Глава 9

Той ночью за ужином Джонатан рассказал монахам и о гоблинах, и о волках. Он настойчиво повторял несколько раз, что, если бы он не привел волков, девушку неминуемо убили бы эти твари. Он не пользовался колдовством, чтобы привести волков, – они сами почему-то последовали за ним. И он сумел не нарушить приказ Лео – ведь он мог уничтожить гоблинов, обратить их в пыль, лишь произнеся несколько слов, однако все-таки не сделал этого. Хотя он и нарушил порядки Стражей, удалившись от крепости, он все же ожидал от братьев хоть какой-то похвалы, одобрения. Вместо этого монахи принялись ругать его – а Маттас громче всех.

– Ты ничему не научился за те годы, что провел здесь! – накинулся на него старик. – В этой земле есть силы, которые будут очень заинтересованы в тебе. Ты что, хочешь стать рабом Маркова – повелителя зверей? Ты хочешь, чтобы я повторил историю о трех ведьмах-людоедках из Тепеста? Лишь зло по-настоящему сильно в этой стране. Остальные выживают как могут, а самые благоразумные предпочитают спрятаться совсем.

– Но гоблины бы растерзали девушку, – возразил Жон.

– Они уже многих растерзали в Тепесте.

– Маттас! – воскликнул Доминик.

Жон увидел, что Доминик потрясен словами Маттаса, и услышал по голосу учителя, что прощен, когда глава Ордена добавил:

– Джонатана не видел никто, кроме девушки. Он удачно появился – и вовремя.

– И я не пользовался колдовством, – повторил Джонатан, не сводя глаз с Лео.

Жон не мог объяснить, почему волки пошли за ним. Лео был уверен, что он позвал их заклинанием. Теперь не будет уроков по утрам. Быть может, несколько недель. Джонатан нашел в одной из книг Лео заклинание, которое, как он думал, заставило бы учителя повиноваться его, Жона, воле. Но не хватало смелости попробовать это колдовство.

– Естественно, что он захотел взглянуть на Линде. Ему, может быть, вскоре придется отправиться туда, – произнес Гектор, одобряюще сжав руку юноши.

– Мне сдается, он уже не раз был в Линде, – проворчал Маттас, но никто не обратил внимания на его слова.

– Ну, хватит, – сдержанно произнес Доминик. – Это больше не повторится, так что и говорить больше не о чем.

Той ночью голос был громче и навязчивее, чем обычно. Жон сел, наклонился туда, откуда неслись слова. Тени словно расступились, и он увидел поблескивающий силуэт в углу.

– Кто ты? – спросил Жон, но не получил ответа. Он зажег свечу у изголовья. Золотое пламя свечи прогнало тени. Жон был один в спальне.

На следующее утро Джонатан уселся, скрестив ноги, на одном из бастионов крепости Стражей и долго смотрел вдаль, где еле видные через верхушки деревьев зеленели горы Тепеста.

Он вспомнил о девушках, которые смеялись на речном берегу, – особенно запомнилась ему одна, самая смелая, выхватившая свой маленький кинжал, чтобы сражаться с целой стаей гоблинов.

Он рывком встал. Скоро полдень. Жон поднял мешок со свежим хлебом, что лежал позади, и со всей осторожностью, на которую был способен, крадучись спустился со стены во двор.

Маттас грелся на солнышке, привалившись спиной к стене часовни. Жон не хотел разбудить его, не хотел отвечать на обычные вопросы старика – куда и зачем он идет.

Когда Жон только начинал свои походы по холмам, окружавшим крепость, полузвери-полулюди вовсе не казались ему опасными. Лео и Маттас говорили, что эти твари убьют его или утащат к Маркову, если поймают. Когда он был младше, Жон полагался на остроту своего слуха, зрения и ума и старался не попадаться гоблинам на глаза. Теперь он знал заклинания, которые заставят их пожалеть, если они вздумают броситься на него.

В лесах жили две стаи полулюдей. Та, что побольше, была свирепой и хорошо организованной. Стражи старались обходить их лагерь подальше. Вторая стая была постоянно в движении, охотясь на лесных животных. Жон наблюдал за обеими стаями издалека и знал, что не может подойти к ним ближе без риска быть схваченным.

В тот день Жон охотился на кроликов, а не на полулюдей. Он зарядил ловушки кусками хлеба и вскоре собрал добычу – пятерых зверьков. Трех он отнес Лео. Двух других он отнес в узкую лощину у берега реки. Войдя в заросший овраг, он тихо посвистел. Через несколько мгновений из-за деревьев вышли три твари – два самца и самка. У них были человечьи лица и туловища уродливых чудищ. Это были выродки, изгои царства животных. У самца поменьше недоставало глаза, из дыры по заросшей волосами морде текла желтая слизь. До тех пор, пока Жон не нашел эту троицу, они голодали, питаясь лишь ягодами и изредка случайно пойманной рыбой.

В отличие от крупных стай, эти не имели постоянного убежища. Они все время были настороже, бегали от сородичей и от Маркова, который, как они были уверены, обязательно прикончил бы их.

Жон уже несколько месяцев наблюдал за этой группкой. Он смотрел, как они объясняются жестами, как относятся друг к другу. Постепенно он начал понимать, что они, хотя и столь уродливы сейчас и слишком туго соображают, когда-то были людьми, что в них до сих пор осталось нечто человеческое. Сможет ли он подойти к ним? Научиться понимать их? Он лишь знал, что очень хочет попробовать.

Он начал оставлять им еду и каждый раз свистел, бросая свой подарок, а потом прятался среди деревьев. Потом он дал им увидеть себя, подходя все ближе, когда они набрасывались на мясо. Постепенно они подпустили его совсем близко, потом позволили стоять рядом, потом дотронуться до меха на туловище, потом стали обмениваться с ним своими примитивными жестами.

Последний раз, когда Жон видел их, в стае появилось еще два существа. Одно – стройная женщина, тело которой покрывал мягкий золотой пух, а голубые глаза были абсолютно пусты и ничего не выражали. Вторым был крупный мужчина, тело которого напоминало бычью тушу, густо поросшую шерстью.

– Где? – спросил Жон, вытянув вперед обе руки, чтобы показать, что интересуется двумя отсутствующими существами.

Женщина пыталась объяснить. Рот ее – широкая трещина на уродливом лице – не мог произнести ни слова. От языка ее тоже почти ничего не осталось, так что она могла издавать лишь нечленораздельное мычание разных тонов. Слезы потекли из ее раскосых глаз, она опустила голову, от стыда закрыла лицо ладонями.

Одноглазый тронул ее за руку. Он с видимым мучением соображал, как бы объяснить, что случилось. Затем, молча поцарапав землю ногой, махнул рукой в сторону реки, как бы говоря, что Жон найдет ответ в той стороне. Жон кивнул, поднял свой мешок, протянул рыдающей полуженщине. Та взяла мешок, открыла. Все трое заглянули внутрь, а потом повернулись к Жону и начали низко кланяться, выказывая свою глубокую благодарность за пищу.

Меньший мужчина поцеловал Жону руку, крупный же гоблин провел по серебряным волосам юноши своей конечностью, больше похожей на медвежью лапу, чем на руку. Женщина попыталась улыбнуться, потом отломила несколько кусков от каравая и, осторожно держа их кривыми красными когтями, принялась кормить сидевшего у нее на плече хорька.

Джонатан часто видел этих полуженщин со всякими лесными зверьками, но никогда не замечал в стаях детенышей. Когда Марков создавал этих кошмарных мутантов, он, очевидно, делал их бесплодными. Жон часто думал: если у этих существ появились бы дети, кем бы они были – людьми или чудищами? Он знал историю того, кто создавал этих тварей, – человека столь страшного. Стражи заставили Жона накрепко запомнить все о Маркове, прежде чем впервые выпустили его за крепостную стену. После рассказов монахов его мучили кошмары, в которых он видел себя связанным на столе Маркова, а острое лезвие ножа сверкало в свете факелов, готовое вонзиться в его беззащитную плоть.

– Чудовище, – называл его Доминик. – Злой гений. Он ставит себя над людьми так же высоко, как мы ставим себя над животными, мясо которых употребляем в пищу.

Жон вспомнил эти слова, глядя, как его троица набросилась на принесенных кроликов, разрывая тушки на куски, пожирала сырое мясо, промакивала кровь на руках кусками хлеба. Когда они сожрали все, что он принес, Жон попросил их отвести его туда, где умерли их сородичи. Этих двух убили на берегу быстрой речки. Их растерзанные тела валялись на камнях у кромки воды. Рядом с этими кусками мяса неподвижно лежало создание, их убившее. Это был самый страшный полузверь, которого видел Жон. У этой твари были человечьи ноги, человечье лицо, человечья грудь – и гибкое тело горного кота с длинным хвостом, увеличенное до чудовищных размеров. Даже мертвая тварь заставила Жона содрогнуться. Пасть твари была открыта, так что из нее торчали длинные окровавленные клыки. Мысль о том, что подобные твари охотятся где-то неподалеку, чуть не обратила его в паническое бегство – назад, в надежные крепостные стены.

– Вы убили это? – спросил Жон, указывая на тело женщины-кошки, а потом на раненого полумужчину.

Мужчина кивнул, издал протяжный хрип и гордо ударил себя кулаком по мохнатой груди. Потом, перестав похваляться перед Жоном, он подошел к самому берегу, вытащил из тайника под камнем короткий кинжал и протянул его юноше, почтительно согнувшись.

– Нет! – сказал Жон и оттолкнул руку полузверя обратно. – Оставь себе. Пользуйся сам.

Существо возвратило кинжал обратно в тайник около кустов. Жон вытащил нож, снова протянул его гоблину, хотя уже знал, что это бесполезно.

Тварь затрясла головой, Жон пытался объяснить ему, что нужно оставить нож, и в этот момент из кустов, росших на берегу чуть поодаль, донесся глухой рык. Жон повернулся на звук, и тут же раздался второй, потом третий.

Женщина вскрикнула и попыталась убежать прочь, но ее изуродованные ноги не слушались. Джонатан бросился за ней, схватил за плечи и остановил, жестами отгоняя остальных ближе к реке. Как только лапы гоблинов почувствовали ледяную воду, твари отказались двигаться дальше. Жон кричал на них, шипел, как разъяренный кот, но они не двигались. Отчаявшись, он протянул полузверю кинжал, а сам достал из-за пояса пращу.

– Тогда сражайся! – приказал он гоблину.

Камешки на берегу были маленькие, подходящие больше для охоты на кроликов и белок, чем на огромных полукотов-полулюдей, выходивших из-за деревьев и обступавших их со всех сторон. «Но почему они не бросаются?» – подумал Жон. Их горстка совершенно беззащитна – отличная легкая добыча, но полукоты все же чего-то ждали. Наконец Жон догадался. Тварь, самая крупная и бывшая, несомненно, вожаком стаи, приближалась к ним все ближе, не сводя глаз с лица Жона. По странному своему замыслу Марков изменил горных котов, дав им человечьи лица, а вожаком этих котов сделал человека с кошачьим лицом. У него было человечье тело, но на руках и ногах торчали длинные кошачьи когти. Он не сводил оранжевых глаз с Жона, и все остальные полукоты последовали его примеру. Их взгляд заставил Жона оцепенеть – он понял все. Они вовсе не хотят убивать его. Они просто усыпят его, а потом бросятся на остальных и растерзают их. Когда они насытятся, то отнесут Жона к Маркову, который использует его тело, как он обычно поступает с теми несчастными, кто попадает в его земли.

Страх придал сил Жону, он сумел отвести глаза от кошачьих зрачков прежде, чем гипноз поймал его. Вспомнив все, чему учил его Лео, он приготовился провести одну атаку, которая должна уничтожить чудищ. Он шире расставил ноги, сложил руки на груди, как во время молитвы. Слова медленно возникали в его памяти. Когда наконец он вспомнил все, то растопырил пальцы рук и застыл в ожидании.

Полукоты опустились на лапы и приближались к нему, ожидая приказа от существа с горящими оранжевыми глазами, нервно порыкивая. Не обращая внимания на них, Жон весь сконцентрировался на силе, росшей внутри него, пытаясь вобрать весь поток энергии, как учил его Лео.

Он не знал, как долго стоял, как долго ждали полукоты, замерев совсем рядом, но когда они прыгнули вперед, Жон уже был готов. Он вытянул вперед ладони, и огненные полосы вырвались из его пальцев. На одном из полукотов тут же вспыхнула шерсть, он бросился в реку и тут же был унесен стремительным течением. Остальным полулюдям повезло меньше – Жон опустил руки ниже, послав сноп огня на траву вокруг чудищ. Почувствовав его превосходство, вооруженный гоблин ринулся вперед, вонзая нож в одного визжащего полукота, потом в другого, третьего. Двое других гоблинов схватили крупные камни и размозжили головы поверженным полукотам.

Сила, собранная Жоном, уже была израсходована на эти огненные вспышки, но битва еще не могла закончиться. Вожак с кошачьей мордой нисколько не пострадал от огня. Теперь он медленно отступал к лесу – пасть была открыта, длинные клыки обнажены. С диким воплем Жон выхватил у получеловека короткий кинжал и бросился за вожаком. Уставший и гораздо менее сильный физически, чем существо, за которым он гнался, Жон был полон решимости убить это чудище – создание Маркова не может остаться в живых, не должно поведать своему создателю о том, что совершил сейчас Жон.

Клинок, который Жон сжимал в руке, казался слишком коротким и тупым, чтобы пригодиться в схватке с таким смертельно опасным противником. Жон напомнил себе, что получеловек смог убить одного из таких монстров с кошачьей мордой. Жон знал, что чудище гораздо проворнее, опытнее и сильнее его. Никто не обвинил бы его, если бы он воспользовался сейчас колдовством. Жон замедлил бег и начал шептать второе заклинание. Дорога становилась все труднее. Все чаще путь преграждали огромные валуны. Как Жон и ожидал, противник готовился встретить его, затаившись на вершине каменной глыбы. Жон остановился, сжал рукоятку кинжала и напряженно ждал прыжка чудовища.

Он увидел проблеск удивления в глазах твари. Жон заклинаниями изменил свой облик, стал казаться выше, чем на самом деле, но все равно был слаб. Существо прыгнуло, нацелившись на горло юноши. Может, зверь промахнулся. Может, помогло заклинание. Неважно. В тот момент, когда тело хищника пролетело над ним, Жон резко поднял руки, сжимавшие кинжал, и пропорол все брюхо твари.

Упав на землю, зверь перевернулся и из последних сил пополз прочь, теперь лишь стремясь спасти свою жизнь.

Жон в два прыжка настиг чудище и нанес последний, смертельный удар в шею монстра. Лезвие глубоко вошло в плоть твари, фонтан крови брызнул во все стороны, капли попали на лицо Жона, в его открытый рот. Он передернулся и сглотнул с отвращением эти брызги. Тварь дернулась в последний раз и издохла.

Он убил чудовище!

Это уже не игра. Он использовал все свои умения и знания с хладнокровием, которого никак от себя не ожидал. Кровь твари показалась ему сладкой, он захотел вновь попробовать ее вкус, захотел надолго запомнить странное ощущение. Он стер капли крови с лица, облизнул ладони.

Как все здорово получилось!

Как здорово он все сделал! Громкий смех Жона разнесся по лесу.

Трое несчастных тварей, которых он оставил на берегу, услышали его хохот и осторожно приблизились к нему. Все еще смеясь, он помахал им, чтобы они подошли ближе и увидели поверженное им чудище.

«Марков никогда не узнает, что я сделал», – подумал Жон с облегчением. Он протянул кинжал получеловеку, подошел к реке, смыл кровь с одежды и с рук. Покидая несчастных тварей, он знал, что вряд ли увидит их когда-нибудь снова. Он даже не оглянулся в их сторону. Его мысли были заняты гораздо более важными вещами. Он думал о своей силе, своем знании, о том, как может сделать их еще могущественнее.

За ужином Жон сообщил монахам о своем решении.

– Если это возможно, я хотел бы отправиться в Линде как можно раньше… пока не передумал, – сказал Жон, стараясь казаться неуверенным, хотя для себя все решил твердо.

Мрачный Доминик посмотрел на него глазами полными скорби и указал на место рядом с собой. Жон с гордостью принял приглашение. За едой Жон заметил, что все пристально наблюдают за ним. Некоторые – даже с опаской. Другие неуверенно улыбались, как будто думали о том будущем, когда крепость по праву станет его единственным домом.

Стражи многому научили его за те годы, что он провел в крепостных стенах, но не научили почти ничему из того, для чего был создан их Орден. Они сказали ему, что часовня – обиталище их бога, центр их веры, место, куда они смиренно не смеют заходить. Все остальное – тайна, которую они не могут раскрыть раньше, чем он услышит зов – приказ присоединиться к их Ордену. Как-то он пытался вытянуть из них побольше, задавал бесчисленное множество вопросов. Но на все вопросы ответа не получил. И он давно прекратил подобные расспросы.

Хотя в крепости предстояло провести считанные дни, он решил разгадать хотя бы некоторые из тайн монахов.

Той ночью, когда Жон приготовился ко сну, Лео пришел в его спальню с обычной порцией напитка, который позволял спать без кошмаров.

Джонатан влил в рот содержимое стакана, но большую часть жидкости оставил под языком и сделал вид, что проглотил все вино. Как только Лео вышел, он выплюнул напиток в таз, потом прополоскал рот водой несколько раз – лекарство показалось ему более горьким, чем обычно. То, что он видел прошлой ночью, не было сном.

Он надеялся сегодня ночью выяснить, кого мог видеть.

Несмотря на то что выпил вина совсем немного, Жон все же быстро уснул. Может быть, он бы и вовсе не проснулся за всю ночь, но кто-то тронул его за плечо – легко, как порывом ветра, и он проснулся. Голова раскалывалась, во рту пересохло, а от мерзкого привкуса вина все внутри переворачивалось. Его тошнило.

Жон встал, подошел к двери спальни и обнаружил, что она заперта снаружи. Он колотил в дверь, пока не отбил кулаки. Никто не приходил.

Остальные монахи отравились так же, как и он? Он распахнул ставни, посмотрел на крепостные стены, на двор – темные длинные тени башен лежали на залитом лунным светом пустыре. Он никогда и не узнал бы, что луна может светить так ярко. Он высунулся из окна, насколько мог, и увидел чудесный сверкающий шар полной луны, серые разводы пятен на ее поверхности. Он не мог отвести от луны взгляда, глаза его сияли серебряным светом, и тут вдруг он услышал псалмы Стражей, доносящиеся откуда-то снизу, из-за крепостных стен. И тут же донесся мягкий приглушенный звук – вопли боли и крики наслаждения.

Это не были крики сов, так часто раздававшиеся среди продуваемых всеми ветрами разрушенных крепостных стен, и эти звуки не были рождены его воображением, не приснились ему. Они были слышны на самом деле, но Жон никак не мог понять, что это. Он слышал эти голоса и раньше, когда-то давным-давно. Так давно, что не мог вспомнить.

Он напряг слух. И крики, и пение доносились из часовни. Одна из тайн Стражей. Придет время, твердо сказал себе Жон, и он узнает, что же столь истово охраняют монахи.

К утру он уже позабыл, как долго просидел у окна, сколько раз пытался открыть дверь своей комнаты. Он проснулся – кулаки накрепко сжаты так, что ногти впились в ладони, кровь все еще сочилась из этих глубоких царапин. Колени его были плотно поджаты к груди, и он весь дрожал, хотя комнату заливал теплый свет утреннего солнца.

Глава 10

Через два дня, незадолго до полудня Жон и Лео вошли в Линде. Лео иногда наведывался в городок, и обитатели Линде издалека даже могли узнать его – он был известен как один из Стражей. Лео не хотел, чтобы кто-то связывал этого серебряноволосого юношу с Орденом, и потому на этот раз постарался изменить свой облик, выбрав роль осанистого странствующего проповедника.

Он сумел полностью перевоплотиться и теперь важно шествовал перед Жоном по улицам городка. Жон же вошел в Линде первый раз в жизни – все люди вокруг были незнакомыми, – он смог бы узнать лишь Ивара и женщин, собиравших ягоды на берегу.

Он прижимал тощий мешок с одеждой к груди и во все глаза смотрел на окружившие его раскрашенные маленькие домики, невиданные раньше цветы, росшие вдоль дорожек, и жителей городка – взрослых и детей, которые при его появлении как один бросали свои занятия и, не таясь, глазели на странного юношу и мужчину в черной сутане с капюшоном.