Братья Болдины - Тайна утопленной рамы

Ведь и монастырь в его честь находится недалеко от здешних мест, и все основы местной школы иконописи заложены им… Словом, я постарался собраться — насколько это вообще у меня получилось — и говорю мужичку: «Вот что, мне на эту поддельную икону очень было бы охота поглядеть. А ту, что ты принёс, я даже не знаю, брать или нет…» — «А за сколько возьмёшь?» спрашивает пьянчуга. «Ну, — говорю, — больше сотни не дам.» Он обиделся: «Не-е… — говорит. — За сотню я не согласен. Я знаю, что мне за неё другие люди больше дадут…»

— Он был прав? — осведомился я.

— Несомненно. Но в тот момент я думал лишь об одном: о той иконе, и на остальное мне было наплевать. И ещё мыслишка сквозила: надо ему показать, что у нас денег не густо, потому что он наверняка заметил моё волнение, и за «поддельную» икону начнёт заламывать цену. «Не хочешь, — говорю, — забирай.» — «И заберу! — отвечает он. — Лучше я тебе ту, другую, принесу, если дашь за неё настоящую цену.» — «Надо посмотреть, — отвечаю я. — Но, вполне возможно, дам.» — «А нельзя ли авансик получить, в виде залога сделки?» — спрашивает пьянчуга. «Какие авансики! — говорю я. — Вот принесёшь икону, тогда и поговорим.» — «Да как-то, — в затылке чешет, — без авансика несподручно будет. А я тебе… Ну, хочешь, я тебе этот оклад в залог оставлю?» Я прикинул, что, если готов оставить оклад в ответный залог, то, конечно, вернётся…

У Генриха Петровича при этом рассказе опять руки начали дрожать и лицо изменилось. Я сижу, киваю с серьёзным видом, а мне смеяться хочется, потому что я уже представляю, чем дело кончилось. Но, сдержав щекочущее горло хихиканье, недостойное лазутчика в стане врага, я спрашиваю:

— И сколько вы ему дали?

— Шестьдесят рублей, — отвечает Генрих Петрович.

— Это сколько бутылок самогона выходит, по здешним ценам? — вопрошаю я.

— Пять, — горестно отвечает Генрих Петрович.

— То есть, этот пьянчуга, можно считать, ушёл с пятью бутылками самогона? Конечно, вы его теперь долго будете ждать!

— Сам понимаю… Теперь понимаю, — говорит Генрих Петрович. — Надо было дожать его, а так… Ну, скажем, оклад стоит этих денег, и даже больше, но волочь в Москву огромный громоздкий пустой оклад, без иконы, на которую надеялся… Жутко обидно, лучше оставить его в номере гостиницы, и вся недолга! И до сих пор в толк не могу взять: действительно ли эта икона существует, а пьянчуга не появляется, потому что я, отвалив ему такие деньги, в запой его сорвал, из которого он только месяца через два выйдет, или он меня надул? Ну, понимаете, увидел мою реакцию и начал, как говорят «лепить горбатого», поняв, что можно и деньги с меня содрать, и икону при себе оставить, чтобы потом её кому другому толкнуть. А оклад без иконы — он же никаким скупщикам, бывающим в здешних краях, не нужен, так что он ничего не потерял!

— Словом, — говорю, — имеется подозрение, что вас «кинули» как раз на тот манер, на который кидали своих жертв мошенники — изготовители «адописных» икон?

— Приблизительно так, — вмешивается в разговор Кирилл. — И ведь самое обидное, что в таких местах достаточно малейшему слушку пойти, что «мошну» можно кинуть — всякий завалящий мужичонка, будет стараться надуть, только ухо держи востро! И ещё начнутся обиды, что надуть не получилось!.. В общем, эти два дня мы колесили по городу и окрестностям, пытаясь найти этого хмырька с иконой, и понять, есть правда в его рассказе или нет. Но так нигде и не нашли. И теперь не знаем, что делать. Срок нашего пребывания подходит к концу, иконы поплоше мы для театра собрали — но, если история этого пьянчужки правдива, то нам просто нельзя уезжать!..

— Так вот оно вам и наказание за то, что иконы хотите вынести на «арену игрищ»! — говорю я, тем суровей, чем больше меня веселит вся эта ситуация. — Теперь до конца дней своих будете мучаться, что, возможно, у вас перед самым носом проплыла ценность невероятная — а потом хвостиком вильнула и исчезла! Чем не Божья кара?

Видно, Генрих Петрович подметил что-то такое в моём голосе, потому что сказал:

— Да, понимаю, вам легко ехидничать, но, поймите, нельзя, чтобы эта икона исчезла бесследно, если и в самом деле существует! Ей место не в руках у пьяницы, не на театральной сцене, а в Третьяковке! А если после нас её кто-нибудь купит для перепродажи за границей? Нет, нельзя, чтобы она ушла!

— А знаете, — говорю я. — Есть у меня идея. Живёт у меня знакомый в этом городе, и его сыновья — шустрые ребята, которые где угодно пролезут и что угодно найдут! Тем более, что все вокруг им отлично знакомо! Если хотите, я предупрежу перед отъездом этих мальчишек, чтобы они явились к вам и помогли вам в поисках.

Эта идея им очень понравилась. Так что я не только произвёл разведку боем, но и вам очистил прямой путь к налаживанию контактов с подозреваемыми. И сейчас, в сей ранний час, когда первые петухи воспряли, а я, при уже ненужном свете засаленного свечного огарка заканчиваю это послание, пристроив его на бочке с порохом, мне осталось добавить совсем немного. Мы ещё чуть-чуть поболтали и расстались вполне дружески, а я сел составлять для вас подробный отчёт. Воспользуйтесь хитростью и обаянием отца Валентина, с коими он подготовил почву для вас «засланных казачков», и не медлите, ловите удачу за хвост! Надеюсь, вы разберётесь, что в жалостной истории наших подопечных является правдой, а что злостным вымыслом, чтобы ввести всех в заблуждение относительно их зловещих целей. Если спросите меня, то скажу, что мне они представляются теми, за кого себя выдают, людьми порядочными и невинными. Но ведь ваш отец Валентин — человек наивный и бесхитростный, несмотря на долгую службу при пиратах, и с помощью жалостливой истории его всякий может обвести вокруг пальца! Так что вся надежда на ваш зоркий глаз. Ну вот, мне осталось запечатать письмо тяжёлым золотым дукатом и отправить его с голубиной почвой. Спешу, мыслями и душой остаюсь с вами, желаю удачи вам всем, особенно тебе, Борис.

Ваш отец Валентин.»

Глава ДЕВЯТАЯ. ГРИШКА ПОД ПОДОЗРЕНИЕМ

— Вот это да! — Ванька не мог сдержать восхищения. — Да, отец Валентин — ещё тот чувак, класснее некуда! Надо побыстрее двигаться к этим «художникам»!

— А сколько у нас есть времени? — поинтересовалась Фантик. — Я имею в виду, до того, как родители начнут волноваться?

— Часа два, — ответил я, поглядев на часы. — Если мы успеем на трамвайчик семь пятнадцать, — местные жители почему-то называли пароходик «трамвайчиком», и мы привыкли так называть — то как раз к ужину успеем.

— Тогда вперёд! — Фантик была вдохновлена не меньше Ваньки. — Где эта гостиница? Ведь где-то совсем рядом, насколько я помню?

— Да вон она, почти прямо над нами, — я указал на высокое для нашего городка — четырёхэтажное — здание гостиницы, выглядывавшее из-за одно — и двухэтажных домиков, стоявших вдоль набережной.

— Вот здорово! И не надо ни отмычек, ни стеклореза! — Ванька вскочил со скамейки и нацелился на гостиницу. — Да, кстати, — повернулся он ко мне, — как по-твоему, этот мужик, толкавший икону, не мог быть Гришкиным Толяном?

— Кто его знает! — ответил я, аккуратно убирая письмо в карман. — По-моему, вряд ли. То есть, было бы здорово, если б это было так, нам бы и искать его не пришлось, и многие загадки мы бы сразу выяснили — но ты представляешь, сколько в городе пьянчуг, которым остались иконы от родных?

— Не так много, — справедливо возразил Ванька. — Большинство из них иконы давным-давно пропили, как и всё остальное, так что круг поисков будет узким. Это они, чужаки в нашем краю, не могли сообразить, где искать — а мы разом найдём!

— Как по-вашему, они честные люди или нет? — спросила Фантик, когда мы уже торопливо шли к гостинице. — Мне кажется, что честные. И… — она замялась, а потом выпалила. — Мне жалко, что я их так описала, как негодяев! Это, видно, из-за всей обстановки. А сейчас я понимаю, что даже в этом, в Желтолицем…

— В Одноруком! — с важным видом поправил её Ванька.

— Ну да, пусть в Одноруком… Ничего зловещего не было! И как я могла не заметить, что у него нет одной руки!

— Не гони волну, — предостерёг я. — Ведь и отец Валентин призывал нас к бдительности. Он не уверен, что они рассказали ему полную правду… Или всю правду.

— Так ясно же, что он продолжает подозревать их шутя… — начала доказывать Фантик, но тут, буквально в пять минут, мы подошли ко главному входу в «Княжескую» и я сделал знак прекратить лишние разговоры.

Швейцар, весь раззолоченный и навороченный, чуть покосился на нас, потом расцвёл в улыбке:

— Ба! Борька с Ванькой! И каким ветром вас сюда занесло?

Я пригляделся ко швейцару. Лицо, вроде, было знакомое, но я не мог сообразить, кто он такой и откуда он нас знает.

— Забыл? — усмехнулся раззолоченный громила. — А кто тебя в «ягуаре» сопровождал, а потом оформлял этих охотников за сокровищами и выпроваживал их из города?

Тут я вспомнил. Это был один из телохранителей Степанова, крупнейшего местного мафиози — или, попросту, бандюги. Про Степанова я, по-моему, упоминал. Он долго был шофёром отца, а потом ушёл «в бизнес» и теперь был владельцем городского рынка — отреставрированных Степановым торговых рядов семнадцатого века, которые Степанов оборудовал всякими современными холодильниками и укрыл их внутренний двор (ряды образовывали замкнутый четырёхугольник) стеклянным куполом, чтобы там тоже было удобно торговать — и ряда других предприятий. Фрукт этот Степанов был ещё тот — как, надо понимать, и его телохранители с приплюснутыми боксёрскими мордами и прочие приближённые — но к отцу относился с неизменным уважением, и даже трепетом, а в тот раз, о котором упомянул швейцар, и правда здорово нам помог.

— Точно! Я тоже тебя помню! — заявил Ванька. — Ты, что, ушёл от Степанова?

Громила повёл плечами так, будто расшитый золотом зелёно-малиновый кафтан был ему не очень по душе и он был бы рад его сбросить, и рассмеялся.

— Почему ушёл? Я на самом что ни на есть боевом посту!

— Погоди!.. — мои глаза округлились. — Хочешь сказать, и эта гостиница теперь принадлежит Степанову?

— А як же! — довольно ухмыльнулся громила. — А чего бы ещё здесь всё было так чисто и ухожено, бельё в номерах меняли каждый день, и в каждом номере все работало — и душ, и телевизор, и холодильник?.. Но вы-то за каким делом сюда пожаловали?

— Тут остановились художники, скупающие иконы, — объяснил я. — Ты ведь, наверно, знаешь?

— Разумеется, знаю! И за каким… этим самым… они вам понадобились? Их тоже в чём-то подозреваете?

— Нет, — ответил я. — Это они к нам обратились. Кто-то взял у них аванс за икону, а икону не принёс, вот они и хотели, чтобы мы нашли этого мужика. Ты не знаешь, они сейчас у себя?

— Надули их, да? — разулыбился швейцар. — Да, с нашим народом это недолго, лишь на секундочку пасть раззявь! Нет, их сейчас нет, уехали.

Я разочарованно вздохнул.

— Тогда передай им, что мы заходили, ладно? И теперь приедем завтра утром.

— Постойте! — влезла Фантик. — Ну и что, что их нет? Ведь мы можем подождать их в их номере, верно?

Я увидел, как Ванька незаметно от громилы подмигнул Фантику и показал ей поднятый большой палец: молодец, мол, если нас пустят к ним в номер — мы все осмотрим, и разберёмся, кто они такие, правду говорят или врут!

— В одном из их номеров, хочешь сказать? — поправил громила. — Ведь каждый из них взял себе по номеру, — он хитро прищурился на нас. — Ой, ребята, что-то вы опять затеваете…

Ванька и Фантик подрастерялись при этом замечании, но я, к счастью, нашёл нужный ответ.

— Понимаешь, у нас дело уж больно неотложное! Они говорили, что им уже пора уезжать, и чем скорее мы с ними свяжемся, тем лучше. А ждать в фойе — это как-то глупо…

— Хм… — громила опять поёрзал плечами, будто позолоченная форма мешала ему думать (я так понимаю, что думалось ему вообще с трудом, и любое лишнее препятствие приводило его в полное смятение). — Это б надо с хозяином согласовать, потому что вообще-то… Ну, мы отвечаем за всех постояльцев, и с тем, чтобы у них было полное спокойствие — это однозначно, — он извлёк мобильный телефон и набрал номер. — Алло? Хозяин? Тут наши мальчишки хотят заглянуть в номера этих… искателей икон. Чтобы подождать их, понимаешь? Вроде, у них договорённость имеется… Ага, понял! — он протянул мне телефон. — Тебя требует!

— Здравствуйте… — сказал я в трубку.

— Здорово, Борис! — услышал я хрипловатый голос Степанова. — Насчёт этих скупщиков икон давай подождём. Ты мне по другому делу нужен.

— По какому? — удивлённо спросил я.

— Ты ведь был на ночной рыбалке с Гришкой Селяниным?

— Ну да… Мы все были! А что?

— Почему он вздумал навещать сестру такого Толи Захарова?

— А что такое? — я начал волноваться. — Вообще-то, он навестил из-за нас…

— Вы его попросили? Почему?

— Ну, это долгая история.

— А ты постарайся покороче, — усмехнулся Степанов. — Дело серьёзное. Ты даже не представляешь, насколько серьёзное.

— Мы нашли… — я запнулся, соображая, как изложить покороче. — Словом, мы нашли улики, что эта сестра творит что-то странное. Возможно, пытается надуть этого «Толяна», как его называл Гришка, при дележе наследства их бабки, возможно, что-то другое… Но Гришка взялся проверить наши подозрения. Съездил, проверил и вернулся.

— Он рассказал, как это было?

— Да. Сказал, что эта сестра его на порог не пустила, И вообще, казалась больной, бледной была и за живот держалась.

— Вот как?.. — Степанов ненадолго задумался. — Вот что, я пришлю за вами машину… Нет, лучше я сам приеду. Ждите меня в фойе.

— Хорошо, ждём, — ответил я.

— Передай трубку моему долдону! — велел Степанов.

— Тебя… — я протянул телефон громиле.

Громила выслушал и сказал:

— Хорошо… Да, хорошо… Я всё понял, — отключившись от связи, он подмигнул нам. — Велено обслужить вас по-царски. Ступайте вон на те кресла возле журнального столика, официантка подаст вам меню. Выбирайте всё, что пожелаете — мороженое там, пирожные…

Мы расселись вокруг журнального столика.

— Что происходит? — тихо спросила меня Фантик.

— Понятия не имею! — я пожал плечами. — Сейчас Степанов подъедет и все объяснит. Знаю только, что он сильно интересуется Гришкой — почему он навестил сестру своего дружка, и что при этом было.

— Обалдеть! — присвистнул Ванька. — А Степанову-то какое дело до всей этой истории?

— Говорит, что дело очень серьёзное, — ответил я. — Видно, и впрямь стряслось нечто чрезвычайное. Ничего, сейчас все узнаем!

Степанов примчался очень быстро — мы только-только изучили в меню раздел десертов и попросили принести нам по куску торта и по стакану апельсинового сока. Он влетел в фойе своей обычной походочкой, и, как всегда, в сопровождении охраны.

— Привет, Борис! Привет, Иван! А с вашей подругой я, кажись, ещё не знаком…

— Фаина, — представилась Фантик. — Фаина Егорова.

— Очень приятно! — хмыкнул Степанов. — Вот что, пойдём побеседуем в кабинет администратора, чтобы нам никто не мешал. Я распоряжусь, чтобы заказанное вам подали туда.

Мы прошли в кабинет администратора. Администратор, щупленький молодой человек, вскочил, нас завидя — и тут же вышел, подчиняясь лёгкому кивку Степанова, указавшего ему головой на дверь. Степанов плюхнулся в кресло за столом администратора, сделал широкий жест, приглашая садиться и нас, и заговорил:

— Дела, ребятки мои, крутые назревают. Начнём с того, что милиция тряхнула Гришку. Легонько так, и задерживать его не стала, но подозрение над ним висит.

— В чём подозрение? — спросила Фантик. — В том, что он обворовал эту бабу? Да это ж просто смешно!

— Нет, — Степанов медленно помотал головой. — Его подозревают в покушении на убийство. И в том, что только по чистой случайности дело обошлось без жертв.

У нас прямо челюсти отвисли!

— Это ж бред какой-то… — пробормотал я.

— Рисую картинку, — сказал Степанов, откидываясь в кресле и заправляя в зубы сигару из красивой коробки, стоявшей на столе администратора — видно, для знатных гостей. Было заметно, как в эту секунду Степанов нравится сам себе и как, несмотря на все волнения, он смакует своё сходство с чикагским мафиози — хотя, честно говоря, в этот момент он больше был похож на Крокодила из сказки Корнея Чуковского. — Сестра Захарова и её муж отправлены в больницу с острым отравлением. Кажется, «скорую помощь» вызвала соседка, зашедшая к ним соли попросить и увидевшая, что они уже дают упаковочку, — тут Степанов сделал паузу, потому что официантка принесла нам по клинышку торта и по стакану сока; я заказал мой любимый «Наполеон» (хотя так, как его делает мама, его не сделают ни в одном ресторане), а Ванька и Фантик — по «Русскому медовому»; это оказался тот же «Наполеон», только промазанный сверху мёдом вместо сливочного крема. — В больнице эта сестра, Юшкина Татьяна Павловна и её муж, Юшкин Владимир Анатольевич, дали показания, что у них были сильные ссоры из-за дележа наследства с Захаровым Анатолием Павловичем, и у них даже есть подозрение, что Захаров украл и утаил часть ценных вещей, а плохо им стало после того, как в доме побывал друг Захарова и, в частности, повертелся на кухне вокруг кастрюли с супом, — Степанов говорил так, будто читал по-писаному — было похоже, что он знаком со всеми протоколами следствия. Потом, совсем другим тоном, своим естественным, он закончил. — Так, вот, в этом дружбане Юшкины опознали Гришку-вора. Милиция застала Гришку вместе с этим Анатолием — «Толяном», — Степанов ухмыльнулся. — Похоже, Гришка пришёл к нему совсем недавно. Толян был в состоянии белой горячки, и Гришка, вроде, его откачивал. Менты немножко допросили Гришку, и, услышав, что он был с вами, отпустили. Теперь, наверно, вас ищут, чтобы вы его показания подтвердили…

Он обвёл нас взглядом. Мы молчали, потрясённые. Такого поворота событий никто ожидать не мог!

— Мне, как вы понимаете, на Гришку наплевать, — продолжил Степанов. — Так же, как наплевать на Толяна и его сестру. Но есть кой-какие вещи, которые касаются лично меня. Поэтому я бы очень хотел от вас услышать, что, собственно, произошло.

Наступила долгая пауза. Мы утрясали услышанное в наших башках, а Степанов ждал. Потом мы все переглянулись, и я понял, что Ванька и Фантик доверяют говорить мне. И я заговорил.

— Я точно могу сказать, что Гришка нисколько не виноват. А если там кто кого обворовывает при дележе наследства — так это сестра брата, а не брат сестру. И вообще, у этой сестры не все винтики в голове на месте. Она с мужем такое творила!.. Я так понимаю, им оговорить человека — раз плюнуть. Может, просто так, а может, подумала, что если брата посадят, то все наследство ей одной достанется.

— Что, такое хорошее наследство осталось от бабки? — иронически усмехнулся Степанов. — Есть, что делить? Хотя, да, что делить — всегда найдётся!

— Они, в основном, из-за одной старой иконы разодрались, — сообщил я. — То есть, это «Толян» считает, будто икона всего одна, а мы с Гришкой нашли доказательства, что икон несколько и что сестре Толяна это известно. Только брату она об этом ни гу-гу!.. Гришка ездил только одно проверить: в самом ли деле сестра скрывает от брата про другие иконы, или она тоже о них не знает — и тогда выходит, эти иконы прикарманил кто-то третий. И Гришка полностью убедился, что, да, это она дурит брата! Сапоги с рыбным запахом, чешуя на них…

— Постой, постой! — Степанов тормознул меня, в полном недоумении. — При чём тут сапоги и чешуя?

— При том, — выпалил Ванька, — что эта сестра с мужем браконьерствовали на территории заповедника! И браконьерствовали ну вообще не по-людски! Представляете, наловили больше пятидесяти щук, выпотрошили их и выкинули в яму!

— Что-о? — у Степанова округлились глаза.

Мы поведали ему историю с щуками и возникшую у нас версию: что эта сестра с мужем вернулись за сетями, когда рыба была уже дохлая. И перебирали её, чтобы отобрать рыбин, ещё годных в пищу.

— Да, скорее всего, так оно и было, — согласился Степанов. — Ваш отец об этом знает?

— Мы решили ему не говорить, пока сами во всём не разберёмся, — ответил я. — А уж потом поднести эту парочку «тёпленькой».

— Лучше было сразу ему сказать, — заметил Степанов. — Если бы он помчался их штрафануть, то и «скорую помощь» к ним вызвали бы раньше, и Гришку бы они не решились оговаривать.

— Гришка их отравил, как же! — фыркнула Фантик. — Мы сразу решили, узнав, что они раскисли, что они потравились этой рыбой, которую слопали из жадности!

— Если бы рыбой… — вздохнул Степанов. — В том-то и дело, что рыба здесь ни при чём. У них отравление ртутью, и очень тяжёлое.

— Чего-чего? — в один голос переспросили мы.

— Да, ртутью. Вот почему это дело меня так касается. Понимаете, я не так давно перекупил одно производство, связанное с ртутью. Ртутные лампы и так далее. Это, пожалуй, единственный источник ртути в городе и окрестностях. Если у меня на заводе кто-то приворовывает ртуть и толкает на сторону — мне надо поймать этого подлеца и проучить как следует! Чтобы другим был урок на будущее, и неповадно чтоб было! У себя на заводе я воровства не допущу!

— Постойте… — я лихорадочно соображал. Ведь совсем недавно что-то мелькнуло про ртуть, всплывала она как-то… Ну, конечно!

Кажется, я начал понимать, что произошло.

Глава ДЕСЯТАЯ. ЗАГАДОК СТАНОВИТСЯ МЕНЬШЕ

Я вытащил письмо отца Валентина, пробежал его глазами.

— Ну, точно! — воскликнул я. — Вот оно! Слушайте!.. — и я зачитал. — «Например, вы, наверно, знаете о свойстве киновари темнеть от времени. Это происходит из-за ртути, которая составляет основу этой первоначально безумно красивой, багряно алой краски.» Видите? Ртуть в основе! Интересно, сколько её?

— По-твоему, это имеет какое-то отношение к делу? — недоверчиво спросил Степанов.

— По-моему, имеет, — я повернулся к Ваньке. — Ты нашёл красный камешек на том месте, где они потрошили щук…

— Ну да… — Ванька вытащил его из кармана. — Я про него и забыл. Вот, так и лежит.

— По-твоему, это киноварь? — спросила Фантик.

— Сейчас узнаем. На чём его можно подогреть?

— Давай сюда! — Степанов забрал камешек у Ваньки, положил в пепельницу, скомкал листок бумаги, пристроил рядом с камешком и поджёг листок зажигалкой. — Ну? И что должно произойти?

— Сейчас увидите, — сказал я. — Вот, смотрите, уже получается!

Камешек на глазах менял цвет, из ярко-красного становясь черным.

— Киноварь, факт… — кивнул Степанов. — Выходит, эти чудики имели дело с киноварью? — Он снял трубку телефона, стоявшего на столе администратора, и набрал номер. — Степанов говорит… — буркнул он. — Дай-ка мне главного инженера или главного технолога… Ага, Бурдаков?.. Слушай, сколько ртути в киновари… Отчётливо повторяю — в киновари, краситель такой… Ах, вот как? То есть, лучше её не кушать и над ней не дышать, приблизительно так выходит? Ясно. Пока.

Он положил трубку и, вспомнив о своей потухшей сигаре, опять её раскурил.

— Он не помнит до десятых долей процента, — сообщил Степанов, — Но, приблизительно, киноварь состоит из восьмидесяти шести с половиной процентов ртути и тринадцати с половиной процентов серы. Как видите, ртути в ней вполне хватает, чтобы отравиться, если нарушить технологию работы с этой краской. Будем считать, мы доказали, что эта Юшкина и её муж отравились по собственной неосторожности, при работе с киноварью. И дальше что?

— Дальше много чего! — ответил я. — Одной из ярких примет той иконы, которую нам нужно найти, являются фигурки бесов, нарисованные киноварью. Чуете? Всюду киноварь! Эта краска была очень важна в иконописи, а все дело вертится вокруг икон! Словом, нам надо порасспрашивать этих художников… И куда они запропастились?

— Гм… — Степанов задумался. — По-твоему, эти Юшкины могли заниматься подделкой икон?

— Чем-то подобным они занимались, факт! — уверенно заявил я.

— Точно! — воскликнул Ванька. — Поэтому эта баба и не хотела Гришку в дом пускать… Чтобы он не увидел, что они там химичат!..

— И к тому времени они уже надышались ртутных паров — возможно, подогревая и остужая эту киноварь… — пробормотала Фантик.

Степанов, внимательно выслушав все наши реплики и восклицания, опять снял трубку с телефона.

— Алексей Николаевич? — спросил он. — Да, не удивляйтесь, это Степанов… — мы поняли, что он говорит с начальником нашего отделения милиции, того отделения, которое отвечало за порядок на окраинах города, на острове и в ближних сёлах. Мы между собой называли его просто «участковым». Славный мужик, сам всюду ездит и во все вникает. Степанова он недолюбливал, и, по-моему, с удовольствием посадил бы его, если б нашёл зацепки, но Степанов умел не оставлять улик. Естественно, звонок Степанова должен был его удивить. Гришке, кстати, Алексей Николаевич симпатизировал, искренне веря в его исправление, особенно после той зимней истории, о которой я рассказывал в первой книге, и то, что милиция не трясла Гришку почём зря после любой кражи на сто километров в округе, было заслугой Алексея Николаевича. Он Гришку и перед городским милицейским начальством отстаивал. — Вы не осматривали дом потерпевших? Ну, этих, Юшкиных, отравившихся ртутью? Ах, вот как?.. Дело в том, что сидят у меня наши юные сыщики… Да, они самые… Да, и их подруга с ними. Они приволокли кучу доказательств, что Юшкины отравились, когда работали с киноварью — краской на основе ртути. Это краска, широко используемая в иконописи — и для подделки икон! В дом к себе они никого не пускали, поэтому вывод напрашивается… И Гришку не пустили, вот в чём дело! Не заходил он! С ним разговаривали перед дверью, плотно эту дверь закрыв — и у них уже были все признаки отравления!.. Не за что. Да, жду, — положив трубку, он повернулся к нам. — Эта деревня — уже не на его территории. Милиция дом осматривала постольку поскольку, после того, как в больнице установили отравление ртутью и сняли показания с Юшкиных…

— Те показания, в которых они обвинили Гришку? — спросила Фантик.

— Разумеется, какие же ещё? Алексей Николаевич связался с тамошней милицией, но они заходили лишь на кухню и забрали немытые тарелки и кастрюлю с остатками супа — для экспертизы, нет ли там следов ртути. Разумеется, все следы своей… хм… деятельности, — Степанов фыркнул, — они должны были прятать подальше, где-нибудь в глухой неприметной комнатке с дополнительным замком… В общем, Алексей Николаевич сейчас опять свяжется с тамошними ментами и попросит тщательно осмотреть весь дом и пристройки — на предмет поисков подпольной мастерской.

— Уверен, они найдут всё, что надо! — заявил Ванька.

— Остатки супа… — пробормотал я. — Суп был рыбный?

— Не уточнял, — усмехнулся Степанов. — Да это и не имеет большого значения.

Тут в дверь постучали.

— Да? — крикнул Степанов.

В дверь заглянул раззолоченный швейцар.

— Тут эти художники вернулись, которые ребят приглашали…

— Пригласи их сюда, — распорядился Степанов.

— Есть! — швейцар исчез, а через несколько секунд появился опять, широко распахнув дверь перед «скупщиками икон». Первым вошёл Желтолицый, он же Однорукий — которого, как мы теперь знали, зовут Генрихом Петровичем — за ним Артур и Кирилл, двое вполне нормальных молодых людей.

— Здравствуйте, — сказал Генрих Петрович. — Мы… Что-то произошло?

— Произошло, — ухмыльнулся Степанов. — Вот эти ребята, мои друзья, можно сказать, не знали, что я теперь — владелец гостиницы. Они вас искали, но тут всплыло столько всего интересного, что я тоже решил поучаствовать в поисках… Вон.

Он кивнул на почернелый кусочек киновари в пепельнице, и все трое художников посмотрели туда.

— Киноварь!.. — вырвалось у одного из молодых людей — у Артура, как мы выяснили впоследствии, но тогда мы ещё не знали, кто из них есть кто.

— Да, киноварь, — спокойно согласился Генрих Петрович. — Она имеет отношение к нашим поискам? Или вам нужна какая-то консультация?

— Нам нужно разобраться, что происходит, — сказал Степанов. — Эти ребятки уже немало нарыли. Но…

— Можно мне задать вопрос? — вмешался я.

— Да, пожалуйста, — улыбнулся Генрих Петрович. — Только давайте по порядку. Мы ведь ещё не познакомились…

Мы представились друг другу, и я наконец задал свой вопрос:

— Скажите, в иконописи для чего-нибудь были нужны рыбы?

— Рыбы?.. — растерялся Генрих Петрович. — Нельзя ли поточнее?

— Ну, щуки, например.

— Гм… — он задумался, потом хлопнул себя по лбу. — Разумеется, нужны! Это ж классика!..

— Щуки? — Степанов был совсем заинтересован. — Для чего?

А я тем временем с торжеством поглядывал на всех. Моя догадка, невероятная догадка, подтверждалась!

— Устроим маленький экзамен моим ученикам, — сказал Генрих Петрович. — Ну? — он посмотрел на молодых людей. — Мы ведь совсем недавно разбирались с рецептами позолоты.

— Я помню, — сказал Кирилл, а Артур кивнул. — Один из основных рецептов, который есть практически во всех справочниках по технике иконописи. Чтобы обойтись без золота, и при этом получить позолоту, неотличимую от настоящей, возьми смесь шафрана и щучьей желчи…

— Щучья желчь! — Фантик подскочила, не в силах сдержаться. — Выходит, они вырезали у щук желчные пузыри, а остальное выбрасывали? Поэтому и рыбы извели так много?

— Кто «они»? — спросил Генрих Петрович.

— Поддельщики икон! — выпалил Ванька.

Степанов с уважением поглядел на меня.

— Ну, твои способности я знаю… И всё-таки, как ты догадался?

— Мне уже давно пришло в голову, что, раз все так или иначе связано с иконами, то и эта гора угробленных щук должна быть связана с иконами, — объяснил я. — Разумеется, я не знал, как именно, но просто чувствовал, что связь должна быть.

— Выходит, они старались все делать по старинным рецептам… — пробормотал Степанов. — Очень занятно… И при этом оказались такими олухами, что отравились ртутью…

— Ради Бога, объясните, о чём идёт речь! — взмолился Генрих Петрович.

Мы постарались толково и кратко объяснить ему, что произошло. Не знаю, насколько у нас это получилось, потому что говорили мы все наперебой — но, кажется, художники поняли.