Шерлок Холмс - Заговор Глендовера

— Он, конечно, знал, что Сандерс и Хьюс придут сюда. Вероятно, он начал слежку ещё вчера.

— Вероятно, — согласился Холмс. — Больше всего меня волнует, видел ли он, как я вернулся вчера вечером. Подождём появления Рэдберта. От него мы узнаем что-нибудь ещё об этом франте.

Я пошёл к себе, чтобы переодеться: ведь Рэбби мог в любую минуту прислать какого-нибудь мальчишку с просьбой о помощи. В скромном костюме мастерового, вышедшего погулять в воскресный день, я не должен был привлекать к себе ничьего внимания.

3

Если бы мальчишку, который прибежал от Рэбби, вымыть и приодеть, то всякому, кто бросил бы на него взор, он показался маменькиным любимчиком — милый курносый нос, длинные кудрявые волосы. К сожалению, у него, как и у Рэбби, не было матери. Он влетел в комнату и, запыхавшись, выпалил:

— Рэбби велел передать, франт остановился в отеле «Три монахини», что на Олдгейт-Хай-стрит, и просил мистера Джонса прийти к нему.

Нам довольно скоро удалось остановить кэб, но кучер не хотел нас сажать до тех пор, пока я не достал из кармана пригоршню монет. Июньский ветерок обвевал наши лица, солнце поднялось уже довольно высоко. В окнах домов, на скамейках палисадников — всюду мы видели людей, уткнувшихся в раскрытые газеты. Пустые улицы, тишина и белые листы газет — вот главные приметы воскресного дня в Лондоне.

Мы очень быстро добрались до места, хотя путь от Бейкер-стрит до отеля был неблизкий. Я попросил кучера остановиться за два квартала до отеля и расплатился с ним, не поскупившись на чаевые. В этом я следовал совету Холмса, который говорил: надо приучать всех, кто нас обслуживает, к тому, что внешний вид клиента бывает обманчив.

Рэбби, прятавшийся в одном из подъездов, увидев нас, вышел навстречу.

— Он сейчас в отеле? — спросил я.

— А то где же, — кивнул Рэбби и стал рассказывать, как следил за франтом.

Проводив наших гостей до отеля «Юстон», тот расплатился с кэбменом и, выждав несколько минут, направился в вестибюль отеля. Там он говорил с клерком, — очевидно, чтобы установить, те ли это люди, за которыми ему было поручено следить, и затем вышел на улицу. Взяв кэб, он вернулся в отель «Три монахини» и поднялся к себе в номер — отдохнуть после трудов, как предположил Рэбби. Именно тогда он и послал за мной Джорджа.

— Ты не выяснил, кто он такой?

— Никак невозможно, — покачал головой Рэбби. — Швейцар гоняется за мной, как собака за зайцем.

Отель «Три монахини», недавно открывшийся после капитального ремонта, был одним из самых дорогих, и служащие старались оградить своих постояльцев от мелких торговцев, нищих и уличных мальчишек. К сожалению, я не мог пойти и спросить у клерка имя франта, потому что швейцар, бросив взгляд на мою одежду, просто не пропустил бы меня.

Мы устроили небольшое совещание и решили действовать следующим образом: Рэбби, расхаживая взад-вперёд перед входом, станет смотреть, не появится ли франт в вестибюле, а я буду ждать сигнала Рэбби.

Конечно, швейцару очень не нравился болтающийся перед отелем мальчишка, но он почему-то не прогонял его. Спустя полчаса Рэбби подбежал ко мне:

— Он пошёл в ресторан обедать.

Швейцар встретил меня хмурым взглядом, но полкроны, лежавшие у меня на ладони, произвели нужное впечатление: он улыбнулся и пожал мою протянутую руку.

— Сейчас в ресторане обедает один тип, — сказал я. — Мне надо знать, кто он такой и откуда приехал.

Швейцар опять насупился.

— Полкроны отдашь клерку, — добавил я, — а тебе я дам крону.

— Как я его узнаю? — спросил швейцар. Я махнул рукой на Рэбби:

— Дашь мальчику метлу, и пусть подметает панель перед входом. Он покажет того типа, когда он выйдет из ресторана.

Швейцар сходил за метлой, и Рэбби принялся усердно мести мостовую. Прошло ещё полчаса. Наконец Рэбби кивнул швейцару, и тот двинулся в вестибюль. Почти тотчас же наш франт вышел из отеля и направился вниз по улице, заломив шляпу и помахивая тросточкой. Рэбби, Джордж и ещё один мальчишка незаметно потянулись за ним.

Швейцар вручил мне клочок бумаги, на котором рукой клерка было написано: «Эван Эванс из Кардиффа». Я отдал швейцару две монетки по полкроны, сказал «спасибо» и пошёл вниз по улице.

Дойдя до перекрёстка, где Миддлсекс-стрит пересекалась с Олдгейт-Хай-стрит, мистер Эванс зашагал ко всем известному Еврейскому рынку. «Ну, если к валлийскому языку прибавится ещё и идиш, то я скажу Холмсу, что умываю руки», — подумал я. В этих кварталах жила еврейская беднота, мелкие торговцы и ремесленники. По воскресным дням сюда стекались толпы бедняков всех национальностей, проживающих в Лондоне: китайцы, японцы, индусы, турки… Здесь можно было купить или выменять решительно все, но главным образом подержанную одежду.

Дабы не потерять нашего франта в людском водовороте, мы рассредоточились таким образом, чтобы один видел его сзади, другой — спереди, третий — слева, четвёртый — справа, подавая друг другу сигналы о его перемещениях. Я просил мальчиков особенно следить за тем, не вступает ли он с кем-либо в контакт и не передаёт ли чего-нибудь при этом.

Эван Эванс остановился у лоточника, продававшего дешёвые женские украшения; потом его заинтересовал цирковой акробат, принимавший самые невероятные позы. Благодарные зрители бросали ему полупенсовики.

Я видел, как Эвансу преградил дорогу торговец подержанной одеждой и предложил купить капитанскую форму, утверждая при этом, что «она с утонувшего в море капитана». Не проронив ни слова, мистер Эванс обошёл торговца, словно это был попавшийся на дороге пень.

Еврейский рынок славился своими карманниками, говорили, что часы, которые у вас только что стащили, через минуту уже продавались на другом конце рынка. Но рядом с Эвансом я не заметил пока ни одного карманника.

Следующим торговцем, привлёкшим его внимание, был лоточник, который торговал медикаментами. Держа в поднятой руке бутылку с какой-то жидкостью янтарного цвета, он кричал, что она снимает высокое давление, помогает восстановить ослабевшее зрение, заживляет раны и ожоги, а также укрепляет расшатанные нервы. Далее мистеру Эвансу попался белозубый негр, предложивший почистить ему обувь, — его наш франт презрительно отстранил от себя тростью и проследовал дальше.

Рэбби несколько раз оборачивался ко мне, и я видел, что на его веснушчатом лице написано недоумение, но мне не казалось странным, что посланец дьявола фланирует среди мелких торговцев и нищих. Разумеется, ему нужно было с кем-то встретиться: ведь недаром же он провёл весь вчерашний день, следя за домом, где жил Холмс.

Рынок кончился, и мистер Эванс повернул в одну из улиц. И тут я с удивлением обнаружил, что его личность интересует не только нас. Прилично одетый юноша не старше шестнадцати лет со светлыми волосами обогнал его и тотчас повернул обратно, когда Эванс пожелал вернуться на рынок. И снова замелькали лица торговцев, предлагавших носки, ботинки, воротнички, замки, будильники, ножи, пилы, стамески, лопаты, шляпы, ленты, скрипки, окарины, цитры, банджо, ноты и старые книги.

Мистер Эванс равнодушно миновал их и помедлил лишь перед рыбной лавкой, где в дверях стоял еврей-приказчик в кожаном фартуке, от подбородка до лодыжек покрытый рыбьей чешуёй, так что он смахивал на какое-то морское чудище.

Мальчики не теряли времени даром и уже лакомились мороженым, купив его у итальянца, который торговал с ручной тележки. Мальчики воспринимали все как игру: следя за Эвансом, они успевали с восхищением поглядывать на шарманщика с обезьянкой или, раскрыв рот, слушали уличного скрипача…

Вдруг Эванс сделал резкий разворот и скрылся в толпе, собравшейся вокруг граммофона, игравшего оперные арии. Я видел, как Рэбби бросился вслед за ним буквально через одну-две секунды.

Эванс вынырнул из толпы и ленивой походкой направился прочь от рынка. Рэбби понуро плёлся за ним, и я тут же понял, почему у мальчика изменилось настроение, — вместо трости в руках у франта был зонтик. Интересно, что светловолосый юноша не последовал за ним и вообще исчез.

Разыскивать человека, которому Эванс отдал трость, было всё равно что искать иголку в стоге сена, поэтому нам оставалось только сопровождать нашего подопечного. А он повернул на юг, к Темзе и Тауэру. Был уже час, июньское солнце здорово припекало, но мистер Эванс почему-то не завернул ни в одну из пивных, хотя из открытых дверей шёл соблазнительный запах и слышно было, как насосы качают пиво из бочек. Наконец он свернул в узкую улочку и остановился перед пивной, где на вывеске значилось: «Y Llew Du» — и был изображён красный дракон. Открыв дверь, Эванс вошёл в неё.

— Что за странная надпись? — спросил я прохожего.

— По-валлийски это означает «чёрный лев», но почему вместо льва изображён дракон, никому не известно. Если вы не говорите по-валлийски, то не советую заходить в пивную. Тех, кто говорит по-английски, они не обслуживают. Это не только пивная, но ещё и гостиница, в которой останавливаются валлийцы.

Мы, то есть я и мальчики, спрятались в подъезде дома напротив и стали следить за входом в пивную. Юноша блондин появился на улице через несколько минут. Он остановился, и я смог рассмотреть его гораздо лучше, чем в толпе на рынке. Он был выше среднего роста, красив и строен. Волосы, выбивающиеся из-под головного убора, казались почти белыми. Одет он был весьма непритязательно, только ботинки были новые и дорогие.

Послышались шаги, и к юноше присоединился плотный, коренастый мужчина с рыжими волосами и окладистой бородой. Они о чём-то поговорили и вошли в пивную.

Я спросил Рэбби, не видел ли он мужчину и юношу раньше. Тот покачал головой. Оставив Рэбби, я прошёл в другой конец улочки. В пивной, где на вывеске был изображён святой Георгий, поражающий копьём дракона, я смог утолить голод и жажду — ведь прошло уже шесть часов после завтрака — и пора было уже подумать над тем, что же делать дальше.

Вернувшись к Рэбби, я попросил Дика, высокого нескладного мальчишку, отнести записку одному моему знакомому, который говорил по-валлийски. Фред Джонс — стало быть, мой однофамилец — работал приказчиком в мануфактурной лавке и был заподозрен хозяином в краже, я попросил Холмса разобраться, в чём там дело, и тот быстро установил, что кража — дело рук зятя хозяина. После этого Фред стал смотреть на меня снизу вверх: ведь я работал вместе с великим сыщиком. Я был уверен, что он с удовольствием исполнит роль переводчика при моей особе.

За те полчаса, что я ждал его, произошло лишь одно событие: мистер Эванс вышел из пивной и зашагал вниз по улице, к Темзе. Трость с золотым набалдашником опять оказалась при нём, перекинутая через левую руку. Я попросил Рэбби и Джорджа сопровождать его.

Я отпустил Дика, дав ему полкроны, и предупредил, чтобы он завтра утром явился к Рэбби: быть может, он опять понадобится.

Как я и ожидал, Фред с радостью согласился помочь мне и тут же дал мне первый урок валлийского языка, сказав, что пиво будет «cwrw» и что, отхлебнув из кружки, следует произнести: «Cwrw da», то есть «хорошее пиво». Мы перешли улицу и открыли дверь пивной под названием «Y Llew Du».

Внутри пивной было чисто и довольно уютно, так что она походила на недорогой ресторан. Мы выбрали свободный столик в углу, чтобы можно было видеть всех, кто входит и выходит, и Фред отправился за пивом. Светловолосый юноша и рыжий коренастый мужчина сидели в другом углу и доедали жареную утку. Юноша ел с большим аппетитом, как и его спутник.

Мы пили пиво, и Фред время от времени переводил мне разговоры посетителей: это была обычная болтовня, и мне начинало казаться, что я вернусь к Холмсу с пустыми руками.

Вдруг Фред наклонился ко мне и тихо сказал:

— Собрание начнётся через час.

— Какое собрание? — спросил я.

Фред недоуменно покачал головой. Я не спускал глаз с юноши. Он и его спутник разговаривали, но так тихо, что слов расслышать я не мог.

Наконец хозяин открыл дверь слева от стойки, и я увидел ступеньки ведущей вверх лестницы. Несколько посетителей встали с кресел и двинулись к двери. Вручив хозяину какой-то клочок бумаги, они поднимались по лестнице.

— Спроси хозяина, что за собрание, — попросил я Фреда.

В пивную входили небольшие группы людей, среди которых попадались и женщины. Я вёл точный счёт всем входившим в дверь.

— Хозяин сказал мне, — сообщил вернувшийся Фред, — что вход на собрание строго по приглашениям, которые распределялись специальным комитетом.

— Приглашения — это те клочки бумаги, которые вручают хозяину?

— Да, — кивнул Фред. — На них нарисован большой ноль, в середине которого что-то мелко написано. Нельзя разобрать что.

Хозяин то и дело поглядывал на висевшие над входом часы, потом повернул голову и посмотрел в тот угол, где сидели рыжий мужчина и юноша. Те поднялись из-за стола и прошли к двери на лестницу. Хозяин запер её за ними. Правда, ему ещё три раза пришлось отпирать её для опоздавших. Я подсчитал, что в собрании приняло участие тридцать два человека, считая мужчину и юношу.

— Что теперь будем делать? — спросил Фред, явно взволнованный некоторой таинственностью происходящего.

— Будем ждать конца собрания. Потом пойдём следом за блондинистым юношей, — ответил я.

Ждать пришлось целых два часа. Но они пролетели незаметно, потому что пиво было на редкость хорошее и, кроме того, нас развлекал мелодичными валлийскими песнями аккомпанировавший себе на арфе певец, у которого оказался приятный тенорок. Фред попытался было переводить мне, о чём он пел, но, заметив косые взгляды сидевших рядом посетителей, умолк.

Наконец дверь на лестницу открылась, и из неё стали выходить люди, громко переговариваясь и не обращая внимания на певца. Возмущённые любители песен потребовали, чтобы они заткнулись. Несколько участников собрания остались и, заказав пиво, стали слушать певца.

— Они говорили про какого-то Роберта Оуэна, — прошептал мне на ухо Фред.

— Я где-то слышал это имя, — усмехнулся я.

— И я тоже, — улыбнулся Фред.

Проводив последних участников собрания, хозяин снова запер дверь на ключ.

— На собрании было тридцать два человека, а ушло с него только двадцать шесть, — подытожил я.

— Наверно, есть второй выход, — предположил Фред.

— Может, так, а может, они ещё там. Давай подождём, — сказал я.

Мы просидели ещё час, потом я расплатился, и мы вышли на узкую улочку, которая привела нас на Олдгейт-Хай-стрит. Здесь я взял кэб, подвёз Фреда до дома и вернулся на Бейкер-стрит.

В гостиной на столе лежала написанная рукой Шерлока Холмса записка: «Почитайте Борроу». Самого Холмса дома не было. Я нашёл в книжном шкафу три толстых тома, на корешках которых значилось: Джордж Борроу «В дебрях Уэльса». Я уже собрался закрыть дверцу шкафа, как вдруг заметил надпись: «Новый взгляд на общество» — и имя, которое уже слышал сегодня, — Роберт Оуэн. Решив, что пока с меня достаточно Борроу, я поднялся к себе, лёжа на диване, стал листать первый том.

Моё чтение было прервано пришедшими Рэбби и Джорджем. Я попросил служанку принести холодный ужин, и мы подкрепились тем, что нам послала миссис Хадсон. Мальчики уплетали все за обе щеки и попутно рассказывали, что делал мистер Эванс после того, как покинул пивную «Чёрный лев».

Добравшись до Тауэра, он обошёл его кругом и, пройдя через мост, сел на пароходик до Гринвича. Мальчишки прибежали как раз в тот момент, когда матрос собирался убирать сходни. Мистер Эванс вёл себя как заправский турист: осмотрел Морской музей, знаменитую больницу и, наконец, взобрался на холм, чтобы полюбоваться королевской обсерваторией. Затем он обильно поужинал в ресторане на берегу и, так же пароходом, вернулся в Лондон. Сойдя на берег, он взял кэб, который и доставил его в отель «Три монахини».

Я проводил мальчишек до двери, строго приказав им начать слежку за Эвансом с самого раннего утра. После этого я снова прилёг на диван и ещё часа два читал книгу Борроу.

Потом я постелил себе постель и быстро заснул. Холмс все ещё не вернулся.

4

Джордж Генри Борроу был англичанином, который отличался страстью к путешествиям, способностью к языкам и даром подмечать все странное и необычное. Научившись валлийскому языку ещё подростком, он несколько раз пересёк Уэльс с юга на север и с востока на запад, собирая старинные песни и сказания. Первую свою книгу он опубликовал в 1854 году, после первых путешествий по Уэльсу. Она привлекла некоторое внимание публики благодаря описаниям романтических красот природы Уэльса.

Книга «В дебрях Уэльса» являлась его итоговым произведением и сначала не имела успеха. Но спустя много лет после смерти автора она была переиздана и нашла массу почитателей.

Листая трёхтомник, я обнаружил на полях многочисленные пометки Холмса и, конечно, прочёл в первую очередь то, что его заинтересовало. Это был так называемый бунт «ребекк», деятельность валлийского Робин Гуда по имени Твим Сион Катти и подвиги рыжего бандита, похищавшего детей на Чёртовом мосту.

Я читал книгу за завтраком, когда в комнату вошёл Холмс и сел за стол. Я рассказал ему, как Эван Эванс обменял трость на зонтик, о следившем за ним юноше, о собрании в «Чёрном льве» и, наконец, о том, что мне не удалось проследить, куда делся юноша после собрания. В заключение я заметил, что каждое из этих событий ставит новые вопросы, на которые у нас нет ответа.

— Совершенно верно, — согласился Шерлок Холмс, и в его глазах промелькнула озорная искорка. — Всё-таки одно из событий осталось вами незамеченным, Портер. Ведь рыжий коренастый мужчина, который вошёл в пивную вместе с юношей, следил за вами с того момента, как вы оказались на рынке.

— Откуда вам это известно? — удивился я.

— Потому что я, в свою очередь, следил за ними. Он и юноша начали своё наблюдение за входом в отель ещё тогда, когда вы довольно неуклюже разыграли спектакль с Рэдбертом в главной роли. Я, правда, не знаю, сообразили ли они, что вы тоже следите за мистером Эвансом. Кроме того, я исправил вашу ошибку, Портер, и дождался момента, когда они вышли из «Чёрного льва», — сказал Холмс и улыбнулся как ребёнок, получивший новую игрушку. — Они находились в «Чёрном льве» ещё три часа после собрания, а затем поехали в пригород Лондона Сазек, где остановились у валлийца Гриффитса, который владеет молочной фермой. Оттуда я отправился в отель «Юстон», чтобы переговорить с Сандерсом и Хьюсом.

— Вы, вероятно, нарушили их первый сон?

— Да, они встретили меня довольно нелюбезно, но потом подскочили в креслах, когда узнали, что Эмерик Тромблей поручил следить за ними.

— Они знают, кто такой Эван Эванс?

Шерлок Холмс от души расхохотался:

— Это имя я услышал от вас несколько минут назад, Портер. Хотя я не говорю по-валлийски и ни разу не был в Уэльсе, я знаю достаточно, чтобы не попадать впросак. Это так же привычно для уха валлийца, как «Джон Смит» для англичанина. Я хотел выяснить, во-первых, кто знал об их поездке в Лондон. Как я и думал, об этом знал весь Ньютаун и окрестности. Во-вторых, кому было известно, что они собираются посетить Шерлока Холмса. Сначала они утверждали, будто — никому, но потом признались, что просили члена парламента от округа Монтгомеришир полковника Эдварда Прайс-Джонса оказать им содействие в привлечении Шерлока Холмса к расследованию внезапной смерти Элинор Тромблей и убийства Глина Хьюса. Видимо, одного упоминания моего имени было достаточно, чтобы преступник принял меры предосторожности.

Холмс встал из-за стола и принялся набивать трубку. Раскурив её, он спросил:

— Вы сказали Рэдберту, чтобы он возобновил слежку за Эвансом сегодня утром?

— Да, сэр. Он будет также следить за юношей-блондином. Если увидит его, то последует за ним и пошлёт ко мне Джорджа. Дик и ещё один мальчишка будут приглядывать за Эвансом.

— Рэдберту не нужно следить за юношей, — веско сказал Холмс. — Он и рыжий мужчина подстраховывали операцию «Трость — зонтик». Эванс пришёл в пивную, чтобы получить свою трость обратно. Он выполняет роль почтальона: доставив какие-то бумаги в Лондон, он повезёт в Уэльс ответ.

Выпустив в потолок клуб дыма, Холмс спросил:

— Вы, кажется, не согласны со мной?

— Да, сэр, — подтвердил я.

— Но почему?

— Потому что это слишком медленный и неэффективный способ связи.

— Верно, — кивнул Холмс. — Но не забывайте, что на то есть свои причины.

— Какие? — поинтересовался я.

— Века репрессий со стороны англичан научили валлийцев не доверять ничему, что исходит от них, в том числе и почте. — Он глубоко задумался, попыхивая трубкой. — Сандерс и Хьюс завтра же уедут из Лондона. Я настоял на этом. Их визит ко мне следует сохранить в тайне. Эван Эванс должен сообщить своему хозяину, что Шерлока Холмса нет в Лондоне. Сандерсу надо нанести несколько деловых визитов. Он и Хьюс говорили, что им потребуется ещё день на покупку игрушек внукам, но я убедил их сделать это в лавках недалеко от отеля. Вопрос о вашей поездке в Уэльс решён положительно. По всей вероятности, вы остановитесь у одного молодого поэта. Обо всех деталях вы договоритесь сегодня в десять часов вечера, когда будете у них в отеле. Приехав в Уэльс, вы должны забыть о своём знакомстве с ними, если только чрезвычайные обстоятельства не вынудят вас обратиться к ним за советом или помощью.

В комнату вошли миссис Хадсон и служанка.

— Я прошу вас, миссис Хадсон, — сказал Холмс, — сообщать всем, кто будет меня спрашивать, что я всё ещё в Шотландии.

— Да, сэр, — кивнула она.

— Пусть служанки также говорят каждому, кто их спросит, что я ещё не вернулся.

— Хорошо, сэр.

— Если опять появится незнакомец с иностранным акцентом, скажите ему, что я расследую очень сложное дело в Шотландии и, вероятно, задержусь там дольше, чем рассчитывал.

— Я ему так и скажу, — обещала миссис Хадсон. Когда женщины вышли, Холмс сказал:

— Расследование этих двух убийств дело почти безнадёжное, Портер. Во-первых, никто не позволит нам произвести эксгумацию трупа Элинор Тромблей. Во-вторых, прошёл почти месяц после убийства Глина Хьюса, и наверняка все следы преступления давно стёрты. Я также сомневаюсь, что есть свидетели убийства фермера.

— Но это первое дело, которое после долгого перерыва нам предложили расследовать, — улыбнулся я. — Вы ведь сами сказали перед отъездом в Шотландию: что угодно, только бы не сидеть сложа руки.

— Я надеялся, что подвернётся какое-нибудь дело в Лондоне или в его окрестностях, — ответил Холмс. — А приходится ехать чуть ли не на край света, где и вы и я будем выглядеть иностранцами. По приезде туда, Портер, вам в первую очередь следует переговорить с красивой и богатой наследницей.

Я очень удивился, услышав это, потому что не видел, чем она может помочь нам в расследовании дела.

— Как вы знаете, — продолжал Холмс, — Сандерс и Хьюс весьма озабочены тем, что она может выйти замуж за дьявола в человеческом образе. Это очень странно, ведь те же самые подозрения, что у них, должны были возникнуть и у неё. Есть только две возможности: она знает о них и тем не менее хочет выйти за него замуж или же она, зная о них, не собирается этого делать. И в том и в другом случае нет никакого повода для беспокойства. И вот ещё что. Если она так красива, как они говорят, то у неё должны быть и другие поклонники.

— Даже если она и не так красива, — заметил я, — она владеет теперь одной из самых богатых ферм в Уэльсе.

— Вы прямо на глазах становитесь кладезем житейской мудрости, Портер, — как-то странно посмотрев на меня, сказал Холмс. — Разумеется, она завидная партия для очень и очень многих. И совершенно неясно, почему она должна идти под венец со стариком, убившим её отца и свою жену, когда есть столько красивых молодых людей, за которых она могла бы выйти замуж по любви, как это делают другие богатые наследницы. При беседе с ней вам следует как можно обстоятельнее узнать подробности гибели её отца. Более того, вероятно, вам потребуется её помощь, чтобы осмотреть место, где произошло убийство.

— Что же касается смерти Элинор Тромблей, то вам надо найти кого-нибудь, кто был с нею в последние дни её жизни. Возможно, это родственница, служанка или подруга. Сделайте вид, будто вы недавно потеряли мать, и опишите при этом симптомы отравления мышьяком. Все это очень нелегко, Портер, потому что вы не знаете языка и не сможете свободно вести беседу, но тем большей похвалы вы будете заслуживать, если добьётесь успеха.

— Мне казалось, хорошо бы разыскать сначала человека, которого мы знаем как Эвана Эванса.

— Это потребовало бы слишком много времени. Если Эванса послал Эмерик Тромблей, то ему нетрудно было найти какого-нибудь служащего с отдалённой шахты, рудника или фермы. Не разыскивать же его по всему Уэльсу? Нет, первая ваша задача — ознакомиться с обстановкой и переговорить с красивой и богатой наследницей.

Помолчав несколько секунд, он продолжал:

— В последнее время я замечаю в вас прозаическое отношение к жизни, так что знакомство с валлийским бардом — я настаиваю, чтобы вы называли его именно бардом, — быть может, пробудит в вас более возвышенные чувства, — в глазах Холмса опять запрыгали насмешливые искорки. — Безусловно, гораздо выгоднее спасти какую-нибудь богатую наследницу здесь, в Лондоне, но, как вы справедливо заметили, другого дела у нас пока нет. Тем более что проблема не в одних только убийствах, а в чём-то более серьёзном и зловещем. Сегодня вы весь день проведёте дома, Портер. Вы должны дочитать Борроу.

— А не ознакомиться ли мне с работами Роберта Оуэна? — Я вопросительно посмотрел на Холмса. — Те, кто был на собрании, упоминали о нём.

— Конечно, Роберт Оуэн имеет какое-то отношение к этому делу. Но едва ли прямое, потому что он умер почти пятьдесят лет назад.

— Пусть и не прямое, — упёрся я, — но ведь не случайно же о нём говорили в «Чёрном льве»?

— Знаете ли вы, Портер, что на пропусках, которые люди отдавали хозяину пивной, был изображён не ноль, как вы полагали, а начальная буква фамилии человека, который родился в Ньютауне и там же похоронен, а именно Оуэна? Каким образом Роберт Оуэн связан со всем этим делом — самая большая загадка для меня.

— Кто он такой? — спросил я.

— Это был едва ли не самый замечательный человек прошлого столетия. Он намного опередил своё время. Социализм, профсоюзы, кооперативное движение — все это его идеи. На принадлежащих ему текстильных фабриках он установил более короткий рабочий день, особенно для детей и женщин, строил дома для рабочих, ввёл обязательное обучение детей и многое другое. У него была масса последователей по всему миру. Но вряд ли Эмерик Тромблей принадлежит к их числу.

Шерлок Холмс замолчал и о чём-то задумался.

— Быть может, это тайное общество, которое распространяет его взгляды? — предположил я.

— Нет, — покачал головой Холмс. — Тайная пропаганда идей Роберта Оуэна так же бессмысленна, как тайная пропаганда законов арифметики или геометрии.

Весь день и весь вечер я читал Борроу, а также анализировал известные мне обстоятельства нашего нового дела. На мой взгляд, Холмс преувеличивал, находя в нём нечто зловещее и серьёзное. Ничего подобного я не обнаружил. Когда я отправился на встречу с Сандерсом и Хьюсом, Холмс все ещё отсутствовал.

Я подошёл к отелю «Юстон» со стороны Драммонд-стрит. Потом постоял некоторое время в подъезде одного из домов, но ни Эванса, ни наших маленьких друзей не заметил.

Валлийцы приветствовали меня как родного. Брин Хьюс тотчас подал мне бокал какой-то жидкости янтарно-золотого цвета.

— Медовый напиток, — пояснил он. — Приготовлен из мёда с моих пасек. Это вам не лондонское пойло, в котором ни вкуса, ни крепости.

Я сделал несколько глотков. У напитка был действительно очень приятный вкус. Что касается крепости, то я сразу почувствовал теплоту в желудке.

— У нас пьют до дна, — сказал Хьюс.

Опорожнив бокал, я спросил:

— Как ваши дела?

— С делами покончено, — ответил Сандерс — Игрушки мы купили в тех магазинах, которые нам указал мистер Холмс. Завтра уезжаем в Уэльс. Если Дафидд Мадрин согласится — это хороший знакомый Глина Хьюса, поэт и большая умница, — то вы поселитесь у него. Для всех вы будете его дальним родственником, скажем, кузеном. У вас есть ко мне какие-то вопросы?

Мне хотелось как можно подробнее узнать о местности, в которой я буду жить. После часовой беседы, во время которой я заносил в блокнот всё, что меня заинтересовало, я нарисовал также приблизительную карту местности вокруг деревушки Пентредервидд. Как объяснил мне Сандерс, «пентре» на валлийском означает «деревня», а «дервидд» — «дубрава». Деревушка находилась в пятнадцати милях к западу от Ньютауна. На своей карте я отметил Тромблей-Холл, поместье Эмерика Тромблея, и ферму Глина Хьюса, которой теперь владела красавица Мелери. Ферма называлась Мейни-Мор, что означало «Большие Камни». Поместье и ферма лежали на противоположных берегах озера, под названием Ллин-Тью-Мор, то есть «Озера Большого дома».

Мы договорились, что в случае необходимости я буду обращаться к Сандерсу в его конторе в Ньютауне или к Хьюсу, которого смогу найти в его мастерской в Пентредервидде. Если будет очень нужно, я приду к ним домой. Я пожал руку Сандерсу.

— Глядите в оба! — сказал, прощаясь со мной, Хьюс. — Помните, дьявол не дремлет! Что мистер Холмс думает об этом деле?

— Он пока собирает факты, чтобы изобличить убийцу, — уклончиво ответил я.

Адвокат одобрительно кивнул. Брин Хьюс проворчал:

— Если вам удастся посадить Эмерика Тромблея на скамью подсудимых, то вы действительно замечательные детективы.

— К сожалению, вы очень поздно к нам обратились, — сказал я. — Наверняка следы преступления уже потеряны. Но если есть хотя бы малейшая возможность их обнаружить, Шерлок Холмс доведёт дело до конца. Я всего лишь его помощник, помогаю ему собирать информацию и факты.