Братья Дракона (№1) - Братья Дракона

Вдруг маленький принялся ругать товарища, решительно отстранил его и вынул из ведра кусок мокрой белой ткани, аккуратно отжал и положил на лоб Эрика. От этого прикосновения острая боль пронзила Эрика, он застонал, оттолкнул руку и попытался сесть. Кузнец подбежал, удержал его и сурово посмотрел в глаза.

Низенький непрестанно болтал, складывая очередную тряпицу и помещая ее на лоб Эрика. Эрик заставил себя лежать тихо, но поглядывал на обоих уголком глаза. Кузнец отошел и встал у двери, маленький взял из ведра свежий компресс.

И тут появилась старая женщина, морщинистая и растрепанная, в старом коричневом домотканом платье и выцветшем синем переднике. В одной руке она держала небольшой керамический сосуд. Она сказала что-то низенькому человеку и покосилась на кузнеца. Маленький сердито ответил, женщина показала ему язык и подошла к столу.

Она поставила сосуд рядом со свечой и вынула из кармана передника горсть мелких стружек, потом насыпала их в сосуд — все, кроме одной, которую поднесла к свече и держала так, пока та не задымилась, и только тогда бросила вслед за остальными. Из сосуда потянулся легкий белый дым, комнату наполнил острый запах.

Кузнец нахмурился и что-то сказал товарищу, который лишь терпеливо покачал головой в ответ и снова сменил компресс на лбу Эрика.

Женщина вынула из второго кармана пригоршню листьев и затянула какую-то мелодию. Обернувшись к дверям, она встряхнула листья, как игральные кости, и рассыпала их на пороге, а вторую пригоршню — по полу комнаты. Наконец она повернулась к низенькому, проворчала что-то, снова показала кузнецу язык и удалилась.

— Надо же, как воняет, — буркнул Эрик, сморщил нос и показал на сосуд.

Низенький человек обернулся и кивнул. Он что-то сказал кузнецу, и тот, по всей видимости, согласился. Гигант осторожно поднял дымящийся сосуд, очевидно очень горячий, и исчез за дверью.

Незнакомцы были добры и внимательны к нему, но мысли Эрика непрестанно возвращались к брату. Роберта где-то держали в плену, связанного. И вообще, что это за люди такие? Кто знает, может, он тут лежит спокойненько, а брата пытают.

Роберта нужно было срочно отыскать. Эта единственная мысль билась у него в голове, как большой колокол: «Найти Роберта. Найти Роберта».

Он приподнялся на локте и тихонько застонал. Между ним и дверью был лишь этот низенький человечек. Эрик еще приподнялся, и тут у него перед глазами все поплыло, накатила новая волна боли. Человечек наклонился над ним, осторожно пытаясь положить его как следует.

Эрик оттолкнул его руки и спустил ноги с кровати. Снова человечек попытался вернуть его на место, Эрик рассердился и грубо толкнул его.

— Мой брат! — невнятно сказал он и, шатаясь, поднялся на ноги, пытаясь побороть нахлынувшую тошноту. Человечек преградил ему путь и попробовал удержать, но Эрик пришел в ярость, сгреб своего стража и ударил об стену. Голова человечка треснула, как яичная скорлупа, и он повалился на пол, оставив на стене кровавый след.

Эрик доплелся до двери и с трудом заставил себя сомкнуть дрожащие пальцы на ручке, дернул ее обеими руками и, держась за стену, вышел в коридор.

Одна из боковых дверей отворилась, и кузнец встал у него на пути. Эрик не дал кузнецу возможности поднять тревогу, уложив его ударом в живот. Гигант выдохнул и согнулся пополам. Эрик ударил его правым локтем по затылку и ребром ладони по шее. Позвонки хрустнули. Пол дрогнул под тяжестью упавшего тела.

Эрик привалился спиной к стене, схватившись за голову, отчаянно пытаясь восстановить равновесие. Уже двое мертвецов. Нет, они его не остановят. Никто его не остановит. Надо найти Роберта, пока они не причинили брату вреда!

Лестница была где-то впереди. Пламя свечи плясало и дразнило его. Он ударил по ней со всей мочи, и его руку залил горячий воск, но Эрик думал только о лестнице и о Роберте.

На полпути вниз его глаза заволокла красная пелена. Он схватился за перила, пошатнулся и скорее съехал, чем сошел вниз, где едва не споткнулся о стул. Сердито буркнув, он отпихнул стул ногой, да так, что тот разлетелся в куски, ударившись о противоположную стену. Собака залаяла. Эрик облокотился о ближайший стол и огляделся в поисках выхода. Его зрение снова замутилось. Он крепко зажмурился и ущипнул себя за переносицу.

Шум и чье-то тяжелое дыхание заставили его обернуться. Это была всего лишь та старуха; она смотрела на него широко раскрытыми глазами, дрожа, вцепившись узловатыми пальцами в передник. Эрик оттолкнул стол и побежал к двери. Схватив железную ручку, он дернул ее и выскочил на улицу.

— Роберт! Роберт!

Боль захлестнула его, застлала глаза. Он едва мог видеть и думать и смутно осознавал, что не в состоянии помочь брату. Но боль гнала его вперед, он бежал.

— Роберт!

Теперь уже это был крик о помощи.

Драконы исчезли, но по темным улицам все еще бродили люди, поглядывая на него злыми глазами. Как он сразу не заметил? Они были чудовищами. К нему тянулись когтистые руки. Он оттолкнул их, закричал и… шатаясь, вышел на городскую площадь.

Двери домов и лавок распахнулись. Отовсюду к нему стекались чудовища, лупоглазые, голодные.

Эрик что-то почувствовал спиной. Низкая каменная стенка городского колодца. Он огляделся. Бежать было некуда. Круг чудовищ смыкался. Он приложил ладонь ко лбу, потом отнял и увидел, что она запачкана кровью. Роберт! Почему, ну почему так трудно собраться с мыслями?

Десятки злых безгубых лиц поплыли у него перед глазами. Руки рвали его одежду. Эрик резко обернулся, посмотрел в темный провал колодца и бросился в него.

Но это тоже не помогло ему найти брата. Она была там. Женщина с ледяными глазами. В темных глубинах она сидела на ониксовом троне и смеялась. Пряди угольно-черных волос змеились вокруг его агонизирующего тела. Стены колодца исчезли. Он висел в бездне, пойманный в паутину.

— Не сопротивляйся, сын Парадейна! — Ее голос обжигал мозг холодным огнем. — Несчастный глупец. Ты знаешь тайну, которую не должен знать.

Ее черные локоны скользили по его телу, связывая и как-то странно возбуждая. Она снова рассмеялась, воплощенное сладострастное зло. Змеи шелковистых волос притянули его ближе. Она облизнула рубиновые губы, лицо ее было белее зимнего снега.

— Ты хочешь меня, Эрик Погловски, — прошептала она. — Ты убил этих надоедливых дураков, чтобы прийти ко мне, чтобы угодить мне. Как легко тебе было отнять их жизни. Ты воин, мой воин.

— Кто ты? — закричал Эрик, пытаясь высвободиться из пут.

Она не ответила, она восседала на троне, излучая темную силу, и попросту играла им.

— Я пересоздам тебя по своему образу, и ты займешь место существа, которое помог убить. Разве это не достойная награда, сын Парадейна?

И тогда он заметил растущий у нее во лбу маленький рог, почти прикрытый вьющимися волосами. Она улыбнулась, разомкнув губы, демонстрируя крошечные острые клыки.

Эрик завопил. Ей не нужна была его кровь. Она пила его душу.

— Нет! — кричал он, но не мог сопротивляться. А она все смеялась и смеялась и, подобно пиявке, вытягивала из него тепло и жизнь. Он пытался усилием воли изгнать ее из своего сознания, однако…

Внезапно кто-то схватил его за руку и потянул за собой.

Кольца волос сомкнулись крепче, пытаясь его задушить, все же он смог повернуть голову и разглядеть, кто тянет его за руку. Сначала ему показалось, что это Роберт, но у молодого человека были прямые волосы и голубые глаза.

Незнакомец не смотрел на него, лишь тянул, пока кольца волос не ослабли. Темнота разверзлась, и раздался ужасный крик ярости.

Эрик наконец освободился. Он вцепился в руку незнакомца и повис в бездне. Женщина исчезла. Боль почти прошла, голова лишь немного ныла. Он снова попытался разглядеть своего спасителя. Ровесник Роберта, худой, жилистый, светловолосый…

Скотт?

Рука отпустила его. Эрик протяжно закричал и начал падать.

И оказался не на дне колодца, а в кровати, совершенно голый, прикрытый лишь тонкой простыней. Он медленно поднял руку и ощупал повязку у себя на голове. Свеча все еще горела на столе, но ведро исчезло.

Седая женщина сидела на стуле в глубине комнаты и спала, сложив руки на коленях, приоткрыв рот и склонив голову. На этот раз она сменила бесформенное коричневое платье на белое, такое же бесформенное. В слабом свете свечи она напоминала добрую старенькую бабушку.

Эрик обмотал простыню вокруг пояса и спустил ноги на пол. Он ожидал вновь почувствовать тошноту, но на этот раз ее не было. Прикусив губу, Эрик виновато обернулся к двери, думая, что увидит кровавый потек на стене. Кто-то смыл его. Он медленно вдохнул и выдохнул. Деревянный пол холодил босые ступни. Что-то хрустнуло под большим пальцем. Сухой лист. Весь пол был усыпан ими.

Женщина открыла глаза, вскочила, тревожно вскрикнула и показала на кровать.

Эрик уже устал драться.

— Пить хочется, — просто сказал он. Обнаружив, что его не поняли, он потрогал горло, соображая, каким мог бы быть подходящий жест.

Дверь открылась, и на пороге появилась чья-то тень. На него пристально смотрел кузнец. Живой и невредимый!

Седой гигант подошел и помог Эрику дойти до стула, потом сказал старухе что-то через плечо. Она исчезла и вскоре вернулась с дымящейся чашкой горячего отвара. Кузнец забрал чашку и под одобряющим взглядом женщины передал Эрику.

— Спасибо, — сказал Эрик.

Он сделал глоток густой горьковатой жидкости, не отрывая глаз, полных стыда и одновременно облегчения, от кузнеца.

Гигант протянул лапищу и похлопал Эрика по плечу, повернулся и вышел из комнаты. Старуха осталась еще ненадолго, глядя полубезумными глазами на Эрика, пока тот не отпил еще глоток. Потом улыбнулась беззубым ртом и последовала за кузнецом.

Оставшись в одиночестве, Эрик откинулся на спинку стула и принялся глядеть на мерцающий огонек свечи. При виде стены, о которую он разбил голову низенького человечка, его захлестнуло уныние. Он был рад, что не покалечил кузнеца, но не мог надеяться, что вторая жертва выжила. Конечно, кровь давно смыли, но звук, с которым треснул череп, забыть невозможно.

Он отпил еще глоток и начал размышлять. В голове клубились смутные образы, обрывки воспоминаний. Женщина с ледяными глазами. Он все еще чувствовал силу ее холодного взгляда.

Поплотнее укутавшись, чтобы согреться, он осторожно притронулся к ране. Опухоль на лбу еще не прошла; Эрик толком не мог сказать, что из произошедшего было реальностью, а что ночным кошмаром, бредом раненого.

Дверь тихо растворилась. Эрик посмотрел на нее с напряженным ожиданием. Очертания тени подсказали ему, кто пришел. Брат улыбался с порога.

— Роберт! — Эрик попытался встать.

— Сиди, тебе здорово досталось. — Роберт присел на корточки и накрыл ладонью руку старшего брата. — Зрение не пострадало?

— Во всяком случае, твою мерзкую рожу вижу прекрасно. — Эрик довольно улыбнулся. — Сначала перед глазами стояла какая-то муть, но потом полегчало.

Роберт сжал руку Эрика и поднялся на ноги.

— У тебя была контузия. Провалялся без сознания двое суток.

— Двое суток? — Эрик вздрогнул и схватился за голову.

— Да не дергайся ты так. Пиетка зашил тебе рану, но еще придется денек-другой поваляться в постели.

Роберт присел на край кровати, хлипкая рама заскрипела.

— А что у тебя с рукой?

Роберт поднял руку, пошевелил пальцами и пожал плечами.

— Порезался о чешую этого чертова зверя. Ничего особенного.

Эрик глубоко вздохнул и помрачнел.

— Значит, это был не сон. По крайней мере, отчасти.

Он поднес чашку с отваром к губам. Пар обжигал ноздри, и он потер кончик носа пальцем, молча разглядывая брата. Роберт был странно одет — в просторные штаны и рубашку со шнуровкой, сшитые из мягкой черной кожи, и сапоги до середины икр.

— Где мы, Бобби? — тихо спросил Эрик. В комнате было тепло, но он закутался в простыню и придерживал ее одной рукой: в другой была чашка. Его все еще била несильная дрожь.

— В Пейлноке, — ответил Роберт, пристально глядя на брата. Эрик сразу понял, что это было сказано абсолютно серьезно.

— Ты сказал: «Пейл нок»? [1] — переспросил он, нахмурившись.

Роберт кивнул и отвернулся, пытаясь скрыть беспокойство.

— Ну, это местное название. — Он показал на закрытое ставнями окно в ногах кровати. — Не возражаешь, если я открою?

Эрик покачал головой и отхлебнул еще глоток.

Роберт поднялся на ноги и распахнул окно. В комнату ворвался теплый ночной ветер.

В комнату кто-то заглянул. Низенький человечек с острыми чертами лица пристально смотрел на обоих братьев. Эрик глазам своим не верил. Живой! Значит, стену никто не отмывал, кровавого пятна и вовсе не было. «Интересно, — подумал Эрик, — а вставал ли я вообще с кровати? Ну и сон!»

Человечек что-то сказал Роберту и посмотрел на Эрика, потом широко улыбнулся и покинул комнату.

— Это Пиетка, — пояснил Роберт, снова усаживаясь на край кровати. — Хозяин заведения. И потом, во всей округе он единственный, кто хоть что-то понимает в медицине. Вот почему секурнен принесли тебя в этот город.

— Секурнен? — повторил Эрик и нахмурился. — Кто это? И ты понимаешь этого парня?

— Ну не очень, но какие-то слова уже усвоил. Секурнен — это те, кто ездит на драконах.

Эрик застонал и потер висок.

— Не скажу, что я очень рад это слышать. Давай-ка просто уйдем отсюда и отправимся домой.

Роберт снова отвел глаза. Он сдвинул брови, встал, прошел к окну и, опираясь на подоконник, выглянул на улицу. На фоне звездного неба отчетливо вырисовывались крыши ближайших домов. Роберт глубоко вздохнул.

— Я пока не могу уйти.

— Мы что, в плену?

— Конечно нет. С нами хорошо обращаются. Особенно со мной. Они что-то говорят о моих волосах и глазах. — Он помолчал, потирая подбородок. — Но есть еще одна причина…

— Писатель ищет новых впечатлений? — резко перебил Эрик. — Это безумное место, Бобби! Оно ненастоящее! У нас обоих галлюцинации!

— Настоящее, как дырка в твоей башке! Слушай, если ты боишься, я скажу им, что ты хочешь домой. Раз мы пришли сюда, должен быть и обратный путь.

— Этот серебряный медальон — наверное, в нем все дело? Он поможет нам вернуться.

— Они его отобрали. Почему-то эта вещица очень важна для секурнен. У них у всех есть такие медальоны.

— И сколько их, этих секурнен?

— Я пока что видел троих: мужчину, девушку и мальчика. Тех, которые нас нашли. Но, наверно, есть и еще.

Усталость навалилась на Эрика. Он оглянулся, желая поставить куда-нибудь пустую чашку, но единственный стол был далеко, ближе к двери. Роберт опять замкнулся в себе — впрочем, этого следовало ожидать. Иногда братец бывал просто невыносим.

— Тебе что, трудно просто сесть и растолковать мне все по порядку? — спросил Эрик, поднял руку и потер левый висок. Было больно, но он почему-то то и дело тер его.

Роберт обернулся. Пламя свечи бросало отсветы на его бледное точеное лицо, тускло поблескивало в волосах, но он упорно не желал выходить из тени. Эрик вздрогнул, ему впервые пришло в голову, что брат похож на привидение.

— Подумай, брат, — неожиданно горячо сказал Роберт, потом подошел к двери и тихо закрыл ее. Когда он заговорил снова, голос его звучал намного тише. — Как называлась моя последняя книга? «Тихий стук», «Пейл нок». А как называется это место? Пейлнок. — Он снова принялся расхаживать по комнате, пол скрипел от каждого шага. Он то сжимал руки в кулаки, то нервно разминал пальцы. — Я не знаю, как это объяснить. Все выглядит каким-то знакомым. Смотрю на луну и на это голубое светящееся кольцо в небе, и все это словно отзывается во мне. Что-то ужасное и абсолютно непонятное.

Роберт сел на кровать и обхватил голову руками, потом так же резко вскочил и ушел к окну. Эрик почувствовал, что брат хочет сказать что-то еще, и затих, ожидая, пока Роберт перестанет бороться с собой.

И Роберт заговорил снова — мрачным, испуганным шепотом.

— Скотт здесь.

Он помолчал, не в силах справиться с собой.

— Да, это невозможно, но он здесь. Я ощущаю его присутствие и не могу уйти отсюда, пока не найду его.

Эрик никогда не видел брата таким сосредоточенным. Или таким испуганным. Бобби, горячая голова, отродясь ничего не боялся, лазал себе по скалам, болтался по миру и попадал в разные передряги. Но так…

— Кто такой Скотт, Бобби? — тихо спросил Эрик, нервно вертя пустую чашку в руках. Ему вспомнился незнакомец из ночного кошмара.

Роберт закусил губу и опять сел на кровать.

— Мы вместе путешествовали по Китаю. Я хотел забраться на одну гору, на ее вершине буддистский монастырь. Скотт до этого никогда не лазал по скалам, а тут еще дожди зарядили на целую неделю. Но ты же меня знаешь, — он невесело улыбнулся, — дождь меня не остановит.

— И ты полез? И потащил его с собой?

— Именно.

Эрик нахмурился:

— Он упал, да?

— Упал я, — поправил Роберт. — Мы уже прошли больше чем полпути, когда я поскользнулся. — Он снова отошел к окну, и Эрик был готов поспорить, что брат видит перед собой не крыши Пейлнока. — Я пролетел всего футов двадцать, но основательно расшиб себе левую лодыжку и колено. Скотт не пошел за помощью, он просто сам отнес меня вниз. — Роберт глубоко вздохнул, при свете свечи его лицо было белее простыни. — И вот он здесь, и я должен выяснить почему.

Роберт явно что-то скрывал. Эрик слишком хорошо знал брата, чтобы не почувствовать это.

— Ты ведь хотел еще что-то сказать, да?

Но Роберт лишь покачал головой.

— Нет. Скотт Силвер где-то здесь, и я должен найти его. — Он подошел и легко положил ладонь на руку Эрика. — Позже поговорим. Ты устал; я вернусь, когда ты немного отдохнешь.

Он забрал чашку и поставил ее на стол. Эрик был вынужден признать, что испытал облегчение, когда наконец его голова снова коснулась мягкой подушки.

Роберт подоткнул простыню.

— Поспи немного. Я скажу Фроне, чтобы приготовила тебе поесть.

— Подожди-ка. Это та ненормальная старуха? Как ты их понимаешь?

— Это мать Пиетки. Мы научились объясняться относительно самых простых вещей.

— Ты что-то недоговариваешь, Бобби. Что же?

Роберт помрачнел и на мгновение замер на пороге.

— Отдохни. Потом поговорим.

Эрику стало не по себе. Он прислушался к звуку удаляющихся шагов брата. Ветер ворвался в окно и пронесся по комнате, задув свечу. В воздухе запахло салом. Где-то в коридоре горела еще одна свеча. Ее далекий слабый свет просачивался под дверь.

— В гостях хорошо, а дома лучше, — бормотал Эрик, вглядываясь в темноту. — В гостях хорошо, а дома лучше. Черт, что же делать?

Где-то вдалеке жалобно заухала одинокая сова. Эрик прислушался. Ему не спалось. Наконец он встал, завернулся в простыню, подошел к окну и выглянул наружу. Город был погружен во тьму, ни в одном доме не горел свет. На фоне бархатистого неба вырисовывались черные крыши и трубы. На улице не было ни души.

По всей вероятности, было очень раннее утро. Эрик высунулся подальше, запрокинул голову, чтобы разглядеть небо. Ни одной знакомой звезды и тем более созвездия. Он плотнее завернулся в простыню, силясь унять дрожь, потом подтащил к окну стул и сел. Ветер трепал его волосы. По-летнему теплый, он доносил с гор запахи душистых трав. Самих гор в темноте не было видно — похоже, они просто находились с другой стороны, но их можно было почувствовать, как гигантскую тень, нависающую над городом.

Где-то залаяла собака.

Краем глаза он различил движение. Кто-то шел по улице. Молодой человек, вероятно, ровесник Роберта. Остановился, медленно повернулся и посмотрел вверх. Их взгляды встретились, но незнакомец тут же отвернулся и зашагал прочь. Эрик продолжил наблюдать за ним, но тот внезапно исчез, словно ночь поглотила его.

Собака перестала лаять.

Эрик привстал и оперся о подоконник, потом снова сел, задумчиво глядя в небо.

— Пейлнок, — прошептал он, словно прощупывая название этого странного мира, и постучал костяшками пальцев по подлокотнику. — «Тихий стук». — Он повторил название книги брата. Совпадение?

За окном опять заухала сова.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Роберт вышел из комнаты брата, тихо прикрыв за собой дверь. Поморщившись, он посмотрел на повязку на правой руке. Рана все еще болела, но он заставил себя не думать о боли.

Он тихо прошел по коридору мимо своей комнаты и спустился по лестнице. За столом сидели трое пожилых мужчин, они пили что-то из кружек и негромко переговаривались. Тут же был и Пиетка со своей дряхлой собакой. Внезапно разговор прервался, и старики посмотрели на Роберта, словно чего-то ожидая. Ему стало неловко. Пиетка хотел было встать, но Роберт покачал головой. Трактирщик снова сел. Роберт подошел к двери, распахнул ее и вышел на улицу.

Тишина сводила с ума. Ему остро не хватало не прекращающегося даже ночью городского шума Манхэттена. Роберт спустился с низенького крыльца и зашагал по улице. В воздухе витал запах реки и горных сосен. Тончайшая пыль клубилась под сапогами. Почти весь город спал, блуждания чужака никого не тревожили. Некоторые окна были открыты, но в них не было видно ни светильников, ни каких-либо признаков движения.

Он не выбрал себе никакого определенного маршрута и в конце концов оказался на самой окраине, там, где темной массой возвышались горы. Над их вершинами холодно мерцали звезды. Роберт прошел мимо последней изгороди, за которой сбились в кучу сонные овцы, потом — мимо небольшого участка обработанной земли. За городом дорога шла немного вверх. Он поднялся на холм и уселся на большой камень, подперев подбородок руками, и стал ждать, когда на небе появится луна и это странное прекрасное сияние.

Левое плечо ныло, но и о нем он постарался забыть: ничего, рано или поздно пройдет, и так уже стало лучше. Он немного подвигал рукой, пробуя подвижность сустава, и остался вполне ею удовлетворен.

Он оглянулся на темный город. Драконов не было видно. Мальчик и женщина мирно спали где-то в домах горожан, но Роберту не спалось. Он и так был по природе полуночник и у себя дома читал и работал за компьютером ночи напролет, а отсыпался днем — просто потому, что ему так больше нравилось. Он любил ночь.

Роберт слабо улыбнулся. Очень может быть, что сдать новый роман вовремя не удастся — издатель будет просто лопаться от ярости.

Луна прокралась по небу над вершинами гор и осветила крыши домов. Далеко, на противоположном конце города, поблескивала река. Роберт подобрал колени к груди и обхватил их руками. В плече что-то дернулось, но он не обратил на боль внимания, лишь начал потихоньку раскачиваться взад-вперед, пока совсем не успокоился. Он закрыл глаза.

Неизвестно откуда пришли мысли о Скотте. Роберт вспоминал, как они познакомились во Флориде. Скотт был тогда в новенькой белой форме, его техника казалась безупречной. На Тайване они ездили на рикшах, в Сингапуре плавали на сампанах — юрких плоскодонках с парусом и кормовым веслом, в Бангкоке бесконечно бродили по базарам. Роберт улыбнулся: славное было время.

Но тут подкралось более мрачное воспоминание: Скотт на тротуаре в Нью-Йорке, в крови, насмерть перепуганный, умоляет Роберта о помощи, вцепившись в его рубашку.

Роберт вздохнул, открыл глаза и прогнал непрошеный образ. Он прижал ладонь ко рту и подул сквозь пальцы. Вот так, успокойся. Да. Успокойся.

Но откуда-то из самого отдаленного уголка сердца продолжал слышаться голос: Поло. Эй, Поло.

Голос перекрыло чье-то тихое пение. Сначала оно казалось далеким, но постепенно приближалось, пока Роберт наконец не осознал, что оно звучит вовсе не в его сознании. Он оглянулся на скалы в поисках певца.

Никого не было. Пение тоже прекратилось, лишь ветер шелестел в траве.

Роберт опять посмотрел на город, решив, что у него слуховые галлюцинации. Возможно, он сходит с ума, да и есть от чего.

Но пение послышалось вновь. Это был точно не ветер! Он резко обернулся. Совсем недалеко по склону холма перемещался мерцающий белый огонек — может быть, свеча или нечто подобное. Роберт едва успел заметить огонек, как тот погас, — и песня тотчас же умолкла.

Роберт тихо соскользнул с камня и вгляделся в темноту. Ничего. Он сосредоточил взгляд на силуэте старого дерева, рядом с которым исчез огонек, потом тихо приблизился к дереву и обошел его. Никого. Он поднял глаза. Между широкими дрожащими листьями можно было различить звезды, но на ветвях тоже никого не было. Положив ладонь на шершавую кору, он прислонился к дереву.

Мой милый, куда ты? В какие края?

Останься со мною здесь, у ручья.

Твои глаза зеленее травы.

Чего ты боишься — меня ли, молвы?

Куда ты? В какие края?

Роберт вздрогнул и осмотрелся. Вокруг никого не было, и сколько он ни вглядывался, результат был тот же. Но песня была слышна вполне отчетливо. Он оставил дерево и осторожно прокрался вверх по склону холма.

Мой милый, останься, останься со мной,

Напейся с ладони водой ледяной,

Приляг, отдохни, ты, верно, устал?

Ни слова в ответ — молчаливы уста.

Мой милый, останься со мной.

Роберт снова заметил огонек, на этот раз чуть повыше. И как его можно было потерять? Огонек медленно раскачивался туда-сюда — может, это какой-то фонарь? Не похоже. Внезапно свет замер и взмыл вверх. Роберт заметил, что из-за огонька на него смотрит молодая женщина с длинными черными волосами, в развевающемся белом платье. Потом она исчезла, остался лишь огонек.

— Подожди! Не уходи!

Свет двигался по склону к маленькой рощице. Роберту очень хотелось посмотреть на женщину поближе, и он отправился следом. Он понял ее песню — она пела по-английски! Было просто необходимо узнать: кто она такая. Огонек замер снова, словно ей хотелось посмотреть, не отстал ли он, а потом исчез меж двух больших деревьев.

Зазвучала уже знакомая ему тоскливая убаюкивающая мелодия. Роберт огляделся. Горы отбрасывали длинные глубокие тени, достигающие крыш домов. Луна приближалась к зениту, вокруг нее вырисовывался светящийся лазурный ореол, но ни луна, ни звезды, ни ореол не проливали свет на землю, туда, где бродила женщина.

Он глубоко вдохнул и вошел в рощицу. Ветер шелестел в листьях, все еще звучало тихое пение. Прямо впереди Роберт заметил огонек, который тут же исчез за деревом. Он бесшумно двинулся следом, думая про себя: «Ну вот, не только ты умеешь играть в кошки-мышки».

Она вела его в глубь рощи, где деревья росли так густо, что уже невозможно было разглядеть горы или городок внизу. Мох слегка пружинил под ногами. Свет поминутно исчезал и появлялся уже на новом месте. Каждый раз Роберту казалось, что и песня умолкла навсегда, и каждый раз он ошибался.

Мой милый, увы, не вернется ко мне.

Лишь вздохи мои в ночной тишине

Слышны у лесного ручья. Мой милый, в какие края…

Роберт прислушался и озадаченно нахмурил брови. Песня была настоящей — ее порождали губы и горло молодой женщины из плоти и крови, а вот слова, казалось, рождались у него в сознании.

— Очень красиво, — сказал он как ни в чем не бывало, и голос его в тишине прозвучал до странности отчетливо. — Что это? Для кого ты поешь?

Он задержался за деревом, потом выглянул с другой стороны. Ее там не было, и огонька тоже.

— Для любимого. — Голос прозвучал в его сознании.

Она ждала его неподалеку, с глазами, полными веселья, и ее матово-бледное лицо сердечком было чуть искажено беззвучным смехом. Ветер дул, и тонкая белая ткань трепетала у нее на груди и у босых ног. Она улыбнулась, глядя на него, и подняла руки, словно приглашая подойти.

У нее не было ни фонаря, ни свечи.

— Кто ты? — настойчиво спросил Роберт. Он слегка насторожился, но все же приблизился к ней еще на шаг. Мир закачался перед глазами, он вскрикнул и почувствовал, что падает в какую-то яму.

Две сильные руки ухватили его за запястье. Роберт принялся отбиваться изо всех сил, но наконец совладал со страхом. Во рту у него была какая-то грязь. Отплевываясь, он принялся шарить свободной рукой в поисках точки опоры, пока не нащупал заросший травой край заброшенного колодца, в который чуть не провалился.

Он поднял голову, надеясь разглядеть того, кто его удержал от падения, но грязь посыпалась с края ямы, залепляя глаза. Он ругался, а кто-то тащил его вверх. Наконец Роберт смог вылезти и протер глаза.

Послышался знакомый голос, и чья-то рука мягко легла ему на плечо. Его спасла темноволосая девушка — секурнен. Она оттащила его еще на шаг от колодца.

Роберт сердито посмотрел на сирену, которая своим пением едва не погубила его.

— Почему…

Она лишь глядела на него печальными пустыми глазами, и слезы текли по ее бледным щекам. Женщина медленно опустила голову и закрыла лицо руками. Тишину нарушало лишь тихое всхлипывание.

Секурнен отпустила Роберта и сунула руку в маленький мешочек, висящий на поясе. Не отрывая взгляда от молодой женщины, стоящей на другом краю ямы, она достала пригоршню мелких сухих листьев, раскрошила их в ладони и рассеяла по ветру.

Подул ветер. Сирена растворялась в воздухе, словно дым, и у Роберта невольно перехватило дыхание. Плач постепенно затихал, фигура таяла на глазах, пока от нее не осталось одно лишь воспоминание.

У Роберта волосы встали дыбом.

— Что это?

Он забыл, что секурнен не понимает его языка. Не спрашивая разрешения, он вытащил у нее из мешочка еще немного листьев. Точно такие же он видел на полу комнаты брата, но не обратил на них особого внимания, решив, что старая Фрона, очевидно, не слишком старательно прибирается. Теперь-то он знал лучше.

Отбросив листья, он осторожно обошел колодец и встал там, где недавно исчезла сирена. В густой траве был едва заметен большой плоский камень — судя по всему, часть стены дома, который стоял здесь в незапамятные времена. Остался лишь изрядно попорченный фундамент, заросший травой и кустарником.