Божий молот (№1) - Божий молот

Пообедав макаронами с сыром за дубовым столом, Хикс распрашивал хозяйку о её роли как Подневольной.

— Я и сама не знаю, — ответила женщина. — Они нашли меня примерно шесть недель назад. С тех пор я приняла здесь трёх человек, которые провели в доме пару дней, а потом уехали. После было ещё несколько жильцов, а теперь вот вы. Может, я эдакая наседка?

Дочка захихикала.

Могли бы выбрать более гостеприимный дом. Но он оставил эту мысль при себе.

— А вы, — спросила она. — Что делаете вы?

— Составляю список.

— Кому отбывать, кому оставаться, да?

Он поколебался, затем кивнул.

— Вообще, мы, в основном, выбираем тех, кто мог бы работать с нами. Осталось очень много дел, и людей не хватает.

— Думаю, что мои дети и я — мы не улетим… — сказала женщина. Она уставилась на стол безжизненным взглядом, потом медленно подняла брови и встала. — Дженни, — попросила она, — давай-ка уберём со стола.

— Куда мы не улетим, мама? — поинтересовался мальчик.

— Помолчи, Джесон, — отрезала Дженни.

— Ну, мама! — настаивал ребёнок.

— Никуда! И слушайся свою сестру.

Они делали первые шаги на Земле, подумал Хикс, и повстречали её. Они не знали, с чего начать. Женщина подозревала, что не подходит, если так можно сказать, что не отвечает требованиям, предъявляемым к будущим мигрантам, но это не помешало ей осознавать пользу и необходимость своей работы.

Если только мы вольны распоряжаться собой.

На этот вопрос Хикс все ещё не знал ответа. Он, однако, предпочитал считать, что их воля никому не подконтрольна и что эта женщина просто демонстрирует прекрасные человеческие качества: самоотверженность и бескорыстие.

Два дня спустя она отвезла Хикса в аэропорт и он улетел в Сан-Франциско. Уже в самолёте он сообразил, что когда-то слышал имена её детей. Но не её имя.

Хикс летел высоко над Землёй, над туманным облачным полотном. Он то дремал, то вводил свои размышления в компьютер. Сеть бездействовала, она давала ему передохнуть, освободив от потока голосов и информации. У писателя появилось время подумать и задать себе несколько вопросов. Почему сотрудники службы безопасности аэропорта не заметили пауков? Ответ нашёлся довольно быстро. Они, наверно, выползли из его чемоданов возле сканирующих ворот, обогнули их и вернулись в багаж за пределами радиуса действия сенсора. Или пауки способны влиять на рентгеновское излучение? Сенсорные аппаратуры, созданные людьми, с самого начала этой истории показали себя с наихудшей стороны; если корабли инопланетян приземлились, не будучи обнаруженными, то нет ничего удивительного в том, что маленький паучок обманул службу безопасности аэропорта.

Закрыв глаза, наслаждаясь временной передышкой и возможностью побыть наедине с самим собой, Хикс размышлял над неразгаданными пока проблемами. Потом, повинуясь внезапному желанию, он вставил в компьютер дискету со всеми своими книгаи и выбрал «Звёздный дом». Просматривая главу за главой, он пропускал описания событий и героев (учёных, как правило) и останавливался только на собственных научных рассуждениях. Неплохая книга, подумал Хикс, даже сейчас, два года спустя, я перечитываю её с интересом.

Однако к чувству гордости примешивалась грусть. Книга повествовала о будущем. Но какое будущее ожидало человечество на самом деле? Конечно же, не то, что он изобразил — земляне и инопланетяне вместе идут дорогой открытий и приключений. В каком-то отношении мечта Хикса теперь казалась до смешного наивной.

Жизнь на Земле нелегка. Борьба за существование жестока. Смешно верить в то, что где-то во Вселенной не действует закон, по которому «выживает сильнейший», или что этот закон будет отвергнут обществом в процессе технического развития…

И всё же…

Кто-то вне этой планеты мыслил альтруистически.

Или, может быть, нет?

Альтруизм — это замаскированный эгоизм. Агрессивный эгоизм представляет собой замаскированное стремление к самоистреблению.

Он уже высказывал эту мысль в неопубликованной статье о странах третьего мира. Наиболее развитые нации соблюдают, прежде всего, свои интересы, помогая более слабым народам.

И не исключено, что именно сейчас он видит подтверждение своей теории.

Многие политологи прочитали тогда статью Хикса. Они раскритиковали её в пух и прах, приведя множество исторических примеров, чтобы доказать несостоятельность идеи писателя. «Чьим интересам служит Советский Союз? — вопрошал один их них. — Советы сильны, как никогда, но страна постоянно сталкивается с трудностями, управляя народами, которых она поглотила; не справившись с решением этой проблемы, могущественная ныне империя, наверняка погибнет. Вряд ли такое произойдёт в ближайшем будущем, — продолжал критик. — Но нациям отпущен недолгий срок — не больше нескольких столетий».

А теперь применим теорию необходимого альтруизма к группам разумных существ, появившихся десятки тысячелетий тому назад. Если только одна из них отправляет в космос машины, пожирающие планеты, а все другие ничего не предпринимают в ответ…

Кто выигрывает?

Очевидно, кто-то создал паукообразных роботов в своих собственных интересах. Но зачем, в таком случае, помогать возможным конкурентам — другим цивилизациям? Почему бы не ограничиться победой над машинами-убийцами?

Сеть не подчинялась Хиксу; ему полагалась только имплантированная чужая память плюс информация, не всегда, к тому же, понятная.

Хикс привык к тому, что стоит заставить пальцы бегать по клавишам компьютера, как тут же в работу включается мозг. И сейчас он открыл файл и начал печатать. Ему пришлось стереть несколько первых невнятных фраз. Уверен, я близок к тому, чтобы отгадать загадку.

Но как Хикс не старался, он не смог сформулировать смутно зреющую в нём мысль.

Я не знаю, почему они хотят спасти нас.

В те часы, когда Сеть приостанавливала своё успокаивающее и направляющее воздействие, отсутствие ответов на мучавшие его вопросы беспокоило Хикса.

Нить, связывающая Харри Файнмана с прошлым, оборвалась. Время, когда он не чувствовал боли и мог двигаться, казалось нереальным — всего лишь плодом воображения. Он не мог даже представить себе, что когда-то спал с женщиной или съедал большой кусок мяса. В минуты просветления он пытался найти в своём теле следы былого — и ничего не находил. Все ушло; он стал другим человеком. Настоящий Харри Файнман уже умер.

Одурманенный наркотиками, большую часть времени он спал. Часто в смутных видениях перед ним представала жизнь после смерти, но это Харри не занимало. Всё, что угодно, даже полное забвение — но не существование на грани смерти.

Итака входила и выходила незаметно, как лёгкое облачко. Когда действие лекарства заканчивалось и жестокие боли мучали Харри, она сидела рядоа, сцепив зубы и ничего не говоря, пока муж лежал, напрягшись от телесных мук.

За вход и выход приходится платить. Цена билета — страдание.

Харри уже не чувствовал разницу между днём и ночью. Когда сознание возвращалось к нему, иногда лампы горели, иногда нет.

Однажды организму удалось сбалансировать наркотический эффект лекарства, и судьба подарила Харри волшебный час без сна и боли. Он чувствовал себя почти хорошо и постарался не отпускать Итаку. Он говорил, что хотел бы, чтобы она снова вышла замуж — но она восприняла его слова со своим характерным спокойствием. Потом он вспомнил, что уже не раз твердил об этом.

— Зачем беспокоиться? — тихо спросила она. — Наверно, всех ждёт скорая гибель.

Харри покачал головой, как бы не соглашаясь с женой, но она посмотрела на него своим обычным взглядом, в котором читалось: «Ну давай, говори» — и он сказал:

— Я бы хотел увидеть светопреставление, если оно только произойдёт!

— Если? — иронично заметила Итака. — Ты — старый пессимист. А теперь в тебе заговорила надежда?

— Беспричинная надежда.

— Что рассказывал Артур?

— Не пытайся ничего скрыть от женщины. — Харри понадобилось мгновение, чтобы припомнить разговор с другом. — Он сказал, что по планете рассыпано множество маленьких паучков.

Итака наклонилась вперёд.

— Что?

— Кавалерия на месте, но, возможно, уже поздно.

Итака покачала головой.

— Артур показал мне одного. Крошечный робот. Ими забросали Землю перед её уничтожением. Хотят сохранить какую-то часть населения. Для размножения, полагаю. Вроде зоологической экспедиции. И они уничтожают машины, которые хотят погубить нас.

— Все это рассказал тебе Артур?

Харри кивнул.

— Я подумал, что Гордон сошёл с ума, но он показал паучка. Артур выглядел подавленным, но, казалось, он считает, что делает нужное дело. Правда, есть опасение, что его разумом управляют, но он говорил, что не против, если это и так, и что он не… — Слабость вернулась к Харри, и несколько минут он лежал с закрытыми глазами. — Он говорит, возможно, они лучше знают, что нужно землянам.

Итака внимательно вгляделась в лицо мужа.

— Я видела одного, — сказала она. — Думаю, да, видела. В саду.

— Что? Паука?

— Блестящего. — Она вытянула ладонь. — Вот такой величины. Он убежал прежде, чем я успела рассмотреть его, но потом — паук сидел на старом дубе — я увидела разрезы на коре, будто следы от ножа. Я решила, что почудилось, или что я ошиблась. Харри, надо ли кому-нибудь рассказать о нём?

— Для чего? — спросил Харри.

Мысли вновь стали путаться, и больше он не произнёс ни слова, только продолжал слабо сжимать своей рукой руку Итаки.

Итака позвонила Гордонам на следующий вечер. Трубку никто не поднял. То, что осталось от Харри, умерло в одиннадцать часов утра.

10 марта

Кораблю приходилось преодолевать сильное течение и юго-восточный ветер, дующий со скоростью двенадцать миль в час. «Дискаверер» шёл по морю, покрытому зеленоватой, серой и белой пеной. В воздухе постоянно слышался рёв — будто кто-то взбивал воду. Высоко в небе плыли облака; они слились в странного вида скрученные ленты, извивающиеся так, словно их засосало в воронку.

Уолт Сэмшоу видел, что пена простирается до горизонта. Он старался сдерживать дыхание. Большая часть команды надела влажные повязки, закрыв рот и нос. Носовое кровотечение стало обычным делом, нежная слизистая не выдерживала сушащего выжигающего действия вещества, которого вокруг было слишком много — кислорода.

— Нельзя оставаться здесь долго, — сказал Сенд, поднявшись к Уолту на мостик.

— Результаты проб готовы? — спросил Сэмшоу.

Сенд кивнул.

— Есть сигналы с военных кораблей?

— Они уже ушли. Мы пытались прослушать подводную лодку, но поймали только бульканье.

— Скажи капитану, что нам надо убираться отсюда, — велел Сэмшоу. — Может ли кто-нибудь противостоять этому? — Он показал на море.

Сенд покачал головой.

— Сомневаюсь.

— Будто кто-то хочет стереть океан с лица планеты, — заметил Сэмшоу. Он вытащил бутылочку с глазными каплями и откинул голову назад, чтобы закапать лекарство.

Сенд отказался последовать его примеру.

— Жуткое зрелище.

Сэмшоу скорчил гримасу.

— Чёрт возьми, я словно пьян, и кислород тут ни при чём. Мы присутствуем при конце света, видим, как пришельцы выполняют свой план — по крайней мере, часть плана. Ужасающая, грандиозная картина.

Сенд в недоумении уставился на учёного.

— Не обращай на меня внимания, — сказал Сэмшоу, помахивая почти пустой бутылочкой из-под капель. — Вели капитану сматывать отсюда удочки.

Спускаясь с мостика, Сенд столкнулся с Чао, первым помощником. Извинившись, он отступил назад. Чао протянул ему листок бумаги с несколькими наспех нацарапанными словами.

— Из Перл-Харбора и Сан-Франциско.

— Что именно?

— Сообщения о сейсмических аномалиях в Монголии. Не просто землетрясение, а взрыв, возможно, мощностью в десять мегатонн. Не атмосферный взрыв, а подземный или что-то в этом роде.

Сэмшоу взглянул на цифры.

— Они не дураки, — заметил он.

— Ты думаешь, русские взорвали свой Фантом? — спросил Сенд.

— Что же ещё? — весело усмехнулся Чао. — А вдруг мы сможем разделаться с врагом? Может, в Австралии тоже… а?

— Откуда им взять бомбу?

— Если бы они захотели… — сказал Сэмшоу.

— Только идиот будет сейчас медлить, — кричал первый помощник. — Парализовать космических ублюдков! Вывести из строя их корабли!

— Слышишь, словно колеса товарного поезда? — Сэмшоу показал рукой вниз, имея в виду океан, и покрутил пальцем, словно расковыривая мантию и ядро Земли. — Поезд мчится, а мы ничего не достигли.

— Если только учёные правы, — добавил Сенд.

— Но всё же мы здорово потрепали их! — Чао не хотелось окунать голову в ведро с ледяной водой, не хотелось расставаться с надеждой. Он посмотрел на Сэмшоу, потом кивнул, прощаясь, и вернулся на мостик.

Эдвард Шоу приехал во Фресно и остановился на заправке. Небо на севере очистилось от дыма и стало непривычно насыщенного голубого цвета. В воздухе летал пепел — отголоски пожаров в Советском Союзе и Китае.

Зима неминуемо шла к концу; снег в горах быстро таял.

Огонь обошёл Калифорнию стороной — за исключением Сан-Диего, куда пламя перекинулось из Тихуаны. Йосемите также до сих пор не пострадал. Возможно, это объяснялось отсутствием туристов и машин. Радиостанции, покинутые персоналом, бездействовали. Программы новостей, которые Эдвард слышал, звучами пессимистично.

Объект Кемпа-ван Котта с каждым днём все медленнее вращался внутри Земли. И учёные, и простые обыватели поверили в то, что эти две (или больше) «пульки» своим ритмичным ходом отсчитывали последние дни планеты. Сходились на том, что осталось тридцать дней до их встречи в сердце Земли. Смертный приговор.

Эдвард купил необходимые продукты и несколько коробок пива, потом проехался по городу. Повинуясь внезапному желанию, он остановился возле торгового центра, состоящего из трёхэтажных магазинчиков.

— Что, чёрт возьми, я тут делаю? — спросил он сам себя.

Он долго не выходил из машины и сидел, разглядывая площадь, наполовину забитую автомобилями.

— Ненавижу торговые центры!

Он выбрался из машины и тщательно запер её. В выцветших джинсах, простой куртке и кроссовках он мог вполне сойти за любого из местных жителей, разгуливающих от витрины к витрине поодиночке, с друзьями или семьёй. Все ещё не понимая, зачем он здесь, Эдвард уселся на скамейку возле цветочного киоска и стал разглядывать толпу, особенно проходящих мимо мужчин.

Жизнь продолжается? Как всегда? Не совсем.

Лица мужчин — старых и молодых — казались застывшими, даже оцепеневшими. Дети по-прежнему веселились, а женщины по большей части выглядели спокойными или отрешёнными. Почему? Ведь женщины, как правило, чувствуют беду острее, чем мужчины. Так отчего же выражения их лиц столь различны?

Проведя на скамейке целый час, он встал и направился к книжному магазину — единственному месту во всём торговом центре, которое интересовало его. Просматривая книги по туризму, Эдвард отобрал несколько изданий, посвящённых Йосемите. Неожиданно возле прилавка поднялась суматоха: румяный плотный человек в белой рубашке и серых брюках ворвался в магазин.

— Эй, слыхали? Вы ещё ничего не знаете? — Вбежавший тряс газетой, и его лицо при этом сияло от радости. — Русские разделались с ними! Двух кораблей как не бывало. Остались австралийцы и… Мы победим!

Но никто не разделил его энтузиазма.

Мы проирали и почти уничтожены, подумал Эдвард, вся планета чувствует то же, что когда-то мы чувствовали в Ванденберге. Неужели поможет, если мы слегка потрепем их?

Он купил книги, быстро вышел из магазина и помчался по калифорнийскому шоссе N 41, обгоняя машины. Вдруг он понял, отчего остановился в торговом центре, заскрипел зубами и кивнул головой. Дело не в том, что ему нужны книги, он просто хотел попрощаться с частью родной культуры.

Надеюсь, подумал он, я успею проститься со всем.

Шоссе привело Эдуарда в парк. Он поехал по извилистой, почти безлюдной дороге. Тени, отбрасываемые соснами, падали на лобовое стекло. Было четыре часа, через полуоткрытое боковое окно проникал прохладный, приятно пахнущий зеленью воздух и солнечные лучи, пробивавшиеся между стволами деревьев. Снег, поблёскивая, аккуратными кучками лежал вдоль дороги.

Вавонский туннель заканчивался близ площадки для обозрения, откуда открывался вид на всю долину. Эдвард припарковал автомобиль на небольшой стоянке неподалёку от одиноко стоящей машины. Он начал взбираться наверх, оттягивая долгожданный момент, потом подошёл к краю площадки и встал у перил — руки в карманах, на лице глупая улыбка.

Я возвратился в детство.

Эдвард лучше всего запомнил именно это — долина, зелёная от сосен; на западе извивается, как змея, Мерсед, и в ней отражается чистое голубое небо; шумные воды Брайдл-Вейл сверкающей дугой низвергаются с вершины и исчезают в тумане брызг где-то за скалами. Катедрал-Рокс, как монстр, навис гранитной глыбой над водопадом. Слева сереет лицо Эль-Капитана, свысока глядящее на соседей.

Более двадцати лет назад я мечтал облазить эти гранитные скалы вдоль и поперёк. Там, внутри, есть места, где ещё никто не бывал, огромные пространства, окружённые нерушимыми стенами, безмолвные, неподвижные, застывшие.

А дальше за Эль-Капитаном — Три Брата и Норт-Доум, кажущиеся отсюда обычными нагромождениями камней, покрытыми снегом (но если смотреть на них снизу, они, безусловно, оправдывают свои названия). Почти на одном уровне с белой вершиной Клаудз-Рест и над Катедрал-Рокс красуется величественный Хаф-Доум.

Поднялся холодный ветер и растрепал волосы Эдварда. Я не сплю. Боже, я наконец здесь, и это не сон. Чтобы удостовериться в реальности происходящего, Эдвард постучал ботинком о стойку перил.

Двадцать лет — нет, больше — он мечтал об этом месте. Здесь прошли его лучшие дни, здесь он познал душевный покой. Здесь он чувствовал себя так легко и свободно, как нигде. Сколько раз он возвращался сюда во сне — к этой долине, этим громадинам. Сновидения напоминали о том, что он потерял.

Напоминали отца, которого он лишился — и который сам лишился сына — и мать, не любившую своего ребёнка. Напоминали о впервые испытанном ощущении покоя. О вере в себя, по-детски наивной. А может, он уже тогда все предвидел? Но, впрочем, теперь это не имело значения…

К половине шестого Эдвард перенёс все свои вещи от стоянки в Карри-Вилледж к палатке, которую он зарезервировал (и напрасно) три недели назад. Он осмотрел жилище — белую палатку на высоком деревянном настиле, — расположенное в уединённом местечке среди деревьев недалеко от склона Глесьер-Пойнта. Единственная лампочка светила достаточно, если не слишком ярко, и две металлические армейские кровати оказались в хорошем состоянии и вполне удобными.

Он зашагал мимо магазинов, потом — через каменный мостик и вышел на лужайку. Чёрная птичка с красными крыльями враждебно отнеслась к вторжению. Он улыбнулся и дружелюбно отступил, что не умиротворило птаху. Но это мало беспокоило Эдварда; он знал, что лес принадлежит ему так же, как и ей. Пройдя на середину лужайки, он остановился в высокой траве и осмотрелся. Ему хотелось получше изучить свой новый мир. Он услышал далёкое эхо голосов, отражённых от гранитных стен Глесьер-Пойнта, Сентинел-Рока, Ройал-Арчез. У подножия Ройал-Арчез он различал огни отеля в Ауони. На несколько сотен ярдов к западу тянулись светящиеся точки — там находилась Йосемите-Вилледж, там жгли костры, и горели лампы в домах.

Последнюю ночь своего давнего путешествия он провёл с родителями в Ауони. Эдвард все ещё не решил, переберётся ли он туда, когда конец приблизится.

Безграничный покой.

Что сталось бы с людьми, если бы они проводили всю жизнь в окружении таких вот красот? И если бы встречи с подобными себе случались так редко, что каждая превращалась бы в счастливое событие?

Он включил фонарь и направился к палатке, освещая себе дорогу. На гранитном валуне с плоской вершиной, который он обнаружил ниже по склону, Эдвард собрал походную печку, налил воды в котелок и быстро приготовил суп из концентрата, добавив в него лук, сардельку и лапшу.

Потом в одном белом купальном халате, доходящем до колен, он отправился на поиски душевой, прихватив бритвенный прибор. Подлетела сойка и не отставала от него, надеясь, что ей перепадёт несколько крошек.

— Кругом темно, — сказал он птичке. — Иди спать. Я уже поел. Где ты была раньше? Сейчас у меня ничего нет.

Но птичка упорствовала, она давно знала, что люди — обманщики.

Душевая — большое, отделанное деревом здание (женская половина налево, мужская направо) — почти пустовала. Дежурный, выдававший мыло и полотенца, дремал на стуле и лишь чуть выпрямился, когда появился Эдвард.

— Занимайте любую кабинку, — предложил он, протягивая Эдварду кусочек мыла и полотенце. — Никакой очереди.

Эдвард улыбнулся.

— Вам, должно быть, скучно.

— Мне чудесно, — ответил дежурный.

— Сколько здесь народу?

— Во всей долине? Возможно, двести или триста человек. В Кемп-Карри не больше тридцати. Абсолютно тихо.

Эдвард принял душ в чистой, словно никогда до него не использовавшейся, кабинке, потом побрился, стоя перед зеркалом, таким длинным, что в него могли бы смотреться пятнадцать или двадцать человек. Какой-то турист вошёл в душевую и жизнерадостно поздоровался с Эдвардом. Геолог добродушно кивнул, чувствуя себя королём, сложил бритвенный прибор и вернулся в палатку.

В восемь часов он ощутил усталость, отложил книгу, выключил лампу и взбил подушки, а потом ещё долго лежал без сна, размышляя и прислушиваясь.

Где-то в долине дети распевали песни, их юные голоса громко звучали в темноте, словно голоса маленьких весёлых привидений.

Я дома.

Рубен встретил своё девятнадцатилетие пятнадцатого марта в Александрии, штат Вирджиния. Он отметил день рождения пончиком и пакетом молока. Закончив пиршество в булочной, он вышел на улицу и остановился, привлекая к себе подозрительные взгляды. Юноша надел новое пальто и шляпу, но праздно шатающемуся здоровому негру — хотя и вполне прилично одетому — не место в туристском квартале. Однако это мало заботило Рубена; он знал, зачем он здесь.

Демонстративно широким жестом он выбросил пакеты из-под молока и пончика в урну, аккуратно вытер губы косточкой указательного пальца и открыл дверь матово блестящего «крейслер-ле-барона» выпуска 1985 года. Он купил машину в Ричмонде, заплатив наличными, и уже проехал на ней четыреста миль. Прежде ему никогда не приходилось покупать машины, и его не волновало, принадлежит автомобиль ему или нет. Рубен выжимал из мотора всё, что мог, и это было здорово.

У него все ещё оставались деньги — около десяти тысяч долларов. Он засунул портфель в багажник под запасное колесо.

— О'кей, — пробормотал он, вслушиваясь в ровный гул мотора. — Куда теперь?

Рубен задумался. Теперь приказы поступали от людей, а не от таинственного голоса того, кого Сеть называла Боссом. Рубен даже научился распознавать «подписи» тех, с кем ему случалось входить в контакт, хотя лично он никого ещё не видел.

— В Кливленд! — сказал Рубен.

Он вытащил из бардачка несколько карт и наметил маршрут. За последние дни он незаметно вынес сотни книг и компакт-дисков из библиотек Вашингтона и Ричмонда и купил сотни изданий в книжных магазинах. В Ричмонде он передал добычу трём мужчинам средних лет, не имея понятия, что те собираются с ней делать. Да он и не спрашивал. Ясно одно: Босс интересуется литературой.

С некоторым облегчением — Рубену не нравилось воровать даже ради хорошего дела — он выехал на шоссе.

С каждым днём приближалась весна. Холмы уже вовсю зеленели. Деревья обрастали листьями, которые им не суждено сбросить. Больше не будет ни лета, ни осени.

Рубен покачал головой, размышляя об этом. Руки крепко сжимали руль. Когда он вёл машину, Сеть, как правило, не беспокоила его, и потому у Бордза появилось много времени — возможно, чересчур много, — чтобы задавать себе разные вопросы.

Он заправился в Нью-Стентоне и остановился возле ресторанчика. Наспех перекусив гамбургером и небольшой порцией зелёного салата, заплатил по счёту. Потом купил открытку, выбрав изображение большого здания, похожего на коровник, испещрённое таинственными знаками и символами. Приклеив несколько марок на открытку, он нацарапал на обратной стороне:

«Папа!

Я всё ещё работаю — то тут, то там.

Думаю о тебе.

Береги себя.

Рубен»,

— и бросил послание в почтовый ящик, висевший на стене ресторанчика.

К восьми Рубен уже был в Кливленде. Пока он заполнял бумаги в отеле, расположенном возле автобусного парка, за окном посыпал мелкий дождик. Он оставил «крейслер» в гараже. Мысль о том, что нельзя доехать на машине до нужного места, расстраивала его. Кто-то другой подбросит юношу до конечного пункта маршрута.

Всего лишь пара миль отделяла его от озера Эри и именно там — так приказала Сеть — ему следует быть завтра ранним утром.

Стоя в ванной комнате, Рубен внимательно разглядывал себя в зеркале. Он видел здорового парня с жидкой бородкой и сильными правильными чертами лица. Он помахал этому парню — и Сети — и лёг в кровать, хотя спать не хотелось.

Рубену стало страшно. Завтра он встретит других людей, работающих на Сеть — тех, чьи голоса ему доводилось слышать. Не это пугало его. Хотя…

Нечто, скрытое глубоко в озере, ожидает их.

Доверяет ли он Тайным Наставникам?

Что всё это значит?

Завтра в шесть часов утра он будет в назначенном месте — чисто выбритый, взбодрённый прохладным душем, одетый в новый костюм, который купил в Ричмонде как раз для такого важного случая.

Остановившись под эстакадой, Тревор Хикс вышел из машины и заслонил глаза от слепящих лучей солнца. Он увидел, что Артур Гордон переходит улицу и приветственно машет рукой. Хикс, измотанный долгим сидением за рулём, слабо махнул в ответ. Он так и не привык водить машину по дорогам Соединённых Штатов. Не сумев правильно выбрать маршрут, он, чтобы добраться до портового района Сиэтла, поехал по автостраде с многочисленными развязками, потом в течение десяти минут кружил под мостом, дважды пропустив нужный поворот. Наконец ему удалось припарковаться под длинной металлической лестницей. На противоположной стороне улицы расположились бывшие складские помещения, ныне превращённые в рестораны, магазины, и новые здания — все обращённые окнами на залив. Морские чайки летали, пронзительно крича, над куском гамбургера, валявшимся на мостовой; они ловко увёртывались от проносящихся мимо машин.

Подошёл Гордон и неловко пожал Хиксу руку. Хотя им и приходилось общаться через Сеть, они не виделись после встречи в отеле «Фернис-Крик».

— Мои жена и сын отправились в аквариум, — сказал Гордон, показывая куда-то в глубь улицы. — Они задержатся там часа на два.

— Они знают? — спросил Хикс.

— Я рассказал. Куда бы я ни поехал, возьму их с собой. На следующей неделе мы отправляемся в Сан-Франциско.

Хикс кивнул.

— А я остаюсь здесь. Я слышал, что Сеть начинает очень активно работать. — Он скривился. — Если можно назвать этот процесс «слушанием».

— Представляете, в чём будет заключаться работа?

Хикс покачал головой.

— Что-то важное. Это касается и Сан-Франциско.

— Мне тоже так показалось.

— Мне очень жаль вашего друга.

Артур удивлённо уставился на него.

— Жаль?

— Мистера Файнмана. О его смерти сообщили вчера утром.

Артур не вспоминал о Харри с тех пор, как покинул Орегон.

— Я не читал газет. Он…

— В понедельник, — подсказал Хикс.

— Боже. Я… Итака, наверное, звонила, а мы уже уехали. — Артур поднял голову. — Я рассказывал ему о Сети.

— И он поверил вам?

— Думаю, да.

— В таком случае, возможно, это помогло ему… Ах, нет. Это было бы просто глупо.

Артур стоял, засунув руки в карманы и чувствуя себя потрясённым, несмотря на то, что, казалось, давно приготовился к уходу друга. Теперь он винил себя за то, что забыл о нём; до отъезда он несколько раз звонил Файнманам, но ему не удалось поговорить с Харри. Артур глубоко вздохнул и жестом предложил подняться по лестнице на рынок. — Я постарался дать ему понять, что не всё потеряно. Надеюсь, мой рассказ облегчил его страдания. Так трудно все предугадать.

Не говоря ни слова, они зашагали по наименее многолюдным проходам рынка и остановились у булочной, чтобы выпить по чашке кофе и отдохнуть.

— Что вам поручено? — спросил Артур, когда они уселись за столиком.

— Я посещал библиотеки, университеты, находил нужных людей… Похоже, они нашли самый эффективный способ использования моих возможностей. Я помогаю отыскивать людей, необходимых Сети — учёных и… кандидатов.

— А я не сделал пока ничего особенного, — сказал Артур. — Вы знаете, кто является… кандидатом… на спасение?

— Не совсем. Имён намного больше, чем мест. Не думаю, что последнее слово за людьми.

— Ужасно, да?

— В некоторой степени.

— Вы слыхали что-нибудь о кораблях инопланетян? То есть, может, Сеть рассказывала что-нибудь?

— Ничего.

— Как вы думаете, мы навредили им, добились чего-то, взорвав их объекты?

Хикс печально улыбнулся.

— Пользы не больше, чем от решений Крокермена.

— Но он… Я полагаю, он не имеет никакого отношения к событиям в Долине Смерти?

— Правильно, — подтвердил Хикс. — Президент ни при чём. К сожалению, горячие головы тоже ничего не выиграли. Конечно, они поддержали нас всех морально… Но никто не верит, что взрывы предотвратят катастрофу. Пульки все ещё летают.

— Но тогда — какой цели служат корабли? — спросил Артур.

— Вы однажды ответили на этот вопрос. Чтобы обмануть, запутать нас. Мы ведь сконцентрировали на них все своё внимание.

Артур прищурился.

— Я не предполагал, что мы имеем дело всего лишь с приманками.

Хикс покачал головой.