Отец задумчиво кивнул.
      - Занятно, что как раз сегодня я приступил к расчистке подвалов... сказал он. - Но, думается мне, вы не правы. Если б с этим домом было связано нечто особенное, если бы он стоял на освященной земле, которую простым смертным лучше не осквернять - отец Василий предупредил бы меня и отсоветовал его покупать. Отец Василий знает все о всех святых местах в нашем крае и, раз он ни слова не проронил... Я думаю, вам следует искать совсем в другом месте. Кстати, вы с ним не виделись?
      - С отцом Василием? - отец Иоанн несколько ошарашено покачал головой. - Нет. А кто он?
      - Местный священник, - объяснил отец. - Вам непременно следует навестить его и ознакомиться с его библиотекой и его архивами. Он единственный человек, реально способный вам помочь. Найти его очень просто. Как переправитесь на пароходике, идите от пристани направо. Примерно через километр, может и меньше, вы увидите красивую старую церковку и дом священника при ней.
      - Надо же!.. - отец Иоанн поглядел на своего спутника. - Мы и понятия не имели о таком интересном человеке. И это не будет неудобным, если мы к нему заглянем?
      - Это будет совершенно нормальным, - заверил отец. - Может быть, ваша история его заинтересует и он пожелает приехать сюда вместе с вами, чтобы выяснить, стоит ли заниматься дальнейшими розысками на этом месте. Тогда милости прошу!
      - Но мы могли бы и сами... - начал отец Николай.
      - О нет, в этом нет никакого смысла! - торопливо перебил его отец Иоанн, заметив тень, промелькнувшую во взгляде отца. - Перед тем, как что-то делать, надо ещё раз все проверить. Во всяком случае, спасибо вам за ваши очень ценные сведения.
      - Не стоит благодарности, - отец поглядел на часы. - Если поспешите, то как раз успеете на ближайший по расписанию пароходик.
      Монахи распрощались и вышли из дома. Гулявший по двору Топа весь ощетинился и зарычал на монахов так недружелюбно, что отцу пришлось крепко держать его до тех пор, пока монахи не вышли за калитку и не отошли на порядочное расстояние
      - Очень странно! - сказал отец, отпуская Топу. - Обычно он не настроен так враждебно к нашим гостям. И рясы он видит достаточно часто, так что они не могли смутить его необычным видом. В чем дело, старина? Что тебе так не понравилось в этих монахах?
      Топа поглядел на отца я отчаянно завилял хвостом - словно извиняясь, что не может все объяснить человеческим языком.
      - Что ж, я склонен согласиться с тобой, - пробормотал отец, почесывая голову пса. - Похоже, у этих монахов нескольких винтиков в голове не хватает. Впрочем, не наше это дело, ведь так?
      ГЛАВА 2
      ПИЖОН НА ЛЕСНОЙ ДОРОГЕ
      - Ты считаешь их психами? Почему? - спросил Ванька. Монахи уже исчезали вдали, за поворотом дороги, а мы наблюдали за ними с великолепного крыльца главного входа, облокотясь на резные перила. Это крыльцо было таким большим, что, наверное, было бы правильнее назвать его верандой.
      - Неважно... - проворчал отец. - Ну, может быть, их история показалась мне немного натянутой. Я ведь выслушал немало религиозных историй, и у меня на них хороший слух. Я хочу сказать, почти всегда становится сразу понятным, излагает ли пилигрим то, что он узнал откуда-то, и честно старается пересказать, ничего не приукрашивая, или он уже заранее нафантазировал себе, что он должен найти в конце своего путешествия - и непроизвольно подгоняет все факты и легенды под свои фантазии. Мне показалось, что монахи ближе ко второму случаю... Ладно, пойдем обедать, а потом ваша очередь идти за молоком. Если помните, вчера молоко брал я.
      Мы брали молоко в деревушке у пристани, такой маленькой деревушке, что многие называли её просто "хутор". В ней, однако, имелось около двадцати домов с огородами и подсобными хозяйствами, да и собственное имя у неё было: Лучники. Мы часто гадали, откуда взялось это название. Может, в незапамятные времена на месте деревушки была сторожевая застава с лучниками, или отряд лучников здесь долго простоял? А может, когда-то деревню населяли мастера, делавшие луки и стрелы? Никто не знал в точности, даже отец Василий, хотя он был больше склонен к совсем другой, третьей версии: это название, считал он, связано с тем, что когда-то по нашим рекам и озерам пролегал один из самых оживленных водных торговых путей на Руси; слово когда-то означало либо удобное место на излучине, где можно причалить для ремонта судов и пополнения запасов, либо сам ремонт судов - ведь "лучками" назывались дуги, из которых набирался каркас лодок и ладей и которые ставили на корме, чтобы натянуть на них крышу или навес, укрывающий от непогоды - и "лучниками" вполне могли называться люди, которые делали и такие дуги и другие "запчасти" речных судов.
      Корова нашей молочницы, которая (молочница, а не корова) просила нас называть её просто бабушка Лида, считалась лучшей на острове. Мы ежедневно брали две трехлитровые банки роскошного молока, и не только вдоволь пили его в чистом виде, но и снимали с каждой банки не меньше пол-литра сливок, из которых потом получалась великолепная сметана, такая густая, что хоть ножом режь, из сливок и сметаны мама умела сбивать отличнейшее масло, и ещё каждый день мы ели на завтрак творог - не тот городской, который может быстро опротиветь, а такой, что пальчики оближешь, особенно если полить его домашним клубничным вареньем.
      Мы с Ванькой никогда не были против прогулки в Лучники за молоком. Путь пролегал через луга и рощицы, по которым весело носился Топа, всегда нас сопровождавший. Как только он видел банки и поводок в наших руках (подходя к деревне, мы на всякий случай брали его на поводок, а пока мы брали молоко, он сидел привязанным возле калитки бабушки Лиды), он исполнял нечто вроде гопака, рок'н'ролла и присядки одновременно, выдавая от восторга такие кульбиты, что мы только ахали.
      После обеда я чуть задержался в доме - мне хотелось поглядеть передачу про домашних животных. Ванька заявил, что ему эта передача до лампочки, потому что лучше Топы все равно никого нет, и что он лучше поиграет на крыльце и подождет меня там. Я сказал ему, что буду через пятнадцать минут, когда кончится передача, а по пути из гостиной захвачу на кухне банки для молока и уложу их в свой рюкзак.
      Передача кончилась, я выключил телевизор и направился на кухню. Дверь кабинета отца была чуть приоткрыта и, проходя по коридору, я услышал, как он с кем-то разговаривает по телефону.
      - Да... Да... - говорил он. - Именно эту историю они мне и рассказали...
      Он сделал паузу, слушая своего собеседника.
      - Что ж, отец Василий, - сказал он, - если переводить ваши мягкие и осторожные слова на более обыденный язык, то их история представляется вам не просто высосанной из пальца, а состряпанной вполне умышленно - и при том настолько грубо, что нельзя отделаться от впечатления, будто она является лишь наспех придуманным предлогом, объясняющим, зачем им надо рыскать по нашим краям... и соваться в мой дом.
      Опять пауза - и довольно долгая. Отец слушал.
      - Разумеется, я понимаю, что вы совсем не так это излагаете, не это хотели бы иметь в виду и не хотите сеять смуту, оскорбляя кого-то недоверием, - проговорил он. - И все равно, мне все это не нравится, и мне жаль, что я направил их к вам. Будьте осторожны, отец Василий, и немедля звоните мне, если почувствуете хоть что-нибудь неладное.
      Он опять умолк, слушая очередной ответ священника - а я заторопился прочь. Я совсем не хотел, чтобы отец случайно заметил меня и узнал, что я услышал нечто, не предназначенное для моих ушей. Да и ни для чьих других ушей, включая даже маму. Иначе с чего бы он выбрал для своего звонка такое время, когда, по его убеждению, в доме никого не было и никто не мог его услышать? Да ещё и дверь притворил - правда, не очень плотно...
      Это означало, что он отнесся к появлению двух чокнутых монахов весьма серьезно, и что он не хотел пугать нас выводами и предположениями, которые он сделал из наблюдений за этой странной парочкой и из сопоставления каких-то фактов - для него вполне очевидных, в отличие от нас. Нет, он предпочел сперва позвонить отцу Василию и проконсультироваться с ним. И, судя по всему, разговор с отцом Василием подтверждал его худшие подозрения.
      Я гадал, что же такого особенного мог заметить отец. Монахи сделали или сказали что-то заставившее отца очень насторожиться, более того, вызвавшее в нем острую тревогу - но что? Даже если монахи кое-как состряпали свою историю из известных им церковных легенд, чтобы скрыть истинные цели своего паломничества, то не такое уж это было серьезное преступление, чтобы бить во все колокола!
      Может быть, размышлял я на кухне, аккуратно закрывая вымытые и высушенные банки плотными пластмассовыми крышками и убирая их в рюкзак, разумным было бы предположить, что в самой манере, в которой они подавали свою историю, было нечто, различимое только для чуткого отцовского слуха, развившегося благодаря его постоянному общению со священниками - и отец очень ясно увидел, в чем именно истинные цели этих двоих... И увиделось ему что-то настолько неприглядное и даже опасное, что он предпочел не отмахиваться от дурных предчувствий, а втихую продолжить расследование...
      Но, опять-таки, что это могло быть? Я усердно старался припомнить все мельчайшие подробности нашей встречи с монахами, каждое их движение, каждый жест, стараясь задержаться на всем, что могло показаться хоть сколько-то подозрительным. Кроме... Да, кроме странного поведения Топы. А Топа не раз и не два доказывал, что безошибочности его инстинкта можно смело доверять. Сама по себе реакция Топы могла насторожить отца...
      Мысль о Топе вернула меня к реальности. Наверно, мой братец и Топа клянут меня сейчас на чем свет стоит, и, должен признаться, они правы в своем негодовании. Я задержался намного дольше, чем обещал. Еще не хватало, чтобы мой братец сунулся искать меня в доме, зовя меня во все горло - и отец догадался бы, что я вполне мог услышать его разговор с отцом Василием.
      - Ты где пропал? - набросился на меня Ванька, когда я вышел на крыльцо, а Топа вознаградил меня укоризненным взглядом. Впрочем, Топа никогда долго не держал обиду (во всяком случае, на нас, членов своей семьи, потому что вообще у кавказцев хорошая память и на доброе и на злое, и Топа, например, до сих пор мечтает попробовать на зубок одного местного забулдыгу, живущего неподалеку от главной городской пристани - этот забулдыга спьяну вздумал дразнить Топу из-за забора, когда мы привезли Топу в город, чтобы пройти официальный ветеринарный осмотр, сделать прививки и переоформить его собачий паспорт) - и как только он увидел, что его многострадальное ожидание прогулки подошло к концу, он сразу повеселел и подобрел.
      Мы долго шли молча. Топа, как обычно, носился большими кругами, убегал далеко в луга или в следующую на нашем пути рощицу и возвращался на полной скорости, свесив язык - чтобы убедиться, что он нас не потерял.
      - В чем дело? - спросил мой наблюдательный братец. Обычно во время походов за молоком мы много болтали и, конечно, он не мог не обратить внимания на мое неразговорчивое настроение. - Чего ты такой пристукнутый?
      - Да так, - ответил я. - Сам знаешь, не всегда ведь бываешь в веселом настроении.
      - Рассказывай! - фыркнул он. - Сразу после обеда ты был в отличном настроении! Что случилось, пока мы тебя ждали? Чашку разбил? Или натворил чего похуже? Послушай... - он аж задохнулся, осененный жуткой догадкой. - Я надеюсь, ты не испортил телевизор?
      - Ничего подобного, - успокоил я Ваньку. - Я ничего не разбил и не испортил. Понимаешь, тут такое дело, что... - я решился рассказать ему о том, что мне удалось узнать, взяв с него предварительно слово хранить молчание, но тут на резком повороте лесной дорожки мы буквально влетели в молодого человека, одетого более чем шикарно для сельской местности: в белую рубашку с коротким рукавом, по отложному воротнику и изящной форме нагрудного кармана которой даже нам было понятно, что рубашка очень модная и стоит недешево, в светло-серые брюки, про которые, опять-таки, даже нам было ясно, по какому-то очень благородному, почти жемчужному, оттенку их ткани, что это одежда высшего класса, и в мокасины из тонкой замши. И, в довершение всего, через руку у него был перекинут пиджак - под цвет мокасинам, но из замши ещё более тонкой и изящной выделки.
      - О, разрази!.. - задохнулся молодой человек. Он был ошеломлен не меньше нас. По всей видимости, он шел очень быстро, слишком глубоко задумавшись, чтобы уделять большое внимание дороге. А что? Дорога вела его и вела, и казалась совсем безлюдной.
      Он перевел дух и добавил.
      - Ну и напугали вы меня, парни! Чего вы несетесь как на пожар?
      - Мы не неслись, - возразил я. - Мы шли на нашей обычной скорости.
      Обычно я никогда не спорю со взрослыми, но тут я чувствовал нашу полную правоту. Ведь это из-за его невнимательности, помноженной на слишком быстрый шаг, мы чуть не столкнулись так, что могли все вместе полететь кувырком.
      Он слегка нахмурился - а потом улыбнулся, словно решив, что глупо вступать в препирательства с двумя деревенскими мальчишками.
      - Ладно, пусть будет так, сказал он. - Кстати, вы коренные? - он произнес это слово с некоторым сомнением, будто долго копался в памяти прежде чем его выудить.
      - Чего? - мы не совсем поняли, что именно он имеет в виду.
      - Ну, местные вы? Из здешних мест? Вы хорошо знаете остров?
      В этот момент сквозь молодые елочки вдоль дороги продрался Топа, совершивший очередной круг, и остановился возле нас, с некоторым сомнением разглядывая незнакомца.
      Тот, как мне показалось, на долю секунды напрягся, но быстро справился с собой, расслабился - по крайней мере, внешне - и сказал:
      - Отличный пес! Не позавидую тому, кто вздумает вас обидеть. Итак, вы живете здесь, потому что если б вы были приезжими, то при вас не было бы собаки такой породы. Верно?
      Что ж, разумно мыслить незнакомец умел, несмотря на весь свой пижонистый прикид. Он воспринимал Топу подчеркнуто спокойно и добродушно вел себя именно так, как надо вести себя с собаками подобных пород - и выводы умел делать правильные. Я даже почувствовал к нему некоторое уважение.
      - Что вы хотите знать? - спросил я.
      - Я ищу большой дом, - объяснил он. - То есть, наверно, эти слова следует говорить о Большом Доме с большой буквы, ведь это самый большой дом на острове. Красивый старый дом с огромными погребами и чудесной деревянной резьбой.
      - Так ведь это НАШ дом! - вырвалось у Ваньки.
      - Не обязательно, - поспешно сказал я. - Три или четыре дома на острове могут подходить под это описание, и...
      Но моя попытка спасти ситуацию оказалась впустую. Незнакомец сразу же уцепился за слова моего брата.
      - Великолепно! - воскликнул он, не обратив ни малейшего внимания на мои слова. - Тогда проблема решена! Вы можете проводить меня к своему дому?
      Я кинул быстрый взгляд на Ваньку и сказал.
      - Не прямо сейчас. Нам ещё надо взять молоко.
      - Взять молоко? Что ж, это очень важное поручение, - незнакомец согласился со мной как-то слишком охотно, и я не мог понять, с насмешкой он произнес эти слова или нет. Я украдкой взглянул на Топу. Топа был очень чувствителен к насмешкам - как на свой счет, так и на счет всей своей семьи. Стоило ему различить насмешливые тона в голосе постороннего (и, надо сказать, Топа очень тонко улавливал даже скрытую язвительность), как на его морде появлялось выражение угрюмой обиды, а приглушенное рычание, порой почти неслышное никому, кроме нас, становилось первым признаком свирепого урагана, готового грянуть в любой момент, и означало, что Топу надо покрепче хватать за ошейник и держать изо всех сил.
      Топа был спокоен. Он с большим любопытством разглядывал незнакомца, и его интерес казался больше дружелюбным, чем враждебным. Я почувствовал себя немного легче. Разумеется, и Топа иногда мог ошибаться, но мне думалось, что в данном случае Топа не ошибается. Достаточно было припомнить его реакцию на подозрительных монахов, чтобы понять, что его интуиция остается при нем. Разумеется, после этого непонятного визита и, как теперь я знал, вызванной им серьезной озабоченности отца, было вполне естественно, чтобы я настороженно отнесся к любому незнакомцу, интересующемуся нашим домом сразу после монахов, будто приняв от них эстафетную палочку. Как сказал бы отец, "перехлест получается".
      Но ведь это могло быть и совпадение. Тут мне стоило полагаться на Топу, отлично улавливавшего, что у кого на уме. И все равно, было бы лучше, если бы мой братец не проговорился так опрометчиво.
      Мне понадобилось не больше пяти секунд, чтобы продумать все это, и, все равно, пауза в разговоре слишком затянулась, чтобы в воздухе не повисло тягостное ощущение какой-то неловкости. Иван, перехвативший мой взгляд, оказался достаточно сообразителен, чтобы теперь держать язык за зубами. А незнакомец, тоже уловивший это легкое напряжение, истолковал его по-своему.
      - Я нисколько не собираюсь вам надоедать, - сказал он. - Просто объясните мне, как пройти к дому, и я доберусь самостоятельно.
      - Дорога почти прямая, - ответил я. - Идите вперед и вперед. По пути вам встретятся две небольшие развилки. На первой возьмите правее, на второй - левее. И потом почти сразу увидите дом. Его невозможно пропустить.
      - Надеюсь, что так, - с улыбкой сказал незнакомец. - Иногда я умудряюсь заблудиться в трех соснах.
      - Не тот случай! - заверил я. - Однако... - мне пришла в голову новая мысль. - Вы можете вместе с нами прогуляться до Лучников, а потом мы все вместе вернемся домой, - я подумал, что, если мы проведем вместе с незнакомцем больше сорока минут, нам удастся получше выяснить, кто он такой и чего он хочет.
      - Право, не знаю, - задумчиво сказал незнакомец. - Времени у меня немного, а дело достаточно неотложное...
      Тут мой братец не утерпел.
      - Что за дело? - живо спросил он. - Чего вы хотите от нашего дома?
      - Прежде всего, я должен убедиться, что ваш дом - именно тот, который я ищу, - ответил ему незнакомец. - А там... Сам ещё не знаю. Там видно будет.
      - Мы не собираемся продавать наш дом, - немедленно предупредил я.
      Он поглядел на меня с каким-то новым интересом.
      - Хочешь сказать, вам уже делались предложения продать дом? И вы их отвергли?
      - Ну... Не совсем так, - ответил я. - Мы совсем недавно в него переехали, и он нам очень нравится. Не знаю, чего вы хотите, но если вы слышали о том, что дом выставлен на продажу, и захотели его осмотреть - то вы опоздали.
      - Гм... Положим, мне надо просто переговорить с вашими родителями, сказал незнакомец. - Я застану их дома?
      - Почти наверняка, - ответил я. Я взглянул на Топу. Он совершенно хладнокровно слушал наш разговор и, казалось, ничто в незнакомце его не настораживает и не возмущает. - Вы знаете, мы могли бы послать с вами нашего пса. Он приведет вас прямо к дому.
      Я никак не мог составить окончательное мнение о незнакомце. Мы вообще-то не слишком переваривали пижонов, особенно вот этаких городских расфуфыренных типов, но этот Пижон (мысленно я сразу стал так его называть) разговаривал вполне разумно и нормально, носа не задирал, не глядел на нас как на каких-то деревенских букашек. Более того, он не боялся - или старался не бояться - нашего огромного пса, а пес, в свою очередь, не чуял в нем угрозу. Но если он все-таки замышлял что-то недоброе, думалось мне, то пусть лучше Топа неотлучно находится рядом с ним - и вмешается, когда надо.
      - Отличная мысль! - моя идея незнакомцу явно понравилась. - Если пес и впрямь способен... Но вы уверены, что сейчас он вам не нужен рядом с вами?
      - Никаких проблем! - бодро ответил я. - Смотрите сами, - и я произнес, очень медленно и внятно. - Топа, иди домой. Не спеши. Покажи дорогу.
      Топа встал, прошел метр-другой по направлению к дому, потом оглянулся, чтобы проверить, следует за ним незнакомец или нет.
      - Какой умный пес! - восхитился Пижон. - Спасибо, ребята. Кстати, что это за имя такое - Топа?
      - Полностью его зовут Генерал Топтыгин, - объяснил Ванька. - Ну, понимаете, обычное имя медведя в сказках, а Топа очень похож на медведя, вон какая у него башка и какая густая шерсть. Но звать его полным именем, особенно в лесу, слишком долго получается, вот мы и сократили его до "Топа".
      - Понимаю, - кивнул незнакомец. - Что ж, ещё раз спасибо вам.
      И он пошел вслед за псом.
      - В чем дело? - спросил Ванька, едва Топа и Пижон скрылись за поворотом. - Чего ты так напрягся из-за этого парня?
      - Наш дом вдруг стал притягивать слишком много народу, - сказал я. - И мне это не нравится. И ты ещё не знаешь всего! Я как раз хотел рассказать тебе кое-что интересное, когда на нас вылетел этот разряженный парень.
      - Что такое? - Ванька завелся, как хороший мотор од одной искры. - Что ты разнюхал? Выкладывай!
      И я стал рассказывать ему, как случайно подслушал разговор отца и что мне удалось узнать. Ванька быстро семенил рядом со мной, совсем не глядя под ноги и глядя мне в рот с таким вниманием, будто воочию видел, как слова слетают с моего языка и боялся прозевать даже самую крохотную птичку-слово.
      - Теперь ты понимаешь, почему этот Пижон меня так насторожил, закончил я - Почему он скрывает, чего ему надо от нашего дома? Скрывает не меньше монахов, которые - теперь это совсем очевидно - прятали что-то за пазухой. Отец догадался, что нужно этим монахам - и его догадки ему совсем не нравятся! А Пижон берет и появляется сразу после монахов. Как это тебе?
      - Ни крена себе! - присвистнул мой братец. - По-твоему, монахи и Пижон как-то связаны?
      - Я думаю, их появление как-то связано, но, возможно, не напрямую, ответил я. - Допустим, они преследуют одну и ту же цель... Но они не играют за одну команду, между ними нет ничего общего! Даже реакции Топы на них были совсем разными. Вспомни, как он возненавидел монахов и порывался броситься на них - а к Пижону он отнесся спокойно, воспринимая его как человека, который никому не может причинить вреда. Я бы не удивился, если б узнал, что монахи и Пижон знают друг о друге - и терпеть не могут друг друга! Так вот, если они в разных лагерях, и общее между ними - только цель, к которой они стремятся, пытаясь опередить ненавистных соперников...
      - Тогда что это за цель, к которой они так рвутся, верно? - ликующе провозгласил Ванька. - Ты это имеешь в виду? Да, они за чем-то охотятся, и это "что-то" связано с нашим домом! Как по-твоему, может, в нашем доме и впрямь спрятан клад? Монахи просто на ушах готовы были стоять, чтобы им позволили заглянуть в подвалы! И вспомни, как они задергались, когда отец упомянул, что как раз сегодня мы начали приводить подвалы в порядок! Где ещё может быть спрятан клад, как не в подвалах, а?
      - Это было бы слишком здорово, чтобы в это поверить, - осторожно сказал я.
      - Послушай, так ведь все сходится! - восторженно продолжил Ванька. Все они, и монахи, и пижон, добрались до острова практически одновременно а это значит, что они практически одновременно узнали о спрятанном сокровище! Ты спросишь, как такое может быть? Так я тебе объясню! Человек, который спрятал клад, недавно умер. Перед смертью он поведал свою тайну трем людям - своему сыну и наследнику и двум монахам, которые его исповедовали! Монахи не устояли перед искушением и пожаловали сюда, стараясь опередить законного наследника!
      - Слишком красиво получается, так только в книжках бывает, - сказал я, чувствуя себя обязанным чуть-чуть остудить пыл моего брата, чтобы уберечь его (и, если быть честным, себя тоже) от слишком горького разочарования в ближайшем будущем. Было бы очень здорово поверить в Ванькину версию, но я, будучи тремя годами старше, а значит, поопытней и лучше знающим действительность, понимал, что шансы этой версии обернуться правдой слишком малы, чтобы на них уповать.
      - Я спорить готов, - в глазах Ваньки уже полыхал настоящий огонь, и весь он чуть не трясся от предвкушения великих событий, - что, когда мы придем домой, отец и Пижон будут сидеть за столом, пересчитывая бриллианты и все остальное! Пижон не хочет рассказывать о том, что он ищет, пока не убедится, что нынешние владельцы дома, то есть мы, люди честные и порядочные, и не вздумают присвоить его сокровища. А то, что он найдет отца человеком, которому можно полностью доверять, нет никаких сомнений! И, разумеется, он предложит нам часть сокровищ - третью или четвертую часть клада! Может быть, как раз в этот момент Пижон с отцом выкапывают клад, посмеиваясь над монахами, которые останутся с носом!
      При слове "выкапывают" что-то щелкнуло в моей голове - выстроилась короткая цепочка ассоциаций, подсказавшая мне новую догадку.
      - Какие же мы идиоты! - чуть ли не в полный голос закричал я. - Теперь я знаю, почему отец отнесся к истории монахов как к сплошному вранью!
      ГЛАВА 3
      УГРОЗЫ
      - Почему? - сразу же спросил Ванька.
      - Из-за монеты, которую мы нашли, - объяснил я. - Смотри, эта монета на полвека старше самого дома. Никто не сумел бы обронить монету в подвалах, если бы подвалы ещё не существовали, так? И если бы владелец монеты не пользовался ими, не жил на этом месте... Монахи сказали, что к месту трагедии никто и близко не подходил вплоть до того времени, когда мельник начал строить свой дом. И вот тут-то они и попались! Наш дом был построен на фундаменте ещё более старого дома! Вот тебе и объяснение, откуда взялись подвалы! Ведь наш дом, хотя и громадный, все равно не соответствует их размерам. И их стилю, потому что такие подвалы больше соответствуют главному зданию средневекового укрепленного поместья, почти что крепости, чем деревянному дому зажиточного провинциала. Мы решили, что у мельника был "пунктик" насчет подвалов, вот он и наворочал делов, соорудив под своим домом настоящие катакомбы. Но ничего подобного, просто подвалы были уже до него и, разумеется, он посчитал неразумным сносить такое мощное основание, на котором никакой дом никогда не покосится и не "поплывет".
      - Подвалы могли остаться от церкви, - после недолгого раздумья возразил Ванька.
      - Раз церковь сгорела дотла, значит, она была деревянной. Деревянная церковь с такими подвалами? Нет, невероятно.
      - Кто угодно мог обронить монету, просто проходя мимо, и вообще что угодно могло произойти! - уперся мой упрямый братец.
      - Разумеется, произойти могло что угодно, - согласился я. - Но ведь ты не станешь спорить, что я предложил самое правдоподобное объяснение. Наверно, отец заметил и другие противоречия, которые мы разглядеть не можем, но, уверяю тебя, найденная монета стала для него одним из главных доказательств, что монахи - не те, за кого себя выдают.
      - Эй! - Ванька резко остановился. - Хочешь сказать, это вообще могли быть никакие не монахи?
      Я пожал плечами.
      - Честное слово, не знаю. Вот сейчас мне кажется, что они слишком старались говорить "по-монашески", если ты понимаешь, что я имею в виду. Когда наш отец Василий употребляет старинные словечки и обороты речи, у него это звучит намного естественней. Он никогда не пользуется церковными выражениями больше, чем необходимо, стараясь делать свою речь доступной и понятной для всех. А эти монахи... они слишком старательно ввертывали такие словечки к месту и не к месту... Не знаю, может, это всего лишь мои фантазии, потому что мне до смерти хочется найти в них как можно больше подозрительного и понять, почему отец так занервничал.
      - Никакие это не фантазии! - заявил Ванька, так же твердо, как секунду назад готов был все отрицать. - Ты прав, и все сходится тютелька в тютельку. Когда-то давным-давно на месте нашего дома было большое укрепленное поместье. Крепость-башня, как во "Властелине колец". Почему-то о её существовании полностью забыли. Даже отец Василий ничего не знает ведь если бы знал, то рассказал бы нам об этом, так?... Кстати, при такой твердыне должен был иметься отряд лучников, которые - ну, как стрельцы, про которых мы читали - в мирное время жили не в самой крепости, а рядом с ней, чтобы возделывать свои поля и огороды и дополнительно кормиться на своей земле. Вот тебе и объяснение, откуда взялось название деревни!.. Надо будет рассказать об этом отцу Василию... Но ничто никогда не исчезает бесследно. Нашлись какие-то документы, какие-то упоминания в летописях. Надо понимать, это произошло совсем недавно... И те, у кого есть голова на плечах, сумели уяснить из этих документов кое-что интересное. Они изучали документы в одно и тоже время - поэтому одновременно догадались, где искать клад, и одновременно прибыли сюда... Хотя, нет, погоди, все было совсем не так. Документы и другие ключики к древнему сокровищу нашел Пижон, а монахи пронюхали про его находки и решили его обскакать. По-моему, все отлично укладывается... Ведь и Топа, облаявший монахов, очень мирно отнесся к Пижону, а это значит, что он учуял, что у Пижона больше прав на клад, чем у монахов. Да, я говорю, что они охотятся за кладом - и уверен, что прав. В подвалах любой порядочной башни-крепости всегда имеется тайник со спрятанными сокровищами, просто некоторые из этих тайников уже найдены, а другие ещё нет!
      Выпалив все это на огромной скорости и на одном дыхании, Ванька окончательно выдохся и взял паузу, чтобы перевести дух. Немного отдышавшись, он спросил у меня:
      - Ну, что ты обо всем этом думаешь?
      - Поговорим на обратном пути, - сказал я. - Смотри, мы уже пришли.
      Мы взяли у бабушки Лиды шесть литров молока, передали ей деньги, поблагодарили за ароматные пирожки с рублеными яйцами и зеленым луком, которые она отложила для нас в свернутый из газеты кулек "чтобы вы перекусили по дороге и не померли с голоду пока доберетесь до дома а этот передайте моему любимчику какая жалость что он сегодня до меня не дошел" (она очень любила Топу и всегда хранила для него что-нибудь вкусненькое про запас).
      Она приглашала нас выпить чаю, и в любой другой день мы бы с радостью приняли приглашение, но нам не терпелось вернуться домой и увидеть, как обстоит дело с Пижоном, договорился ли он с отцом, раскрыл ли ему свой секрет... Возможно, мы уже узнаем, что это за секрет! Поэтому мы, не без сожаления, ответили, что сегодня спешим, и направились домой.