Девушка из Бурже

      За столом под лампой без абажура сидел дежурный полицейский и что-то писал. Он бросил на вошедших быстрый взгляд, узнал Маркуса и поднялся. – Вы хотите начать прямо сейчас? – спросил он.
      – Да, – кивнул Маркус и указал Полю Рено на стул. Затем он распахнул дверь в соседнюю комнату, откуда вышел молодой человек спортивного вида.
      – Мне нет необходимости представлять вас друг другу, – сказал Маркус, – поскольку вы хорошо знакомы. Садитесь, господин Сакс.
      Потрясенный Поль Рено не сводил глаз с вошедшего. Инспектору даже почудилось, что Рено побледнел, хотя это могло ему просто показаться из-за слабого освещения.
      – Поль, – обратился он к Рено. – Этот человек – Пьер Сакс, репортер из «Хет Споор», утверждает, что после того, как история с Дювивье закончилась, он беседовал с тобой три раза: дважды у тебя дома и один раз по телефону.
      – Два раза по телефону, – поправил его Пьер Сакс. – Первый разговор послужил поводом для последующего. А позднее было еще несколько коротких разговоров, не имеющих особого значения.
      Поль Рено высокомерно и недоверчиво покосился на Сакса.
      «Он не догадывается, для чего Сакс появился здесь. Но он явно напуган», – отметил про себя Маркус.
      – Может ли он сейчас при мне повторить все то, что говорил вам? – спросил Поль Рено спокойным голосом, холодно, но не враждебно.
      – Разумеется, – Маркус сделал знак Пьеру Саксу. – Начинайте.
      Пьер Сакс откинулся на спинку стула и, повернувшись к Полю Рено, спросил:
      – Ты, надеюсь, не отрицаешь, что мы с тобой разговаривали несколько раз?
      Рено с кривой усмешкой посмотрел на Сакса и съязвил:
      – А ты, конечно, это утверждаешь!
      Желая избежать ненужных пререканий, Маркус поднял руку и, повернувшись к Саксу, сказал:
      – Объясните, когда и о чем состоялся ваш первый разговор.
      – Пожалуй, будет проще всего, если я сначала прочту вам, что уже написал о первом и втором разговоре для нашей газеты.
      Журналист повернулся к Полю Рено:
      – Если я где-либо допущу неточность, пожалуйста, поправь меня. Но надеюсь, что в основном все совпадет.
      Он перевернул несколько страниц рукописи и добавил:
      – Я опускаю вступление, которое не имеет прямого отношения к делу, а лишь проливает свет на биографические данные нашего героя. Итак, я начинаю.
      «Это был просторный уютный дом, куда я не был приглашен, и я отлично понимал, почему… Мне было известно, что среди гостей находится Пьер Шадрон и что сейчас в доме все только и говорят о деле Дювивье. Я был уверен, что как только в зале произнесут мое имя, Поль Рено примет этакий скучающий вид. Все так и произошло. Жена Поля Рено стояла рядом с ним, когда служанка доложила обо мне. Она небрежно бросила мужу:
      – Сакс? Пьер Сакс? Это уж не тот ли скандальный журналист из «Хет Споор»?
      – Да, он.
      – Что ему от тебя надо?
      – Я просил его о встрече.
      – Почему он явился в наш дом в такой поздний час?
      – Я дал ему понять, что в сложившейся обстановке предпочитаю не афишировать наших встреч.
      – А тебе самому что от него нужно?
      – Ты знаешь мой девиз, дорогая: «Храбрость побеждает врагов». Он справедлив и в делах. Но в предстоящей борьбе я предпочитаю вообще не иметь врагов».
      Пьер Сакс взглянул на Поля Рено и, улыбнувшись, сказал:
      – Разумно, ничего не скажешь! – затем продолжил чтение.
      – «На твоем месте я постаралась бы отделаться от него, – сказала жена Рено, – Он подлец, и тебе незачем искать его расположения. Он ведь не сможет повредить тебе.
      – Но смог же он утопить Дювивье, – возразил Поль Рено.
      – Да, но против Дювивье у него имелся материал, а чтобы выступить против тебя, ему придется лгать.
      – Это привилегия газет. Журналисты лгут, но читатели им верят. И даже если не вполне верят, то каждый в глубине души считает, что нет дыма без огня. Ты не представляешь, сколько карьер рушилось из-за такого дыма. Не беспокойся, я лишь хочу с ним познакомиться, чтобы убедиться, что факты, которыми он располагает, разоблачают только Дювивье как личность, но не могут нанести удар партии и, в частности, преемнику Дювивье».
      Пьер Сакс покосился на Поля Рено.
      – Вообще-то я не слышал этого разговора. Ты сам мне о нем рассказал, когда я поинтересовался реакцией супруги на мой приход. Ты разоткровенничался после того, как я сказал, что серьезно собираюсь написать о тебе роман. Знаешь, у меня тогда и в самом деле была такая задумка.
      – А сейчас уже нет? – спросил Поль Рено, пристально смотря на Сакса.
      – Нет, – спокойно ответил Сакс.
      – Почему же?
      – Ты меня больше не интересуешь.
      На лице Поля Рено не дрогнул ни один мускул.
      – Так что же было потом? – спросил Маркус. «Супруга хозяина дома удалилась к гостям, а я подошел к нему и показал пальцами, что хотел бы получить остальную часть гонорара…»
      Поль ухмыльнулся. Заметив это, Сакс прервал чтение и сказал:
      – Помнишь, ты сказал тогда с издевкой: «Я сразу понял, что ты явился за деньгами». Ты в этом ни минуты не сомневался, поскольку я заявился в твой дом поздно вечером. И тебе это, конечно, не понравилось. Ты спросил: «Мы, что же, перестали доверять друг другу?» Вопрос этот показался мне несколько наивным, хотя ты имел в виду доверие, которое связывает двух мошенников и исключает доносительство. Я ответил, что дело не в доверии, просто завтра уезжаю на непродолжительное время, поэтому и пришел сегодня вечером.
      Ты ничего не возразил, хотя не был уверен, найдется ли у тебя нужная сумма. «Пойдем», – сказал ты. Мы прошли в твой кабинет, ты открыл сейф и что-то там собрал. «Гм, к сожалению, у меня пока есть только эта сумма. Остальное завтра» Я спросил, смогу ли получить деньги до девяти утра. «Так рано?» – спросил ты. «Да, так будет спокойнее», – ответил я. «Хорошо, – согласился ты. – Завтра возьму деньги в банке». Потом ты спросил, куда и зачем я направляюсь.
      Нашу беседу я записывал на магнитофонную пленку.
      Пьер Сакс снова стал читать свою запись.
      «Мы еще немного поболтали о том, о сем, затем я поинтересовался, знают ли Шадрон и его друзья, что их противники из оппозиционной партии подкупили нас, журналистов, чтобы мы скомпрометировали Дювивье.
      – Конечно, – ответил Рено.
      – Для твоего тестя было бы ужасным ударом, если б он узнал, что компрометирующие материалы получены не от ваших противников, а от тебя. И все это только из-за того, что ты не пожелал ждать еще пятнадцать или двадцать лет поста министра.
      – Ах, – ответил Рено, – Шадрон, безусловно, достойный человек, но несколько старомодный. А времена меняются…
      Поль засмеялся.
      – Дювивье выключен из игры, – сказал он. – Но только на время. Он вернется. Немного позднее. Подобные инциденты создают много шума, а потом все о них забывают.
      Дальнейший разговор был не менее щекотливым. Но тогда еще Поль Рено не понимал, куда я клоню и что скрывается за моими намеками».
      Сакс повернулся к Полю Рено и полюбопытствовал:
      – Ты и теперь абсолютно ни о чем не беспокоишься?
      Тот не ответил.
      «– Если кто-нибудь перебежит тебе дорогу, Рено, ты ведь уберешь его, не раздумывая, верно? Поль нехотя процедил сквозь зубы:
      – Трудно признаться в этом, но если понадобится, – да.
      – И со мной ты бы также поступил?
      – С тобой?
      Я решил облегчить ему ответ и спросил:
      – Если бы для твоей карьеры возникла необходимость уничтожить меня, ты бы сделал это?
      Поль нервно пробормотал:
      – Странный вопрос…
      – Так сделал бы или нет?
      – Боюсь, что да.
      – И все же ты ответил не сразу, немного помедлил…
      – Да, немного… Нерешительность, – заметил Поль, – еще не является свидетельством влияния моральных принципов, чаще это говорит о бесхарактерности человека или его неопытности.
      – А что значит для тебя человек?
      Поль любил такие вопросы. Он ответил сразу и с явной гордостью:
      – Человек – это единственный хищник в мире, который никогда не покажет в открытую, что у него есть когти.
      Великолепное изречение! Даже я вынужден был это признать.
      – Человек радуется тому, что у него есть когти?
      – Да, если это хорошие когти!
      – А если нет?
      – Тогда человек возмущается, если такие когти кто-то другой пускает в ход, и это называется борьбой за моральные принципы. А каким ты сам видишь человека, Сакс?
      – Это несчастное существо, которое задвинули в дальний уголок да и забыли про него.
      Поль немного подумал и мне показалось, что он согласился со мной».
      – Я правильно тебя понял? – спросил Пьер Сакс. Но Поль Рено, казалось, его не слышал.
      – «Рено, а как ты посмотришь на то, что я попытаюсь уничтожить тебя, подобно Дювивье?
      Поль растерялся.
      – Что ты сказал? – испуганно переспросил он.
      – Неужели это тебя не разозлит? Поль явно ничего не понимал.
      – Ты – меня… уничтожить?..
      – Да.
      Его растерянность как рукой сняло. Поль улыбнулся.
      – Еще бы не разозлиться, – сказал он. Однако, судя по его безмятежной улыбке, он все еще ничего не понял.
      – Ты ведь обрушишь на мою голову все проклятья!
      – Еще бы!
      – И все это во имя соблюдения моральных принципов!
      – Разумеется!
      Поль весело рассмеялся.
      – А ты непременно хочешь сделать из этого трагедию?
      – Возможно. Никто не может запретить нам иной раз становиться сентиментальными. Все ведь зависит от желез внутренней секреции.
      И тут впервые в его глазах мелькнула тревога. Он спросил с натянутой улыбкой:
      – Ты хочешь поставить меня на колени, Сакс? Почему?
      Теребя в руке листок бумаги, я спросил, хорошо ли он помнит свой последний год в лицее, когда проводилась математическая олимпиада, в которой принимали участие все парижские школы.
      – Конечно, – кивнул Поль, – я хорошо это помню.
      – Ты тогда получил второе место, не так ли?
      – Да, – подтвердил Поль.
      – Ты тогда оказался вторым и в награду получил спортивный автомобиль.
      Он посмотрел на меня с удивлением.
      – Верно, но откуда ты об этом знаешь?
      Я сказал, что об этом тогда писали все газеты, и спросил:
      – А ты помнишь, кто был первым?
      – Нет. Тогда мне, конечно, было известно это имя, но сейчас я уже забыл его.
      – Первое место занял Пьер Сакс! – сказал я.
      – Ты?! – удивился Поль. Я кивнул.
      – Я учился в скромной пригородной школе. После присуждения первого места меня сфотографировали, и это фото появилось на следующий день в газете, но автомобиль в подарок я не получил. Когда я пришел домой со своей наградой, меня встретил пьяный отец, который посмотрел на мой диплом мутным взглядом и даже не сумел прочесть, что там написано, только спросил, сколько денег я за это получил.
      – А ты и в самом деле что-то получил?
      – Медаль. Вчера я нашел ее на чердаке среди старого хлама и десять минут не мог до нее дотронуться.
      – Она была такая грязная?
      – Нет, сияла, как новенькая.
      Я заметил, что Рено смотрит на меня недоверчиво и испытующе, и продолжал теребить бумажку в руке. Наконец я встал и поинтересовался, не знает ли он, когда отправляются в Бурже утренние поезда.
      – А почему ты меня об этом спрашиваешь? Посмотри сам расписание.
      – Ты ведь ездишь туда время от времени, не так ли?
      Рено уставился на меня с нескрываемой тревогой.
      – И поэтому я должен знать расписание поездов? Если мне случается бывать в Бурже, я езжу туда на машине.
      – А раньше как ездил?
      – Что значит, «раньше»?
      – У тебя что же… родственники в Бурже?
      – Нет.
      – Друзья?
      – Тоже нет. Да почему тебя все это интересует?
      – Скажи, ты знаешь, где находится сиротский дом в Бурже?
      Рено внимательно посмотрел на меня.
      – Сиротский дом? Странный вопрос…
      Я пояснил, что готовлю репортаж о сиротских домах во Франции и хочу посетить сиротский дом в Бурже, чтобы определить, соответствует ли он среднему уровню таких учреждений, так как мы начинаем кампанию по сбору средств для сиротских домов.
      – Ты имеешь в виду добровольные пожертвования?
      – Да.
      Рено недоверчиво покосился на меня.
      – Ваша газета занимается сбором средств для сирот?
      – У журналистов тоже имеются железы внутренней секреции.
      Рено больше не улыбался. Он уже понял, что я что-то замышляю, только никак не мог понять, что именно, и потому насторожился.
      – Недавно я побывал в Бурже, – сказал я. – Сиротский дом там не очень большой – здание белого цвета, расположенное на высоком холме, на окраине. Верно?
      – А мне-то откуда это знать! – огрызнулся Поль.
      – О-о, – удивленно протянул я. – Неужели не знаешь?
      – Думаешь, мне известны все сиротские дома Франции?
      – Мне сказали, что ты знаком с тамошним директором.
      – Я понятия не имею, кто является директором сиротского дома в Бурже.
      – Достопочтенный господин Рошель.
      – Никогда не слышал этого имени.
      – Правда?
      – Зачем мне лгать!
      – Вот это-то и есть самое непонятное.
      – Что именно? – Рено явно начинал раздражаться.
      – Недавно в редакции мы заговорили о Бурже, и кто-то сказал, что ты уже несколько лет посещаешь сиротский дом господина Рошеля, что ты друг его дома и каждое лето посещаешь сирот. При этом ты каждый раз обедаешь с директором и оставляешь ему денежный чек. Мы тогда сразу подумали, что ты именно тот человек, который может возглавить наш фонд.
      Рено вздрогнул и побелел.
      – Ни в коем случае! – почти закричал он.
      – Боже, да что ты так волнуешься? Это же очень почетно – возглавить фонд и собирать средства в пользу сирот. Все дамы высшего света занимаются благотворительностью. – И прикрыв глаза, я спокойно добавил: – О, я понимаю, что тебя не устраивает – ты не прочь возглавить фонд, только не хочешь делать это благое дело с помощью нашей газеты.
      – Совсем не в том дело! Хотя… в определенном смысле… Ты должен меня понять: вы только что разделались с Дювивье и если вы сейчас выберете меня на сию почетную должность, это будет выглядеть подозрительно, люди могут подумать, что я состою с вами в заговоре.
      – А ты и был с нами в заговоре. Поль, уже не сдерживаясь, заорал:
      – Да! да! Но это не значит, что каждый… Однако, заметив, что я улыбаюсь, он немного успокоился.
      – Послушай, – продолжал Поль, – я не люблю это публичное милосердие, мне оно претит. В рекламе, которая раздувает все эти благотворительные акции, есть что-то вульгарное. Сделай милость, поищи для вашего фонда какую-нибудь другую кандидатуру. Пожалуйста, проводите сбор средств, но только без меня.
      – Ах, какая неприятность! – с озадаченным видом произнес я.
      – О чем ты?
      – Боюсь, статья уже напечатана.
      – Какая статья?
      – По поводу сбора средств для сиротского дома в Бурже.
      Рено побагровел от гнева. Приблизившись ко мне вплотную, он закричал:
      – Ты хочешь сказать: вы использовали мое имя без моего разрешения?!
      Я пожал плечами.
      – Увы… Мне очень жаль, но мы были уверены, что ты не станешь возражать…
      На миг мне показалось, что он готов меня ударить.
      – Боже мой, Сакс, ну можно ли быть таким идиотом?! Ты что же, не понимаешь, какое это имеет для меня значение? Именно сейчас, в тот момент, когда я вот-вот должен стать министром!
      – Да, я вижу, ты стараешься брать от жизни все возможное, – сказал я.
      Мне хотелось дать ему время, чтобы мы могли перейти к следующей теме.
      – Я вижу, ты злишься. По-настоящему злишься. Ты сказал, что способен разозлиться, и сейчас я в этом убедился.
      Несколько секунд Поль молчал, затем постарался взять себя в руки. Морщины на лбу у него разгладились, уголки рта задрожали. Поль Рено попытался улыбнуться, хотя это ему плохо удавалось. И все же он справился с собой.
      – О… Ты шутишь… Вероятно, захотел узнать, испугаюсь ли я.
      Он покачал головой и с облегчением произнес:
      – Ну хорошо. Ты уже убедился, что и я способен потерять самообладание…
      Я подошел к стене, увешанной картинами, и стал читать вслух подписи:
      – Врак… Леже… Хуан Грие… Вот это да! Поль удовлетворенно кивнул.
      – Думаешь, все эти художники получили широкое признание в мире? – спросил я.
      Однако он уже был не в состоянии вести этот разговор и повел меня к двери.
      – Завтра, послезавтра или в любой другой день, когда тебе будет удобно, мы поговорим о современном искусстве, Сакс, но, прошу тебя, не сейчас. Я думаю, ты на меня не обидишься…
      Он чуть ли не вытолкнул меня на улицу. И на прощание сказал:
      – Ты намекнул, что собираешься в Бурже по какому-то грязному делу… Но ведь сбор средств для детей-сирот – вовсе не грязное дело…
      Я улыбнулся.
      – Разумеется, если ты хочешь так думать… Мой ответ явно удовлетворил его. Он засмеялся, а потом спросил:
      – Мы, вероятно, скоро прочтем об этом в вашем «Хет Споор»?
      – Да, как только материал будет готов. Публикация пойдет с продолжением. Постарайся ничего не пропустить.
      Распрощавшись с Рено, я отправился домой». Пьер Сакс повернулся к Маркусу.
      – Таков был наш первый разговор.
      – Почему ты ему тогда не все сказал?
      – Деньги, – ухмыльнулся Сакс, – как ты понимаешь, я еще должен был получить у него оставшуюся сумму.

4

      Взяв в руки вторую папку, Пьер Сакс продолжил чтение своего репортажа:
      «На другой день утром, не было еще и девяти, а я уже был у Рено. Как условились, он заранее приготовил деньги. Я небрежно сунул всю пачку в карман, полагая, что на этом дело Дювивье закончилось и начинается дело Поля Рено.
      Он стоял передо мной красивый, спокойный, самоуверенный, засунув руки в карманы домашнего халата. Судя по его виду, он хорошо выспался и вкусно позавтракал. Начинался новый день его лучезарной жизни. Мне предстояло выяснить у него самую малость…»
      Прочитав эти строчки, Сакс тихонечко хихикнул. «Я спросил Поля, не знает ли он, в какие часы разрешено посещение сиротского дома в Бурже. Рено небрежно бросил:
      – Договорись с начальством, вот и все.
      – Нет, я имею в виду не визит к директору, а посещение самих сирот. Когда можно их навестить?
      Видимо, этот вопрос напомнил ему о нашем неприятном разговоре накануне. Поль недовольно буркнул:
      – О Господи, а для чего люди выдумали телефон? – и раздраженно сказал: – Ну что ты ухмыляешься? Я надеюсь, ты не станешь снова болтать вчерашнюю ерунду? По-моему, пошутили и хватит!
      – А ты знаешь, что мне снилось сегодня ночью? – без всякой видимой связи с предыдущим разговором спросил я и пристально посмотрел на Поля.
      – Извини, дружище, – недовольно поморщился Рено, – у меня сегодня масса неотложных дел. Я буду тебе очень признателен, если ты расскажешь свой сон кому-нибудь другому, а мне некогда, и потому выметайся поскорее.
      Я не двинулся с места.
      – Мне приснилось, будто у тебя в Бурже был роман с красивой девочкой, манекенщицей, но вы столкнулись с некоторыми трудностями. Представь себе, сон был таким явственным, что я запомнил даже имя девушки…
      Рено с изумлением уставился на меня.
      – Ее звали Мария-Тереза Сенье…
      Рено так побледнел, что мне показалось, будто он сейчас упадет в обморок.
      – Я не понял, что там у вас случилось, но, как ни странно, иной раз в наших снах находят отражение совершенно фантастические истории. Что за удивительное создание – человек! Вообрази, мне приснилось, что эта молодая особа родила от тебя ребенка и что ребенок – не странно ли это? – воспитывается в сиротском доме в Бурже и что этот мальчик очень похож на тебя. Ну что ты на это скажешь?
      Рено стоял не шелохнувшись. А я с жаром продолжал:
      – В общем все довольно просто. Мне захотелось узнать, на самом ли деле в этом сиротском доме есть мальчик, похожий на тебя. Если нет, тогда это просто нелепый сон, а если такой ребенок существует, мне нужно всерьез заняться собой, возможно, я обладаю такой сверхъестественной силой воображения, что могу воплощать воображаемое в реальность… Что ты на это скажешь?
      Рено невнятно пробормотал:
      – Если это твоя очередная мрачная шутка… Я улыбнулся:
      – То ты займешься сбором средств для сиротского дома в Бурже…
      – Что ты еще хочешь сказать? – с тоской в голосе спросил он.
      Теперь он говорил медленно, тихо. Он уже все понял.
      – Мальчик из сиротского дома не просто похож на тебя, вы с ним как две капли воды…
      И я показал ему фото».
      Маркус раскрыл свою папку и вынул из нее фотографию.
      – Это? – спросил он. Пьер Сакс кивнул.
      На фотографии был изображен Поль Рено с мальчиком лет десяти, который был действительно очень на него похож.
      – Фотография, конечно, фальшивая, – сказал Пьер Сакс. – Я не стал скрывать это от Рено. Фото составлено из двух других карточек, что называется «смонтировано», но все составные части – подлинные, вырезаны из фотографий Поля Рено и мальчика. Мальчик этот в действительности существует. Предполагаю, что Поль даже никогда не видел его, я хочу сказать, с самого дня его рождения, но, как я уже говорил, ребенок этот существует, он содержится в сиротском доме в Бурже и удивительно похож на Поля Рено. Я сделал эту фотографию, чтобы обратить особое внимание на их сходство. Конечно, можно было продемонстрировать это, положив обе фотографии рядом, но с помощью монтажа это сделать легче.
      Сакс отдал фотографию Маркусу и продолжал читать:
      «Несколько минут Рено изучал фотографию, потом спросил, как зовут мальчика.
      – Если ты и в самом деле этого не знаешь, ты без труда можешь угадать его имя.
      Поль не понял, и тогда я решил помочь ему:
      – Мария-Тереза Сенье очень любила тебя. Она назвала сына Полем – в твою честь, а поскольку ты не признал его своим сыном, она дала мальчику собственную фамилию. Итак, мальчика зовут Поль Сенье.
      Рено вернул мне фотографию и произнес хрипло:
      – Я уже понял, что ты вчера не шутил. Итак, сколько?
      – Этого ты не сможешь оплатить… Он снова упрямо повторил:
      – Сколько?
      – Ты действительно не сможешь этого оплатить».
      Пьер Сакс повернулся к Маркусу.
      – Как только он узнал, что мне действительно что-то известно, он попытался меня подкупить. В первый момент я не придал этому особого значения, подумал, что Поль боится за свою политическую карьеру и во что бы то ни стало решил избежать сентиментального скандальчика, который не сделает его преступником, но заметно повредит ему в глазах общественности. Только потом я понял, что тут кроется кое-что другое. На самом деле Поль дрожал не за политическую карьеру, а за свою шкуру.
      «Рено написал какую-то цифру на бумажке и показал ее мне. Там стояла очень крупная сумма.
      – Нет! – сказал я.
      – В два раза больше…
      – Этого у тебя нет. – Я потряс бумажкой.
      – Откуда ты знаешь? – спросил Поль.
      – Это сейчас не имеет значения… Что же ты собираешься делать? Станешь бить на жалость и взывать к нашей давней дружбе?
      У Поля был совершенно убитый вид.
      – Тебе это кажется смешным?
      – Да.
      – Для чего же ты все это затеял?
      – Ты хочешь сказать, как я мог пойти на такое дело, ведь мы в какой-то степени старые знакомые?
      – Не понимаю, для чего тебе это понадобилось, – повторил он.
      – Сообщать факты, о которых никто пока не знает – наша профессия».
      Пьер Сакс прервал чтение и, повернувшись к Маркусу, сказал:
      – Когда ко мне явился один человек и рассказал эту историю, связанную с именем Поля Рено, я сразу почувствовал золотую жилу и тут же помчался к шефу. Я сказал ему, что наше разоблачение кандидата на пост министра оказалось очень выигрышным делом, но что у меня есть новые факты, которые помогут разоблачить его преемника. У шефа заблестели глаза. Да, это был горячий материал! Представляете, в самый разгар кампании за моральное очищение общества выясняется, что ее идеолог черен как мавр, а еще через несколько недель его преемник, которого партия провозгласила чуть ли не архангелом Гавриилом, тоже схвачен с поличным и барахтается в грязи.
      «Нет! – твердо сказал Рено.
      – Что означает это «нет»?
      – Ты ничего не сможешь доказать. Тот факт, что мальчик на меня похож, еще не говорит о том, что он мой сын.
      – А мы кое-что к этому добавим в качестве доказательства.
      Я снова показал ему фотографию.
      – Как ты думаешь, что скажут люди, когда увидят эту фотографию? Мой шеф поручил мне подать материал в виде фельетона, который будет публиковаться в отрывках, чтобы растянуть его на несколько номеров – это сразу увеличит наш тираж. Часть репортажей у меня уже готова, и как только я вернусь из Бурже, мы начнем публикацию. И тут уж придется всюду поставить точки над «i».
      Я увидел, что Рено лихорадочно ищет выход. Проще всего было умолять меня не делать этого, но он не мог, это было выше его сил. Он понимал, что я жду этого, и в глазах его застыл детский страх.
      – Я подам на тебя в суд! – пригрозил он. Я пожал плечами.
      – Так все говорят…
      Он чуть-чуть собрался с силами.
      – Но я непременно сделаю это и ни за что не соглашусь на мизерное возмещение убытков. Я потребую денег, столько денег, что это вконец погубит вашу газету.
      Я всегда испытываю жалость, когда слышу такие идиотские заявления.
      – Ты знаешь так же хорошо, как и я, – возразил я Полю, – что о возмещении убытков может идти речь, если человек незаслуженно опорочен, то есть в качестве доказательства приведены ложные факты, но мы не собираемся лгать. Дювивье же не попытался начать против нас процесс! Он просто не смог бы этого сделать, ибо все, что мы о нем писали, – чистая правда. – И я добавил: – Когда над головой Дювивье разорвалась бомба, наши читатели свалились со стульев. Они немедленно заклеймили и отвергли Иуду, а на его место призвали непорочного Парсифаля. Если же им станет известно, что у нашего Парсифаля есть внебрачный сын, от которого он отказался, и вместо того, чтобы взять мальчика в свой дом, упрятал его в приют, – я думаю, все, кто еще сохранил хоть какую-то веру в справедливость, отвернутся от тебя.
      – Ты преувеличиваешь. И ничего не сможешь доказать. Ничего. Может, ты и завоюешь широкого читателя, но судебный процесс выиграю я.
      – Какие еще нужны доказательства! У тебя есть внебрачный сын, и ты упрятал его в сиротский дом!
      – Я выиграю процесс! И это будет твоим концом! Подумай, прежде чем что-то начать. Предупреждаю, процесс кончится для тебя плохо!
      Оба мы прекрасно понимали, что не будет никакого судебного процесса.
      – Фу, Рено, ты просто жалок! Ну хотя бы попросил меня, разозлился или назвал бы проходимцем!
      Поль начал раздражаться.
      – Если ты будешь продолжать в том же духе, Сакс, ты об этом пожалеешь. Ты поплатишься за все.
      – Ну еще бы! Я уже не раз слышал, что мы, газетчики, за все поплатимся.
      – Я обещаю тебе это!
      – Другие тоже обещали! Я имею в виду – они все это себе представляли в своих мечтах, в своем воображении! И ничего… Если бы мы боялись вас, мы бы не были журналистами. Смысл нашей работы – обезвредить таких, как ты, лишить вас власти. Ибо те, кто дал вам эту власть, прочтут нашу газету и поймут: нет дыма без огня, пусть даже не все здесь правда. А уж в данном случае огня хватает!
      Поль разом сменил тон.
      – Послушай… – сказал он тихо. Он принялся умолять меня.
      – Ничего не выйдет, старина! – твердо стоял я на своем.
      Он перепугался до смерти.
      – Хорошо, – бормотал Поль, – я в твоих руках. Ты хочешь, чтобы я молил тебя о пощаде? Смотри, я делаю это. Я умоляю тебя, Пьер, умоляю!
      Впервые он назвал меня по имени. Я еще не видел более жалкой картины.
      – Ты ведь сам говорил, что существуют правила игры, и что ты со мной тоже не стал бы церемониться. Помнишь?
      Однако он не сдавался.
      – Я прошу не за себя!
      – За кого же? За тестя?
      – Нет.
      – За кого?
      – За Жаклин.
      – Не вмешивай в это дело Жаклин! – заорал я в бешенстве.
      До чего же омерзительно было слышать, как он упоминает в этой ситуации имя жены!
      – Ты же говорил, что ненавидишь мелодрамы.
      Я вдруг осознал, что жена Поля, по всей вероятности, даже не знает о существовании его внебрачного сына.
      – Ты женился, даже не сказав жене о том, что у тебя есть сын?
      Поль опустил глаза.
      – Да. Моя жена ничего не знает. Я сотни раз хотел рассказать ей об этом, но не смог, у меня просто не хватило духу. Прошу тебя, не сможешь ли ты сделать так, чтобы не вмешивать в это дело Жаклин?
      Я подошел к окну. В какой-то момент я заколебался, но вдруг вспомнил, как он сказал о жене Дювивье: «Лучше бы она пораньше узнала о подвигах своего мужа. Все в конце концов выходит наружу».
      И тут вошла Жаклин.
      – О, ты здесь! – воскликнула она. – Поль, тебя к телефону.
      Увидев меня, она почему-то испугалась и явно не знала, как ей себя вести со мной.
      – Не обращайте на меня внимания, – буркнул я и поспешил удалиться».

5

      – Итак, подведем итог, – сказал Маркус. – Вы сообщили этому человеку, что знаете о существовании его внебрачного сына и собираетесь опубликовать по этому поводу серию репортажей в вашей газете?
      – Да.
      – Он испугался и стал предлагать вам деньги, а потом просил отказаться от этой публикации?
      – Именно так.
      – Вы подумали сначала, что он боится потерять свое доброе имя и не хочет, чтобы об этой истории узнала жена?
      – Верно.
      – Расскажите, почему вы решили не печатать репортажи и обратились в полицию.
      По морщинкам, набежавшим вокруг глаз Рено, Маркус понял, что тот слушает очень внимательно.
      «Это как раз то, что ему хочется знать больше всего, – подумал инспектор. – Поль Рено хочет выяснить, почему Сакс обратился к нам. Он сбит с толку. Обычно в таких случаях газетчики не обращаются в полицию».
      – Не так давно, когда я вернулся в редакцию после обеда, секретарь передала, что звонили из Бурже и спрашивали меня. Звонивший назвался Рено. Он сообщил, что хотел бы срочно со мной встретиться и оставил номер телефона. Я позвонил ему.