НАСЛЕДИЕ

Этот небольшой необитаемый островок в Мексиканском заливе назывался Рохас, но кто будет помнить название никому не нужной и никого не интересующей скалы? Даже как навигационный ориентир остров Рохас был бесполезен, так как находился вдали от морских путей. Здесь никогда и ничего не происходило… До этой ночи, вернее, до раннего утра после нее.

Ночью разыгрался сильный шторм. Огромные волны с грохотом разбивались о каменистый берег, кричали испуганные птицы в тревоге за свои гнезда. Но к четырем часам утра буря начала стихать, а в пять океан уже вновь был безмятежным. Лучи восходящего солнца окрасили скалы в розовый цвет, покой снизошел на остров Рохас… Но почему-то не успокаивались птицы, что-то продолжало тревожить их.

Мыс на юго-западе острова выдавался далеко в море, очертаниями напоминая бивень слона. И там, куда указывал этот бивень, в полумиле от берега, из волн поднялось что-то… Телескопическая мачта, на конце которой посверкивали какие-то линзы. Это не походило на перископ подводной лодки, да и не было перископом.

Мачта снова скрылась в волнах, а около часа спустя на берег острова Рохас из-под воды стало неуклюже выбираться чудовище. Металлические пирамидки его панциря отливали синим мертвенным блеском в лучах утреннего солнца, суставчатые щупальца цеплялись за камни, вытягивая из воды продолговатое тело с темной воронкой на месте головы.

С лязгом, очень медленно, мертворожденный монстр полз по камням, потом по песку. Над ним вращались на тонких стержнях оптические устройства. Монстр искал укрытие, где его не могли бы заметить ни с воздуха, ни с моря, ни с берега, если бы кто-нибудь высадился тут. И он нашел его: небольшую пещеру у подножия высокой скалы, излюбленного места гнездования птиц.

Все громче, все тревожнее становились птичьи крики. Разумеется, вид медленно ползущего к пещере делорга не мог испугать птиц, их пугало другое. Нечто невидимое, но ощутимое для них… Распространявшаяся вокруг чудовища эманация Зла.

В кромешной тьме пещеры делорг втянул щупальца под панцирь. Броня на спине металлического скорпиона раскрылась. Там, в ячейках овального ребристого контейнера, защищенные от всех видов космических излучений и вредных воздействий, покоились тысячи креонов. Они представляли собой сейчас, в эмбриональной информационной стадии, крошечные кристаллы, поверхность которых была сплошь усеяна иглами-антеннами. Эти антенны проникали во все многообразие информационного поля Земли, от них ничто не ускользало… С неукоснительностью, свойственной только машине, делорг выполнял программу Дамеона — из мертвого возродить живое, чтобы затем превращать живое в мертвое.

В двухстах милях северо-восточнее шторм еще не утих окончательно, и маленькая частная яхта «Спектор» продолжала борьбу с волнами. Она вышла из Сарасоты, пунктом ее назначения указывался мексиканский порт Кампече. Но на самом деле она держала путь к острову Рохас…

Тому, кто стоял у пульта сверхсовременной навигационной системы, было нелегко управляться с яхтой, да еще в шторм. Но помочь ему было некому, он был один на борту «Спектора», хотя это и не было одиночным спортивным плаванием. Джон Коулмен из Сарасоты вообще не был моряком — ни профессионалом, ни даже любителем. Он приобрел эту яхту и прошел ускоренный курс обучения с единственной целью — достичь острова Рохас. Там ждал его бесценный дар, там была его цель, конец и начало его пути.

Он не мог видеть остров оттуда, где находилась сейчас его яхта, — до Рохаса было еще слишком далеко. Но Джон Коулмен (Амма Гед, а раньше на Земле его звали Владимир Фортнер) видел другое: равномерное мигание рубинового огонька на пульте. Это устройство не было частью навигационной системы, это было устройство Дамеона. С его помощью Фортнер установил, куда именно в океан рухнул делорг, именно оно позволило Фортнеру следить за процессом самовосстановления делорга под водой и узнать, что делорг заранее выбрал остров Рохас. Теперь оно вело его к цели.

Креоны являлись энергоинформационными кристаллическими матрицами, в каждый креон была заложена личность одного Амма. Дамеон рассылал делорги, некроорганизмы, способные перемещаться на громадные расстояния, используя эффект свертывания пространства, наугад, во всех направлениях. На борту каждого делорга были тысячи креонов… Когда делорг находил населенную планету и совершал посадку — вернее, просто падал, как метеорит, у него нет посадочных устройств, — креоны начинали анализ… Как губка они впитывали информацию о жителях той планеты, где оказался делорг… Нет, это не наблюдение в обычном смысле. Это было связано с информационным полем, окутывающим подобно кокону каждую планету, где есть разум. Креоны непосредственно подключались к этому полю. Затем они формировали тела из тех элементов органических соединений, которые были вокруг. Когда появлялись Амма, они уже знали многое об аборигенах и обладали их обликом, хотя это была только маскировка, помогающая захватить планету…

В данном случае все было намного проще для делорга — ведь его встречал Фортнер. Но даже Фортнер еще не знал, что этот делорг — другой, усовершенствованный мертвым разумом Дамеона. Он мог послать своих воинов назад во Времени, чтобы снова начать то, что не удалось Килнгорту.

ТЕНЬ ДАМЕОНА

Хойланд улыбался. Покусывая травинку, он издали наблюдал за Джейн, раскладывавшей костер в облюбованной ими низине, защищенной от ветра обломками высохших коралловых нагромождений. Большая глубина у берега и отсутствие сильного волнения океана, сдерживаемого рифами изолированной бухты, позволили бросить якорь у самого острова и даже перекинуть сходни.

Яхта Джона Хойланда «Мермейд III» не была большой и роскошной, как яхты богачей. В сущности, он купил ее только ради того, чтобы совершить этот романтический круиз с Джейн к архипелагу Тонга. Прошел год с тех пор, как Ордену удалось положить конец планам Килнгорта. Год, заполненный напряженным трудом по выявлению всех (или многих) нитей клубка… Лишь теперь Магистр Хойланд и Хранитель Джейн могли, с разрешения Проводника Моддарда, немного отдохнуть.

— Джон, послушай! — Джейн подошла к Хойланду, на ходу вставляя в плеер лазерную пластинку с акустическим концертом Рода Стюарта. — Как называется этот остров?

— Ты же знаешь, — отозвался Хойланд и вытащил пачку сигарет. — Ты сама привела сюда яхту.

Действительно, на последнем участке пути Джейн стояла за штурвалом, и Хойланд не счел нужным уточнять, что «Мермейд III» привела к месту назначения все же не она, а навигационная система «Силайт», ориентирующаяся по данным коммерческих спутников.

— Ну да, Тонга, — кивнула Джейн. — Но это название всего архипелага, а я спрашиваю про конкретно этот островок.

Хойланд пожал плечами:

— Да кто его знает! У него нет названия даже на самых подробных картах. Наверное, местные жители-то есть жители ближайшего обитаемого острова — как-то его зовут, но… Джейн, Тонга — это тысячи, десятки тысяч мелких островов. Если придумывать название каждой скале, то у географов не останется времени чаю попить.

Джейн задорно посмотрела на Хойланда:

— А я придумала.

— Ну да?

— Ведь если официального названия нет, каждый имеет право дать свое и власти признают его?

— Наверное, так, — неопределенно подтвердил Хойланд.

— Тогда давай назовем его в нашу честь — остров Джона и Джейн… Хойланд засмеялся:

— Зачем же так длинно? Просто остров Джейн.

Но она уже не слышала его — включила плейер, и в ее наушниках хрипло запел Род Стюарт. Хойланд обнял ее за плечи, и они двинулись в глубь острова.

Вечерело. Большое тусклое солнце, похожее на ленивую светящуюся глубоководную рыбу, неотвратимо приближалось к линии океанского горизонта. Хойланд не сразу заметил вертолет: тот летел как раз со стороны заката. Сначала слуха достиг стрекот двигателя легкой машины, а потом…

Сильный хлопок, точно в небесах открыли громадную бутылку шампанского.

Хойланд поднял голову, прищурился.

Теперь вертолет был виден правее и ниже солнечного диска. Его траектория представляла собой странный беспомощный зигзаг, откуда-то из-под фюзеляжа валил густой черный дым, и даже показывались огненные выхлопы.

— Дьявол, — пробормотал Хойланд.

Джейн смотрела во все глаза. Хойланд прикидывал варианты. Если поврежденная машина упадет в океан, нужно немедленно выйти на яхте — есть шанс спасти людей. Если же вертолет ударится о скалы острова…

Похоже, что так и будет. Вертолет отчаянно дергался в воздухе — пилот явно стремился набрать высоту, чтобы дотянуть до земли и попытаться совершить вынужденную посадку. Но повреждения, видимо, были слишком серьезны. Винтокрылый аппарат едва не падал под углом в сорок пять градусов.

Вертолет был уже близко, и Хойланд смог рассмотреть его. Прогулочная модель, рассчитанная на двух человек… И за прозрачным фонарем кабины сидят именно двое. Хойланд мысленно продолжил линию полета — нет, падения! Да, наихудшая из возможных перспектив… Если пилот не сумеет отвернуть, они врежутся прямо в скалы.

Джейн посмотрела на Хойланда с таким отчаянием, словно он мог усилием воли предотвратить катастрофу. и@

Прочертив вечернее небо дымной кометой, вертолет рухнул на каменистый откос метрах в пятистах от Хойланда и Джейн. В последний момент пилоту удалось таки погасить скорость падения. Взрыва не последовало, но кабину смяло, как бумажный фонарик.

Хойланд и Джейн бросились к месту аварии.

— Стой! — кричал Хойланд, обращаясь к Джейн. — Не подходи, может взорваться!

Джейн не остановилась. Они были уже у самого вертолета.

С первого взгляда было ясно, что пилот мертв: его голова разбилась о приборную панель, как упавшая с третьего этажа тыква. Но пассажир подавал признаки жизни. Хотя глаза его были закрыты, руки лихорадочно, бессознательно двигались.

Превозмогая резь в глазах от ядовитого дыма (горела пластиковая обшивка салона), Хойланд с помощью Джейн попытался вытащить пассажира из кабины. Это удалось не сразу: пришлось отгибать и выламывать погнутые металлические детали. Лишь спустя десять минут Хойланд и Джейн поволокли пострадавшего к пресноводному ручью.

Глухо громыхнул взрыв. Хойланд инстинктивно попытался прикрыть собой и Джейн, и злополучного пассажира. Тяжелый обломок шлепнулся рядом, посыпались мелкие куски металла и пластмассы, но ни один из них не причинил никому ощутимого вреда, лишь какая-то острая железяка оцарапала затылок Джейн. Хойланд посмотрел назад. От вертолета остался только догорающий остов.

У ручья Хойланд и Джейн уложили раненого на траву. Хойланд отправил Джейн на яхту за аптечкой, достал платок, смочил в холодной воде, прижал его к вискам пребывавшего без сознания человека и услышал тихий стон. Противошоковая инъекция, возможно, поможет выиграть время, чтобы вызвать по радио санитарный вертолет из столицы государства Тонга, города Нукуалофа.

Продолжая незамысловатую терапию мокрым платком, Хойланд разглядывал своего внезапного пациента.

Пассажир погибшего вертолета выглядел лет на шестьдесят — может быть, больше. Лицо его было изможденным, глубокие морщины прорезали лоб и щеки. Хойланд мог бы утверждать под присягой, что этот человек перенес немало лишений. А одет он был как-то странно — в помесь легкого комбинезона и экипировки тропического охотника. В такой одежде можно выезжать на сафари, но на городских улицах она смотрелась бы несколько вызывающе. Впрочем, в столице Тонга подобный костюм вряд ли удивил бы кого-то, а разбившийся вертолет летел именно со стороны Нукуалофа, держа курс в направлении Фиджи. Он не мог стартовать с островов Самоа и Таити — дальность полета таких машин не превышает трехсот километров, максимум пятисот, если загрузить дополнительные канистры с горючим.

Раненый медленно открыл глаза и что-то неразборчиво пробормотал.

— Что? — наклонился к нему Хойланд.

Страдание, боль сконцентрировались в неподвижном взгляде незнакомца. С усилием, но отчетливо он повторил:

— Кто вы такой?

Хойланд был удивлен. Потерпевший крушение на Тонга говорил на русском языке без малейшего акцента!

— Русский, как и вы, — рискнул ответить Хойланд.

Ему показалось, что эта ложь может быть ложью во спасение, а русским он владел в совершенстве.

Что-то похожее на удовлетворение засветилось в глазах раненого.

— Хорошо, — прошептал он. — Хоть перед смертью увидеть соотечественника, другого, не из нас…

— Вы не умрете, — заверил Хойланд. — Сейчас принесут аптечку первой помощи, потом прибудет врач… Незнакомец с усилием покачал головой:

— Не трудитесь. Я умираю, это конец… Внутри все перебито… Они нашли меня, они не прощают…

— Кто?

Губы раненого тронула слабая улыбка.

— Вы не поймете, да и зачем вам…

— Но кто вы, откуда? — вырвалось у Хойланд а.

— Беглец из прошлого, — ответил умирающий с горькой усмешкой. — Я вырвался из тысяча девятьсот… шестьдесят второго года, чтобы умереть на свежем воздухе…

«Он бредит, — подумал Хойланд, — это очевидный бред. Или… может быть, с шестьдесят второго года его держали в заточении, в какой-то тюрьме? Это объяснило бы и его странную одежду, и его изможденный вид… Но… столько лет?!»

Краем глаза Хойланд заметил Джейн, сбегавшую по трапу на берег с аптечкой в руках. В этот момент раненый заговорил снова:

— Никто не может остаться в здравом уме… Там…

— Где? Скажите же где?! И кто такие эти ОНИ?

— Дамеон…

— Что?! Кто вы? Откуда вы узнали о Дамеоне? Вместо ответа умирающий поднял руку, расстегнул комбинезон, сорвал с шеи и протянул Хойланду что-то вроде кулона — причудливую морскую раковину на простой грубой нитке.

— У меня уже нет времени на объяснения, — выдохнул он. — Возьмите это… Если мне повезло и вы посланы Богом, вы найдете путь… Но нет, забудьте… Все… Я был атеистом, но дайте мне последнюю минуту… Я буду говорить с небесным Отцом… Кто знает…

Раненый впал в забытье. Подоспела Джейн; Хойланд раскрыл аптечку, распечатал обойму заряженных шприцев с антишоковым препаратом.

— Не надо, — тихо сказала Джейн.

Еще не посмотрев на нее, Хойланд все понял. Джейн держала незнакомца за руку, потом опустила его запястье. Рука мертвеца бессильно упала.

— Он говорил что-нибудь? — спросила Джейн.

— Одно значимое слово.

— Какое?

— Дамеон.

Глава 1

1962 год, октябрь

«По мнению Теда Соренсена, хотя формально блокада Кубы является актом войны, она представляется более ограниченной, низшего разряда военной акцией, чем воздушный удар. В то же время морское столкновение в Карибском море, непосредственно у наших берегов, было бы наиболее благоприятной военной конфронтацией, какую могли иметь США, если бы она стала необходимой…»

Глеб Гордин выключил магнитофон. Записанная накануне радиопередача из Майами умолкла, тараторящий по-английски диктор захлебнулся на полуслове. Замполит, капитан-лейтенант Чернавский, неодобрительно покачал головой. В глубине души ему претило прослушивание американских радиостанций, хотя такова была прямая директива Москвы, имеющая целью создать все условия для выполнения предстоящего задания.

Новейший секретный подводный атомный ракетоносец «Знамя Октября» (надводное водоизмещение — семь тысяч тонн, максимальная глубина погружения — шестьсот метров, максимальная скорость хода — сорок пять узлов) бесшумно двигался в темных атлантических водах в ста пятидесяти километрах северо-западнее острова Сан-Сальвадор. Сейчас в его четвертом (ракетном) отсеке, способном вместить неотвратимую смерть, эквивалентную тридцати Хиросимам, не было ядерного оружия. Подводный корабль вышел из Мурманска-150 не на боевое дежурство. Он вез электронное оборудование для стартовых установок монтируемых на Кубе советских атомных ракет, способных быстро и эффективно поражать объекты на территории США. Без этой электроники радиоактивные монстры были мертвы, без нее они — просто стальные трубы, бесполезные и беспомощные.

Кроме командира корабля, капитана 1-го ранга Глеба Игнатьевича Гордина, и замполита в центральном посту находился только боцман, сидевший за рукоятками рулей. Напряжение не покидало людей с тех пор, как субмарина оказалась вблизи американских берегов. Чернавский покосился на Гордина, и снова смутное беспокойство охватило его… Нет, он был далек от подозрений — человеку, которого есть в чем подозревать, никогда не доверили бы командование таким кораблем, как «Знамя Октября», да и вообще никаким кораблем. Гордин безупречен, и все же… Химик-дозиметрист именно из команды Гордина однажды вслух высказал сомнение в построении коммунизма в СССР к восьмидесятым годам, за что схлопотал строгий выговор с занесением в учетную карточку. И это гординский инженер-механик нагло ответил очередному проверяющему на вопрос: «Кто такой Хрущев?» — «Министр сельского хозяйства». — «Почему вы так думаете?» — «А он все время говорит о кукурузе…» Скандал был страшный. Потом инженер-механик оправдывался перед Гординым и Чернавским: «А что же он меня за дурака принимает? Пускай не задает глупых вопросов!» Тем не менее тот случай, еще долго служил поводом для обсуждений на партсобраниях различного уровня.

Чернавский знал, что среди офицеров в армии и особенно на флоте довольно распространено мнение, что служить нужно России, а коммунизм и коммунисты… Что ж, поживем — увидим. И хотя он не мог определенно ответить себе на вопрос, относится ли Гордин к этой категории офицеров, инстинктивно оставался настороже. И потом, возраст Гордина… Слишком уж молод.

Размышления Чернавского о командире прервал доклад из акустической рубки:

— Центральный, акустик. Десять двадцать четыре. Цель номер двенадцать, пеленг сто два градуса.

— Классифицировать цель, — приказал командир. Полторы минуты спустя динамик ожил снова.

— Классифицирован контакт, цель номер двенадцать. Надводный корабль под турбиной, число оборотов винта — двести. Характер сигнала указывает на сухогруз типа «Одесса».

— Это они, — сказал Чернавский.

Гордин едва заметно кивнул и отдал приказ:

— Всплытие на подперископную глубину. Удифферентовать подводную лодку на ходу четыре узла с дифферентом пять градусов на корму.

Боцман чуть переместил рулевые рукоятки. Командир БЧ-5, инженер-капитан 3-го ранга Каштанов, доложил по трансляции:

— Товарищ командир, подводная лодка удифферентована на ходу четыре узла с дифферентом пять градусов на корму.

— Продуть главный балласт, кроме средней. Сжатый воздух под высоким давлением устремился в балластные цистерны. Когда исполинское тело субмарины поднялось к поверхности океана и застыло на глубине пятнадцати метров, Гордин распорядился:

— Поднять перископ. Выдвижные системы наверх. Стальные щупальца выдвижных систем вырвались на воздух из объятий океана.

— Осмотреть горизонт радиолокацией в режиме «Одно-обзор».

Гордин приник к окулярам перископа. Советский сухогруз находился совсем неподалеку, а доклад из радиолокационной рубки уточнил направление и расстояние. Вслед за тем радисты зафиксировали кодовый сигнал.

— Они, — с облегчением подтвердил Гордин. — Всплываем! Продуть среднюю.

Рубка субмарины с шумом вознеслась над волнами.

— Идем встречать, — промолвил Гордин.

Он был как натянутая струна, но попытался улыбнуться… Это ему плохо удалось.

Командир и замполит покинули центральный пост, поднялись по вертикальному трапу. Гордин развернул кремальеру и отдраил верхний рубочный люк. Перепад воздушного давления, как всегда в момент открытия люка, ударил по барабанным перепонкам. Гордин сглотнул. Вслед за ним на мостик выбрался Чернавский.

С борта сухогруза взлетел военный вертолет. На малой высоте он направлялся к подводной лодке. Собственно говоря, затея с сухогрузом не нравилась контрадмиралу Безродному, она противоречила флотским традициям. Но если бы американцы обнаружили советский флагман здесь, чуть ли не на траверзе острова Сан-Сальвадор…

Вертолет завис над рубкой. Гордин подхватил сброшенный трап, укрепил. Один за другим на мостик субмарины спустились трое — Гордину были знакомы контр-адмирал Безродный и начальник штаба дивизии капитан 1-го ранга Удалов. Третий, несмотря на цивильную одежду, выглядел высокопоставленным службистом.

Вертолет тут же лег на обратный курс, и пять офицеров, не тратя времени на лишние разговоры, перебрались в недра подводного атомохода.

— Товарищ Чернявский проводит вас в кают-компанию, товарищи, — произнес Гордин, — я должен командовать погружение и присоединюсь к вам через пять минут.

Кают-компания «Знамени Октября», хотя и значительно превосходила по размерам аналогичные помещения на старых дизельных лодках, была все же тесновата. Контр-адмирал сел справа от пока пустующего командирского стула, Удалов слева. По нерушимому флотскому закону место командира священно и неприкосновенно, занять его не может никто. Даже контр-адмирал.

В кают-компанию вошел Гордин.

— Товарищ капитан 1-го ранга, — сказал Безродный и кивнул в сторону незнакомого офицера, — представляю вам генерала Малышева.

И все. Ни места службы, ни занимаемой должности. Просто генерал, вот так. Но Глеб Гордин не был настолько наивен, чтобы не разглядеть под гражданским пиджаком погоны КГБ…

— Времени очень мало, — продолжал контр-адмирал, — поэтому я сразу перейду к делу. Не мне вам говорить, как важно доставить на Кубу ваш груз. Да, может статься, не сегодня-завтра лидеры держав найдут общий язык. Но нас, военных, это не касается. Сейчас судьба мира висит на волоске. Если американские империалисты рискнут-таки на безумие и развяжут войну, крайне важно, чтобы то ракетное оружие, которое мы успели разместить на Кубе, могло стрелять. Это непременное условие победы, товарищи. И советское правительство вручает вам, товарищ Гордин, ключи от этой победы. Вы обязаны прорваться в Гавану, точнее в Матансас, на военно-морскую базу «Че Гевара»…

— Но как? — Гордин недоуменно посмотрел на контр-адмирала. — Карибский бассейн плотно блокирован 2-м флотом США. Там и камбала не проскочит, не то что наша субмарина.

Безродный многозначительно помолчал, потом жестом предоставил слово генералу Малышеву. Тот расстегнул пиджак, вынул из внутреннего кармана компактный планшет, достал оттуда карту и расстелил ее на столе.

— Посмотрите сюда, товарищ капитан. Здесь и здесь действительно не пройти… А если вот здесь?

Гордин почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове:

— Между островом Андрюс и Нью-Провиденсом, мимо базы Ки-Уэст… В американских территориальных водах?! Да вы отдаете себе отчет в том, что это значит, товарищ генерал? Это война!

Генерал выдавил сухую улыбку и заговорил с Гординым терпеливо, как няня с младенцем:

— Не спешите, товарищ капитан. Как вы видите на карте, большая часть пути будет пролегать в нейтральных водах. Вам лишь дважды, на незначительных участках, придется пересечь американскую акваторию. На входе, здесь… И на выходе, здесь. Согласитесь, шанс на то, что американцы засекут вас, очень невелик. Что до плавания в нейтральных водах, оно не противоречит международному морскому праву. Да и кому вас засекать? В Ки-Уэсте не осталось ни одного серьезного боевого корабля. Весь 2-й флот оттянут в Карибское море… А вы пройдете Флоридским проливом, под носом у дяди Сэма.

Гордин помедлил с ответом. В его мозгу метались только два слова: «сумасшествие» и «авантюра», но не мог же он высказать их в присутствии контр-адмирала и начальника штаба дивизии! (Кагэбэшник в счет не идет, флот перед ними никогда не гнулся.)

Наконец он осторожно сказал:

— Товарищи, как командир этого корабля я обязан изложить свою точку зрения.

Генерал Малышев собрался было возразить, но контр-адмирал метнул на него быстрый взгляд и благосклонно наклонил голову.

— Представьте себе, товарищи, — внятно и внушительно произнес Гордин, — что произойдет, когда американцы обнаружат мой корабль — атомный ракетоносец! — в своих территориальных водах! Они однозначно воспримут это как объявление войны и не станут тянуть с первым ударом. Но если даже войны в этом случае удастся избежать… Они будут иметь полное право задержать «Знамя Октября», и все наши новейшие секреты окажутся в их руках.

Гордин умолк. Теперь не сразу ответил Безродный, а когда пауза закончилась, в голосе контр-адмирала Гордин с удивлением уловил едва ли не печаль.

— Мы были вынуждены выслушать вас, — рука контр-адмирала легла на карту, — чтобы убедиться: ситуация понятна вам до конца, как понятна и мера возлагаемой на вас ответственности. Но об отмене операции не может быть и речи. Она утверждена на самом верху, документы подписаны лично Никитой Сергеевичем. Партия и правительство рассчитывают на вас, как на офицера и коммуниста, товарищ Гордин. — Он посмотрел на часы. — И еще… Письменного приказа вы не получите. — Контр-адмирал встал из-за стола. — Командуйте всплытие, — добавил он. — Вертолет должен забрать нас через пятнадцать минут.

По дороге в центральный пост Гордин, похоже, впервые за свою карьеру морского офицера испытал незнакомое ему чувство: ужас. «Мой корабль, — думал он, — мой корабль. Неужели моему кораблю суждено стать детонатором мировой ядерной войны?!»

Глава 2

— Срочное погружение. Открыть клапаны вентиляции. Малый вперед. Продуть цистерну быстрого погружения. Выровнять дифферент. Убрать выдвижные устройства.

Лодка обрушилась в пучины Атлантики за несколько десятков секунд.

— Осмотреться в отсеках, — скомандовал по трансляции командир БЧ-5…

— В отсеках осмотрено, замечаний нет, — прозвучало в динамике центрального поста.

Гордин вытер пот со лба (в самом деле тут так жарко или кажется?) и отдал приказ:

— Боцман, погружаться на глубину двести пятьдесят метров с дифферентом четыре градуса на нос.

Убедившись, что субмарина управляется устойчиво, Гордин покинул центральный пост и начал обход корабля — как всегда, со штурманской рубки. Штурман, капитан-лейтенант Ремизов, хмуро следил за светящимся крестиком, движущимся вдоль линии курса на электронной карте. — Когда войдем в американские территориальные воды, Коля? — бесцветным голосом спросил Гордин.

Цель рейда была объявлена лишь тем членам экипажа, которые непосредственно принимали участие в управлении кораблем.

Ремизов развернул генеральную карту, показал острием циркуля:

— Через два часа тридцать минут на прежнем ходу, товарищ командир.

Гордин, промолчав, присел к столику. Ему не давала покоя неопределенность, очевидный люфт в условиях задачи. Насколько велика возможность обнаружения «Знамени Октября» американцами? Считается, что лодки этого типа (а их пока построено всего две, вторая — «Коммунист» — сейчас на базе, в Мурманске-150) практически неуязвимы для вражеских средств поиска. Считается, Гордин вздохнул. Ладно, будем перебирать все по порядку. Итак, шум… Структурный, гидродинамический… В реакторе применена естественная циркуляция теплоносителя, движущиеся массы рабочих механизмов прецизионно уравновешены, жесткие связи с корпусом устранены… Слабонагруженные гребные винты работают в равномерном попутном потоке за кормой… И все-таки не следует превышать скорость узлов в пятнадцать, а лучше двенадцать… Мало того что это может демаскировать атомоход, еще и собственную гидроакустическую станцию оглушит.

Теперь — ослабление магнитного поля. Дать побольше силы тока в размагничивающих устройствах… Противогидролокационная защита… Пожалуй, на эффективность резонансного покрытия можно положиться, но не забывать и о системе активных помех, только использовать ее грамотно, не злоупотреблять, чтобы не вызвать противоположного результата…

Все это, вместе взятое, гарантирует девяностопроцентную безопасность… Если только не напороться на американский корабль лоб в лоб.

Гордин пожелал? — штурману удачной вахты и вышел. Миновав свою каюту во втором отсеке, он направился в первый, мельком взглянул на тускло поблескивающие торпедные аппараты… Ах, только бы никогда не пришлось командовать: «Товсь… Залп!»

Командир двинулся обратно, мимо центрального поста, в ракетный отсек. Пустые шахты, находящиеся в ведении БЧ-2 и ракетной группы, снова вернули его к мыслям об атомной войне… Как и сложенные между ними контейнеры с мирной, скучноватой маркировкой, словно на ящиках со стеклянной посудой: «Не бросать», «Не кантовать», «Верх»… А ведь их содержимое — тоже приводной механизм войны…