Глава 28

Тусси стояла у печи в убогой маленькой хижине, где они теперь жили с Одри. Пре­красного богатого особняка Бреннен-Мэнор боль­ше не существует, огонь поглотил его. Тусси успела позвать на помощь и спасти Одри. Неграм удалось вынести из огня немного сто­ловой и кухонной посуды, кастрюль и сково­родок. От дома остались восемь почерневших колонн, несколько каминов с кирпичными ды­моходами, которые возвышались над пепелищем на месте особняка.

Январь стоял необычно холодный для Луизиа­ны, но позавчера Одри упросила Тусси показать, что же осталось от ее любимого дома. Она с трудом поднялась и вышла на шаткое маленькое крыльцо хижины. Через просветы между голыми ветками деревьев и поле, вытоптанное людьми Марча, она смотрела на почерневшие останки. Казалось, она все еще ощущает жар подбирающегося со всех сторон огня, задыхается от дыма, как в тот ужас­ный день. Тусси привела негров, и они успели вынести Одри прежде, чем огонь добрался до нее, лежащей на полу без сил. Негры отнесли ее в одну из свободных хижин негритянского поселка.

Весь день и последние несколько дней и ночей Одри пролежала в беспамятстве. Тусси самоотвер­женно ухаживала за ней две недели. В последние несколько дней к Одри постепенно начали возвра­щаться силы, но она никогда не сможет забыть ужас преступления, совершенного Марчем Фреде­риком и его людьми.

Бедная, любимая Генриетта мертва! И Лина мертва! Жизнь казалась такой неправдоподобной, нереальной, но в то же время была слишком реальной. Тусси распорядилась, чтобы негры по­хоронили женщин, а тело бывшего надсмотрщика утопили в старом заброшенном колодце, как по­советовала Одри. Лошадь Марча убежала. Обита­тели негритянского поселка горячо молились, чтобы бандиты не вернулись разыскивать бывше­го надсмотрщика. Они не вернулись, оставив плантацию в покое – и это хоть как-то утешило после всех ужасов, которые пришлось испытать. Во всяком случае, Тусси и другим неграм теперь не грозила виселица.

Одри пыталась понять, как смогла Тусси пере­жить эти ужасные события после того, как ее жестоко избил Марч. Конечно, он заслужил своей участи, и слава Богу, что у девушки хватило мужества и решительности расправиться с банди­том прежде, чем он успел изнасиловать их. Но убийство всегда ложится тяжким грузом на со­весть совершившего его человека. Тусси остава­лась на удивление спокойной, немногословной, проявляя недюжинную силу характера. Одри и не предполагала, что ее чернокожая сестра способна на такое.

Одри внимательно оглядела единственную комнату маленькой хижины, посмотрела на тре­пещущие в небольшом очаге языки пламени. Она думала о странных превратностях собственной судьбы. Всю жизнь она относилась к неграм по­кровительственно, как к людям низкого сорта. Всю жизнь они прислуживали ей, и она, не раз­думывая, распоряжалась и приказывала. В конце концов, они рисковали своими жизнями ради спасения ее жизни. А Генриетта и Лина лишились жизни из-за нее. Теперь негры были ее единствен­ными друзьями и защитниками, спасли и при­ютили, ухаживали за ней. Она лежала в бедной хижине негритянского поселка, когда-то принадлежавшего ее отцу, на самодельной кровати. На сетке, сплетенной из веревок, лежал не толстый матрац, а фланелевый мешок, набитый птичьим пером. Даже ночная рубашка была чужой, ее принесла для Одри негритянка.

На плантации осталось шесть семей. Помимо Тусси было шесть женщин, две из них – вдовы. С ними жили двадцать два ребенка. Восемь остав­шихся мужчин по-прежнему считали негритян­ский поселок своим домом, у четверых имелись семьи, четверо были не женаты. Одри пока еще не могла разобраться, какие дети кому принадле­жат, но, наблюдая за ними, ощущала, как ни странно, надежду на лучшие времена. Несмотря на несчастья, полуголодное существование, лише­ния, дети весело смеялись и радовались жизни. Сияющие темные глаза были полны лукавства. Они довольствовались такими незначительными вещами, как случайно обнаруженное птичье гнез­до, кусок свежего хлеба или весело отбивали танцевальные ритмы на дне старого корыта.

Изумляло, как Тусси и другие жители поселка быстро восстанавливали физические силы и ду­шевное равновесие, поражала неимоверная спо­собность преодолевать трудности. Их почти фана­тичная вера ставила в тупик. А они просто ра­довались жизни во всех ее проявлениях. Они часто молились и пели во время работы, продол­жали жить, сохраняя мужество перед лицом про­исходящих трагических событий. Одри понима­ла, что Тусси безмерно страдает из-за бессмыслен­ной и жестокой смерти матери, но и тут девушку не покидала надежда и вера в справедливость.

«Мама сейчас с Джозефом, – успокаивала она Одри. – Ей не больно, она уже не переживает из-за смерти отца. Она очень не любила ходить с палочкой и чувствовала себя очень одинокой без Джозефа».

Одри настояла на том, чтобы ее сводили на могилы Лины и Генриетты. Один пожилой негр проводил ее, поддерживая под руку, так как она была еще очень слабой и с трудом передвигала ноги. Он так нежно обращался с ней, словно она была его дочерью. С ними отправились еще не­сколько негров, они долго молились и пели над могилами. Одри раньше никогда не приходилось видеть, как ведут себя негры на кладбище. Она не бывала на полях, где негры работали и пели во время работы, ни разу не осмелилась раньше посетить негритянский поселок вечером. Это ме­сто почему-то казалось ей страшным, пугающим и запретным. Она осознавала, что хотя и прожила рядом с неграми всю жизнь, однако почти ничего не знала о них. Теперь она не видела здесь ничего пугающего и запретного.

Неподалеку от хижин маленькие мальчики помогали взрослым вскапывать землю, чтобы можно было высадить картофель и овощи, как только станет немного потеплее. Слава Богу, в Луизиане климат позволял очень рано начинать посадку. Некоторые культуры можно было высе­вать дважды и дважды снимать урожай.

Негры были настроены решительно, они учи­лись самостоятельно защищаться, прокормиться, учились обходиться только своими продуктами. У них не было денег для покупки товаров, и никто из них не знал, куда податься, возможно ли заняться чем-то другим, потому они решили ос­таться здесь, пока не появится возможность изме­нить жизнь к лучшему. Они стали свободными людьми, кое-кто обсуждал возможность отъезда на запад, в штат Канзас. До них дошли слухи, что там даже негры могут получить землю.

Лица светились радостью и надеждой, когда они обсуждали вероятность жизни на собственной земле, которая будет принадлежать только им. Но не было денег, чтобы купить повозки, необходи­мый запас одежды, продуктов и отправиться в далекое путешествие. Однако они все равно меч­тали о новой жизни, и Одри понимала, что у чернокожих такие же надежды и желания, как и у белых людей. Они любили, имели семьи, смея­лись, плакали, радовались встречам, поддержива­ли друг друга в горе. У них не было единственно­го – образования, но если Тусси научилась чи­тать, почему с этим не могли справиться осталь­ные? Одри было стыдно за прежние убеждения, всю жизнь она верила, что негры не имеют спо­собностей к учебе. Тусси иногда выбирала время и обучала малышей грамоте, и они очень быстро запоминали буквы и цифры.

Одри прижала рукой повязку на шее и стала внимательно наблюдать, как Тусси замешивает хлебное тесто. С тех пор, как Одри ранил Марч Фредерик, в Бреннен-Мэнор распоряжалась Тус­си. Все негры собрались вместе, чтобы помочь Тусси и Одри. Поначалу Одри очень хотелось умереть, так как ей казалось, что она потеряла все, даже своей прекрасный голос. Похоже, она уже никогда не сможет петь и, вполне вероятно, говорить. Она лишилась прекрасного любимого дома, от Джоя не было никаких вестей.

Одри потеряла все, что было так дорого ее сердцу. Ли никогда больше не вернется, и даже если бы он вернулся, они не сумели бы вернуть прошлое. Она прекрасно знает, что Ли хороший человек, и тем не менее, янки. А ненависть южан к северянам сохранится еще на многие, многие годы. Единственным утешением служило осозна­ние того, что не одна она потеряла все. Вера и мужество негров возрождали ее собственную на­дежду на лучшее. Они так доброжелательно отно­сились к своей бывшей хозяйке, будто она была для них близким и родным человеком. Кое-кто из женщин даже плакал из-за того, что Одри поте­ряла голос.

– Наша прекрасная мисс Одри пела лучше любой птички на земле, – сказала одна из жен­щин, купая больную. – Вы еще будете петь, мисс Одри. Бог обязательно вернет вам голос.

Одри сомневалась в том, что когда-нибудь смо­жет петь и постоянно напоминала себе о глав­ном – она выжила. Она не могла пока еще вполне осознать потерю голоса, не преодолела шокового состояния после нападения Марча, трагической смерти Генриетты и Лины, вида черных руин на месте прекрасного особняка Бреннен-Мэнор. У нее было достаточно переживаний, она никогда не сможет жить по-прежнему, потому что любимый отец умер, а Джой все еще не вернулся домой и не дает о себе знать.

– Я приготовила немного супа, – сказала Тусси, отвлекая ее от печальных размышлений. Девушка принесла поднос к постели. – Ты дол­жна снова попробовать поесть, Одри. Ты сильно похудела.

У Одри совсем пропал аппетит, а когда она пыталась что-то съесть, то никак не могла на­учиться проглатывать, пища не всегда попадала в пищевод. Одри начинала сипло кашлять, так как еда попадала в дыхательное горло. Кашель был болезненный и иногда вызывал сильное кро­вотечение. Но Тусси все равно упорствовала и ежедневно заставляла Одри попытаться поесть, чтобы та не умерла от истощения. Марч Фредерик лишил ее не только голоса, но и возможности глотать. Одри еще не видела раны на шее и беспокоилась о том, что у нее останется уродли­вый шрам. К счастью, лезвие ножа не задело крупных кровеносных сосудов, а Тусси удалось быстро остановить кровотечение, но Одри все рав­но сомневалась, стоит ли ей жить после стольких потерь. Единственной надеждой оставался Джой. Какая у нее будет огромная радость, когда однаж­ды ее брат, ее Джой, войдет в эту дверь! Вместе они обязательно придумают что-нибудь и, вероят­но, смогут восстановить Бреннен-Мэнор.

– Попробуй, – предложила Тусси, – «это свежий картофельный суп. Я покормлю тебя, пока подходит тесто.

Одри покачала головой, взяла поднос и с уси­лием прошептала:

– Я могу… поесть сама.

– Будь осторожнее, а я посижу рядом. Суп не слишком горячий, не будет обжигать пищевод.

Одри зачерпнула в ложку немного жидкости и понесла ко рту, впервые за две недели она почув­ствовала, что хочет есть. От супа шел аппетитный запах. Одри отхлебнула немного из ложки, и впрямь было вкусно. Если сейчас ей удастся про­глотить хотя бы немного, то впервые за долгое время удастся получить удовольствие от свежей еды.

Она проглотила еще немного жидкости, удиви­лась, почти не ощутив боли. Проглотила еще немного, потом – еще. И улыбнулась. Тусси ободряюще улыбнулась в ответ. В глазах девушки блестели слезы. Одри тоже чуть не заплакала. Удивительно, что прожив столько лет в роскоши, она не ощущала такой радости, какую ощущала сейчас, сидя в бедной негритянской хижине на убогой кровати рядом со своей чернокожей сест­рой, от маленькой собственной победы. Раньше Одри Бреннен было невдомек, что миска овощного супа может доставить такое удовольствие.

Она съела еще немного и остановилась передох­нуть, пристально посмотрела в глаза Тусси, потя­нулась и нежно взяла сестру за руку.

– Ты рисковала своей жизнью ради меня, – прошептала Одри, говорить в полный голос она еще не могла.

– А ты – ради меня, – Тусси в ответ крепко сжала ладонь Одри.

Женщины, не отрываясь, смотрели в глаза друг другу, Одри не могла сдерживать слез.

– Я люблю тебя, Тусси, – слова вырвались так естественно и были сказаны вовремя. Нельзя было представить, что Одри осмелится когда-ни­будь их сказать негритянке, а тем более, мулатке, родившейся от связи отца Одри с рабыней.

Тусси улыбалась, но глаза были наполнены слезами.

– Я всегда любила тебя, Одри, задолго до того, как ты узнала, что я прихожусь тебе сестрой по отцу. Мы все любили тебя. Ты всегда найдешь у нас приют, если не побрезгуешь. Мы очень бедны, не знаю, где будем жить, но мы всегда готовы поделиться с тобой тем, что у нас имеется, если ты будешь нуждаться.

Одри отставила поднос в сторону, поверну­лась, и села на край постели, взяла ладони Тусси в свои.

– Мне так жаль… Лину… и что тебе пришлось застрелить Марча Фредерика. Если кто-нибудь… станет искать его здесь, если они найдут его… Я скажу, что я убила его. У меня на шее… шрам… Я смогу доказать, что он на меня напал… я белая, меня не станут судить.

Тусси согласно кивнула. Неожиданно женщи­ны обнялись и расплакались. После трагических событий на плантации в их отношениях появи­лась нежность и родственная близость. Одри сде­лала открытие, осознав, что самым близким и самым лучшим другом для нее была всегда Тусси. Одри ощущала, как крепко ее любят, как нежно и беззаветно о ней заботятся. У нее есть семья, пусть даже семья негритянская.

Неожиданно женщины вздрогнули, услышав стук в дверь. Тусси насторожилась. Одри почув­ствовала, как тревожно забилось сердце. Они все еще беспокоились, что люди Марча могут вер­нуться сюда.

– Кто там? – спросила Тусси настороженно. Она быстро вытерла глаза и схватила ружье, которое всегда прятала неподалеку.

– Открой и увидишь, – ответил веселый муж­ской голос.

Тусси растерянно замерла и взглянула на Од­ри. Голос мужчины показался очень знакомым. Приподняв деревянную задвижку, она держала ружье наготове. Когда же открыла дверь, то ра­достно вскрикнула, отбросила ружье в сторону и выбежала на крыльцо. Одри не видела, кто стоит за дверью, но услышала, как Тусси назвала гостя по имени:

– Элиа!

Мужчина вошел в дом, держа Тусси на руках. Конечно, это был Элиа Джейке, человек, которого Тусси любила и которого Джозеф Бреннен продал, чтобы разлучить молодых людей. Стало тепло на сердце, когда она увидела счастливые глаза Тус­си. Мгновенно Одри вспомнила Ли. Было время, когда она мечтала встретить его, почувствовать жар объятий, ощутить радость от того, что он, наконец-то, приехал за ней. Но сейчас бессмыс­ленно и глупо мечтать о встрече. Тусси плакала от безграничной радости. Одри невольно плакала вместе с сестрой. Но слезы Одри были не только слезами радости. Одри скорбила о потерянной любви… любви, которую невозможно вернуть.

Апрель, 1865год

Одри, улыбаясь, смотрела, как Тусси и Элиа танцуют вокруг костра, празднуя известие о бере­менности Тусси. Элиа стал теперь свободным че­ловеком, за восемь прошедших лет он не забыл свою любимую и ни на ком не женился. Несмотря на то, что Одри очень любила отца и тяжело переживала его смерть, она, в конце концов, поняла, что он поступил дурно, продав Элиа. Теперь она радовалась, видя Тусси и Элиа вместе. После трагических событий последних месяцев в негритянском поселке радовались возможности устроить праздник.

Все негры собрались вокруг костра, пришли также четыре семьи из Сайпресс-Холлоу, вместе с ними явились трое одиноких мужчин и две пожилые женщины. Хотя еще не стемнело, они развели костер и поддерживали огонь до наступ­ления темноты. Хлопали в ладоши, танцевали и пели под музыку, а один старый негр замечатель­но играл на скрипке.

Элиа был красивым, хорошо сложенным муж­чиной с добродушной улыбкой. Ему исполнился тридцать один год, а Тусси – тридцать. Вскоре после его возвращения молодые люди разыскали сельского священника и обвенчались. Одри те­перь жила с негритянкой-вдовой, чтобы новобрач­ные могли жить одни, а теперь у них скоро появится ребенок.

Голос у Одри немного окреп, но ей все еще было больно говорить. Голос был грубоватым, низким, сиплым, и совершенно невозможно было предста­вить ее прежний нежный и звонкий голосок. Она старалась больше разговаривать и выполняла спе­циальные дыхательные упражнения, которым ее обучила Энни Джеффриз. Упражнения укрепля­ли голосовые связки, может быть, ей не удастся научиться петь, но она сможет хотя бы говорить по-прежнему.

Одри помогала ухаживать за детьми Вилены, так звали вдову, у которой она жила. Дети были маленькие – от четырех до десяти лет. Хотя она почти шептала и постоянно мучилась от боли в горле, Одри принялась обучать детей грамоте и вскоре с радостью обнаружила, что они учатся охотно, быстро все запоминают. Вилена не могла никак свыкнуться с мыслью, что ее дети научатся читать и писать, и что с ними занимается Одри Бреннена Поттер.

– Богсоздал нас рабами, но он сделал так, чтобы нам встретилась мисс Одри, – заявляла Вилена, когда начинала рассуждать об Одри, ее доброте и щедрости, о том, что женщина могла бы бросить все, уехать и спокойно жить в другом месте, среди себе подобных людей.

Но Одри не считала, что где-то остались «ей подобные». Она слышала от негров, которые ездили в город, что дядя Джон вернулся с войны, но он не соизволил навестить Бреннен-Мэнор и выяснить: жива или мертва племянница, не нуж­дается ли в помощи. У кузины тоже было все в порядке. А семьей Одри стали эти люди, у них она получила помощь и приют.

Единственный человек, о котором она беспоко­илась и волновалась, был Джой. И… иногда тре­вожили мысли о Ли. Она не могла отрицать, что мечтала снова почувствовать себя женщиной, что­бы ее обнимали так же, как Элиа обнимает Тусси, Одри мечтала снова лежать в объятиях мужчины и заниматься любовью не только из физической потребности, но и потому, что желала полюбить мужчину всем сердцем. Частично из-за таких мужчин, как Ли, она теперь совершенно бедна, нуждается во всем и живет в негритянском посел­ке. А особняк Бреннен-Мэнор лежит в руинах, и сорняки начали прорастать на пепелище. То же самое происходило сейчас в Сайпресс-Холлоу. Все ценное давно разграблено, скот частично угнан ворами, фермерами или разбежался сам по себе. Из-за таких людей, как янки, банды преступни­ков разъезжают по всему Югу, убивают невинных людей, таких как Генриетта и Лина, бандиты перерезали горло Одри и теперь она ялкогда не сможет петь.

– Этот человек обязательно приедет за тобой, Одри, ты непременно сумеешь забыть прошлое, – убеждала Тусси не однажды. Она очень хотела, чтобы Одри вновь обрела возможность любить, была уверена, что Ли вернется. Одри не соглаша­лась, считая, что даже если Ли приедет, у них ничего не получится, прошлого не вернуть. Но Тусси всегда твердо стояла на своем.

– Никто никогда не сможет любить тебя так, как любил Ли Джеффриз, – постоянно напоми­нала она. – Неважно, янки он или нет, он просто человек, который втянут в войну так же, как мы. Он не больше других должен отвечать за то, что случилось с нами. Твой отец и остальные южане предпочли не отступать от своих убеждений. Ког­да война закончится, он будет только Ли Джеффризом. Ты должна все забыть. Научишься снова любить и быть любимой. Не отказывайся от этого человека.

Одри была убеждена, что Ли не вернется. Но так как война подходила к концу, мысль о том, что Ли может появиться здесь, почти ежедневно навещала ее, и слова Тусси тяжелым грузом ло­жились на сердце. И сейчас, когда Тусси и Элиа танцевали вокруг костра, радуясь, что у них скоро родится ребенок, Одри тоже хотелось любви и ребенка. Независимо от того, какие чувства она сейчас испытывает к Ли. Когда она представляла себя женщиной, женой, матерью, то не могла представить рядом другого человека, кроме Ли.

Пора было решать, чем заняться в ближайшем будущем. Теперь в поселке жили шестьдесят три негра, а с тех пор, как вернулся Элиа, он только и мог говорить о том, что пора отправляться в Канзас и образовать там собственное поселение свободных людей. Единственной заботой остава­лись деньги, чтобы купить необходимое для поез­дки туда и начать новую жизнь. Одри должна была решить: или уехать в Батон-Руж, Новый Орлеан или отправиться в Канзас вместе со все­ми. Очень хотелось помочь Тусси и остальным начать новую жизнь, так как негры хорошо отно­сились к ней, заботились и помогали, она считала, что должна каким-то образом отблагодарить их. Негры помогли ей пережить самое страшное, по­обещали подождать ее решения, понимая, что она не уедет никуда, пока Джой не вернется в Брен­нен-Мэнор. Если Джой вернется быстро, то они вместе решат, что делать. Что бы ни произошло, они ни в коем случае не хотели разлучаться.

Не было никакого смысла оставаться как в Батон-Руже, так и в Новом Орлеане. Юг превра­тился в место настоящей бойни, люди разорялись и голодали. Кое-кому из негров удалось побывать в Батон-Руже один-два раза, они привезли газету, которую предприимчивым горожанам удалось выпускать. В этой газете Одри прочитала, как люди опасались того, что может произойти после войны. При всеобщем безденежье, богатые севе­ряне явятся сюда и выкупят заложенное имуще­ство южан. По отношению к таким, как она, у кого есть земли, но нет денег, северяне могут вынудить местные банки и власти наложить на собственность высокий налог. Что Одри сможет сделать до возвращения Джоя?

Элиа поднял Тусси на руки и сказал, что ей достаточно танцевать, иначе она может потерять ребенка прежде, чем «у него вырастут ножки и ручки». Все засмеялись, а одна из женщин при­гласила к столу. Несмотря на нехватку продуктов ' и всего остального в чем нуждаются люди, чтобы выжить, женщинам удалось приготовить празд­ничный стол. Они сварили несколько разных блюд из картофеля и тыквы, от двух дойных коров они получали достаточно молока, чтобы сделать масло, в подвалах сохранился внушитель­ный запас соли. Огонь не тронул и тот подвал, где хранился запас урожая прошлого года: карто­фель, зерно, тыквы и горшки с солениями. Муж­чины поймали одичавшую индюшку, и она теперь красовалась на столе, запеченная целиком. Это был поистине королевский праздник для людей, которые были счастливы, что для торжества по­явился повод.

Одри присоединилась к очереди, держа в руках тарелку из дорогого фарфора, которым когда-то пользовались хозяева в шикарном особняке. Те­перь из изысканного сервиза ели негры. Все эти житейские мелочи вызывали в ее душе горькие воспоминания о старых временах, и от этого Одри хотелось плакать. С трудом сдерживая слезы, она положила себе на тарелку крохотный кусочек мяса, нельзя было брать много, потому что индюшку требовалось разделить на шестьдесят три человека. Мясо было необыкновенно вкусным, нежным. Как странно, что такая еда стала почти роскошью!

Прискакал Джозеф Адамс верхом на единст­венной лошади. Джозеф, неженатый мужчина, который, как известно Одри, пылко влюблен в Вилену. Он часто навещал женщину, и играл с ее детьми. Так как он был могучего телосложения, рабовладельцы часто перепродавали его друг дру­гу, им нравилась его сила. Джозеф ни разу не женился, в основном, потому что не разрешали владельцы. Вилена рассказала Одри, что хозяева использовали его, как племенного жеребца, при­нуждая совокупляться с разными негритянками, чтобы те рожали крепких здоровых детей, кото­рых в будущем можно будет заставлять выпол­нять самые тяжелые работы в поле. С одной стороны, могло показаться, что мужчина не дол­жен возражать против такой обязанности, но Джозеф считал ее страшно унизительной. Вилена говорила, что он испытывал перед женщинами чувство вины, когда его заставляли с ними спать. В противном случае, если он отказывался, хозяе­ва избивали его розгами. Джозеф постоянно ис­пытывал унижение и чувство вины. Он мечтал о женщине, которую мог бы полюбить, которая была бы с ним, потому что он любит ее, чтобы она хотела его близости и тоже любила его.

Одри узнавала все больше об уродливых сторо­нах рабства, о которых не задумывалась раньше. Особенно много страшного рассказывали негры, бывшие рабами в Сайпресс-Холлоу. У одного из таких негров были ужасные шрамы на спине и груди, каких она никогда раньше не видела. Это были следы от побоев розгами, частично получен­ные от Ричарда Поттера, и она все меньше обви­няла себя в том, что не слишком страдает из-за смерти этого человека.

Джозеф подошел к ней и протянул газету.

– Прочтите заголовки, мисс Одри, – попросил он, все остальные негры приготовились слушать.

Одри поставила тарелку, развернула газету, все затихли и напряженно следили за выражени­ем ее лица, потому что большинство еще не умело читать. Тусси подошла ближе, взглянула на га­зетную полосу и испуганно вскрикнула, прочитав заголовок. Было еще достаточно светло, чтобы можно было прочесть крупный шрифт без лампы. Тусси обернулась, зная, как трудно Одри гово­рить, громко сказала:

– Президент Линкольн мертв! Его застрелил убийца!

– Боже праведный! – воскликнула женщина, негритянки дружно запричитали, оплакивая смерть президента. Одри молча смотрела на заго­ловок, испытывая смешанные чувства. В ее пред­ставлении Авраам Линкольн ответственен за вой­ну, за разорение Юга. Она не испытывала печали по поводу его смерти, но знала, что большинство негров считает его своим спасителем. Несмотря на то, что они по-прежнему остались бедными, несмотря на то, что о них никто не заботился и не беспокоился, они были теперь свободны­ми людьми. Негр, у которого были шрамы на груди и спине, отвернулся и, не стесняясь, заплакал.

– Что будет со страной? – спросил кто-то.

– Может быть, его застрелил кто-то из южан, чтобы снова начать войну? Может быть, они по­пытаются все вернуть назад и снова заковать нас в цепи?

Одри огляделась и твердо заверила всех:

– Этого никогда не произойдет. – Ей при­шлось напрягать голос, чтобы все могли услы­шать ее слова. – Не осталось ни денег, ни средств, чтобы кто-то из нас мог вернуться к прежней жизни. Президент Линкольн уже провозгласил вас свободными… перед смертью, – она поднес­ла руку к горлу, голос стал немного приглушеннее, – новый президент просто… будет продол­жать его политику.