– Ну что же… – начал Хэллоран, но дочь его перебила, не дав договорить фразы.
– Вы могли бы помолиться за души всех бедных людей, которых погубили, – предложила Рэйчел нежным голоском.
– Тогда служба затянулась бы до бесконечности, – ответил Тайри непринужденно. – Я много народу положил.
Побледнев, с глазами, полными осуждения, Рэйчел пристально посмотрела в его лицо. Ну что он за чудовище, если говорит об убитых им людях с такой легкостью?
Неужели не чувствует ни малейших угрызений совести, вины, раскаяния, когда лишает человека жизни?
Испуг Рэйчел разозлил Тайри. Кто она такая, чтобы судить его? Знала ли она когда-нибудь, каково жить без любви? Что ей известно о нем и его прошлом? Что она знает о невыносимой сердечной боли?..
– Много народу, – повторил Тайри, будто внутри него сидел бес, заставлявший его вести себя вопреки всем правилам и приличиям. – В том числе вдов и сирот, – добавил он кисло. Разумеется, это было шуткой, но Рэйчел приняла его слова всерьез, и это еще больше раззадорило его.
– В таком случае, может быть, вы помолитесь о спасении собственной души. Разок-другой не помешает, – спокойно сказала Рэйчел. В ее голосе он почувствовал жалость. – Хотя не думаю, что это принесет много пользы.
Джон Хэллоран откашлялся, видя, что беседа их принимает опасный оборот.
– Довольно, Рэйчел, – мягко сказал он.
– Прошу прощения, па, мистер Тайри. Приподняв юбки, она поспешила вниз по ступенькам, чтобы сесть в экипаж.
Она уже собиралась взобраться в него, когда две сильные руки сжали ее талию.
– Разрешите мне, мэм, – сказал Тайри с преувеличенной учтивостью, и прежде чем Рэйчел собралась воспротивиться, он поднял ее и усадил на высокое переднее сиденье, будто она весила не более перышка.
– Благодарю вас, – молвила Рэйчел, не разжимая губ.
– Вы точно не хотите к нам присоединиться? – спросил Хэллоран. – У нас тут полно места.
Тайри уже собирался ответить отказом, когда его взгляд упал на Рэйчел. Она сидела прямо, будто аршин проглотила, щеки ее были залиты румянцем, а руки чинно сложены на коленях. Она избегала его взгляда.
Тайри плутовато ухмыльнулся, зная, что его общество было бы последним, о чем она мечтала в это солнечное ясное утро.
– Пожалуй, я все-таки поеду с вами, – решительно заявил Тайри и, взобравшись в экипаж, занял место рядом с Рэйчел.
Утро как нельзя лучше подходило для прогулки, но Рэйчел не чувствовала ее прелести. Она не видела цветов вдоль дороги, с таким же успехом они могли быть сорной травой, и небо над головой казалось не синим, как сапфир чистой воды, а черным от туч. Зажатая между отцом и Тайри, она пристально глядела прямо перед собой и злилась на них обоих. Ну и народ эти мужчины! И что это взбрело на ум ее отцу! Зачем понадобилось приглашать такого человека, как Логан Тайри, в церковь? И какая муха укусила Тайри, что он согласился?
Миля за милей мелькала мимо дорога, и Рэйчел все отчетливее ощущала, как крепко бедро Тайри прижато к ее собственному, рука же его касалась ее руки всякий раз, когда кабриолет попадал в очередную рытвину. Почти столь же волнующим, как его прикосновения, был его взгляд – желтые глаза оглядывали ее, будто ласкали, и она все больше смущалась и краснела. Неизменная кобура также прижималась к ее бедру, и Рэйчел ощущала ее твердость и тяжесть. Это было постоянным напоминанием о том, кем был этот человек и чем он промышлял. Как она его ненавидела! Он был самым надменным, самым несносным из всех, кого она знала.
– Как хорошо, когда все возвращается на круги своя и жизнь приходит в норму, – размышлял вслух ее отец, пока они выезжали на большую дорогу, ведущую к городу. – Кохилл считает, что у нас достаточно скота, чтобы к весне обзавестись приличным стадом.
– Он славный человек, – заметил Тайри. – И ловко управляется с лассо.
Джон Хэллоран нервно забарабанил пальцами, зная, что Рэйчел не понравится то, что он сейчас скажет:
– Тайри, я, гм, хотел предложить вам остаться у нас. Совсем.
– Па! – воскликнула Рэйчел в ужасе. – Ты это не всерьез?
– Не волнуйтесь, мэм, – ответил Тайри вежливо, его голос стал насмешливым. – У меня нет желания осесть на земле и заделаться фермером. Но я благодарен за ваше предложение, Хэллоран.
Остальную часть пути они проделали в молчании. Рэйчел уголком глаза косилась на отца. О чем он думал, когда попросил Тайри остаться на их ранчо? Боже милостивый, что бы она делала, если бы Тайри принял его предложение? Для нее было бы невыносимо видеть его изо дня в день. Его присутствие постоянно напоминало о том, что она так хотела бы забыть, и только надежда на его скорый отъезд давала ей силы переносить его общество. Каждый раз, глядя на него, она понимала, что и он вспоминает о происшедшем в каньоне Сансет. Это читалось в каждом его взгляде и постоянно мучило ее и медленно сводило с ума.
Методистская церковь в Йеллоу-Крик была маленьким квадратным строением с плоской крышей, увенчанным большим деревянным крестом. Вокруг церкви росли кактусы, мексиканская сосна, испанская юкка с саблевидными листьями. Яркие цветы красиво контрастировали с белеными стенами, выделяясь на их фоне, как разноцветные мазки на холсте. Кабриолеты, фургоны, лошади, привязанные к длинной коновязи, стояли у парадного входа.
Сняв шляпу, Тайри шел за Рэйчел и Джоном Хэллораном по узкому проходу к их скамье возле алтаря. Тайри мрачно размышлял о том, что ему не следовало сюда приходить. Он согласился их сопровождать, только чтобы позлить Рэйчел, а вовсе не потому, что сгорал от желания услышать, как читает евангелие какой-нибудь местный проповедник с кислым, как сыворотка, лицом. Что путного он мог сказать, если понятия не имел, что это значит – погрязнуть во грехе, как приятно осушить добрую бутылку виски или провести время в обществе продажной красотки.
Несколько туго затянутых в корсеты матрон в платьях мрачных тонов повернули головы и уставились на Тайри, заставив его почувствовать себя бутылкой дешевого виски на собрании общества трезвости. Одна тучная седовласая дама довольно громко зашептала, что дом Божий – не место для ношения оружия и для тех, кто его носит.
И Тайри было трудно с этим не согласиться.
Но прихожане притихли, когда преподобный прошествовал к амвону, чтобы прочесть молитву. Она была длинной и бесконечно пересыпалась словами благодарности за милость Божию. Тайри украдкой оглядывал людей, сидевших поблизости, и удивлялся застывшему на их лицах выражению восторга. Вырастившие его монахини так же в свое время поражали его подобными молчаливыми изъявлениями любви и преданности Господу во время богослужений в монастыре.
Тайри, скривившись, перевел взгляд на дощатый пол – и то интересней! Сам он никогда не питал любви к напыщенным обрядам католической церкви и не черпал в них утешения, как и в их холодных безликих молитвах. В нем жило только любопытство – когда же Бог устанет от перепевов одного и того же, повторяющихся день за днем, год за годом.
Ему была больше по вкусу религия апачей. Юзен был богом-отцом, высшим божеством. Его сына звали Дитя Вод. Апачи считали себя единым целым с природой и верили, что каждая скала, каждый зверь, каждая травинка обладают собственной душой. Никого и ничто нельзя было просто бессмысленно и бездумно убить или уничтожить, не то душа погибшего вознегодует. И только белый человек убивал по прихоти. Даже своего Бога.
Размышлениям Тайри положили конец первые аккорды незнакомого гимна, и он с удовольствием начал прислушиваться к голосу Рэйчел, присоединившемуся к хору остальных прихожан. Звуки ее голоса были ясными и сладостными – она тоже восхваляла своего Бога.
Потом последовало несколько объявлений о чьих-то рождениях, смертях, свадьбах, а затем священник приступил к проповеди.
Священник выглядел достаточно приятно: вьющиеся темно-каштановые волосы были коротко пострижены, карие глаза выразительны, а руки казались нежными, как щеки младенца. Но собственно, в этом человеке не было ничего примечательного. Так казалось до тех пор, пока он не заговорил. Голос его, глубокий и богатый оттенками, был слышен даже на задних скамьях. И тогда Логан Тайри понял, что ему было бы лучше оставаться на ранчо.
– Сегодня утром я хочу поговорить о шестой заповеди, – сказал тот своим чертовски звучным голосом. – О той, которая взывает: «не убий!»
И в первый раз после того, как они уехали из дома, Рэйчел посмотрела прямо в глаза Тайри. Казалось, ее прекрасные синие глаза спрашивали: «Вы слушаете? Это как раз для вас».
Хмурясь, Тайри постарался стать как можно незаметнее, размышляя и дивясь, как это Рэйчел ухитрилась внушить священнику мысль о теме проповеди.
– Кто живет с мечом, от меча и погибнет, – продолжал преподобный, все больше вдохновляясь. – Человека Господь поселил на земле не для того, чтобы тот сражался со своими братьями, но для того, чтобы он любил их и помогал им в минуты испытаний и утешал в минуты скорби…
С лицом, потемневшим от досады, Тайри все-таки ухитрился высидеть в течение сорока пяти минут этого благочестивого лепета, пока преподобный не сказал «Аминь» и не сел на место.
Последовал еще один гимн, потом еще одна молитва, и служба закончилась. На улице Тайри наконец вздохнул полной грудью. Никогда больше он не войдет в церковь по доброй воле. Даже чтобы позлить Рэйчел. Лучше жариться в аду, чем выслушать еще одну велеречивую и многословную проповедь о зле и пагубных последствиях греха.
После посещения церкви прихожане, по традиции, общались. На длинном столе стояли печенье и пунш. Тайри, скрестив руки на груди, стоял возле кабриолета Хэллорана и ждал, пока Джон и Рэйчел беседовали с друзьями. Несколько молодых людей также устремились к Рэйчел поболтать.
Тайри, хмурясь, смотрел на двоих мальчиков в темных костюмчиках, направившихся в его сторону. Их глаза округлились, когда они заметили кобуру с револьвером у него на бедре.
– Я же сказал тебе, что это «кольт», – пояснил один другому.
– Джеф Барнс! Немедленно иди сюда! – позвал женский голос. – Тебя это тоже касается, Джимми Норрис!
Мальчишки не двинулись с места и продолжали пялиться на Тайри и его оружие.
– Джеф! Джим! – На этот раз голос звучал пронзительно и в нем слышался гнев.
Тайри усмехнулся.
– Бегите-ка, ребята, своей дорогой, – сказал он. – Похоже, она и вправду рассердилась.
Джеф пожал плечами:
– Да она всегда сердится.
– Верно, – ответил Тайри, думая о Рэйчел. – Некоторые женщины всегда находятся в таком состоянии.
– Джеф! Джим! – окликнул на этот раз мужской голос, и оба мальчика мигом повернулись и побежали к церкви.
Через некоторое время Хэллораны отделились от толпы и направились к кабриолету. Рэйчел позаботилась усадить отца посередине, между собой и Тайри. И это не прошло незамеченным.
– Прекрасная проповедь, – заметил Хэллоран по пути домой. – У проповедника умная голова, а ведь он так молод.
– Да, верно, – согласилась Рэйчел. – Скажите, мистер Тайри, а вы согласны с тем, что говорил преподобный Дженкинс?
Тайри с понимающим видом поднял бровь и посмотрел на Рэйчел:
– Я полагаю, вы имеете в виду ту часть, где говорилось о мече?
– Вот-вот, – нежным голоском подтвердила Рэйчел. – А как это вы поняли, что я имею в виду?
– Да просто сказал наобум, – отозвался Тайри сухо.
– Так вы с ним согласны? – настаивала она. Тайри пожал плечами.
– Думаю, то, что он говорит, верно. Но ведь рано или поздно умрет каждый, а пуля – столь же хороший способ покончить с жизнью, как любой другой. И даже лучше. – Он повернул голову к Рэйчел с ленивой усмешкой на губах. – И уж, несомненно, это лучше, чем повешение.
– Вы так буднично, между прочим говорите о смерти, – заметила Рэйчел. – И вас эта мысль не волнует? Ведь при вашей профессии смерть возможна в любую минуту?
– Наверное, я слишком часто видел смерть совсем близко, чтобы продолжать бояться ее, – пробормотал Тайри, и теперь уже его тон не был ни насмешливым, ни небрежным.
– А чего вы боитесь? – спросила Рэйчел.
Она с нетерпением ждала его ответа, ей казалось, что, услышав его, она сможет разгадать загадку, именуемую Логаном Тайри. Но он промолчал, уставясь куда-то в пространство. В глазах его появилась настороженность, а губы плотно сжались.
– Ну? – настаивала Рэйчел.
– Думаю, на этот вопрос могу ответить я, дочка, – спокойно вступил в разговор Хэллоран. Он посмотрел на Тайри. – Есть люди, не боящиеся ни жизни, ни смерти. Они боятся другого. Например, состариться и стать беспомощными. Верно, Тайри?
– Да, – отозвался Тайри не спеша. – Что-то в этом роде.
Рэйчел смотрела на отца, удивленная тем, что он столь глубоко проник в характер их молчаливого жильца.
– У вас очень странный взгляд на жизнь, мистер Тайри, – сказала Рэйчел, как бы думая вслух. – Право же, очень странный.
– Мы говорили не о жизни, – напомнил ей Тайри с печальной улыбкой. – Разговор у нас шел о смерти. Когда придет мое время, я хочу выйти ей навстречу. Не хочу дожить до такой поры, чтобы стать слишком старым или слишком немощным для того, чтобы выдержать бой.
– Аминь, – с чувством пробормотал Джон Хэллоран. – Но скажите-ка мне, Тайри, до тех пор, пока не появится старуха с косой, чего вы хотите от жизни?
– Не много, – ответил Тайри со смешком. – Добрую лошадь. Доброе ружье. И скверную испорченную женщину.
– И снова аминь, – фыркнул Хэллоран, давясь смехом и хлопая себя по бедру. – Аминь и аминь.
Рэйчел смотрела на отца, искренне удивленная.
– Па!
– Не сердись, дочка, – сказал Хэллоран, подмигивая Тайри. – Я ведь только пошутил.
«Пошутил! Как же!» – подумала Рэйчел кисло. В последнее время поведение ее отца резко изменилось, и эти изменения она напрямую связывала с появлением на их ранчо Логана Тайри!
Глава 4
В последующие несколько дней Рэйчел всеми силами избегала встречи с Тайри, а когда они все-таки сталкивались, держалась холодно и отчужденно. Хэллоран большую часть времени проводил за бухгалтерскими книгами, сидел, не поднимая головы, и лоб его бороздили морщины, свидетельствовавшие о не слишком веселых мыслях. Тайри расхаживал по веранде, безучастный ко всему, что не затрагивало его лично.
В субботу утром племянница Кохилла Эми нанесла на ранчо традиционный визит. Она была милым ребенком, полным энергии и живости, и Кохилл нежно любил ее, но после трех часов ее непрерывных вопросов «Что?» и «Почему?» он отослал ее в конюшню поискать Кандидо. Недавно одна из кобыл ожеребилась, и Кохилл надеялся, что поток вопросов Эми обрушится на голову главного объездчика, и его собственные уши получат на время столь необходимую им передышку.
Но Кандидо Эми не нашла и отправилась в конюшню одна, воодушевленная мыслью о том, что ей удастся поиграть с новорожденным жеребенком.
Чтобы заглянуть в стойло, ей пришлось встать на ведро, из которого поили лошадей, и глаза ее округлились, когда она углядела длинноного жеребенка, примостившегося возле матери и сосавшего ее.
Руки у Эми просто зачесались от желания прикоснуться к маленькой лошадке, но лошади не обращали на девочку ни малейшего внимания. Кобыла, довольная, пощипывала сено, опустив морду в кормушку, а малый продолжал жадно сосать материнское молоко.
Разочарованная Эми со вздохом спрыгнула с ведра и оттолкнула его в сторону. Дальнейшие действия заняли у нее целых пять минут и потребовали немалых усилий, но наконец девочке удалось откинуть щеколду и открыть дверь стойла. Потом, ничего не опасаясь, она вошла внутрь, улыбаясь при мысли, что сейчас наконец погладит тонкую жеребячью шею.
Тайри по обыкновению дремал на веранде, когда услышал странный звук. Рассвирепевшая кобыла так бурно реагировала на появление девочки в стойле, что полуденная тишина разлетелась вдребезги, как разбитое стекло. Но вслед за ржанием разъяренной лошади послышался крик испуганного ребенка. Именно это побудило Тайри к мгновенному действию, и он устремился по ступенькам крыльца вниз, потом через двор к конюшне, надеясь, что успеет спасти ребенка от беды, какой бы эта беда ни была.
Он застал Эми вжавшейся в угол стойла. Ее голубые глаза округлились от страха, а рот, похожий на розовый бутончик, раскрылся в безмолвном крике о помощи.
Кобыла, злая как черт, загораживала дверь стойла и не давала Эми выйти. Это был ее первый жеребенок, и мать, ревнивая и готовая защищать своего отпрыска, как и всякая другая молодая мамаша, наступала на Эми и пыталась ухватить девочку своими большими желтыми зубами. Она промахнулась всего на несколько дюймов, пытаясь вцепиться в плечо Эми.
– Полегче, мамаша, – пробормотал Тайри. – Полегче, милая.
Кобыла круто обернулась, готовясь к встрече с новой опасностью – бока ее ходили ходуном, зубы были оскалены. Жеребенок жался к матери, напуганный переполохом в стойле.
– Полегче, мамаша, – повторил Тайри. – А ну-ка, полегче. Никто не тронет твоего славного жеребенка. Успокойся, дорогая. Ну-ну!
Кобыла смотрела на него, подергивая ушами и раздувая ноздри.
Тихонько разговаривая с ней, Тайри потянулся и положил свою загорелую руку на лошадиную спину. Затем неторопливо накинул ей на шею веревочную петлю.
– Пойдем, пойдем, мамаша, – уговаривал он, не повышая голоса. – Выходи во двор.
Казалось, кобыла думает: поддаться ли на его уговоры? Затем, тихонько фыркнув, она обернулась и кинула последний взгляд на нарушительницу семейной идиллии, а потом, уже успокаиваясь, потянулась к Тайри, продолжавшему нашептывать ей нежные слова на языке апачей.
– Мистер Тайри…
– Тихо, детка, – предупредил он Эми. Потом снова заговорил с кобылой: – Пошли, пошли. Все в порядке. Все хорошо.
Мотнув головой, кобыла последовала за Тайри, успокаивая тихим ржанием жеребенка.
Кандидо, Кохилл и Рэйчел ждали их возле конюшни. Кохилл смотрел на Тайри, лицо его было бледным, глаза испуганными.
– С ребенком все в порядке, – успокоил его Тайри. – Она просто напугана.
– Слава Богу! – пылко отозвался Кохилл и устремился в конюшню. Минутой позже он появился снова, неся Эми на руках.
– Тайри! – пробормотал Джо Кохилл прочувствованно. – Как я тебя отблагодарю?
– В этом нет нужды, – отозвался Тайри, улыбаясь Эми. – Я просто возвратил долг. Верно, детка?
– Верно, – ответила Эми дрожащим голосом и разразилась слезами.
– Тайри, если есть что-нибудь, что я мог бы сделать для тебя… – продолжал Кохилл, – все, что угодно…
– Конечно, – ответил Тайри, передавая веревку, на которой вел кобылу, Кандидо. – В случае чего я дам знать. – И, еще раз улыбнувшись заплаканной Эми, Тайри направился к дому.
Рэйчел, следовавшая за ним по пятам, тоже улыбалась во весь рот. В этой истории он, несомненно, повел себя как порядочный человек, опасность, в которую попала девочка, не оставила его равнодушным. По какой-то причине, не ясной ей самой, Рэйчел это безмерно обрадовало.
– Чего вы, черт возьми, все время улыбаетесь? – спросил Тайри кисло. – У меня лицо посинело, что ли?
– Впредь вам придется быть осторожным, – поддразнила его Рэйчел, – а не то вы испортите свою репутацию крутого парня.
– Что?
– Если вы будете продолжать спасать детей, люди могут заподозрить, что под вашей каменной оболочкой скрывается сердце.
– Учту это, – сухо ответил Тайри. Рэйчел громко рассмеялась.
– Вас просто убивает мысль о том, что люди застали вас за добрым делом, да? – продолжала торжествовать Рэйчел. – Ну уж я-то буду вам об этом напоминать не реже раза в день.
– Тогда я вышибу вам зубы и заткну их в ваше очаровательное горлышко, – ответствовал Тайри, и угроза его была шуткой только наполовину.
– Я больше вас не боюсь, Логан Тайри, – отважно заявила Рэйчел.
Ей очень к лицу это оживление, заметил Тайри. Щеки раскраснелись, и этот оттенок розового цвета очень шел ей, синие, как небо, глаза искрились весельем, чтобы поспеть за ним, ей приходилось чуть ли не бежать вприпрыжку. Да, она и впрямь забавлялась, дразня и подкалывая его. В этом можно было не сомневаться.
– Так вы меня больше не боитесь, – вяло процедил Тайри.
– Верно, – ответила Рэйчел задорно. – Я-то привыкла считать вас сделанным из холодной стали и льда, а сейчас знаю, что внутри вы нежный, как расплавленное масло.
Они уже зашли на веранду. Рэйчел стояла, облокотившись на один из вертикальных столбов и откинув голову назад. В его глазах загорелось нечто похожее на любопытство, и Тайри сделал шаг к ней.
– Подойдите-ка поближе, – сказал он, – и я покажу вам, каким нежным могу быть.
Внезапно Рэйчел расхотелось улыбаться. От хрипловатого голоса Тайри, в котором она услышала желание, по спине Рэйчел побежали мурашки. Она взглянула в его голодные кошачьи глаза, и сердце ее забилось глухо, как индейский военный барабан.
– В этом нет надобности, – сказала она быстро. – Я вам и так верю.
Тайри сделал еще один шаг и оперся руками о столб по обе стороны от головы Рэйчел, так что она оказалась в ловушке. Взгляд желтых глаз медленно скользнул по нежному изгибу ее губ, потом опустился ниже, на грудь, а затем снова поднялся – к ее лицу. Теперь она казалась напуганной и уязвимой.
– А я думал, вы меня больше не боитесь, – насмешливо сказал он.
Рэйчел с трудом сглотнула: мужество покидало ее, когда он стоял так близко, ноздри щекотал запах сигарного дыма, и все это живо напомнило ей каньон Сансет.
Не в силах глядеть в его янтарные, огненные глаза, Рэйчел перевела взгляд на его руку. Рукава рубашки были закатаны, и вид этой сильной смуглой руки явно не вызвал в ней ни страха, ни отвращения. Черная рубашка прекрасно сочеталась с его смуглой кожей и черными, как эбеновое дерево, волосами. А в пристально вглядывавшихся в ее лицо глазах горел глубоко запрятанный янтарный огонь.
– Я не боюсь, – запинаясь начала Рэйчел. – Просто я кое-что поставила жариться в духовку, и, думаю, еда подгорает.
– Правда? Я не чувствую никакого запаха. Было очевидно, что Тайри потешается над ней: углы его рта поднялись в насмешливой улыбке, которую она так ненавидела, а в глазах заплясали искры.
– А я чувствую! – закричала Рэйчел. Поднырнув под его руку, Рэйчел кинулась к двери в дом и остановилась, только когда оказалась внутри и в полной безопасности.
Рэйчел немного постояла, потом обернулась и посмотрела через плечо. Никого не увидев за своей спиной, она вздохнула с облегчением.
Слава Богу, он не стал преследовать ее! Черт бы побрал этого человека! Почему бы ему не уехать и не оставить ее в покое? Ей была ненавистна его манера смотреть на нее, когда они оставались одни. В его янтарных глазах тогда появлялся голодный блеск, а углы губ кривились в усмешке. Она слишком хорошо знала, о чем он думает, когда вот так глядит на нее. Конечно же, он вспоминает каньон Сансет!
Этот день навсегда остался в памяти Рэйчел. И воспоминания эти то жгли ее, то обдавали холодом – когда она мысленно вновь переживала тот панический ужас, который охватил ее во время преследования индейцев. Но бегство ее оказалось напрасным, а сопротивление ни к чему не привело. Она помнила, какой испытала ужас и унижение, когда они бросили ее на землю, задрали ей юбки, и их глубоко посаженные черные глаза смотрели на нее с насмешкой и вожделением… О, какое она тогда испытала облегчение, увидев Тайри. Слава Богу, подумала она, идет помощь!
И, как всегда, ее объял стыд при воспоминании о том, что она совершила. Она не могла винить Тайри за то, что произошло между ними. Ведь он готов был отпустить ее, когда индейцы удалились. Но нет, она сама обвила его шею руками, притянула и, собственно говоря, сама предложила ему себя.
О, если бы только он уехал! Может быть, тогда ей удастся забыть все, что случилось. Но, по правде говоря, забывать все ей вовсе не хотелось. Она с трепетом вспоминала его прикосновения. И то, что она почувствовала, когда Тайри обнял ее. Она с волнением, отнюдь не неприятным, вспоминала, как впервые ощутила тяжесть его тела и как его губы нашли ее рот, его голос звучал в ее ушах, и он шептал ей на ухо нежные слова о том, что она прекрасна и желанна.
Она была рада, когда вошла Эми и попросила молока и печенья.
Глава 5
Рано утром в понедельник Тайри оседлал свою лошадь и верхом отправился в город. Он слишком засиделся на ранчо Хэллоранов, размышлял Тайри, и пришла пора выпить и немного встряхнуться в местном салуне.
Попав на главную улицу, он остановился у первого же заведения. Тайри ухмыльнулся, увидев вывеску. На ней было написано «У Баушер». Безносая Беверли Баушер была личностью, известной по обоим берегам Миссури. Эта дама слыла украшением борделя и модного в Денвере салуна до тех пор, пока не влюбилась в апачского следопыта-полукровку. Индеец не мог смириться с тем, что женщина продавала свое тело за деньги, и отрезал ей кончик носа. Беверли бежала из Денвера и поселилась в тихом городке Йеллоу-Крик. Теперь она состарилась и почти не покидала своих комнат наверху, над салуном. Но история ее все еще передавалась из уст в уста.
Спешившись, Тайри привязал гнедую к коновязи, ослабил подпругу и на прощание, прежде чем войти в салун, потрепал лошадь по холке. Заказав в баре бутылку ржаного виски, он отнес ее к уединенному столику в конце зала. Сидя, как обычно, спиной к стене, он медленно и методично осушал бутылку, пока не показалось дно, и напряжение оставляло его по мере того, как янтарная жидкость согревала желудок.
Ближе к полудню салун наполнился посетителями. Заходили лавочники, чтобы быстро опрокинуть стаканчик после обеда. Забредали безработные ковбои в надежде разузнать, не требуются ли работники на одном из местных ранчо.
Тайри разглядывал каждого входящего, окидывая внимательным взглядом с головы до ног. К вечеру в салун ввалились двое крутых ребят, и Тайри почувствовал, как мускулы его напряглись: он узнал наемных головорезов Уэлша. Парни также заметили Тайри. Несколько минут они хмуро разглядывали его, затем о чем-то посовещались и вышли из салуна.
Было уже поздно, когда Тайри вернулся на ранчо Хэллоранов. Свет горел только в одном окне, и Тайри предположил, что Джон заснул над своими бухгалтерскими книгами. Но вместо старика он обнаружил Рэйчел, свернувшуюся калачиком в кресле и занятую чтением Шекспира.
И разрази его гром, если она не была чертовски соблазнительна, когда ее медовые волосы рассыпались по плечам, и мягкий свет лампы ласкал щеки, подчеркивая их прелестные очертания.
Рэйчел подняла голову, испуганная его неожиданным появлением.
– Мистер Тайри, мы думали, вы уехали.
– Жаль вас разочаровывать, мэм, но я просто взял выходной.
Рэйчел сморщила нос, уловив запах спиртного.
– И провели этот день в местном салуне, – пробормотала она с очевидным неодобрением.
– Да. У вас есть кофе?
– Немного осталось от обеда, – сухо сказала она.
– Сойдет. А вы не могли бы его подогреть для меня?
– Полагаю, могла бы.
Тон ее не оставлял сомнений в том, что ее эта перспектива не радует и что ей вовсе не хочется провести еще некоторое время в его компании.
– Благодарю.
Тайри последовал за нею на кухню, не уставая восхищаться ее тонкой талией и соблазнительно покачивающимися бедрами.
– Хотите что-нибудь съесть? – спросила Рэйчел холодно.
– Только кофе.
– Вы останетесь с нами еще на некоторое время, мистер Тайри?
Он тихонько хмыкнул:
– А вы ждете не дождетесь, когда избавитесь от меня? Да?
– Да, – согласилась Рэйчел. – Отец очарован вами и радуется тому, что вы живете здесь, а я нет.
Хотелось бы знать, сколько еще вы собираетесь оставаться у нас?
– Пока ваш старик не скажет, чтобы я убирался, – огрызнулся Тайри, как всегда, раздраженный ее слишком очевидным равнодушием к нему. – Кофе готов?
– Да.
Тайри принял предложенную Рэйчел чашку и глотнул горячей горькой жидкости. Как скверно, что это не отрава, подумал он кисло. Тогда бы она, возможно, заулыбалась.
– А на вторую чашку наберется? – поинтересовался он, скорее чтобы позлить ее.
Не говоря ни слова, Рэйчел снова наполнила чашку Тайри. Ее беспокоил взгляд Тайри и то, что он оказался между ней и дверью. Он пил кофе, а глаза его не отрывались от ее лица. Внезапно она осознала, что на ней только хлопчатобумажная ночная рубашка и фланелевый халат. Бессознательным движением Рэйчел плотнее запахнулась.
Поставив на стол пустую чашку, Тайри протянул руку и провел по волосам Рэйчел, накрывавшим тяжелой волной ее плечи. Они были мягки как шелк и как атлас скользили под его пальцами. Подойдя к ней ближе, он ощутил слабые запахи лавандового мыла и свежего хлеба. Но все эти запахи перекрывал собственный аромат Рэйчел, теплый аромат женщины.
Чертыхнувшись сквозь зубы, Тайри обнял и поцеловал Рэйчел. Губы его были жесткими и требовательными.
С минуту Рэйчел оставалась неподвижной в его объятиях. Затем она почувствовала, что колени ее подгибаются, будто поцелуй вытянул всю силу из ее тела. Внизу живота будто загорелся огонь, и язычки пламени медленно поползли вверх. Когда Тайри отстранился, Рэйчел почувствовала себя ограбленной, покинутой, она качнулась к нему, запрокинув лицо: ее рот, как ни странно, жаждал поцелуя.
Тайри тихонько рассмеялся, и его губы снова прижались к ее рту.
– Как сладко, – пробормотал он, чуть покусывая ее нижнюю губу. – Как сладко!
Его дыхание щекотало ухо, губы прикасались к шее, волосам. Рэйчел прислонилась к нему, трепеща от наслаждения, а его руки ласкали и гладили ее. Он с силой прижимался к ней, и от этого дыхание ее прерывалось. Он был таким большим, таким высоким, таким мужественным! Все ее существо откликалось на прикосновения его рук, и ее пальцы также тянулись к широким плечам, едва прикрытым черной хлопчатобумажной рубашкой.
– Сладко, – повторил он снова, и она почувствовала, как он ослабил пояс ее халата и дотронулся до нежной кожи в вырезе ночной рубашки.
Прикосновение жесткой руки Тайри к груди внезапно пробудило Рэйчел: она осознала, что делает и с кем. Вскрикнув, Рэйчел высвободилась из объятий Тайри. На щеках ее рдели два алых пятна, а глаза горели негодованием. Она с силой ударила его по щеке.
