Стылый ветер

Уно внимательно следил за рассуждениями Цебеша и, услышав вопрос, недовольно и одновременно восхищенно взмахнул рукой.

— Э-эх! Я же говорил вам, ослы, что это не просто посол, а философ. Вместо того чтобы состязаться в жадности, он предлагает мне состязаться с ним в благородстве. Воистину, порой наивность и простота сильнее, чем самое изощренное коварство. Разве у бедных албанцев нет чести? Как теперь я могу солгать человеку, который готов потерпеть убытки ради того, чтобы только не принуждать меня ко лжи?.. Нам обещали всего по два талера в неделю на человека и по четыре талера в неделю, когда выступим в поход. Даже если эту сумму удвоить, получится не так уж и много. Однако мы, сударь, уже договорились, и я, признаться, совсем не жалею об этом.

После того как Цебеш нанял албанцев для охраны, обстановка несколько разрядилась. Уно и Старик завели неторопливые беседы на философские темы, а Ду и Тэрцо изредка отпускали скабрезные шуточки, надеясь, видимо, смутить ими Ольгу. Ольга заметила, что Цебеш с неудовольствием поглядывает на ящики албанцев, подозревая в них контрабанду или еще какую-нибудь грядущую неприятность. Также она заметила и то, как внимательно, даже испытывающе, смотрел на нее иногда Уно.

Дорога тем временем постепенно подсыхала. Они ехали, почти не останавливаясь, весь день и к вечеру оказались на окраине славного своим серебром города Граца.

— Направо. Вот в этот переулочек, — скомандовал Цебеш. Он чувствовал себя в лабиринте улиц так уверенно, словно Грац был его родным домом. Когда телега остановилась у высокого кирпичного забора, за которым темнели двух-трехэтажные постройки, он велел остановить лошадей, аккуратно слез на вымощенную брусчаткой мостовую и, буркнув: «Ждите здесь», скрылся в темноте.

— Непохоже на гостиницу или таверну, — недовольно проворчал Тэрцо по-албански. — Это, случаем, не городская тюрьма?

— Мария, — вполголоса обратился Уно к Ольге, — мне все кажется, что я вас где-то встречал. Вы меня... не помните?

— Нет. А где вы могли меня видеть?

— Нигде, наверное. Похоже, это просто внешнее сходство.

— Ох, не нравится мне это место. Там, за забором, кто-то поет, что ли? — не унимался Тэрцо.

— Монастырь, наверное. Где еще может остановиться на постой наш странный валашский посол, — подхватил Ду.

— Кажется, он вообще не валах... и не посол. Какая, однако, нам разница, коли он уплатил за неделю вперед.

Совсем рядом в каменном заборе скрипнула калитка, и появившийся оттуда Цебеш скомандовал:

— Поехали. Быстро.

Через некоторое время в заборе обнаружились ворота, моментально открывшиеся перед ними. Телега въехала в просторный дворик, окруженный со всех сторон постройками или этим самым забором.

— Позаботься о лошадях, — приказал Старик человеку, появившемуся возле телеги.

У дверей одной из построек их уже кто-то встречал — долговязый человек в рабочем фартуке поклонился Цебешу и сделал приглашающий жест. Цебеш скомандовал, обращаясь к албанцам и Ольге:

— Следуйте за этим человеком. Он покажет, где вы будете спать, пока мы будем находиться под защитой этого славного цеха.

Албанцы, недоуменно оглядываясь, двинулись вслед за провожатым по коридорам, волоча на себе все три ящика, которые они привезли на телеге.

— Что за цех? У кого мы остановились? — беспокойным полушепотом спросила Ольга у Цебеша, который уже собрался куда-то уйти.

— Это вольные каменщики Граца. Их мастер — просвещенный человек. Он иногда помогает скрываться от преследований протестантам и всяким сумасшедшим вроде меня. Не беспокойся. Школа каменщиков живет довольно закрыто, так что на несколько дней я могу гарантировать, что наше пребывание в Граце останется тайной.

— А потом?

— Потом будет видно.

Его преосвященству, Великому инквизитору Австрии, Штирии, Каринтии и Крайны кардиналу Джеронимо, от офицера Крайнской полиции Христа Стефана Карадича

Донесение

Милостивый государь, сообщаю Вам, что означенный в списке поиска под номером 1 субъект был мной обнаружен после оперативно-розыскной деятельности и работы с агентурой 30 сентября сего, 1618 года Господа нашего, проживающим в поместье Теодориха фон Лицена.

От заслуживающих доверия информаторов мне доподлинно известно, что в ряде владений, а именно в герцогствах Каринтии, Штирии и Крайны, субъект обладает большим влиянием на темные крестьянские массы. Пользуясь антипапскими, а в местах компактного проживания славян и антигерманскими настроениями части населения, он активно вербует себе сторонников. Умело манипулируя фактами, используя как демагогические приемы, так и отдельные реальные случаи несправедливости, необоснованного насилия и произвола со стороны имперских и местных властей и представителей Святой Инквизиции, субъект сумел сформировать на обозначенной территории разветвленную агентурную сеть, занимающуюся сбором информации, контрабандой, торговлей оружием. Ходят упорные слухи о его связях с преступными шайками, похищающими людей. Реальных фактов, подтверждающих эти слухи, мне обнаружить не удалось, однако в целях подрыва авторитета означенного субъекта в среде его сторонников считаю необходимым эти слухи всячески поддерживать.

Тот факт, что субъект был предупрежден о весьма профессионально производившейся слежке и смог безнаказанно ускользнуть из поместья Лиценов, говорит, что либо сам Лицен, либо кто-то из его окружения, слуг предупредил субъекта и оказал ему деятельное содействие. В связи с этим считаю необходимым рекомендовать местному трибуналу Святой Инквизиции провести дополнительное дознание на предмет выяснения сподвижников субъекта в поместье фон Лицена, а также в местечке, именуемом Вис, где субъект получил не только всемерное содействие со стороны местных жителей, но и возможность совершить безнаказанное и дерзкое убийство, напав на уполномоченного комиссара полиции Христа Шульца фон Шицена.

Организация и проведение мероприятий по опросу свидетелей, сбору улик и преследованию субъекта вынудили нас разделить силы. В результате чего, прибыв в Вис вечером 1 октября, позднее, чем произошло убийство, мы уже ничем не смогли помочь комиссару Шульцу. В то же время прошу обратить Ваше внимание на то, что Шульц поехал в сопровождении всего одного солдата в погоню за субъектом вопреки моим настоятельным советам. Далее, Шульц, добравшись до Виса, отправил солдата в увольнение до вечера, а сам отправился по притонам местечка Вис, видимо, в поисках субъекта. За проявленную расхлябанность и отсутствие инициативы солдат, не отправившийся самостоятельно следом за Шульцем и поэтому не сумевший прийти к нему на помощь в необходимый момент, лишен жалованья сроком на месяц.

В результате розыскных мероприятий удалось обнаружить приметы и следы субъекта, направившегося, судя по свидетельским показаниям, из Виса в Вену, прикрываясь титулом валашского посла, под именем Владислав фон Цебеш. С ним вместе с момента встречи в поместье Лицен путешествует некая девица, именуемая Марией. Происхождение неизвестно. Судя по внешним приметам и языку — словенка или хорватка из крестьян. Судя по свидетельским показаниям, страдает приступами безумия, хотя другие свидетели утверждают, что она была от этих приступов субъектом излечена. Цель ее путешествия совместно с субъектом пока непонятна, как непонятны и дальнейшие планы субъекта.

В ходе дальнейшего расследования были обнаружены следы передвижения субъекта и означенной Марии из Виса в Грац. Однако в Граце следов их пребывания обнаружено не было. После одного дня поисков в Граце (2 октября) я не счел возможным задерживаться там дольше и отправился в Вену, разыскивая по дороге следы перемещения в Вену субъекта. Каковых следов обнаружено не было ни по дороге, ни в Вене. Из чего осмелюсь предположить, что Вена не являлась целью перемещений субъекта и сообщение о таковой цели свидетелями было сознательной дезинформацией, чтобы сбить нас с толку.

Однако я оставил трех человек во главе с капралом Матишем Корвином в Граце для проведения дальнейшего наблюдения в городе и, если представится такая возможность, для расследования на дороге из Лейбница в Грац, на которой последний раз нам встречались следы перемещений субъекта.

5 октября 1618 года. Вена

Ольгу разбудил колокол.

— Все на завтрак. Завтрак через полчаса. Поторапливайтесь. Все на завтрак, — монотонно бубнил кто-то, шагая по коридору за дверью.

Четвертое октября. Побеленные известью стены. Кровать, стол и стул. Солнечный свет едва проникает сквозь узкое слюдяное окно. Она торопливо оделась. В дверь уже стучали.

— Кто?

— Я. Вставай, одевайся, пока я бужу своих драбантов. — Цебеш, судя по голосу, с утра был в прекрасном расположении духа... Еще бы — вчера, показав, где их кельи (иначе эти аккуратные, но очень скромные по обстановке и размерам комнатки назвать было сложно), он куда-то исчез и, видимо, неплохо провел время.

Одевшись, торопливо поправив прическу и критически посмотрев на свое мутное отражение в стоящем на столе кувшине с водой (зеркало и даже зеркальце здесь, видимо, считалось невообразимым излишеством), Ольга отодвинула щеколду и вышла в коридор.

Навстречу ей уже шли Ду, Уно и Цебеш — и впрямь слегка припухший, но довольный.

— А где ваш третий?

— Он посторожит сундуки, пока мы едим, — буркнул Уно.

Представив себе, как трое албанцев теснились в комнате, лишь на самую малость большей, чем ее келья, Ольга невольно улыбнулась.

— Ничего смешного тут нет, — пробурчал заметивший это Уно. — Тип, который показывал нам спальню, так заинтересовался ящиками, что сейчас всего можно ожидать. Влезет, пока нас нет, и все распотрошит, если не оставить охрану... А вот, кстати, и он — поджидает нас у входа.

— Сколько раз говорить. Мы не в деревенском трактире. В школе цеха вольных каменщиков подобное просто невозможно. Мало того что воровство против их принципов, так еще и спрятать украденное некуда. А Тэрцо теперь не поест.

— На Аллаха надейся, а осла привязывай, — с умным видом изрек Ду. — А еды я ему с собой принесу.

— Верно, парень, — хлопнул его по плечу Уно. — А в следующий раз он для тебя захватит еды. Сторожить так сторожить.

— А что, разве мы в этой клетке надолго? — сразу скис Ду.

— На сутки, а может, и больше, — посерьезнел Цебеш. — У меня тут дела в городе. А вам лучше не показывать отсюда носа, пока я не вернусь. Братья-каменщики позаботятся о вас. Если вдруг что будет надо — передайте им деньги — купят и принесут все, что попросите.

За этим разговором они вышли из длинного барака, в котором были расположены их комнаты. Во дворе их действительно ждали.

— Добрый день, Эрнест, — кивнул Цебеш.

— И вам добрый день, Мастер. — Тот самый юноша, который показывал им комнаты, почтительно поклонился Старику и кивнул остальным. — Верховный Мастер приставил меня к вам, чтобы показать, что и где здесь находится. Я провожу вас в трапезную, покажу где сесть. — Они уже шли по вымощенному брусчаткой двору по направлению к добротному двухэтажному зданию в готическом стиле. — Сюда. Братья-масоны, а точнее, те из них, кто живет прямо в школе, проводят здесь утреннюю и вечернюю трапезы, а также торжественные собрания.

У закрытых дверей собралась уже изрядная толпа. В основном это были юноши, одетые так же, как и Эрнест, — в некрашеные робы и фартуки. Они с интересом рассматривали гостей. Несколько солидных, можно даже сказать, почтенных мужчин в строгих темных камзолах, стоявшие особняком, уважительно раскланялись с Цебешем.

Тут колокол ударил второй раз и двустворчатая дверь распахнулась. Пирамида с глазом наверху, циркуль и мастерок, еще какие-то символы в витражах окон, на стенах зала... Это была не просто трапезная, а настоящий зал. Каменщики неторопливо рассаживались по своим местам за длинными столами. Что-то горячее уже исходило паром в расставленных заранее мисках. Все расселись, но никто даже не притронулся к еде.

— Во имя Господа... — Из маленькой дверцы в стене в трапезную вошел белобородый и седовласый старец в фартуке. Встав во главе стола, он торжественно воздел руки к потолку. Короткая проповедь, в которой перемежались латынь, немецкий язык и какие-то специальные термины. Все слушали, молитвенно сложив руки перед лицом, и лишь после торжественного «амен» взялись за ложки.

— Бисмилляй рахман рахим. — Уно сделал жест рукой, словно поглаживая свою несуществующую бороду. Ду повторил жест следом за ним. — Надеюсь, эта похлебка не из свинины.

Эрнест, сидевший за столом напротив, уставился на них круглыми от удивления глазами.

— Они что... турки? — спросил он после минутной заминки у сидевшей рядом с ним Ольги.

— Угу... Албанцы.

Впрочем, Эрнест очень быстро нашел с албанцами общий язык. Его живой интерес ко всяческой экзотике совпал с не менее живым интересом албанцев по поводу того, каков тут распорядок, где достать вина и каким образом можно просочиться наружу, за высокий каменный забор.

Цебеш уехал в город, пообещав вернуться если не вечером, то, по крайней мере, завтра утром. В ответ на замечания Ольги о том, что в городе Цебеша наверняка уже ищет инквизиция, Старик только кисло улыбнулся и пообещал, что примет все необходимые меры предосторожности.

Потом Эрнест провел для Уно, Тэрцо и Ольги своего рода экскурсию (а Ду, скрежеща зубами, остался сторожить драгоценные сундуки). Пока юный каменщик с увлечением рассказывая о трудностях постижения масонской науки, Уно улучил момент, чтобы переброситься с Ольгой парой слов:

— Я что-то никак не пойму. Эти масоны — просто цех строителей или какая-то религиозная секта, вроде анабаптистов? Тут все перенасыщено странной символикой.

— Вас это смущает?

— О, нет. Меня, пожалуй, не смутит теперь и сборище исмаиллитов... Вас с Цебешем, как я понял, преследует инквизиция?

— Это долгая история, — смешалась Ольга. — За Цебешем гоняется какой-то фанатик. Пан, собственно, и пошел в город, чтобы все разузнать.

— Я вижу ты, сударыня, темнишь. Ну да ладно... Если у вас нет особой любви с церковной властью, то, пожалуй, я могу вам открыться. Эти сундуки... Мы везем в них святые мощи. Понимаешь, Гофур-паша и раньше-то не отличался особым умом, а тут все одно к одному. Мало того что он приворовывал от солдатского жалованья, так еще и велел сровнять с землей ту часовню... Ну, часовня стояла возле нашего лагеря. Я, конечно, не христианин, но когда вскрыли склепы... За столько столетий мощи действительно не сгнили, только иссохли. Сразу видно — истинно праведный был человек. А на нас, стало быть, ляжет проклятие, раз мы потревожили кости. Ведь кости святых, как я слышал, обладают огромной магической силой. Паша велел кости сжечь и развеять по ветру. Собака. Сам бы взял да и сжег — нет, нам велел. Ну, я с братцами посовещался — здесь, мол, платят жалкие гроши, а у немцев скоро война, там солдаты в цене — и дали мы деру. А дело было на венгерской границе. И оставить-то кости нельзя. Наш идиот еще кому-нибудь их приказал бы спалить. Вот, таскаем их в ящике... Христианский какой-то святой. Не то Стефан, не то Симеон... или Сигизмунд. Пристроить бы его к какой церкви или... Ведь каких денег, наверное, стоит. Только инквизиции мы боимся. Если через подставное лицо или там какой-нибудь секте отдать. Прах праведника должен быть куда-то пристроен, должен быть почитаем, иначе не избежать нам проклятия. Ведь мы же потревожили его, хоть и по приказу. Мы бы за него недорого взяли. А тому, кто возьмется помочь, — законные тридцать процентов. Как думаешь, это будет справедливо?

— Ну... э-э... Даже не знаю.

— Например, эти каменщики. Может, они у нас купят святого? Такие набожные люди наверняка...

— Нет. Эти точно не купят. Я знаю кое-что про масонов. Кости святого им до смерти не нужны.

— А если еще кому-то предложить? Ты подумай. У этого Цебеша, я смотрю, повсюду знакомцы. Может, он поспособствует нам эти мощи пристроить. Не век же с ними таскаться.

— Хорошо. Я его спрошу.

— Значит, договорились. — И, перейдя со славянского на немецкий, он тут же обратился к рассказывающему что-то Эрнесту. — А как тут работает охрана, милейший? Через забор к вам всякие воры не залезают?

На вечерней трапезе Цебеш не появился. Впрочем, все прошло без эксцессов. Миски стояли там же, где и с утра. Присутствие албанцев и Ольги уже никого не взволновало. Ольга, возвращаясь в свою келью, рассеянно слушала, как Эрнест вдохновленно рассказывает Тэрцо о сложностях тригонометрии и степенях посвящения, и только тут заметила, что ужинавший с ними Уно куда-то исчез.

Глава 6

Если начальства вблизи нет, то солдат либо спит, либо пьет. Один век сменяет другой, но это столь же незыблемо, как восход и закат.

Четвертого октября, на закате, одна весьма добропорядочного вида старушка потратила четверть часа, лупя клюкой в закрытую дверь гостевой комнаты на втором этаже известной грацкой харчевни «Два гуся».

Но, несмотря на все потраченные усилия, дверь не открывалась, и старушка, глубоко вздохнув, направилась по коридору к лестнице. На лице ее была смесь разочарования и усталости. Дойдя до ступенек старушка еще раз, с тайной надеждой, оглянулась — так и есть. Из двери торчала всклоченная опухшая рожа.

— Фрау, вы что... ик... что хотели? — спросила рожа с крайнским акцентом.

— Получить свои десять талеров.

— Нет у нас никаких денег. Нет! Приходите завтра! — нервно взвизгнула рожа и скрылась за захлопнувшейся дверью.

— Ну, нет так нет. — Старушка еще раз печально вздохнула и аккуратно поставила ногу на верхнюю ступеньку. — Понастроили, ироды. На первом этаже им не живется...

Сзади опять скрипнула дверь.

— Нет, это не она, — забубнили у двери.

— А я говорю она... Фрау Марта!

Старушка обернулась и грозно потрясла свей клюкой:

— К вашему сведению, меня зовут фрау Хелен, и если у вас нет денег, то мне не о чем с вами говорить.

Отпихнув в сторону двух вцепившихся в дверную ручку небритых молодцев, в коридор выскочил третий:

— Постойте, фрау Хелен. Вас не трактирщик прислал?

— Нет, болван. Меня прислал Йозеф, долговязый Йозеф, если вы знаете такого... Помогите мне лучше спуститься с этого вавилона, у вас же все равно нет ни гроша.

— Это смотря на что, фрау, смотря на что. На хорошее дело всегда найдется заначка. — Третий направился к ней, на ходу стряхивая с кафтана крошки, приглаживая свисающие подковой усы и причесываясь пятерней.

— То-то я и вижу. А Йозеф мне говорил, что вы тут на службе. Фу, разит за версту.

— Так что вы желаете нам сообщить, фрау Хелен? Если пан Йозеф послал к нам, значит, серьезное дело. Пройдемте скорее. Я потом помогу вам спуститься, когда вы расскажете все, что хотели. — Он уже почти волок старушку в комнату.

— Так что вы желаете нам сообщить? — повторил он, заведя ее внутрь и прислонившись к двери спиной.

— Я слышала, вы искали одного. Лицом бледен, волос седой, нос с горбинкой, один глаз карий, другой желто-зеленый, хромает на правую ногу.

— Да, это он, — вскинулись все трое.

— Хорошо. Я знаю, где он. Покажите теперь мои десять талеров, иначе я не издам больше ни звука.

Все трое замолкли. Взгляды солдат как-то самопроизвольно сползли на батарею бутылок в углу. Нет, совесть их была чиста. У них и до пьянки было всего четыре талера. Но что скажет Хорват?

— Вам заплатят, фрау. Потом... Ты латинскую грамоту разумеешь, родная?

— По складам, милок. Да только буквы-то я разбираю не очень. Зрение к старости...

— Вот и прекрасно... Карел. Зачитай бабке пергамент.

Та самая опухшая рожа, что высовывалась из двери в первый раз, достала из-за пазухи истертый кусок пергаментной бумаги.

— Святая Инквизиция, вот, — корявый палец чтеца уперся в неразборчивое «Пре» вместо подписи, — Святая Инквизиция, мамой клянусь, постановила. Не боись, фрау, тебе сам епископ лично заплатит.

Полночи из комнаты Ду и Тэрцо, располагавшейся рядом, Ольге был слышен шум. Видимо, Уно так и не появился, а Эрнест достал-таки албанцам вина. Не спалось.

«Что же дальше? По-прежнему тенью следовать за Цебешем или как его там на самом деле зовут? — размышляла Ольга. — Так хочется бросить его, сбежать, попытаться самой выпутаться из этой заварухи... Но как — не зная толком здешних обычаев, порядков? Нет, это безумие, действуя в одиночку, я скоро попаду в тюрьму или в лапы инквизиции. Неужели же кроме Цебеша нет никого в целом мире, кто бы смог мне помочь вернуться домой? Но безмолвно слушаться старика я уже не могу — уж извините, пан Цебеш, — не получается из меня ни покорной служанки, ни истинно верующей последовательницы. Ну не люблю я, когда за меня что-то решают. Вы во мне не человека видите, а так — атрибут грядущей мистерии, очень ценный, но начисто лишенный права слова. И ведь не объяснишь вам этого, пан, — не поймете. Миссия ваша великая, вами же выдуманная, как стена вокруг вас — не докричишься. Ну что ж, я все равно буду бороться за себя. Вот только посплю...»

Ольге снилось, что она маленькая девочка. Бегает по бескрайнему лугу и собирает цветы. Босиком, в длиннополой холщовой рубашке, с венком на голове. Огромная охапка луговых цветов в руках.

— Мария! — позвали ее с другого конца луга. И она побежала, подбросив цветы над головой и радостно раскинув руки:

— Мама!

Совершенно незнакомая полногубая и синеглазая женщина распахнула объятия:

— Мария, маленькая, куда же ты убежала? Я уже испугалась. Не уходи так далеко, здесь же чужие люди вокруг.

Чужие люди вокруг... И эта девочка тоже не я. Пустите меня отсюда. Зачем я здесь?! Пустите! Маленькая девочка Мария в ужасе бьется в чьих-то цепких руках. Мама!.. На губах горечь гари и пепла. Горечь от слез. Боже, как тяжело одной, все время одной...

Звонит колокол.

— Все на завтрак. Завтрак через полчаса. Поторапливайтесь. Все на завтрак...

Пятое октября. Келья в школе вольных каменщиков.

«Та женщина из сна — как отчетливо я видела ее лицо... — думала Ольга. — Почему она мне приснилась?.. Куда они дели настоящую Марию? Ту, которая раньше, до меня, жила в этом теле? Может быть, это был ее сон, а не мой?»

За стеной. По-турецки:

— Нажрались, свиньи! Такими же хотите стать, как эти тупорылые немцы?! Пейте вино, жрите свинину, скоро сами захрюкаете, забывшие Аллаха ослы!

«Кажется, вернулся Уно», — догадалась Ольга.

— Мы тут и тебе оставляли... Небось нашел за забором себе развлечение в юбке!

— Сам-то где был, сударь?!

— Заткнись, сын козла и ослицы! Здесь я был. Пил с вами, если кто спросит... И давно тут у вас валяется ЭТО?

— Не трожь школяра, он хороший. Это он нам достал...

— Слабак — после первой бутылки срубился.

По-немецки:

— А?.. Уже что ли утро?

— Встать, когда говоришь с офицером! Если еще раз...

По-турецки:

— Уймись, Уно... Ты же с нами пил. Не помнишь?

По-немецки:

— Ну да... Ладно. Но если еще раз увижу их пьяными, тебе голову оторву э... Эдмунд. Давай пошел! Умывайся и веди нас на завтрак... Если еще хоть раз увижу бутылки...

После утренней трапезы Эрнест куда-то исчез. Ду понес завтрак дежурившему на сундуках Тэрцо, да так и остался там отсыпаться после веселой ночи.

Ольга сидела на солнышке, на длинной ученической скамье возле стены. Уно подсел рядом:

— Мои гвардейцы совсем обнаглели. Германия на них плохо действует. Хуже было только на Крите.

— Вы ночью уходили куда-то.

— Вы слышали, — на миг Уно смутился, но потом посмотрел ей прямо в глаза. — Да. Надо было осмотреться. Я ведь в этом городе почти никого не знаю. Цебеш нам заплатил, ладно. Но что будет, если он не вернется, совсем не вернется? Я вынужден думать о будущем, пока эти оболтусы пьют. И чем дольше я думаю, тем ясней понимаю, что все происходящее очень странно.

— Что именно?

— Вот вы, к примеру. Кто вы этому Цебешу? Служанка?.. Нет. Ведете себя с ним на равных. Но и не его... — Он замялся, видимо подбирая нужное слово.

— Не тяну на любовницу пана? — помогла ему Ольга.

— Нет, отчего же. Вполне. — Он мягко улыбнулся. — И внешне, и вообще. Но отношения у вас с ним другие. Я все не могу понять, что же связывает между собой двух столь непохожих людей?

— Так видна непохожесть?

— Мне видна, уж поверьте. — Что-то блеснуло в его карих глазах — то ли усмешка, то ли солнечный блик.

И Ольге вдруг страстно захотелось довериться этому человеку. Довериться, позабыв про осторожность и сомнения.

Человек не может долго один.

— Я же вижу. Вас связывает с ним что-то страшное. Какая-то беда. Вы словно заложница. Я никогда не любил торговлю людьми. Может, я могу вам как-то помочь?

— Откуда такой интерес, сударь? Мне нечем вам заплатить, а Цебеш платит вам деньги.

— Деньги! — Он презрительно скривил губы. — Я и солдатом-то стал из любопытства. Всегда стремился делать то, что мне интересно... А тут какая-то загадка. Как будто я попал в одну из волшебных сказок Шахерезады. В вас тайна и безысходность, которую невозможно терпеть. На вас нет цепей, так почему... Вы даже беспокоитесь о нем. Ждете, когда он появится. Ждете?

— Жду, — устало выдохнула Ольга. — А что еще мне остается?! Никто кроме него мне не сможет помочь.

— Так не бывает.

— Бывает, поверьте мне, сударь.

— Да, Цебеш умен. Он философ, даже мудрец. Он по-своему честен и справедлив. Но вас он растопчет на пути к своей тайной, только ему ведомой цели. Растопчет даже не поморщившись.

— Знаю.

— Так что же вас держит? Заложник? В его власти кто-то, кто вам очень дорог? Или что-то иное? Магия? Страшная клятва? В то, что вы разделяете его взгляды, я, уж простите, поверить не могу.

Ольга благодарно улыбнулась, справедливо восприняв его слова как комплимент.

— Вы верите в переселение душ?

— Странный вопрос... Да. Слышал о таком. Индусы уверены, что... Может, они и правы, как знать? Но как же тогда ад и рай, как быть с воздаянием?

— Но вы не отрицаете, что такое возможно?

— Сам Мухаммед, да и ваш Исса этого, кажется, не отрицали. Но почему...

— Это не мое тело. — Сказала, словно в омут бросилась. — Постойте, дайте мне объяснить... Это тело безумной девушки — Марии. А мое тело спит где-то далеко. Дома. Цебеш вселил сюда мою душу. Он это умеет. Я здесь, словно в клетке. И только он может вернуть меня обратно... Вы считаете меня сумасшедшей?

Рука Уно, игравшая до этого кистями шелкового кушака, замерла, сжав одну из кистей в кулаке. Ольга робко взглянула ему в лицо. Застывший взгляд Уно был направлен куда-то мимо нее. Потом он моргнул и медленно разжал ладонь.

— Я слышал о подобном. Но вижу впервые... Цебеш, выходит, и правда сильный колдун. Что ж, это многое объясняет. Однако почему вдруг только он? Людей, которые знают магию, найти можно. В каждой столице десятки алхимиков и магов, и, поверьте моему опыту, не все они шарлатаны. Вам нужно отыскать свое прежнее тело и колдуна или священнослужителя, который вам сможет помочь.

— Как просто, — горько улыбнулась Ольга.

— Не просто. Но вполне возможно.

— Нет. Невозможно. Как бы вам объяснить... Мое настоящее тело — оно далеко. Очень далеко.

— В другой стране? В Китае? — Ольга грустно покачала головой. — Еще дальше?!

— В будущем. Да, вы зря улыбаетесь — в будущем, или, может быть, в другом мире. В двухтысячном году от Рождества Христова... Видите — только Цебеш мне может помочь. Раз он притащил меня сюда, то сможет и вернуть обратно.

— Он вас обманет. Не будет он никого никуда возвращать... Мне так кажется.

— Может быть. Но он — моя единственная надежда.

— А вам так хочется туда, назад? — В голосе Уно послышалось сожаление.

— Да, конечно. Этот мир — он совсем для меня чужой. Впрочем, к чему весь этот разговор, если...

— Постой! Есть один человек. Мне тогда показалось, что он настоящий святой... Я видел этого человека, говорил с ним. Простой плюгавенький старичок. Дервиш. Говорят, он родом из Пенджаба, это далеко на востоке... Была свадьба, и у хозяйки не хватило масла, чтобы приготовить еды для гостей. И купить негде — до города далеко, а гости уже собрались... Тогда дервиш взял чан, пошел и зачерпнул воды в реке. Когда он принес чан хозяйке — там было масло. Настоящее масло — я сам видел... Он только велел хозяевам, когда будет время, купить чан масла и вылить его в реку, чтобы не нарушать гармонии мира... Такой человек может помочь, я в этом уверен.

— Пенджаб — это очень далеко, — осторожно заметила Ольга.

— Все это произошло в Македонии. Я там его видел два года назад... Понимаю, это все иллюзорно, но нельзя же сидеть и ждать просто так. Тем более что Цебеш, может быть, уже и не вернется. Его по всему Грацу ищут.

— Может, вы и правы... Не знаю. Надо все хорошенько обдумать. — Она боялась спугнуть появившуюся надежду.

Ветер в лицо. Лошадиные подковы стучат по утоптанной сотнями ног дорожной земле. Города, городишки, деревни. В дорожной сумке Карела лежит клочок бесценной бумаги.

«Срочно. Лично в руки. Лейтенанту Стефану Карадичу.

Он в Граце. Хорошо охраняется. Взять сами не сможем, скорей приезжай. Матиш».

Пятое октября. Солнце в зените. Только бы лошадь не сдохла. Несложно догнать врага. Куда сложней догнать время.

— Не думаю, что ты увидишь нечто решающее. Но что-то ты увидеть должна. Что-то, что тебе поможет, подскажет, как дальше быть.

Они сидели в комнате Ольги на жесткой, покрытой соломенным тюфяком кровати. Уно, оказывается, иногда курил кальян и возил его постоянно с собой. Он насыпал сушеной травы, запалил ее от лучины и, пару раз затянувшись, протянул Ольге.

— По крайней мере, попробуешь.

— Хорошо. Я что угодно готова попробовать, лишь бы вернуться домой. — Ольга решительно взяла в руки костяной мундштук.

— Так. Глубже вдыхай, дыши ровно. — Он негромко ударил рукоятью ножа по столу. Еще раз. Ритм был незамысловатый, но неотвратимо-уверенный. — Дыши. Еще. Забудь обо всем. Расслабься. Смотри прямо перед собой и вдыхай. Слушай. Ты вся — слух. Когда барабан замолчит, ты вернешься. Ритм. Задавай свой вопрос. Ты и есть этот ритм...