Современная электронная библиотека ModernLib.Net

За небесной рекой

ModernLib.Net / Космическая фантастика / Бир Грег / За небесной рекой - Чтение (стр. 11)
Автор: Бир Грег
Жанр: Космическая фантастика

 

 


— Это карта наших перемещений, — сказал он. — Посмотри на эти схемы.

— Ну? Прямые линии, кривые линии… Не понимаю, чего ты от меня хочешь? Машина иначе ехать не может.

— Подожди, — вздохнул Кавасита. — Я вел счет всем нашим поездкам. По некоторым дорогам мы проезжали уже раз десять, при этом, отклонения в ту или иную сторону не превышают нескольких метров.

— Ну?

— Что я должен тебе ответить? Может, ты что-то предложишь. В конце концов ты родилась в куда более сложном мире. — Эта фраза стала у них едва ли не дежурной. Не обратив на нее внимания, Анна театрально прошептала:

— Я не понимаю, почему мы должны мерзнуть, когда у нас есть прекрасная система жизнеобеспечения. Достаточно нажать кнопку, и здесь тут же станет тепло.

— Мне лучше думается при такой температуре.

— А мне — нет. У меня в холод голова вообще перестает работать. Я могла бы заниматься расшифровкой твоих каракулей в тепле, сейчас же…

— Мы можем согревать себя собственным теплом. — Кавасита свернул схему. — Для этого необходимо сосредоточиться на …

— Я медитировать не умею, — покачала головой Анна. — В этом смысле, я не гожусь тебе и в подметки. Честно говоря, меня уже стали утомлять эти претензии. Почему мы должны отказываться от комфорта? Только не уходи от ответа — меня такие вещи раздражают.

Кавасита кивнул и вытянул ноги из-под стола.

— Я пытаюсь воспроизвести некую ситуацию, — ответил он. — Нечто подобное могло произойти десять лет назад. Я видел сон.

— Что тебе снилось?

— Этого я уже не помню. Я был настолько погружен в иллюзии, что счел его обычным кошмарным видением. Однако после того, как мы вернулись назад, я неожиданно понял, что сон этот был не совсем обычным. Что касается деталей, то я их просто не помню.

Анна рассмеялась.

— И теперь ты пытаешься пробудить свою память куском пирога? Ищешь потерянное время?

— Я тебя не понимаю.

— Я так и не смогла дочитать эту книгу. Ее написал один француз, который, кстати говоря, являлся твоим современником. Так вот, книга эта состоит из чрезвычайно детальных воспоминаний, вызванных к жизни вкусом пирога…

Он недоуменно пожал плечами.

— Холод помогает сосредоточению. Десять лет назад, после того памятного кошмара, я завтракал примерно в таких же обстоятельствах. Стояла зима. Я грел ноги на горячих кирпичах жаровни, стоявшей под столом. И я совершил нечто, имевшее отношение к моему сну — что именно не помню.

— Записал свой сон? Кому-то пересказал его?

— Нет. Он показался бы вам бессмысленным.

Анна вынула ноги из ямки и встала.

— Будем считать, что этот эксперимент подошел к концу, иначе я перееду на другой край купола. Пробуждай свою память как-нибудь иначе. Если хочешь, мы можем заказать анализатор памяти.

— Да, я уже думал об этом. Но в его паспорте говорится, что он малоэффективен при работе со сновидениями. Если разум почему-то пытается избавиться от этого сна, восстановление его содержания становится весьма сложным делом.

— Разум или эти твои духи, — заметила Анна.

— Да. Он имел какое-то отношение к моей ситуации. — Кавасита нахмурился. — Я думаю… Погоди… Да, вспомнил! Я был всесильным царем и сидел на троне в своем величественном дворце. И тут я увидел огромную руку, начертавшую огненным пальцем странные письмена. Но как же они читались?

— Возьми Библию.

— Не понял.

— "Взвешен и найден легким" или что-то в этом же роде. Древнее библейское сказание.

Кавасита смотрел на нее, удивленно подняв брови и приоткрыв рот.

— Да, — потрясенно прошептал он и тут же поспешил в другую комнату, шурша халатом.

— Муза Анна, — усмехнулась она, достав из складки халата пульт дистанционного управления. — Пусть здесь станет тепло. Убери отсюда хибати и верни на место обычную мебель.

— Будет исполнено, госпожа, — послышался тихий голосок.

Кавасита что-то писал на экране своего тапаса. Блоки расширения памяти, содержавшие все библиотеки, которые ему могли пригодиться, находились в корпусах, стоявших возле его спального места. В метре от него размещалось спальное поле Анны — единственная роскошь, с которой она наотрез отказалась расставаться.

Их мир следовал двадцатичетырехчасовому ритму. Судя по яркости искусственного солнца и цвету небес, день уже подходил к концу. Анна оставила Каваситу в спальне и, выйдя наружу, стала разглядывать голые деревья и кусты, высаженные ими вокруг дома. На окрестных холмах уже начала пробиваться молоденькая травка. В воздухе, исполнившемся свежести после недавнего ливня, пахло глиной. Ей нравился их новый дом, хотя он и был лишен ряда удобств, имевшихся на "Пелоросе ".

С ранней юности она мечтала о художественном модификаторе. Ей хотелось поработать с четырехмерными абстрактными образами. В ста метрах от дома Анна устроила себе мастерскую, в которой бывала каждый день. На занятия у нее уходил примерно час. Через месяц-два она собиралась познакомить Каваситу с некоторыми образчиками своего творчества. Рядом с мастерской находилась лаборатория сельскохозяйственного клонирования, которая использовалась ею для озеленения окрестных земель. Обычно она проводила в ней еще час-другой.

Помимо прочего, Анна занялась подведением некоторых итогов своей финансовой деятельности за последние пять лет. С помощью тапаса она познакомилась с состоянием дел на основных базах своей финансовой империи и занялась разработкой проблем повышения эффективности ее работы. В дополнение к этому она занялась изучением планетарной геологии, экзобиологии, ксенопсихологии и начал физики пространств высокого уровня. Поскольку до этого она была знакома только с алгеброй, ей то и дело приходилось прибегать к помощи тапаса.

Тем не менее, она маялась от безделья. Она ничего не говорила, но Кавасита наверняка знал об этом. Анна могла выдержать еще год-другой, но не более того. Она посмотрела на закатное светило.

— Будем считать, что я прохожу своеобразный обжиг, — пробормотала она себе под нос. — Становлюсь постоянной и твердой.

Она перешла на тропку, проходившую мимо овощных грядок. На них появилось несколько нежных ростков капусты. Все остальные посадки еще не взошли. На бетонной дорожке лежал извивающийся земляной червь — один из шестисот червей, рожденных за две недели до этого. Анна осторожно взяла червя и положила его на грядку.

Две недели назад Кавасита показал ей несколько записей, сделанных им в дневнике тапаса. Они заинтересовали Анну, хотя и показались несколько топорными и чрезмерно эзотеричными. Похоже, в скором времени он мог придти к определенным выводам. Анна надеялась, что их графики совпадут.

На небе появились первые огоньки, имитировавшие небесные светила. Сенсор на вершине купола, давал изображение всего небосвода; в том случае, если на небе появлялись метеор, полярное сияние или космический корабль, внутренний проектор тут же воспроизводил их изображение.

— За этот год я стала такой домашней, — прошептала Анна вслух.

Опустившись на колени, она вдохнула запах цветов колючего терновника, кусты которого образовывали живую изгородь. Приятная размеренная жизнь. Она еще никогда не была так довольна своим настоящим, и, все-таки… И, все-таки, ей чего-то не хватало. Она попыталась проглотить возникший в горле комок и уронила несколько слезинок. Она боялась. Если она решит отправиться к звездам, согласится ли он полететь вместе с ней? Если нет, то что она будет без него делать? Их жизни переплелись словно побеги тыквы…

Анна стала повторять про себя его имя, словно то было ее мантрой силы, однако оно уже не дарило ей энергии. Да, она познала вещи куда более важные, чем карьера планетного менялы и репутация. Ей следовало задуматься о внутреннем мире, самопознании и о причинах порчи, поразившей человеческую душу. К поискам Каваситы она относилась уважительно, однако не спешила присоединяться к ним.

Она представляла собственную будущность. Мирное состояние будет сменяться лихорадочными вспышками активности. Она вновь начнет носиться с места на место в поисках все новых и новых целей.

— Черт возьми, так уж я устроена! — процедила она сквозь зубы и принялась мять рукой сырую землю.

Вместе с комком земли из ее руки выпал полураздавленный червяк. Она тут же поднялась на ноги и вытерла пальцы о комбинезон. Как ей не хватало чистых коридоров корабля! Там уж ты точно никого не раздавишь.

Купол угнетал ее, хотя его своды и были усеяны мерцающими звездами. Она поспешила к его краю, шевеля на ходу губами. Возле воздушного шлюза стояла сотовая конструкция, предназначавшаяся для хранения оборудования и экипировки. Она одела на себя ранец с системой жизнеобеспечения и вошла в шлюзовую камеру. Оказавшись на поверхности планеты, она одела солнцезащитные очки — там солнце еще не зашло — и включила систему радиационной защиты.

При виде бескрайней залитой бетоном равнины у нее зачастило сердце. Это бетонное поле казалось ей кошмарным символом бесконечности, выраженным посредством доступных человеку понятий. Единственным предметом, видневшимся на равнине, был крошечный зонд, оставленный Уонтерами. Она смотрела на него несколько минут. Она не успеет добраться туда до наступления темноты. С недавнего времени тьма стала страшить ее. Анна вздохнула и решила отложить исполнение задуманного на завтра.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Кавасита сидел, закрыв глаза, в крошечном саде камней и прислушивался к журчанию воды в ручейке. Утром он спустился в песчаную ложбинку, находившуюся за домом, и долго упражнялся там со своими серебряными прутьями. Теперь же Кавасита пытался делать со своей головой примерно то же, что делал с телом. Он сосредотачивался на различных идеях и образах, решал головоломки и детские загадки. Он сочинил несколько относительно простых стихотворений и тут же выбросил их из головы.

Первая стадия его занятий состояла из упражнений именно такого рода. Покончив с ними, Кавасита погрузил свое тело в сон с помощью пранаямы , контроля над дыханием. Когда его руки и ноги полностью расслабились, он подумал о сексуальном наслаждении. Тело задышало чаще, но так и не пробудилось от сна. В течение последних нескольких дней он повторял это упражнение раз за разом, но так и не мог придти к искомому. Ненависть не уживается с ощущениями такого рода. Если же он пытался концентрировать внимание на проявлениях жестокости, то тут же просыпался. Ему нужно было приблизиться к цели как бы со стороны, не обнаруживая при этом своего подлинного импульса.

Нет, он не пытался достичь самадхи[10]. Он намеренно пробуждал свое эго, пытаясь исследовать некоторые области своего сознания, скрытые от него в состоянии бодрствования. Они могли раскрыться при концентрации на определенных функциях. Стоило ему подумать о долге и дисциплине, как шея и плечи мгновенно напрягались. При мысли об Анне (если оная мысль не имела сексуального контекста) он чувствовал тепло в верхней части головы — явно позитивная реакция — и давление на глазные яблоки, свидетельствовавшее о неких сомнениях.

Затем, так и не пробуждая тело от сна, Кавасита стал задавать себе вопросы и пытался находить ответы на них по реакциям тела. Куда угодил кинжал Масы в ту последнюю ночь мира? В локоть. Вспыхнувшая на мгновение боль тут же стихла. А чем он ударился, когда упал с каменной кучи (это произошло в раннем детстве)? Он почувствовал неприятные ощущения в правом боку. Он продолжал исследовать свое сознание, пока не восстановил большую часть памяти тела о полученных им увечьях.

Все эти упражнения являлись лишь приготовлением к основной серии крайне сложных вопросов. Он понимал, что приступать к последней серии опытов возможно только тогда, когда он досконально разберется с собственным сознанием.

Выполнив намеченную на этот день программу, он сконцентрировался на точке, поднимавшейся на более высокий уровень незатронутого им сознания, и позволил себе проснуться, выбрав в качестве исходного сигнала дрожание большого пальца ноги.

Сорвав с грядки несколько овощей, Кавасита отправился на кухню и приготовил обед для себя и Анны. Так и не дождавшись ее, он съел свою порцию, накрыл кастрюлю крышкой и отправился на ее поиски. Купольный монитор ему не помог, и тогда он отправился к воздушному шлюзу. Замок оказался открытым. Он взял в руки передающий блок и нажал его сигнальную кнопку.

— Привет, — услышал он ее голос. — Бери систему жизнеобеспечения и выходи наружу. Я хочу кое-что показать тебе.

Кавасита одел на себя системный ранец и вошел в шлюзовую камеру. Оказавшись за пределами купола, он отстроил рацию на максимум сигнала, одел очки и только тогда увидел Анну. Она стояла возле зонда Уонтеров.

Едва их защитные поля слились, Анна сказала:

— Он наблюдал за нами. Вернее, за куполом. Видишь этот маленький диод? Он начинает светиться только в тех случаях, когда зонд работает в режиме сбора информации. Почему же он наблюдает за нами до сих пор?

— Может быть, он только что включился. Не забывай и о том, что мы владеем не всей планетой, а только большей ее частью. Уонтеры имеют право выходить на орбиту и совершать посадку.

— Разумеется. Они следят за нами. Все последнее время мы не обращали внимания на приборы, да и на звезды смотрели нечасто. И, все-таки, они должны были известить нас о своем прибытии.

— Этикет здесь не при чем, — покачал головой Кавасита. — Пойдем, посмотрим, что нам скажут регистрирующие устройства.

— Ох, не нравится мне все это, — вздохнула Анна. — Впрочем, не будем торопить события.

— Думаю, рано или поздно они захотят выйти на связь с нами. Пойдем под купол.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Во время медитации, проводившейся им на следующий день, он почувствовал близость ответа. Это невесть откуда возникшее ощущение на миг ослабло, но тут же вновь заявило о себе с еще большей силой. Оно усиливалось в нем с каждым биением сердца, пока свет, возникший в его сознании не стал нестерпимым. Дыхание зачастило, а тело непроизвольно напряглось.

— Нет! — завопил он.

Боль тут же прекратилась, однако ответ, теперь уже лишенный своего огнеподобного блеска, так и остался в его сознании. Подобно закаливаемому клинку, опущенному в воду, он лишился своего огня, но обрел твердость. Есио распрямил ноги, глубоко задышал и, поднявшись, принялся разминать мышцы рук и шеи, пытаясь ослабить напряжения в теле, протестовавшем против чрезмерно быстрого выхода из транса. Жесткая сталь, четкий кристалл ответа. Ожившие воспоминания. Он обвинил другого мальчика в том, что тот едва не поджег дом. Узнав об этом, отец шлепнул его по рукам. Слезы мамы, узнавшей о том, что его забирают в армию. Школьные учебники, в которых говорилось о подвигах и доблести предков, привыкших смотреть в лицо смерти. Божественная история. Женщины — плохие воители, они слишком слабы. Триумф мужчины состоит именно в том, что он сотворен сильным, и потому способен сражаться и погибать с честью, с холодной рассчетливостью, свободной от сознательной жестокости, не зная пощады и мягкости; в случае поражения он готов покончить с собой, ибо ему небезразлично понятие чести, перенимаемое им у предков и передаваемое потомкам, ибо Бог-Император, потомок Солнца, ждет от него победы — победы или смерти; с методичностью, достойной самого Будды, этот неистовый воин облачается в доспехи истории, ни на минуту не выпуская из рук грозный меч веры; он силен знанием того, что служение своему народу…

Ответ кружил в нем огромной железной снежинкой, пронизывавшей своими прекрасными острыми лучами потаенные глубины сознания, пробуждавшей воспоминания, указывавшей на факты.

Начало двадцатого столетия стало концом японской истории. Долгое детство японского народа закончилось кошмаром, дотоле им неведомым, кошмаром собственной слепоты и бессилия. Кроваво-красное светило поднялось над двумя городами. Новый ужас, новая война, которая была ничуть не страшнее огненной смерти, превращавшей жителей Токио и других городов Японии в корчившихся лилипутов, но отличалась большей точностью, бескомпромиссностью, определенностью.

И, тем не менее, указанная слабость не была вызвана недостатком воинственности или небрежением честью, нет. Она связана со стремлением сохранять верность старым испытанным средствам, некогда позволявшим Японии выходить из самых затруднительных положений. Древние концепции, древние волшебные истории проводимые в жизнь рукою и мечем, рукою и ружьем, рукою и современной технологией обращались в кровь, пепел и кости, белевшие в дымящейся мгле. И прошлое, укутавшись в шелка, подобно зверю напиталось кровью кровавейшего из столетий и с ней смешало собственную кровь…

Ответ уже в крови.

— Он во мне… — пробормотал Кавасита.

Первая реакция была самой сильной. Будь в его руках клинок, он бы уже лишил себя жизни. Кавасита ужаснулся и сошел с мата на траву, не отрывая глаз с того места, которое только что покинул.

— Я робот, — пробормотал он. — Неуправляемый робот.

Он схватился за голову. Страх жег его огнем. Он думал, что ответ принесет ему облегчение, однако теперь оказался лицом к лицу с невозможным, абсолютно неприемлемым решением, которое не распадалось на отдельные части и не исчезало. Оно явилось слишком быстро для того, чтобы он мог воспринять его часть за частью. С каждым ударом сердца оно заявляло о себе все громче, вонзалось все глубже.

Некто незримый так и продолжал сидеть на мате. Он был слишком стар, чтобы угнаться за прытким Каваситой — сморщенная мумия с горящими огнем глазами. Этот похожий на жабу демон чего-то ждал.

— Заводной воин, заводной правитель, решивший сразиться с историей, принявшей образ его дочери… Нет, нет, безумие сильнее…

Его стало знобить. Он накинул на плечи халат и тут же вспомнил о своем тапасе, оставленном на камне. Взяв маленькое, размером с ладонь, устройство, он приказал:

— Режим рассуждения. Речь. — Заметив, что экран прибора засветился, Кавасита добавил: — Поспорь со мной.

— Представьте свое утверждение.

Он принялся рассказывать машине о полученном им страшном ответе. Тапас громко запищал.

— Столь компактное устройство не способно решать столь сложные задачи. Вы можете прибегнуть к помощи большой установки или подключить дополнительный блок.

Он положил тапас на камень и, войдя в дом, направился к комнате Анны. Та крепко спала на своем спальном поле. Он быстро нашел нужный блок, имевший размеры чемоданчика, и, прихватив его с собой, тихонько вернулся в сад камней.

Как только он присоединил блок к тапасу, тот загудел и принялся перечислять номера банков информации, с которыми ему надлежало работать.

— Просто поспорь со мной, — повторил Кавасита. — Попробуй разубедить меня.

— Ты боишься стать рабом культурной традиции, — тут же заявил тапас.

— Я боюсь стать безвольным существом, и только.

— Но, ведь, все живые существа обусловлены определенными установками, оставить которые весьма затруднительно.

— Что еще за установки?

— Без тектохирургии не существовало бы людей с тремя руками. Без омолаживающих средств люди не могли бы жить по двести лет.

— А если мы будем говорить о сознании? Существуют ли какие-то границы и у него?

— Да, хотя они и достаточно обширны. Скажем, кроцерианцам трудно осознать принципы передовой космической технологии, люди же делают это без особого труда. Впрочем, не следует думать, что эти границы непреодолимы. Люди могут решать проблему визуализации пространств высокого порядка с помощью своих машин. Чем большими возможностями мы обладаем, тем выше степень нашей свободы. Именно этот принцип побуждает человека создавать устройства, аналогичные тому, которое в настоящий момент беседует с вами. Он стремится к большей свободе.

— Но разве моя культура ограничивает меня? Являлась ли она причиной того зла, которое совершалось на моих глазах, зла, вызванного к жизни мной самим?

— Устройства моего класса плохо ориентируются в личностных проблемах. Если же мы станем рассматривать теоретические аспекты этой проблемы…

— Я тебя внимательно слушаю, — кивнул Кавасита.

— Вполне возможно, что ваши действия определяются былой культурной обусловленностью.

— Но разве я утратил чувство личной ответственности? Это куда более тяжелый грех, чем все мои прегрешения вместе взятые!

— Объясните это положение подробнее.

— Если я и сделал что-то не так, то в этом повинен именно я, а не наше прекрасное наследие! То же самое относится и к другим японцам.

— Любое культурное наследие, любая философия в определенных ситуациях теряют всяческий смысл.

— Я этого не понимаю.

— Я говорю о ситуациях, в которых символ веры или определенная философия не способны удержать человека от действий, противоречащих их духу. Ни один символ веры не разработан настолько, чтобы он мог объять в себе все мыслимые его интерпретации. Соответственно, христианство несло не столько мир, сколько меч, буддистская догматика, на которой делался особый акцент, приводила скорее к войне, чем к созерцанию. Подобных примеров великое множество. И этот закон затрагивает не одних только людей. Живые существа слишком сложны для того, чтобы все их поведение регламентировалось конечным набором правил.

— Но почему люди склоняются к обратной крайности? Почему одни сильны, другие слабы? Почему я потерпел неудачу?

— Устройству не хотелось бы продолжать этот разговор.

Кавасита изумленно замер. Ничего подобного с тапасом еще не происходило.

— Это еще почему?

— Устройство ощущает внутреннее состояние собеседника и рекомендует ему переговорить с другим человеческим существом. Устройство не может взять на себя роль психиатра.

Кавасита гневно затряс кулаками.

— Мне не нужна психиатрическая помощь! Я хочу понять, почему мы поступаем именно так, как мы поступаем! — Тапас загудел. — Черт побери, может быть, ты, все-таки, перестанешь отключаться? Я задам тот же вопрос несколько иначе… — Как бы он не формулировал мучивший его вопрос, тапас отвечал ему ровным гудением. Кавасита схватил в руки оба устройства и метнул их в стену, пробормотав по-японски: — Черт бы побрал всю эту дребедень. Мое учение пошло прахом. Оно не может помочь мне. Одни полуответы… Я, ведь, и вопросов-то не могу поставить…

Он положил ладонь себе на лоб и, задрав голову вверх, пробормотал:

— Я должен добраться до первоисточника. Ками . Им, наверняка, известно все.

Рука его тут же стала мокрой от пота.

В куполе был еще день, однако он видел на небе несколько звездочек и медленно плывущий корабль Уонтеров, вернее, его машинную интерпретацию. Все эти изображения являлись результатом совместной работы сенсоров и проекторов. Если бы ками не покинули его, они бы развеяли его сомнения. Кто-кто, а уж они-то обошлись бы без машин, интерпретирующих их ответы. Эти же треклятые железяки подвели его в самый неподходящий момент.

Кавасита взял в руку коробку и стал наполнять ее продуктами: фрукты из сада, овощи, оставшиеся после вчерашнего ужина, горсть вареного риса… Взяв коробку под мышку, он поспешил к воротам и, распахнув их настежь, выскочил со двора.

Эти вопросы следовало задавать снаружи. Он пересек лужайку и молодую рощицу и оказался перед портиком шлюзовой камеры.

— Открывай, — приказал он. Дверь отворилась, и Кавасита уверенно шагнул в камеру. — Пуск!

— Устройство может включиться только в том случае, если пользователь обезопасит себя специальным костюмом и системой жизнеобеспечения.

— Пуск, тебе говорят! Я тебе приказываю!

— Устройство…

Кавасита вернулся под купол, подобрал с земли увесистый камень и, вновь войдя в камеру, принялся стучать им по световому элементу.

— Сколько тебе можно говорить… Выпусти меня, слышишь?

Элемент тут же разбился, но шлюз так и оставался закрытым.

— Есио! — послышался чей-то голос, однако Кавасита решил не обращать на него внимания.

Когда Нестор оказалась возле портика, Есио уже молотил по закрытому люку голыми сбитыми в кровь ногами.

— Есио, прекрати! Ты слышишь? Прекрати, пожалуйста!

Она схватила его за плечи и тут же поймала на себе его свирепый взгляд.

— Вы все пытаетесь меня остановить! Сбиваете с толку, забиваете мне голову всяческой чушью! Какая грязь! Прогресс, науки — все только для того, чтобы лишить мое сознание былой ясности!

Нестор попятилась назад.

— Медблок… — пробормотала она. Есио же тем временем вновь принялся колотить по люку. Взяв себя в руки, Анна спокойно сказала: — Пока ты не оденешь костюм, выйти отсюда ты не сможешь… Хотелось бы знать, куда это ты направился?

— Я хочу оказаться там, но меня что-то не пускает… Я хочу поговорить с ними…

— Похоже, ты забыл, что там, снаружи, нечем дышать. Тебе будет явно не до вопросов, да и услышать их никто не сможет. Ты умрешь, не успев вымолвить ни слова. Но с кем ты собираешься там общаться?

— С ками , со звездами…

— В этом случае тебе имеет смысл запастись передатчиком. Тогда тебя смогут услышать сразу все.

Кавасита грустно вздохнул.

— Анна, — сказал он, — у меня ничего не выходит.

— Я это уже поняла. — Она смахнула со щеки набежавшую слезинку. — Ты слишком многого от себя требуешь. Так нельзя.

— Что значит слишком? Я воин ! Неужели ты этого не понимаешь? — Он хотел было ударить по люку еще раз, однако не удержал равновесия и шумно повалился наземь. — Я полон сил. Я сумел совладать с собственным сознанием. Я сам себе господин, слышишь? Что хочу, то и делаю!

Он хрипло задышал, задрал голову вверх, но тут же уронил ее на грудь.

— Медблок ! — взвизгнула Анна, и в тот же миг возле портика появилась сфера и два куба. — Не позволяйте ему спать и не вмешивайтесь в работу его центральной нервной системы. Его нужно успокоить и только.

Когда медблок закончил свою работу, Есио, все это время беззвучно шевеливший губами, заметил Анну и, слабо улыбнувшись, прошептал:

— Любовь моя… Кроме тебя у меня никого нет…

Кубы подхватили его под руки и осторожно понесли к дому.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

На четвертый день круживший над планетой ястреб решил спуститься. Анна стояла возле купола, наблюдая за звездой посадочного модуля, которая сначала приблизилась и увеличилась в размерах, а потом недвижно застыла в небе. Звезда запылала неожиданно ярко и, описав плавную кривую, мягко, словно невесомое перышко, опустилась на поверхность планеты, оставив за собой столб дыма и светящийся след.

Анна закрыла за собой люк переходной камеры и оказалась в залитом солнечным светом подкупольном пространстве. Опустив ладонь на сенсорный блок, она отключила сигнал тревоги. Кавасита так и не выходил из дома. Он сидел на подушке перед распахнутой настежь дверью и смотрел на сад камней.

— Они сели, — сказала Анна. — Как ты?

— Получше, — ответил он. — Ты уж меня прости…

— Ты извинялся уже дважды. Этого вполне достаточно. И вообще… С тем же успехом ты мог бы попросить прощения у своей ноги, лодыжки или головы.

— Какая ты злая.

— Естественно. Но не ты тому причиной, — вернее, не только ты. "Пелорос" появится только через неделю. Улететь отсюда мы не сможем, а там, снаружи, теперь они…

— Неужели тебя волнуют эти Уонтеры?

— Даже не знаю. Они не ответили на наш запрос и даже не послали сигнал оповещения на орбитальные сенсоры.

— Может быть, их корабль не укомплектован необходимым оборудованием.

— Корабль прослушивания? Не говори глупостей.

— Будем ждать дальнейшего развития событий…

— Знал бы ты, как мне надоело ждать. То я ждала, когда ты спятишь, то прикидывала — спустятся они сюда или нет… Честно говоря, я действительно волнуюсь…

— Ох… Выходит, я зря возлагал на тебя такие надежды…

— Молчал бы. Можно подумать, я тебя когда-нибудь подводила. Нервы-то у меня не железные, верно? Я не могу спокойно наблюдать за тем, как ты сводишь себя с ума своими дурацкими исканиями. Боже, храни нас от святых и революционеров!

Кавасита поднялся и принялся разминать занемевшие ноги. Солнце заглянуло в распахнутую дверь.

— Все, я успокоился. Ничего подобного со мной больше не произойдет. Кто бы мог подумать, что я стану таким агрессивным!

Нестор поднесла руку к губам и принялась покусывать костяшки пальцев.

— Рада это слышать.

— У меня не было времени обдумать все как следует, но в одном можно не сомневаться — я уже не буду таким агрессивным, Кажется, я понял, почему перфидизийцы представлялись мне ками . Они не похожи ни на нас с тобой, ни на эйгоров, ни на кроцерианцев. Они относятся к какой-то совершенно иной категории существ.

— Не стану этого оспаривать. Каждый человек имеет право выдвигать какую-то свою теорию. Но скажи, как ты теперь будешь искать себя? Ведь тебя волнует прежде всего это, не так ли?

— Для этого мне можно и не знать всех ответов. Достаточно и того, что они будут ведомы перфидизийцам.

Анна изумленно уставилась на Каваситу и опустилась на подушку.

— Выходит, мы можем улететь отсюда?

Кавасита улыбнулся.

— Бедная беспокойная Анна. Вечно тебя куда-то несет…

— Так как же?

— Да. Теперь мы вольны отправиться куда-угодно. Их здесь больше нет.

Она вздохнула.

— Да, мы оба серьезно рисковали. — Она покачала головой. — Странно, что нам удалось дожить до такого дня.

Услышав сигнал приемника, они поспешили в аппаратную.

— Устройство приняло послание Эло и Умало Уонтеров, — сообщил приемник. — Они изъявили желание навестить вас.

— Прямо как дома, — ухмыльнулся Кавасита. — Надо же, они хотят придти к нам в гости.

— Это какой-то особый случай. Но, думаю, поговорить с ними стоит. Я отвечу, — обратилась Анна к устройству. — Говорит Нестор. Чем мы можем быть вам полезны?

— Благодарю вас, мадам. С вами говорит Умало Уонтер. Мы хотим поговорить о причитающейся нам доле прибыли. Когда бы мы могли с вами встретиться?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13