был ее сердцем, ее кровью. Она испытывала нежность к здешней жизни. Была уверена, что здесь никогда ничего не изменится, неважно, что будет проис­ходить вне плантации. Плантация казалась не­зыблемой, здесь Одри сможет излечиться.

Одри пошла вглубь сада, подальше от дома. Кругом сновали негры, работали в доме и в саду. За рощей раздавались крики негритянских детей, играющих неподалеку от усадьбы. С удивлением Одри понимала, как соскучилась, истосковалась даже по этим знакомым и при­вычным звукам.

Она снова и снова вдыхала сладкий запах Лу­изианы и Бреннен-Мэнор, нежилась в теплом воздухе. Если бы Ли смог приехать сюда и посмот­реть, как здесь хорошо. Возможно, тогда он не стал бы осуждать их. Старый садовник-негр обре­зал кусты. Увидев Одри, поклонился ей.

– Как хорошо, что вы вернулись домой, мисс Одри.

– Здравствуй, Джордж.

– Без вас и хозяина Джоя все было не так. Ваш отец скучал, очень сожалел, что отпустил из дома. Наверное, теперь у него улучшится настро­ение.

Одри улыбнулась.

– Надеюсь. Мы совершили долгое путешест­вие. И очень устали. До восточной Флориды при­шлось плыть на корабле. Затем ехали экипажем до Залива[1]. И снова на корабле до Нового Орлеа­на. Север – это совершенно другой мир, Джордж. Я не могла дождаться, когда вернусь домой.

«Я влюбилась там в янки, Джордж. Как ты к этому относишься?» – подумала Одри.

– Да, уверен, что там все не так, – согласился негр. – Я никогда не думал, что ваш отец решит­ся отправить вас так далеко к янки. Может быть, он считает, что вам полезно узнать, что это за люди? Мы слышали, что они хотят освободить нас, но что касается меня, я счастлив там, где есть. Меня не нужно освобождать. Куда я пойду, если меня освободят?

– Отец не позволит, чтобы с тобой случилось плохое, Джордж, – улыбнулась Одри.

Возле дома зазвонил колокольчик, созывая на ужин. Одри быстро попрощалась с Джорджем и заторопилась в дом. На сердце стало тепло и спокойно после разговора с садовником. Джордж был один из немногих рабов, с кем она могла беседовать, словно со старым другом. Даже звук обеденного колокольчика действовал умиротворя­юще. Когда-то она была маленькой девочкой, играла на лужайке поодаль от дома или бродила с Джоем по лесу, но в разгар игры обеденный колокольчик извещал: пора домой… домой. Ли посоветовал ей вернуться в Бреннен-Мэнор, чтобы решить, где ее место. Теперь Одри была твердо убеждена, что ее место именно здесь, несмотря на то, что по-прежнему до боли в сердце скучала о Ли.

Одри прошла по затененной веранде к главно­му входу, здороваясь по пути со слугами, которые радовались возвращению хозяйки. У главной две­ри ждала Лина. Женщина с нежностью посмотре­ла на Одри.

– Я уже собиралась искать тебя в саду, девоч­ка. Ужин готов, мистер Бреннен и Джой сидят за столом.

– Спасибо, Лина. Думаю, ты счастлива, ведь Тусси, наконец-то, вернулась? – спросила она.

Женщина кивнула, а Одри подумала о том, что Лина красива и умна. Она обладала особенной грацией, держалась с гордостью.

– Так же, как и ваш отец рад видеть детей дома. – Лина, улыбаясь, отступила в сторону, пропуская Одри вперед. Женщина любила Одри и Джоя, как собственных детей. Она стала детям второй матерью с тех пор, как умерла их родная мать. Лина постоянно должна была напоминать себе о месте в доме. Она считалась только служан­кой, которую купили за деньги. Исключением были ночи, когда Джозеф Бреннен приходил к ней в спальню. И тогда она становилась его лю­бовницей.

Одри села за обеденный стол. Джозеф Бреннен начал сразу же рассуждать о том, как прекрасно, если дети снова возвращаются домой.

– Я тебе еще не все поведал, Одри, – сказал он. – Скоро мы собираемся на скачки в Батон-Руж. Возьму вас с собой. Ричард Поттер тоже поедет. Я тебе говорил, что этим летом умер его отец. Теперь Ричард чувствует себя совершенно одиноким. Мне кажется, что он скоро подарит тебе кольцо, Одри. Я устрою для тебя грандиоз­ную свадьбу.

Джой ужинал молча. Он предпочитал как мож­но меньше говорить в присутствии отца. Мальчик соскучился по отцу больше, чем предполагал. Ему было очень приятно, когда отец при встрече обнял его. Это случалось не очень часто.

– На Севере, наверное, очень много такого, чего у нас нет, – продолжал отец. – Мне очень жаль миссис Джеффриз. Ты была рядом с ней, когда женщина умерла. Должно быть, нелегко забыть об этом. Я надеялся, что тебе не придется так близко сталкиваться со смертью после того, как умерла твоя мать.

Одри отодвинула тарелку в сторону.

– Миссис Джеффриз была самым добрым че­ловеком, которого мне доводилось знать.

Джозеф внимательно посмотрел на дочь, сожа­лея, что ей пришлось быть свидетельницей смер­ти. Он был расстроен, узнав, как обращались с Одри северяне.

– То, что ты рассказала о мужчине, оскорбив­шем тебя и нашу семью на вечере у миссис Джеф­фриз, должно послужить хорошим уроком. Ты теперь понимаешь, что собой представляют янки, Одри. Ты должна была увидеть все своими глазами, для этого я и послал тебя, чтобы ты знала, против чего мы выступаем.

– Ли Джеффриз з-защитил ее, – вставил Джой. – Он х-хороший человек.

Джозеф недовольно нахмурился, и без того румяное лицо покраснело еще больше от такого замечания.

– Может быть, он и хороший человек, но он все равно янки. Мне было достаточно короткой беседы с его отцом, чтобы понять их. Пока вы собирались, а я ожидал, разговаривая с мистером Джеффризом, то узнал о нем все, что хотел. Мистер Джеффриз выдвинул свою кандидатуру в Сенат Нью-Йорка. А губернатор города является другом семьи. Эдмунд Джеффриз не считал нуж­ным скрывать взгляды на рабство. Он сразу же заговорил о том, что я должен убедить законода­телей Луизианы не принимать решение о выходе из Союза. Мы почти поссорились, но я сдержался только потому, что был гостем в его доме. К тому же мистер Джеффриз недавно потерял жену. Я знал, что скоро уеду, потому и позволил ему говорить так откровенно. В любом случае, его сын, твой мистер Ли Джеффриз, тоже настроен против политики Юга. Так мне объяснил Эдмунд Джеффриз. Уверен, что молодой человек защи­щал Одри из-за того, что она очень молода и не заслужила подобных нападок. Но то, что он не защищал рабство и не будет никогда защищать, совершенно ясно.

При упоминании имени Ли боль снова стисну­ла сердце Одри. Она выпила немного воды, наде­ясь, что станет хоть чуточку легче. Иногда ей хотелось прокричать всему миру: «Но я люблю его!» Хотя понимала, что ее заявление ничего не изменит.

– Большинство янки совсем не похожи на миссис Джеффриз, – говорил отец. – Они не столь терпимы и многого не понимают. Прокля­тые высокомерные северяне просто-напросто завидуют безмятежной и идиллической жизни, ко­торую мы ведем здесь. Так они считают и стараются сделать все, чтобы отнять у нас богат­ство.

– Они просто не понимают экономической целесообразности рабства, – вставила Одри, чув­ствуя, что должна как-то защитить Ли.

– Они все прекрасно понимают. На вонючих фабриках Севера они обращаются с рабочими еще хуже, чем мы с неграми! Чего они достигли? В городах – грязь, преступность, отчаяние нищих, болезни! Сироты слоняются по улицам, соверша­ют преступления, гибнут. У них нет права заяв­лять, что мы живем неправильно! Пусть сначала наведут порядок у себя, а потом учат других, как жить.

Одри чуть не стало совсем плохо, когда она представила Ли за этим столом. Он бы и пяти минут не выдержал, услышав такие разглаголь­ствования отца.

– Высокомерные глупцы считают, что мы ис­пользуем бесплатный труд, – продолжал отец.– Неужели они не понимают, сколько стоят хоро­шие, сильные негры? Только таким глупцам не­обходимо втолковывать, что мы должны дать рабам жилье, кормить и одевать их, – он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. – Ну, теперь вы оба у себя дома. Твоя тетя Джанин не будет жужжать и негодовать по поводу того, что у тебя незаконченное образование и что ты мало путеше­ствовала. Единственное, чего я никогда не сде­лаю, не пошлю тебя в Европу. Она отправила туда Элеонор и что же? Насколько я понимаю, у Эле­онор слишком «полное» образование. Она учится у тех мужчин, которые ухаживают за ней. А я не хочу, чтобы ты имела такое образование. Оно не предназначено для моей дочери.

Щеки у Одри покраснели. Что бы он сделал, если бы узнал об отношениях ее с Ли? Наверное, отец умер бы от позора. Как она могла бы объяснить отцу, почему это случилось с ней и насколько было правильным?

– Что касается карьеры певицы, то теперь это будет решать Ричард. Если он разрешит тебе, пожалуйста. Ричард щедрый человек и знает, что ты очень любишь петь. Я уверен, он позволит тебе петь на свадьбах и подобных вечерах.

Позволит? Чем больше отец говорил о Ричарде Поттере, тем труднее было сообщить, что теперь она не совсем уверена, выйдет ли за него замуж. Но, видимо, отец считает вопрос давно решенным.

– Я… Вы сказали, что этим летом были ка­кие-то неприятности с неграми, – заговорила она, желая переменить тему разговора.

Отец вздохнул, разгневанно и сурово сказал:

– Да, – он взглянул на Джоя. – Мне хоте­лось, чтобы ты был здесь и видел, как мы разо­брались с ними. Тебе необходимо знать подобные вещи, – он перевел взгляд на Одри. – Один из рабов, работающих на плантации, его зовут Генри Гатерс, подговорил еще нескольких негров. Они отказывались собирать урожай, считая, что их плохо кормят и заставляют много работать. Они требовали больше еды и уменьшения рабочих часов. Ты можешь себе такое представить? Негры предъявляют требования своему хозяину!

Одри взглянула на Джоя. Она знала, что юно­ша ненавидит, когда рабов наказывают. Одри пристально посмотрела на отца.

– Что вы с ними сделали?

Отец налил себе немного вина. В столовую вошла Сонда, чтобы убрать посуду. За ней показалась Лина. Женщина несла поднос с ореховым пирогом. Лина разложила по ломтю пирога на тарелки. Одновременно она давала указания Сонде, как собирать посуду, чтобы не потревожить сидящих за столом. Сонда была новенькой в доме.

– А как ты думаешь? Что я мог еще сде­лать? – сердито объяснял он Одри. Девушка заметила, что отец искоса взглянул на Лину, кото­рая всем своим видом показывала, что осуждает его. Одри иногда казалось, что Лина обладает странным влиянием на отца. Может быть, потому что жила в доме почти как член семьи в течение многих лет. Джозеф нахмурился, сурово взглянул на Лину, вздернул подбородок.

– Я поступил так, как считал нужным. Генри Гатерса как следует выпороли и продали. Осталь­ных так же наказали. Я уже давно не просил Марча Фредерика пускать в ход кнут из бычьей кожи. Ты же хорошо знаешь, я не люблю это делать, – он снова покосился на Лину.

– Прогони отсюда эту девушку, – рявкнул он, имея в виду Сонду.

Испуганная девушка отступила от стола, дер­жа в руках тарелки.

– Мы уберем позже, – спокойно сказала Лина Сонде, дерзко взглянув на Джозефа Бреннена. Женщины вышли из столовой.

– Эта чертова Лина хочет, чтобы я чувствовал себя виноватым. Я не должен наказывать собст­венных рабов! – возмущенно бурчал Джозеф. – Она сама рабыня, а ведет себя так, потому что уже много лет работает в доме. Когда они так долго работают в доме, им кажется, что от них все здесь зависит.

– Вы бы не продали ее, правда? – поинтере­совалась Одри. Она не могла представить себе Бреннен-Мэнор без Лины.

– Она очень нужна в доме. Ты сама знаешь об этом. Но беда в том, что она отлично понимает то же самое. Потому-то так много себе и позволя­ет, – Джозеф всегда беспокоился, как воспри­мет Одри истинную причину такого поведения Лины.

– Я держу ее здесь потому, что она была второй матерью тебе и Джою, – добавил он. – Кроме того, понимаю, что ты привыкла к Тусси. А Тусси всегда должна находиться там, где живет Лина. Я не настолько жесток, чтобы раз­делять их.

– Но вы разделяли другие семьи, – напомни­ла Одри.

Джозеф невольно нахмурился.

– Мне кажется, ты слишком много глупостей наслушалась от кого-то на Севере. Ты осуждаешь наш образ жизни, Одри?

Девушка взяла в руки вилку.

– Нет, папа. Единственной причиной моих расспросов является то, что Лина и Тусси пользу­ются твоим особым расположением. Почему?

Джозеф почувствовал неловкость. Сколько времени удастся держать дочь в неведении еще? Было легко, пока Одри не выросла. Но она становится взрослой. По правде говоря, уже через несколько часов после встречи с ней он с изумлением заметил, как она изме­нилась. Одри стала походить на зрелую жен­щину. Он никак не мог понять, отчего же она так изменилась.

– Лину купила твоя мать, Одри. Она ее очень любила. И я пообещал твоей матери не продавать ее. Я выполняю волю твоей матери.

Одри безразлично ковыряла вилкой пирог, с болью в сердце вспоминая о Ли. И о его отноше­нии к рабству.

– Мне бы очень хотелось, чтобы вы не позво­ляли Марчу Фредерику пользоваться кнутом, – заметила она. – Мне не нравится этот человек. Может быть, если бы надсмотрщик добрее отно­сился к неграм, то не было бы конфликтов.

– Добрее! Одри, неужели ты ничему не научи­лась? Если обращаться с ними слишком мягко, они становятся ленивыми и дерзкими! Нужно всегда быть твердыми, иначе может случиться такое же несчастье, как в Виргинии тридцать лет назад.

– Вы уже сотни раз рассказывали нам о вос­стании Нэта Тернера.

– Потому что вы должны помнить о том, к чему может привести излишняя мягкость! – отец снова начал злиться и сильно покраснел. Лицо, шея, уши стали красными. Рыжие волосы слегка тронула седина, у глаз четко прорезались мор­щинки. Он был невысокого роста, но достаточно крепкого телосложения. И являлся опасным про­тивником, как в устных спорах, так и физически. Редко кто осмеливался вступать в спор с Джозе­фом Бренненом.

Одри была единственным человеком, кто осме­ливался ему возражать.

– Тогда негры убили пятьдесят семь белых людей. В основном – женщин и детей. Ты бы упала в обморок, если бы узнала, что они вначале сделали с женщинами! Только твердая, жесткая дисциплина, которую ввели все рабовладельцы с тех пор, позволяет держать рабов в повиновении. У нас сейчас очень напряженно, кругом ведутся разговоры об освобождении негров. Они волнуют­ся. Большинство из них, конечно, не имеет пред­ставления, что происходит в Вашингтоне и на Севере. Но когда им станет все известно, контро­лировать обстановку будет очень трудно.

Отец замолчал, недовольно нахмурился.

– Извини меня, Одри. Я не должен был выхо­дить из себя в такой день. Это первый день вашего возвращения домой. Только Богу известно, как я скучал без вас все лето. Без вас здесь все по-дру­гому. Я беспокоился, что кто-нибудь на Севере обидит тебя.