На платформе стоит Арн в роли Евы – с длинными рыжими волосами. Все ее/его тело покрыто нарывами от лихорадки. Адама изображает нагой желтоволосый юноша. От их тел струится запах лихорадки. Толпа жадно вдыхает его, постанывая и лаская себя.

Этот Адам кого-то мне напоминает. Что-то очень давнишнее. Стоп… Это ж я!

Арн на сцене протягивает Адаму яблоко. Ярко-красное и блестящее, как головка пениса. В двух местах у него есть треугольные выпуклости, как Адамово яблоко, а снизу виднеется красноватый анус.

– Он что, сделан из мужской плоти? – думает Одри.

– Нет! Нет! – кричит Одри без голоса, без языка.

Адам не слышит. У него на лице – отвратительное выражение идиотского экстаза. Он вгрызается в яблоко. Одри буквально чувствует сладковатый вкус горячего металла, стекающий по дрожащим… сладкое заразное знание.

Ева стоит с петлей на шее… песнь костей горящий жирный крем раздавленные розы… вечная история Адама и Евы… как сотворена Ева. Обморочное знание… Яблоня Черного Джека… фрукт, сделанный из болтающейся смерти мальчика. Хорошее дерево, правда? На голову Одри падают сети Зеленой Стражи.

К полудню третьего дня генерал Дарг готов сдаться. Прекрасно зная, как в Йасс-Ваддахе обращаются с проигравшими генералами, он пытается выторговать себе участь полегче. Повстанцы уже контролируют Ба’адан – вернее то, что от него осталось. Учитывая страшную судьбу пленников, захваченных в бою Зеленой Стражей, Димитри дает сигнал к штурму Йасс-Ваддаха.

Одри, которого взяла в плен Зеленая Стража, доставили во дворец графини де Гульпа. Она не собирается делиться этой добычей с придворными.

– Привет, Одри, рада тебя здесь видеть. – Она улыбнулась и облизнула губы. Ее глаза загорелись зеленым огнем. – Давай, я тебе покажу, как мы тут устроились.

Двое крепких стражников встают по обе стороны от Одри, еще двое подходят сзади. Графиня управляет ими телепатически, посредством электродов, вживленных в мозг.

– Я покажу тебе мою оранжерею, Одри. Уверена, тебе будет интересно.

Она ведет его в комнату, устланную красными коврами. Часть комнаты отгорожена пластиковой пленкой, за ней находится оранжерея. Комнату заполняет мерзкая черная вонь грязи и зла, запах насекомых и гниющих цветов, неизвестных выделений и экскрементов.

– Заходи, я покажу тебе мои растения. – Она стоит у отверстия в пластиковой перегородке, ведущего к тропинке, которая окружает садик. – Вот, взгляни, Одри.

Одри видит растущий из земли розовый стержень – красно-пурпурный стержень в форме пениса. Он замечает, что стержень двигается и пульсирует. Графиня берет тяпку и выворачивает странное растение из земли. Стержень оканчивался мешочком с коротенькими ножками, как у скорпиона или сороконожки. Ножки тотчас же заработали, закапываясь обратно в грунт.

– Когда-то это был глупый мальчишка вроде тебя. Кстати, тебя я посажу вот тут. – Графиня подходит к двери. – Ты сам узнаешь, как это происходит, Одри. У тебя будет шесть часов, чтобы прочувствовать весь процесс.

Придворные, что прогуливались у колоннады высоко над рекой, заметили флотилию лодок, плотов и десантных судов, приближающихся к городу. Наверное, это генерал Дарг, возвращающийся с добычей – сотнями пленных. Они ерзают и стонут в предвкушении, протягивая бледные вялые руки к корзине с золотыми фигами, согретыми полуденным солнцем.

– Боже, что это ползет по мне?

Главная защита Йасс-Ваддаха – башни, управляемые опытными инженерами. Эти башни в состоянии стрелять электрическими разрядами, как молниями. Они открывают огонь по плывущим лодкам.

Повстанцы несут тяжелые потери, но успевают рассредоточиться и продолжить атаку. Люди высаживаются вдоль реки – кто выше, кто ниже. В результате Йасс-Ваддах окружен растерянными войсками, лишенными плана действий.

Но тут вмешались Циклопы. У этих существ всего один глаз посреди лба. Они умеют включать Чакру Смерти, которая находится чуть ниже затылка; благодаря чему из третьего глаза вырывается лазерный луч, способный резать металл и камень. Лучи мечутся в поисках городских электронно-компьютерных центров управления.

Операционные панели слетают с креплений, кассеты накопителей разлетаются в клочья. Вопящая толпа прорывается сквозь стены – через открывшиеся бреши.

– Смерть Совету Избранных!

– Смерть Зеленой Страже!

– Смерть заморским сукам!

– Смерть придворным!

Но придворные уже не слышат ничего, кроме собственного крика – кунду знают свое дело.

Одри ощутил движение пола под ногами и обнаружил, что стоит в центре громадной паутины. В ту же секунду он понял ее назначение и познал причину всех мучений, страха, секса и смерти. Все это нужно для того, чтобы держать людей в рабстве физического тела, пока чудовищный матадор размахивает в небесах своей красной тряпкой, держа наготове меч смерти.

Из глубин его ужаса и отчаянья вверх хлынуло нечто – поток неконтролируемой энергии, словно горячая лава. Одри почувствовал, как чакра у него на затылке вспыхнула и начала излучать свет, словно маленький кристаллический череп. Комнату заполнило гудение и запах озона.

Графиня отвернулась от двери. В ее глазах сверкнула тревога, и Одри понял, в чем дело. Стражники больше не повиновались ее приказам. Интерферирующая волна лишила ее возможности управлять ими.

Одри улыбнулся, облизнулся и двинулся вперед, поставив блок от удара в пах. Графиня взвыла словно дикая тварь и, увернувшись, бросилась к двери.

Когда она выскочила в коридор, Одри был всего в одном шаге от нее. Он бежал с нечеловеческой скоростью, покрывая по двадцать футов одним прыжком, и догнал ее в конце холла. Он обхватил ее, притиснул локти к телу и улыбнулся прямо в ее визжащее лицо, которое окончательно потеряло человеческий облик, после того, как он швырнул ее спиной о стену и со всего размаху врезал по тонким губам и аристократическому носу тяжелым кулаком.

Потом он попытался вырвать ее глаза, которые стали пустыми, белыми и словно бы резиновыми. Кто-то тряс его за плечо.

– Мистер Карсонс, что вы делаете? Вы разбудите всю палату.

Одри обнаружил, что вцепился в искалеченную подушку. Над ним склонилась медсестра.

– Посмотрите, что вы натворили. Разорвали всю подушку. – Она выхватила подушку у него из рук и гордо удалилась.

Вскоре сестра вернулась с новой подушкой. Она поправила постель и положила подушку ему под голову с видом, ясно говорившим: вот, видел? Вот так она и будет лежать. Потом сестра взглянула на часы:

– Пора делать укол.

Одри лег и уставился на потолок. Он был спокоен и расслаблен. Это был просто кошмарный сон. Он уже плохо помнил, что ему приснилось – все теперь казалось далеким и малозначительным. Подушка и подушка. Теперь у него есть новая подушка. Сестра вернулась с маленьким серебряным подносом, на котором лежал шприц. Он закатал рукав, ощутил спиртовой холодок на руке – и легкий укол. «Личное снадобье Бога» [55], четверть грана.

Он проснулся на рассвете и долго лежал, пытаясь вспомнить. Когда все началось? Наверное, в Лондоне, с Джерри Грином и Джоном Эверсоном. Тогда он впервые по-настоящему подсел.

Он тогда приторговывал задницей, чтобы заработать на разбавленную наркоту в Нью-Йорке, но ТУТ ему подвернулся чистый героин, его выписывала настоящая докторша. Они звали ее Графиней. Если ты ей понравишься, она выпишет тебе любое количество героина, коки или и того, и другого. «Мальчики» ей нравились.

И вдруг, ни с того, ни с сего – ужасная новость. Графиня настиг сердечный приступ, и она отдала концы. Скотланд-Ярд наступал на пятки. Настала пора драть когти.

Поэтому Одри, Джерри и Джон отправились в Катманду на подержанной машине, которая довезла их только до Триеста, где они сели на корабль, прибывший в Афины в середине лета.

Жара стояла адская. Они еле нашли комнату в отеле: пустую комнату с тремя койками. У хозяина были неприятные бегающие глазки. На нем было прямо таки написано: «полицейский информатор». Но с деньгами было туго, а в комнате все-таки прохладнее, чем на улице. Мальчики разделись до нижнего белья и расселись на койках.

– Я себя ужасно чувствую, – сказал Одри.

– А у меня какая-то дикая крапивница, – пожаловался Джерри, почесывая красные пятна на груди.

– Наверное, это от жары и ломает к тому же, – сказал Джон. – Давайте посмотрим, что у нас осталось, – он поднялся, но зашатался и схватился за голову.

Одри вскочил, чтобы поддержать его, но перед глазами все поплыло. Оба спешно сели, потом очень-очень медленно поднялись на ноги и вынули из рюкзаков немного китайского героина и вату. Они сварили раствор и поделили его на двоих.

Через десять минут Одри слег с Ватной лихорадкой. Зуб на зуб не попадает, всего трясет… Он лежал на кровати, задрав колени к подбородку и сжав руки в кулаки.

В конце концов, он принял две таблетки нембутала, и лихорадка унялась. Он заснул.

Ему снилось детство, Сент-Луис. Он слишком быстро ел замороженный апельсиновый сок, и у него заболела голова, а спасение от этого – попить немного воды. Едва дотянувшись до воды, он проснулся. Голова действительно болела – жгучая, пульсирующая боль, а тело жгла лихорадка. Одри понял, что он очень болен, возможно, смертельно.

Он попытался встать и упал на колени у кровати Джерри. Потряс Джерри за плечо. Тот что-то пробормотал.

– Джерри, проснись. Мы должны позвать на помощь.

Распахнулась дверь. Зажегся свет. Из коридора на них смотрели трое полицейских и хозяин гостиницы. Полицейские указывали на мальчиков и что-то возбужденно кричали по-гречески. Они отпрянули от двери, прижимая к лицам платки. Затем, оставив одного полицейского у двери, пошли вызывать «скорую».

Одри смутно помнил, как люди в масках положили его на носилки. Потом его несли по лестнице, а перед глазами у него плавала мешанина из черных слов на белой бумаге. Он прочел только первую фразу:

– Меня зовут Клем Снайд. Я частный анус. Или детектив.

У кровати стояла сестра с термометром. Она поставила градусник ему в рот и ушла, вернувшись уже с завтраком. Вынула градусник.

– Упала почти до нормальной.

Одри сел, жадно выпил апельсиновый сок, съел вареное яйцо, тост и уже допивал кофе, когда вошел доктор Димитри. Лицо казалось знакомым, оно странно беспокоило и концентрировало расплывчатые формы сна. Ну да, все правильно, подумал Одри. Я ведь бредил, а это – врач.

– Ну что ж, вижу, вам намного лучше. Через несколько дней мы вас выпишем.

– Сколько прошло времени?

– Десять дней. Вы были очень больны.

– А что за болезнь?

– Не скажу наверняка… вирус… сейчас постоянно появляются новые виды. Сначала мы решили, что это скарлатина, но на антибиотики реакции не последовало, поэтому мы переключились на чисто симптоматическое лечение. Не скрою, вы были на краю смерти… температура подскакивала до сорока одного… двое ваших друзей тоже здесь… с теми же симптомами.

– Я все это время провалялся в бреду?

– Да. Вы что-нибудь помните?

– Только как меня уносили из гостиницы.

– Джерри, интересно, но у вас с Джоном, похоже, был одинаковый бред. Я делал записи… – он покопался в небольшом блокнотике. – Вам что-нибудь говорят эти названия? Тамагис… Ба’адан… Йасс-Ваддах… Вагдас… Науфана… или Гадис?

– Нет.

– Города Красной Ночи?

Одри вспомнились красное небо и глинобитные стены…

– Смутно.

– Так, теперь поговорим по поводу оплаты.

– Мой отец вам заплатит.

– Он уже мне и так заплатил, но он отказывается оплачивать больничные расходы – жалуется, что налоги замучили. Странное заявление. Однако, если вы согласитесь оплатить счет сами… ваш отец предположил, что вернуться на родину вам поможет американское посольство…

Мальчики столпились у конторки в приемном покое больницы и подписывают бумаги. Доктор Димитри в темном костюме стоит тут же.

Одри осматривается: в этой больнице есть что-то странное… во-первых, никто здесь не носит белых халатов. Может, эгоистично подумал он, они все уже отработали и теперь ждут, когда мы уедем, чтобы разойтись по домам? Но тогда уже должна была бы прийти вторая смена! Да и вообще, не похоже это место на больницу… скорее – на американское посольство.

Под навес въезжает такси. Доктор Димитри пожимает руки всем троим, после чего его улыбка быстро гаснет улыбкой.

Как только они отъезжают, он проходит через несколько дверей, у каждой из которых стоит вооруженный охранник, приветствующий доктора кивком.

Он заходит в комнату с компьютерным пультом, подключенным к целой батарее ленточных накопителей, и переключает тумблер.

– Консул готов вас принять.

Черная деревянная табличка на столе гласит «Пирсон». Консул оказался худым молодым человеком в сером льняном костюме, со строгим высокомерным лицом настоящего англосакса и очень холодными серыми глазами.

Он встал, без улыбки пожал всем троим руки и предложил сесть. Говорил он хорошо поставленным академическим голосом, в котором не чувствовалось никаких следов тепла или участия.

– Вы понимаете, что на вас висит солидный и пока неоплаченный счет из больницы?

– Мы его подписали и согласны оплатить.

– Греческие власти могут воспротивиться вашему выезду из страны.

Все трое заговорили разом:

Одри:

– Мы не виноваты…

Джерри:

– Мы заболели…

Джон:

– Это же…

Одри:

– Вирус…

Джерри:

– Новый вирус… – Он заискивающе посмотрел на консула, но тот не улыбнулся в ответ.

Все вместе:

– Мы чуть не умерли! – они закатили глаза и изобразили предсмертный хрип.

– Полиция обыскала ваш номер и обнаружила, что вы принимали наркотики. Вам повезло, что вы не в тюрьме.

– Мы благодарны вам, мистер Пирсон. Как вы и сказали, нам повезло, что мы тут, – сказал Одри. Он старался придать фразе порывистый и мальчишеский оттенок, но вышло неискренне и даже с каким-то намеком.

Остальные дружно закивали.

– Не меня надо благодарить, – сухо ответил консул. – Доктор Димитри замолвил за вас словечко перед полицией. Его заинтересовал ваш случай. Кажется, какой-то новый вирус… – Он сурово взглянул на мальчиков, словно они сделали что-то совершенно неприличное.

– Доктор Димитри очень влиятельный человек.

Все трое жалобно заголосили в ответ:

– Мы хотим домой!

– Еще бы. А кто будет платить за дорогу?

– Мы. Когда сможем, – нашелся Одри.

Остальные дружно закивали.

– И когда, интересно, вы сможете? Вы когда-нибудь задумывались о работе? – спросил мистер Пирсон.

– Я думал, – сказал Одри.

– В абстрактном смысле… – сказал Джерри.

– Как о смерти или о старости… – сказал Джон.

– Никогда не знаешь, когда это с тобой приключится… – сказал Одри, ощущая себя героем романа Фицджеральда. Солнце вышло из-за тучи и залило светом стены.

Консул придвинулся к ним и заговорил конфиденциальным тоном.

– Допустим… Допустим… вы сможете отработать дорогу домой… в Пирее стоит корабль, который не прочь нанять троих матросов. Опыт есть?

– Поднять стакселя! – взвыл Одри.

– Задраить люки! – завопил Джон.

– И просмолить палубу! – добавил Джерри.

– Отлично. – Консул написал что-то на листке бумаги и передал его Одри. – Найдите «Билли Селеста» и спросите капитана Норденхольца.

Мальчики вскакивают, сверкают рекламными белозубыми улыбками и скандируют хором:

– Спасибо, дорогой мистер Пирсон.

Мистер Пирсон упрямо смотрел в свой стол и молчал. Мальчики вышли.

Едва покинув кабинет, Одри уловил больничный запах, который ни с чем не спутаешь. Молодой человек в белом пальто болтал с медсестрой за конторкой. К двери подъехало заказанное такси.

Доктор Пирсон поднял трубку своего телефона:

– Да, это Доктор Пирсон… Да, несомненно. – Он вынул слайды и принялся их рассматривать. – Конечно, В-23… Первичный носитель, очевидно, Джерри… Активен? Как слиток плутония… тут, конечно, присутствует…ээ… деликатный и тонкий аспект различий в расовой или этнической чувствительности… возможно, но потребуются анализы… на основании сегодняшних данных я не могу делать такие выводы… да, теоретически возможно, конечно. С другой стороны, нельзя исключать и неконтролируемые мутации… уверен? Как я могу быть уверен? В конце концов, это даже не моя область.

Вторая половина дня, каюта на «Билли Селесте». Одри и мальчики только что нанялись на корабль.

Шкипер Норденхольц смотрит на имена.

– Ну, эээ… Джерри, Одри и Джон… Вы сделали правильный выбор. Вы совсем поправились?

– О да, капитан.

– Так точно, сэр!

– Доктор сказал, что наше выздоровление было просто замечательным.

– Хорошо. Мы отплываем менее, чем через час… Тунис, Гибралтар… через Лиссабон в Галифакс. Совершенно случайно мы пройдем мимо той точки возле Азоров, где в 1872 году нашли «Марию Селесту» – под всеми парусами, неповрежденную, без единого человека на борту. – Его зеленые глаза сверкнули иронией. Он слегка улыбнулся и добавил: – Эта тайна так и осталась нераскрытой.

– Шкипер, а может быть в этом и заключается главная тайна жизни, – нахально заявил Одри. – Вот она есть, а вот – ее нет.

Мы зовемся Ангелами-Разрушителями. Наша цель – тыл Йасс-Ваддаха, если у него вообще есть тыл. Мы ощущаем себя Бригадой Легкой Кавалерии {в битве при Балаклаве, произошедшей 25 октября 1854 в ходе Крымской войны, героическая атака Бригады легкой кавалерии на русские позиции спасла основные силы союзников. Подвиг этот прославлен в поэме Альфреда Теннисона, которая примерно столь же хрестоматийна для английских школ, как «Бородино» – для русских.. Все негодяи истории собрались в Йасс-Ваддахе, как на последнем рубеже: графиня де Гульпа, погребенная под тоннами серой шали, тяжелая и холодная, как рыба, графиня де Вайль, с горящими глазами, лицом, раскрасневшимся от пыточного экстаза, а также Уродливый Дух; Черный Аббат; и все члены Совета Избранных – со своими стражниками, фаворитами и камерами пыток. Как же нам разбить эту стену ледяного коварства?

По гелиографу мы получили сообщение из Ба’адана: в Йасс-Ваддахе с опережением графика закончено создание ядерной бомбы. Объявлен всеобщий сбор.

Мы все еще в 150 милях от Йасс-Ваддаха. Марш-бросок займет четыре дня. У нас нет этого времени.

Проснулся в бесшумном волчьем прыжке. Вот и река. Никаких признаков Йасс-Ваддаха. Я очутился либо выше, либо ниже по течению.

Выхожу на берег. На том берегу видны гниющие пристани и бараки Восточного Ба’адана. Справа от меня – остатки моста, пролеты давно сгнили, и только быки торчат из зеленой воды.

На этом месте когда-то стоял Йасс-Ваддах. Вода кажется холодной, зеленой, грязной и удивительно ненатуральной, как диорама в Музее Естественной Истории.

Справа, со стороны разрушенного моста, прямо по коричнево-зеленой воде ко мне приближается юный блондин. Он ступает величаво, словно исполняя роль в пьесе, манерничает и кривляется.

На мальчике – белые шорты, белые теннисные туфли и белая майка с рисунком на груди: желтая каллиграмма, окруженная кругом желтого света, с радугой по краям.

Темноволосый мальчик в такой же одежде стоит на берегу слева от меня, на заросшем травой холмике. Он воткнул в землю знамя и одной рукой держит флагшток. На знамени изображена каллиграмма в радужном кругу. Ветер слегка колышет полотнище и треплет шорты, обтягивающие его гладкие белые бедра.

Блондин выходит из воды и встает рядом со своим темноволосым близнецом. Тот начинает что-то говорить мягкими напевными звуками, чистыми, нежными и радостными, похожими на смех, ветер в деревьях, птичий гомон на рассвете, журчание ручьев. Блондин отвечает на том же языке – сладкими нечеловеческими словами-звуками с далеких звезд.

Теперь я узнал в темноволосом мальчике Динка Риверса, парня из Миддлтауна, а в другом –0 самого себя. Это школьный спектакль. Наши только что захватили западный берег реки. В войне за Йасс-Ваддах.

Добрый вечер, друг. Отличная переправа. Йасс-Ваддах уничтожен.

Плавный, безмятежная ограда из скал, камней и деревьев окружает расположенную вдоль реки площадку для гольфа в сотне ярдов отсюда. В песочной ловушке стоят два боя. Один трет лобок, другой имитирует дрочьбу. Порыв ветра приносит музыку из кантри-клуба. Здания из красного кирпича, булыжные мостовые. Темнеет. Пыльная билетная будка.

Вывеска:

Я веду людей через комнаты, забитые мебелью и картинами, через коридоры, кабинки, лестницы, будки, каморки, лифты, пандусы и переходы, сундуки, полные костюмов и старого оружия, бани, туалеты, парные и комнаты без стен…

На желтом унитазе дрочит мальчик… свист и нестройные аплодисменты.

Мы выходим в мощеную камнем аллею. Я смотрю на своего компаньона. Ему около восемнадцати. У него большие, широко расставленные карие глаза с янтарными зрачками и длинный прямой нос индейца майя. На нем брюки и рубашка в сине-коричневую полоску.

Я отпираю ржавый замок на двери мастерской моего отца. Мы раздеваемся и усаживаемся на пиратский сундук лицом друг к другу. У него темная коричнево-малиновая кожа с серым отливом. От его мощного пениса с гладкой пурпурной головкой исходит острый плесневый аромат. Его глаза сходятся на мне, как глаза хамелеона.

– В какой сцене ты хочешь меня занять?

– Дитя Смерти ебет Бога Зерна.

Мы открываем сундук. Мой визави вынимает ожерелье из хрустальных черепов и надевает его себе на шею. Потом он драпирует меня в золотую плоть юного Бога Зерна, Бога Плодородия.

Мы находимся в большом сарае-спортзале-складе. Вокруг – сундуки, ящики, костюмы и зеркала, гримерные столики. Мальчики вынимают костюмы, примеряют их, кривляются и хихикают перед зеркалами, таскают декорации и задники.

Склад кажется бесконечным. Лабиринт комнат и улиц, кафе, дворов и садов. Деревенские спальни, с ореховыми кроватями и коврами на стенах, с окнами на пруды, в которых нагие мальчики рыбачат, сидя на импровизированных плотах. Марокканское патио оживляют песчаные лисы и мальчики-флейтисты… звезды в синем ночном небе, как увядшие гардении.

Представления идут одновременно во множестве залов, на разных этажах. Зрители перемещаются от одной сцены к другой, надевают костюмы и накладывают грим, чтобы присоединиться к труппе, и труппа переходит с одной сцены на другую. Тут есть вращающиеся сцены и подмостки на колесах, платформы, опускающиеся с потолка на блоках, подъемные двери и раздвижные секции.

Одри, одетый только в матросскую бескозырку, откинулся назад на стуле и читает комикс «Одри и пираты».

Подходит Джерри, голый и с конвертом в руке, запечатанным сургучной печатью.

– Открой и прочти мне.

– Сэр, это приказ об атаке.

– Уиииииииииии! – визжит Одри.

Матросы на пляже бросают вверх свои шапки, дрочат и наскакивают друг, как собаки во время спаривания.

– Уиииииииииии!

Свистки зовут их к боевым расчетам, и они бросаются одеваться.

Лихорадка: Красная шелковая штора, пропитанная запахами розового масла, мускуса, спермы, ректального секрета, озона и сырого мяса, открывает перед нами больничную палату, полную мальчиков. Все они покрыты фосфоресцирующими язвами. Язвы светятся, и распространяют запах лихорадки. Больные дрожат и корчатся, их лихорадит, глаза горят, ноги задраны в воздух, зубы оскалены, губы шепчут древние заклинания злой лихорадки.

Доктор Пирсон зажимает нос платком.

– Уберите это отсюда!

Йен Ли рассматривает нарисованную деревню в бинокль. Включается запись:

– Мы видим Тибет в бинокли народа.

В каменной хижине на грязном тюфяке лежит нагой парень. В темноте отчетливо видны красные светящиеся бугорки на обнаженной плоти. Он с тупой улыбкой ласкает их руками и кончает.

Йен Ли прислоняется к стене, зажимая нос платком.

– Это консервный завод.

– Санитарный инспектор уже в пути.

Санитарный инспектор стоит на крыльце своего дома над ленивой рекой. Мимо медленно проплывает громадный раздутый труп дохлого гиппопотама. Санитарный инспектор выглядит рассеянным. Запись: «У санитарного инспектора был один спасавший его порок». На речной отмели, вместе с Али. Он с ужасом смотрит на разорванный карман и пустую руку. Задник сменяется на изображение другой отмели. С тем же выражением лица Фарнсворт смотрит на свое нагое тело, покрытое красными рубцами. Али стоит над ним и улыбается. Его красновато-коричневая кожа тоже покрыта темными узлами.

Морской оркестр играет «Semper Fi».

Дверь с бронзовым глазком под молодым полумесяцем. Одри в роли Клема Снайда, частного детектива, сидит в комнате без потолка этажом ниже. Зрители смотрят на него сверху вниз, поэтому видят то же, что и он: фотографии Джерри – детские карточки… четырнадцати лет, держащего леску с форелью… нагого со стоящим членом… Джерри живьем, на сцене, со связанными руками, лицо и тело покрыты красными нарывами. Сзади его освещает губительное красное сияние. Он смотрит на нечто, находящееся перед ним, его пенис набухает и крепнет. Бурные аплодисменты и крики «оле-оле!» из зала.

Громадные красные передовицы: ЗАГАДОЧНАЯ БОЛЕЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТ РАСПРОСТРАНЯТЬСЯ.

Лежа на больничной койке, Джерри медленным волнообразным движением раздвигает ноги, обнажая ярко-красный анус, сияющий, пульсирующий и складчатый, как похотливый моллюск. Он склоняет голову направо и вешается, сверкая зеленью глаз.

Черно-белая врезка больничной койки. Джерри извергает семя, болтая ногами в воздухе. Джимми Ли, одетый медбратом, собирает его сперму в склянку.

Громогласные аплодисменты… Оле! Оле! Оле!

Склянку передают четырем морским десантникам и спешно отправляют в сверхсекретную лабораторию. Ученый рассматривает ее в микроскоп. Он кивает и дает сигнал «ОК».

На сцену летит град букетов.

Красная передовица: ОБЪЯВЛЕНО ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ.

Стоп-сигнал. Карантинные посты.

Солдаты с отчетливо выраженной эрекцией хватаются за горло и падают замертво.

Ведущий новостей:

– Невозможно оценить ущерб. Пока что все предположения являются чистыми догадками.

На физиономию ведущего с помощью волшебного фонаря проецируется лицо больного с улыбкой идиота.

– Население Земли сейчас упало до цифры, сравнимой с цифрами трехсотлетней давности.

Мальчики в снегоступах тянутся к хаману [56]. Пар и нагие тела сменяются туманным берегом. Мы видим Опиумного Джонса с обмороженным лицом. В призрачной кабине «Великого Белого» мальчики записываются к нему в команду.