.. Может быть, она в склепе. Если так, то где вход в склеп? А вдруг Марта стоит на нем, и эта широкая мраморная плита перед алтарем скрывает его: при необходимости ее поднимали, затем опускали на место? Говоря по чести, Марта не рассчитывала на то, что придется вскрывать мраморные полы, и сердце ее упало. Или же гробница где-то здесь, поблизости, в специально для нее построенном приделе? Нужно продолжать поиски, без этого не обойтись, а пока следует еще раз обойти церковь, просто любопытства ради...
      Она прошлась вдоль одной вытянутой стороны овального помещения, потом поперек, потом вдоль другой и там, в стене, сразу за алтарным местом, неожиданно обнаружился арочный проем, ведущий, видимо, в какую-то пристройку. Вход в нее закрывался не дверью, а металлической кованой решеткой с искусным густым узором из корон, на которых еще сохранились следы позолоты. А по центру решетки был прикреплен, как ни странно, большой крест. Да, металлический, похоже, свинцовый крест, все четыре конца которого украшались декоративными розетками. Но почему же, убрав из церкви все символы веры, оставили этот единственный?
      Ей тотчас подумалось, что этот крест исполнен особого смысла. Марта прижалась лицом к решетке, пытаясь хоть что-нибудь высмотреть в полутьме, которая слегка отсвечивала серебром, словно исходившим от невидимого источника света. Сразу от решетки начинались каменные ступени, ведущие вниз. Мощенный камнем пол был примерно на пять футов ниже того, на котором стояла Марта. Больше ничего видно не было. Март; взялась за решетку, потом нерешительно отпустила ее, физически ощущая что-то зловещее, спрятанное от глаз навечно. Даже крест на решетке, и тот, казалось, не пускал, распростертыми руками загораживал путь: "Не заглядывай дальше!"
      - Я должна попытаться, - нервно пробормотала Марта и нетерпеливо тряхнула решетку. Та даже не шелохнулась. Тут Марта заметила, что на ней нет ни петель, ни задвижки, ни ручки, ни скважины. И все-таки она должна открываться: Марта видела стык створки. Она еще раз налегла на решетку, сердито потрясла ее, потом, нахмурившись, призадумалась. Подлезть снизу нечего и пытаться: тонкие пики решетки начинались всего в трех дюймах от пола. Где-то должен быть потайной замок, к таким уловкам часто прибегали в старые времена. Поскольку на преграде не было решительно никакой выступающей части, кроме креста, она занялась им. Вертикаль переходила в орнамент кверху и книзу безо всяких швов и соединений, так же и левая сторона горизонтали. Но там, где правая сторона креста присоединялась к розетке, была тончайшая трещина. Марта взялась за розетку и сразу почувствовала некоторую податливость, означавшую, что деталь подвижна. Марта нажала посильней, поворачивая по часовой стрелке. И вот та чуть-чуть стронулась, и где-то внутри механизма раздался ответный металлический скрежет.
      Пятью минутами позже, раня руки, которым сегодня уже и без того досталось, она все еще продолжала двигать розетку, медленно и упорно. И все это время можно было слышать - и вверху, и внизу, и в центре - движение невидимых болтов между двойными коронами. Механизм замка, мало пострадавший и от времени, и от ржавчины, был шедевром безымянного кузнеца.
      Наконец справа наметился узенький просвет, беспрепятственно бегущий сверху донизу. Марта толкнула дверцу вперед - безрезультатно. Тогда она потянула ее на себя, и та двинулась. Тяжело, но покорно, хоть и неприятно визжа петлями.
      Последний рывок, и препятствие преодолено.
      Глава 10
      Марта помедлила, прежде чем войти, и осмотрелась. Сквозь арку у входа виднелась часть стены в потеках и каменный пол, покрытый пылью и осыпавшейся с потолка штукатуркой. Она вытянула шею, чтобы его рассмотреть: потолок был в плачевном состоянии, весь в следах губительного воздействия непогоды. Теперь стало ясно, откуда проникал свет: из маленького круглого окна высоко в стене, полуслепого от грязи. Здесь не было ничего, что внушало бы страх, ничего, кроме холода и тишины. Но чувство томительной неловкости, какое бывает, когда придешь незваной, охватило Марту. Никакого сомнения, что именно здесь находится то, что она ищет. И раз так, то сейчас она нарушит долгое затворничество женщины, которую сочли недостойной спать последним сном подле супруга в лоне церкви и приговорили к вечному одиночному заключению в каменной темнице. Даже если бы Марта не знала истории Шарлотты, она все равно бы почувствовала, что это место проклято, почувствовала тем подспудным инстинктом, с которым бессмысленно спорить.
      Это ощущение усилилось, когда Марта спустилась по лестнице и оказалась в узком овальном помещении, в дальнем конце которого, в центре огромного мраморного надгробия, возвышалась ОНА. Марта медленно подходила к ней, очарованная, почти загипнотизированная бронзовой фигурой в натуральную величину. Принцесса была изображена возлежащей среди цветов: голова, легонько опирающаяся на локоть, повернута к выходу, словно красавицу разбудил какой-то нежданный гость. В позе было столько естественной грации и нервного нетерпения, столько высокомерия, гордости и просто дурного характера, что Марта, как и в случае с Виктором, поняла: сходство схвачено с поразительным мастерством. Жадно вглядываясь в детали, Марта отметила нежные черты лица, редкую красоту запястий и точеных пальчиков, подобающее случаю платье с крошечной талией и низким вырезом, открывающим, по тогдашней моде, половину груди. Это, несомненно, была та же девочка, что на рисунке Карса, но несколько лет, разделяющие их, не лучшим образом сказались на норове повзрослевшей принцессы.
      О причинах появления столь пышного надгробия можно было только догадываться. Да, принцесса была неверной женой, да, смерть ее была таинственной, позорной, может быть, даже насильственной, но ее происхождение и положение в обществе требовали подобающего захоронения. И принц, надо признать, не поскупился.
      Юная дама, чья вздорная, болезненная фамильная спесь оскорбляла даже знающих в этом толк современников, лежала теперь в прямоугольном саркофаге из черного мрамора, примерно семь футов на четыре, высотой же в три фута; наверху расположилась фигура, а боковые стороны саркофага инкрустированы многоцветными гербами древней родословной принцессы - десять вдоль длинной стороны, по три вдоль коротких, всего шестнадцать. Лишь поверхностно зная геральдику, Марта различила розы Англии, гранат Испании, лилии Франции среди других, не знакомых ей символов. Массивный мраморный саркофаг другой своей длинной стороной почти вплотную примыкал, к стене, отступая от нее лишь на несколько дюймов. В саму стену была встроена огромная серая мраморная плита, фланкированная тройными колоннами, увенчанная тяжелым картушем и во всю длину исписанная эпитафией. Но надгробие, помещенное прямо перед плитой, скрывало половину ее поверхности, и маленькие завитые буковки эпитафии затрудняли прочтение даже того, что можно было увидеть. Да и дождевые потеки с крыши сделали свое дело, набросив на часть текста темный покров: от этого буквы, не слишком глубоко вырезанные, стали и вовсе неразличимыми. Марта принялась читать, с первых строк узнав руку принца в неуклюжих латинских построениях.
      Здесь покоятся останки достопамятной
      Шарлотты Людовики Фердинанды Каецилы,
      супруги Виктора, наследного принца
      Восточной Франконии,
      рожденной в 1698 году и умершей в 1720 году,
      оставив неутешными мужа
      и двух прелестнейших отроков.
      Сия принцесса,
      примерная жена и обожаемая мать,
      грациозная и элегантная,
      остроумная и дружелюбная,
      высокоискусная в танцах и музыке,
      безупречная в манерах и разговоре,
      была отмечена
      любезной снисходительностью и добротой
      к подчиненным и низшему сословию.
      Она обладала всеми достоинствами своего пола
      и ни одним из его недостатков.
      Непостижимо. Трагикомедия какая-то. Марта только руками развела от этой циничной похвалы. Спору нет, грациозной и элегантной Шарлотта была, этому поверить легко. Но то, что было сказано дальше, не совпадало с образом принцессы до такой степени, что переходило границы допустимого лицемерия.
      Рее это могло означать только одно: Виктор издевался над принцессой, муж мстил жене, посмевшей полюбить другого... Разве не кощунство говорить о "благочестии, расчетливости и бережливости" по отношению к женщине, которая с ума сходила по картам, без зазрения совести занимала у слуг из их скудного жалованья и не трудилась возвращать долг, к женщине, которая была неверной женой, небрежной матерью и, очень может быть, если не прямо, то косвенно, убийцей.
      Эта последняя мысль поразила Марту. Сама идея продать рубин Якову, потом подстеречь его, убить и забрать рубин - эта идея и впрямь могла принадлежать скорее принцессе, чем де Маньи. Вспомнился легкий и пустой взгляд кавалера-красавца с миниатюры; она бы не удивилась, если б этот Адонис оказался чуть-чуть глуповат. И чем дольше она размышляла, тем верней приходила к выводу: именно принцесса была движущей силой трагедии.
      - Это ты все задумала, - неожиданно обратилась она к бронзовому существу с изящной головкой на длинной грациозной шее, которая в этот миг показалась ей змеиной. - Твоих рук дело!
      Принцесса ответила ей непроницаемым взором, недобрая и улыбка заиграла на бронзовых губах. Марта с трудом оторвала к от нее взгляд и стала размышлять, стоит ли читать остаток эпитафии, скрытый за черным саркофагом. Между ним и стеной было пространство шириной меньше фута. Она протиснулась в эту щель, оказавшись словно в смирительной рубашке между двух одинаково холодных мраморных плит, под ногами хрустел толстый слой штукатурки. С трудом ей удалось скорчиться так, чтобы направить луч фонаря на полустертые строки. На коленях, опускаясь все ниже и ниже, под конец буквально сложившись вдвое, она расшифровала почти весь текст эпитафии, по-прежнему монотонно перечислявшей всевозможные, но маловероятные достоинства принцессы. Когда луч фонаря достиг самого пола, выяснилось, что заключительная фраза погребена под строительным мусором. Марта принялась выбрасывать его пригоршнями и наконец очистила от грязи выделенную большими буквами строку: "Millerem virtuosam quis inveniet?" < "Кто найдет добродетельную жену?" (лат.)>
      - Господи, сколько можно! - не выдержала Марта и, исхитрившись встать, выбралась из застенка. Ну, это уж слишком! Через столетия преследовать бедную женщину даже в гробу! Поразительно, как живуча ненависть, если двести лет прошло, а Марта все еще слышит ее дыхание.
      - Однако, отряхивая пыль с колен, она отметила, что в настроении ее что-то изменилось. Откуда-то из подсознания, сначала о робко, потом все сильней, прорастала неудовлетворенность, но определить, в чем ее корни, не удавалось никак. Где она сделала ошибку? Что видела, но не сумела понять? В этой усыпальнице имеется только один вход, он же выход, одно окно, ода единственное надгробие и никаких других предметов. Может быть, то, что она упустила, связано с надгробием? Что-то здесь в склепе, миновало ее... Но что? Стараясь понять это, Март внимательно посмотрела на принцессу, словно требуя от не объяснений. Бронзовая красавица безмятежно вернула ей полный самообладания взор.
      Больше здесь оставаться незачем. Но у выхода, на верхней ступеньке, Марта обернулась, чтобы еще раз окинуть взглядом мраморное великолепие этого памятника родовому чванству, ей почудилось, что вознесенная над гербами стройная, элегантная дама взирает на нее с таинственной и на этот раз злорадно полуулыбкой.
      Марта повернула розетку в обратном направлении и услышала, как болты возвращаются на место со стоном тихим, но тяжелым, словно завершающим приключение. В церкви Марта опять поежилась от ее мертвенной атмосферы. Страшно захотелось скорей на солнце, надышаться теплым летним воздухом. Она задержалась лишь, чтобы в последний раз взглянуть на принца Виктора, подивиться его изощренному умению ненавидеть.
      Потом она пошла по центральному проходу к дверям и вдруг остановилась: между скамьями двух соседних рядов была развешена большая ковровая паутина, которая сейчас яростно трепыхалась, взлетая и опадая всеми длинными нитями. Чувствуя в этот миг деятельное сочувствие ко всему живому, Марта внимательно осмотрела темно-серую сеть, держа наготове карандаш, чтобы разорвать ее и освободить жертву. Паутина, однако, была пуста. Это оказалась старая, пыльная паутина, давно покинутая хозяином-пауком. Чем же тогда вызвано трепетание?
      Может, кто-то быстро прошел мимо, и струя воздуха взметнула чуткую сеть? Марта задумчиво глядела на нее, уже почти утихомирившуюся, вздрагивающую все реже, все тише. И вот уже она улеглась тяжело и покойно. Стремительным шагом Марта прошла мимо нее и сразу же обернулась. Подхлеснутая воздухом, лохматая паутина взметнулась, насколько позволяли ей крепления, и заплясала. Значит, кто-то определенно был здесь буквально за секунду до Марты.
      Чуть помедлив, Марта отвернулась от трепещущей свидетельницы и пошла вон из церкви. Пальцы тряслись, проворачивая ключ в замке, и она никак не могла справиться с этой дрожью. Страх, вселяемый чем-то материальным, достаточно неприятен, но в тысячу раз противней, когда тебя преследует нечто, не имеющее ни плоти, ни даже тени... Ставро? Но если он и нашел ее так скоро, способен ли Ставро, при его дряхлости, исчезать так внезапно и беззвучно? Или это его агент? Но у Марты создалось впечатление, что Ставро чрезвычайно осторожен и работает, не доверяясь агентам. А может быть, это какой-нибудь доморощенный следопыт? Или местный фанатик, которому не нравится ее любопытство, и он крадется за ней по пятам, Оставаясь невидимым благодаря знанию местности? Не очень обнадеживающая мысль: кто знает, что придет ему в голову...
      Тут она выбралась из окружающих церковь кущ на солнце, и оно, божественно горячее, высушило холодный пот на лбу и шее, придало Марте сил. Страх улетучился. Чего стоит нелепая паника из-за исчезнувшей машины! На ее пути довольно трудностей и без воображаемых ужасов. В конце концов, паутина, к примеру, могла колыхаться от внезапных сквозняков, присущих всякому обширному и пустому помещению, как бы замкнуто оно ни было. Конечно, уверила она себя, конечно, это все объясняет.
      Медленно направляясь к машине, Марта подводила итоги.
      Что ж, одну нить она успешно распутала до конца. Нашла принцессу. Но нить эта никуда не ведет, и теперь уже непонятно, почему Марта возлагала на нее такие надежды. Оставалась еще ниточка: где-то вечным сном спал де Маньи. Его отвезли домой, во Францию. Но почему вид его захоронения должен дать импульс более конструктивным идеям, чем только что найденная ^гробница? Нет, определенно тупик. С самого начала поисков Марта не обольщалась надеждами на успех, так оно все и вышло.
      Но почему-то сейчас разочарование далось ей болезненно на удивление.
      Машина стояла там, где была оставлена. Марта включила зажигание. Надо заехать к Лаубу и вернуть связку с ключами... Идея! Она остановила машину, чтобы ее обдумать. Немыслимо в первый же день опустить руки, отказаться от задания, которое она выполняет, как бы она к нему, этому заданию, не относилась. Следует хотя бы попытаться предпринять что-то еще. Внимательно осмотреть архив. Это же настоящее открытие, кладезь фактографии, поиск рубина по сравнению с ним - детские игры. А что, если ей захочется еще разок вернуться в церковь? Можно купить фотоаппарат и сфотографировать замечательное надгробие принцессы. Каждый раз обращаться к Лаубу за ключами - удовольствие еще то, кроме того, слишком частые просьбы могут показаться подозрительными. Марта решительно раздвинула концы проволочного кольца и сняла с него ключи от архива и церкви. Вряд ли Лауб заметит их отсутствие в огромной бренчащей связке, а потом, возвращая, она присовокупит к ним солидную банкноту.
      Бросив утаенные ключи в сумку, Марта направилась к Лаубу. Он вышел из дома, как только она подъехала. Поблагодарив, она отдала связку, и он, не глядя, сунул ее куда-то за дверь.
      Потом поднял ведро с помоями и двинулся за дом, видимо, шагая к хлеву.
      В гостинице, подкрепившись местным блюдом, в котором некстати соседствовали сосиски и чернослив, Марта поднялась к себе и сразу легла. Уставшая до смерти, она мгновенно уснула, забыв, вопреки обыкновению, призвать Тревора Дермотта в свои объятия; сон избавил ее от воображаемого спутника...
      Глава 11
      Наутро было по-прежнему жарко, но облачно. Марта проспала и лишь около десяти часов добралась до "фольксвагена". Завтрак - две кружки кофе с цикорием и молоком и два больших куска черного хлеба со шмальцем - гусиным жиром, топленым с луком и пряностями, - она съела с охотой. Давно уже не было у нее такого аппетита, и если эта авантюра с рубином избавила ее от депрессии, не дав более никаких результатов, уже неплохо. К тому же хозяйка, явно старавшаяся услужить, сразу ответила на вопрос о месте засады в лесу.
      - Фройляйн говорит про Юденфалл, - сказала она, ставя тарелки. Название, видно, было у местных в ходу. - Как доедете до дворца, так идите дальше, мимо ворот.
      Однако Марта решила перепроверить и остановилась у Андреаса Лауба, чтобы задать ему тот же вопрос.
      - Да, это Юденфалл, - сказал он уверенно, но неохотно. Дальше по лесной дороге, мимо дворца. Там есть сломанное дерево, старое дерево, поваленное молнией. - И тут его красные глазки уставились на нее так требовательно, что она невольно полезла за кошельком.
      За дворцовыми воротами дорога, очевидно, давно и прочно забытая, сузилась и стала еще ухабистей. В этот пасмурный я день под деревьями было темно и сыро, а главное - необыкновенно тихо. Как в заколдованной чаще. Тот, кто сотни лет назад дал ему имя, хорошо чувствовал таинственную необычность этого места. Лес троллей...
      На месте засады Марта долго осматривалась. Взгляд ее задержался на странной выемке в стене деревьев по левой стороне дороги. Что это? Прихоть природы? Или ответвление дороги?! Влекомая очередным предположением, шаг за шагом Марта углубилась в лес. Когда позади была сотня футов, сомнений не оставалось. Это, безусловно, дорога и, судя по некоторым признакам, в свое время куда более широкая.
      Она шла осторожно, не то чтобы с опаской, но слегка подавленная мощной жизнью природы вокруг, друидическими деревьями, растущими здесь с начала времен, и безлюдьем. Высокий мох заглушал шаги, и Марте казалось, что она парит над землей. Она сильно удалилась от основной дороги и собралась уже вернуться, как увидела впереди просвет, засиявший длинными иглами дневного света.
      Через пару минут Марта выбралась на обширную поляну - наверное, заброшенное поле, и за ней увидела руины давно оставленного человеческого поселения. Остатки многочисленных домов - здесь стена, там труба - торчали, нелепо покорясь, опутанные ползучими растениями, заросшие сорняками и кустарником. Вдали виднелась высокая стена, за ней крыша здания, кажется, похожая на купол. Крайне заинтригованная такой диковиной, Марта прошла приличное расстояние, сначала по полю, потом по развалинам таинственной, оставленной даже призраками деревушки, и приблизилась к глухой стене. Пройдя вдоль нее, она нашла то, что искала: большую У-образную трещину, расколовшую стену сверху футов на пять вглубь. Под ней громоздилась куча битого кирпича, по которой можно было, с камня на камень, взобраться к разлому. Подъем, однако, оказался сущим мучением: куда бы ни ставила Марта ногу, сверху на нее обязательно что-то сыпалось, катилось или летело. Скользя, падая, в кровь, разбивая колени, Марта все-таки добралась до верху и постояла там, поражаясь толщине стены.
      Вниз Марта спустилась по такой же куче щебня. Дикие травы заполонили все пространство внутри стены. В воздухе витал дух невыразимого запустения. Странное сооружение высилось шагах в ста от стены. Марта пожала плечами, недоумевая, почему оно производит такое жуткое впечатление, пока не поняла, что это из-за отсутствия окон. Угнетало именно ощущение слепого, безглазого взгляда, да и уныло-грязный цвет самого здания, за столетия исполосованного непогодой, отнюдь не радовал взор. Марта решительно направилась к нему. Проникнуть внутрь не составляло труда: тяжелая дверь, упав с петель, лежала на пороге. Однако Марта долго еще изучающе смотрела на но; небольшое и мрачное, но величественное сооружение с группами слепых арочных проемов по бокам входа. Но она не боялась больше, потому что понимала, на что смотрит, - на опустелую синагогу.
      Глава 12
      Сквозь дверной проем Марта видела на полу толстый слой мусора и листьев, занесенных внутрь молельного зала ветром несчетных лет. Обветшание полное. Возможно, здание даже опасно осматривать. Но не только это соображение держало ее так долго у входа. Она вдруг - опять! - почувствовала внезапное, жгучее отвращение к этому месту; каким-то образом от него разило злосчастьем, уготованной ей бедой.
      Вздор, вздор! Марта заставила себя переступить порог и сделать несколько шагов в темноту, ставшую, как только глаза освоились, плотным серым полумраком. Можно было различить потрескавшиеся, осыпающиеся стены, черный свод над головой, неясно очерченный скудным светом. Направо была узкая, деревянная, хорошо сохранившаяся лестница, которая вела, видимо, на женскую галерею. Марта помнила, что женщины и мужчины в синагогах молились раздельно. Галерея казалась вполне прочной, но Марта не видела причин тут взбираться.
      Она потеряла еще несколько минут на осмотр помещения, Жуя щиколотку проваливаясь в рыхлый, перемешанный с песком сор. Нет, здесь не осталось ничего, что указало бы на путь к разгадке. Наконец она направилась к выходу, осторожно пробираясь вдоль стены, по верху которой шла галерея. Стояла мертвая тишина. Но, выйдя из-под навеса, образованного галереек Марта вдруг подчинилась какому-то безотчетному порыву, заставившему ее посмотреть вверх. И там, в полутьме, над ней торчал черный силуэт человеческой головы, словно кто-то, перегнувшись через перила, смотрел прямо на Марту! В тот момент, когда она подняла глаза, силуэт исчез в темноте: это произошло молниеносно.
      Она пустилась бежать, гонимая смертным страхом. Ничего не видя вокруг, вылетела наружу, продралась сквозь заросли крапивы к пролому в стене, не помня себя, взобралась на кучу камней, которые катились и летели из-под ног, оступалась, падала, поднималась и все это время где-то совсем рядом слыша какой-то неприятный звук. Только потом до нее дошло, что это она сама его издает: то ли вой, то ли скулёж, порождение животного, безмозглого страха.
      Добравшись до пролома, она полусоскользнула, полусвалилась на землю, не останавливаясь, рванула к лесу и не смела оглянуться, пока не решила, что селение скрылось из виду... Но и никто не преследовал ее, старая дорога была пустынна. Не в силах больше бежать, она пошла шагом, тяжело дыша, с ободранными конечностями, с колотящимся сердцем, пока не добралась до машины. Успокоившись, она села за руль и поехала в деревню, к домику Лауба. Хозяин был на месте, возился с ульем - и глянул на нее безразлично, ни словами, ни жестом не дав понять, что узнал. Кто же старается довести ее до безумия! Если Лауб дома, значит, это был хозяин гостиницы Цукхейзер, больше некому.
      Значит, Цукхейзер. Могла бы сразу догадаться: взгляд этих свинячих глазок, холодный и сальный...
      Марта затормозила перед гостиницей, выскочила из машины. Она подождет его в пивной, она готова к встрече. Пылая гневом, рывком распахнула дверь...
      Цукхейзер безмятежно стоял за стойкой, отпуская пиво паре местных завсегдатаев. Никто из них даже не посмотрел на нее, когда она остановилась с размаху. Похоже, они давно здесь? сидят. В полной растерянности она направилась к лестнице и свою комнату явилась в состоянии полного и бессильного негодования.
      Вдруг ослабев, Марта буквально рухнула на стул. Что, неужто снова приниматься за бесконечное копание в фактах, воображаемых и реальных, пока не закружится голова? Она у нее уже и так кружилась. Пожалуй, лучше обдумать новое, удивительное открытие, нужно разузнать что-нибудь о заброшенном поселении. Здесь должны помнить, она сейчас спросит...
      Марта спустилась в пивную. Цукхейзер на этот раз был один и с закрытыми глазами неподвижно сидел за стойкой.
      - Герр Цукхейзер,- позвала она неуверенно.
      Бледные веки не сразу, но поднялись, и Марта встретила взгляд бесцветных, невыразительных глаз. Приходилось признаться, что эта туша вызывает в ней не только отвращение, но и некоторый страх.
      - Герр Цукхейзер, - повторила она, стараясь преодолеть неприязнь. - Не скажете ли вы мне, что это за разрушенные дома там, в лесу, немного дальше дворца? Последовала обычная пауза, к которой Марта была готова и не позволила себе раздражаться.
      - Место в лесу? - повторил он, и тут вошла его жена с огромным подносом, заставленным стеклянными пивными кружками. Он, как сидел прямо у нее на пути, так и не шевельнулся, и жена, словно не ожидая ничего другого, протиснулась позади него, осторожно и уважительно, не дай Бог потревожить. Марта задержала дыхание, понимая, что предложить помощь будет в высшей степени бестактно. Однако фрау благополучно водрузила поднос на стойку и принялась перетирать кружки, внимательно прислушиваясь к разговору.
      - Место в лесу, - снова повторил Цукхейзер. Он, наверно, нуждался в этих повторах для того, чтобы усвоить даже самую простую мысль.
      - Юденферштек. < Еврейская дыра или убежище (нем.)> - И замолчал, как будто название говорило само за себя.
      - Но что это? - спросила Марта. - Можете ли вы мне что-нибудь о нем рассказать?
      - Там жили эти, - говоря с ней, он никогда не смотрел в глаза, а пялился куда-то между грудью и животом. - Евреи там жили, но их выгнали. Это было давно. Сотни лет назад.
      - Я хотела бы узнать об этом побольше. Особенно меня интересуют синагога и кладбище. Кого я могла бы расспросить? И нет ли в округе еврейских семейств, которые живут здесь издавна?
      На этот раз он молчал так долго, что хоть и не хотелось, а пришлось посмотреть ему в лицо. Выяснилось, что он, прищурившись, напряженно разглядывает Марту. Фрау Цукхейзер также перестала перетирать кружки и глядела на нее с тем же недоверчивым выражением. Наконец немец прервал это многозначительное молчание и тихо осведомился:
      - Вы что, еврейка?
      - Да! - громко ответила Марта и сама себе удивилась. Это была неправда, и еще можно поправиться, но она не стала. На что ей уважение этого пивного бочонка?
      - Да, - повторила она уже спокойней и, заметив, как разительно изменилось лицо фрау Цукхейзер, в приступе холодной ярости принялась фантазировать. - Хотелось бы получить сведения об одном из моих предков, который здесь захоронен. - Получалось гладко, - Я не умею читать по-древнееврейски и должна найти кого-нибудь, кто помог бы мне отыскать могилу.
      Молчание Цукхейзера после этого заявления наполнилось каким-то новым качеством. Он смутно чувствовал, что здесь что-то не так, и тяжело ворочал мозгами.
      - Кто ж прочтет то, что давно пошло прахом? - пробормотал он. - Дело-то давнишнее.
      - И все-таки я должна попытаться, - поспешно сказала Марта, опасаясь, что не выдержит и рассмеется ему в лицо. - Так нет ли такого человека здесь в округе?
      Теперь фрау Цукхейзер стояла плечом к плечу со своим господином. Они безмолвно посовещались, потом она пожала плечами и вымолвила:
      - Ни здесь, ни в Эгерте, - обращаясь при этом не к Марте, а к мужу.
      - Нет, евреев здесь поблизости нет, - как бы перевел он слова жены. Когда-то, да. Теперь - нет.
      - А в Вюрцбурге? - не отставала Марта.
      - В Вюрцбурге - может быть.
      - Пусть милостивая госпожа справится в Вюрцбурге, - посоветовала хозяйка и, одарив Марту ехидной улыбкой, подхватила поднос и исчезла.
      - Благодарю вас. - Марта повернулась, чтобы уйти наверх, но жаждущий определенности Цукхейзер остановил ее:
      - Вы что, в самом деле еврейка?
      - В самом деле, - ласково отозвалась она и по глазам увидела: сама ее ласковость кажется ему подозрительной до того, что в мутных глубинах сознания складывается опасение, что его дурачат.
      Уж у себя в комнате она насмеялась всласть, да так, что Цукхейзеры наверняка это слышали.
      "Ну и пусть", - подумала Марта. Но веселье испарилось, как только она задумалась, что же предпринять дальше. Видимо, придется вернуться в Вюрцбург и поискать там данные по истории покинутого еврейского поселения. Но какой в этом смысл, непонятно... Надеяться особенно не на что, но как минимум, надо зайти в местный университет. Как ни крути, выбора нет: либо она продвигается вперед, либо опускает руки и возвращается в Англию. Таким образом, от поездки в Вюрцбург было не отвертеться.
      Глава 13
      В полдень следующего дня она отъехала от Вюрцбургского университета совершенно подавленная. В библиотеке ее расспросы авторитетно пресек главный специалист, согбенный высохший карлик с толстенными стеклами очков и выпяченной верхней губой.
      - Всю историческую секцию нашей библиотеки разбомбили, - сообщил он. Превратили в золу одно из богатейших собраний в Европе... Какое варварство, - и покачал головой.
      - Я надеялась узнать что-нибудь о местечке Юденферштек, расположенном неподалеку от Рейнольдс-Тюрма. Нет ли здесь кого-нибудь, кто бы мне помог? спросила Марта. Последовала крошечная, почти неощутимая заминка.
      Главный библиотекарь приподнял брови, и нечто неопределенно-неприятное промелькнуло в его лице, прежде чем он ответил:
      - Юденферштек? Разве его руины еще сохранились? Жившие там евреи изгнаны из герцогства в... Не припомню точно, но где-то в начале восемнадцатого века.
      - В тысяча семьсот двадцатом? - Около этого.
      - Из-за чего их изгнали?
      - Из-за того же, из-за чего все общества того времени старались очиститься от евреев, фройляйн. Их гнали за лихоимство. - Так было в том случае, о котором мы говорим, или это всего лишь личное обобщение? - холодно осведомилась Марта. - Ибо если последнее, то я предпочту проконсультироваться с компетентным историком. Имеется ли такой в Вюрцбургском университете?
      - У нас работают очень известные историки, лучшие в мире, - ответил библиотекарь. - Но ваш вопрос настолько... мм... специфичен... очень. Нет, я не знаю никого, кто мог бы помочь вам.
      "Хочешь сказать, что не дашь рекомендации еврейке", - расшифровала Марта и обменялась с ним откровенно враждебными взглядами. Легкость, с какой они читали мысли друг друга, была удивительна для людей, знакомых не более десяти минут.