– Может быть совсем чуть-чуть, – призналась она.
      Она никогда не была в состоянии прокомментировать его жуткие реплики, потому что просто не находила слов.
      Он вдоволь посмеялся над испытываемым ею дискомфортом и щелкнул ее по носу.
      – Мне страшно нравится вгонять тебя в краску, это, конечно, не очень прилично с моей стороны, но я обожаю это. Допивай свою минеральную водичку, а то мы опоздаем на фильм.
      Она представления не имела о том, на какой фильм они идут. Ее мысли занимал сам Энди. Она вдруг представила себе, как он ощупывает ее груди.
      Лили оставалась девственницей по необходимости. В шестидесятые годы в Филдинге существовало деление на плохих девочек и хороших. И Лили Крамер обладала всеми отличительными признаками хорошей. Бог тому свидетель – Ирэн никогда не запугивала Лили сексом и не расписывала его прелести. Она просто никогда не говорила об этом. Это было еще одной запретной темой. Занятия в школе познакомили Лили с основами репродуктивной деятельности человека и вбили ей в голову установку, что она должна обзавестись ребенком лишь после того, как выйдет замуж. Что же касалось внутренних позывов, то их ей вполне удавалось сдерживать до тех пор, пока не появился Энди. Энди будил в ней страсть.
      Его пальцы были тонкими, изящными и длинными, как и он сам. Она ощущала желание погладить каждый его пальчик в отдельности, а иногда – сдавить их до боли.
      В темном зале кинотеатра она почувствовала, как набухали ее соски, как они стремились на волю из-под тесного бюстгальтера. А Энди лишь держал ее за руку. Когда они вышли из кино, Энди взял ее под руку. Лейчестер-сквер была освещена в этот час неоновыми огнями и огромной луной. Некто бренчал на гитаре, вокруг него собралась небольшая толпа. Распевались рождественские гимны.
      – Мне придется уехать на время Рождества, – объявил Энди.
      В животе Лили нехорошо заурчало, и в горле она внезапно ощутила весьма неприятный холодный комок. Она не сомневалась, что они проведут праздник вместе.
      – Я вернусь сразу же после Нового года, – пообещал он, когда она провожала его на Пэддингтон-ском вокзале. – И тогда сразу же позвоню.
      Промежуток времени между двадцать вторым декабря и третьим января был настолько ужасным, что Лили не могла его потом вспомнить без содрогания. Она чувствовала себя изолированной, запертой в четырех стенах и совершенно одинокой, причем это было уже не прежней, а новой, доселе не пережитой разновидностью одиночества.
      Рождество прошло в лежании на кровати и перелистывании иллюстрированных журналов, да еще в поедании конфет. В ее комнате не было телефона и ей пришлось спуститься в четыре часа пополудни в холл гостиницы, чтобы позвонить матери. В Филдинге в это время было одиннадцать утра. Ирэн еще не успела отправиться на обычное ежегодное сборище всех Пэтуортов.
      – У тебя все хорошо, Лили? – первым делом поинтересовалась Ирэн.
      – О, да. Все хорошо. А у тебя?
      – У меня все в порядке. Хорошее Рождество намечается?
      – Намечалось. Здесь уже поздно, уже темнеет. Я была на обеде у друзей.
      – Да, конечно. Я и забыла, что у вас там время другое. Я рада, что ты хорошо провела Рождество. Очень мило с твоей стороны, что ты позвонила, дорогая. Но мы не должны затягивать разговор, это очень дорого. Я всем передам от тебя большой привет.
      – Да, да, обязательно. Счастливого Рождества, мать.
      – И тебе счастливого Рождества, Лили.
      Она поднялась к себе наверх и моментально, как во время съемки со вспышкой, вдруг на мгновение увидела перед собой их красивый дом в Филдинге. Потом она бросилась на узкую кровать и разревелась. Позже ей удалось заснуть, но сновидения ее относились не к дому в Филдинге, а к Энди Мендоза.
      Уже заканчивалось утро третьего января, когда к ней в комнату прибежала какая-то леди и сообщила, что внизу ее ожидает мистер Мендоза. Боже мой! Она не ожидала его, она не была одета для него, ее волосы не были вымыты для него.
      – Передайте ему, что я спущусь через несколько минут.
      Через двадцать минут она появилась внизу в вестибюле с волосами, собранными на голове в нечто наподобие тюрбана, вокруг которых был повязан шарф. Это неплохо сочеталось с ее красным, цвета бургундского вина, пальто и черными сапожками. Что же касалось Энди, то он заявил, что вид у нее ужасный.
      – Ты чем-нибудь занята? Извини, что я явился без звонка. Я поздно приехал вчера вечером.
      – Нет, нет, все в порядке. – Она избежала ответа на вопрос, чем она была занята эти дни. Лили дала себе обещание оставаться трезвой и рассудительной.
      Энди не должен знать, что в его отсутствие у нее стала проявляться чуть ли не депрессия.
      – У меня рождественский подарок для тебя, – сказал он, таща ее к дверям, – но не с собой. Так что придется подождать до следующего раза.
      А у нее для него ничего не было. Когда он уехал, Лили подумала, что никогда больше его не увидит.
      – Я не ходила ничего покупать на Рождество. У меня был грипп, – солгала она.
      В автомобиле Энди они ехали в направлении Эджоур-роуд.
      – Это недалеко, – успокоил он ее, пробираясь через нескончаемый поток машин.
      Он что-то напевал себе под нос, то и дело отрывая взор от дороги и усмехаясь, глядя на нее. Лили видела, что он счастлив снова встретиться с ней, и сама готова была петь от счастья.
      – Вот мы и здесь, – громко объявил Энди, сворачивая в обсаженный с обеих сторон деревьями тупичок под названием Принсиз-Мьюз.
      Эта короткая улочка по обе стороны была застроена в стиле короля Георга.
      – Это бывшие конюшни. Теперь они перестроены, – пояснил он. – Великолепны, – ты не находишь?
      – Великолепны, – согласилась Лили.
      Она была готова и дома эти расцеловать, и все вокруг – так ее переполняло счастье. Чувство, переживаемое ею сейчас, было совершенно новым для нее, ни разу доселе неиспытанным. Оно было неожиданным и сравнимо разве что с внезапным воскрешением из мертвых.
      – Нам нужен номер восемь. Вот и он. – У Энди в руках оказался ключ.
      – Энди, а ты случаем не купил здесь квартиру?
      Он рассмеялся.
      – Нет. Идем со мной, дорогая. Я все объясню, когда мы войдем.
      Дверь, которую отпер Энди, была выкрашена черной краской, по обе стороны ее были установлены две терракотовые урны с карликовыми соснами.
      Он провел ее в крохотную квадратную прихожую, в которую выходили с каждой стороны двери. Двери были распахнуты настежь. Лили успела заметить, какая великолепная эта работа. Темное дерево прекрасно сочеталось с пастельными тонами стен и обоев. Больше в этой квартире никакой мебели не было.
      – Столовая и гостиная, – сказал Энди. – А кухня – прямо. Он показал на закрытую дверь. – Наверху предполагается устроить две спальни и ванную. Пойдем взглянем.
      Они поднялись по очень крутой лестнице без перил, тоже из темного дерева, в небольшую комнату, по виду напоминавшую ей крохотный дворик. В ней стояла единственная кровать, покрытая стеганым ситцевым одеялом, подле нее – сосновая тумбочка с четырьмя выдвижными ящиками, а на полу возвышалась груда самых разных подушек. Здесь был и камин, которым пользовались, но с тех пор как пользовались последний раз, его ни разу не чистили.
      – А здесь, оказывается, живут, – удивленно заключила Лили. – Сначала я подумала, что нет.
      – И живут, и не живут. Этот дом принадлежит моему двоюродному брату Чарльзу. Он его купил месяц назад, а спустя несколько дней взял и уехал. Сейчас он в Найроби, где пробудет год.
      – И ты собираешься въехать сюда? О, Энди, это же просто великолепно! Это здорово!
      – Ты не умеешь слушать, моя дорогая Лили. – Он подошел к ней и взял ее руки в свои.
      Его были еще в перчатках. Он так и не удосужился их снять. Но и через тонкую их кожу Лили ощутила тепло его ладоней.
      – Я же сказал тебе, что это мой рождественский подарок. Ты, а не я, въедешь сюда.
      – Я? Нет, Энди, что ты. Я не смогу снимать такую квартиру.
      – А речь идет не о том, чтобы снимать. Ничего платить не придется. Речь идет лишь о том, чтобы кто-нибудь здесь жил и присматривал за ней, пока он в отъезде. Он и без того богат, как Крез, и с головой ушел в фотографию. Он по горло занят тем, что снимает флору и фауну. Поэтому и отправился в Кению. Он дал мне ключ и попросил меня в качестве братской услуги обжить это место. Но лучше, если это будешь ты. Тебе вот как, – он сделал выразительный жест рукой у шеи, – необходимо смотаться из этого жуткого мавзолея, из этой богадельни, в которой ты живешь сейчас, и поселиться здесь. И, кроме того, ты – надежный человек. Ты надежный человек?
      Еще одна фраза, напомнившая ей мать: будь благоразумной, Лили. Надежный было синонимом к слову «благоразумный».
      – Да, полагаю, что я все же надежный человек. Послушай, а ты мне не врешь? – Она пристально смотрела на него. – Мне кажется, это очень должно походить на отрывок из книги, которую ты пишешь.
      – Я пишу о том, что происходит в XVI веке. И там отсутствуют персонажи, которые бы походили на моего кузена Чарльза. Он слишком нереален для моей книги. И тебя не обманываю. Это чистейшая правда, видит Бог.
      Внезапно для себя она задала вопрос, который уже очень и очень давно не давал ей покоя. С того момента, наверное, когда она впервые увидела его.
      – Энди, а где ты был?
      Он был поглощен стягиванием перчаток и предпочитал не смотреть на нее.
      – Вместе с нашей семьей проводил Рождество. Я ведь сказал тебе о том, куда еду.
      – Сказал. А где твоя семья?
      – На севере. В той части страны, которая называется Озерный край, Грэсмир в Уэстморленде, если быть точным до конца. Этого довольно?
      – Может и довольно… – ответила она. – Но меня не покидает чувство, будто меня дурачат. – Радость, переполнявшая ее еще час назад, мгновенно улетучилась.
      Теперь на ее место пришло отчаянье, чуть ли не паника, боязнь утраты Энди. Но она не могла не продолжать этот разговор.
      – Дурачат. Странные словечки ты выбираешь. А кто тебя дурачит? Я? – Он все еще не смотрел на нее.
      – Нет, – помедлив, ответила она. – Может быть, это я сама себя дурачу. Все еще думаю, что ты есть очаровательный Энди Мендоза, которого я знаю очень хорошо, и о котором… без конца пекусь. Но, если подумать, мне кажется, что Энди Мендоза – человек, которого я вообще не знаю.
      Он промолчал.
      – Энди, скажи мне, ты действительно богат? Ты говоришь, твой кузен богат, как Крез. И все Мендоза – богатые люди?
      – Кое-кто из них богат. Но не я. – Он смотрел в окно на сад, раскинувшийся внизу, голос его лишен был всяких интонаций.
      – Я имею доходы от имущества, управляемого по доверенности. Пять тысяч фунтов в год. Разумеется, это далеко от того, чтобы назвать состоянием в наше время, но зато вполне достаточно для меня. По крайней мере, это позволяет мне работать над книгой. – Он повернулся и посмотрел на нее. – Ничего в этом зловещего нет, Лили. – Его тигриные глаза затуманились.
      – О, Боже мой! Зря я завела этот разговор. Только все испортила. Прежде всего, это меня не касается. Ты хотел сделать мне приятный сюрприз, я же повела себя не так, как следовало. Мне очень жаль, прости меня и не сердись.
      Выражение его лица по-прежнему было довольно угрюмым, когда он, пройдя через комнату, остановился перед ней и тронул за пуговицу ее пальто.
      – Давай все начнем сначала, а? Давай. Вот, представь себе, что мы только что переступили порог.
      – Мисс Крамер, могу ли я помочь вам снять пальто?
      – Да, благодарю вас, Мистер Мендоза. – Игривый тон все же не удался ей, и руки ее безжизненно повисли по бокам.
      Энди расстегнул ей пальто и деликатно сняв его, бросил на кровать. На ней была коричневая твидовая юбка и белый простой, ручной вязки свитер, похожий на те, что носят рыбаки. Какое-то мгновение он изучающе смотрел на нее, затем прикоснулся к волосам.
      – Мне хочется потрогать и как следует рассмотреть твои чудесные волосы.
      Лили вспомнила о шарфе на голове. При этой мысли у нее вырвался стон.
      – Я знаю, это выглядит ужасно. С них капала вода и я решила повязать голову шарфом. У меня не было времени, чтобы просушить волосы. Я ведь, перед тем, как спуститься к тебе, наскоро вымыла голову, а просушить не успела.
      Улыбнувшись, Энди снял с ее головы шарф. Ее темные волосы, слегка влажные, рассыпались по плечам. Она не стригла их с тех пор, как покинула дом, и теперь они доходили ей до плеч. Энди взял в ладонь тяжелую их прядь.
      – Они еще не высохли. Смотри, не подхвати воспаление легких. – Лицо его осенила догадка. – Сейчас мы растопим камин. Здесь есть немного угля.
      Он быстро растопил камин. Лили показалось, что он занимался этим всю жизнь, и вскоре в камине на горящих угольях заплясали языки пламени.
      – Сядь вот сюда, на подушки, поближе к огню.
      Она села, Энди устроился рядом. Его пальцы перебирали ее волосы.
      – Чем ты занималась, пока меня не было?
      – Да так, обычные дела…
      Она дрожала, и ее собственный голос доходил до нее как бы издалека.
      – А что за обычные дела? Когда мы познакомились, ты мне сказала, что учишься. Ты действительно учишься?
      – А я и не знаю. Я ведь тебе говорила о том, что пробовала изучать архитектуру. По правде говоря, мне не очень хочется об этом говорить.
      Она вообще ни о чем не хотела говорить. Она хотела, чтобы он ее поцеловал. Его лицо было так близко, что она могла видеть даже поры на его коже и появившуюся, едва заметную щетинку на подбородке.
      Энди чуть наклонился к ней и приложил свои губы к ее.
      Прикосновение было настолько легким, что почти не ощущалось, его и поцелуем нельзя было назвать. Энди снова дотронулся до ее волос.
      – Ну вот, они и высохли. Давай спустимся вниз и посмотрим квартиру. Мы ведь еще не были в кухне.
      Им пришлось одеться, так как центральное отопление было отключено.
      – В кухне газ. Чарльз считает, что это очень экономично. И телефон здесь есть – это не так уж и дорого. Во всяком случае, далее если за него платить, все равно это обойдется тебе дешевле, чем жизнь в этом ужасающем отеле. К тому же ты сможешь готовить сама и питаться дома.
      Лили все еще дрожала изнутри. Она болезненно воспринимала его близость, одновременно привыкая к мысли, что она действительно могла бы жить здесь, стоило ей только согласиться. Подумать только, жить в таком дворце!
      – Здесь даже без мебели прекрасно. И я согласна с тобой, это действительно дешевле.
      – О'кей. Значит, все решено. Мы сходим с тобой в этот уик-энд на рынки, побываем в Портобелло и Петтикоат-Лэйн, туда лучше выбраться в воскресенье. Там, если тебе повезет, ты можешь купить кое-какую мебель почти задаром. – Он замолчал. – А твой бюджет это выдержит? Потом, когда будешь уезжать из Англии, ты сможешь все это продать.
      – Думаю, что выдержит. Ведь все, что я трачу в отеле, я могу сейчас пустить на что-нибудь другое.
      Лили запомнилось его брошенное мимоходом замечание относительно возможности ее будущего отъезда. Она поняла, что он считает ее временным увлечением, так, чем-то вроде обычного романчика, со своим началом и неизбежным концом. Разумеется, он не видел в ней спутника на всю оставшуюся жизнь. Она вздрогнула.
      – Ты мерзнешь? Давай быстренько сходим на кухню и потом пойдем. Я завтра позвоню газовикам, и они подключат отопление.
      Он отворил дверь в кухню и они, войдя туда, застыли на месте от изумления. Кухня была полностью оборудована и меблирована, в отличие от остальных комнат. Здесь на кофейном столике лежала даже поваренная книга.
      – Чтоб мне провалиться на этом месте! – вырвалось у Энди. – Чарльз мне об этом ни слова не сказал. Может быть, он и сам не знал об этом? Вообще-то это вполне в его духе.
      Что до Лили, то та вообще утратила дар речи при виде всех этих совершенств. Пол был выложен гладкими, полированными коричневыми плитками. Они отливали темно-красным огнем. Стены украшал затейливый орнамент, бело-синие доминирующие цвета которого, напоминали дельфтский фарфор. То здесь, то там висели стенные шкафчики и полки, заполненные медной утварью.
      – Видимо, Чарльз все же привез с собой из дома все эти сковороды и кастрюли, – предположил Энди. – Иначе, откуда бы им здесь взяться.
      Вдоль одной из стен кухни стояли два довольно заметных сооружения: газовая плита и холодильник из нержавеющей стали. Кроме того, здесь имелась даже небольшая колода для разделки мяса! На другой стороне, которая отделялась от рабочей части кухни деревянной перегородкой, располагалось большое окно-дверь, выходившее в сад, и круглый стол, вокруг которого стояли четыре стула из светлого дерева, такого же, из которого была изготовлена и перегородка.
      Лили вдруг расплакалась.
      – Что такое? Что с тобой? В чем дело? Глупенькая моя, о чем ты плачешь? – Энди обнял ее и легонько встряхнул.
      – Да потому, что здесь все так здорово, – всхлипывая ответила Лили. – А я, представь себе, никогда в своей жизни еще ничего не приготовила. Понимаешь, никогда, ни разу за всю мою треклятую жизнь!

5