Братья Болдины - Тайна утопленной рамы

Глава ШЕСТАЯ. НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ

— Ах ты, скотина! — Гришка вынырнул, отфыркиваясь и подняв тучу брызг. — Крепко зацепилась каким-то боком. Да ещё дно илистое, скользит под ногами — никак упора не создашь, чтобы её рвануть!

— Ничего, сейчас пойдёт, гадина! — пропыхтел Петя, переводивший дыхание, держась за валун. — Чтоб у нас, да не пошла!..

Гришка и Петя не на шутку разозлились на неподатливую железяку, и азарт ими овладел. Если сперва они полезли в воду просто потому, что были в добродушном настроении после неплохого улова и решили потешить нашу «прихоть», то теперь извлечь зацепившуюся за дно штуковину стало для них делом чести.

— Может, твою лодку подогнать, да на цепь её подхватить? — предложил Петя.

— Тоже идея! — согласился Гришка. Не тратя лишних слов, он выбрался из воды, подогнал к валуну лодку, выкинул наружу длинную кованую цепь со штырём навроде гнутого штыка на конце — этот штырь играл роль якоря — и опять нырнул, прямо с лодки.

Через минуту он вынырнул и весело крикнул:

— Готово, зацепил! Давайте все вместе тащить!

Мы все вместе взялись за цепь и стали тянуть. Сначала железяка подавалась с трудом, а потом оторвалась от дна так резко, что мы чуть не полетели вверх тормашками и в воду через валун.

Мы стали выбирать цепь бодрее и энергичней. Сначала над водой показались два усика — они состояли из многожильных стальных проволочек, перекрученных между собой и растопорщившихся на концах — а потом и основная часть: чёрная-пречёрная, чугунная, по всей видимости, согнутая под прямым углом. В одной стороне было прямоугольное отверстие, под дверцу, даже петли остались, в другой — круглое отверстие, сантиметров тридцать в диаметре.

— Ч-черт!.. — Гришка вдруг поперхнулся и даже, мне показалось, малость побледнел. — Тащи скорее! — заорал он вдруг на Петю не своим голосом.

Мы все напряглись, недоумевая, почему Гришка так разволновался, и через несколько секунд литая штуковина лежала на валуне.

— Д(шник, — коротко прокомментировал Петя, разглядывая штуковину.

Гришка встал на колени и внимательно её разглядывал.

— Д(шник? — недоуменно переспросила Фантик.

— Ну да, — объяснил Петя. — Такая штука в печке, чтобы перекрывать дымоход. Вот на это круглое отверстие крышка кладётся — или снимается, когда надо печь затопить. Душники ставят чуть пониже заслонок — и, когда закрыты и душник, и заслонка, получается как бы двойная система удержания тепла. Разве никогда не видела?

— Нет, — ответила Фантик. — У нас тоже есть печка, «голландка», но она без душника.

— Верно, их ставят далеко не всегда… — кивнул Петя. — Эй, что ты крючишься вокруг этого душника, будто тебя бешеный жук укусил? — обратился он к Гришке.

Гришка встал с колен.

— Потому что это мой душник, — угрюмо сообщил он.

— С чего ты взял?!

— Вот, посмотри, — Гришка указал ему на клеймо. — Что здесь написано?

— «Петроград. 1920», — прочёл Петя.

— Вот так! — сказал Гришка. — У меня был самый старый душник в этих краях. Я его убрал несколько лет назад, когда печку перекладывал. Оставил только заслонку — печник мне посоветовал, что лучше душник убрать, потому что мы с печником «шведку» сообразили, а в «шведках» душник — это лишнее. С тех пор он у меня так и валялся во дворе, ржавел. Дверцу я с него снял, чтобы огурцы солить. Видишь, петли погнуты. Именно так я их и погнул, когда дверцу вытаскивал…

— Так как же он сюда попал? — не выдержал я.

— Вот это и есть самое интересное… — проворчал Гришка. — Только давайте перейдём к костру, мне зябко стало, после купания.

Мы вернулись к костру, опять перегнав лодку к берегу и прихватив с собой душник. Гришка оделся, попрыгал вокруг костра, хлебнул горячего чаю и, усевшись поближе к жарким углям, на которых коптилась рыба, заговорил — я, Фантик и Ванька всё это время хвостиками следовали за ним, ожидая его рассказа.

— Значит, так. Этот душник у меня выпросил один мужик, Захаров Толька… А, так я ведь вам только вчера про него рассказывал — тот пьянчуга, что намылился бабкину икону продавать… Ну, бабка ещё вроде как жива была, а он ей давно обещал печку отремонтировать. Сам-то он, я упоминал, по-моему, в соседней деревне живёт, а бабка его жила вон там, — Гришка указал рукой, — в прибрежной деревеньке, дальше по берегу. Вот он и говорит, что, мол, у тебя этот душник, без толку валяется, а у меня, может, в дело пойдёт. Да бери, ответил я ему, только как ты его приспособишь, он старый весь, и без дверцы, а дверцу мне отдавать жалко, уж больно хороший гнёт для огурцов и грибов получился, ровненький такой, плоский, и как раз нужного веса, придавливает равномерно и сколько надо. Да я, говорит, приспособлю, не волнуйся, и дверцу где-нибудь подберу. Бабка все просит душник поставить — говорит, так теплее будет, и дров будет меньше уходит. Пожалуйста, говорю, бери, если тебе охота эту штуку до дальней деревни переть. Ну, он и попёр.

— А дальше что? — спросил Ванька.

— А дальше я не знаю. Только, видишь, он этот душник так бабке и не приладил, раз мы его из реки извлекли.

— Выходит, рама из-под его иконы? — спросил Петя.

Гришка покачал головой.

— Его икона меньше по размеру была. Если она в этой раме стояла, то рядом с ней ещё иконы две или три поменьше уместилось бы. Но ведь он мне говорил об одной иконе, а не от трёх или четырёх. А Толька, он такой мужик, если б у бабки не одна икона была, а несколько, он бы все разом в продажу зарядил. Ему эти иконы до лампочки, у него по утрам душа горит…

— Может, он всё-таки хотел продавать их по одной? — предположил я.

— Если б даже и хотел, то мне бы он всё равно сказал, что у него их несколько, чтобы я заранее покупателей ему подыскивал. Нет, он мне определённо говорил, что у его бабки была одна икона, одна-единственная. А такие рамы, повторяю вам, делались под несколько икон.

— Загадочка!.. — присвистнул Петя.

— Вам это кажется таким важным? — спросила Фантик.

— Сама посуди, — ответил Гришка. — Душник мой — значит, взяли его у Захарова. Захаров собирался свою икону продавать — то есть, как-то с этими скупщиками снюхался. А раму утопили — не из-под его иконы! Выходит, либо сам Толян кого-то грабанул, чтобы скупщикам толкнуть, либо наводку им дал на кого-то… В общем, так ли, иначе, а соучастником получается. А раз рама утоплена — значит, они эти иконы не законным путём добыли и старались следы замести. И поосновательней! Это ж надо, не пожалеть сил, чтобы душник в лодку затащить! Вовеки бы рама не всплыла, с таким-то грузом.

— Если б я на этом месте донные удочки не закинул! — гордо заявил Ванька.

— Закинул, на нашу голову, — усмехнулся Гришка. — Что теперь со всем этим прикажете делать? Мне эти рама и душник руки жгут… Что теперь делать? В милицию я ни за что не пойду. А попробовать с Толяном побеседовать, вразумить его… Он сразу может побежать к скупщикам икон, завопит, будто нам всё известно, а эти скупщики икон такими оголтелыми бывают, что переходить им дорогу я бы ни за что не хотел. Сохранить эти вещи как улику — плохо. Выкинуть их вон в те кусты — ещё хуже. Куда ни кинь — всюду клин.

Петя закивал, полностью соглашаясь с размышлениями Гришки, и тоже погрустнел. Да и мы призадумались.

— Ой, а не эту ли раму они имели в виду? — вдруг воскликнула Фантик. — Ну, я имею в виду скупщиков икон, когда они говорили, что оклад без содержимого не имеет ценности, и лучше его просто выкинуть. Что, мол, деньги за него не стоят хлопот, чтобы его волочь!

— Где это они говорили? — заинтересовался Гришка.

— В ресторане! Они были за соседним столиком, и весь их разговор был слышен.

Гришка задумался, потом опять покачал головой.

— Это не оклад, а рама, именно рама. Ни один человек, который хоть что-то смыслит в иконах, не назвал бы эту раму окладом. Оклад… ну, вы представляете? Широкий, и делается так, чтобы сам был как бы частью иконы. А эта раму частью икон никак не назовёшь. Это именно… именно обрамление, чтобы вместе их держать, и только. Что-то другое они имели в виду. Хотя интересно…

— Так это можно проверить! — провозгласил Ванька. — Послушай, Гриш, ведь тебе будет раз плюнуть отпереть дверь их номера в гостинице, когда они куда-нибудь уйдут, и поглядеть, какие у них иконы! Если есть подходящие под эту раму — значит, точно, они спёрли у кого-то, по наводке этого Толяна! А если нет — значит, Толян на свой страх и риск их у кого-то своровал! И тогда ты сможешь с ним побеседовать, чтобы он украденное вернул…

— Ага, а если в гостинице меня поймают в чужом номере, то лет этак пяток мне точно вкатят! — желчно отозвался Гришка. — Да стоит мне в гостиницу войти — за мной все менты города по пятам пойдут, помня мои прошлые дела! Я отмычку в замке повернуть не успею, как мне руки заломят!

— А мы их как-нибудь отвлечём! — заявил Ванька. — Крикнем им, например, что вон там убитого видели! Они все туда рванут, а потом мы извинимся, скажем, что, наверно, нам почудилось. Ну, поругают нас — но ведь ничего особенного не сделают. А ты тем временем все успеешь.

Все расхохотались — и даже Гришка не смог сдержать смех.

— Ну, ты, пацан, даёшь! — заходился Петя. — Ну, оторва!

— А что такого? — обиделся Ванька. — Нормальная идея.

— Я предлагаю идею ещё нормальнее, — сказал я. — Давайте навестим дом умершей бабки, под любым предлогом. Например, Гришка, ты можешь сказать этому Толяну, что нашёл наконец покупателя на икону. А если удастся разговор завязать — то мы многое поймём!

— А зачем? — спросил Петя.

— То есть? — не понял я.

— Зачем нам что-то понимать? Не лучше ли держаться от этого подальше?

— Борька прав, — задумчиво возразил Гришка. — Знать и понимать надо. Когда знаешь, где лежит… — он осёкся, потом продолжил, — коровья лепёшка, — явно вместо слова, которое хотел употребить сперва, — то не вляпаешься. Где бабкин дом, я знаю, так что, пожалуй, прокачусь. Ты со мной?

— Вот уж нет! — отказался Петя. — Ты как хочешь, а я ни во что соваться не буду.

— Мы с тобой! — сказал Ванька, а я и Фантик закивали.

— Вам как раз не надо, — ответил Гришка. — При вас Толян может зажаться, а без вас я раскручу его — если он там — на более доверительный разговор. В общем, если Петя остаётся, то он и последит за рыбой, а вы, получается, пока свободны.

На том и порешили. Через несколько минут Гришкина лодка направилась вверх по течению, тарахтя мотором. Мы с Петей остались сидеть у костра.

— Сколько Гришке надо, чтобы сгонять туда и обратно? — спросил я.

— Дак, думаю, где-то с часок, — ответил Петя.

— То есть, мы как раз можем прогуляться в овражек, если мы не нужны?

— Пожалуйста, прогуляйтесь, — сказал Петя.

Я встал с пенька.

— Пошли, — позвал я Фантика. — Мы с Ванькой покажем тебе этот археологический овражек.

— Ура, наконец-то!.. — обрадовалась Фантик, живо подскакивая. А когда мы отошли на некоторое расстояние, она осведомилась. — Ну, что вы обо всём этом думаете?

— Я думаю, что круто получается, — сказал Ванька. — Уверен, эти скупщики отвалили «Толяну» бутылок десять с самогоном, и он дал им наводку на какую-нибудь одинокую бабку с иконами. Да ещё и позволил душник забрать, не соображая, что его подставляют. Что все подозрения на него падут, если раму вдруг отыщут случайные рыбаки, вроде нас… Слушайте, а, может, они эту бабку и того… шлёпнули?

— Вряд ли, — сказал я. — Об убийстве вся округа говорила бы!

— А если её ещё не обнаружили? Если она так и лежит в своём доме?

— Значит, Гришка её найдёт! — воскликнула Фантик. — Ой, ребята, его ж кондрашка хватит! Ведь труп — это дело серьёзное, тут надо милицию вызывать, а Гришка шарахается от милиции как от чумы!..

— Не фантазируйте! — перебил я. — Меня больше интересует, что это за пустой оклад, который не наша рама, но который тоже надо выкинуть, чтоб не мешался!

— Всё-таки, они могли и эту раму назвать окладом, — заметила Фантик.

— Ага! — ехидно возразил я. — И попереться из города в такую даль, чтобы её утопить, да ещё заехать в дальнюю деревню за душником! Что, в городе помоек мало?

— Это верно… — согласилась Фантик. — Выходит, у нас есть и рама, и оклад, из которых все вынуто? Кошмар какой-то!

— Рама у нас есть, это точно, — проговорил я. — А вот насчёт оклада…

— Я ж говорю, надо проникнуть к ним в номер! — вмешался Ванька. — Если Гришка сам боится это сделать, то пусть научит нас, как пользоваться отмычками!

— Слушай… — я смерил моего братца взглядом. — У тебя все задатки уголовника.

— А иди ты!.. — Ванька начал заводиться. — Почитай детективы — все сыщики иногда тайком проникали в жилище преступника, даже Шерлок Холмс! Вспомни, как он пользовался отмычками и стеклорезом!.. Кстати, — Ванька остановился, осенённый новой великолепной идеей, — стеклорез — это тоже вещь! Если у них номер — или номера — с балконом, то на балкон можно перебраться с чердака или по пожарной лестнице, со служебного балкончика…

— И на виду у всего города резать стекла! — хихикнул я.

Но Ванька не хотел отказываться от этой идеи.

— Думаешь, они взяли номера окнами на улицу! Фига с два, такие люди как они наверняка взяли «люксы» окнами на реку! С той стороны нас мало кто заметит! Да и прошмыгнём мы быстро!

— Потом они приходят, а у них стекла вырезаны, — возразил я. — И сразу вызовут милицию…

— Не вызовут, если у них рыльце в пуху!

— Это ещё бабушка надвое сказала, в пуху или нет. И потом, если они не полные идиоты, они вызовут милицию в любом случае, чтобы потом, при сдаче номера, не объясняться с администрацией гостиницы из-за вырезанных стёкол! Ведь администрация как будет мыслить — раз люди не подали жалобу, значит, это сделали они сами. Так?

— Ну и пусть вызывают! — упёрся Ванька. — Милиция сразу обнаружит в их номере ворованные иконы, и они влипнут!

— По-твоему, они не припрячут иконы — в багажник машины, например — прежде, чем вызвать милицию?

— Так ведь нас всё равно не найдут!

— Ты уверен? — насмешливо спросил я.

— Ну, не знаю… Я только о том, что отмычками ещё надо учиться пользоваться, а стеклорез можно взять в инструментах отца, и вся недолга!..

— Мальчики, да о чём вы спорите? — вмешалась Фантик. — Если нам понадобится проникнуть к ним в номер, то не забывайте: сейчас лето, почти все держат окна и балконные двери постоянно открытыми, если, конечно, не на первом этаже живут. А на первом этаже наши скупщики жить не могут — весь первый этаж занимают фойе, ресторан и всякие служебные помещения. Почти наверняка мы сможем пролезть к ним в открытое окно, без всяких стеклорезов… Но, я надеюсь, до этого не дойдёт, — добавила она.

Мы с Ванькой даже оторопели — Фантик высказала настолько простую и очевидную вещь, что странно, как мы сами до неё не додумались. Вот что значит увлекаться придумыванием хитроумных ходов!

— Ладно, там видно будет… — фыркнул Ванька. — А мы уже дошли!

Мы были в начале овражка — старого русла реки.

— Так где здесь были раскопки? — спросила Фантик.

— Вон там, за изгибом оврага, — показал я.

Мы пошли по дну оврага, застеленному плотным слоем сосновых иголок и старых, почти истлевших, листьев.

— Кстати, грибов тут бывает полно, — предупредил я. — И маслят, и лисичек, а чуть выше раскопок начинаются белые и подосиновики.

— Я уже вижу! — закричала Фантик. — Вон кучка маслят… Нет, не маслят, а моховиков! Во что только их собирать?

— У меня в кармане остался пакет из-под бутербродов, — сказал Ванька, вытаскивая большой целлофановый пакет и вытряхивая из него хлебные крошки.

Грибов оказалось довольно много, Ванька наткнулся на россыпь лисичек, а я нашёл, среди прочего, два дубовика (их ещё называют «польский гриб» или «дубовый белый») и большой подосиновик. Увлёкшись, мы сами не заметили, как миновали изгиб, за которым некогда копали археологи и где мы сами находили всякие древние вещицы.

— Смотрите! — заорал Ванька. — Тут кто-то был!

В нескольких местах мы увидели перекопанную землю — совсем свежую. И на перекопанной земле виднелись следы — по меньшей мере, двух людей.

Ванька опустился на колени, чуть не обнюхивая землю в охотничьем азарте.

— Они были в сапогах! — сообщил он. — Их было двое, один побольше, другой поменьше. И… смотрите, здесь след, как будто они волокли что-то тяжёлое!

И точно, по палой листве тянулся довольно широкий след — приблизительно как от мешка с картофелем.

— Ребята! — Ванька поднялся с колен, его глаза округлились. — Я знаю, что это такое! Здесь кого-то убили! Хотели закопать прямо здесь, но наткнулись на камни и корни и поволокли в глубь леса, где земля помягче!

И, не успели мы с Фантиком опомниться, как Ванька помчался к берегу, вопя во всё горло.

Глава СЕДЬМАЯ. ВСЕ НЕПОНЯТНО

— На помощь! — орал Ванька. — Убийство! Покойник!

Петя, задремавший около костра, подскочил как ошпаренный.

— Что ты такое несёшь?

— Там, в овраге… — Ванька задыхался. — Там кого-то убили, уволокли и закопали… Когда волокли, кровь осталась на листьях…

Мы с Фантиком, догнавшие Ваньку возле самого костра, молчали, слишком потрясённые, чтобы что-нибудь сказать.

— Да брось ты! — сказал Петя. — Кончай выдумывать!

— Я не выдумываю! — крикнул Ванька. — Мы все и правда видели!

— Что вы видели? — Петя повернулся к нам.

— Ну… — ответил я. — Мы видели следы сапог, свежераскопанную землю и… ну да, такой след, как будто волокли что-то тяжёлое. Насчёт крови на листьях я не заметил, честно сказать.

— Была она там! — заявил Ванька. — И листья не были б такими бурыми, если б на них не было крови!..

— М-да-а… — Петя почесал в затылке. — Ситуация… То ли проверять идти, то ли драпать…

Он бы, наверно, ещё долго пребывал в растерянности, но тут мы услышали тарахтенье лодочного мотора: Гришка возвращался. Вид у него был, надо сказать, несколько обескураженный.

— Слышь, Гришань! — окликнул его Петя, когда Гришка привязывал лодку. — Мальцы уверяют, будто труп в овраге нашли.

— Не мы все уверяем, а только Ванька, — поспешно сказал я.

— Труп, значит? — Гришка хмыкнул. — Что ж, пойдём, поглядим.

— Я не пойду! — заорал Ванька.

— Я пойду, — сказал я. — Я уверен, что никакого трупа там нет.

— И я тоже, — сказала Фантик.

— Хорошо, — Гришка поднялся на холмик, к костру. — Тогда кто посмелее — все за мной!

И мы пошли назад, в овраг: впереди Гришка, я и Фантик, чуть поодаль Петя, а совсем сзади — Ванька. Он всё-таки поплёлся с остальными, но держался метрах в двадцати, чтобы, чуть что, сразу дать дёру.

— Удалось тебе что-нибудь узнать? — спросил я.

Гришка отмахнулся.

— Кое-что… Но — потом! Давай сперва разберёмся с заскоком твоего брательника, чтоб это над нами не висело.

Гришка продвигался очень внимательно, осматривая по пути все вокруг. Когда мы дошли до места со свежевскопанной землёй, он присел на корточки, размял в руках горсть земли, поглядел на следы и даже присвистнул.

— Не фига себе! — негромко сказал он.

— Что? — я насторожился, и Фантик тоже. — Что такое?

Гришка поднялся, отряхнул землю с колен и поглядел на полосу, оставшуюся от «мешка с картофелем».

— Тоже мне, следопыты! — он с укором посмотрел на меня. — Ну, хорошо, Ванька спятил с перепугу — как говорится, у страха глаза велики, да ничего не видят — Фантик в чтении следов не мастак, но ты-то!.. Ты ведь чуть не с трёх лет любые лесные следы мог разобрать. Чего ж ты ослеп?

— А что такое? — растерянно спросил я.

— А ты погляди внимательно, — сказал Гришка.

Я стал вглядываться, недоумевая, что же Гришка сумел разглядеть такого особенного, потом хлопнул себя по лбу.

— Ну, конечно!

— Что «конечно»? — спросила заинтригованная Фантик.

— Смотри, — показал я ей. — Листья больше промяты вон в ту сторону. Значит, нечто тяжёлое тащили не отсюда, а сюда. И здесь оно закопано — вот здесь, где земля перерыта. А следы сапог так густо идут и накладываются друг на друга, потому что землю утаптывали!

— Так что здесь закопано? — Фантик спросила это чуть не шёпотом.

— А вы понюхайте! — и Гришка протянул нам размятый на кончиках пальцев комок земли.

Мы понюхали. Запах, надо сказать, был препротивнейший — и какой-то очень знакомый. Я нахмурился.

— Так ведь это… — начал я.

— Вот именно, — кивнул Гришка. — Рыбьи потроха. Кто-то потрошил рыбу, а потроха закопал здесь.

— Но это ж сколько рыбы надо было выпотрошить, чтобы целый мешок потрохов набрался! — воскликнул я.

— Правильно подметил, — сказал Гришка. — И меня не только это смущает… — он кивнул на чёрное пятно свежеперекопанной земли. — Рискнём разворошить? Не помрём от газовой атаки?

— Рискнём! — мужественно сказал я, а Фантик, напряжённая и закусившая губу, молча кивнула в знак согласия.

— Эй, вы! — крикнул Гришка Пете и Ваньке, оробело маячившим неподалёку, так и не решаясь приблизиться к «страшному месту». — Сгоняйте в лодку, за лопаткой, хоть какой-то толк от вас будет!

Пока Петя соображал и поворачивался, Ванька уже мчался к лодке и через несколько минут приволок небольшую лопатку, типа сапёрной. Гришка использовал её для самых разных надобностей: и костёр окопать или закидать, и перерубить стебли водных растений, когда возле берега они опутывали гребной винт мотора, и мало ли ещё ничего.

Ванька торжественно вручил Гришке эту лопату, и Гришка, не менее торжественно поплевав на руки, взялся за черенок.

— Отойдите, все! — сказал он. — Если травиться вонью, то только мне одному!

Мы поспешно отошли в сторонку, метров на десять, а Гришка принялся копать.

Копать ему пришлось совсем недолго. Искомое было зарыто неглубоко, штыка на два лопаты. И сразу потянуло отвратным запахом — хоть и не таким, какой шибает, когда рыба совсем испортится, но всё-таки достаточно невыносимым.

Но Гришка, казалось, и не замечал этого запаха.

— Вот это да! — вырвалось у него.

Мы, зажимая носы, подошли поглядеть. И поняли, что так поразило Гришку.

Это были не рыбьи потроха. Это были рыбы, причём выпотрошенные. И — только щуки! В яме было закопано щук пятьдесят, если не больше!

— Это кто же столько хорошей рыбы извёл? — выдохнул потрясённый Петя. — И главное — зачем?

Гришка что-то невнятно пробормотал под нос — как мне показалось, что-то такое, чего нам, детям, слышать не стоило — и стал энергично закапывать яму.

— Незачем нам больше это нюхать… Что здесь схоронили, мы выяснили. Теперь давайте посмотрим, откуда это приволокли.

Дальше мы пошли дружно, все вместе. Ванька разом повеселел: хоть его обоняние и пострадало, зато все его страхи развеялись. Мы прошли по следу мешка, в котором приволокли щук и вытряхнули в яму, и вот что установили: сети на щук ставили чуть выше на Удолице, уже в границах заповедника, буквально метров пятидесяти не доходя до дальнего гостевого комплекса заповедника с банькой над рекой. В этом месте овраг подходил совсем близко к новому руслу, их разделял лишь перешеек, вроде холмика, на котором и устроились браконьеры. Мы нашли следы их пребывания: примятую траву, окурки, консервные банки. Костёр они не разводили — видно, боясь засыпаться, пользовались фонариком. Здесь же — надо понимать, уже под утро — они распотрошили рыбу и покидали в мешок. Стащить её с холмика вниз, в овраг, и закопать в невидимом для посторонних глаз месте на дне оврага оказалось для них удобней всего. Мы ума не могли приложить, чем им не понравилась такая хорошая рыба. Ведь наловить такое количество, да ещё выпотрошить наверняка стоило для них немалых трудов.

— Что же тут произошло? — Фантик задала вслух вопрос, которым мы все мучались.

— Сложно сказать, — ответил Гришка. — Но кой-какие догадки у меня имеются. Давайте вернёмся к нашему костру, проверим рыбу, и я вам расскажу, как я съездил.

— Надо отцу сказать, что в заповеднике побывали браконьеры. Причём какие-то психанутые, — задумчиво проговорил Ванька. Он нагнулся и подобрал что-то с земли. — Смотрите, какой красивый красный камушек!

Я отмахнулся от него — до камушков ли, мол, сейчас! — и Ванька рассеянно засунул находку в карман.

Мы вернулись к костру, убедились, что рыбе не мешает подкоптиться ещё немного, и устроили себе второй завтрак из горячего чая и бутербродов с малосольной форелью и луком. После всех купаний и переживаний нас охватил жуткий голод.

— Так вот, — заговорил Гришка, когда все мы подкрепились. — Нельзя сказать, что моя поездка получилась особо удачной. Толяна в бабкином доме не было, нарвался я на его сестрицу — ту, что с мужем из Твери примчалась, бабкино наследство делить. Смурная баба, злющая, как черт, да ещё, кажись, и приболела малость. Качает её, и лица на ней нет, и за живот держится, будто ей совсем плохо. Какой тут разговор! Я, значит, начинаю ей про дверцу толковать — что, мол, готов дверцу для душника привезти — а она на меня разоралась с лёту: катись ты куда подальше, никакого душника нам не надо и не было его никогда! Как же, не было, говорю, если я Толяну сам его отдавал, и помню, куда Толян положил, чтобы потом поставить — давайте я вам покажу! Она ещё пуще на меня заскрипела: Толика твоего здесь нет, и показывать мне ничего не надо, так я тебя в дом и пустила, всех его дружков пропойц я как облупленных вижу, и больше не появляйся и с глупостями не лезь!.. Я говорю, что, может, Толик что и тащит из дому, а я наоборот, помочь готов, вот и Толику помогал работу найти, и душник ему отдал, и раму одну старинную починить помогал… Она просто дверь у меня перед носом захлопнула, крикнув, чтобы я больше не приходил, и ничего больше слушать не пожелала.

— Да, здорово попался, — сочувственно сказал Петя. — Может, она вчера самогону на поминках перебрала, да ещё ты в такую рань припёрся…

— В какую ж рань? — возразил Гришка. — Сейчас полдень, значит, я в начале двенадцатого у неё был. Это для нас время летит незаметно и все кажется, будто раннее утро. И не похмелюга её ломала, точно, нет. Выглядела она совсем по-другому. Я несколько раз видел, как язвенные больные мучаются — так вот на это очень похоже.

— То есть, неудачный поход, — подытожил я.

— Почему же неудачный? — Гришка усмехнулся, вытаскивая очередную сигарету. — Я как мыслю. Если эта баба при упоминании про душник и раму так взъерепенилась — значит, очень ей не хочется, чтобы кто-то про них вспоминал. Это я вам точно говорю, я все эти ухватки знаю, когда человек хочет отмазаться. Заорать по пустякам, чтобы с темы сбить — это первое дело. И чтобы, значит, я больше не появлялся и не интересовался, куда же делись душник и рама, которые были и исчезли. Про раму-то я приврал, будто её видел и даже ремонтировать помогал — но заметил, как у неё в глазах при упоминании о раме страх блеснул. Вот и рассуждайте…

— Хочешь сказать, это она раму утопила, перед этим иконы из неё вынув? — недоверчиво спросил Ванька.

— Она, факт. У меня нюх на такие дела, недаром я… — Гришка, не договорив, усмехнулся — на этот раз не без грусти. — И тут вот ещё что, — он выдержал паузу, чтобы поэффектней завершить свой рассказ. — У самого крыльца стояли две пары сапог. Видно, их проветриться выставили, потому что рыбой от них, так сказать, попахивало. Побольше сапоги и поменьше. На них ещё кое-где рыбная чешуя виднелась. Щучья, точно вам говорю. А по размерам, как я сразу прикинул, когда место захоронения осматривал, эти сапоги точно совпадают с теми, отпечатки которых мы видели. И браконьеры, кстати, не местными были. По ряду примет. Хотя бы то, что они консервы жрали. Местные никогда консервы с собой не возьмут, а что-нибудь домашненькое прихватят. Хлеб, там, с творогом, или что. Консервы — это истраченные деньги, которых ни у кого нет. Вот так.

Нам понадобилось время, чтобы все это переварить. Потом мы заговорили наперебой.

— Да брось ты… — начал Петя.

— Ты хочешь сказать?.. — это я.

— Мамочки, ну и дела! — это Фантик.

— А вдруг она шлёпнула своего брата, чтоб он ей не мешал? — это Ванька. Его заклинило на идее, что где-то кого-то «шлёпнули».

Гришка переждал, когда уляжется шум, и продолжил.

— Так вот какая история получается. Я так понимаю, сеструха отвалила Толяну деньжат, чтобы он где-то пьянствовал и она могла без помех рыться в бабкином доме, прибирая все к рукам. То, что Толян не знал о наборе икон, собранных под одну раму — это почти наверняка. Странно, конечно, потому что штуковину метр на полтора… нет, скорее метр двадцать сантиметров на восемьдесят, — поправился Гришка, смерив раму цепким глазом, — не заметить сложно. Но мало ли в каком укромном углу старуха могла её держать. Хоть на чердаке.

— Чтобы такая богомольная бабка — и не выставила иконы на видное место? — усомнился Петя.

— Я ж говорю, в этом деле странностей много, — ответил Гришка. — Но что есть, то есть. Если б Толян знал о раме с иконами, он бы наверняка мне рассказал. А вот дальше что происходит? Его сеструха с мужем вынимают иконы из рамы, убирают куда-то в свой баульчик, перетаскивают в лодку раму и душник, заодно берут рыбацкие снасти, приплывают к этим валунам, топят раму, поднимаются на лодке чуть вверх по Удолице, ловят дикое количество щук, потрошат их, собирают выпотрошенную рыбу в мешок, отволакивают мешок в овраг и закапывают — и уплывают домой.

— Так может, они простудились? — предположил я. — Вот тебе и объяснение, почему она так плохо себя чувствовала! Ночи сейчас холодные, костра они не разводили, да и жрали какие-то дрянные консервы, которыми вполне можно отравиться. Вот тебе и больной живот!

— Вполне возможно, — согласился Гришка. — Но главный-то вопрос — зачем они все это делали? Ну, насчёт рамы сколько-то понятно. Но щуки!.. Причём, вполне очевидно, Толькина сестра — ещё та хапуга и себе на уме, поэтому все делалось не без смысла. С прицелом, чтобы Толяну досталось как можно меньше ценных вещей, имевшихся у бабки. Какой-то хитрый план, чтоб его, и все это взаимосвязано. Рама и щуки — звенья одной цепочки. Но какой? Я ничего не понимаю.

— А может, они просто спятили? — высказался Петя. — При отравлениях консервами бывают всякие глюки. Ну, знаешь, решили сделать запас рыбы — и вдруг один её запах стал им противен, и они все повыбрасывали!