В Тегеране была достигнута принципиальная договоренность о послевоенных границах Польши. Представители западных держав заявляли также, что они с пониманием относятся к стремлению Советского Союза иметь своим соседом дружественное, демократическое и сильное польское государство. Не кто иной, как Черчилль, представил на одобрение других участников переговоров документ, который гласил:

Это была одна сторона дела. В то же время и в Лондоне и в Вашингтоне вынашивались другие планы в отношении возможной роли Польши. Причем особое значение придавалось проблеме границ этой страны и составу правительства, которое должно было обосноваться в Варшаве после освобождения Польши от гитлеровских оккупантов. По мере дальнейшего продвижения советских армий на запад все быстрее приближался момент вступления их на польскую территорию. Руководители Англии и США отдавали себе отчет в том, что Советский Союз не может допустить, чтобы к власти в Польше пришло правительство, открыто демонстрирующее свою враждебность к СССР. С другой стороны, западные державы вовсе не были заинтересованы в том, чтобы между СССР и Польшей установились подлинно дружеские, добрососедские отношения. Поэтому английская и американская дипломатия принялась разрабатывать сложные комбинации, вокруг которых возникла весьма острая полемика, нашедшая отражение в переписке между лидерами трех держав в месяцы, последовавшие за тегеранской встречей.

Принципиальные позиции сторон были изложены в пространном послании Черчилля главе Советского правительства, полученном в Москве 1 февраля 1944 г., а также в ответном послании И. В. Сталина от 4 февраля.

Черчилль начал с того, что подробно изложил содержание своей беседы с представителями эмигрантского польского правительства в Лондоне. По его словам, он сообщил полякам, что «обеспечение безопасности границ России от угрозы со стороны Германии является вопросом, имеющим важное значение для Правительства Его Величества», и что Англия поддержит Советский Союз во всех мероприятиях, которые она сочтет необходимыми для достижения этой цели. Отметив, что в настоящее время «освобождение Польши… осуществляется… ценой огромных жертв со стороны русских армий», Черчилль разъяснил, как он сообщал в своей телеграмме, что союзники, которые хотят видеть Польшу сильной, свободной и независимой, имеют право требовать, «чтобы Польша в значительной степени сообразовалась с их мнением в вопросе о границах территории, которую она будет иметь». Затем Черчилль проинформировал поляков о ходе обсуждения этих вопросов в Тегеране.

Черчилль подробно воспроизводил ход дальнейшей беседы. В частности, возник вопрос о том, каково будет положение эмигрантских лидеров, когда значительная часть Польши к западу от линии Керзона будет освобождена наступающими советскими войсками, и каковы будут взаимоотношения этих войск с «польским подпольным движением», руководимым из Лондона. Затем, как бы мимоходом, Черчилль в своем послании Сталину заметил, что, хотя «Советская Россия имеет право признать какое-либо иностранное правительство или отказаться признавать его… рекомендовать изменения в составе иностранного правительства – это значит близко подойти к вмешательству во внутренний суверенитет». Главное же в послании Черчилля заключалось в следующей фразе: «Создание в Варшаве иного польского правительства, чем то, которое мы до сих пор признавали… поставило бы Великобританию и Соединенные Штаты перед вопросом, который нанес бы ущерб полному согласию, существующему между тремя великими державами, от которых зависит будущее мира». Тут, по существу, выдвигалось ультимативное требование к СССР и звучала почти неприкрытая угроза. Естественно, что советской стороне пришлось дать на этот демарш достойную отповедь.

Такая позиция польского эмигрантского правительства явно свидетельствовала о его стремлении подорвать достигнутую между тремя державами договоренность. Существо вопроса заключалось в следующем. Согласно подписанному в марте 1921 года в Риге советско-польскому мирному договору, была установлена несправедливая линия советско-польской границы, имевшая следствием то, что Западная Украина и Западная Белоруссия отходили к Польше. В результате значительная часть белорусского и украинского населения оказалась оторванной от Белоруссии и Украины, входивших в состав СССР. Когда осенью. 1939 года над Польшей нависла угроза нацистского порабощения, Советский Союз не мог остаться безучастным к судьбе этих братских народов. Он принял все необходимые меры к тому, чтобы не допустить захвата нацистами районов, населенных белорусами и украинцами. Были приняты законодательные акты, оформившие воссоединение этих народов в единых социалистических республиках, входящих в состав Советского Союза. Так сложилась граница 1939 года. Теперь Советское правительство выразило готовность пересмотреть ее в пользу Польши, с тем чтобы новая советско-польская граница проходила по линии Керзона.

Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы всерьез обсуждать вздорные претензии лондонских поляков на границу, навязанную Советскому Союзу в специфических условиях 1921 года по Рижскому договору. Это, конечно, прекрасно понимал Черчилль. Тем более недостойной была его игра с польским эмигрантским правительством в «переговоры» по поводу подобного рода фантастических требований, игра, поощрявшая лондонских поляков, по сути дела, на новые авантюры.

Второй вопрос, который поднимался в послании главы Советского правительства британскому премьер-министру от 4 февраля 1944 г., касался состава находившегося в Лондоне польского правительства. В послании указывалось, что СССР никак не мог восстановить отношения с этим правительством. «На протяжении всего последнего периода, – писал И. В. Сталин, – Польское Правительство, где тон задает Соснковский, не прекращает враждебных выступлений против Советского Союза. Крайне враждебные Советскому Союзу выступления польских послов в Мексике, Канаде, ген. Андерса на Ближнем Востоке, переходящая всякие границы враждебность к СССР польских нелегальных печатных изданий на оккупированной немцами территории, уничтожение по директивам Польского Правительства борющихся против гитлеровских оккупантов польских партизан и многие другие профашистские акты Польского Правительства – известны: При таком положении без коренного улучшения состава Польского Правительства нельзя ждать ничего хорошего».

Далее И. В. Сталин пояснял: «Исключение же из его состава профашистских империалистических элементов и включение в него людей демократического образа мысли, можно надеяться, создало бы надлежащие условия для установления хороших советско-польских отношений, решения вопроса о советско-польской границе и вообще для возрождения Польши как сильного, свободного и независимого государства. В таком улучшении состава Польского Правительства заинтересованы прежде всего сами поляки, заинтересованы самые широкие слои польского народа».

Послание напоминало также Черчиллю о том, что еще в мае прошлого года он сам писал о возможности «улучшить» состав польского правительства и обещал действовать в этом направлении. Следовательно, английское правительство не считало тогда, что подобные действия представляют вмешательство во внутренний суверенитет Польши.

На протяжении последующих месяцев обмен посланиями по польскому вопросу продолжался. Наибольшую активность в этом деле проявил Черчилль, однако и в письмах президента Рузвельта не раз поднималась проблема Польши с позиций, схожих с британскими. Все эти вопросы неоднократно обсуждались также послами Англии и США со Сталиным и Молотовым.

Несомненно, решающее влияние на развитие политических событий этого периода имела военная ситуация. К концу 1943 года завершился коренной перелом в ходе второй мировой войны. Советские вооруженные силы и вся антигитлеровская коалиция одержали выдающиеся победы. Происходили необратимые сдвиги в соотношении сил воюющих группировок в военной, политической, экономической областях. Кардинальным образом изменялась стратегическая обстановка на театрах военных действий. Потерпела крах наступательная стратегия гитлеровской Германии. После поражения под Сталинградом армии фашистского блока не смогли добиться ни одного крупного успеха. Во второй половине 1943 года они были вынуждены перейти к стратегической обороне.

Глубокие изменения стратегической обстановки были вызваны прежде всего историческими победами советских вооруженных сил летом и осенью 1943 года. В единоборстве с главными силами Германии и ее союзников Красная Армия нанесла врагу ряд сокрушительных поражений, что привело уже в конце 1943 года, задолго до открытия второго фронта в Европе, к коренному изменению соотношения сил во второй мировой войне.

В докладе на торжественном заседании, посвященном 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, Председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин отмечал: «Истекший год в Великой Отечественной войне был переломным прежде всего потому, что Красной Армии впервые за время войны удалось осуществить большое летнее наступление, а также потому, что в сравнительно короткий срок удалось перебить и перемолоть наиболее опытные старые кадры немецко-фашистских войск, закалив, вместе с тем, и умножив свои собственные кадры в успешных наступательных боях в течение года».

Вместе с тем определенное влияние на дальнейший ход второй мировой войны оказали и действия наших западных союзников. Разгром итало-немецких армий в Северной Африке, высадка англо-американских войск в Италии, а затем и во Франции, успехи, достигнутые США и Англией в Атлантике и в войне на Тихом океане, – все это были чувствительные удары по общему врагу. Однако сражения на советско-германском фронте оставались главными – они характеризовались наибольшим размахом и напряженностью. С ноября 1942 года и до конца 1943 года советские войска разгромили 218 дивизий фашистской Германии и ее союзников. За это время Красная Армия прошла с боями от 500 до 1300 км и освободила почти половину оккупированной территории страны. Советские войска упорно продвигались к западным границам нашей Родины. Попытки фашистского командования сдержать натиск советских вооруженных сил и перевести, войну в позиционные формы не увенчались успехом.

Поражения, нанесенные итало-немецким войскам в Северной Африке, привели к улучшению условий базирования морского флота и авиации США и Англии в бассейне Средиземного моря. Союзники получили возможность использовать средиземноморские коммуникации для связи с Ближним Востоком, Индией, а также со своими вооруженными силами, действовавшими в районе Индийского и Тихого океанов.

В результате наступательных действий, предпринятых летом и осенью 1943 года, американо-английские войска заняли Сицилию и южную часть Апеннинского полуострова. Италия капитулировала, и ее армия перестала существовать. Это привело к значительному ослаблению фашистского блока. Союзники установили свое господство на Средиземном море. Однако значительная часть Италии все еще оставалась оккупированной гитлеровским вермахтом, и на средиземноморском театре военных действий по-прежнему были скованы силы западных союзников, столь необходимые для открытия второго фронта в Северной Франции. К концу 1943 года существенные изменения произошли на тихоокеанском театре военных действий. И здесь большое влияние на ход борьбы оказывали события на советско-германском фронте. Количественное и качественное превосходство союзных сил над вооруженными силами империалистической Японии последовательно нарастало.

В этот период наибольшее число соединений личного состава немецких сухопутных войск и авиации по-прежнему сосредоточивалось на советско-германских фронтах. Здесь находились лучшие, наиболее укомплектованные дивизии. Их количество с ноября 1942 года по декабрь 1943 года колебалось от 193 до 203. Помимо дивизий вермахта здесь действовали значительные силы союзников Германии – 38 дивизий и 11 бригад на конец 1943 года. Основная масса боевой техники, поступавшая на вооружение сухопутных войск и авиации Германии, в том числе почти все танки и штурмовые орудия новейших образцов, направлялась на Восточный фронт. На тех же театрах, где находились американо-английские вооруженные силы, положение сложилось совершенно иное. В Северной Африке с ноября 1942 года по май 1943 года против войск союзников боевые действия вели 12–15 немецких и итальянских дивизий.

Одним из важнейших показателей, характеризующих степень участия той или иной страны в вооруженной борьбе, являлось в то время количество вовлеченных сухопутных сил. Согласно данным, приведенным Уинстоном Черчиллем, с 1 января 1943 г. по 1 января 1944 г. на всех театрах второй мировой войны сражалось от 19 до 24 дивизий Британской империи и от 15 до 22 дивизий США. Советский Союз в это же время вел непрерывную борьбу против основной группировки врага силами от 425 до 489 дивизий.

Приведенные факты показывают, сколь неравноценен был вклад, внесенный главными участниками антигитлеровской коалиции в борьбу с вооруженными силами фашистского блока в период коренного перелома в ходе второй мировой войны. В свете этих фактов очевидна несостоятельность выводов многих буржуазных историков, тенденциозно толкующих важнейшие события переломного периода во второй мировой войне.

Однако не только ход вооруженной борьбы и улучшение стратегического положения вооруженных сил антигитлеровской коалиции обусловили этот решающий перелом. Он был следствием всей совокупности процессов, определяющих содержание войны, в том числе экономических и политических факторов.

Важнейшее значение имели успехи, достигнутые советским народным хозяйством. Несмотря на временную потерю важных экономических районов, советский народ под руководством Коммунистической партии обеспечил производство боевой техники в больших размерах, чем нацистская Германия, эксплуатировавшая ресурсы значительной части Европы. Одновременно все больше обнаруживал свою несостоятельность план западных лидеров, прежде всего Черчилля, на затягивание войны. В сражениях на советско-германском фронте силы вермахта были в значительной степени уже перемолоты, и западные союзники могли рассчитывать высадить свои войска на континенте без значительных потерь. Правящие круги Англии и США стали проявлять заинтересованность в решении проблемы координации их стратегии с Советским Союзом и проведении согласованных операций в Европе. Но и на этом этапе войны в Англии и Соединенных Штатах давали себя знать силы, враждебные Советскому Союзу. Они оказывали немалое влияние на деятельность высших политических и военных органов союзников.

Приближение победоносной Красной Армии к государственной границе СССР оказывало существенное влияние на общую международную обстановку. Повсюду активизировалось движение Сопротивления. 1943 год – год коренного перелома – ознаменовался значительным ростом антифашистской борьбы во всех оккупированных странах. Повсюду шло объединение патриотов в национальном масштабе. Создавались центральные и местные органы движения Сопротивления, расширялся фронт вооруженной борьбы против захватчиков и их приспешников. В движении Сопротивления усиливалось влияние левых сил, руководимых коммунистическими партиями.

Наряду с этим развивались и разнообразные формы сотрудничества Советского Союза с национальными отрядами освободительного движения. Советское правительство оказывало им всемерную поддержку. Уничтожая в ожесточенных сражениях главные силы гитлеровского блока, Красная Армия тем самым существенно облегчала борьбу народов порабощенных стран против фашистских захватчиков, способствовала развитию освободительного движения.

Наконец, немалое значение имело и то, что разгром вермахта на советско-германском фронте, а также поражение немецких и итальянских войск в Северной Африке и Италии углубили кризис внутри фашистского блока. Серьезно осложнилась внутриполитическая обстановка в стане агрессоров. Поражение на фронтах второй мировой войны, бесперспективность ее дальнейшего ведения подрывали моральный дух населения и армии. Кризис доверия к политическому и военному руководству стал серьезной внутриполитической проблемой нацистской Германии.

И все же путь к окончательной победе был еще долог. Предстояла тяжелая борьба, требовавшая новых усилий. Государства фашистского блока все еще обладали мощной военной машиной, располагали большими материальными ресурсами для продолжения войны. В этих условиях требовалось единство участников антигитлеровской коалиции, всех свободолюбивых сил.

Одним из наиболее последовательных сторонников американо-советского сотрудничества был в то время вице-президент США Генри Уоллес. Он неоднократно призывал распространить позитивный опыт совместных действий в рамках антигитлеровской коалиции также и на послевоенный период. Генри Уоллес был вместе с президентом Рузвельтом, когда ему приходилось урезонивать поборников «жесткого курса», в отношении СССР. Не удивительно, что крайне правые элементы в правящей элите США недолюбливали Уоллеса. Когда встал вопрос о миссии доброй воли в Советский Союз, которую должен был осуществить Уоллес, на Рузвельта был оказан нажим, с тем чтобы не допустить поездки Уоллеса в Москву и лишить его таким образом возможности встретиться с высшими советскими руководителями. Реакционные политики США считали, что Уоллес будет выражать слишком горячие симпатии советскому народу, а это, по их мнению, может повредить «американским интересам». Рузвельту пришлось уступить, и было принято решение, чтобы Уоллес посетил лишь Среднюю Азию, а затем через Сибирь вернулся в США.

В середине июня 1944 года Генри Уоллес должен был прибыть в Ташкент из Чунцина, и посол Гарриман поспешил в столицу Узбекистана, чтобы встретить своего вице-президента.

Находясь в СССР, Уоллес проявил особое внимание к сельскохозяйственным проблемам, что было связано с его личной заинтересованностью этой областью. Вместе с Гарриманом они посетили ряд совхозов и колхозов, а также несколько экспериментальных станций, где советские ученые работали над выведением новых сортов хлопка, картофеля и дынь. Уоллес чувствовал себя здесь в своей стихии. «Всю свою жизнь, – писал Гарриман в одной из телеграмм в Вашингтон после возвращения в Москву, – Уоллес пытался добиться того, чтобы американские фермеры больше опирались на науку. В Советском Союзе он увидел, как наука и научные методы внедряются на фермах, и это его очень порадовало. Здесь он нашел способных специалистов в области аграрной науки, которые имели достаточный авторитет и власть, чтобы побудить фермеров следовать их рекомендациям».

Что же касается самого Гарримана и сопровождавшего его первого секретаря посольства США в Москве Томми Томпсона, то они, в отличие от Уоллеса, больше интересовались социальными и политическими условиями данного района, который, как подчеркивал Гарриман, «обычно закрыт для иностранных дипломатов». Посол отмечал в своем дневнике, что обнаружил здесь исключительно гостеприимный народ, видел на местных рынках изобилие даров земли, наблюдал свидетельства экономического подъема советской Средней Азии, в прошлом изолированного отсталого региона.

Накануне отъезда вице-президента США в Ташкентском театре оперы и балета был устроен торжественный вечер. Генри Уоллес произнес краткую речь на русском языке, подчеркнув важность продолжения американо-советского сотрудничества. Гарриман не без некоторой зависти отметил, что собравшаяся в театре публика «смогла его понять». Затем американским гостям была показана шедшая впервые на узбекском языке опера Визе «Кармен».

Возвращаясь в Соединенные Штаты, вице-президент Генри Уоллес летел через Омск, Красноярск, Якутск, Марково, Уэлькаль и дальше через Аляску и Канаду. Поездка в Советский Союз произвела на Генри Уоллеса большое впечатление. Все, что он увидел в нашей стране, сделало его еще более убежденным другом советского народа, еще более целеустремленным сторонником продолжения в послевоенный период родившегося в годы войны сотрудничества. Эта четкая позиция Уоллеса побудила сторонников «жесткого курса» предпринять шаги с тем, чтобы не допустить повторного выдвижения его кандидатуры на пост вице-президента на выборах 1944 года. Противники Уоллеса подкидывали Рузвельту информацию, о якобы наметившемся падении популярности вице-президента, предостерегали его, что сохранение в списке Уоллеса может привести к поражению демократической партии на президентских выборах. Хотя Уоллес имел поддержку известной части деятелей демократической партии, профсоюзов, многих либеральных органов печати, а также ближайшего окружения президента Рузвельта, включая его жену – Элеонору Рузвельт, значительное число демократических лидеров склонялось к выдвижению другой кандидатуры. Назывались имена Бирнса, Рэйберна, Трумэна, Вайнанта, судьи Дугласа и некоторых других. Тот факт, что в этот сложный период обсуждения различных предвыборных комбинаций Рузвельт послал Уоллеса в Китай и Советский Союз, был расценен некоторыми обозревателями как готовность Рузвельта уступить нажиму и заменить вице-президента. На состоявшемся у Рузвельта совещании руководящих деятелей демократической партии выявилось, что кандидатура Уоллеса встречает решительные возражения. Тогда же список возможных кандидатов на пост вице-президента был сведен, по существу, к двум лицам: Бирнсу и Трумэну. Однако к концу совещания сторонники Трумэна добились от президента письменного заверения, что Трумэн – «наиболее подходящий человек».

Когда Уоллес вернулся из зарубежной поездки в Вашингтон, ему дали понять, что его кандидатура отпала. Уоллес не захотел обсуждать эту проблему ни с кем, кроме самого президента, и при первой же встрече с ним в Белом доме попытался выяснить ситуацию. При этом Уоллес ознакомил Рузвельта с данными опросов, показывающими, что его кандидатура на пост вице-президента пользуется значительной поддержкой делегатов предстоящего в Чикаго съезда демократической партии. На Рузвельта эта информация как будто произвела большое впечатление, и президент пообещал прислать письмо с личной поддержкой его кандидатуры. «Я надеюсь, – сказал Рузвельт Уоллесу, – что это снова будет та же команда, Генри».

Вскоре обещанное письмо поступило к председателю съезда демократической партии. В нем Рузвельт писал об Уоллесе: «Он мне нравится, я уважаю его, и он мой личный друг. По этим причинам я лично голосовал бы за его повторное выдвижение, если бы я был делегатом съезда».

Возможно, Рузвельт действительно думал в тот момент, что сможет преодолеть сопротивление противников Уоллеса и сохранить его в качестве вице-президента на новый срок. Однако многие американские исследователи придерживаются мнения, что к тому времени президент уже сделал свой выбор в пользу Трумэна, считая, что только эта кандидатура сможет обеспечить ему поддержку правого крыла демократической партии и тем самым победу на выборах. Однако он не хотел заявлять об этом в открытую. Во всяком случае, когда Бирнс, которому тоже дали понять, что и его кандидатура отпала, позвонил по телефону президенту, Рузвельт отрицал, что списал его со счетов. Более того, он даже посоветовал Бирнсу добиваться выдвижения своей кандидатуры. Однако когда в Чикаго открылся съезд демократов, Рузвельт, находившийся в тот момент в Сан-Диего, сообщил по телефону, что предпочитает кандидатуру Трумэна.