Братья Болдины - Тайна неудачного выстрела

— Есть! — радостно воскликнул я, последовав его совету. — Смотри, какая роскошная штука! — я показал ему большую перламутровую раковину, которую мы в середине лета нашли на мыске у дальнего озера. — Эх, нам бы ещё найти английскую булавку!..

— Зачем? — спросил Ванька.

— Мы бы приклеили её с тёмной стороны раковины — и получилась бы отличная брошь! А? Как ты думаешь?

— Верно! — идея моему брату очень понравилась. — По-моему, у нас где-то был запас английских булавок… Послушай, а если попробовать отодрать застёжку от какого-нибудь старого поломанного значка?

— А как мы её потом присобачим к раковине? — спросил я. — Ведь она очень маленькая, и к тому же…

В общем, после некоторых — занявших всего лишь несколько минут — споров и прикидок мы придумали, как превратить раковину в хорошую брошь. Мы взяли кусок тонкой жести, большими ножницами вырезали из него овал, чуть побольше раковины, изогнули по форме раковины, а по краям настригли жестяную бахрому. Раковину мы вставили в эту жесть, а «бахрому» загнули — получились лапки, держащие раковину, и теперь раковина не только не могла никуда выскочить, но жесть к тому же защищала её, так что она теперь никак не могла треснуть или сломаться. В середине жестяной подкладки мы заранее пробили две тонкие небольшие щели, сквозь которые продели английскую булавку, и, когда мы закрепили раковину, булавка тоже оказалась прижата и прочно сидела на месте. Мы прошлись по жести самой мелкой наждачкой, и жесть засияла так, что было полное впечатление, будто перламутр оправлен в серебро!

Когда мы заворачивали брошь в цветную бумагу и приклеивали прямоугольничек белой бумаги с надписью «Фантику», я опять вернулся к визиту министра и к опасности, ему угрожающей — эта тема не покидала моих мыслей, и лишь временно отошла на задний план, когда мы решали проблему подарка.

— А ведь отец знал об опасности, которая угрожает министру! — сказал я. — Ты видел, он нисколько не удивился, когда увидел милиционера и фээсбешника, приехавших с ним побеседовать. Мне кажется, его Степанов предупредил. Ведь до звонка Степанова отец понятия не имел, что к нам может нагрянуть министр! Степанов не только об этом ему рассказал, но и посочувствовал: «Мол, так и так, беспокойные дни тебя ждут хозяин!» Ведь отец все эти дни был жутко занят, и даже новости не смотрел, а без него никто их не смотрит — мы смотрим только приключенческие фильмы и «Поле чудес»! — я-то, кроме того, любил хоккей, но поскольку телевизор был один, а хоккей часто попадал на передачи, которые хотели поглядеть все остальные, мне редко удавалось его посмотреть. — Вполне естественно, что отец пропустил мимо ушей все эти слухи вокруг нашего министра!

— А может быть… — Ванька задумался.

— Что «может быть»? — поинтересовался я.

Мой брат махнул рукой.

— Так, мыслишка промелькнула и пропала! Вот додумаю её — тогда скажу. Давай поспешим — а то Фантик вот-вот спустится вниз, и мы не успеем тайком положить наш подарок!

— Поспешим! — сказал я. Если бы Фантик вышла из своей комнаты и спустилась вниз, мы бы услышали скрип двери, а потом лестницы. — Интересно, и во что можно так долго наряжаться?

Мы-то давно были готовы — сразу по возвращении с ёлкой из леса переоделись в «парадные» джинсы (то есть, такие, которые родители купили нам совсем недавно, для выездов в город и других торжественных случаев, и которые мы ещё не успели замызгать) и в чистые рубашки: для нас этого было вполне достаточно.

— Не знаю! — ответил мой брат. — Девчонки — они все такие! Но нам-то сейчас это на руку!

Я согласился с ним, и мы, стараясь ступать потише, чтобы Фантик не выглянула до времени, спустились вниз.

Внизу было так здорово, что дух захватывало! Взрослые погасили большой свет и включили разноцветные электрогирлянды на ёлке, да ещё полоска света падала из коридорчика между гостиной и кухней. В конце этого коридорчика была спальня родителей, и ещё «каморка» — отцовский кабинет, вход в который был под самой лестницей на второй этаж. И ещё наверху было три комнаты — наша и две гостевых, которые мы использовали для самых разных надобностей, когда гостей не было, и которые теперь стали комнатами Фантика и её родителей. А если гостей наезжало слишком много, отец отпирал один из гостевых домиков поближе к нашему…

Да, так вот… Я отвлёкся на рассказ о комнатах в нашем доме, потому что вовремя их не описал, и на полуслове перестал рассказывать о том, как чудесно было внизу. Значит, горели разноцветные электрогирлянды, и ещё из коридорчика падал свет, да светился экран телевизора (звук был приглушён), и получался прямо-таки колдовской полумрак, окрашенный жёлтыми, красными, синими и зелёными отсветами, и в этом полумраке обеденный стол, покрытый белой-белой скатертью, словно парил в воздухе. И накрыт этот стол был на славу! Мама приготовила и пирожки с разной начинкой, и салаты, и клюквенный морс, и тонкими ломтиками была нарезана копчёная ветчина — которую отец делал из диких кабанов, и копчёная лосятина, и роскошная рыба домашнего засола… Егоровы, как мы поняли, привезли «городскую» часть стола — пакеты апельсинового и яблочного сока, сыры, мочёную кукурузу, свежие помидоры… Все то, словом, что не добудешь в лесу или на своём огороде. (Правда, отец давно подумывал завести теплицу с паровым отоплением, чтобы свежие огурцы, помидоры и зелень были у нас круглый год, но ему всё было недосуг).

Голоса взрослых слышались из кухни, так что мы спокойно положили наш подарок под ёлку и уселись смотреть телевизор. Минут через пять все взрослые появились в гостиной.

— Ну, все! — мама поглядела на часы, которые показывали половину одиннадцатого. — Ждём Фаину — и садимся за стол!

Фантик не заставила себя ждать. Не успела мама договорить, как на лестнице послышались шаги — звучавшие очень чётко и дробно.

Почему они так звучали, мы поняли, едва Фантик появилась в дверях — и тут мы все ахнули! На ней было роскошное белое платье, все в кружевах, стянутое на теле тугим корсетом и пышно расширявшееся от талии — колоколом, кончавшимся чуть пониже колен, а на ногах были белые чулочки — и серебряные туфельки с тонкими острыми каблучками! Волосы она заплела в косу, змеёй уложенную на затылке, а украшал её причёску огромный бант из таких же полупрозрачных серебристо-белых кружев, из которых была сделана вся отделка её платья! Ну, прямо, маленькая фея, как будто не по лестнице спустившаяся, а прилетевшая на крыльях!

— Ну, как? — спросила Фантик, нарушая общее молчание.

— Фантастика! — вырвалось у меня. — Я никогда не думал, что ты можешь быть такой красивой!

Взрослые покатились от хохота, а отец хлопнул меня по спине и, задыхаясь от смеха, проговорил:

— Вот уж правду говорят, что искренний комплимент — самый ценный!.. Фаина, ты нас всех потрясла!

Фантик сделала полный оборот перед нами, чтобы лишний раз продемонстрировать великолепие своего наряда. При этом не упустив случая показать, насколько легко ей даются любые вращения на носочке одной ноги и другие сложные фигуры. Что было неудивительно: Фантик занималась фигурным катанием лет, по-моему, с пяти, и даже теперь, когда её родители в основном жили при своём питомнике («на ферме», как они говорили), её мама находила время и силы, чтобы три раза в неделю возить её в ближайший город с большим ледовым дворцом и хорошей секцией фигурного катания для детей.

— Потрясающе! — сказала моя мама. — И где вы купили такую красоту?

— Это моя мама сама сшила! — гордо сообщила Фантик.

— Не может быть! — стали изумляться все взрослые.

— Верно, сама, — кивнула тётя Катя. — Но это было нетрудно. Покрой довольно прост, главное было — подходящий материал найти…

— Мама сшила мне это для выступлений на районных соревнованиях, по итогам которых кого-то обещали перевести в группу повышенной сложности, кого-то оставить в прежней, а кого-то вообще отчислить! — сообщила Фантик, вдоволь насладившаяся произведённым эффектом и севшая за стол. — А потом мы решили, что это может быть и роскошное праздничное платье, настоящее бальное!

— И как ты выступила? — поинтересовался отец.

— Третье место, — сообщила Фантик. — Могла и на первое выйти. Первое, второе и третье места закончили с минимальной разницей. Мне просто самую чуточку не повезло.

— Но в любом случае, ты выступила достаточно удачно, чтобы перейти в группу повышенной сложности? — спросила мама.

— Разумеется, — ответила Фантик. И самоуверенно добавила. — Но в этом-то я заранее не сомневалась!

Взрослые опять рассмеялись, и мы приступили к праздничному ужину.

Я, Ванька и Фантик больше молчали — лишь изредка перешёптывались между собой, а вообще предпочитали наворачивать за обе щеки и прислушиваться к разговорам взрослых.

— Так вот, — рассказывал дядя Серёжа, — я и решил взять в аренду кусок леса рядом с нашим питомником. Все равно лес стоит бесхозный, и шурует в нём кто ни попадя, а так бы хоть я за ним следил. И взамен срубленного дерева обязательно сажал бы новое, как это во всём мире принято. Но тут пошли такие согласования, волокита, канцелярщина… В общем, из-за такой мелочи я все выше и выше поднимался, и кончилось тем, что записался на приём к министру. Потому что каждый чиновник тебе в карман глядит, — дядя Серёжа выразительно потёр друг о друга большой и указательный пальцы, — и чтобы разорвать этот заколдованный круг бесконечных согласований, надо или такие деньги иметь, которых у меня не водится, либо подниматься до самого верха. А про Угрюмого все говорят, что он мужик дельный и порядочный…

— Совершенно верно, — кивнул отец.

— Вот я и подумал, что если уж у него ничего не добьюсь, то махну на все рукой. Хватит, надоело стены лбом прошибать!

— А для чего вам нужен этот участок леса? — спросила мама.

— Новая идея у нас родилась, — объяснил дядя Серёжа. — Делать сборные срубы для банек и жилых домов. Так, чтобы люди могли выбрать то, что им подходит, по объёмам и по цене, а мы бы привозили на место и собирали за один день… Сделать разом по десятку срубов каждого вида про запас — и потом только пополнять эти запасы, по мере надобности. Такого количества на год хватило бы, потому что народ сейчас живёт небогато, в наших окрестностях дай Бог пять банек обновили за прошедшие годы. И лесу такая вырубка была бы не во вред, а на пользу, мы бы только проредили его, очистив для молодых деревьев путь к свету и воздуху. А сейчас ведь лес рубят безобразно, сплошняком, кому не лень… Жалко. Лес хороший — и сосна, и осина, словом, всё, что для баньки надо. Был бы я хозяином — всем безобразиям заслон поставил бы. Конечно, с местными мужичками и дачниками повоевать бы пришлось, но нам не привыкать.

— Разве пушнина вам даёт недостаточно? — поинтересовалась мама.

— Ну, как сказать… — дядя Серёжа задумался. — Заключены у нас договоры с несколькими ателье, так они пользуются тем, что всем живые деньги нужны, и если вы думаете, что они платят за меха хоть треть того, сколько стоит готовая шуба, то вы ошибаетесь. А ведь зверя выходить надо, выкормить правильно, чтобы мех был хороший. Это, я вам скажу… — он покачал головой. — У меня образование есть, и я все по науке делаю, так что, не бахвалясь могу сказать: мех очень качественный. Но приезжали тут итальянцы, охали, качеством восхищались, давайте, говорят, договор заключать на эксклюзивные поставки, мы, говорят, чуть ли не самая крупная пушная фирма в Европе. Сунулись мы туда-сюда — так столько, оказывается, надо рогаток преодолеть, чтобы получить лицензию на право экспорта пушнины, и потом такие налоги платить с международных сделок, что на том все пока и заглохло… Нет, жаловаться грех, мы не бедствуем, и наше дело нас кормит, но хотелось бы поосновательней на земле закрепиться.

— Вот и поговоришь с министром, когда он тут будет, — сказал отец.

— Не знаю… — дядя Серёжа покачал головой. — Нескладно как-то получается… Ещё подумает, что я за ним шпионил, специально в гости к вам напросился, чтобы с ним поговорить… Ему ведь отдохнуть спокойно хочется. Разозлится, что ему нигде покоя не дают… И к тому же вся эта суета вокруг него… На лишнего человека, тем более с делом к министру, охрана будет коситься с таким подозрением, что мне легче будет на пулемёт грудью кинуться, чем к нему подойти! Нет уж, постараюсь держаться подальше.

Отец, вроде, хотел что-то сказать на это, но промолчал.

— Что это за рыба? — шёпотом спросила у меня Фантик, беря на хлеб ещё два ломтика рыбы домашнего засола.

— Форель, — ответил я. — Чуть к северу отсюда есть несколько рек, в которых она водится. Отец всегда делает запасы, он её отлично засаливает, но на всю зиму нам ещё ни разу не хватило.

— Вполне вас понимаю! — сказала Фантик. — Она такая нежная и вкусная! Я сама могла бы съесть тонну в один присест…

— Обопьёшься потом, — практично заметил мой брат. — После солёной рыбы знаешь как пить хочется?

— Соков полно, — ответила Фантик.

— Эх ты! — мой братец поглядел на неё с лёгким презрением. — Соки тут не помогут. Горячий несладкий чай — вот то, что надо!

— Не беспокойся, я это знаю! — буркнула сразу надувшаяся Фантик.

— А если знаешь, то чего мелешь чепуху про соки? — спросил мой «вежливый» братец. С ним вообще случалось, что он, как говорится, рубил сплеча. Но не дай Бог было задеть его самого! Он был очень обидчив и мог впасть в такой приступ ярости, что бросался на обидчика с кулаками и молотил его, словно ветряная мельница — при этом ни возраст, ни сила противника роли для него не играли. У нас было несколько случаев, когда он вот так бросался на ребят постарше не только его самого, но и меня. Если обидчик был слишком рослый и сильный, Ванька молотил его руками и ногами, зажмурив глаза! И, надо сказать, даже ребята тринадцати-четырнадцати лет боялись с ним связываться. Ведь если «малявка» поставит тебе синяк под глазом, тебя потом засмеют и задразнят так, что хоть топись! И даже если вздуешь потом малявку — от вечных насмешек всё равно не избавишься. Надо сказать, я даже чуть-чуть завидовал буйному характеру моего брата, потому что сам я никогда не терял головы и не мог броситься в бой с таким неистовством, как будто тебе всё нипочём. А иногда это могло бы помочь выпутаться из трудной ситуации.

Но тут я сам разозлился на него.

— Тц! — прицыкнул я. — Думай, что говоришь! С гостями так не разговаривают!

— А с девочками — тем более! — шепнула Фантик краем рта, смешно скривив для этого губы, да ещё и ладошкой прикрывшись, чтобы взрослые не слышали нашей перепалки.

Ванька насупился, но промолчал. Он ненавидел признавать, что был не прав, но тут ему крыть было нечем. Правда, он взглянул на меня и Фантика так, что у меня, хорошо знавшего моего братца, сердце ёкнуло. Ой, отыграется он на нас, подумалось мне, за то, что мы вздумали учить его хорошим манерам! Все эти дни надо быть начеку, потому что какую пакость он придумает в ответ — этого предсказать невозможно!

Мы не слышали, о чём говорили взрослые, пока мы препирались, но тут зазвонил телефон, и отец поспешил к нему и взял трубку.

— Алло!.. И вас с наступающим, Степан Артёмович, от всей души! Похоже, вы к нам собираетесь?.. Да вот уж знаю, разведка донесла… Да, разведка у меня хорошо поставлена!.. — ухмыльнулся отец. — Так когда вас ждать?.. Завтра днём? Отлично! Может, и баньку заранее раскочегарить, чтобы вы с дороги попарились?.. Нет, что вы, никакого труда не составит!.. И я буду очень рад!.. Ждём, спасибо!..

И он положил трубку.

— Значит, слухи оказались верными? — спросила мама.

— Выходит, так! — пожал плечами отец.

— Завидую я тебе! — сказал дядя Серёжа. — И как это у тебя получается?

— Что получается? — не понял отец.

— Да вот, и с министром ты разговаривал, как разговариваешь со всеми — вежливо, с уважением, с готовностью всем угодить, но не теряя достоинства, без единой лебезящей или льстивой нотки.

— Достигается упражнением! — весело ответил отец. Я знал, что это одна из его любимых цитат, вот только не помнил, откуда. — Батюшки! — спохватился он. — Чего ж мы заболтались? Уже без четверти двенадцать, вон уже заставка появилась перед обращением президента! Серёжка, открывай шампанское! — и он прибавил звук в телевизоре.

Мы прослушали новогоднее обращение президента, потом бой курантов, и после двенадцатого переливчатого удара все дружно сдвинули бокалы — взрослые с шампанским, а мы с морсом — и все дружно закричали «Ура!»

— Ну, — сказал отец, — вот и год миновал, со всем плохим и хорошим, что в нём было. Давайте плохое оставим позади, а хорошее заберём в новый год! А теперь можно и подарки посмотреть!

Мы с Ванькой поглядели под ёлку. Подарков сильно прибавилось! Но ведь всё время праздничного ужина мы были рядом с отцом и мамой — и обязательно бы заметили, если бы они наклонились к ёлке что-то положить или бы что-то передвигали! Опять они нас обхитрили — но как, так и оставалось для нас загадкой!

ПИСЬМО ШЕСТОЕ. ОБЩЕЕ ВЕСЕЛЬЕ — И ПОДГОТОВКА К ПРИЕЗДУ МИНИСТРА

Подарки оказались замечательными. В моих свёртках я нашёл карманный ножик со множеством лезвий — такой, о котором давно мечтал (правда, не настоящий швейцарский, это я понял: хоть ручка у ножика и была красная, и крестик на ней имелся, но этот крестик был чуть-чуть другой формы, с загнутыми, а не с прямыми, концами, так что это была хорошая подделка, но оно и понятно — настоящий швейцарский ножик стоит столько, что хватило бы накупить роскошные подарки на две семьи — главное, что лезвия у него были из хорошей стали, это я сразу попробовал), собрание сочинений Фенимора Купера и тёплый свитер (от бабушки, маминой мамы: она сама его связала и прислала). У Ваньки тоже был свитер среди подарков, а ещё ружьё-»хлопушка», стреляющее пластмассовыми пробками, и набор фломастеров. Это что касается подарков от родителей, а в свёртках, которые положила под ёлку Фантик, мы нашли по банке шоколадного крема и по махровому полотенцу, на одном из которых были изображены Чип и Дейл, а на другом — дядя Скрудж со всеми тремя своими племянниками. А ещё мы нашли подарок для нас обоих от тёти Жени, папиной сестры: огромный «паззл» на тысячу кусочков. Ну, знаете ведь, что такое «паззл»? Это такая глянцевая картинка на картоне, которая разрезана на мелкие, очень неровные, кусочки и которую надо собрать заново. Причём извилистые выступы и впадины кусочков совпадают только тогда, когда место каждому кусочку находишь абсолютно правильно. Самый большой «паззл», который у нас был до этого, был на двести кусочков, и мы провозились с ним дня два или три. Так что «паззла» на тысячу кусочков нам должно было хватить до конца каникул. На большой красивой коробке этого «паззла» был изображён рыцарский замок, стоящий над озером и окружённый лесами и горами, а по мосту этого замка двигалась красивая конная кавалькада: блестящие доспехи, яркие щиты с рыцарскими гербами, разноцветные лошадиные попоны и разноцветные флаги.

Фантик тем временем распаковывала свои подарки. Наш подарок ей безумно понравился.

— Ой, какая красота! — восхитилась она, сразу наколола брошь на платье и завертелась, чтобы все могли ей полюбоваться. — Спасибо, ребята!

Мы стали смотреть дальше. Егоровы всем нам четверым подарили по роскошной меховой шапке, и, кроме того, отличные тёплые рукавицы на меху — отцу и широкий куний воротник, застёгивающийся на крючки, чтобы можно было плотнее закрывать горло — маме. Ещё отец получил обалденные старинные часы-»луковку», серебряные и на серебряной цепочке, а мама — красивый набор из серебра и малахита: кулон и серёжки. Мы поняли, что это те подарки, которые родители приготовили друг другу. (Я, кстати, припомнил, как мама говорила по телефону одной из подруг: «Да, я их нашла в комиссионном и сдала в мастерскую… Они будут просто прелесть, если их починить…» — теперь я понял, к чему относились эти слова).

Наши подарки тоже привели родителей в восторг. Отец тут же подпоясался нашим ремнём, заправил нож в футляр и стал похож то ли на удалого пирата южных морей, то ли на самого капитана Гранта, а мама повесила нашу дощечку с изображением Топы над телевизором, сказав, что она слишком хороша для того, чтобы резать на ней даже хлеб, не говоря уж о мясе и овощах.

Подарки Егоровым родителям пришлось придумывать на ходу, но они выкрутились с честью. Дяде Серёже подарили отличный мужской одеколон и большой набор слесарных инструментов в твёрдом плоском чемоданчике, тёте Кате — красивую кружевную скатерть и салфетки в единой «подарочной» упаковке и чайный сервиз, расписанный изображениями осенних листьев и спелых гроздьев рябины, а Фантику — набор для вышивания бисером и «Энциклопедию для девочек» (все это, насколько мы поняли, из «неприкосновенного запаса» для подарков, который всегда имелся у родителей и складывался и из того, что им самим дарили большие шишки, приезжавшие поохотиться, и из того, что они сами покупали, когда вылезали в город, и из того, чем с отцом порой расплачивались в городе — многие там месяцами сидели без зарплаты, и, например, дирекция большого универсама, в котором были разные отделы, расплатилась с ним за бочонок брусники и бочонок солонины из лося, которые они хотели распределить к Новому году между продавцами и другими сотрудниками, стопкой энциклопедий «для девочек» и «для мальчиков», двумя чайными сервизами и комплектом слесарных инструментов — теми самыми, как вы понимаете).

Был подарок и для Топы — огромная мозговая кость, с довольно большими ошмётками мяса. Топа сразу отправился на кухню смаковать свой подарок — во-первых, когда он находился в доме, кости ему разрешали грызть только на кухне, потому что там пол был покрыт линолеумом, который легко мылся и отчищался, а во-вторых, он и сам предпочитал грызть кости в сторонке от скопления народа — мол, хоть все и свои, но мало ли кому что в голову придёт. Он был приучен отдавать кости и мясо по первому требованию, и отец иногда повторял с ним этот урок, особенно при гостях, когда хотел показать, какой Топа идеальный пёс. Топа отдавал самую сочную кость абсолютно безропотно, но, хотя знал, что через секунду ему отдадут назад его сокровище, все равно немного нервничал: а вдруг хозяину что-нибудь взбредёт в голову и он выкинет лакомство, вместо того, чтобы вернуть? Вот он и старался удалиться подальше, чтобы избежать нервотрёпки.

Когда всеобщие восторги поутихли, Ванька закричал:

— А теперь айда на улицу, пускать петарды и фейерверки!

— Погоди, — одёрнула его мама. — А самое главное?

— Что? — удивился Ванька.

— Как что? — удивилась в ответ мама. — Чай с тортом!

— Разве у нас есть торт? — в один голос спросили мы с Ванькой.

— Разумеется, есть! — вмешалась Фантик. — Моя мама испекла, а я ей помогала! Все украшения сделала! — гордо добавила она.

Тогда всё стало понятным. Мы ж знали, что мама не пекла торт.

Мы вернулись за стол, оживлённо переговариваясь. Вроде, Ванька перестал дуться на Фантика, хотя кто его знает… Как говорит отец: «Больше всего обижаешься на тех, кого сам обидел»… Но перспектива торта всех примирила.

Торт оказался роскошным. Высокий, с несколькими разноцветными слоями крема, с розочками и фигуркой наверху. Розочки и фигурку, как мы поняли, делала Фантик, и эта фигурка из цветного теста должна была изображать животное, год которого наступал. Но фигурка получилась похожей на всех животных разом (мне бы не хотелось говорить, «не очень получилась»), поэтому сказать, кто это — кролик, кот, лошадь или тигр, было довольно сложно. Можно было сказать только, что это животное рыжеватое и все изогнувшееся. При желании в нём можно было разглядеть даже дракона огненного цвета или рыжего бычка.

Но в любом случае, с этой фигуркой торт смотрелся только красивее. И вкусным он был обалденно! Я даже пожалел, что не знал о торте заранее. Тогда бы я не так налегал на все другое и оставил побольше места в животе.

Когда мы отвалились от торта, Ванька вернулся к прежней теме:

— А теперь пошли запускать фейерверки! Какой же Новый Год без них?

— Может, завтра? — с улыбкой предложил отец. — Посмотри, у Фантика уже глаза слипаются. Не забывай, день у неё был тяжёлый, она ведь несколько часов провела в машине…

Ванька поглядел было с ненавистью на Фантика, которая и тут подгадила своё усталостью, но Фантик живо откликнулась:

— Нет-нет, что вы! Без фейерверков нельзя! И нисколечки я не устала!.. — добавила она, с трудом разлепляя закрывающиеся глаза.

— Ну, смотрите, — сказал отец. — Не засните только прямо в снегу!

Но какое там спать! Мы чувствовали себя вполне бодрыми и готовыми ещё хоть всю ночь веселиться! Словом, мы быстро оделись и вышли на улицу, взяв с собой пакет с пиротехникой, которую прислал Степанов.

Ракеты и хлопушки оказались самыми разными. Одни просто взрывались с громким шумом и яркой вспышкой, когда их поджигали, другие начинали свистеть и носиться, подскакивая и петляя в воздухе, третьи выпускали высоко в небо от трёх до десяти разноцветных огней, вспыхивавших не сразу, а когда они улетали выше макушек деревьев. Вот летит и летит маленький золотой огонёк, от скорости кажущийся золотой ниточкой, летит, потрескивая — и вдруг в нём что-то срабатывает и он с громким «бабахом» превращается в зелёный, синий, красный или лиловый искрящийся шар, и этот шар с медленным шипением начинает по широкой дуге опускаться на землю…

Мы пускали фейерверки и кричали «ура!» Все, кроме Топы — который отчаянно лаял и возмущался этим безобразием. Он вообще не любил излишнего сверкания и грохота, и словно говорил нам: «Вы, что, спятили? Добро бы на охоте из ружей палили — это дело полезное, а обстреливать небеса — на такое только люди способны, с их закидонами!» Ну, а мы веселились вовсю. Я говорю, мы готовы были всю ночь «бабахать» ими, но в пакете оставалась почти половина от того, что было, когда отец сказал:

— А теперь хватит, всем спать! По-моему, Фантик сейчас просто упадёт, да и вы еле на ногах держитесь. Остальное пустим завтра или на Рождество!

— Я не… — начала Фантик, но её мама её перебила.

— Не пыжься! У нас впереди ещё несколько дней, все успеете. Пошли, я тебя уложу.

— Но нам-то можно погулять ещё немного? — взмолился я. — Честное слово, у нас сна ни в одном глазу!

— Ещё немного можно, — согласился отец. — Но учтите, все самое интересное уже кончилось. Я сейчас пойду в домик министра, чтобы начать его протапливать, сделаю там все — и сам отправлюсь на боковую. Мне завтра рано вставать — надо ехать вытаскивать из снега милицейскую машину. Думаю, Алексей Николаевич, да и наш новый молодой начальник тоже, будут не позже девяти-десяти утра.

— Так это здорово! — заявили мы с Ванькой. Растапливать и отогревать пустующие домики перед приездом гостей всегда очень интересно. — Мы с тобой!

— Пожалуйста. Но после этого я все равно загоню вас в кровать.

Тётя Катя увела Фантика, которая из последних сил пожелала нам спокойной ночи и счастливого Нового года, а мы вместе с отцом и дядей Серёжей отправились к дальнему домику, возле которого стоял деревянный сруб русской бани.

— Вот такие срубы ты хочешь ставить? — спросил отец, кивая на баньку. Он достал ключи и начал отпирать дверь.

— Именно такие, — сказал дядя Серёжа. — Может, побольше, может, поменьше. В зависимости от кошелька заказчика. Я хочу, чтобы были разные варианты… Да, новый молодой начальник, — задумчиво добавил он, возвращаясь мыслями к одному из последних замечаний отца. — Горячий и неопытный, как водится, так? И, похоже, абсолютно несведущий в «правилах местного этикета»… Сразу дать понять крупнейшему местному бандюге, что не примет от него никакой помощи и не пойдёт ни на какие переговоры — это, знаешь… Абсолютно не считаться с реалиями российской провинции. Как бы он себе шею не сломал, на своём максимализме.

— Как говорится, «вы будете-таки очень смеяться», но я считаю, что он прав! — возразил отец, отперев дверь и распахивая её перед нами. — Надо уметь с самого начала себя поставить. Нельзя соваться в воду, не зная броду, и нельзя связывать себя даже самыми косвенными обязательствами перед людьми, расплата с которыми может потребовать от тебя поступиться слишком многим…

— Все это так, но не наломал бы дров! — заметил дядя Серёжа. — Сам знаешь, эти молодые идеалисты, которые слишком ревностно стараются исполнять свой долг, но при этом ещё не очень разбираются в людях…

— Он разбирается! — усмехнулся отец. — По нему видно. А что до того, что где-то может ошибиться… От ошибок никто не застрахован, но ошибки ошибкам рознь. Нет-нет, хоть я и отношусь ко Степанову с определённой симпатией… которую даже этот ковёр не смог уничтожить, — с усмешкой добавил он, — но я считаю, что Михаил Дмитриевич прав. Ему нельзя допускать даже намёка на междусобойчик со Степановым и подобными…

Мы уже были в доме. Отец нашарил выключатель и включил свет. Как всегда бывает в помещении, где долго никто не жил, свет показался каким-то холодным, хотя светильник в прихожей был точно таким же, как у нас, и вся прихожая была точно такой же — но у нас она казалась по вечерам на удивление золотистой и тёплой, а здесь почему-то все представало синевато-серым. Не знаю, почему на обычную электрическую лампочку так влияет, живут в доме люди или нет…

Отец держал все пустующие домики на «экономном» отопительном режиме, чтобы они совсем не промёрзли и чтобы в любой момент можно было накачать воду в бак и как следует раскочегарить паровой котёл, не боясь, что где-то что-то рванёт. С тех пор, как у нас появился новый телевизор с режимом «стэнд-бай», мы и этот режим минимального отопления пустующих домиков стали называть режимом «стэнд-бай».

Отец на всякий случай включил насос и подкачал немного воды в бак — чтобы не было неприятностей, когда он растопит паровой котёл на полную мощь. Потом он подкинул дров в еле тлеющее пламя топки котла, а когда дрова разгорелись, добавил два совка угля. Закрыв дверцу топки, он прошёлся по комнатам, всюду включая свет и проверяя, все ли в порядке. Мы следовали за ним.

— После твоего дома здесь кажется зябко и сыро, — сказал дядя Серёжа.

— Эти дома хорошо построены, — ответил отец. — Через несколько часов дом прогреется и сырость уйдёт, — он приложил руку к чугунной батарее. — Тепло уже пошло, правда, еле заметно, — заглянув на кухню, он включил холодильник. — Утром надо будет загрузить его всем необходимым, — прокомментировал он.