9 октября

Пока самолёт выруливал на взлётную полосу, Артур развернул газету. Вдалеке, на бетонированной площадке перед ангаром, выстроились бомбардировщики «Б-1». Их глянцевые желтовато-коричневые, серые и зелёные очертания тонули в утреннем тумане. Артуру потребовалось несколько секунд, чтобы вникнуть в смысл заголовков. Он не мог отделаться от мыслей о Харри и о результатах вскрытия Гостя.

Медики не нашли в организме пришельца ни одного внутреннего органа. Его грудную клетку почти целиком заполняла матово-розовая ткань, напоминающая мозговую. Голова состояла из костного материала, сконцентрированного в большие твёрдые сгустки. Никаких видимых признаков центральной нервной системы. В костную ткань вкраплены маленькие узелки; складывалось впечатление, что они сделаны из какого-то материала, скорее всего — серебра.

Что касается Харри, то ему тоже предстоит пройти обследование — в Лос-Анджелесе.

Самолёт развернулся и начал разгоняться на полосе. Небольшие двигатели пронзительно гудели.

Артур заставил себя сосредоточиться на газете. В глаза бросился заголовок на первой странице:

Все то же незашифрованное сообщение, погнавшее Тревора Хикса в Фернис-Крик, подсказало другим журналистам, только несколькими часами позже, где стоит копать. Но Хикс первым напал на золотую жилу. Остальным пришлось довольствоваться интервью с жителями Шошоне. Удалось пробиться по телефону в квартирку горничной отеля «Фернис-Крик», но девушка говорила только по-испански. Никто не взял интервью у Бернис Морган. Похоже, Крокермен убедил её молчать, подумал Артур, перечитывая статью несколько раз.

Генерал Пол Фултон, ответственный за полёты шаттлов на западном побережье, летел вместе с Артуром. Он предстал перед Гордоном, как только самолёт взмыл в воздух на высоту двадцать восемь тысяч футов.

— А, милая сердцу свободная пресса! — воскликнул он, занимая соседнее кресло. — Простите, мистер Гордон. У нас до сих пор не хватало времени просто посидеть и поболтать.

— Вы возвращаетесь, чтобы отчитаться?

— Надо выступить перед членами Конгресса, перед сенаторами из комитета по деятельности в космосе — одному Господу известно, что Проксмир собирается извлечь из случившегося. Как он пробрался на место председателя — загадка для меня. Политическая смерть никогда не настигнет этого человека.

Артур кивнул. В его голове всё перепуталось. Он надеялся выспаться в самолёте, но у Фултона явно было что-то на уме.

— Многих из нас тревожит решение Крокермена относительно Тревора Хикса. Автор научно-фантастических книг…

— Хикс стал им недавно, — оборвал генерала Артур. — Он пишет вполне достойные книги на научные темы.

— Да и мы не против Тревора Хикса как такового. Нас волнует то, что президент обратился к человеку, не входящему в состав… основной группы. Я имею в виду его советников, кабинет, экспертов.

— Ему требуется дополнительные мнения. Он говорил об этом несколько раз.

Фултон пожал плечами.

— Гость потряс его.

— Гость потряс и меня, — заявил Артур.

Фултон перевёл разговор на другое.

— В Вашингтоне нас ожидают два австралийцы, занимающиеся тем же, что и мы. Они только-только прилетели из Мельбурна. Подозреваю, это мелкие сошки. Основная фигура — Квентин Бент — скрывается в тени. Вы знаете его?

— Нет, — ответил Артур. — Учёных северного и южного полушария разделяет пропасть. Это, однако, не касается астрономии. Но Бент не астроном. По-моему, он социолог.

— Ваш коллега… доктор Файнман, — неуверенно спросил Фултон, — он в состоянии продолжать работу?

— Думаю, да.

Артур понял, что ему все меньше нравится Фултон, и пытался найти причину такой сильной неприязни — ведь генерал всего лишь интересуется Харри.

— Чем он болен?

— Хроническая лейкемия.

— В последней стадии?

— Доктора полагают, что это излечимо.

Фултон кивнул.

— Интересно, не тот ли диагноз и у Земли?

Артур не понял смысла фразы.

— Рак, — выдохнул Фултон. — Космический рак.

Артур задумчиво кивнул и посмотрел в иллюминатор, думая о том, найдёт ли он минутку, чтобы позвонить Франсин, поболтать с Марти, прикоснуться к реальной жизни.

Полковник Элберт Роджерс взял радиотелефон, протиснулся в дверь вагончика связи, спустился по ступенькам из гофрированного металла и утонул в белом песке, заскрипевшем под ногами. Ему абсолютно не хотелось заниматься самоанализом; размышления на эзотерическом уровне никогда не приносили ему пользы. Гость был мёртв; Артур Гордон приказал его группе обследовать внутренности горы. Конечно же, Роджерс считал, что должен взять выполнение приказа на себя.

Роджерс хорошо подготовился. В своём блокнотике он нарисовал план таинственного летательного аппарата. такой план, естественно, не более чем гипотеза, основанная на длине, высоте, ширине и величине угла наклона туннеля, проходящего внутри. Проползти по туннелю не составит труда, даже если он идёт прямо вверх, Роджерс может пройти там, используя метод трубочистов — прижавшись спиной к одной стене туннеля и ступнями согнутых в коленях ног — к другой. Он возьмёт с собой миниатюрный цифровой самописец и видеокамеру размером с палец, прикреплённую к шлему. Снаряжение дополнят «Хассельблад» с высокочувствительной плёнкой и более лёгкий фотоаппарат «Лейка» с тридцатитрехмиллиметровой плёнкой. Роджерс предполагал, что исследование займёт не больше одного дня. Конечно, он допускал, что внутри объекта может оказаться множество полых пространств, но такое строение казалось ему маловероятным.

Пока сержант и капрал приносили всё, что требовалось, из складского вагончика, Роджерс ещё раз проверил схему маршрута и обсудил со своим заместителем майором Ритером Келлером меры на случай непредвиденной ситуации. Потом он надел ранец и тяжёлые альпинистские ботинки, отрезал три куска каната, обмотал их вокруг пояса и пошёл вдоль южной стороны глыбы.

Полковник посмотрел на часы и завёл таймер. Шесть часов утра. Пустыня все ещё утопала в серебристой рассветной дымке, высокие перистые облака простирались от края до края. Свежий холодный ветер наполнился сухим запахом кустарников.

— Поднимите меня, — приказал Роджерс Келлеру.

Майор сцепил пальцы обеих рук, и Роджерс поставил левую ногу на этот упор. С криком «раз-два-взяли» Келлер поднял Роджерса на уровень отверстия. Оказавшись в наклонной части туннеля, он на секунду застыл, лёжа на спине и глядя на первый поворот, расположенный через сорок футов.

— О'кей, — сказал полковник и нажал на кнопку таймера, засекая время. — Я пошёл!

Они решили не тащить телефонный шнур и отказаться от непосредственной связи. Маленький микрофон на лацкане куртки позволит записать наблюдения Роджерса, а видеокамера запечатлеет всё, что он увидит. Если же представятся время и возможность, он воспользуется фотоаппаратами.

— Ни пуха, ни пера, сэр! — крикнул ему вдогонку Келлер, когда Роджерс начал подъем.

— К чёрту, — пробормотал Роджерс, учащённо дыша.

Первые тридцать футов он преодолел ползком, не испытывая особых затруднений. Возле поворота остановился и посветил в темноту. Туннель теперь шёл прямо вверх. Он громко сообщил об этом в микрофон и посмотрел вниз. В просвете между ногами и животом белело, словно изваянное из камня, лицо Келлер. Тот сжал кулак и отвёл большой палец, выражая тем самым одобрение. Роджерс дважды нажал на кнопку фонаря.

— Я пробираюсь в чрево инопланетного корабля, — тихо проговорил он сам. Челюсти и мускулы лица свело судорогой, Роджерс едва избавился от неё. — Я ползу в неизвестное. Такие дела. Не бойся.

И он не боялся: чувство глубокого покоя почти полностью овладело им.

Он подумал о своей жене и пятилетнем сыне, живущих в Барстоу, и в его голове тут же появилось несколько вариантов будущего семьи. Отец, геройски погибший, и пенсия за него. Роджерс плохо разбирался в пенсионных вопросах. Зря. Как только он вернётся, следует сразу выяснить все тонкости. А вот более приятная мысль: герой-отец жив, выходит в отставку после двадцати лет службы и начинает заниматься бизнесом — вероятнее всего, в качестве консультанта по военным контрактам, хотя раньше он не задумывался над подобной перспективой. А лучше всего купить дом. Не в Барстоу, нет, а где-нибудь в Сан-Диего — подходящее место для бывших моряков и морских пехотинцев.

Он начал подъем, упираясь резиновыми подошвами ботинок в камень и отталкиваясь руками от стены. Один толчок — и позади один фут. Не повредить бы корабль, не оставить даже царапинки. Он снова подтянулся вверх, бормоча проклятия, снова вжался ногами и руками в гору. Гладкая поверхность. Невыразительная, серая. Ничто не напоминает лаву. Астронавты, готовившиеся к высадке на Луну, штудировали геологию. Нет смысла обучать этой науке армейских офицеров. Кроме того, этот объект — не природное явление. Причём тут геология?

Хорошо хоть не скользко.

Пройдя пятнадцать футов, Роджерс остановился и поднял фонарь. Над головой он увидел ещё один поворот. И неизвестно, что за ним: шесты, на которых установлены камеры, слишком коротки. Роджерс вспомнил кадры из научно-фантастических фильмов. Он никогда особо не жаловал фантастику. Большинству его однополчан нравились «Инопланетяне» — они смотрели фильм ещё в лагере для новобранцев. Полковник постарался отогнать от себя воспоминания об этой картине.

Гость мёртв. Что, если остальные пришельцы разгневаны? Что если они знают о приближении Роджерса и поджидают его?

Он всё ещё спокоен, все ещё в приподнятом настроении, зрачки широко раскрытых глаз поблёскивают в темноте, от напряжения пот струится по лицу. Вверх, вверх и — к самому выступу. Преодолев поворот, Роджерс остановился в проходе, идущем почти горизонтально, и направил луч света в кромешную тьму. Потом он достал блокнот и набросал схему, приблизительно отмечая величины углов и расстояние. Он находился в пятнадцати или двадцати футах от поверхности. Освещая фонарём листок блокнота с планом, он нырнул в горизонтальный туннель. Схема его маршрута напоминала головоломку: сначала тридцать футов в глубь горы по проходу, полого поднимающемуся вверх, потом снова вверх двадцать футов по отвесному туннелю и теперь — горизонтальный проход в центр.

Тишина. Ни шума работающих моторов, ни голосов, ни ветерка. Только звук его дыхания. Он отдохнул и пополз дальше. Фонарь, привязанный к руке, освещал туннель при каждом движении разведчика.

Через девяносто футов полковник увидел, что туннель обрывается, а за ним — пустота. Роджерс не колебался ни секунды. Стремясь вырваться из тесного прохода, он упёрся руками в стены и высунул голову. В свете фонаря перед ним открылось просторное помещение.

— Я нахожусь в пещере овальной формы, — громко проговорил он, — длиной тридцать и шириной двадцать футов. Это, очевидно, центр горы. — Роджерс сверился со своими набросками. — Может быть, на шестьдесят-восемьдесят футов ниже вершины. Блестящие стены как будто покрыты эмалью, или пластиком, или стеклом. Тёмно-серые с голубоватым оттенком. Напротив выхода из туннеля я вижу ещё одну пещеру, большую по размерам. Она расположена, — он снова заглянул в блокнот, — к северо-западу от центра горы. Непохоже на жилище. Да и обитателей не видно. Никаких признаков жизнедеятельности.

Он встал во весь рост и пару раз шаркнул ботинками. Идти было легко.

— Иду вперёд.

Роджерс шёл вдоль стены, не переставая освещать путь. Потом он открыл нагрудный ранец, вытащил два сверхмощных фонаря и включил их, следя, чтобы лучи не ослепили его самого.

Широко раскрыв рот, Роджерс осмотрел вторую пещеру, длина которой составляла, по крайней мере, сотню футов, а высота — восемьдесят. Первая пещера примыкала к середине одной из её стен.

— Пещера покрыта блестящими гранями, — сказал Роджерс, — как драгоценный камень. Похоже на стекло, не зеркальное, но всё же сверкающее. Все это напоминает не просто огранённые драгоценные камни, а, скорее, сооружения с балками, опорами, перекрытиями. Будто собор, построенный из сине-серого стекла.

Он сделал несколько снимков «Хассельбладом», потом опустил фотоаппарат и медленно осмотрелся, стараясь запечатлеть в памяти открывшуюся перед ним картину и понять смысл увиденного.

Первая пещера заканчивалась обрывом высотой, по меньшей мере, в тридцать футов. Внизу блестел пол изысканно украшенной пещеры. Спуститься вниз по канату невозможно — не к чему его привязать, а вбить крюк он не рискнёт.

— Я не могу продвигаться дальше, — сообщил он. — Здесь нет движущихся предметов. Ничего, что напоминало бы жилое помещение. Нет никаких механизмов и нет света. Я собираюсь выключить фонарь и проверить, не блеснёт ли что-нибудь в темноте.

Роджерс оказался в непроницаемой темени. В какой-то момент его горло сжалось и он кашлянул. Со всех сторон завторило эхо.

— Не видно ни зги, — сказал он, простояв несколько минут во мраке. — Я сейчас зажгу фонарь и сделаю ещё несколько снимков.

Он потянулся пальцем к кнопке на фонаре, но замер, прищурившись. Прямо впереди, тусклый и неподвижный, блеснул маленький красный огонёк — не больше, чем звезда в бескрайнем небе.

— Подождите. Я не уверен, что видеокамера заснимет это. Слишком слабый свет. Просто одна красная точка размером с булавочную головку.

В течение нескольких минут он вглядывался в огонёк. Сначала Роджерсу показалось, что звёздочка движется; потом он догадался, что это оптический обман. На самом деле огонёк оставался по-прежнему тусклым и не менял положения.

— Не думаю, что экипаж бездействует. Он выжидает. — Роджерс покачал головой. — Но не исключено, что я поспешил с выводами.

Включив ручной фонарь, он вставил в «Хассельблад» телеобъектив, настроил аппарат на большую выдержку и направил его прямо на огонёк. Когда затвор щёлкнул, он установил ещё одну, более длительную, выдержку и сделал ещё снимок. Потом включил все фонари и уселся, чтобы запомнить как можно больше деталей.

— Тут все так же тихо, — сказал он.

Пятнадцать минут спустя Роджерс поднялся на ноги и машинально отряхнул брюки. — Всё в порядке. Я возвращаюсь.

К огромному его облегчению, ничто не препятствовало ему на обратном пути.

10 октября

Эдвард Шоу узнал о смерти Гостя через два дня от полковника Пханя. О визите полковника всех предупредили за десять минут до его появления. Эдвард быстро оделся. Занавески раздвинулись, и каждый из четвёрки увидел в центральной лаборатории маленького мускулистого смуглого человека в аккуратной, будто с иголочки, форме.

— Сколько нам ещё торчать здесь? — спросил Минелли.

С течением времени он все чаще и чаще дерзил, а поведение его становилось всё более непредсказуемым. Он нередко вспоминал о визите президента и мечтал о том мгновении, когда они «хлопнут дверью тюрьмы». Его манера разговаривать стала сильно напоминать пародию на известного комика. Минелли всегда с трудом смирялся с необходимостью подчиняться. Эдвард слышал, что задолго до появления в Остине Минелли попал в тюрьму по обвинению, связанному с наркотиками. Тогда он разбил лицо в кровь о тюремную дверь. Эдварда беспокоило состояние коллеги.

— Все вы здоровы. Признаков заражения или болезни не обнаружено, — начал Пхань. — Больше — никаких анализов. Полагаю, вы уже знаете от дежурного офицера, что Гость мёртв. Я закончил первую стадию аутопсии и не нашёл в его теле микроорганизмов. Он оказался абсолютно стерильным. Это хорошие новости для вас.

— Микробы сдохли, моя леди, — протянул Минелли.

Эдвард нахмурился.

— Я советовал отпустить вас, — продолжал Пхань, оглядев всех четверых по очереди. — Хотя не уверен, что мой совет будет услышан. Как сказал президент, существуют соображения безопасности.

Эдвард увидел через окно Стеллу Морган и улыбнулся, но она не ответила. Вероятно, свет падал так, что она не могла разглядеть геолога. А может быть, она чувствовала себя так же подавленно, как Реслоу, из которого теперь и слова не вытянешь.

Сочетание свободного общения друг с другом по телефону и пребывания в изолированных палатах уничтожили веру Эдварда в дух товарищества, который должен объединять, по его мнению, узников одной тюрьмы. Однако, пленники Ванденберга не подвергались жестокому обращению. Их не объединяла общая цель, за которую стоило бы бороться. Их заточение, по крайней мере, до сих пор было обосновано. Потому они и не стали «держаться вместе», как ожидал того Эдвард. Кроме того, ему ещё не доводилось находиться в карантине так долго. Может быть, он чересчур наивен?

— Сейчас мы готовим документы, которые вам надо подписать. Нам необходимы гарантии, что вы сохраните в тайне происшедшее с вами…

— Ничего не собираюсь подписывать! — выкрикнул Минелли. — Если подпишу, погибнут мои бестселлеры. Ни интервью в газетах, ни триумфа в Голливуде.

— Прошу вас, — терпеливо сказал Пхань.

— Что нового в Австралии? — спросил Эдвард. — Вы вели переговоры?

— Сегодня в Вашингтоне начинается серия встреч, — ответил Пхань.

— Чего вы тянули? Почему обсуждения не начались раньше?

Пхань помолчал.

— Между нами, я надеюсь на то, что события предадут огласке, — наконец сказал он.

Эдвард попытался подавить подступающий гнев.

— Почему мы не можем работать вместе с ними? Переведите нас отсюда в ОБО!

— В Очень Большую Оранжерею? — сострил Минелли.

— В общежитие для бессемейных офицеров, — объяснил Эдвард. Его нижняя губа дрожала. Он переходил на крик, но больше не желал сдерживаться. Ему хотелось, чтобы на его возмущение отреагировали. — Правда! Чёрт знает, что это такое. Мы ощущаем себя в тюрьме.

— Хуже. У нас нет возможности смастерить пистолет или нож, — поддержал его Минелли. — «Дно мира, мама!»

Пхань посмотрел на Минелли со смешанным выражением раздражения и сочувствия.

— Это всё, что я хотел сообщить. Пожалуйста, не волнуйтесь. Я уверен, вы будете вознаграждены за все неудобства. В ближайшее время мы получим новые инфодиски.

— Боже! — простонал Минелли.

Пхань, готовый было уйти, обернулся.

— Подождите! — крикнул Минелли. — Мне плохо. Правда. Со мной что-то происходит.

— Поясните, — попросил Пхань, жестом подзывая дежурного наблюдателя.

— Что-то с головой. Скажи им, Реслоу.

— Минелли выведен из равновесия, — медленно выговорил Реслоу. — Да и я не совсем в порядке. Но он — другое дело. Он разговаривает так, будто болен.

— Я — другое дело, — согласился Минелли. Потом он начал рыдать. — Господи, Боже мой! Верни нас на те самые скалы. Позволь нам продолжать путь в своей машине. Я подпишу всё, что потребуется. Правда! Пожалуйста.

Пхань посмотрел на них, потом резко повернулся и вышел. Жалюзи вернулись на прежнее место. Эдвард выдвинул ящик и вытащил оттуда газету и пакет с новыми инфодисками. Он жадно вчитывался в заголовки и статьи.

— Иисусе! — пробормотал он. — Информация о действиях президента. Стелла! — вызвал он мисс Морган. — Стелла! Они знают, что президент посещал нас.

— Я как раз читаю об этом.

— Ты думаешь, твоя мать постаралась?

— Не знаю.

— Будем надеяться на неё.

Минелли продолжал рыдать.

Хикс лежал, облокотившись на подушку, в комнате Линкольна. У изголовья — круглый ночной столик, покрытый скатертью. Небольшая лампа со стеклянным абажуром в виде шара освещает отчёты и документы, наваленные высокой стопкой. Ампирные часы с маятником размеренно и приглушённо тикают на мраморном камине. Казалось, что в просторной с высоким потолком комнате обитают призраки. Но эти призраки не страшны, они — свидетели истории, они навевают приятные ассоциации. Это действительно кабинет Авраама Линкольна; здесь он подписал манифест об отмене рабства.

Хикс потряс головой.

— Я схожу с ума, — сказал он. — Неужели я действительно здесь, или это мне только чудится?

На одну секунду его охватила надежда, что так оно и есть, что он спит и видит сон в номере в «Интерконтинентале» и что ему вскоре предстоит шестиминутное выступление по радио с рассказом о своей последней повести и, пока молодой ведущий…

С другой стороны, что плохого в том, что он живёт в Вашингтоне, в Белом Доме, в том, что он выбран лично президентом Соединённых Штатов на роль советника по вопросам, связанным с самым великим событием в истории человечества?

— Этого человека абсолютно невозможно убедить, — проворчал Хикс.

Он взял из стопки толстую папку фотокопий документов с фактами, касающимися объекта в Долине Смерти, Гостя и всего, что известно о Большой пустыне Виктории. Предварительный отчёт о вскрытии Гостя лежал третьим. Пользуясь навыком, приобретённым за годы научных исследований, он быстро просмотрел две первые страницы, задерживаясь лишь на самых существенных деталях. Все авторы, как он впрочем и ожидал, явно стремились обезопасить себя — двусмысленные фразы, оптимистические предположения, непринуждённый отказ от своих прежних идей. Только отчёт об аутопсии свидетельствовал об основательном подходе к проблеме.

Полковник Туан Ан Пхань — человек, с которым Хиксу захотелось познакомиться — изъяснялся понятным языком и по существу. Физиологическое строение пришельца отличается от физиологии любого земного существа. Пхань затруднялся охарактеризовать среду, вызвавшую подобную эволюцию. Некоторые части тела напоминают хитроумные механизмы. Ничего подобного не наблюдается в более сложных, произвольно развивающихся формах, известных биологии.

Пхань не скрывал свои выводы. «Тело Гостя, таким образом, не может быть описано теми биологическими категориями, какие применяются по отношению к живым организмам Земли. Некоторые из его характерных особенностей противоречат логике естественного развития. Единственное объяснение, которое я нахожу, состоит в следующем: Гость — существо, созданное искусственным путём. Возможно, он является продуктом многовековых генетических операций в сочетании с комплексной биоэлектроникой. Так как подобное недоступно нашему пониманию, к любой моей гипотезе относительно функций органов Гостя следует относиться как к сомнительной или даже ошибочной».

Затем шёл анализ тканей пришельца. Во всех тканях отсутствовала клеточная структура как таковая. Более того, каждый участок его тела или орган был снабжён отдельной системой обмена веществ, связанной с другими участками или органами, но не являющейся частью одной общей системы. В теле Гостя не было ни одного отверстия, которое способствовало бы освобождению организма от выделений. Выделения и отходы деятельности органов накапливались в тканях и оставались там. Пхань полагал, что это и могло оказаться причиной смерти. «Допускаю, что отсутствие каких-то питательных веществ в земной среде привело к изменениям в организме Гостя, которые не могут быть обнаружены в результате наших исследований. Допускаю также, что Гость в своей привычной среде был каким-то образом связан со сложной системой жизнеобеспечения, очищавшей его организм от выделений. Есть вероятность, что Гость болел и отдельные органы не могли выполнять свои функции».

Далее следовала сноска: «Ни по каким параметрам Гость не может считаться жизнеспособным организмом». Примечание подписал Харолд Файнман, не участвовавший в заключительной стадии аутопсии. И больше никаких дополнений.

Однако автор отчёта, предельно ясно излагая факты, всё же чего-то не договаривал. Файнман, по крайней мере, намекал, что Гость на самом деле был совсем не тем, чем казался…

В низу стопки лежал буклет, посвящённый австралийским событиям. Чувствовалось, что над ним работали в спешке и что много фрагментов изъято. Буклет начинался с обзора заявлений механических пришельцев, вышедших из горы в Большой пустыне Виктории.

Хикс потёр глаза рукой. Свет горел слишком слабо, чтобы читать. Журналист не в первый раз держал буклет в руках. Всё же, ему необходимо как следует подготовиться к утренней встрече президента с представителями Австралии. Хиксу предстоит сопровождать Крокермена в Овальный кабинет.

«Тот факт, что наши исследователи понимают речь механических существ, сам по себе поразителен. Инопланетяне овладели английским, кажется, в совершенстве. Они отвечают на вопросы быстро и не раздумывая».

Хикс изучил глянцевые цветные фотографии, вложенные в буклет. Два дня тому назад австралийское правительство разослало по комплекту фотографий с приложенными к нему видеокассетами во все агентства новостей мира. Теперь в каждом доме, в каждой уважающей себя семье имелись изображения трёх серебристых роботов, похожих на тыквы, парящих над деревянной оградой с колючей проволокой, или возле большой гладкой скалы красного цвета, или рядом с отверстием в этой скале.

«Каждым словом роботы подчёркивают свои добрые намерения и благожелательность. Они хотят помочь жителям Земли реализовать свой потенциал, достичь гармонического развития и воспользоваться своим правом стать равным партнёром в процессе всегалактического обмена».

Хикс нахмурился. Сколько лет приходилось ему вникать в параноидальный бред научной фантастики, отбивший в нём веру в инопланетян, дары приносящих? Среди множества фильмов о первых контактах лишь самая малость трактовала эпохальное событие как счастливую веху в истории человечества.

Как часто во время просмотров этих нескольких лент слезы застилали глаза Хикса, даже если он и старался оставаться скептиком. Великий момент, встреча людей Земли с друзьями, пришедшими с далёких планет…

И вот это произошло в Австралии. Мечта стала явью.

И калифорнийский кошмар…

Ни по каким параметрам Гость не может считаться жизнеспособным организмом.

Хикс положил австралийский буклет на стопку и неловко потянулся к выключателю. Лёжа в темноте, он заставил себя равномерно и неглубоко дышать, чтобы ни о чём не думать и заснуть. И всё же сон пришёл не сразу и не принёс успокоения.

11 октября

Крокермен, одетый в широкие брюки и белую рубашку, без пиджака и галстука, со следами кровоостанавливающего карандаша на подбородке, вошёл в канцелярию начальника штаба. Он приветливо кивнул тем, кто уже собрался в комнате: Гордону, Хиксу, Роттерджеку, Фултону, Лерману и самому начальнику штаба — невысокому лысеющему Ирвину Шварцу. Часы показывали восемь тридцать, хотя в помещении без окон время мало что значит. Артур подумал, что обречён провести всю оставшуюся жизнь в тесных комнатках в компании чиновников и политиков.

— Я пригласил вас сюда, чтобы вы предварительно ознакомились с нашими собственными материалами по Большой пустыне Виктории, — сказал Крокермен. — Вы читали их буклет, я полагаю? — Все кивнули. — По моей просьбе мистер Хикс приведён к присяге и оформлен его допуск к секретным документам…

Роттерджек выглядел подавленным.

— Теперь он один из нас. А где Карл?

— Все ещё в дороге, — ответил Шварц. — Он звонил полчаса назад и предупредил, что опоздает на несколько минут.

— Хорошо. У нас не слишком много времени. — Крокермен встал и прошёлся перед собравшимися. — Я начну. В районе австралийской горы работают «один или более» наших людей. Нет нужды говорить о деликатности этого факта, но примите мои слова как напоминание…

Роттерджек бросил очень многозначительный взгляд на Хикса. Тот не отреагировал.

— По иронии судьбы, информация, переданная нашими агентами, только подтверждает то, что австралийцы и так не скрывают. Вся эта история внушает оптимизм. Мы накануне эры больших открытий. Роботы уже начали объяснять, каким образом они устроены. Что вы хотите сказать, Дэвид?

— Австралийцы поделились информацией, касающейся некоторых аспектов физики. Информация получена от роботом, — заметил Роттерджек. — Она эзотерична по сути и имеет отношение к космологии. Два австралийских физика заявили, что теорию сверхнатяжения следует пересмотреть или дополнить.

— Какая разница! — буркнул Фултон.

Роттерджек усмехнулся почти злорадно.

— Это очень важный вопрос, генерал. По вашему поручению, Артур, я передал уравнения и формулы, полученные у роботов, Мохаммеду Абанте в Пеппердинский университет. В настоящее время он набирает группу для изучения этой информации, и мы надеемся, что через несколько дней узнаем результаты. Австралийцы продолжают молчать о находке в Калифорнии. Вероятно, они хотят, чтобы мы сами посвятили роботов в нашу тайну.