Жизнь в «Бергхофе»

Во второй половине февраля 1944 года Гитлер приказал приступить в ставке «Вольфшанце» к работам по перекрытию железобетоном толщиной в 7 метров своего блиндажа, так называемого «блиндажа для гостей», в котором размещались приезжавшие в ставку для доклада Гитлеру партийные руководители и министры, блиндажей, где помещались коммутатор, телеграф и радиоузел, и других блиндажей. Ранее блиндажи ставки были покрыты бетоном толщиной в 2 метра; это теперь казалось Гитлеру уже недостаточным, так как он стал бояться налетов русской авиации. Работы по перестройке блиндажей были рассчитаны на несколько месяцев. На это время Гитлер решил переселиться со ставкой на Оберзальцберг. В Восточной Пруссии, под Летценом, остался только начальник генерального штаба сухопутных войск Цейцлер со своими сотрудниками. 23 февраля Гитлер выехал из «Вольфшанце» в своем поезде на Оберзальцберг через Мюнхен, где он остановился на короткое время. Из Мюнхена вместе с Гитлером на Оберзальцберг поехала Ева Браун со своей сестрой Гретель и подругой фрау Шнейдер. Свою подругу фрау Шенеман Ева Браун на этот раз не пригласила в «Бергхоф», так как приревновала ее к Гитлеру, потому что он, находясь в замке в 1943 году, уделял ей слишком много внимания. Туда же через несколько дней приехала мать Евы Браун. Ева Браун, используя свое все возраставшее влияние на Гитлера, получила его разрешение поселить свою мать в замке «Бергхоф». Из женщин, окружавших Еву Браун, в это время в замке находились также жены лейб-медика Мореля, хирурга Брандта, адъютанта Белова и секретарши Гитлера.

Кейтель, Йодль, Буле и Шерф, как и в 1943 году, поместились в здании канцелярии, которая находилась на Оберзальцберге между Берхтесгаденом и Бишофсхайде, в получасе езды от «Бергхофа». Вместе с ними на этот раз поместился и адмирал Фосс, который стал офицером связи Деница при ставке Гитлера вместо адмирала Кранке, назначенного командующим военно-морскими силами на Атлантическом побережье. Геринг с женой и семилетней дочерью поселился на своей вилле на Оберзальцберге. Гиммлер и Дениц — поблизости от Зальцбурга. Там же, в своем замке «Фушель», поселился Риббентроп. В Берхтесгадене, в казарме «Штруб», разместились со своим штабом комендант ставки Гитлера полковник Штреве и Варлимонт со штабом оперативного руководства. Штреве был назначен комендантом ставки осенью 1942 года вместо Томаса, который был переведен на фронт в Северную Африку, где и погиб.

Распорядок дня в замке «Бергхоф» был приблизительно таким же, как и в марте — июне 1943 года. Гитлер вставал около двенадцати. В час или в половине второго, после завтрака, он в большой гостиной замка проводил дневное военное совещание. К концу военного совещания в салоне, примыкающем к большой гостиной, собирались, в ожидании обеда, Ева Браун, ее мать и сестра Гретель, фрау Шнейдер, компаньонка Евы фрейлейн Каструп, Борман, Белов и Брандт со своими женами, Отто Дитрих, Хевель, Лоренц, секретарши и адъютанты Гитлера. Около половины четвертого Гитлер под руку с одной из дам, которая, по заведенной традиции, должна была сидеть рядом с ним за столом, вел все общество в столовую. За обедом, как и в прошлом году, велись самые пустые разговоры. Война не упоминалась ни единым словом. После обеда при хорошей погоде Гитлер вместе с другими отправлялся на прогулку к павильону «Моослендеркопф».

В плохую погоду Гитлер оставался в замке и проводил время с Евой Браун в ее комнате. Они обычно вместе просматривали старые немецкие иллюстрированные журналы 1933 — 1939 годов и любовались снимками, отражавшими годы его «величия». Гитлер ужинал в восемь вечера в обществе тех же лиц, с которыми обедал. После ужина Гитлер проводил вечернее совещание, которое заключалось в том, что его военные адъютанты Белов, Путкаммер и Борман поочередно вкратце докладывали обстановку на фронтах. После вечернего совещания в большой гостиной начинался обычный «вечерний чай» с неизменным шампанским и граммофонными пластинками. Разнообразие в этом году внесли коктейли, которые изготовлялись по рецептам Евы Браун. Этим коктейлям она и эсэсовские ординарцы давали различные шутливые названия. Когда Гитлеру однажды подали новый коктейль, он спросил, какое название ему дано. Гитлеру ответили: «Автобус». Он заинтересовался, почему именно «автобус». Когда Гитлеру объяснили, что, очевидно, потому, что он, как автобус, много вмещает в себя и действует с такой же быстротой, с какой мчится автобус, он очень смеялся и хвалил Еву Браун за изобретательность. После полуночи, по распоряжению Евы Браун, подавался второй (легкий) ужин: черепаховый суп, бутерброды, сосиски.

В половине четвертого утра Гитлер прощался и уходил спать.

В отличие от 1943 года, жизнь в «Бергхофе» нарушалась воздушными тревогами в связи с налетами англо-американской авиации, которые обычно объявлялись между 9 и 10 часами утра, когда обитатели замка еще спали. Когда самолеты приближались к границам Южной Германии, в замке «Бергхоф» давалась так называемая «предварительная» тревога. Сведения о приближении англо-американских самолетов к границе Германии поступали к адъютанту Гитлера Белову из известного под условным названием «Робинзон» головного поста связи в штабе оперативного руководства военно-воздушных сил. Белов сообщал об этом Линге, который тотчас же будил Гитлера и по телефону сообщал всем обитателям замка: «предварительная» тревога. После этого в замке начиналась суматоха. Горничные беспрерывно тащили в убежище множество больших корзин с туалетами Евы Браун и других дам замка. Все эти дамы выбегали из своих комнат, заспанные, наспех одетые, ненакрашенные, с платками на головах.

При появлении самолетов над территорией Южной Германии объявлялась посредством сирены «полная» тревога. Все спешили в бомбоубежище.

Гитлер после «предварительной» тревоги быстро одевался и, не завтракая, шел в сопровождении своих адъютантов на террасу замка. Там он через короткие промежутки времени принимал сообщения Белова о местонахождении самолетов, чтобы при непосредственной опасности успеть уйти в убежище.

Бомбоубежище Гитлера строилось полтора года и к приезду Гитлера в «Бергхоф» было почти закончено. Оно имело вид системы галерей в недрах скалистого массива Оберзальцберга. Эти галереи внутри горы соединялись между собой узкими коридорами, так что весь Оберзальцберг был изрыт, как гигантская кротовина. Вход в галерею, которая вела в подземные комнаты Гитлера, был защищен бронированной дверью. От этой двери в глубь горы, к подземному коридору, вела лестница приблизительно в 100 ступеней. Внизу у лестницы были установлены пулеметы. От этого коридора целый лабиринт проходов вел к уютно обставленным комнатам Гитлера. Еще глубже, под галереями, были устроены большие кладовые для хранения продовольствия на тот случай, если бы в ходе войны пришлось на длительное время перенести ставку в это убежище. С этим же расчетом в начале 1945 года бомбоубежище было значительно расширено за счет новых кабин-спален.

Во время воздушной тревоги вся местность вокруг Оберзальцберга окутывалась искусственным туманом. С этой целью в горах, вокруг замка, был распределен небольшими группами специальный отряд, который выпускал из баллонов густой газ молочного цвета. Многочисленные зенитные батареи, установленные в окрестностях Оберзальцберга, приводились в боевую готовность. Батальон войск СС, расквартированный в казарме, расположенной в 500 метрах от замка, выставлял усиленные посты в окрестностях и на территории замка.

Во время воздушной тревоги Гитлер, в кругу своих адъютантов, оставался на террасе и следил за тем, хорошо ли окутан Оберзальцберг маскировочным газом. Если ветер в каком-либо месте разрывал туманную завесу, Гитлер горячился и приказывал открыть новые баллоны.

Тревоги продолжались обычно от полутора до двух часов. В районе замка «Бергхоф» бомбы ни разу не сбрасывались. Английские и американские самолеты бомбили главным образом Мюнхен. При налетах на Мюнхен, от которых жестоко страдало население, Гитлер больше всего беспокоился о построенной им для Евы Браун вилле, о дворцах национал-социалистской партии на Кёнигсплац и о ресторане «Остерия-Бавария», где он обедал, приезжая в Мюнхен. Когда при одном из налетов на Мюнхен от взрывной волны слегка пострадала квартира Гитлера на Принцрегентенплац, он с гордой миной повторял:

— Теперь и я, наконец, стал жертвой бомбежки.

Ева Браун возмущалась воздушными тревогами, говоря, что они не дают ей выспаться. Она жаловалась также на скуку, на то, что дни тянутся без конца. Она заставляла Гитлера часами рассматривать с нею каталоги образцов фарфоровых и хрустальных сервизов и помогать ей выбирать лучшие из них для «Бергхофа». Эти каталоги Еве Браун, как хозяйке замка «Бергхоф», присылал Гиммлер через своих эсэсовских офицеров. Гиммлер получал эти каталоги, так как сервизы изготовлялись заключенными концлагеря Дахау на фарфоровой фабрике «Аллах» и на предприятиях в Чехословакии, находившихся в ведении хозяйственного управления штаба высшего руководства CС.

По специальному заказу Гитлера и Евы Браун заключенными концлагеря Дахау были изготовлены фарфоровые люстры и серия фигур, изображавших Фридриха II верхом на коне, его генералов и солдат всех родов оружия в живописных военных формах времен Семилетней войны.

Чтобы внести разнообразие в жизнь замка, в апреле 1944 года на Оберзальцберг, по настоянию Евы Браун, был приглашен из Берлина известный фокусник Шрейбер. На Оберзальцберг Шрейбер прибыл со своей женой, которая служила ему ассистенткой при демонстрации фокусов. Их поместили на вилле Бормана. К обеду и к ужину их приглашали в замок к Гитлеру, куда они приезжали вместе с Борманом и его женой. Почти каждый вечер в течение двух недель Шрейбер демонстрировал свои фокусы перед Гитлером и его домочадцами. Сеансы Шрейбера устраивались в большой гостиной замка, где Гитлер проводил свои военные совещания. Сеансы Шрейбера начинались после вечернего военного совещания, во время вечернего чая. К началу сеансов в гостиную собирались: Гитлер, Ева Браун, ее мать и сестра Гретель, подруга Евы Браун фрау Шнейдер, компаньонка фрейлейн Каструп, Борман, Морель, Брандт со своими женами, Хевель, Отто Дитрих, Лоренц, секретарши и адъютанты Гитлера. Гитлер усаживался в первом ряду. Справа и слева от него — Ева Браун и ее мать. В этом же ряду сидели Борман и Отто Дитрих. Остальные сидели позади. Под звуки танцевальной музыки (пластинки подбирались каждый раз Евой Браун и Борманом) Шрейбер манипулировал дрессированными голубями, исчезавшими в его карманах, и показывал фокусы, при которых у присутствующих исчезали разные вещи. В гостиной раздавался громкий хохот, когда благодаря ловкости рук фокусника исчезали золотые карманные часы Бормана и усыпанные бриллиантами платиновые часы Евы Браун, подаренные ей Гитлером. Во время фокусов Щрейбера Гитлер очень оживлялся. Он смеялся и аплодировал. В шутку говорил Шрейберу, что было бы хорошо, если бы он таким образом заставлял «исчезать» русские армии.

Весна 1944 года

К весне 1944 года потери немецких войск убитыми и ранеными на Восточном фронте невероятно возросли. Русская земля была пропитана кровью и покрыта бесчисленными могилами убитых немецких солдат. Поезда ежедневно привозили в Германию десятки тысяч раненых. Госпитали были переполнены. В немецких городах и селах стало появляться все больше и больше искалеченных, ковылявших на костылях и слепых солдат. Но огромные потери скрывались от немецкого народа. В сводках верховного командования сообщалось, что на Восточном фронте немцы планомерно отступают, а русские несут колоссальные потери. Собственные потери представлялись незначительными. Общественности ничего не было известно также о том, что в плен к русским попали сотни тысяч немецких солдат и офицеров. Чтобы восполнить понесенные в боях с русскими огромные потери в людях, в армию призывались в рамках тотальной мобилизации, объявленной после поражения под Сталинградом, сотни тысяч забронированных на производстве людей, а также 16 — 17-летние подростки. Из них были сформированы новые дивизии, которые перебрасывались на Восточный фронт. Разбитые на Восточном фронте дивизии перебрасывались из России во Францию, в Бельгию, Голландию, где заново укомплектовывались и перевооружались. Таким образом, в оккупированных Германией западных странах постоянно находилось известное количество немецких войск, которые, по существу, представляли собой жалкие остатки разбитых в России дивизий. Но все эти резервы не могли заполнить все увеличивавшиеся бреши на Восточном фронте. Поэтому немецкие войска на Восточном фронте стали пополняться силами наземного персонала авиации. Из них формировались так называемые авиаполевые дивизии, которые включались в состав сухопутных войск. Войска СС, которые сначала формировались из добровольцев, после понесенных потерь на Восточном фронте и ввиду отсутствия резервов также стали пополняться за счет авиации и военно-морского флота. Несмотря на все эти пополнения, русская армия отбрасывала немецкие войска все дальше на запад. После тяжелых поражений немецких войск на Украине осенью и зимой 1943/44 года Гитлер стал все свои надежды возлагать на весну. Он говорил, что период распутицы остановит наступление русских и что это даст передышку немцам для перегруппировки сил и организации обороны. Но Гитлер и германское верховное командование ошиблись в своих расчетах. Уже в начале марта 1944 года, несмотря на наступившую весеннюю распутицу, русские войска начали на Украине, южнее Шепетовки и у Ингула, новое мощное наступление и в течение нескольких дней широким фронтом прорвали немецкие позиции и продвинулись на большую глубину. В связи с этим в середине марта в «Бергхоф» к Гитлеру из Восточной Пруссии прибыл с внеочередным докладом Цейцлер. Он, как известно, после отъезда ставки из «Вольфшанце» остался в своем штабе под Летценом и приезжал в «Бергхоф» с докладом только раз в неделю. В остальные дни Цейцлера замещал на военных совещаниях у Гитлера полковник генштаба Брандт, служивший в оперативном отделе главного командования сухопутных войск. На совещании, специально созванном для заслушивания доклада Цейцлера, присутствовали Кейтель, Йодль, Кортен [122] , Брандт, Шмундт, Хевель и Гюнше. Гитлер пришел на совещание с некоторым опозданием. С мрачным лицом он поздоровался с присутствующими и сел за стол, на котором были разложены оперативные карты Восточного фронта. Остальные стояли по обеим сторонам стола…

В конце совещания Гитлер сделал краткий обзор политической обстановки, которую он сводил исключительно к разногласиям между англо-американцами и русскими. С некоторых пор эта тема стала его коньком, и он к концу каждого совещания возвращался к ней. Он зачитывал секретные донесения германских послов в Мадриде, Лиссабоне, Анкаре, Стокгольме, которые представлялись ему Риббентропом. Эти донесения имели пометку «Р» (Риббентроп), а на полях — различные замечания Риббентропа о росте антисоветских настроений в английских и американских правящих кругах. Кроме этих донесений Гитлер зачитывал выдержки из сводок германского информационного бюро и заграничных агентств, также касавшихся отношений между англо-американцами и русскими. Эти материалы свидетельствовали о том, что в авторитетных английских кругах стали все громче раздаваться голоса о русской опасности в связи с быстрым продвижением русской армии; там требовали скорейшего вторжения англо-американских войск с запада. Гитлер придавал этим сведениям исключительно важное значение. Выступая на совещаниях, он подчеркивал, что в этих условиях угроза вторжения на западе является меньшим злом, так как враждебное отношение англо-американского лагеря к Советской России может привести к разрыву между ними, а это окажет существенное влияние на ход и исход войны в пользу Германии.

Гитлер и промышленники

Министр вооружения и боеприпасов Шпеер, который часто совершал инспекционные поездки по военным предприятиям, находился в постоянном тесном контакте с промышленниками. После понесенных германской армией тяжелых поражений на Восточном фронте Шпеер стал часто докладывать Гитлеру о том, что промышленники все чаще проявляют недовольство военным руководством. Информация Шпеера об отрицательных настроениях среди промышленников подтверждалась донесениями Гиммлера, который через СД раскинул по всей стране широкую агентурно-осведомительную сеть, следившую за малейшими проявлениями антигитлеровских настроений. Шпеер настоятельно рекомендовал Гитлеру созвать к себе представителей крупной промышленности для того, чтобы накачать их бодростью.

Поэтому Гитлер в середине июня 1944 года созвал к себе на Оберзальцберг около 200 промышленников. Они собрались в отеле «Платерхоф», который принадлежал концерну отелей национал-социалистской партии. Гитлер выступил перед промышленниками с часовой речью. В своей речи он старался подбирать как можно более убедительные формулировки. Чувствовалось, что настроения промышленников его сильно беспокоили.

Прежде всего Гитлер призвал промышленников всегда стоять с ним плечом к плечу, так как только непоколебимая настойчивость поможет одержать победу над упорным противником.

Он подчеркнул, что его генералы, воюющие на Восточном фронте, недопонимают важного значения для германской промышленности Донецкого бассейна, Украины, марганцевых руд Никополя и т.д., так как думают слишком односторонне — только о военно-стратегической стороне вопроса.

Далее Гитлер указал, что, несмотря на потерю русских сырьевых районов, в производстве вооружения не возникнет особых трудностей. Имеются еще большие запасы сырья, которые дадут возможность не только преодолеть узкие места, но даже увеличить производство вооружения. После войны германская армия будет блестяще оснащена всеми видами вооружения. Военная промышленность будет и после войны получать огромные прибыли. Весь мир будет отдавать предпочтение качеству победоносного германского оружия. Германская промышленность станет мировым поставщиком оружия. После этой войны начнутся новые войны. Венгрия будет воевать против Румынии, Греция — против Италии. Мир или война между ними — это будет зависеть от немцев. Восстановление разрушенных городов и производство предметов потребления будут развиваться полным ходом. Промышленникам будут обеспечены высокие цены на их продукцию.

В заключение Гитлер обратился с патетическим призывом к промышленникам оказать ему полное доверие и приложить все усилия для завоевания победы. Недалек тот час, когда великий перелом наступит.

Под аплодисменты и возгласы «Хайль» Гитлер вышел из зала.

Высадка союзников

Рано утром 6 июня 1944 года Линге разбудил Гитлера, которого срочно вызывал к телефону Йодль. Йодль сообщил Гитлеру, что на рассвете началось вторжение англо-американцев во Францию. Не прошло и получаса, как Кейтель и Йодль приехали в «Бергхоф». Гитлер принял их в большой гостиной. Он выглядел в этот день гораздо лучше, чем в предыдущие дни.

— Итак, Йодль, на Атлантике началось? — быстро спросил Гитлер. — Где именно? Есть у вас точные данные?

Йодль разложил на мраморном столе карту Атлантического побережья и показал на ней пункты, где высадился англо-американский десант.

— Здесь, мой фюрер, к югу от Гавра, десантные суда высадили войска. Их атаки во многих местах уже отбиты. В тылу немецких войск сброшены парашютисты. Где находится центр тяжести десанта, определить еще трудно. Но уже теперь можно с уверенностью сказать, что оперативная внезапность противнику не удалась. Десант высажен там, где он ожидался.

Гитлер выпрямился. Его глаза блестели.

— Господа, — сказал он взволнованно, — я рад, что англо-американцы решились, наконец, высадиться во Франции, и именно там, где мы их ожидали. Теперь мы знаем, с чем имеем дело. Посмотрим, что будет дальше.

В последние недели на основании сводок и докладов Риббентропа, Гиммлера и Йодля Гитлер ожидал скорого вторжения во Францию. Но неизвестность того, когда и где произойдет вторжение, выбивала его из колеи. Он часто совещался с Йодлем по вопросу о правильной расстановке небольшого количества имевшихся во Франции подвижных резервов, т.е. танковых дивизий, и говорил, что в предстоящих боях все будет зависеть от правильного расположения танковых дивизий.

Эти дивизии перемещались несколько раз и были, наконец, сконцентрированы в Нормандии.

Во время разговора с Кейтелем и Йодлем Гитлеру доложили, что приехал Геринг. Он поспешил к нему навстречу; Геринг был уже в вестибюле. Гитлер, с сияющим лицом, схватил обеими руками правую руку Геринга и взволнованно воскликнул:

— Геринг, Вы уже слышали? Сегодня утром англо-американцы все-таки высадились во Франции, и как раз в том месте, где мы их ожидали! Мы их снова выбьем оттуда!

К ним подошли Кейтель и Йодль. Гитлер выхватил из рук Йодля карту и разложил ее на стоявшем поблизости столике. Гитлер и Геринг нагнулись над картой и стали искать пункты, где высадились англо-американские войска. Затем все четверо стали совещаться о мероприятиях против десантных войск противника.

Но уже в ближайшие дни Гитлер начал придавать событиям на фронте вторжения во Франции второстепенное значение. Все его внимание вновь целиком сосредоточилось на Восточном фронте в связи с боями, которые развернулись на участке армейской группировки «Центр».

О положении на участке армейской группировки «Центр» Хойзингер в середине июня 1944 года на военном совещании доложил Гитлеру, что данные разведки и усиливавшаяся деятельность русских партизан, которые особенно активно стали взрывать железнодорожные пути и поезда в тылу армейской группировки «Центр», указывают на то, что русские на центральном участке фронта готовят крупную операцию.

Гитлер сердито процедил сквозь зубы, что он все время приказывал превращать партизанские районы в безлюдную пустыню:

— Все они бандиты! Враги немцев и бандиты — это одно и то же! Всех их надо искоренять!

Лицо Гитлера приняло озабоченное выражение. Он долго рассматривал карту и затем сказал:

— Передайте фельдмаршалу Бушу, чтобы он был особенно бдителен. Через его армейскую группировку ведет прямая дорога в Германию! Здесь мы не должны отступать ни на шаг!

Гитлер и западные державы

Говоря об обострении отношений между западными державами и Советской Россией, Гитлер подчеркивал, что задача состоит теперь в том, чтобы выиграть время. В тот период, в сентябре 1944 года, Гитлер знал, что англо-американцы готовы к заключению сепаратного мира с Германией, но предварительно добиваются его ухода. Требование об устранении Гитлера было поставлено в то время англичанами при переговорах в Стокгольме с представителями германского министерства иностранных дел. Инициатива переговоров принадлежала англичанам. Когда Гитлеру доложили об этом, он приказал прервать переговоры с англичанами. Постоянный представитель Риббентропа при Гитлере посол Хевель в разговоре с Гюнше выразил недовольство по поводу прерванных переговоров в Стокгольме, говорил, что война на Восточном фронте достигла такой стадии, когда совершенно необходимо заключить мир с западными державами.

— Чего еще ждет фюрер? Он должен принять какое-то решение, найти выход, — говорил Хевель.

Гитлер искал выход в конфликте между западными державами и Советской Россией. В конце военных совещаний он часто говорил:

— Вот увидите, господа. Я окажусь прав.

… Гитлер, откинувшись на спинку стула, стал с презрением говорить об американцах. Он подчеркивал, что на международных гонках американские автомобили ни разу не побеждали. Американские самолеты хороши лишь своим внешним видом, моторы их никуда не годятся. Это служит, мол, доказательством того, что хваленую американскую промышленность сильно переоценивают. Там нет никаких особых достижений — только посредственность и большая реклама.

После ухода Гитлера и Шмундта к Линге зашел начальник личной охраны Гитлера Шедле. Он заговорил о том, что на Восточном фронте дела идут плохо. Шедле заметил, что фюрер уже очень давно не ездил на фронт. Надо, чтобы войска увидели фюрера.

— Чем же шеф все время занимается, черт возьми? — спросил Шедле.

Линге точно знал, чем занимается Гитлер, но промолчал.

Гитлер проводил время на военных совещаниях, болтал с фотографом Гофманом и его компанией, читал приключенческие романы, рисовал никому непонятные строительные проекты, воображая себя большим художником, уединялся по вечерам с Шаубом, который показывал ему через проекционный аппарат цветные фотографии голых парижских танцовщиц, и выводил на прогулку свою собачку — шотландского терьера Бэрли, которого достал ему Борман. В ставке этого шотландского терьера ввиду его крошечного роста в шутку называли «великогерманской имперской собакой».

На пути к краху

В связи с катастрофическим развитием событий на Восточном фронте Гитлер и Борман в конце января и начале февраля 1945 года часто совещались о дальнейшей судьбе партии. Гитлер согласился с предложением Бормана отозвать с Восточного фронта молодые кадры национал-социалистской партии — «Гитлер-Югенд», которые находились в рядах «фольксштурма» в качестве командиров, и направить их в Западную Германию. В первую очередь были отправлены на запад воспитанники школ «Орденсбург» и школ «Адольф Гитлер», которые находились в Померании и Силезии. Воспитанников этих школ готовили к руководящей партийной работе. Эти кадры должны были быть сохранены для дальнейшего существования партии. Они получили директиву Бормана уйти в подполье, держаться лояльно по отношению к англо-американцам и стараться попасть на административные посты. Сначала они должны были осесть главным образом в области Альгой и в Баварских Альпах, в районе Бад-Тольц — Ленгрис. В числе лиц, которые должны были руководить подпольными организациями гитлеровской молодежи в Западной Германии, были начальник школ «Адольф Гитлер» обергебитсфюрер Петтер и начальник военного обучения гитлеровской молодежи Шлюндер.

Одновременно с переброской в Западную Германию молодых кадров национал-социалистской партии Гитлер приказал переехать туда со своими штабами гаулейтеру Восточной Пруссии Коху, гаулейтеру Данцига Фёрстеру и гаулейтеру Познани Грейзеру.

На секретном совещании в партийной канцелярии на Виль-гельмсштрассе, на котором присутствовали Петтер, Шлюндер и ближайшие сотрудники Бормана — статс-секретарь д-р Клопфер, обербефельслейтер национал-социалистской партии Фридерикс и личный референт Бормана Мюллер, Борман в связи с переброской партийных кадров в Западную Германию сказал :

— Наше спасение — на западе. Только там можно будет сохранить нашу партию. Гарантией этому будет служить лозунг борьбы против большевизма.

В марте 1945 года, перед отъездом в Западную Германию, обергебитсфюрер Петтер Курт пришел к Гюнше в рейхсканцелярию проститься. Гюнше знал Петтера уже много лет, еще со времени своего пребывания в рядах «Гитлер-Югенд» в 1932 — 1934 годах и был дружен с ним. При прощании Петтер подчеркнул, что будущее партии обеспечит только «Гитлер-Югенд», так как старое поколение партии обюрократилось и стало ненавистно народу. Петтер уехал через Зонтхофе в Бад-Тольц, чтобы взять на себя руководство распределенными там отдельными группами переброшенных из Восточной Германии членов «Гитлер-Югенд».

Бои в Восточной Пруссии

Когда немецкие войска были оттеснены на песчаную косу и на полуостров Земланд, Гитлер приказал своему адъютанту по вопросам сухопутных войск Иоганнмейеру вылететь на фронт, в Восточную Пруссию, ознакомиться там с обстановкой и доложить ему. Гитлер хотел перепроверить те данные, которые поступали от немецких командующих армиями в Восточной Пруссии, так как, во-первых, он, как обычно, не хотел верить плохим сведениям, а, во-вторых, предполагал, что ему умышленно докладывают все в неблагоприятном свете, чтобы избежать тяжелых боев с русскими.

Иоганнмейер после своего возвращения подтвердил тяжелое положение войск в Восточной Пруссии. Он доложил, что немецкие войска скучились на узкой прибрежной полосе, перемешались с тысячами беженцев и согнанным скотом и что каждый выстрел русской артиллерии наносит им огромные потери.

На это Гитлер сказал:

— С этих позиций я не возьму ни одного солдата. Я должен удержать крепость Кенигсберг любой ценой. Пока Кенигсберг в наших руках, я могу сказать немецкому народу: «В Восточной Пруссии находимся мы, а не русские».

На сообщение Иоганнмейера о неорганизованном массовом бегстве населения из Восточной Пруссии и о том, что это влечет за собой гибель многих людей, Гитлер закричал:

— Я не могу считаться с этим!

Когда в начале апреля 1945 года Кенигсберг был окружен плотным кольцом русских войск и Гитлеру было доложено о том, что город от огня русской артиллерии горит, Гитлер все же приказал коменданту крепости Кенигсберг генералу Лашу держаться. После того как 9 апреля Кенигсберг был взят русскими войсками и генерал Лаш попал в плен, Гитлер заочно приговорил его к смертной казни.

Катастрофа на Одере

Гитлер, как обычно, после ночного совещания уселся в своем кабинете за «вечерний чай» с Евой Браун и своими секретарями фрау Кристиан и фрау Юнге. В курительной комнате старой рейхсканцелярии Бургдорф [123] , Фегелейн [124] и Гюнше пили водку и коньяк.

Около 5 часов утра в комнате раздался телефонный звонок. Из коммутатора рейхсканцелярии сообщили, что Бургдорфа срочно вызывает «Майбах». «Майбах» было условным названием штаб-квартиры ОКХ в Цоссене. Звонил генерал Кребс. Звонок начальника генерального штаба в этот предутренний час был необычен. Бургдорф, лицо которого приняло напряженное выражение, сделал знак Фегелейну и Гюнше, чтобы они замолчали. Он стал что-то записывать и отрывисто крикнул в трубку:

— Где? Кюстрин? [125] , Где еще? По всему фронту? Сейчас доложу фюреру. Когда узнаешь подробнее, пожалуйста, сразу позвони. Спасибо! (Бургдорф и Кребс были на «ты».)

Бургдорф положил трубку и, обращаясь к Фегелейну и Гюнше, быстро произнес: