Тайна машины Штирлица (Седой и 'Три ботфорта' - 3)

      В какой-то момент он опять достал свою книжку, "По следам человека со шрамом", и, найдя нужную страницу, сверился с ней.
      - Погоди! - вмешался Ленька. - Я вспомнил, писали о Бормане, что, если он уцелел, то может скрываться в Парагвае или Аргентине. Ты считаешь, Дашин отец охотился за Борманом?
      - Нет, я так не считаю, - ответил Седой. - С книжкой я сверялся по другому поводу. Хотя, конечно, все может быть... Ага, а вот это уже интересно!.. - он пододвинул к себе рекламные листки авиакомпаний и красиво (или - не очень красиво, насколько дело касалось Аэрофлота) расписания рейсов и сведения о маршрутах.
      - Так, говоришь, твой отец попал в Аргентину через Бразилию? обратился он к Даше.
      - Ну да, - кивнула она. - А в чем дело?
      - А в том... - Седой резко поднял голову. - Вы уверены, что в ящике с документами больше ничего интересного нет?
      - В общем, уверена, но... - Даша потянула ящик на себя. - Но давай ещё раз проверим.
      Она вытянула ящик так далеко, что он выехал из пазов и чуть не рухнул на пол - ребята еле успели его подхватить.
      - Сам видишь, больше ничего интересного, - сказала Даша Седому.
      - Да, странно, странно, - Седой покачивал головой. - Хоть что-то ещё должно быть... Постойте! - он забрал ящик у ребят и положил его на стол. Он короче стола сантиметров на десять, видите?
      - Ну и что? - сказал Юрка. - Глубина ящика и должна быть меньше ширины стола, чтобы ящик нормально задвигался.
      - Но не настолько... - пробормотал Седой. Он присел на корточки и поглядел в пустой проем, оставшийся от ящика. Просунув руку, он что-то пощупал. - Кажется, понадобится отвертка... Хотя, нет, так отойдет, - он что-то потянул, что-то щелкнуло и, когда он вытащил руку, в ней были две маленькие плоские коробочки.
      - Ой! - ахнула Даша. - У папы был тайник?
      - Как видишь, да.
      - И что там, в этих коробочках?
      - Сейчас посмотрим, - и Седой открыл первую.
      Ребята оцепенели от изумления.
      Перед ними сверкала золотая звезда Героя Советского Союза.
      - Штирлиц!.. - пробормотал Димка. - Точно, Штирлиц!..
      - Но почему папа скрывал от меня это? - вопросила потрясенная Даша. Почему не только никогда не показывал, но даже словечком не заикнулся?
      - Видно, он получил Героя за такие дела, о которых ещё не время рассказывать. Даже тебе, - сказал Ленька.
      - Ой, а что во второй коробочке? - завелась Даша. - Неужели он дважды герой?..
      Седой открыл вторую коробочку.
      - Ну, знаете... - после долгой, почти бесконечной паузы проговорил опомнившийся первым Димка.
      Награда была очень странной - и явно не советской. Более того, крючковатые угловатые буквы, которыми была сделана надпись на ней, не принадлежали ни к русскому, ни к латинскому алфавитам.
      - Это ж израильские буквы! - воскликнул Юрка.
      - Факт, израильские, - согласился Седой. - А вон ещё и шестиконечная звезда обозначена.
      - Но что все это значит?! - возопила Даша.
      - Это значит, - сказал Седой, - что теперь мы знаем, что произошло... Но ещё не знаем, кто сводит счеты с твоим отцом. Одно я могу сказать твердо - "профессор Плейшнер" приехал к твоему отцу из Австрии.
      - Почему из Австрии? - спросил Ленька.
      - Потому! - ответил Седой. И, чуть смягчившись, добавил. - Потому что в этой книге, - он извлек из кармана пиджака "По следам человека со шрамом", - попавшей ко мне, надо сказать, очень вовремя, все расписано.
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      КТО ИЗ ЧЕТВЕРЫХ?
      Друзья сидели на кухне и слушали объяснения Седого. Седой раскочегарил одну из своих убойных кубинских сигарет и стряхивал пепел в пепельницу каслинского литья, которую Даша принесла из гостиной и поставила перед ним. Денек за окном сиял, погожий и легкий, и стояла та особая городская тишина, когда будто душу отпускает, и когда звоночки дальних трамваев не нарушают эту тишину, а дополняют её. Трамвайные пути действительно пролегали довольно далеко, одни трамваи шли через большой мост Костомаровской набережной, держащий стойку над Яузой, будто крепкий гимнаст, и, обогнув холм Андроникова монастыря, заворачивали к Лефортово, а другие шли вдоль набережной, по тому берегу Яузы, и, минуя шлюзы, устремлялись к Разгуляю. В обычном московском шуме эти звоночки были бы поглощены, не достигли бы слуха, но сейчас они были слышны предельно четко и ясно - так четко и ясно, как будто этими звоночками задавался камертон тишины, хрустально чистый. И такая же хрустальная чистота была в солнечном свете, пятнышками плясавшем на подоконнике. Свет достигал той чистоты высшей пробы, благодаря которой он начинает казаться весомым и материальным, и начинаешь верить, что из сгустившегося света был некогда сотворен весь мир.
      - Так вот, - говорил Седой, - твой отец действительно был разведчиком - и, по всей видимости, действительно оказался одним из людей, предотвративших уничтожение Дрезденской галереи. Раз он не был на фронте, раз он всю войну провел на территории Германии, то его высшую боевую награду можно объяснить только так. После войны он стал заниматься розыском уцелевших нацистских преступников. Ленька правильно вспомнил, что очень много крупных нацистов, которым удалось бежать, укрылись в Южной Америке. В основном, в Аргентине и в Парагвае. В моей книге сказано, что аргентинский след Бормана считался самым перспективным. Но ведь не только Борман туда смылся!..
      - Так он ездил ловить нацистов, а не к бабушке с дедушкой? - вопросила Даша.
      Седой вздохнул.
      - Мы никогда не узнаем - если только твой отец сам не скажет - были эти твои бабушка с дедушкой настоящими или поддельными, сфабрикованными для того, чтобы у твоего отца был хороший предлог для пребывания в Аргентине. Точно так же мы никогда не узнаем, действительно ли твой отец получил наследство, или эти деньги - премия за особо хорошую работу, выплаченная под видом наследства. Вот, смотрите, - он выложил на стол проспекты авиакомпаний, - у многих авиакомпаний - у "Аэрофлота", прежде всего, ведь именно "Аэрофлот" должен интересовать нас в первую очередь - нет прямого рейса в Бразилию! Чтобы попасть из Москвы в Бразилию, надо лететь с пересадкой в Аргентине! Но, по словам твоего отца, он летел с точностью наоборот - через Бразилию! Как он мог это сделать, каким рейсом, зачем? Но, если он говорит правду - а я думаю, мы все согласимся, что тут он наверняка говорил правду! - то объяснение такому кружному маршруту может быть только одно: он летел так, чтобы замести следы! Что за следы, почему их нужно было заметать? И почему он провел в Аргентине больше полугода? И вот тут мы подходим к самому интересному. Аргентина, в которой была военная диктатура, отказывалась выдавать нацистских преступников. То есть, прямо не отказывалась, это было бы слишком скандально, но начинались отговорки, оттяжки во времени, мол, надо ещё проверить, мол, не слишком убедительные данные, мол, очень вероятно, что за нацистского преступника приняли похожего на него человека... И так до тех пор, пока преступник не успевал скрыться. И вот, приблизительно в то время, когда твой отец последний раз ездил в Аргентину, израильские спецслужбы выследили, захватили в Буэнос-Айресе и тайком вывезли, чтобы отдать под суд, одного из главных нацистских преступников - самого Эйхмана! В этой книге, "По следам человека со шрамом", про дело Эйхмана сказано мало и нехотя - естественно, наши не станут нахваливать израильские спецслужбы - но все-таки достаточно, чтобы сделать какие-то выводы. Захватили его, конечно, блестяще! А вот как удалось его выследить и опознать, до сих пор остается загадкой. Главную заслугу приписывают Международному центру по розыску нацистских палачей находящейся в Вене общественной организации, которую возглавляет Симон Визенталь. Но...
      - Ты считаешь, что "профессор Плейшнер" - из Вены, от Симона Визенталя? - перебил Юрка.
      - Уверен в этом, - сказал Седой. - И следующий вопрос: за что еще, кроме поимки Эйхмана, Дашин отец мог получить крупную израильскую награду? Скорее всего, во время своей разведывательной деятельности он как-то пересекался с Эйхманом. И не только мог опознать его в лицо, но и догадывался, где тот мог спрятаться после войны. И он принял участие в операции - действуя в контакте либо с центром Симона Визенталя, либо непосредственно с израильскими спецслужбами! Возможно, именно он выследил Эйхмана первым - и сама идея операции по его тайному захвату и вывозу из Аргентины принадлежала ему!..
      - Но ведь Израиль - один из наших главных врагов!.. - воскликнула Даша. - Как же отец мог...
      - В том-то и дело! - сказал Седой. - И вот тут возникает главный вопрос: действовал твой отец по заданию начальства или по личной инициативе? Если по заданию начальства - это одно. Это значит, что спецслужбы даже враждебных стран решили, что в деле охоты за нацистами никаких разногласий быть не может и надо тайно действовать рука об руку. Тайно - потому что при любом намеке на контакты с Израилем смертельно обидятся все арабы, союзники СССР, и буча поднимется ещё та. А если твой отец действовал по личной инициативе - скажем, поехал в Аргентину совсем с другим заданием, но, натолкнувшись на Эйхмана, решил, что этому подонку ни в коем случае нельзя дать уйти, и ради этого можно даже пойти на контакт со спецслужбой враждебной страны - это другое. В первом случае, твоего отца похитили бывшие нацисты, которые до сих пор выслеживают по всему свету всех участников операции по поимке Эйхмана, чтобы им отомстить. И можно обращаться за помощью к сослуживцам твоего отца - потому что перед нашим государством твой отец ни в чем не провинился, он действовал по заданию. Во втором случае, самый вероятный вариант - что твоего отца арестовали его же бывшие коллеги, докопавшись после долгого, в несколько лет, расследования, что он пошел на преступную сделку с врагом, пусть даже ради благородной цели. И в этом втором случае, не то, что нельзя обращаться за помощью вообще непонятно, что делать!
      - Отца похитили или арестовали? - у Даши глаза округлились от ужаса.
      - Да, - мрачно подтвердил Седой. - Все на том сходится. Вазочка без воды, настежь открытое окно, клок кошачьей шерсти в коридоре и насмерть перепуганный кот, спешно срезанная розочка, которая, в итоге, оказалась вон в той щели... И что за фотографию сжег твой отец? Фотографию Эйхмана - или фотографию кого-то из своих союзников, лица которого никто не должен знать?.. В общем, смотрите, что получается. В Москву прибывает представитель Центра Симона Визенталя и требует срочной встречи с твоим отцом. Отец назначает встречу - и при этом они договариваются, что, в случае неприятных неожиданностей, на окне будет стоять вазочка венецианского стекла, и человек из Вены, увидев эту вазочку, ни в коем случае в квартиру входить не должен. И, конечно, вазочка должна стоять на закрытом окне - пусть у самого внешнего стекла, чтобы её хорошо было видно с улицы, но на закрытом, чтобы её случайным порывом ветра не свалило, она ведь легкая и хрупкая, или чтобы с ней какой-нибудь другой неприятности не стряслось... Это я так, к слову отмечаю, потому что момент важный. Поехали дальше. Скорей всего, "профессор Плейшнер" вышел на связь с твоим отцом сегодня утром, потому что все происходит очень быстро. Твой отец, получив предупреждение, только успевает сжечь какую-то фотографию, как к нему являются незваные гости. Твой отец встречает их с вазочкой и со срочно срезанным цветком - якобы, он как раз собирался на кухне цветок поставить, для уюта. Его хватают так, что он не успевает ни воды налить в вазочку, ни окно закрыть. Только ставит вазочку на подоконник, как руки ему выкручивают, цветок летит в сторону. Ему остается надеяться, что и на открытом окне с пустой, не утяжеленной водой, вазочкой ничего не случится. Его волокут к выходу, по пути кому-то из его похитителей подворачивается под ноги кот - и он дает коту крепкий пинок. Кошачья шерсть в прихожей - вы видели, где и как прилип этот клочок шерсти - говорит о том, что кот здорово врезался в стену и после этого сразу забился в укромный угол и затих с испугу. И тут они слышат, как в замке поворачивается ключ - это ты идешь. Они быстро прячутся - скорей всего, в ваш большой стенной шкаф в коридоре, больше некуда - и предупреждают твоего отца: только пикни, только позови на помощь - твоей дочери не жить. Ты ищешь отца... Кстати, обрати внимание, кот уже в квартире, но сидит в углу у двери так тихо, очухиваясь после пинка, что ты его не замечаешь... Потом ты выходишь, они выводят или выволакивают твоего отца из квартиры, и, понимая, что ты сейчас опять вернешься, поднимаются этажом выше - чтобы с тобой и с твоими друзьями случайно не столкнуться. Вот, около двери на чердак я нашел совсем свежую пуговицу, явно потерянную только что...
      - Я не уверена, но, кажется, это пуговица отца... - Даша говорила совсем тихо, и голос ей изменял.
      - Вы входите в квартиру, они спускаются вниз и увозят твоего отца - на своей машине, которая ждет не во дворе, а на улице. Наверно, если бы ты не появилась, они бы увезли его на его "опеле", чтобы выглядело, будто он уехал на охоту и чтобы его по крайней мере до вечера никто не хватился. Но из-за твоего появления "опель" использовать было нельзя. Ты бы насторожилась: как же так, отца дома нет, ты не столкнулась с ним ни в подъезде, ни на улице, а его машина вдруг берет и отъезжает?.. Вполне могла в милицию позвонить, что машину угнали - и у похитителей возникли бы серьезные сложности. А тем временем кот, услышав, как дверь опять открывают, шарахается от вас - он решил, что вернулись его мучители, которые так больно ему вдарили. Ну, что он натворил, мы видели. А дальше, я думаю, квартиру берут под наблюдение... А может, и нет, - Седой скомкал в пепельнице давно погасший окурок. - Может, и не стоило вам рассказывать, что произошло, но как утаишь? И вам нужно знать правду. Одно могу сказать если бы не Даша, они бы тщательно обыскали квартиру и, возможно, нашли бы израильскую награду. Но появление Даши сбило их планы, времени на обыск не оставалось.
      - Но получается... - Ленька морщил лоб. - Получается, что, скорее всего, действовали официальные органы...
      - Верно, - кивнул Седой. - Во-первых, своих бывших сослуживцев Дашин отец спокойно впустил бы в квартиру, а вот незнакомых головорезов вряд ли бы впустил. Конечно, они могли отмычку использовать и тихо войти, но... но мне этот вариант кажется сомнительным. Во-вторых, то, что он не попытался оказать сопротивление или звать на помощь. Словно признал, что эти люди в своем праве и помощи ждать неоткуда. Есть и в-третьих, и в-четвертых... Но есть и другие вещи, говорящие, наоборот, за то, что действовали не официальные органы, а какие-то головорезы, пособники нацистов, жаждущих мести.
      - Ага! - откликнулся Юрка. - Хотя бы то, что Дашин отец столько времени провел в Аргентине - а значит, он имел санкцию начальства выслеживать Эйхмана и других нацистов.
      - Нет, не это, - мотнул головой Седой. - Это как раз ничего не значит. Меня-то в первую очередь смущают три вещи. Первая - почему похитители забрали Старбус? В том, что забрали бесценное ружье именно они, почти нет сомнений. Вторая - почему Дашин отец так дорожил своими "опелями"-близнецами? Третья - почему он выехал в эмиграцию так поздно, лет через пять после того, как прошла очередная волна эмигрантов? И, главное, почему при таком позднем отъезде никто не заподозрил, что он - советский разведчик? Ведь, начиная с двадцать пятого года, в этом подозревали всех выезжающих из Союза... Ну, и основания были, если верить книжкам про разведчиков...
      - По-твоему, это так важно для нынешней истории? - недоверчиво спросил Димка.
      - Очень важно! - твердо заявил Седой. - И ещё один вопрос есть, об участии Дашиного отца в судьбе Дрезденской галереи... Но главные вопросы первые три.
      - Но... но, выходит, мы не можем помочь отцу... - с трудом выдавила Даша.
      - Почему, можем, - спокойно ответил Седой. - В чем наш козырь? Твоего отца увезли так, чтобы хоть сутки никто не заподозрил, что он задержан. Чтобы не было ни шума, ни паники. Я не исключаю, что через часок-другой отец позвонит тебе и скажет, что звонит из-за города, что он выехал на охоту, останется на ночевку и чтобы ты не волновалась, а ужинала и ложилась спать. Они-то не знают, что мы обо всем догадались... А раз им надо, чтобы до поры, до времени все было шито-крыто - значит, они не исключают варианта, что они отпустят твоего отца, вернут домой, взяв с него слово молчать. И наша задача в том, чтобы подтолкнуть их к этому варианту.
      - Но как?! - чуть не в голос возопили Даша и Три Ботфорта.
      - Через одного из четырех друзей твоего отца, - ответил Седой. - Через того, кто самый старый его сослуживец - может, ещё со времен войны, а то и с предвоенных. Надо с ним поговорить, настроить его... Если твоего отца увезли "органы", то он может вмешаться, дать нужные показания, ещё что-то предпринять, чтобы выправить ситуацию, и чтобы все поверили, что твой отец ни в чем не виноват. А если твоего отца похитили нацисты, то, конечно, они могли найти себе русских помощников, среди уголовников, но сами они наверняка иностранцы и находятся в Москве короткое время, по туристической или какой там визе. Тогда понятно, почему им не нужна паника: они боятся, что, если тревогу забьют раньше времени, они не успеют смотаться, их вычислят и арестуют. А выявить их, перебрав подозрительных иностранцев, не так сложно - ведь у нас все иностранцы всегда под надзором. То есть, если будем говорить прямо - если они собираются убить твоего отца, то хотят сделать это в свой самый последний день в Москве, за несколько часов до отлета, чтобы, когда обнаружат тело, они были уже далеко, вне досягаемости. Сегодня, во всяком случае, они его не убьют. А спецслужбам надо очень мало времени, чтобы вычислить их, тряхануть и освободить твоего отца...
      Седой помолчал, потом продолжил.
      - Словом, многое на нашей стороне, и все в наших руках. Но для того, чтобы все было хорошо, надо правильно угадать, к кому из четырех друзей твоего отца обратиться. Мы должны угадать того из четырех, с которым твоего отца связывает давняя боевая дружба, и который кинется его спасать, даже если ради этого придется пойти на вранье высокому начальству и другие нарушения дисциплины. И если мы угадаем неправильно - мы проиграем.
      - По-моему, тут и думать нечего! - сказала Даша. - Дядя Сережа, вот кто нам нужен!
      Седой покачал головой.
      - Сомнительно. Понимаешь... Ладно, если говорить откровенно, то до конца. Хотя для вас это может прозвучать дико, и, возможно, я хорошего человека зря обижу. Смотрите, про этого дядю Сережу твой отец сам упоминал, что они - из одного ведомства, сослуживцы. Это значит, что дядя Сережа до сих пор "при деле" - и что, если мы обратимся к нему, он может прямиком отправиться с докладом к начальству, решив, что служебная дисциплина, а, главное, верность стране и её интересам важнее верности другу...
      - Стукнет, ты хочешь сказать?.. - Даша была совсем потрясена.
      - Для него это не будет называться "стукнуть" или "предать", понимаешь? - хмуро сказал Седой. Он сделал паузу, словно придумывая более мягкие формулировки. - По его мысли - ну, по тому, как у него мозги повернуты - лучшим способом помочь другу будет идти к начальству с полным докладом и добиваться расследования. И тогда Дашиного отца в любом случае могут укатать, с ведома начальства он сдавал Эйхмана израильтянам или нет. В первом случае, если с ведома, чтобы побыстрее свернуть официальное расследование, пока от него волны не пошли и высоким людям голов не посносили. Во втором случае, твой отец будет наказан за недопустимую партизанщину, за самовольство, которое, обнаружься оно, могло бы всей внешней политике Советского Союза повредить. Улавливаете? Нам нужен не такой человек, который станет докладывать начальству все, как есть, а такой, который возьмет на себя смелость чуть-чуть скорректировать факты, чтобы все дело выглядело так, будто к поимке Эйхмана твой отец совершенно не причастен. Такой поворот устроит всех, и твоего отца либо выпустят, либо, отбив у похитителей, останутся при твердом убеждении, что с ним пытались свести счеты совсем за другое.
      - За что, например? - спросил Ленька.
      - За "опели", - ответил Седой. - Такую версию должен предложить по-настоящему старый и верный друг Дашиного отца: что его выследили по этим "опелям" как одного из спасителей Дрезденской галереи - а со спасителями Дрезденской галереи уцелевшие нацисты до сих пор сводят счеты. Не могут пережить, что не дали им эту галерею уничтожить...
      - Это если его похитили, - сказал Юрка. - А если арестовали?..
      - Тут тоже вариант имеется, - сказал Седой. - И тут, конечно, не скроешь, что Дашиного отца разыскивал "профессор Плейшнер". Но "профессор Плейшнер" - представитель центра Симона Визенталя, а не представитель Израиля. К центру Симона Визенталя, насколько я могу судить по этой книге о Бормане, и наши относятся с уважением, хотя особо о нем предпочитают не упоминать, и даже слегка поругивают за то, что он, делая хорошее дело поимки нацистских преступников, при этом дружит с сионистами. Представитель Симона Визенталя вполне мог навестить кого-то из отставных разведчиков, ради сведений, которые позволят выследить или опознать очередного фашиста. Но главное - эти "опели"-двойники. Точно вам говорю, есть за ними что-то такое... Эх, если бы я знал побольше! Видите, всего одну книгу я вовремя прочел - и сколько всего она помогла нам распутать!
      Он опять примолк на некоторое время, обдумывая ситуацию.
      - Так кто из четырех? - спросил он наконец, и было не очень понятно, советуется он с ребятами или задает этот вопрос самому себе.
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ
      СТАВКИ СДЕЛАНЫ!
      - Но кто еще, если не дядя Сережа? - вопросила Оса.
      - Давай размышлять, - предложил Седой. - Дядя Коля? По всей видимости, нет. И дядя Володя тоже... Конечно, дядя Коля мог стать врачом твоей мамы, потому что знал твоего папу со времен войны, по работе в тылу врага, и с дядей Володей твой папа мог "случайно познакомится" в охотничьем обществе, чтобы под видом нового знакомства они могли возобновить старую дружбу. Я имею в виду, если требования конспирации и спустя много лет после войны не позволяли им пересечься никак иначе. Но, мне кажется, в обоих случаях все было именно так, как рассказывает твой папа. Выходит, остается дядя Алеша... Прикинем. Если они знакомы тысячу лет, и всегда поддерживали связь, то твой отец должен был общаться с ним и во времена своей активной работы. Разумеется, дядя Алеша мог ничего не знать о том, кем работает твой отец... были они, например, друзьями детства, друзьями со школы... но, скорее, они работали в одной упряжке. Тогда, выходит, дядя Алеша ни в каком не в госплане работал и не на железной дороге. Хотя... Ну да! - обычно сдержанный Седой вдруг подскочил и хлопнул себя по лбу. - Ведь "опели" можно было перевезти только по железной дороге!
      - Это может быть и случайное совпадение, - заметил Юрка.
      - Конечно, конечно, - Седой встал и принялся расхаживать по кухне. Но я бы сделал ставку на дядю Алешу, как ты его называешь. Кстати, как его полное имя?
      - Мурмыкин Алексей Васильевич, - сообщила Даша.
      - Немедленно звони Алексею Васильевичу и попроси срочно приехать. Скажи, из-за отцовских дел.
      - Ты уверен, что ставку надо делать именно на него? - на всякий случай спросил Ленька.
      - Больше не на кого, - ответил Седой. - На "дядю Сережу" - слишком опасно, на "дядю Колю" и "дядю Володю" - бессмысленно. Конечно, я могу и ошибаться, но, мне кажется, мы попадем в самую точку.
      - Но чем дядя Алеша сможет нам помочь? - спросила Даша. - Он уже на пенсии, и, вообще...
      - Он лучше нас сообразит, - сказал Седой. - Хотя один ход даже я представляю.
      - Какой? - спросил Димка.
      - Тебе никогда не случалось дневник подделывать? Подпись родителей, там, или двойку зачищать? - осведомился Седой.
      - Случалось, - признал Димка.
      - Вот тогда и соображай! Это нечто вроде подделки дневника... Хотя, может быть, моя идея - полная фигня, и профессиональный разведчик высмеет меня как последнего идиота...
      Ребята переглянулись, возмущенные поклепом, который Седой сам на себя возводил. Ни одна идея Седого не может быть полной фигней, в этом они были убеждены!
      - В общем, звони, - кивнул Седой Даше.
      Даша послушно прошла к телефону и набрала номер.
      - Здравствуйте, будьте добры Алексея Васильевича... А, дядя Алеша, это вы? Да, это Даша Крамаренко. Да, папа до сих пор не появлялся, и я очень волнуюсь. Тем более, что здесь оказалось... В общем, вы не могли бы подъехать? Да, чем быстрее, тем лучше. Ну, дело в том, что... Не знаю, как объяснить. Если вы приедете, то сами все увидите - и узнаете. Спасибо большое, я вас жду.
      - Молодец! - похвалил Седой, когда Даша положила трубку. - Я забыл предупредить, что тебе надо было сказать: мол, свалился на голову какой-то иностранец, требовал встречи с отцом, и ты подозреваешь, что отец слинял, чтобы не встречаться с этим странным гостем. И хочешь знать, как себя вести, если этот иностранец опять объявится... Но это можно и лично ему сказать, когда он приедет. А так, все нормально... А вот ордена мы уберем. Насчет Героя Союза дядя Алеша, наверно, знает, а вот про израильскую награду даже ему знать не обязательно, я так понимаю. И вообще, все восстановим, как было.
      И вот, пока ребята расставляли назад по полкам аргентинские безделушки, открытки и книги, убирали по ящикам серванта проспекты авиакомпаний и другие бумажки, не имеющие ценности, но приятные как память о поездке, Седой убрал коробочки с орденами в тайник за ящиком письменного стола, уложил в конверты "Аргентина" и "Средства" все вынутые бумаги, конверты положил в ящик точно так же, как они лежали в нем прежде, задвинул ящик и куском проволоки запер его.
      - Вот так!.. - и окликнул Дашу. - Когда приедет дядя Алеша?
      - Я думаю, минут через пятнадцать-двадцать, - ответила девочка. - Он не так далеко живет. Да я в окно его машину увижу, когда он будет во двор заезжать.
      Она устроилась у окна кухни, и трое друзей - вместе с ней. А Седой заходил по кварире, руки в брюки, насвистывая очередной мотивчик, потом запел себе под нос, подражая хрипловатому голосу Высоцкого:
      Я рос как вся дворовая шпана,
      Мы пили водку и орали песни ночью,
      И не любили мы Сережку Фомина
      За то, что он всегда сосредоточен.
      Сидим раз у Сережки Фомина,
      Мы у него справляли наши встречи,
      И вот о том, что началась война
      Сказал нам Молотов в своей известной речи...
      Седой подмигнул своему отражению в зеркале и вывел последний куплет:
      С победою пришла моя страна,
      Как будто с плеч упали тонны груза,
      Встречаю я Сережку Фомина,
      А он - Герой Советского Союза!..
      Допев, Седой продолжал стоять перед зеркалом, созерцая свое смутное отражение так, будто это отражение было Сережкой Фоминым, а сам он - героем песни, дивящимся, что Сережка, про которого все были уверены, что отец-профессор отмажет его от фронта, не только пошел на фронт, но и воевал так, что Героем Союза сделался - можно сказать, всей знакомой шпане нос утер!
      И хмурился он, как будто увидел в этом темном отражении - солнце как раз сместилось, и зеркало оказалось в самой тени - нечто очень важное.
      - О, черт! - сказал он вдруг. - О, черт!
      Он повернулся к друзьям, его глаза сверкали.
      - Вот ведь в чем отгадка! - сказал он. - Вот оно!
      - Что?.. - друзья, естественно, изумились и ничего не понимали. - Что "оно"?
      - То самое! - сказал Седой. - Все у Высоцкого сказано! Эх, как же я раньше не вспомнил, не сообразил!.. Ведь все на поверхности!..
      - Хочешь сказать, отгадка - в песне Высоцкого? - даже в голосе Леньки, верного поклонника Седого, прозвучало недоверие.
      - В этой - и в написанной в пару к ней. Ведь Высоцкий написал одновременно две песни - как бы дуплетом выстрелил - про человека, который получил Героя Союза по праву, и про человека, который получил Героя Союза не по праву!.. Ну, можно сказать, "плюс" и "минус" через эти две песни замкнул!..
      - Погоди!.. - в глазах Даши разгоралось негодование, и из серо-золотистых они превращались в темные, как северное море в грозу. - Ты хочешь сказать, мой отец получил Героя Союза не по праву?..
      - Вовсе нет! - Седой так расхохотался, как редко с ним бывало. - Он-то получил абсолютно по праву - как Сережка Фомин! И поэтому его не мог не возмущать герой другой песни - позорник, не имевший на награду никаких прав!
      - Но объясни... - начала Даша.
      - Потом, все потом!.. - Седой покачивал головой. - Но надо же!.. Это ж надо!..
      Видно было, что он потрясен снизошедшим на него неожиданным озарением.
      - Вы только не подумайте, что я спятил, - сказал он, немного успокоившись. - Просто теперь я слово могу дать, что Дашин отец - человек чести. Да... - он опять запнулся. - Человек чести... человек чести... пробормотал он, вновь повернувшись к зеркалу. Его темное отражение казалось призраком из былых времен, седая прядь - отблеском пудреного парика, а пиджак - то ли короткой мушкетерской накидкой, то ли пиратской курткой. Позади Седого стоял в углу длинный старомодный зонт, в зеркале ручка зонта смотрелась эфесом шпаги, висящей на боку у отражения, и странно было, что отражение не положит руку на этот эфес.
      - О, черт! - повторил Седой. - А я-то... Но неужели такое может быть?
      - Что такое? - спросил Ленька.
      - Подумать надо... - ответил Седой. - Кажется, все совсем становится на места... Только я сам себе не верю. Меня изумить нелегко, но, если объяснение именно в этом...
      Он осекся и снова поглядел на свое отражение.
      - В чем в этом? - спросил Димка. - В зеркале? - он тоже посмотрел в зеркало, пытаясь обнаружить в нем нечто таинственное, так потрясшее Седого, что тот изменил своей обычной выдержке.
      - При чем тут зеркало?.. - рассеяно пробормотал Седой.
      Ребята только изготовились насесть на него с дальнейшими расспросами, как Даша закричала от окна:
      - Дядя Алеша едет! Дядя Алеша едет!
      Кинувшись к окну, ребята успели разглядеть серую "Победу", заворачивавшую во двор.