…И понеслось…
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПРЕБЫВАНИЯ
12.00-12.40 – отлично-живительный кофе с сэндвичами в «Кофе-Хауз» у Адмиралтейства.
12.40-14.30 – пешеходная прогулка по маршруту Дворцовая площадь – Мойка – Летний сад.
14.30-15.00– жуткий кофе из пластмассовых стаканчиков в Летнем саду. Да, плюс вполне съедобные слойки с яблоками. Альбертино оказывается сладкоежкой.
15.00-17.10 – очень медленная (по причине усталости) прогулка до метро «Маяковская» с обзором Преображенского собора и питерской архитектуры.
17.10-17.30 – дорога ко мне домой.
17.30– 20.15 – осмотр достопримечательностей моей квартиры, приготовление обеда, состоящего из одного, но экзотического блюда под названием «ризотто», ленивая беседа о том о сем.
20.15-21.10 – визит в Альбертинову гостиницу. Должен же человек переодеться перед предстоящим культурным мероприятием! Я в это время слоняюсь внизу, в баре. В номер? Нет, не захожу. См. об «игривых моментах».
21.10-01.05 – тащимся в культурно-джазовое место. И тусуемся там. По наводке Вики.
– Ты любишь джаз? – удивляется Альбертино, когда понимает, куда мы попали.
Я задумываюсь на секунду и вдруг понимаю, что нет, джаз я не люблю.
– Тогда почему мы здесь? – продолжает удивляться он.
– Но тебе же нравится, – уверенно говорю я.
Не то чтобы он об этом успел проболтаться – просто я знаю: мужикам джаз нравится. Объяснил бы мне кто-нибудь почему.
– Да, – соглашается Альбертино, – нравится. Не все и не всегда, но что-то в нем есть…
Ну, что я вам говорила?
– …Но нам не обязательно делать то, что нравится только мне, – продолжает Альбертино.
Любопытно, откуда он взялся такой галантный?
– Да все нормально, – я устраиваюсь поудобнее на своем стуле, – даже если мне не всегда что-то по вкусу, я люблю посмотреть и послушать новенькое.
1.05 – выходим из клуба и едем на такси ко мне домой. И… расстаемся. Альбертино отправляется в гостиницу, а я – в постель.
ВТОРОЙ ДЕНЬ ПРЕБЫВАНИЯ
11.20– с трудом выползаю из-под одеяла. Чищу зубы, умываюсь, одеваюсь и звоню Альбертино. Его голос необычайно бодр.
– Ты что, – с подозрением осведомляюсь я, – давно встал?
– Нет, – протестует Альбертино, – минут двадцать назад. Не стал тебе звонить в такую рань.
Уважаю. Наш человек.
– Ну что? – жизнерадостно спрашивает он. – Встречаемся или я тебе уже успел надоесть?
– Конечно встречаемся, – согласно законам гостеприимства отвечаю я, и мы договариваемся где.
Кладу трубку и понимаю, что законы законами, а он мне действительно не успел еще надоесть.
13.00 – встречаемся у его гостиницы.
13.00-15.20 – совершаем немыслимый марш-бросок до Таврического сада. «У меня точно отвалятся ноги!» – думаю я. Альбертино свеж и весел, щелкает своим «цифровиком» все подряд, чаще всего – меня. Представляю, какая у меня будет рожа.
– Хочу есть, – на подходах к Таврическому саду сообщаю я.
– Ты не туристка, – говорит Альбертино, глядя с жалостью на меня. – Турист должен быть терпелив и любознателен.
– Я туристка, – возражаю я, – только чтобы поддерживать во мне туристский энтузиазм, меня нужно периодически поить кофе и кормить булочками.
– О'кей, я понял, – кивает Альбертино и принимается озираться в поисках кафе.
15.30-16.30 – едим, пьем и даем отдых ногам. 16.30-17.15 – осмотр Таврического сада.
– Куда теперь? – спрашивает Альбертино на выходе.
– Надо бы полежать, – бормочу я.
– Нельзя, – категорично отвечает он. – Развезет. Как тебя потом в ресторан транспортировать?
– Какой ресторан? – испуганно спрашиваю я.
– Я заказал столик в японском ресторане, – горделиво сообщает Альбертино. – Тихо, спокойно. Посидим, поболтаем.
Невероятно прыткий. Хотя столик в тихом японском ресторане мне по плечу. Вот если бы дискотека в «Акватории» – тут бы я, пожалуй, сломалась.
– Хорошо, – говорю я, – раз полежать не удастся, какие будут предложения?
17.15-18.30 – мчимся на тачке на Владимирский покупать Альбертиновой маме подарок от ЛФЗ.
«Мамин сын, – так и слышу Жаннетино пренебрежительное фырканье. – Знаем, проходили уже». А мне почему-то это приятно. Во всяком случае, не расходится с моим представлением об Альбертино. Мамин сын, галантен, внимателен, обаятелен… Вот только что ж его до сих пор никто не приватизировал? В 18.30 я предлагаю:
– Может, разъедемся по домам, в смысле, я домой, а ты в гостиницу? Приведем себя в порядок, а потом встретимся перед рестораном.
– Давай, – легко соглашается Альбертино.
Такси приходит за мной в 20.45. За два часа я успеваю принять душ, сменить макияж, перебрать миллион вариантов, что мне надеть, – и это из моих пяти выходных нарядов – накрасить ногти, порадоваться, что ничего не нужно делать со своей прической, и потрепаться с Жаннетой, сгорающей от любопытства. До Галки не дозвониться, так что сама виновата, что останется без жизненно важной информации.
21.05 – такси подвозит меня к ресторану, я расплачиваюсь, покидаю машину, вхожу в холл и вижу Альбертино. Черт возьми! Элегантные мужики – моя слабость, а Альбертино элегантен, как никогда до того. Темные брюки, светлый пиджак, белоснежная сорочка. Я чуть не закомплексовала, но Альбертино даже в своем изысканном прикиде доступен и раскован, и я немного успокаиваюсь.
00.40 – пора домой.
– Что завтра? – интересуюсь я. – Какие планы?
– А у тебя? – вопросом на вопрос отвечает Альбертино.
– Ты гость, – уклончиво говорю я.
– Тогда, может, вдарим по культуре? – предлагает он. – Ты как?
– Что ты подразумеваешь под «культурой»? – осторожно спрашиваю я.
– Эрмитаж. – Альбертино усмехается. – Не поверишь, я там ни разу еще не был.
ТРЕТИЙ ДЕНЬ ПРЕБЫВАНИЯ
12.30 – очередь в очаг культуры. Мы посреди школьников и студентов. Иностранцы идут где-то вне очереди. Я нервничаю. Альбертино безмятежен. Еще один плюс ему – не суетлив.
В 13.10 мы наконец-то попадаем внутрь. И растворяемся в «культуре». Согласитесь, когда посреди культуры живешь, мало обращаешь на нее внимания. А со временем прорастает в тебе такой «акультурный» цинизм: мол, что там смотреть, в этом Эрмитаже, мы там сто раз уже бывали, мы все это сто раз уже видели. Наверное, что-то в этом роде Альбертино углядел на моем лице, потому что метров после пятидесяти осмотра наклонился к моему уху и зашептал:
– Расслабься и побудь в родном городе туристом.
Я засмеялась и попробовала себя в новом качестве. И – странное дело – мне это удалось. Куда-то девалось снисходительное настроение и широко распахнулись глаза на все то же самое, что я уже «сто раз видела».
15.45 – выныриваем из культуры.
– Кушать? – понимающе смотрит на меня Альбертино.
Я благодарно киваю.
15.55 – находим какое-то заведение под названием «Трактир», где заказываем по борщу и гору блинов.
– Во сколько у тебя поезд? – спрашиваю я.
– Не терпится избавиться от меня? – прищуривается Альбертино.
– Примерно так. – Я уже поняла, что когда он так говорит, то ничего особенного не имеет в виду, просто плывет по словесному потоку.
– В 23.10.
Я киваю.
– Будешь провожать? – Альбертино удивленно смотрит на меня.
– Конечно, – не понимаю я, чему тут удивляться.
– Здорово. – Он радуется как ребенок.
Он и есть ребенок. Когда мы были у меня дома, то проверяли его электронную почту, а заодно порезвились в Интернете – проверились на психологический возраст. 23 года – таков был приговор для Альбертино.
– Дитя неразумное! – смеялась я.
Но смеялась недолго. Я отстала от него ровно на год. «24, и ни днем больше», – выдала ехидная машина.
– С кем поведешься… – расхохотался Альбертино.
– Это точно, – ответила тогда я, вспомнив, что всего месяц назад мне по тому же самому тесту было ни много ни мало – тридцать.
17.05 – выпадаем из трактира, отягощенные блинами.
– Пошли купим тебе подарок, – внезапно говорит Альбертино.
– А? – вздрагиваю я.
– Подарок, – повторяет он. – Пошли выберем тебе подарок.
– Зачем это?
– У тебя же скоро день рождения.
– Откуда ты знаешь? – Я изумленно поднимаю на него глаза.
Я точно ему об этом ничего не говорила. Не имею обыкновения разбрасываться направо и налево информацией о своем дне рождении. Как, впрочем, и о многих других моментах в своей жизни.
Он заметно смущен.
– Ну-ка, – наступаю я, – колись.
– Узнали у вашей секретарши, – выдавливает он.
– «Узнали»? – повторяю я. – Кто это узнал?
– Алексей, – сознается Альбертино. – По моей просьбе.
Нет, как вам это? Звонят из московского офиса и расспрашивают…
– И что вам еще рассказала Вика? – Я свирепо смотрю на Альбертино.
– Да ничего, – он растерян, – мы только узнали твой день рождения – и все.
– Ну ладно, – снисхожу я. – Но больше так не делайте.
– Не будем. – Альбертино поднимает руку в клятвенном жесте, молчит пару секунд и спрашивает: – Так что тебе подарить?
– Может, сам придумаешь? – усмехаюсь я.
Тест номер тридцать пять: выбор подарка. Так мы с девчонками всегда проверяли кандидатов и всерьез подумывали, не заменить ли этим тестом прочие, более традиционные: на внешность, на вежливость и т. д. Потому что подарок, который тебе дарит мужчина, это не просто вещь, это – свидетельство того, что у него там с мозгами и неординарностью мышления.
Нижнее белье, духи и бижутерия – подарки из серии не прошедших тест. Их, конечно, приятно получать, но от мыслей о том, что это исключительно банально, избавиться никак нельзя. Часики, посуда, всякие оригинальные сувениры и вещицы – уже лучше, но начинаешь ощущать, что и они уже набили оскомину. У меня были свои пристрастия, о которых – увы! – ни один претендент не догадывался. Просто потому, что это не сочеталось с типичным мужским представлением об интересах девушки.
– Хорошо, – кивает Альбертино, – пошли.
– Куда?
– Сейчас увидишь.
Мы идем… в «Графику М». Для тех, кто не в курсе, это – магазин канцтоваров. Альбертино уверенно тащит меня на третий этаж, я пыхтя поднимаюсь и молчу. Просто нечего сказать…
– Вот! – Альбертино победоносно тычет в стену.
Я изумленно взираю на потенциальный подарок.
– У тебя такой штуки нет, – сообщает мне Альбертино, как будто я сама этого не знаю.
Конечно нет. Она стоит уйму денег. Вещь, которая вроде остро и не нужна. Но – как мне ее хотелось!
– И поэтому, – продолжает Альбертино, – ты пишешь все на каких-то клочках. Будьте любезны, – поворачивается он к продавцу, – нам вот эту демонстрационную доску, на которой можно писать. Да-да, самую большую. И к ней – всяких там смывалок и прочего…
Нет слов. Пять баллов по пятибалльной шкале за оригинальность и семь – за попадание.
***
– Ты удовлетворил свое любопытство относительно Питера? – спрашиваю я Альбертино уже вечером.
– Частично, – подумав, отвечает он. – А ты?
– Я? – Я непонимающе смотрю на него. – Что ты имеешь в виду?
– Да так. – Он смущенно поводит плечами.
И имеет в виду не Питер, вдруг понимаю я. Конечно, Питер же знаком мне как облупленный. Альбертино желает знать, что я думаю о нем самом. Но ведь я не обязана отвечать, верно? Я не капризничаю, не кокетничаю, просто сама не знаю, что думаю об Альбертино. В голове перемешалось так много всего… Оно должно осесть и выкристаллизоваться. С течением времени. Без времени ничего не получится.
Одно только беспокоит меня все эти дни. Благодаря «душке Жи». Еще когда мы встречали Альбертино, она заметила:
– Странно, не правда ли? Ты, наверное, впервые не несешься сломя голову за симпатичным мужиком.
– Не поняла, – с недоумением воззрилась я на нее тогда, – что ты хочешь этим сказать?
– Да не знаю, как бы тебе объяснить, – досадливо поморщилась Жаннета. – Ну, вот смотри: раньше стоило в твоем окружении появиться симпатичному нормальному мужику, как ты сразу же начинала боевые действия, чтобы прибрать его к рукам. А сейчас такой мужик сам идет к тебе в руки, а ты еще носом крутишь. Ведь он ничего не сделал, чтобы внушить тебе отвращение?
– Нет, – подтвердила я, – не сделал. Даже, скорее, наоборот.
– Вот видишь, – продолжала Жаннета. – А ты все равно его не берешь. Можно сказать, даже отпихиваешь.
– Я не отпихиваю, – возразила я. – Ты не забыла, что мы как раз его и едем встречать?
– Да не забыла, не забыла, – отмахнулась от меня Жаннета. – Я говорю «отпихиваешь» в переносном смысле. То есть рвения не проявляешь, понятно?
Куда уж понятнее. И, я согласна с Жи, все это странно и непривычно. Хотя, может, здесь как и с сексом: не нужно нам больше количества, подавай качество? Знать бы еще, какое качество мне нужно.
Мы подъезжаем с Альбертино к площади Восстания. 22.05. Это я настояла на том, чтобы выехать из гостиницы пораньше. Не люблю бежать сломя голову за паровозом. Альбертино посмеялся над моими страхами, но подчинился.
– Может, по кофе? – предлагает он, когда мы входим в вокзал.
– Ты хочешь?
– Да нет. Думал, так просто, время провести до поезда.
– Я тоже не хочу. Давай просто походим, поболтаем.
– Давай.
Мы замолкаем. Болтовня в ожидании прибытия поезда никогда мне не удается. Особенно когда я кого-то провожаю. Часы отщелкивают минуты до момента расставания, и кажется, что нужно говорить какие-то страшно важные и нужные слова, однако они, как назло, в голову не приходят. Да и вообще, ничего не приходит. Голова вдруг становится пустой и прозрачной. И то же самое, похоже, происходит с тем, кто стоит в это мгновение рядом со мной. Потом внезапно мы оба начинаем говорить одновременно, торопясь и перескакивая с одного на другое, не соблюдая никакой логики в своих пассажах, стремясь заполнить паузу. Обычно какой-то чепухой. И понимаем оба, что несем несусветную чушь, и от этого чувствуем себя, как люди перед скрытой камерой, но люди, которые знают, что их снимают.
– М-мм… – прерывает мои раздумья Альбертино.
Я с готовностью поднимаю на него глаза. Неужели он придумал тему для прощального разговора?
– Ты будешь мне писать? – Зеленые глаза серьезно смотрят на меня.
– Э-э… – озадачиваюсь я.
– Длинные и подробные письма, – продолжает он, – обо всем, что происходит в твоей жизни…
Я холодею от ужаса. Нет! За что мне такое наказание? Длинные и подробные письма – хуже этого могут быть только длинные и подробные письма!
– Э-э… – вновь выдавливаю я из себя.
– Нет, конечно, я не прошу отчетов о том, какой пастой ты чистила зубы утром, но… – И Альбертино вдруг начинает хохотать.
О! Я с облегчением перевожу дух. Он шутит, чтоб ему!
– У тебя было такое выражение лица, – информирует он меня сквозь смех, – как будто я медленно пилю тебя тупым ножичком.
– Ненавижу писать письма, – честно признаюсь я. – Может, лучше мы будем общаться по телефону?
– Ясное дело, лучше, – соглашается Альбертино. – Опять же голос твой услышать.
– Наверное, ужасно противный. – На меня накатывает припадок самоуничижения.
– Зря ты так. – Он пожимает плечами. – У тебя очень милый голос.
Врет, но все равно приятно. Мы выходим на перрон. 22.32.
– А в Москве холодно, – сообщает мне Альбертино.
– Правда? – сочувственно говорю я. – Невезуха.
– Это точно, – кивает он и, глянув вдаль, удивляется. – Смотри-ка, поезд уже подали!
– Здорово. – Я тоже прищуриваюсь. Поезд тихонько подползает к платформе.
– Какой у тебя вагон? – спрашиваю я.
– Четвертый.
– Значит, в конце платформы. Пошли. – И я решительно направляюсь к хвосту поезда.
Мы находим четвертый вагон, Альбертино демонстрирует свой билет проводнице и скрывается в вагоне, бросив мне:
– Я сейчас.
Я стою за спиной у проводницы и от нечего делать разглядываю Альбертиновых попутчиков. Народу много. «Уже сезон, – меланхолично думаю я. – А скоро вообще будет столпотворение. Белые ночи – и вся Москва у нас в гостях».
В дверях появляется Альбертино.
– Ну, как? – интересуюсь я. – Все в порядке?
– Как обычно. – Он морщит нос. – Знаешь, не люблю поезда.
– А кто их любит? – бормочу я, наблюдая, как он вытаскивает из кармана внезапно зазвонивший мобильник.
– Да, – говорит в трубку Альбертино. И через секунду:
– Привет.
И, выслушав, что сообщает ему собеседник:
– Ну, хорошо.
И еще через мгновение:
– А кто?
После чего кивает, как будто его кто-то может видеть, и прощается. Поднимает глаза на меня. Я вопросительно улыбаюсь и жду, когда он расскажет, кто звонил. Не то чтобы меня это сильно интересует, но он похож на человека, которому нечего скрывать, а значит, должен рассказать. Однако Альбертино молчит и, что странно, смотрит на меня с выражением: «Ой-кто-это?» Улыбка сползает с моего лица, и в этот же момент он приходит в себя.
– Извини. – Альбертино прячет мобильник и бросает взгляд на свои часы.
Я киваю и молчу. На нас опять наползает предотъездная молчанка с тем только отличием, что Альбертино явно чем-то озабочен. Еще пара секунд, и он неожиданно говорит:
– Послушай… может… тебе лучше уже…
– Уйти? – заканчиваю я за него. – Но…
– Ну… – он мнется, – так не люблю прощаться… – Он опять бросает взгляд на часы. – Зачем тебе непременно ждать отправления?
В общем, я с ним согласна. Какая разница, когда махать платком и вытирать слезы? Долг гостеприимства не позволял мне самой сойти с дистанции, а если он сам хочет…
– Как хочешь, – подаю я голос. – Я просто думала… Недосказанности плодятся и множатся в пространстве между мною и Альбертино.
– Да, – с облегчением выдыхает он. – Езжай домой, тем более что уже поздно, – и добавляет: – Чтоб я не беспокоился.
– Хорошо, – говорю я.
И задумываюсь: а что теперь? Жаркие объятия или холодные рукопожатия? Альбертино отметает оба варианта и, наклоняясь, нежно целует меня в обе щеки. Отстраняется и говорит:
– Спасибо тебе за все.
– И тебе, – машинально реагирую я.
– А мне-то за что? – искренне удивляется он.
– За нечаянный туризм, – быстро нахожусь я. Нет, действительно надо уходить.
– Пока.
– Пока, – кивает Альбертино и добавляет: – Береги себя.
Я иду по платформе, лавируя между спешащими на поезд пассажирами и провожающими, не обращая на них особого внимания. Какие-то неясные мысли бродят в моей голове. Или это не мысли в голове, а чувства в каком-то другом месте? Словом, что-то будоражит кровь. Ожидание ли, предвкушение ли? А может, разочарование? Придумал бы кто-нибудь аппаратик для перевода собственных мыслей в текстовый файл, я бы первая стояла в очереди за ним.
Глава 24
– Бедный Альбертино, – сочувствует моему незадачливому поклоннику Жаннета, – так ничего ему и не обломилось.
Мы сидим у нес. Вторник. Традиционный сейшн. Мой отчет о пребывании Альбертино уже позади. Там же – изумительные вареники, изготовленные к нашему приходу Жаннетиной мамой. Впереди нас ждет кофе с пирожными. Словом, сегодня «обжорный день». У Жаннеты такие дни не редкость. Особенно с тех пор, как она замужем за Олегом.
– Да он и сам не сильно рвался, – пожимаю я плечами в ответ на Жаннетину реплику. – Рук не распускал, намеков не делал.
– Конечно, – фыркает Жаннета, – ты его обдала таким холодом, что бедняга просто не рискнул.
– Я? – От изумления у меня даже пересыхает в горле, и я делаю большой глоток клюквенного морса. – Когда это, интересно было бы знать?
– Да на вокзале, – радостно сообщает Жаннета. – Ты бы видела свое лицо!
– Что ж ты сразу не сказала? – бормочу я растерянно. – Я в общем-то не хотела… А может, – с надеждой в голосе продолжаю я, – потом я исправилась?
– Может, – покладисто говорит Жаннета, – но я этого уже не видела.
Вы удивляетесь, что не слышно Галки? И полагаете, что раз не слышно, значит, ее нет. Потому что когда она есть, то не заметить ее просто невозможно. Однако тут вы оказываетесь не правы. Галка тоже с нами, сидит в кресле, курит и… молчит. Мы с Жаннетой перебрасываемся репликами, но большая часть смысла, заложенного в них, от меня ускользает. Я лишь половиной своего сознания слежу за нашим диалогом, вторая половина занята решением проблемы: а что это сегодня с Галкой? Похоже, что и Жаннета озадачена тем же самым.
«На вас не угодишь», – сказала бы моя мама. Действительно, чем нас не устраивает сегодняшняя Галка? Немного пришибленная, конечно, но тихая, вежливая, внимательная. Нет, извините, я лично не согласна. Я – за гармонию. А гармония в этом сложном мире выглядит для меня так: Галка должна быть бурной, Жаннета – томно-философической, Димка – саркастическим. Вот тогда все на своих местах. Стоит одному чему-то измениться, это – все равно как палец отнять или ухо отрезать. Человек не может существовать сам во всех ипостасях, а так иногда хочется! Быть и активным, и созерцательным, и мягким и стервозным, и умным и полным дурнем. В каждой сущности есть свои прелести, хочется их все вкусить. Вот и окружаешь себя людьми, которые эти сущности привносят в твою жизнь. Не можешь быть напористой, как Галка, – пригласи ее провести с тобой вечерок, и тебе хватит напористости на целую неделю. При этом никто совсем не предполагает, что однажды Галка откажется демонстрировать свою сущность ради нашего удовольствия. И это беспокоит.
Наконец Жаннета не выдерживает.
– Галка, – решительно начинает она, – ты что-то сегодня молчалива. Тебе что, – тут Жаннета суживает глаза, – неинтересно, как Олька охмуряла очередного кандидата?
– Да не охмуряла я, – протестую я. – Да и Альбертино – не кандидат…
Жаннета делает жест рукой, мол, молчи, и я умолкаю. Ясно, специально щиплет Галку, чтоб та вылезла из своей скорлупы.
– Почему же… – вяло откликается Галка, – интересно… – и вновь впадает в транс.
Мы с Жаннетой переглядываемся. И уже всерьез принимаемся за Галку. Минут через десять она сдается и, с трудом выдавливая из себя слова, начинает говорить.
Черт, черт, черт! Мы ведь совершенно забыли о том, что Галка осчастливила Колюню своим решением начать новую жизнь! Альбертино, свалившийся на меня, как снежная лавина, затмил собой все остальные события. То-то Галка, обычно такая любопытная и нетерпеливая, и не звонила мне. Я-то думала, что ей неинтересно, и где-то даже обиделась, а она, оказывается, была просто занята. Внедряла новый политический порядок в своем семействе.
– И что? – хором спрашиваем мы с Жаннетой.
– Хреново дело, – выдыхает Галка и, придавив окурок в пепельнице, тянется за шоколадом.
– То есть? – опять хором спрашиваем мы.
К старости, наверное, наше умение выражаться одинаково достигнет высочайшего мастерства.
– То и есть, – хмуро отвечает Галка. – Я пришла в пятницу домой, наготовила мяса по-французски…
Мы с Жаннетой понимающе киваем. Мужика всегда нужно ублажить, прежде чем обрушивать на него важные новости. Сексом или ужином. Секс был бы слишком ошеломляющим событием в условиях Галкиной семейной жизни. Представьте себе: является Николаша тихим пятничным вечерком домой, зверски уставший после бизнес-вояжа и мечтающий рухнуть перед телевизором в тапочках и со стаканом пива в руке, а тут, откуда ни возьмись, дражайшая супруга в эксклюзивном белье набрасывается на него с желанием плотских утех. Нет, ужин – это было правильное решение.
– …он появился где-то в восемь. Ну вот, поели, – мясо, между прочим, удалось как никогда. Николаша набил пузо от души, я и решила, что пора возобновить тему. Самый момент – кровь отлила от мозгов к желудку… – И Галка делает паузу, собираясь с мыслями.
– Ну? – торопит ее Жаннета.
– Что «ну»? – окрысивается Галка. – Усадила в кресло, налила чаю и так это медленно, вкрадчиво ему начинаю…
«Медленно, вкрадчиво» – разве это про Галку? Я не выдерживаю:
– Ты врешь, наверное. Небось набросилась на него – и он тихо ошизел?
– Да, кстати, – вмешивается Жаннета, – он хоть жив?
– Живей некуда! – рявкает Галка. – Что ему сделается, паразиту такому?!
Нормальный ход. Так кто у нас теперь Николаша: любимый муж или паразит?
– Короче, – чуть успокоившись, продолжает Галка, – не перебивайте меня, а то мне это и так поперек горла…
Итак, Николаша в кресле с чашкой чая в руке, Галка – напротив, вкрадчивая и медленная, спрашивает его, что же он все-таки думает по поводу ее судьбоносного заявления, а он терпеливо выслушивает ее, допивает чай и спокойно говорит, что ему надо подумать.
– Ну, представляете? – Галкин голос взлетает в поднебесье. – Ему надо подумать!
– Подумал? – Жаннета не собирается отвлекаться на несущественные Галкины эмоции.
– Да, – нехотя отвечает Галка. – В субботу обнародовал.
– И?
– У него есть баба, – бурчит Галка. – Вернее, была.
Мы с Жаннетой вновь переглядываемся. Вот это да!
Никак Николаша надумал уходить из семьи!..
– И он что, – озвучивает мои мысли Жаннета, – собрался валить к этой бабе?
– Да нет. – Галка опять тянется за шоколадом. – Говорит, это была просто интрижка. Пересып. Выход налево. В общем, что-то в этом роде.
– А зачем, – кривит губы Жаннета, – он тогда тебе рассказал об этой бабе? Чтоб показать, что тоже не лыком шит? В отместку? Или просто из серии «баш на баш» То есть ты ему честно все выложила, и он такой же честный, а?
– Я тоже так сначала подумала. – Галка устремляет печальный взор куда-то за наши с Жаннетой спины. – Но, как выяснилось, ошиблась. Ларчик-то просто открывался. Баба эта ждет ребенка…
Уппс!
– Да как он мог! – взвивается Жаннета. – На черта он все это тебе рассказал? Ведь еще ничего… – Ее взгляд падает на меня, она видит мои страшные глаза и быстро прикусывает язык.
Я понимаю, что она хотела сказать. Она так еще и не звонила Николаше. Все никак не могла принять решение. Впрочем, прошло-то всего ничего. Для такого дела иногда и поболее времени требуется, чтобы все в голове улеглось. В общем, Жаннета еще отмашку Николаше не давала, а он уже сам всем распорядился и признался Галке. Это может означать только одно… Я не успеваю додумать свою мысль до конца, как Галка медленно, еле ворочая языком, произносит:
– И что бы там ни было с этой бабой, он собирается заботиться о ребенке.
Еще не пришедшая в себя Жаннета грубо говорит:
– Он-то да, а вот девица-то сама?
– А что девица? – удивляется Галка. – В таких ситуациях обычно мужики – слабое звено. Это они вечно, как услышат, что баба залетела, бегут куда глаза глядят, отключают все телефоны и плевать на все хотели.
– А девицы, – вмешиваюсь в разговор я и бросаю красноречивый взгляд на Жаннету, – мол, это исключительно для тебя, – девицы имеют обыкновение менять свои решения двадцать раз на дню.
– Думаешь, она не захочет рожать? – Галка, естественно, не понимает, к кому были обращены мои слова, и принимает их на свой счет. – Я, кстати, даже не спросила, на каком она сроке, может, ей уже поздно делать аборт… Или не захочет оставлять ребенка?
– Думаю, – бормочу я, – уже наоборот.
– Я поставлю кофе. – Жаннета поднимается и идет на кухню.
– Галка, – осторожно спрашиваю я, – так я не поняла, он что, будет уходить? Или как?
– И я не поняла, – признается Галка. – Он на этот счет ничего не сказал.
Странным типом оказался Николаша. Вот уж от кого не ждала…
– Значит, пошла прахом твоя новая жизнь? – задумчиво говорю я.
– Почему это? – Галка с недоумением поднимает на меня глаза. – Сказать по правде, разборки с Николашей отбили у меня всякое желание общаться с другими мужиками.
– А в чем логика? – удивляюсь я.
– Логики никакой, – соглашается Галка, – но отбили – это факт.
Жаннета берется за Николашу на следующий же день. Прямо с утра звонит ему на мобильный и ехидно так спрашивает:
– А что же это ты, не поставив меня в известность, меняешь условия игры?
(Сужу, конечно, о беседе со слов Жаннеты, но она в таких красках описывает произошедшее, что картинка как будто стоит прямо перед глазами.)
– Ситуация изменилась, – в тон ей отвечает Николаша. – Желаешь услышать все в деталях?
– Даже не знаю, – тушуется Жаннета, ожидавшая, что Николаша будет каяться и биться головой об стену.
– Вот и отлично, – одобряет Николаша. – К тебе это ведь не имеет никакого отношения, верно? Значит, отчитываться я перед тобой ни в чем не должен. За то, что не поставил в известность, прости, но, сама понимаешь, такие дела, что не сразу все учтешь.
– Значит, отбой, – упавшим голосом уточняет Жаннета.
– Прости, – немного помолчав, повторяет Колюня. Наверное, только сейчас сообразил, что для Жаннеты это не просто игры в выяснения отношений.
– Ты-то сама как? – участливо спрашиваю я, когда Жаннета заканчивает свое повествование.
Сижу на работе, заканчиваю аналитическую записку о работе конторы за апрель и слушаю Жаннетины вздохи в трубке.
– В растерянности, – честно отвечает Жаннета. – Не могу понять, то ли мне сразу начинать расстраиваться по полной, то ли повременить, то ли не расстраиваться вообще.
– Все, что ни делается…
– Угу, – слышно, как Жаннета улыбается, – смешно, правда? Мы все, как один, на перепутье. Ты с Альбертино: нужен – не нужен, Галка со своей новой жизнью: начинать – не начинать…
– Димка с новой работой, – подхватываю я, – уходить иди не уходить.
– Правда? – оживляется Жаннета. – Я не знала, что он решил бросить свою контору.