Глава 18

Когда Ахмет не нашел Ду и Тэрцо в ближайшем трактире, Ольга занервничала. Она не знала, истек ли час с момента ее разговора с Сатаной, и попыталась прикинуть, что он может с ней сделать, если она его обманула. И можно ли вообще обмануть всесильное воплощение зла. Минуты утекали одна за другой. Ахмет гнал свою телегу по предместью, заглядывал во все известные ему злачные места, но никак не мог найти Ду и Тэрцо.

— Мы теряем время. Нас наверняка уже ищут Цебеш и инквизиторы...

— Нужно найти Ду и Тэрцо. Похитив тебя, я стал изменником. Меня будут преследовать. А эти двое работали со мной. Они мои подчиненные и они мои друзья. Их тоже могут... — Ахмет дернул головой, словно вспомнив что-то очень неприятное.

— Понимаю. — Ольга поежилась. Она теперь отовсюду ждала беды. — Выторгованный мною час, наверное, уже давно прошел. Я боюсь.

— Я не могу бросить своих друзей. Я должен увезти Саллаха и Ходжу отсюда, иначе их сегодня же схватят люди Пройдохи Селима. Я должен сделать все, что в моих силах, понимаешь?

Холодный ветер растрепал волосы Ольге. Она лишь кивнула.

— Ну, ты посиди тут. Я скоро вернусь.

Ветер подул сильнее. Ольге казалось, что ее пронизывает насквозь. Словно парус, захлопал полог телеги, и Ольга откуда-то узнала, почувствовала, что у нее осталась всего одна минута.

— Давай, быстро!..

Ду грузно перевалился через борт телеги, да так и остался лежать, где упал. Следом за ним на телегу прытко вскочил Тэрцо. Его, словно травинку на ветру, шатало из стороны в сторону.

«Да они пьяны», — со странным для нее самой безразличием и отстраненностью подумала Ольга.

Ахмет, схватив вожжи, хлестнул лошадей. Порыв ветра навстречу. Холодный, промозглый.

«Ольга, ты слышишь меня?.. Я жду. Твой срок кончился».

Душу сковал ужас.

«Что... чего ты от меня хочешь?»

«Согласия. Повторяй за мной: я согласна впустить тебя в свою душу...»

Она вцепилась в борт телеги так, что пальцы побелели. Ахмет нахлестывал лошадей, скороговоркой приказывая что-то Тэрцо. Ду уселся, по-турецки скрестив ноги, и по его лицу было видно, что он изо всех сил старается прийти в себя.

«Ну же! Повторяй: я согласна...»

«Нет».

«Ты смеешь мне отказывать? Или ты просто трусишь? Испугалась тех страшных сказок, которые рассказывают про меня все, кому не лень? Страшные сказки — это смех по сравнению с тем, что я на самом деле могу... И ты осмелишься мне не подчиниться? Повторяй!»

«Нет... Нет! Пусть будет что угодно, но я не соглашусь впустить тебя в свою душу».

Встречный холодный ветер стих, и голос в ее голове на мгновение пропал. Но потом возник снова: «Ты все равно согласишься, я знаю... Хочешь увидеть, как гибнут твои друзья?.. Только не говори потом, что это Я убиваю всех вокруг тебя. Ты все равно согласишься...»

— Ольга! Ольга, очнись! — Ахмет тормошил ее за плечо.

— А? Что случилось?

— За нами погоня.

Ольга оглянулась — медленно, словно в кошмарном сне... За ними мчались, неотвратимо догоняя, пять всадников на черных конях. Зеленые кокарды полиции Христа качались на их широкополых шляпах, а в руках у них были пистоли и аркебузы.

— Во имя торжества сил Света над силами Тьмы я собрал вас всех в Зальцбурге. Помните это, господа. Только мы, иерархи истинной и священной римско-католической церкви, можем противостоять сейчас напору диавольских сил. И здесь я собрал вас не только для произнесения слов, но и для дел, столь важных, что двенадцать виднейших и, на мой взгляд, благочестивейших и ученейших иерархов католической церкви присутствуют сегодня здесь, под сводами этого зала... — кардинал Джеронимо Ари театрально воздел к небу свои тонкие холеные пальцы.

Эхо многократно отражалось в стенах огромного собора и придавало особый вес каждому слову, сказанному с амвона.

Конрад, затаив дыхание, слушал. «Знал ли Себастьян, пригласивший меня, чтобы я поделился с ним своим мастерством органиста, что они сегодня здесь соберутся? Наверняка нет. Иначе он бы не позволил мне остаться в соборе».

— ...Но когда мы получили неопровержимые доказательства того, что описанные в этой еретической книге предсказания сбываются, мы уже не могли ограничиться простыми запретами на подобные книги... Некий протестантский проповедник, чернокнижник и еретик, стал претворять это предсказание в жизнь. Увы, мы слишком поздно узнали о его намерениях. К тому же, как выяснилось, у него множество сторонников, не только в тех частях империи, которые погрязли в ереси, но и в наших благословенных землях. Похоже, сам Сатана помогает ему. Поэтому мы просто обязаны принять должные меры.

— И каковы же эти меры, отец Джеронимо? — спросил негромким, чуть надтреснутым голосом один из прелатов, собравшихся в зале, епископ Аугсбургский. — Уж не думаете ли вы, что сумеете предотвратить предначертанное пророчеством? Тем более что оно, по вашим утверждениям, уже начало сбываться...

Речь прелата прервало возбужденное гудение дюжины голосов, в котором Конраду лишь изредка удавалось расслышать отдельные фразы на латыни, итальянском, французском или немецком.

— Они нас догоняют... Ахмет! Сделай же что-нибудь!

Он только молча нахлестывал коней. Ду открыл оружейный ящик и стал медленно, словно действуя под водой, заряжать мушкеты. Тэрцо несколько раз ударил о камень железным кресалом, пытаясь добыть огонь для фитиля. Наконец это ему удалось. Ольга радостно втянула ноздрями запах горящей селитры и серы. И тут же мысленно сплюнула: «Жуткий символ. Полиция Христа, натравленная самим Сатаной, гонится за мной, и лишь запах геенны огненной дает мне надежду на спасение... Не так ли мы все время, спасаясь от одной адской напасти, шагаем в другую, еще более страшную? Через пять минут эти всадники нас догонят, и Ахмет, не задумываясь, станет по ним палить, чтобы спасти меня. Меня, грядущую беду всего этого мира». Не лучше ли будет, если эти солдаты застрелят меня в общем переполохе?»

— Что ж, монсеньор, — склонил голову ректор Мюнхенской иезуитской коллегии Гильдес. — Будем считать, что ваши аргументы нас убедили. Предотвратить появление Сатаны невозможно. Но неужели вы желаете...

— Да. Только это нас сможет спасти! — Глаза Джеронимо возбужденно сверкнули. — Если мы не можем предотвратить это, то ради спасения католической церкви мы должны оседлать и самого Сатану! Среди вас опытнейшие экзорцисты, ведущие ученые-богословы, беспощадные борцы с ересью и колдовством, с нечистой силой во всех ее проявлениях! И если вы успешно противостояли Ему порознь все это время, то, собравшись вместе, мы наверняка сумеем... Сами инициируем приход Зверя, чтобы затем поставить его под наш неусыпный контроль. Разрушительные силы ада мы направим против наших врагов, так же как они хотели направить эти силы на нас. Магия и хитрость бессильны перед бесовским замыслом. Но перед истинной верой Сатана всегда отступал. Так сделаем же из этой веры стальные вожжи для Зверя. Господь, в своей бесконечной мудрости, дал нам пророчества, чтобы мы пользовались ими во благо церкви...

Конрад, забившись в самый темный угол у органа под сводами зала, с ужасом слушал. «Так и будет. Неужели так и будет, как он говорит?.. Если пророчество о приходе Нечистого действительно сбывается, то все мы обречены. Кому, как не этим выродкам, кровопийцам в сутанах, соединиться с Сатаной? Они считают, что будут управлять им. Вряд ли. Скорее он обманет этих тупоголовых и повернет все по-своему... Но даже если у них все-таки получится... Господи, дай мне силы, дай мне веры и смелости, Господи, чтобы не допустить этого ужаса, чтобы отвратить от нас...»

— ...Решайте же. Лишь на вас сейчас может надеяться этот мир. Решайте.

— Будь по-твоему, Джеронимо. Я с тобой.

— И я.

— Nigra in Candida vertere — превращать черное в белое. В этом есть доля...

— Да. Мы согласны.

— Из двух зол надо выбирать наименьшее. Это разумно.

— Не нам, не нам, Господи, но имени Твоему!..

— Во славу Господа и именем Его! — гаркнул Матиш, набрав полные легкие воздуха. — Мы их догоняем!

В левой руке он сжимал пистоль, а правой на скаку выхватил саблю. Лошадь прогремела копытами по дощатому настилу моста. Следом мчались четверо аркебузиров. За поворотом показалась телега с беглецами. «Почему они так близко? Это засада!»

— Пали!

На полном скаку Матиш выстрелил в албанцев. И почти одновременно грянули три мушкета. Чуть погодя — новые выстрелы. Стоны, крик, испуганное ржание лошадей.

Сквозь грохот в голове у нее звенело: «Хочешь увидеть, как гибнут твои друзья?.. Только не говори потом, что это Я убиваю...»

Ольга лежала на земле, за телегой, зажав уши руками. Ее снова знобило: «Господи! Только бы с ним ничего не случилось!»

И где-то далеко, кажется, на грани слышимости, к ней снова стучалось: «Пусти. Пусти меня в свою душу. Ты все равно никуда не сумеешь уйти от меня. Так или иначе ты будешь моей...»

Кто-то тронул ее за плечи.

— Все кончено. Вставай. Поехали! — Это был Тэрцо.

— Что... вы в порядке?

— Конечно, — улыбнулся уже забравшийся на передок телеги Ахмет. — Давай руку, я тебя подсажу.

— Ахмет это ловко придумал, подловить их на повороте и расстрелять в упор! — радостно крикнул Ду, появившись из порохового дыма. — Слава Аллаху, зарядов хватило. Даже до рукопашной не дошло.

Дым постепенно рассеивался. На дороге у моста стали видны трупы. Билась в агонии лошадь.

— Все чисто, Ахмет. Они мертвы. — Ду стер с кинжала кровь и сунул его в ножны.

Ольгу чуть не стошнило, когда она поняла, что Ду их добивал. Чтобы не упасть, она вцепилась Ахмету в плечо. Отдышалась немного.

— Куда мы поедем теперь?

— В Венецию. У меня там есть кое-какие связи. Дальше будет видно.

Ду и Тэрцо уже уложили все четыре мушкета в телегу, забрались в нее сами, и Ахмет хлестнул лошадей. Адриатическое море ждало их за альпийскими хребтами, в двух сотнях километров на юг.

— ...Вот, что произошло, в общих чертах, — закончил рассказ Ахмет и натянул вожжи. Телега остановилась посреди леса, на грунтовой дороге. — Скрыть это от вас я бы не сумел. Да и не честно это. С вами я всегда играл в открытую. Вот и теперь... Не скрою, мне нужна ваша помощь. Но я теперь в одиночестве. И шансы победить невелики. Меня отговаривать бесполезно. Я сделал свой выбор. А вам надо сделать свой сейчас... И если вы уйдете, — Ахмет сглотнул, — я не сочту это предательством... Я хотел вам сразу все рассказать, но в Линце слишком велика была опасность. Селим не стал бы разбираться, со мной вы или сами по себе, вот я вас и вытаскивал. Теперь, когда хвосты обрублены, вы можете спокойно скрыться. Надеюсь, вы не пропили до конца свою долю за святые мощи, доставленные Селиму?

— Что ты, Ахмет. Мы только начали... — пожал плечами Тзрцо.

— Вот и хорошо. — Ахмет достал из-за пазухи два шелковых кошелька. — Это ваша доля за доставку Селиму Марии. Теперь вы можете уйти. Если разделяться, то сейчас. Они обязательно найдут нас. Но им нужна Ольга. Охота ведется именно на нее. Вы успеете затеряться.

— Хорошо... Ты, как всегда, прав, Ахмет, — кивнул Ду. — Я так и думал, что ты, в конце концов, сбежишь с этой девчонкой. Но сражаться против всех сил зла, к тому же идти при этом против своих бывших соратников... Ты считаешь, что они ошибаются, что ты их спасаешь... Но ты не Мир, ты девчонку свою спасаешь. Иначе бы уже давно ее... Я, конечно, тоже не герой. И против своих бы пошел, если бы так сложилось. Но вы наверняка проиграете в этой битве. В одиночку, против целого мира... А я еще жить хочу. Такой вот простой расклад. Я ухожу. Ты умный человек, Ахмет, раз даешь нам возможность уйти. Иначе, узнав все, мы бы сбежали. Не бойся, я не скажу никому ни слова о тебе и твоих планах. Просто поживу где-нибудь в тихом месте, под чужим именем. А потом, если вдруг ты все же останешься жив, мы найдем тебя, чтобы снова... Ведь так, Тэрцо?

— Нет, — тряхнул головой Ходжа. — Я остаюсь.

Ду замер от удивления. Он посмотрел на Ходжу. Смотрел внимательно и долго. Потом, так ничего и не сказав, спрыгнул с телеги. Взял баделер, пистоль, свой кошель с деньгами. Еще раз окинул их взглядом:

— Прощайте!

И, не оборачиваясь, зашагал назад по дороге. Через некоторое время Ду свернул в лес и скрылся из вида.

— Почему ты не ушел вместе с ним? — деревянным голосом спросил Ахмет.

— Мне хотелось. Но потом... Я не могу. Наверное, сейчас действительно можно скрыться, затеряться... Может быть, у Ду получится. Но вместе нам... Я бы потом себе этого не простил. — Ходжа решительно махнул рукой. — Поехали. Нечего нам здесь стоять.

— ...Вот, собственно, все, что мне удалось подслушать в соборе. — Конрад устало выдохнул и обвел товарищей взглядом.

Профессор Бендетто Кастелли сидел хмурый, как ночь. Антонио рассматривал перстень на своем указательном пальце. Приехавший из Силезии всего несколько часов назад, пан Сигизмунд сосредоточенно накручивал на палец лихой седеющий ус.

— Все эти новости весьма интересны, но я не вижу Карла Готторна, человека, который нас сюда пригласил, — произнес, наконец, силезец. — Вряд ли мы что-то можем решать без него... Что-нибудь известно о Карле?

— Последнее известие о нем — это письма, которые мы получили, — пожал плечами Бендетто.

— Он писал мне, что инквизиция начала на него охоту, — нахмурился Антонио. — Возможно, они схватили его. Или он вынужден скрываться и именно поэтому не смог явиться сюда.

— На им же самим назначенную встречу, — пробурчал пан Сигизмунд, недовольно дернув плечом. — Я вообще удивлен, что мы как-то нашли друг друга. Не встреть я, совершенно случайно, профессора Кастелли, уехал бы отсюда через пару дней.

— Именно профессор нас всех и собрал, — улыбнулся Конрад. — Он первым появился в Зальцбурге. Потом нашел меня и Антонио. Вас, сударь, он тоже встретил не случайно. Но как? До сих пор не пойму. Ведь Карл каждому назначил разное место встречи!

— Все довольно просто, — развел руками Бендетто. — Нетрудно узнать, кто прибыл в город за последние несколько дней. К тому же я примерно представлял круг знакомств Карла и имел кое-какие мысли насчет того, кто кроме меня будет приглашен в Зальцбург. Кстати, господа, сюда приехало еще не меньше дюжины различных церковных чинов. В основном это инквизиторы, иезуиты и прочая мразь. Душители свободной мысли. Палачи человеческих душ. Как я понимаю, именно на их сборище присутствовал Конрад... Вот только пока непонятна причина...

— Да что тут непонятного?! — вскипел Конрад. — Он же прямым текстом заявил, что хочет призвать в этот мир Диавола!

— Кто это ОН? — переспросил силезец.

— Великий Инквизитор Австрии и чего-то там еще, кардинал Джеронимо Ари, — пояснил Бендетто. — Именно он, насколько я понимаю, и придумал всю эту историю с вызовом Сатаны. Пророчество не дает им покоя... Мы собрались из-за него же. Карл Готторн сумел по-новому взглянуть на общеизвестный текст Апокалипсиса, нашел аналогии с пророчествами Мишеля Нострадамуса... Жаль, что Карла здесь нет. Он сумел бы все объяснить, доказать.

— Так это его имел в виду кардинал, когда говорил про еретика, собирающегося... Выходит, инквизиторы хотят опередить именно его, Карла Готторна? — в ужасе прошептал Конрад.

— Я в это не верю, — убежденно сверкнул глазами Антонио. — Он не такой человек, чтобы... Он всего себя отдавал людям. Только извращенный ум инквизиторов мог увидеть в подвижничестве Карла стремление призвать в этот мир Сатану.

— Да, государи мои! Конрад ожидал прихода Спасителя. И ради этого готов был сделать все возможное! — воинственно взмахнул рукой пан Сигизмунд. — А если кто посмеет обвинить моего друга Карла Готторна в диаволопоклонничестве или какой другой мерзости, то я готов вызвать того на поединок, и пусть Господь рассудит, кто из нас прав!

— Постойте, господа, — замахал руками Бендетто Кастелли. — Никто не обвиняет Карла. Мы все здесь его друзья и единомышленники. Нам, в той или иной степени, известны его намерения и планы, однако сказать, зачем именно он хотел нас видеть, мы не можем... Но я могу высказать одну гипотезу, которая объяснит многое.

— Хорошо. Мы слушаем, сударь, — кивнул Конрад.

— Итак, всем нам известно, что Карл истолковал пророчество следующим образом: в 1618 году где-то в альпийских горах свершатся некие события, результатом которых будет пришествие Спасителя в мир. И он послал нам письма, чтобы собрать здесь, практически в Альпах, в одно из полнолуний 1618 года от рождества Господа нашего. Верно ли я излагаю? — Все согласно закивали. — Итак, представьте, что католики, и особенно инквизиторы, воспринимающие весь мир лишь в своем, ограниченном, человеконенавистническом ракурсе, считающие всех протестантов еретиками или язычниками, а всех ученых чернокнижниками и дьяволопоклонниками, узнают об открытии Карла. И о том, что он собирается предпринять нечто способствующее скорейшему приходу Спасителя в мир. Они вполне естественно сочтут, что он собирается вызвать не Спасителя, а Сатану. Ведь они убеждены, что Спаситель может явиться только им, католикам! — Бендетто Кастелли, начав говорить негромко и сдержанно, перешел постепенно на повышенный тон. — Мало того, я думаю, они истолковали то же пророчество именно как пророчество о пришествии Сатаны. Потому что каждый видит лишь то, что хочет увидеть. Католикам Спаситель не нужен. Появись сейчас Христос в Риме, его бы вторично распяли! — Боль, тщательно скрываемая злостью и сарказмом, звучала теперь в его речи.

— Мы, конечно, могли бы просто посмеяться над глупостью инквизиторов. Но то, что нам сообщил Конрад... Испугавшись мнимого пришествия Сатаны, они готовы призвать Сатану настоящего! Кто, как не они, мучители людей, выискивающие и придумывающие повсюду козни диавола, кто, как не они, питающие его ежечасно своей нетерпимостью и звериной жестокостью, сумеет вызвать в этот мир настоящего Сатану?! От испуга, от злобы, по ошибке — какая разница? Дьявол воспользуется любой из возможностей. И тогда, воспользовавшись открытием Карла Готторна, они вызовут ТОГО, кто единственный может спасти их пошатнувшуюся власть над душами миллионов... Может быть, совершить это задумали далеко не все инквизиторы, но кардинал Джеронимо... По крайней мере, я знаю наверняка, что он чернокнижник.

— Стало быть, в полнолуние они хотят провести обряд и вызвать... — Сигизмунд осекся. — Как хотите, — продолжал он, чуть помедлив, — но я намереваюсь этому помешать... Джеронимо Ари! Вот она, голова адской змеи. Так на то нам и шпаги, чтобы...

— Убийство одного прелата ничего не решит! — в один голос вскрикнули Конрад и Антонио. А Бендетто утвердительно кивнул.

— Я так полагаю, что у вас есть более эффективный план? — саркастически усмехнулся силезец.

— Да! — хлопнул рукой по столу профессор Кастелли. — Я могу предложить вам кое-что. Сейчас вечер девятнадцатого октября. Полнолуние будет в ночь с двадцатого на двадцать первое, так что у нас ровно сутки. Учитывая, что Карл Готторн не появился, и теперь уже вряд ли появится, попытку провести разработанный им ритуал без него считаю бессмысленной и даже опасной. Но мы можем сделать нечто другое. Я, как и Готторн, кое-что смыслю в магии. Инквизиторы, конечно, не откажутся от своей затеи. Но я разработаю, и мы проведем в стенах одного из домов возле собора обряд, который сведет все их усилия к нулю. Я устрою им такой отток энергии, что эти святоши не только Сатану, но и примитивного воздушного духа не смогут призвать!

— Ритуал против ритуала? — пожал плечами Антонио. — Это очень похоже на попытку затушить костер, залив его маслом. На мой взгляд, надо просто лишить этих святош какой-то наиболее существенной компоненты, необходимой им для обряда. И тогда все сорвется.

— Вот именно! — радостно воскликнул Конрад. — И я знаю, ЧТО это за компонента. Они собираются использовать для своей черной мессы орган. Музыка — это наиболее существенная часть ритуала. Колебания эфира, созвучные их молитвам и заклинаниям, резонанс со всеми сферами Вселенной... Я лишу их этого. Завтра днем мне предписано окончательно настроить орган зальцбургского собора. Но у них там будут такие диссонансы, что сорвется любой обряд. Без музыки их заклинания лишатся всякого смысла, всякой убедительности и силы.

— Но я имел в виду куда более существенные ингредиенты! — воскликнул Антонио. — Сотрясание воздуха, даже если оно и мелодично, все же не более чем сотрясание воздуха.

— Сотрясание воздуха — это то, что вы производите сейчас! — вскипел Конрад. — А орган — это Музыка. Музыка — единственный язык, который не требует слов, язык, на котором с людьми говорят Господь и все силы Природы. И я готов вырвать этот язык из пасти католической гидры. Недооценивать силу музыки преступно...

— Ваша, оцениваемая лишь человеческим слухом, гармония, маэстро Конрад, вещь слишком эфемерная, — пресек его Бендетто Кастелли тоном лектора. — К тому же то, что будет для вас диссонансом, для слуг Сатаны может показаться воплощением гармонии... Да и откуда вы знаете, может быть, в обряде призвания Станы им будут важны именно диссонансы... Мои же формулы основаны на незыблемых и проверенных законах природы. И построенный в соответствии с ними ритуал...

— Я все понял, господа. — Пан Сигизмунд встал из-за стола. — Позвольте мне откланяться.

— Постойте, сударь! Что это значит? — вскинулся Антонио.

— Я вижу, доводы здравомыслящего практичного человека для вас бесполезны. Единственно верное решение — обезглавить врага, пока он не начал действовать, и тем сорвать все его планы, вам кажется слишком недостойным и грубым. Конечно, куда проще рассуждать о высоких материях, всяческих гармониях и формулах. Но если вы даже ради спасения мира от Сатаны боитесь замарать свои руки кровью врага, мне больше не о чем разговаривать с вами. Сделаю сам все, что только смогу... Прощайте! — Силезец, хлопнув дверью, ушел.

— Глупо, — пожал плечами Бендетто.

— Отчего же. Он готов сделать что-то реальное, в отличие от вас, господа, — бросил сквозь зубы Антонио.

— Ну так и ступай за своим силезцем! — сорвался Конрад.

— Я не верю, что смерть одного инквизитора остановит других. К тому же пролитие крови, пусть даже и такой злобной, как кровь Джеронимо Ари, может лишь сыграть на руку Сатане. Мы не должны действовать его методами. Зло можно победить только добром...

— Об этом я и говорю! Моя формула позволит направить энергию этих святош на благое дело. Если Карл Готторн еще жив, то вся сила, которую католики вложат в обряд, будет перенаправлена при нашем посредничестве именно ему. Если Готторн находится в плену или просто попал в трудную ситуацию, то этот приток сил будет ему очень кстати...

— А если у вас не получится отнять у них силу? Неужели вы считаете, что математик-одиночка сильнее дюжины экзорцистов? — скептически пожал плечами Антонио. — Может быть, все-таки лучше похитить у них необходимые для обряда ингредиенты?

— А! Делайте что хотите! — махнул рукой Конрад. — Я вполне могу справиться со своей задачей без вашей помощи. Если у вас что-нибудь выйдет, хорошо. Но я остаюсь при своем мнении — без музыки у них ничего не получится. А значит, орган должен быть надлежащим образом сломан.

Глава 19

Снова ноет в правом боку... При помощи Томаса он извлек пулю, даже сумел на время унять боль и запустить в ускоренном темпе восстановительный процесс. Но на этом его последние силы иссякли.

Цебеш походил теперь на мумию. Его щеки ввалились, а глаза лихорадочно блестели. И в этих глазах читался вопрос: «Что же дальше?»

Он шел к своей цели многие годы. Сначала неосознанно, словно в тумане. Потом все увереннее, пока однажды его разум не пронзила молния божественного озарения... И вот теперь, уже почти сутки, он пробирается сквозь красный туман горячечного бреда... Даже самый сильный отвод глаз, лишающий зрения, не спасает от пуль, когда их слишком много. Но ранение — это, в сущности, мелочь. Рана уже зарубцевалась и заживет при таком темпе регенерации за пару дней. Сильнее болит и кровоточит другое.

Она от него сбежала. Ни вера, ни страх, ничто не смогло ее удержать. Он, повелевающий душами сотен, даже тысяч, не сумел удержать в руках одну... Нет. Ни при чем здесь даже эта строптивая девчонка — неудачи с ним случались и раньше. Куда сильнее Цебеша угнетало другое — то, что неудача случилась с ним в самый неподходящий момент. И это очень походило на ЗНАК.

Он всегда был не только ученым, но и мистиком. Сколько раз искушал он судьбу, шагая по краю. «Господь! Если я не прав, не дай мне этого сделать!» — так говорил он не раз, рискуя всем ради пустяковых вещей, просто чтобы убедиться, что это его Путь, что его выводит на нужную дорогу незримая длань... И ему всегда словно помогал кто-то. Впервые — когда Мария вышла ему навстречу. В последний раз, когда Адам Ковальский на встрече с ним оказался совершенно не готовым к силовому решению вопроса.

«Господи! Почему ты не остановил меня тогда? Почему? Я еще мог от всего отказаться. Тогда. Но не теперь».

Теперь Цебеш уже увидел созданного им самим василиска. В кошмарном сне или наяву — неважно. Он увидел, что даже такая, самая сложная и сильная магия — действует. Он уже почувствовал себя господином Вселенной... И уже билось где-то в глубинах небытия огромное сердце того, кто изменит все в этом безжалостном мире. И незримая рука толкала Цебеша все дальше вперед, к выбранной цели.