Глава 21

Этой ночью Нимми спал хуже некуда: дважды просыпался от кошмаров и молился перед распятием. Однажды к нему явился посетитель. Лунный свет из окна падал на белые простыни, и он увидел в дверях темную фигуру. По массивным очертаниям он понял, что это может быть только Седлать Всех. Он вскочил на ноги, готовясь дорого продать свою жизнь, если разбойник вздумает покуситься на нее. Но туша всего лишь что-то буркнула и пошевелилась. Через несколько секунд из коридора за его спиной вынырнула другая фигура. Скорее всего это был кто-то из желтокожих воинов, следивший за ним. А может, Седлать Всех всего лишь бродил в поисках нужника, чтобы помочиться.

Нимми вернулся в постель. Он с содроганием ждал наступления дня, потому что предвидел развитие событий и знал, как Коричневый Пони управляет ими. Нет, в распоряжении Красного Дьякона отнюдь не было карты будущего, но он неудержимо шел к своей цели; что бы ни случалось, он все рассматривал с одной точки зрения: насколько это может быть полезно его замыслам. Нимми был не против разрушения империи или уменьшения ее влияния и восстановления былой мощи папства в Новом Риме. То была конечная цель Коричневого Пони. Часть его деяний носила законный характер. Например, такое, как война; он не сомневался в правоте древнего учения. Но Лейбовиц был мирным человеком – разве не так? Пусть даже ему досталась военная юность.

А Чернозуб всегда был верным последователем святого, хотя далеко не самым достойным членом ордена, которым управляли такие аббаты, как Джарад и Олшуэн. Он отказался от мира, так же как от него отказались аббаты и братия, но теперь он пребывает в средоточии мирских событий, и отрешение от мира кажется бессмысленным. Большую часть ночи он лежал без сна, вспоминая свою преданность Лейбовицу и Святой Деве. Когда он наконец провалился в краткий сон, ему приснилась Эдрия, и он проснулся с эрекцией, борясь с желанием заняться мастурбацией – уже рассвело и по коридору ходили люди.

Без большого желания он отправился сопровождать кардинала на совещание во дворец, где собрались вожди орд и руководство Нового Иерусалима. Это, без сомнения, могло стать началом конца. Шеф заметил его неохоту и сказал:

– Прости, Нимми, но ты мне понадобишься. И Кузнечикам тоже.

Присутствовали всего четыре члена Священной Коллегии: Сорели Науйотт, Чунтар Хадала, Элия Коричневый Пони и новый кардинал, некий вождь Хоукен Иррикава, о котором говорили, что он король лесного народа, обитающего на северо-востоке, и у кого на красной кардинальской шапке красовалось перо. Он утверждал, что превосходит по званию всех князей Церкви, кроме папы. Кроме четырех кардиналов присутствовали несколько военных разных национальностей, представлявших народы и к востоку от Грейт-Ривер и к западу от континентальной разделительной линии; они прибыли в город совместно со своими избранными кардиналами. Состоялась перекличка, пересчет по головам и всеобщее взаимное представление. Мэр Дион явно не избавился от раздражения по поводу прошения Нимми за Эдрию и при первой встрече сделал вид, что не замечает его и Вушина.

Коричневый Пони повернулся к Элтуру Браму, подмигнул и сказал:

– Не будете ли вы столь любезны дать командирам отчет о всех битвах, которые состоялись между Кузнечиками и Тексарком после смерти вашего брата?

Вождь смущенно усмехнулся и начал рассказывать. Через полминуты Дион поднял руку.

– Что он говорит?

– Большую часть я понимаю, – сказал кардинал, – но я достаточно прилично владею только языком Зайцев и свободно – наречием Диких Собак. Язык Кузнечиков – родной для брата Чернозуба.

Дион посмотрел на Нимми и кивнул.

– А Вушин, который командует желтой гвардией, владеет очень эффективными приемами боя без оружия.

Мэр уступил, но как бы подчеркивая свое неучастие в происходящем, отправил Улада и других своих офицеров на скамейку за дверью. Чернозуб переводил рассказ Дьявольского Света о недавних стычках между его воинами и тексаркской кавалерией, эти военные действия, в которых было мало раненых и еще меньше убитых, носили вялый характер. Ибо согласно приказам Святого Сумасшедшего силы Кузнечиков не имели права совершать дальние рейды на защищаемые сельские угодья. Брам не без иронии заметил, что незащищенные угодья к северу от Реки страданий не подвергались набегам, ибо торговля между фермерами и Кочевниками ведется уже много лет.

У большинства принципалов были свои переводчики, которые переводили разнообразные диалекты на церковный, и поэтому совещание шло медленно. В центре внимания постоянно находилась карта части континента между Скалистыми горами и Аппалачами. Чтение карты было проблемой для всех Кочевников, кроме Святого Сумасшедшего, но отец Омброз старался помочь им, разъясняя разницу между Землей и ее изображением на бумаге.

Нимми поймал себя на том, что стал ушами и голосом вождя Кузнечиков, и вскоре позволил себе упрекнуть даже Коричневого Пони и Диона в том, что они, не дожидаясь перевода, переговариваются между собой на церковном или на долинном диалекте ол'заркского. Даже Онму Кун владел тремя языками, а Дьявольский Свет если и понимал еще какое-то наречие кроме языка Кочевников, то не признавался в этом; тем не менее Нимми заметил, что вождь хмурился, когда монах переводил слова «Красная Борода» как «ваша светлость». Сам же его светлость, хотя немного и понимал Кузнечика, хранил невозмутимое выражение лица. Брам не признавал никаких обращенных к нему просьб и тем более приказов, если они исходили не от Хонгана Осле Чиира. Он считался только с Ксесачем дри Вордаром. Его вежливость всего лишь скрывала врожденное высокомерие.

Нимми не мог не восхищаться главой Кузнечиков. Правда, его реакция была сродни восхищению, которое человек испытывает перед медведем гризли или ягуаром, но ведь не исключено, что он может быть дальним родственником Дьявольского Света. Вождь не был ни груб, ни надменен по отношению к монаху, хотя знал, что предки Чернозуба сбежали из орды, чтобы возделывать земли, принадлежащие архиепископу Денвера.

На минуту отвлекшись, Чернозуб заметил, что Святой Сумасшедший, подняв голову, смотрит на одно из окон под крышей.

Монах проследил за его взглядом. Это было то окно на хорах, через которое в здание на последний конклав доставили Амена Спеклберда. Окно было открыто. А в нем подавали знаки полицейский и юный вождь Оксшо, отсутствие которого вызвало подозрение по крайней мере у Чернозуба. Владыка орд поднялся.

– Милорд кардинал, ваша светлость, примите мои извинения, но я должен выяснить, что им надо, – он показал наверх. Коричневый Пони посмотрел в сторону окна, кивнул и сказал:

– Во время вашего отсутствия мы займемся вопросами, которые не имеют отношения к вашим владениям. Если там что-то неладно, пожалуйста, дайте нам знать.

Чиир Хонган (Чернозуб пытался припомнить, как звучит почтительное обращение к нему во время разговора, но то и дело забывал его) вернулся через четверть часа. В это время речь большей частью шла о поставках военного снаряжения с западного побережья. Лицо владыки было мрачным как грозовая туча.

– Тексаркский шпион подслушивал каждое сказанное здесь слово, – проворчал он, глядя на Коричневого Пони.

– Вы его поймали там, наверху?

– Да. Там был наш вождь Оксшо.

– Вы уверены, что шпион из Тексарка?

– Конечно. Я его знаю. Как и ваша светлость, – Чиир Хонган сделал паузу, продолжая пристально глядеть на Коричневого Пони. – Он является – или являлся – мужем Потеар Веток. Он ваш тексаркский специалист по тактике кавалерии. Помните, вы прислали его к нам? Я всегда его подозревал.

Сидевший поодаль отец Омброз уронил голову на руки.

– Эссит Лойте! – простонал он. Коричневый Пони смертельно побледнел.

– Он арестован?

– О да, милорд. Оксшо скрутил его и взнуздал.

Нимми вздрогнул. Он знал, что такое «взнуздал» в устах Святого Сумасшедшего. В щеках пленника протыкали дырки и сквозь них продевали веревку или уздечку.

– Доставить ли его вам сюда для допроса? Я разрежу узду, так что он сможет ворочать языком.

– Нет, посадите его в местную тюрьму. И когда я уеду отсюда, он отправится со мной, живой или мертвый.

Поднявшись на ноги, Коричневый Пони повернулся лицом к разгневанному вождю Кочевников.

– Я сделал ошибку, доверившись ему, – сказал он. – Вы правы, требуя передать его в ваши руки. Но, владыка Хонган Осле Чиир, как ваш апостольский викарий, я во имя Господа запрещаю вам убивать его.

Они продолжали смотреть друг на друга. Кочевник еле заметно кивнул. Кардинал сел.

Хонган снова вышел. На этот раз он отсутствовал около часа. Вернувшись, он предстал перед Коричневым Пони.

– Он в тюрьме?

– Большей частью, – сказал Ксесач дри Вордар. – А остальное здесь, – и он вывалил на стол перед своим апостольским викарием груду кровавых ошметков. Нимми увидел руку, два уха, кончик носа, а вот это, скорее всего, член капитана.

Сидевший рядом с Чернозубом Дьявольский Свет вскочил на ноги, издав оглушительный боевой клич Кузнечиков, что означало одобрение. Коричневый Пони отвернулся. Его вырвало.

– Вы велели не убивать его, – вкрадчиво напомнил Хонган.

Встреча была прервана – слуги убирали со стола и мыли пол. Когда все было приведено в порядок, Оксшо присоединился к остальным двум вождям; они сидели все вместе со своим властителем Хонганом и переводчиком Элтура. Нимми оказался в окружении четырех Кочевников, и ему показалось, что остальные расселись не так, как раньше. Все места рядом с Кочевниками оказались свободными.

Магистр поначалу возражал против плана Коричневого Пони, который предоставлял преимущества Кочевникам; он хотел объединить силы Диких Собак и Кузнечиков и пересечь равнины к северу от Нэди-Энн, после чего соединиться с войсками уродцев, способных носить оружие, народа Уотчитаха, и ударить по Ханнеган-сити с севера. Кардинал Чунтар Хадала, апостольский викарий долины, знал, на что они способны, если им дать оружие, и поддержал план Диона, предусматривающий создание объединенной армии «привидений» с Мятных гор и их родственников-уродцев из Ол'зарка. В основе его согласия лежало ожидание, что командующий «привидениями» приведет сюда, в Валану, свою бригаду легкой кавалерии.

Тем не менее Коричневый Пони был против. Ознакомившись с провинцией, он предвидел, что война развернется на три фронта. Тут присутствовали офицеры из четырех государств в районе Аппалачей, которые готовились к вторжению на территории марионеточных союзников Тексарка на восточном берегу Грейт-Ривер. Их целью было не столько завоевание этих земель, сколько желание заставить Филлипео послать силы для защиты своих марионеток на восточном берегу Грейт-Ривер, дабы не потерять контроль над рекой. План включал в себя налеты, рейды, набеги с последующими отступлениями, чтобы Филлипео не мог оттянуть силы к Ханнеган-сити, пока тот не окажется под прямой угрозой штурма. Присутствовал и командующий вооруженными силами Королевства Теннесси, и он изложил планы, согласованные с восточными государствами, в которых примет участие и Хоукен Иррикава.

Большинство Кочевников эти планы устроили. Владыка Хонган Осле Чиир предложил, чтобы вождь Кузнечиков заключил временное перемирие с силами Филлипео – до начала наступления государств восточного берега.

– В таком случае ему будет довольно сложно переправить войска на другой берег реки.

Дьявольский Свет улыбнулся своему предводителю: его улыбка ясно говорила, что если перемирие и будет заключено, он при первой же возможности его нарушит.

По этому плану задача армий Нового Иерусалима заключалась в объединении с партизанскими силами Онму Куна, которые в данный момент были рассредоточены в гористой местности провинции. Маленькими группами партизаны должны были просочиться в спорный район, лежавший в нескольких днях пути к западу от Желтого города; на первых порах им предстояло держаться поодаль от узкой и хорошо охраняемой полосы отчуждения телеграфа, которая вела к последней станции перед Валаной. Взяв указку, Кун обвел на карте район, где и Нэди-Энн, и истоки Залива привидений были всего лишь ручьями, если не считать небольших озер, в которые с древних рассыпавшихся дамб лились водопадики. К востоку от папской дороги лежала страна отщепенцев, и Чернозуб начал понимать, почему его господин хотел видеть в числе своих союзников и Седлать Всех, хотя об этой возможности он не обмолвился ни словом. Северные орды будут возражать против присутствия безродных, но, прикрытые Тексарком, Зайцы почти не страдали от налетов этих банд.

Когда силы Куна, Диона и, может, разбойников объединятся под единым командованием, переоснащение Зайцев оружием с западного побережья, которое Куну раньше не разрешалось доставлять сюда, пойдет быстрыми темпами. Предполагалось, что телеграф будет полностью разрушен и сняты провода, ведущие в Новый Иерусалим. Местное ополчение из Зайцев, которое втайне вооружалось, пусть и старым оружием, поднимет восстание, когда армии Куна и Диона двинутся на восток в междуречье Ред-Ривер и Нэди-Энн. Поскольку силы Тексарка будут задействованы в провинции и за Грейт-Ривер, объединенные силы Диких Собак и Кузнечиков атакуют с запада, надеясь, что к ним присоединятся все здоровые уродцы народа Уотчитаха, после чего они предпримут совместное наступление.

Наконец убедили и магистра Диона. Он настаивал, что Валана должна создать и свое ополчение, а также занять форт, который возвели его люди, где горожане будут искать убежища на случай налета «тайных врагов или разбойников»; ополчение же будет использоваться в помощь полиции при розыске нелояльных граждан, особенно тех, кто родом из Тексарка. Он представил одного из своих военных адъютантов, майора Элсуича Дж. Гливера, коротконогого пузатого человека с красным лицом и большими усами, как самого подходящего кандидата на роль командира ополчения. Чернозуб ожидал, что его хозяин возразит против этого назначения, но Коричневый Пони промолчал. Нарушил молчание кардинал Чунтар Хадала, который, подмигнув, сказал Коричневому Пони:

– Для вас, кардинал, я не буду спускать глаз с майора. Из форта я ни ногой.

Никто не поинтересовался возможной реакцией Валаны, которой придется иметь дело и с изгоями, и с «привидениями».

Когда совещание наконец подошло к концу, окончательно стемнело. Коричневый Пони предупредил Кочевников, что дворец, в котором они расположились, завтра понадобится для конклава, попросил их сложить свои вещи и на ночь перебраться к нему.

– Чернозуб покажет вам дорогу, – затем он подозвал монаха и шепнул ему: – Постарайся, чтобы они добрались лишь к восходу луны. Я хочу в частном порядке переговорить с Дионом и подготовить его к встрече с главарем разбойников.

Нимми кивнул. Он повел вождей и Святого Сумасшедшего в «Олений дом», где их ждал ужин за счет кардинала. Когда они явились в дом, Седлать Всех уже ушел, скорее всего, на встречу с Дионом. Хозяина они поприветствовали с предельной сдержанностью, ибо продолжали злиться из-за шпиона, и сразу же разошлись по своим комнатам.

Еды на обеденном столе не было, но Коричневый Пони предложил Чернозубу разделить с ним стакан вина и спросил, что тот думает о событиях прошедшего дня.

– Мне показалось, что теперь я на службе у орд, а не у вас, милорд.

– Что вполне естественно. Ты же был переводчиком у Брама. Что еще?

– Я и боялся, и злился.

– Чего боялся? На кого злился?

– На вас.

Его слова заставили Вушина угрожающе заворчать.

– Допускаю, что это тоже вполне естественная реакция, – сказал кардинал. – Святой Сумасшедший и вожди, конечно же, злы на меня из-за Эссита Лойте. Это сказалось и на тебе. Лойте оказался одним из немногих людей, в оценке которого я коренным образом ошибся. Завтра начинается конклав. Ты увидишь, что он окажется не таким скандальным, как прошлогодний и… – кардинал прервался, заметив выражение лица Чернозуба. Топор тоже обратил на него внимание и ощетинился, ибо для него не существовало ничего, кроме преданности хозяину.

– В общем-то я могу обойтись и без тебя, – сказал Красный Дьякон. – На конклаве мне не нужен переводчик при Кузнечиках, а секретаря я могу одолжить у кардиналов Блеза или Науйотта. Ты все еще сердишься?

– Нет, милорд. Просто очень устал.

– Да, день был очень утомительным. Ладно, возьми отпуск и отдохни, пока у нас не появится новый папа. Кочевники пробудут в городе еще несколько дней. У них есть о чем поговорить между собой и с офицерами Диона. Но помни Лойте и помни прошлогодний набег. Будь осторожен.

Ранним утром Чернозуб уже встретил на городских улицах кое-кого из кардиналов и их слуг, которые направлялись на конклав во дворец. Одним из кардиналов была женщина – но не кардинал Булдирк. Он слышал о ней, но видеть ее не доводилось.

На южном берегу Брейв-Ривер был небольшой монастырь, в котором жили, работали и молились босоногие монахини, сестры Ordo Dominae Desertarum Nostrae[35] Амена Спеклберда, и тот возвел матушку Иридию Силентиа в кардинальское достоинство, сделав ее второй женщиной в составе Священной Коллегии. Чернозуб заметил, что у ее помощниц те же самые головные повязки, какая была и у Эдрии, когда она служила курьером между Секретариатом и Новым Иерусалимом. В прошлом году этот орден временно обосновался в Валане, и Нимми предположил, что среди местных монахинь была подруга Эдрии, сестра Юлиана, которая для маскировки и снабдила ее соответствующим облачением. Но теперь монахинь тут не было. Ему пришла в голову дикая мысль, и, преодолев опасения, он подошел на улице к одной из монахинь, к которой обратился тихим голосом:

– Прошу простить меня, сестра. Я монах, хотя и не в полном смысле этого слова, из обители святого Лейбовица. В таком же, как у вас, облачении сюда порой приходила молодая женщина из горной общины. Ее звали Эдрия. И я подумал, что, может, вы знаете…

Сестра молчала, не поднимая глаз. Мать Иридия заметила, что к одной из ее спутниц подошел какой-то наглый клирик, и, нахмурившись, приблизилась к ним. Они с монахиней пошептались на незнакомом языке. Потом мать Иридия смерила взглядом Чернозуба с головы до ног, кивнула, порылась в портфеле и протянула ему карточку с молитвой.

– Да благословит тебя Бог, брат Чернозуб, – сказала она, осеняя его мелким крестом. – Молись за тех, кто в беде, – затем она схватила свою спутницу за руку и быстро потащила ее за собой.

Чернозуб, изумленный тем, что она знала его имя и, вероятно, его прегрешение, почувствовал, как у него жарко запылало лицо. Он посмотрел на карточку. Она была из толстой глянцевой бумаги, ярко раскрашена и, скорее всего, спрыснута святой водой, как многие освященные картинки, которыми торгуют бродячие монахи. На одной стороне у верхнего обреза находилось изображение распятия, но на кресте была женщина, над которой значилось ее имя – Сайта Либрада. Под крестом на древнеанглийском было назидание, которое он без большого труда прочел. Древнеанглийский гласил: «Молись Сайта Либраде во времена, когда полиция и суды сулят беды и когда свобода далека. Она поможет тебе, если ты будешь в нее верить».

Для Эдрии свобода была в самом деле далека!

Он хотел кинуться вслед за монахинями и задать им кучу вопросов, но это было бы в высшей степени неприлично, да они и не ответили бы ему. Вместо этого он решил написать им записку и попросить одну из служанок Коричневого Пони передать ее.

Чернозуб посмотрел на другую сторону карточки. Там была напечатана молитва или стихотворение, которое он с трудом понял, хотя язык напомнил ему латынь. Но текст был не на латыни.

«Santa Librada del Mundo, Tengo ojos, no me moren;

Tengo manos, no me tapen;

Tengo pieses, no me alkansan. Con los angeles del 43, Con el manto de Maria estoy tapado. Con los pechos de Maria estoy rosado».

Чернозуб вспомнил Аберлотга, который вернулся в колледж Святого Престола, и, повернувшись, направился в сторону их старого жилища. Студент должен знать кого-то, кто переведет ему текст.

На площади перед собором Джона-в-изгнании собралась толпа, но на этот раз она не имела ничего общего с прошлогодним сборищем, из гущи которого летели камни. В городе не было эпидемий, и сейчас в нем царил не столько гнев, сколько страх, а если и случались вспышки возмущения, то это было делом рук Тексарка и отсутствующих в городе кардиналов. Люди хотели, чтобы Амен Спеклберд остался папой, но воспринимали его отказ как печальную реальность. Коричневый Пони пользовался широкой известностью и популярностью, но доля уважения была не так уж велика; пусть ему не хватало святости, в той же мере в нем отсутствовало высокомерие, и, похоже, он видел обращенные к нему добрые чувства простых людей.

По пути к Аберлотту Чернозуб остановился, чтобы понаблюдать за некоторыми новыми кардиналами, возведенными в сан папой Аменом, которые, появляясь, входили в зал собрания. Он стоял рядом с молодым священником, который называл их по именам.

Среди них был аббат Йойо Уотчингдаун из Уотчингдаунского аббатства, расположенного далеко на востоке от Грейт-Ривер. И кардинал Волк Пойлиф из Северного графства, который явился в своих мехах, хотя день был не холодным. Преподобнейший кардинал Хойдок из Тексарка был отлучен Бенефезом от церкви за поддержку папы Амена, который ввел его в состав коллегии. Именно он сочинил гневное воззвание о созыве конклава и, казалось, еще кипел возмущением, входя в зал. Затем бесшумно возник кардинал Фури Ширикейн, который тихонько прокрался во дворец; он был с западного побережья – священник, говоривший на диалекте Вушина, как сказал Чернозубу Топор. В его внешности проявлялись азиатские черты.

Был здесь и кардинал Эбрахо Линконо, школьный учитель из Нового Иерусалима; среди членов коллегии он был единственным «привидением».

– А вон тот – вождь Хоукен Иррикава, – сказал молодой священник.

– Знаю. Я его вчера видел.

– Знаете, что первой предложила возвести его в сан кардинал Булдирк? Аббатство Н'Орка граничит с лесным королевством Иррикавы.

– Я удивлен, – сказал Нимми своему информатору. – Похоже, в прошлом году дама явно склонялась в сторону кардинала Бенефеза.

– Ха! Это было до того, как папа Амен рукоположил двух женщин, а одну возвел в кардиналы, – сказал священник, и Чернозубу показалось, что в его голосе звучит напряженность.