Искренне Ваша

– Конечно, я хочу стать джентльменом!

– Тогда застегните наглухо свои «невыразимые», сэр, и не вздумайте расстегнуть раньше времени! Но не упустите свой единственный случай. Не дайте ему ускользнуть. Не тратьте время попусту, избегая встреч с тем, о чем мечтает каждый человек.

Джайлс нахмурился.

– Вы говорите о любви, сэр?

Джек угрюмо хмыкнул.

– Вы так думаете? Нет, о деньгах, – неубедительно заявил он, потер затылок и налил себе бренди. – Если вы не готовы трудиться, как вол, чтобы стать поверенным, вы мне не нужны, ясно?

Джайлс осклабился.

– И нечего таращиться. Да, пока вы мне нужны. Но я вышвырну вас отсюда, если узнаю, что вы опять охотились за чужим добром, не имея за душой ни гроша. Лучше уж остаться без помощника, чем видеть ваши плутни. Этого я не допущу.

Джайлс растерянно моргнул:

– Слушаюсь, сэр…

– А теперь ступайте домой, и хорошенько обдумайте мои слова. Хотите со временем стать джентльменом – возвращайтесь завтра, но не вздумайте упомянуть мисс Селию. Это вам ясно?

– Да, – тихо ответил Джайлс и потянулся за шляпой.

Джек проводил его взглядом и рухнул в кресло, чувствуя себя старым, подавленным и изнуренным. Господи, если бы вернуть молодость, он прожил бы ее совсем иначе! Если бы только вновь очутиться на том балконе с Лайзой!

Он приставил большие пальцы к уголкам глаз и зажмурился. Черт! Проклятие! Дьявол! У него есть только один выход. Надо сделать ей предложение. Жениться на Лайзе Крэншоу. Только так он сможет спасти ее, а заодно и искупит вину. Не важно, что при мысли о браке его прошибает ледяной пот и замирает сердце. Если Лайза откажет ему – ну что ж, пускай! Но зная, что он сам толкнул Лайзу в объятия лорда Баррингтона, он не сможет жить в мире с собой, совесть не даст ему покоя. А единственный способ уберечь Лайзу от рокового брака – жениться на ней самому.

Джек понимал, что Лайза вряд ли согласится расторгнуть помолвку. По какой-то неизвестной причине она твердо решила стать женой Баррингтона. Но можно прибегнуть к давней тактике и попытаться обольстить ее. Влюбить в себя, вскружить голову, одурманить, чтобы в экстазе ее сердце перестало слушать холодные доводы рассудка.

Действовать надо немедленно. Только теперь Джек понял, что случилось с ним восемь лет назад на балконе. Лайза Крэншоу заслуживала не просто бездумного поцелуя. И не только одной ночи блаженства. Эта удивительная женщина, страстная, мудрая, рассудительная и беззащитная, была достойна множества упоительных ночей. Только бы привыкнуть, думать о браке, не чувствуя предательской дрожи!

Глава 11

Лайза Крэншоу владела помыслами Джека и на следующее утро, все два часа езды до замка Татли. Воспоминания о злополучном поцелуе по-прежнему внушали Джеку чувство вины. Даже похитив Лайзу и принудив ее к браку, он не успокоился бы, пока не услышал, что она простила его. Правда, вчера Лайза приняла его извинения, но это еще не значит, что он прощен.

Прощение. Оказывается, получить его не так просто. Просить прощения Джеку было неприятно, да и прощать он тоже не любил. К счастью, он подозревал, что Лайза не настолько злопамятна, как он. Она из тех женщин, рядом с которыми мужчина невольно меняется к лучшему.

Джек не мог постичь глубину самопожертвования Лайзы, не понимал ее чувства долга перед близкими, ради которых она поступалась даже своей страстью. Она отдавала все и почти ничего не получала взамен. Джеку вдруг захотелось подарить ей весь мир, но как раз сейчас его мир неумолимо рушился, исчезая с лица земли. Вспоминая о своей ненависти к близким, Джек сгорал от стыда: да, Лайза гораздо выше его, сильнее духом, – и этим все сказано.

Но за окнами кареты начали появляться знакомые места, и Джек на время забыл о Лайзе. Сопровождавший его Артур болтал без умолку, объясняя, когда был построен один коттедж или развалился другой, насколько хорош был урожай в последние годы, сколько теперь овец в поместье, как замечательно было бы помирить Джека с дедом. Несмотря на все просьбы Джека, Артур по-прежнему рассчитывал на примирение.

Наконец вдалеке показался величественный замок, возвышающийся на зеленом холме, и оба путника умолкли. У Джека судорожно забилось сердце, запрыгало в такт скачкам колес кареты по ухабистой дороге.

Замок Татли был великолепен по любым меркам, имел внушительные размеры и при этом отличался элегантностью. Его построил в эпоху Реставрации первый барон Татли. Затеяв строительство под стать своим непомерным амбициям, до завершения его барон не дожил. Одних спален в замке насчитывалось двадцать пять, а другие покои были так обширны, что в некоторые из них нынешний барон не заходил по несколько лет. Тем более что Ричард Хаствуд, барон Татли, предпочитал греться на солнышке, а не зябнуть в каменных стенах.

Вид замка пробудил в душе Джека неожиданную бурю эмоций. Пытаясь справиться с нею, Джек молчал, пока не очутился перед дверью замка.

– И зачем я сюда притащился? – бормотал он, ожидая, когда дверь распахнется. Он покачивался на каблуках, сцепив руки за спиной. – Зачем послушался тебя?

– Нравится тебе это или нет, но совесть у тебя имеется, – объяснил Артур. – А совестливые люди навещают заболевших близких.

– Дед не болен, – возразил Джек, нервно дергая галстук. – Старик доживет до ста лет. Он просто притворяется, требуя внимания, и получает его.

– Ничего ты не понимаешь, – терпеливо отозвался Артур. – Ты же не видел его десять лет.

– И не видеть бы еще столько же, – буркнул Джек, но тут же умолк.

Дверь отворилась. На пороге стоял дряхлый, очевидно, бессмертный дворецкий Керби. Джек знал его с тех пор, как помнил себя, и теперь старику было на вид лет сто.

– Мастер Джек! – хрипло ахнул Керби и расплылся в улыбке, обнажая считанные уцелевшие зубы. Его глаза затуманились. – Ну и ну! А ведь я твердил его светлости, что вы непременно приедете!

– Как будто ему не все равно, – проворчал Джек так тихо, что его услышал только Артур.

Артур пропустил слова Джека мимо ушей.

– Его светлость сегодня сможет принять нас?

– Да, да. – Керби уже распахивал дверь. – Готов поручиться, мастер Артур, он вас примет. Только подождите, пока я доложу о вас.

– И правильно, Керби, – заговорщицки отозвался Артур.

Керби отступил, пропуская гостей в холл. Промозглая сырость и знакомые запахи сразу же окутали Джека, пробуждая тоску по дому, который он еще недавно ненавидел всей душой. Потолок в холле был высоким, сводчатым, придававшим ему сходство с пещерой, в которой гулко разносились и затихали вдалеке голоса.

– Знаете, мастер Джек, – заговорил Керби, ведя гостей по гигантской галерее к покоям барона, – вы стали точной копией своего отца.

– Надеюсь, это комплимент, Керби. Но лучше бы зрение все-таки подвело вас. Боюсь, у деда о моем отце сохранились не самые приятные воспоминания.

Джек хорошо помнил, как он подрастал, становился все больше похожим на Фэрчайлда и постоянно навлекал на себя гнев деда. Вскоре барон уже не мог смотреть на внука без презрительной гримасы. Джек приготовился увидеть ее и на этот раз, и не напрасно.

– Что там? – отрывисто спросил старик, услышав шага в спальне. Он лежал на гигантской елизаветинской кровати, в алом и голубом шелку, между четырех столбиков, изукрашенных резными листьями и ягодами аканфа. На огромной постели старик казался маленьким, как кукла, и в душе Джека шевельнулся робкий росток сочувствия. Победить время не удалось даже бесстрашному барону.

– Керби, кто это? А, Артур! Дорогой мой Артур! А кто это с тобой? Боже милостивый, да ведь это Фэрчайлд!

– Да, милорд, – умоляюще отозвался Керби, подошел к кровати и поправил хозяину подушку. – Это мастер Джек приехал засвидетельствовать вам почтение, ваша светлость.

– Почтение? – процедил старик, зажмурился, раздул ноздри. – Как бы не так!

– Милорд, Джек проделал долгий путь, чтобы повидаться с вами, – вмешался Артур.

– Чего ему нужно? Денег, не так ли? Ну так от меня он не получит ни гроша. – И барон стиснул в кулаки узловатые старческие пальцы.

– К черту деньги, сэр, – отозвался Джек и подступил к изножью кровати. – Я приехал убедиться, что вы по-прежнему остались сварливым стариком. И теперь я вижу, что вы ничуть не изменились.

Сдержанно улыбнувшись, Джек уставился деду в глаза. Выцветшие, голубые, от злости они стали почти белыми. Почему-то это зрелище утешило Джека. Выдержать ненависть старика ему было легче, чем запоздалые проявления сентиментальности. Отвечать на ненависть он умел.

– Родители промотали ваше состояние, юноша. И вы по-прежнему защищаете их? Нет, вы наверняка явились, чтобы вымолить у меня прощение и признать мою правоту.

Джек перевел взгляд на собственные до блеска начищенные туфли, обдумывая ответ. По дороге из Миддлдейла ему в голову пришли кое-какие непривычные мысли. Еще вчера, после разговора с Джайлсом, Джек вдруг осознал, в какой хаос превратил собственную жизнь. Наверное, в этом дед прав. По своей вине Джек остался в буквальном смысле слова один как перст. У него нет ни любящей семьи, ни состояния, ни наследства. Ему некого любить. Зато ему не приходится мириться с мыслью, что его родители были несчастны.

– Мои родители – свободные люди, – наконец произнес Джек. – И за это я не могу осуждать их. Я жалею только о том, что мама перед смертью не получила благословения от родного отца. А между тем ее единственное преступление – преданность человеку, за которого она вышла замуж по вашей воле, не думая о себе. Вы предали ее.

– Не по своей воле. Твой отец…

– Мой отец, – перебил Джек, – из чувства долга был предан моей матери. Они просто ненавидели друг друга и продолжали жить бок о бок. Грешно осуждать людей, сочетавшихся браком по воле родителей.

– Не они первые были несчастны в браке, и не они последние. Слишком уж они были сентиментальны. И ты уродился в отца.

– Я сентиментален? – Джек фыркнул. – Слышали бы это лондонские дамы!

– Полно, полно, милорд, – вмешался Артур. – Не хотите ли выпить с нами чаю?

Но старик в изнеможении откинулся на подушки:

– Я слишком болен.

– А Керби говорит, на этой неделе вам гораздо лучше. Идемте с нами. Я помогу вам.

Не тратя времени даром, Артур помог барону встать с кровати. В семье Артур с малолетства слыл миротворцем. Даже лорду Татли, который обходился с ним, как со слугой, Артур был предан, словно сын.

Святоша, с досадой думал Джек, наблюдая, как Артур терпеливо помогает старику выпрастывать из-под одеяла одну худую ногу, затем вторую, набрасывает ему на плечи халат и завязывает пояс на худой талии.

В одном Артур прав: Ричард Хаствуд не жилец. Осознав это, Джек пошатнулся, к горлу подкатила тошнота. Став бароном Татли, пусть даже бедным как церковная мышь, Джек мог больше не опасаться долговой тюрьмы. Значит, ему следовало бы радоваться, видя, что старуха с косой уже стоит за спиной барона. Но у Джека сердце обливалось кровью.

Артур повел барона из спальни в соседнюю просторную гостиную, Джек следовал за ними. В гостиной их встретили уютное потрескивание дров в камине и средневековая мебель вперемежку с элегантными современными безделушками. К камину была придвинута чудесная голубая кушетка чиппендейл и два стула хепплуайт с прямыми спинками.

Постукивание подошв по каменному полу эхом отдавалось от высокого сводчатого потолка, где с древних балок свисали пыльные средневековые стяги.

Как только хозяин и гости расположились у огня, откуда-то появилась целая вереница слуг, несущих китайский чайный сервиз и подносы со сладкими булками.

Отрешенно и бездумно Джек наблюдал, как вышколенные слуги в белых пудреных париках расставляют посуду на столе. Они знали, что за малейшую оплошность или просто в порыве гнева лорд Татли способен сломать трость о спину любого из них. Барон донельзя придирчив. Потому и умирает в одиночестве, подумалось Джеку. И по его спине опять пополз холодок при мысли о скорой смерти близкого родственника. Зато он нашел первое и довольно весомое преимущество брака: избавление от одинокой смерти.

– Сэр, Джек теперь живет в Миддлдейле, – дружелюбно заговорил Артур, когда слуги удалились. – Теперь до него рукой подать. Может, со временем вы и помиритесь.

Старик презрительно фыркнул, дрожащими руками поднося ко рту чашку.

Джек промолчал, хотя и он не имел ни малейшего желания мириться с дедом.

– Зачем ты приехал? – вдруг ворчливо спросил баром, вперив взгляд в Джека.

– Откровенно говоря, по настоянию Артура. Он неисправимый оптимист и до сих пор надеется, что мы с вами поладим. Но нам обоим ясно, что это невозможно. И все-таки раз уж я здесь, я хотел бы посоветовать вам оставить состояние Артуру и его семье. Они это заслужили. Им нужны средства. Если вы ненавидите меня, сэр – Бог вам судья, но не наказывайте Артура за то, что он приходится мне родственником.

– Джек, это ни к чему. – Артур поставил чашку на блюдце.

– И я так думаю, – кивнул Джек.

– Вы указываете мне, как распорядиться моими собственными деньгами, юноша?

– Нет, сэр. Просто объясняю, что не обязательно завещать их мне только потому, что я самый старший из прямых наследников.

– Джек! – укоризненно воскликнул Артур.

– А как будете жить вы? После того как родители пустили вас по миру?

Джек отпил чаю. Сердце колотилось у него где-то в горле, чай обжигал язык. Подняв голову, он ответил честно:

– Справлюсь сам, сэр.

– Мальчишка! Это никому не под силу! Чтобы выжить в высшем свете, нужны деньги и связи!

– Может быть, – пожал плечами Джек.

Артур вздохнул, но его облегчение было недолгим.

– Наверное, поэтому и погибла мама. Ее предал отец, который принудил ее к ненавистному браку.

– Я ее не предавал! – Старик взмахнул тростью и яростно обрушил ее на круглый столик красного дерева. Гибкая трость чудом уцелела. – Моя дочь и ее никчемный муж не желали слушать моих советов. Потому и погрязли в нищете.

– Мир – это не ваш замок, барон. И вы не бог, чтобы повелевать чужими судьбами.

– Будь я богом, справедливым богом, ты бы не появился на свет. Если бы не ты, твоя мать развелась бы с этим прощелыгой еще в молодости и сделала прекрасную партию. И была бы счастлива!

Джек внутренне содрогнулся, но не выдал отчаяния.

– Прости, – прошептал Артур и добавил вслух: – Милорд, Джек намерен заняться делом здесь, в Миддлдейле. И если вы согласитесь кому-нибудь порекомендовать его…

– Артур, в помощи я не нуждаюсь. – Джек поднялся, поставил чашку, оправил брюки и одернул жилет. – Был очень рад повидаться с вами, милорд. Я думал, стоя одной ногой в могиле, вы задумаетесь, стоило ли душить решимость и упорство своих близких. Но как я вижу, вы не боитесь даже смерти. Вы умрете в одиночестве. И, признаться, мне вас жаль.

Он круто повернулся и зашагал к двери, гулко стуча каблуками по полу горделивого фамильного замка.

– Мне не нужна твоя жалость! Больше не смей приближаться к этому дому, слышишь?

Джек все слышал. Старик выкрикнул последнее напутствие громко и отчетливо. Значит, мысленно заключил Джек, сегодня он видел лорда Татли в последний раз.

Глава 12

– Мистер Ханикат, – произнес Хардинг на следующий день без нескольких минут три, – не хотите ли разделить со мной трапезу в «Рыжем вепре»?

Джайлс, сидящий за своим столом, поднял голову, нахмурился и окунул перо в чернильницу.

– Увы, мистер Хардинг, работа!

Последовала пауза. Хардинг перестал шуршать бумагами, замер и уставился на Джайлса:

– Как вы сказали? Работа? Но вы же трудились как каторжный целый день! Я и не подозревал, что вы настолько преданы своему делу, юноша.

Лицо Джайлса омрачилось.

– Всему своё время, мистер Хардинг. Отныне перед вами новый Джайлс Ханикат.

– Вот как? – Хардинг поднялся, оправил сюртук и пошевелил носом. – Какая жалость… А я уже был готов смириться с неудобствами сельской жизни. И намеревался брать пример с вас, как истинного гедониста…

– Не смейтесь надо мной, сэр. – Джайлс аккуратно промокнул чернила. – Мои привычки заслуживают порицания. Особенно теперь, когда я понял, как важно преуспеть в жизни. – Он помедлил. – Вы когда-нибудь влюблялись, мистер Хардинг?

Пухлые щеки секретаря затряслись, как желе, – казалось, он борется с отрыжкой.

– Боже упаси! Я с давних пор накрепко усвоил, что женщины не обращают внимания на толстяков с тощими кошельками. И я раз и навсегда расстался с надеждой познать любовь. Рекомендую сделать то же самое и вам, иначе изведетесь от душевной боли. А еще понаблюдайте за мистером Фэрчайлдом, и вы вскоре поймете, что иметь дело с прекрасным полом – тяжкий крест.

Джайлс мудро закивал:

– Прекрасно понимаю вас. Я твердо намерен хоть чего-нибудь добиться в жизни, мистер Хардинг, поэтому на дела сердечные у меня нет времени. И потом, мне еще многого недостает.

Хардинг сочувственно покачал головой:

– Вам недостает только хорошего портного. Если позволите, я объясню вашему, что сейчас носят в Лондоне.

Джайлс просиял.

– Правда? Это было бы кстати. – Он потянулся за своим сюртуком. – Ручаюсь, мистер Фэрчайлд будет доволен, если я оденусь, как подобает джентльмену.

Джайлс распахнул дверь и в самом радужном настроении шагнул на тротуар.

– Вы поможете мне обновить гардероб, а я научу вас, как очаровывать дам.

Хардинг только покачал головой:

– Дорогой мой, я много лет служу мистеру Фэрчайлду. Я долго наблюдал за ним и убедился, что научиться искусству обольщения невозможно. Мне не подманить к себе даже птичку.

– Все достигается практикой, мистер Хардинг. – И Джайлс мотнул головой, указывая подбородком на появившуюся вдалеке молодую даму. – Смотрите! Сюда идет леди. Если вы поставите ногу вот таким манером, чтобы показать форму икры, – ручаюсь, она обратит на вас внимание. Следите за ее глазами. Головы она не повернет – только стрельнет в вас взглядом.

– Мистер Ханикат, да ведь это абсурд!

– А вы попробуйте. – Джайлс присел на корточки и сам повернул ступню Хардинга. – Вот так, сэр. А теперь стойте и смотрите на первую жертву ваших чар.

Хардинг густо покраснел, но позу не изменил. Задергав себя за воротник, он нервно огляделся.

– И долго мне стоять, вывернув ногу под этим противоестественным углом?

– Пока дама не пройдет мимо. Ждать осталось недолго. О, а она хорошенькая! – Джайлс прищурился, вглядываясь в приближающуюся фигуру. – Почему же она… – Джайлс осекся и сглотнул. – Боже милостивый, да это Лайза Крэншоу!

– Что? – Хардинг поспешно сдвинул ступни и в ужасе уставился в ту же сторону, куда смотрел Джайлс. Узнав приближающуюся даму, он почувствовал, как сердце замерло у него в груди. – Господи Боже мой!

– Спрячьте меня скорее! – Джайлс ввалился в контору и чуть не захлопнул дверь перед носом Хардинга.

Секретарь поспешил за ним, со стуком закрыв дверь.

– А вы уверены, что это мисс Крэншоу?

– Да! Если она меня заметит, мне крышка! Она прикажет повесить меня на самом высоком дереве Крэншоу-Парка!

– Господи помилуй, мистер Ханикат, что же вы натворили?

– Вам лучше не знать, сэр. – Джайлс заметался в поисках ниши или чулана, куда он мог бы втиснуться. – Но мистер Фэрчайлд хорошо знает, что мне грозит, окажись я наедине с мисс Крэншоу.

– О Господи! Да она, похоже, фурия! Знаете, мистер Ханикат, это та самая женщина, которая чуть не задавила нас коляской! Значит, это и есть дочь Бартоломью Крэншоу? Письмо которой прочел мистер Фэрчайлд?

– Да! – Джайлс напоминал загнанного зверя. – Куда бы спрятаться?

– Ах, Господи! – всплеснул руками Хардинг. – Мистер Фэрчайлд влюбился в нее с первого взгляда. Я сразу понял. А она сама явилась к нему! Ну, теперь жди беды. Если она еще не влюблена в него, то скоро влюбится. И тогда лорд Баррингтон вызовет мистера Фэрчайлда на дуэль, и… ужас! Он будет окончательно разорен!

Джайлс замер на месте и озадаченно уставился на секретаря:

– Что вы сказали? Я не понял.

– Ну чего тут не понять? – раздраженно отозвался Хардинг, начиная вышагивать по комнате. – Сейчас объясню, мистер Ханикат. Кажется, я нашел способ все уладить. Ступайте в кабинет к мистеру Фэрчайлду и скажите, что вам надо отлучиться по срочному делу. Если понадобится – выдумайте что-нибудь. Только отвлеките его, а я тем временем отделаюсь от посетительницы.

Дверь начала открываться, и Джайлс пулей влетел в кабинет Джека, успев шепнуть на бегу:

– Отличная мысль! Браво, мистер Хардинг!

Секретарь едва успел оправить жилет, обернуться и изобразить учтивую улыбку, как в контору вошла Лайза в сопровождении пожилой дамы.

– Добрый день, – дружелюбно произнес Хардинг. – Чем могу служить, мисс?

– Сейчас объясню, сэр. Я пришла к мистеру Фэрчайлду по делу.

Хардинг вскинул брови.

– Вот как?

– Я мисс Крэншоу, а это моя тетушка, миссис Брамбл.

Хардинг поклонился:

– Очень приятно. Но боюсь, вы проделали этот путь зря. Мистера Фэрчайлда здесь нет. Он…

– Хардинг! – рявкнул Джек, выглядывая из кабинета. – Что это значит? А, мисс Крэншоу, рад вас видеть!

– Хм… – Секретарь смутился, зарделся, как переспелая клубника, и виновато объяснил: – Я не знал, что вы у себя, сэр.

Джек распахнул дверь, скрестил руки на груди и окинул Хардинга взглядом, который слегка смягчила только его безукоризненная учтивость:

– Да неужели?

Хардинг робко улыбнулся Лайзе.

– К вам мисс Крэншоу, сэр. Не хотите ли чаю, мисс?

– Не откажусь, спасибо, – отозвалась Лайза.

Проводив взглядом секретаря, поспешно уходящего на кухню распорядиться, чтобы экономка приготовила чай, Джек не заметил, что Джайлс удрал из дома черным ходом. Джек пригласил дам в кабинет. Как всегда, Лайза была неотразима в шляпке из мягкой зеленой соломки, с лентами, завязанными под подбородком, и простом полосатом зеленом платье с высокой талией, с наброшенной поверх него драгоценной индийской шалью. Отставив сложенный зонтик, она помогла тете устроиться в кресле.

Лайза держалась дружелюбно, не упускала ни единого слова и будто не подозревала, как она красива. Ее волнение выдавали только временами темнеющие глаза – словно само присутствие Джека растравляло ее душевную рану, причиняло мучительную боль. Опечаленный, Джек не знал, чем ее смягчить. Эта печаль и мысли о том, чем она вызвана, тревожили его. Чувство беспомощности оказалось непривычным и чертовски неприятным.

– Мистер Фэрчайлд, – заговорила Лайза, когда миссис Брамбл наконец уютно уселась в кресле, – знаете, с тех пор как мистер Педигрю вышел в отставку, здесь все изменилось.

– Надеюсь, в лучшую сторону? Или сохранило хотя бы часть былой красы и славы? Принести вам воды? Чай скоро будет готов.

– Нет, спасибо. Отличия характерные, хоть и не бросаются в глаза, – продолжала Лайза, садясь по левую руку от тетушки. Свободным остался стул слева от Лайзы, и Джек с вожделением уставился на него. Он мог бы с удобством расположиться и за столом, но Лайза притягивала его к себе, как луна – океанские воды. Едва Лайза оказывалась рядом, Джек ощущал, что его тянет к ней, особенно после откровенных признаний у пруда. – Здесь больше солнца. – Она улыбалась. – При мистере Педигрю в кабинете пахло пылью и старой бумагой. А теперь – цветами и кремом для обуви.

И она беспечно засмеялась. Этот смех прозвучал для Джека чудесной музыкой. Если Лайза способна вот так смеяться, значит, еще не все потеряно. Джек вздохнул, пытаясь сделать умное лицо. Выдержкой Лайзы он безмерно восхищался. Она ничем не выдавала волнения – как будто они никогда и не целовались, как будто Джек и не видел ее плачущей. А может, ему почудилось? И вправду, откуда возьмется страстная натура у такой благовоспитанной барышни?

– А вы какого мнения о переменах в конторе, миссис Брамбл? – спросил он, стараясь держаться непринужденно.

– Что, дорогой? – Седовласая дама поднесла ладонь к уху.

– Как вам заведение мистера Фэрчайлда, тетушка? – громко повторила ей на ухо Лайза.

– О, здесь чудесно. – Миссис Брамбл лукаво взглянула на Джека. – А хозяин конторы просто очарователен – верно, милая?

Щеки Лайзы слегка порозовели. Несмотря на смущение, она усмехнулась. Джеком овладело нестерпимое желание рискованно пошутить – чтобы рассмешить Лайзу.

Наверное, она из тех женщин, что не прочь посмеяться даже в минуты любви. При этой мысли брюки стали ему тесны.

Пока миссис Брамбл во всех подробностях перечисляла достоинства Джека, его конторы, мебели и погоды, Джек восхищался красотой обеих дам, ибо время пощадило тетушку Патти. Очевидно, элегантность у дам Крэншоу передавалась по наследству.

– Мисс Крэншоу, – наконец сумел вставить Джек, – я очень рад видеть вас. Надеюсь, мой секретарь не был слишком дерзок с вами.

– Ничуть!

Джек присел рядом с Лайзой – медленно, с трудом, как позволила тесная одежда. Обменявшись с ней дружеским взглядом, он хотел было обратиться к тетушке, но увидел, что она уже извлекла из ридикюля рукоделие и принялась класть стежок к стежку.

– Я знаю, о чем вы думаете, – еле слышно произнесла Лайза, и у Джека от волнения по телу прошла дрожь. – Тетушки можете не опасаться. Левым ухом она ничего не слышит. Пока она сидит справа от меня, мы можем беседовать спокойно. Как вы понимаете, прийти сюда без компаньонки я не могла.

– Разумеется. Так чем я могу вам помочь? – Джек сел вполоборота к гостье, положив локоть на спинку своего стула. – Поверьте, я охотно сделаю все, что в моих силах.

Лайза вздохнула, выдавая нервозность, которую так долго сдерживала.

– Мистер Фэрчайлд, с вами я могу быть откровенна. Боюсь, в противном случае вы просто украдете меня у всех на виду или во всеуслышание объявите мои секреты.

Джек усмехнулся, вглядываясь в ее прелестные губы, которые так и манили его. Похоже, разговор у пруда неожиданно сблизил их.

– Да, я неисправим.

Лайза закатила глаза и улыбнулась, показывая очаровательные ямочки на щеках.

– Так вы выслушаете меня или нет?

Джек рассмеялся.

– Продолжайте, мисс Крэншоу. Больше я не стану перебивать.

Она ответила ему дружеским взглядом.

– Я не спала всю ночь и после долгих раздумий поняла, что мне можете помочь только вы. Теперь я все о вас знаю.

Джек тревожно поднял бровь:

– А я думал, вы знали и раньше. Услышали что-то новое?

Лайза повернулась на стуле, теперь они сидели лицом к лицу. От нее исходил тонкий аромат лавандовой воды. Наверное, так пахнет и ее постель – в местах соприкосновения с шелковистой кожей. Может быть, она моет лавандой свои роскошные черные волосы? Или наносит по капельке за ушами, во впадинку на шее, в ложбинку между пышных грудей, видных в вырезе платья?

– Я узнала, что у вас доброе сердце, – объяснила Лайза, и на ее лице появилось повое выражение. Господи, неужели она восхищается им? – Я услышала, как вы добры к тем, кто нуждается в помощи. Значит, вы не просто неисправимый повеса.

И она сверкнула многозначительной улыбкой. Джек не знал, что сказать: любой комплимент мог завести разговор не в то русло.

– Ясно. Итак, я к вашим услугам. Ради вас я готов отказать всем клиентам. Сейчас мне нет дела ни до кого, кроме вас, мисс Крэншоу. Вас одной.

Она снова улыбнулась.

– Так помогите мне. Понимаете, мистер Фэрчайлд, у одного хорошего человека в жизни наступила черная полоса. Ему надо помочь выжить.

– Продолжайте. – Джек скрестил руки на груди и нахмурился.

– Этого человека зовут Джейкоб Дэвис. Он торговал здесь, в городе, пока его лавка вдруг не сгорела. Я уверена, что ее подожгли, но доказать это Дэвису не удалось. Недавно его освободили из долговой тюрьмы, и он решил добиваться справедливости. К сожалению, он доверяет только мне, потому что когда-то в детстве я дружила с его дочерью. Дэвис очень боится снова попасть в тюрьму.

Джек не сводил с нее внимательного взгляда. Незнакомому торговцу он искренне сочувствовал, хотя не подавал и виду.

– Понимаю.

– Вы ему поможете?

Лайза стиснула руки и устремила на Джека такой взгляд, словно ждала от него чуда. Выражение ее лица показалось Джеку чистейшим медом. Благороднейшим кларетом. Дурманным опиумом. Он знал, как независима Лайза, как неохотно она принимает чужую помощь. Поэтому теперь, сообразив, что девушка видит в нем спасителя, Джек чуть не лопнул от гордости, был готов поверить, что в нем десять футов росту и что ради исполнения желаний Лайзы он способен свернуть горы. «Да! – чуть не выкрикнул он. – Да, да, я помогу!»

– Нет, мисс Крэншоу, – вместо этого произнес Джек. – Боюсь, я ничем не могу вам помочь.

Сияющие глаза мгновенно погасли.

– Но почему?

Джек поскреб щеку, где порезался, бреясь сегодня утром. День не задался с самого начала.

– Насколько я понимаю, вы слышали, что я берусь защищать любого нищего клиента, не заботясь о том, заплатит он мне или нет?

Лайза растерянно заморгала.

– Нет, я слышала только, что вы помогаете тем, кто был несправедливо осужден и брошен в долговую тюрьму. И я восхищаюсь вами…

– Все это в прошлом. – Джек поднялся и начал вышагивать по кабинету, – Я приехал в Миддлдейл, чтобы сколотить состояние. Признаюсь откровенно, я движим исключительно корыстными намерениями…

– Но никто в округе не сумеет помочь мне так, как вы! Вы знаете, как расследовать такие преступления, ведь поджог карается по закону. Вы сами говорили о том, как важен справедливый суд на местах. Если вы возьметесь за это дело, то, будете соблюдать конфиденциальность, а это значит, что мистер Дэвис сможет вам доверять… Мистер Фэрчайлд, если прежде вы не оставались равнодушными к людскому горю, оно должно тронуть вас и сейчас!