Глава 4. Гея. 1700

О косметике и абсорбентах

Во второй раз за время пребывания команды полковника Волкова на Гее зазвенела капель, и начал таять весь выпавший за зиму снег. Сточные канавы были полны талой водой, и на Варварке в одной из них даже нашли несколько трупов. Каким образом они лишились жизни и что это за люди – было думать недосуг, правозащитная система настолько развита еще не была, посему глава Дворцового приказа (его уже многие называли комендантом Москвы) князь Пузатый просто повелел похоронить бедолаг за счет казны.

Несмотря на строгое тет-а-тет между графом Волковым и Софьей Алексеевной, всю зиму по Москве ползали слухи о переносе столицы в бог весть какое забытое место. Назывались в качестве примеров Вологда, Новгород, Архангельск и Казань. Но никто и предположительно не называл имя маленькой крепости на границе Псковской и Ижорской земель. Полковнику особенно понравилась версия о переезде царского двора в Холмогоры, под защиту тамошнего монастыря. Пока семья царицы будет жить в монастыре, туда со всей Руси нагонят мастеровых для постройки сказочного города – нового Вавилона. Весь март месяц Дворцовый приказ осаждали работяги и авантюристы, прохиндеи и лихоимцы всех мастей, выпытывая, скоро ли начнут набирать народ.

Попы в церквах, остерегаясь Великого Сакеллария, в ответ на вопросы паствы о переносе столицы предпочитали отмалчиваться, но такое молчание порождало массу слухов один другого фантастичнее. Но все слухи пресекались, когда на горизонте появлялась культовая фигура бывшего архиепископа Холмогорского. За прошедший год чистки (аттестации), устроенные им во всех без исключения епархиях, потрясли страну. Выгнанными и расстриженными оказалось ни много ни мало – двести тысяч человек. По месту в сороках на аттестацию выносилось всего два вопроса: чем левославие отличается православия и кто был мужем Богородицы. Для особо одаренных предназначался третий вопрос, ответивший на который мог оставаться монахом без права проповедования. Вопрос звучал так: расположите в порядке возрастания следующие священные саны – иерей, патриарх, дьякон, протопоп, епископ, архимандрит. Таких одаренных оказалось всего несколько, ибо задача оказалась глубже, чем полагал Иннокентий Симонов, придумавший этот дополнительный вопросик. Этих «энциклопедистов» отправили прямиком в духовную школу, а ангельские чины про себя поклялись хорошенько повторить дома «табель о рангах».

Полковник Волков тоже добился некоторых успехов в реорганизации армии. После его настойчивых требований половину войска (около сорока тысяч) распустили, а на место этой половины набрали двадцать тысяч рекрутов, прошедших строгое медицинское освидетельствование и сдавших испытание по некоторым физическим дисциплинам. Прослышав о том, что солдатам новой армии будут платить по пять рублей в месяц, на призывные пункты собралось тысяч сто народу, всех нужно было проверить, освидетельствовать, просмотреть, чтоб дьяку-регистратору не дали на лапу. Сначала Волкову пришло в голову использовать двух независимых наблюдателей за дьяком, но Настя (ох уж эти бабы) подсказала ему простой выход:

– А помнишь, Андрюша, ты рассказывал, что у вас новобранцы перед комиссией нагишом представали? Вот и тут сделай так: пусть сидит комиссия – парочка бояр из Рейтарского приказа, – и туда посади дьяка. А новобранец пусть ходит с медкарточкой, они ведь грамоте не обучены, а в конце он пришел, дьяк записал. Все!

– Молодец! – похвалил граф жену. – Соображаешь! Только я и дьяка голого посажу – пусть пишет!

– Как голого? – не поняла супруга. – А дьяка-то зачем раздевать, да и чем мотивируешь?

Но полковника уже было не остановить.

– Сам разденется! – голосом, не допускающим возражений, заявил он. – Он в предбаннике сидеть будет! И в каждом личном деле новобранца надпись следующего типа: рекрута записывал дьяк Пупкин! Или дьяк Залуп...

– Дорогой! – укоризненно покачала головой Анастасия. – Когда ты эти две фамилии забудешь? Кажется, взрослый мужик, а...

– На этих двух фамилиях держится вся русская армия, – сказал Андрей Константинович, ласково обнимая жену.

Но самые смелые реформы запланировал премьер-министр. Чтобы не вгонять страну в панику, механизм действия реформ был рассчитан на пятнадцать лет. Это пятнадцатилетие разбивалось на три периода, три, проще говоря, пятилетки. В первую пятилетку планировалось максимально скорректировать налоговый аппарат и его уклон в необходимую сторону. Планировалось также развитие банковского дела и внедрение схемы государственных займов, развитие кредитно-ссудного сектора. Вместе с этим обсуждалась государственная поддержка частных предприятий и ассигнования в сельское хозяйство, так как Россия являлась страной аграрной, зависящей от крепко стоящего на земле хозяйственника.

Хранитель взял с Ростислава Алексеевича слово, чтобы вливания в российскую экономику с его стороны не превышали пяти миллионов рублей в год. Эту сумму премьер-министр мог тратить на свое усмотрение, но не более десяти лет в общем количестве. Сходится бюджет – оставь деньги на голодный год. Пятидесяти миллионов, по мнению Хранителя, должно было хватить, чтобы поднять с колен такого инертного монстра, как Россия. Поскольку Ростислав точно знал, где в стране залегает золото, а также он был уверен, что недавно открытую землепроходцами Аляску ни в коем случае не продаст Америке ни он, ни его наследники, то согласился с легким сердцем.

Но на первый год эта самая экономика, словно прожорливая свинья, сожрала почти восемь миллионов: пять – помощи спонсора-Хранителя и три собственных, причем три миллиона – это был рекорд за последние десять лет. Пятьсот тысяч ефимков дал казне торговый оборот единственного порта – Архангельска. Восемьсот тысяч поступило от турецкого султана в качестве выкупа за захваченный прошлой весной флот, да триста тысяч перечислила английская Корона в качестве аванса за прямые поставки кислородной косметики, любезно предложенной в качестве «стекляшек для туземцев» Хранителем. Косметика нескольких видов (шампуни-гели, бальзамы «до» и «после», антиперспиранты, туалетная вода, кремы для рук, ног и лица) заполняла свободные места в трюмах лайнера «Ястребов» и ждала своего часа. О наличии ее сообщил Хранитель в одно из кратких своих появлений в Кремле перед Рождеством.

Поначалу Софья Алексеевна встала на дыбы, сказав, что чудо-косметика пригодится и для русских баб, которые вынуждены заказывать во Франции даже тальк, но Хранитель сделал следующий шикарный жест.

Поскольку в договоре о личной помощи Гее не было ни слова о трансгрессировании средств биологической поддержки, Семен подрядился доставить на Гею по сквозному каналу цельный лихтер косметики нового поколения, еще неизвестной на Земле двадцать первого века. Косметика основана на веществе, схожем по своей структуре с амброй, но совсем иным по принципу действия. Известно, что амбра – это субстанция, образующаяся в желудке кашалота. Как и почему она образуется – толком не знает никто, но амбра успешно применяется в парфюмерии как фиксатор запаха. Куски амбры, весом от нескольких граммов до десятков и порой сотен килограммов иногда прибивает к берегу (кашалот их отрыгивает), но в основном она добывается из пищеварительного тракта убитых китов.

На одном из неподконтрольных Хранителю Семену миров живет забавное существо: полурастение-полуживотное. Под «ступнями» его образуются наросты типа мозолей. Вот эти наросты состоят из губчатого вещества, толком на той планете не изученного. Более того, это вещество там ценится, как на Земле обрезанные ногти и мозоли, но, попадая в мир-триаду Земля-Гея-Унтерзонне, вещество это проявляет себя с самой неожиданной стороны. Обнаружил и записал свойства этого вещества предыдущий помощник Хранителя, тот самый, что не так давно исчез. Он был внезапно отправлен Мастермайндом в этот мир с целью банальной проверки атмосферного баланса, так сказать, инкогнито. Подобные проверки частенько устраивались Координатором-распределителем во всех подконтрольных мирах. Случайно поранив руку, он по ошибке поднес к ране вместо кусочка кремня лепесток срезанного «мозоля». Ошибку свою он заметил минут через пять, а эффект почувствовал через месяц, когда у него вырос давно сломанный зуб. Сначала он никак не связывал это с «мозолем», но о происшествии доложил. Хранитель заставил своего помощника предстать перед экзекуторами из Лаборатории Незапланированных Случайностей, которые вытрясли из извилин мужика даже то, что он не знал и о чем давно забыл.

Затем лаборатория синтезировала это вещество в своих биологических реакторах-автоклавах, подвергла его изучению, а после один из Демонов Третьего уровня защитил диссертацию на степень то ли Адепта-Анизотропа, то ли Вивисектора Святой Материи, то ли Младшего Постигшего. В общем, у Лаборатории Незапланированных Событий своего рода соревнование с другими лабораториями по всем сегментам Метамира, так что у них был свой шкурный интерес. Благодаря этому открытию они поднялись на три ступеньки в Бесконечном Рейтинге, а три ступеньки, как объяснил Заведующий, – это возможность получения на следующий миллиард лет расширенных полномочий для изучения объективной реальности и прививания подконтрольному контингенту дополнительного чувства к имеющимся пяти.

Преамбулу эту можно забыть, ибо впоследствии знания эти не понадобятся, а Хранителю Семену было дозволено распоряжаться новым веществом-абсорбентом. Абсорбентом его можно было назвать с весьма большой натяжкой, так как он, во-первых, был не жидкостью; во-вторых, не поглощал, а корректировал количество свободных радикалов в живых клетках; а в-третьих, ни в одном из языков триады не было такого понятия, которое бы определяло действие этого вещества.

Единственное, что с уверенностью могли сказать в лаборатории, что каким-то образом этот «абсорбент» считывал информацию с ДНК и воздействовал на гипоталамус. Хранителю показывали модель поведения «абсорбента» на биокомпьютере в несколько этапов. Вот абориген, модель мыслящей материи с нарушенным обменом веществ. Первый этап – надрез на ткани и помещение абсорбента в живую материю, второй этап – невидимый – считывание абсорбентом кода ДНК и считывание «программы» взаимодействия гипоталамуса и гипофиза, «программы» связи нервной и эндокринных систем. Третья фаза – непонятная даже Лаборатории Незапланированных Событий (а такое можно пересчитать по пальцам за все время существования лаборатории), фаза внесения коррекции в работу гипоталамуса на основе чтения изначального кода ДНК организма.

После всего организм аборигена на протяжении нескольких недель «молодеет», но интересная штука – на продолжительность жизни «абсорбент», по-видимому, влияния не оказывает. По крайней мере так доложил Мастермайнду заведующий лабораторией, после чего Семену было разрешено пользоваться «абсорбентом» во благо своих подконтрольных. «По-видимому» не удовлетворило Мастермайнда, и в ходе беседы с Хранителем триады Земля-Гея-Унтерзонне мудрый Мастермайнд посоветовал Семену использовать вещество осторожно. Желательно на одной планете, даже одной расе и можно даже на одной нации. И Хранитель, что та бабушка-экономка из «Пищи богов» Уэллса, решил подкинуть жутко интересную «лекарству» своему дитяти.

Просим прощения читателя за некоторое отклонение от темы, хотя женщины, быть может, уверены в том, что это отнюдь не отклонение, а правильный курс. Проще говоря, симпатяга Семен решил одним выстрелом свалить двух кроликов: и подстегнуть проект, и помочь любимой команде.

Вскоре после рождественских праздников Ростислав Алексеевич посетил Англию и преподнес герцогине Мальборо как самой известной женщине в Англии (королева Мария умерла шесть лет назад) полный набор косметических средств. Герцогиня настороженно отнеслась к подарку из далекой Московии, так как официально было известно, что русские медведицы в качестве косметики используют муку, сажу и свеклу, а губы просто искусывают до полного покраснения. Герцогиня Мальборо была отнюдь не дурой, недаром дергала за косички двух королев: Марию и Анну. Она сначала заставила испробовать косметику на себе гувернантку. За неделю у сорокалетней дурищи кожа подтянулась и стала похожа на спелое яблоко, а аромат, источаемый ею, начал привлекать даже собственного супруга герцогини, сэра Джона Мальборо Черчилля. Умница герцогиня сразу сделала правильные выводы. Переговорив tete-a-tete с премьер-министром России и с супругом, разрешившим стать ей генеральным «дилером», добилась поставки опытной партии неизвестного на Оловянных островах снадобья.

Не будем утомлять читателя подробным описанием кислородной косметики; о ней не слышали разве что в самых глухих деревеньках Нечерноземья, приведем лишь резюме. Тридцать лет назад в Америке (семидесятые годы двадцатого века) начинались опыты по изучению жидких перфторуглеродов, которые по своим свойствам поглощать кислород превосходят кровь. Предполагалось, что открытие искусственной крови спасет многие человеческие жизни. Так оно и случилось, однако совершили это открытие не американские, а российские ученые. «Голубую кровь» нашли сотрудники Института биофизики в Пущино. Впоследствии одним из результатов этого открытия стало появление аквафтэма – основного ингредиента кислородной косметики «Faberlic».

Быть может, это была очередная «утка», но косметика моментально сделалась популярной на Земле на рубеже тысячелетий, а уж в Англии начала восемнадцатого века она вызвала фурор. Крупнейшие имена парфюма того времени объединились, чтобы узнать тайну «русского чуда», но потерпели сокрушительное фиаско. Тогда герцогиня Мальборо начала действовать. Неизвестно какими путями ей удалось склонить на свою сторону Вильгельма, но пытливой бабенке был предоставлен карт-бланш. К нему прилагалась весомая сумма, которую предстояло выплатить России в качестве аванса.

Известно, что даже на Земле скромный набор такой косметики стоил от нескольких десятков до нескольких сотен долларов, а в Англии описываемого периода времени цена подобного комплекта равнялась почти десяти фунтам – сумме, на которую семья среднего ремесленника могла жить несколько месяцев. Но, собственно, жены ремесленников пользовались тем же, чем и русские «медведицы», и с тем же успехом, однако леди из высшего общества пропустить такую новинку не могли. Расчетливая герцогиня взяла все, что было на лайнере, с расчетом интереса французов и испанцев, но договор заключался только с Англией и только у островного королевства было исключительное право на торговлю «русским чудом». В заключение добавим лишь, что договор относительно косметики фигурировал в английском парламенте как «Меморандум о красоте» и неожиданно привнес некоторое количество теплоты в извечно прохладные русско-английские отношения.

Что до турецкого флота, то упрямый султан, не вняв предостережению и прилагаемым фото, в апреле месяце предпринял попытку возвращения Керчи под знамя полумесяца. Эскадра из почти тридцати судов (половина турецкого флота) внезапно появилась на траверзе новой русской крепости, которую ушлый Шура Лютиков превратил за это время в неприступный форпост.

«Внезапно» – это так считали лишь турки. Акватория Керчи с помощью радиоуправляемых мин была превращена в непреодолимый заслон, а громада «Ориона» застыла слева у Таманского полуострова, навевая на неприятеля чувство неуверенности.

Перед боем турки сослали на берег офицера-парламентера с толмачом. Самозванцам, захватившим крепость, предлагались достойные, по мнению турков, условия сдачи: сдача в плен всего гарнизона и содержание в плену до официального выкупа и продажа солдатских жен с детишками в рабство. Опешившему турку был предъявлен лично Шурой строгий ультиматум: немедленная сдача флота и арест всего личного состава. (Лютиков не был силен в дипломатии.) Турок лишь сплюнул под ноги отъевшемуся прапорщику и отбыл на линкор адмирала. Спустя пятнадцать минут на флагштоке линкора взвился сигнал «К атаке», а еще через пять минут ракета класса «борт-борт» пустила адмиральский линкор ко дну. Пустила лихо, не оставив от восьмидесятипушечного корабля даже воспоминаний. Командование принял заместитель адмирала, тот самый Гассан-паша, отправленный султаном на замаливание грехов к русским берегам. Гассан первым делом приказал перестроиться в боевой порядок, но приказал очень неуверенно – он не в первый раз наблюдал действие страшного оружия. Дождавшись, пока два крайних фрегата войдут в зону действия мин, Шевенко подорвал их, ни капли не задумавшись о жизнях сотен матросов. Просто представил себе «продажу в рабство солдатских жен с ребятишками». Все! После этого Гассан выкинул белый флаг, а мгновение спустя турки наблюдали картину запуска крылатой ракеты П-700 «Гранит» с увеличенным радиусом действия.

Оставляя за собой пышный хвост, ракета унеслась высоко в небо и там взяла курс на Стамбул. Через двадцать минут она сровняла с землей элитные янычарские казармы и обрушила часть дворца вместе с нижним сералем. Благодаря тому, что в боеголовке вместо ядерного заряда был фугас, число жертв оказалось сравнительно невелико. А еще через двадцать минут весь Стамбул обуяла паника. Похватав жен и детей, почтенные отцы семейств покидали город. Сам султан спасся чудом; нахлестывая своего скакуна, он несся во главе нестройной толпы, узкой змейкой тянущейся из дворца к ближайшему выходу из города.

Никто так ничего и не понял, взрыв в центре города приняли за упавший метеорит (турки отлично представляли себе и кое-что похуже), но через неделю явился перепуганный контр-адмирал Хамид, разыскал в разбитом под столицей лагере султана и передал ему ультиматум коменданта Керчи: назначить особого чиновника для переговоров о выкупе попавшего в плен флота и чиновнику быть в Москве не позднее месячного срока; снарядить несколько кораблей с продовольствием для питания пленных и кораблям быть в Керчи не позднее десятидневного срока; вся ответственность за бомбардировку Стамбула возлагается целиком и полностью на султана, ибо он своими неосмысленными действиями вынудил к этому.

Перепуганный непонятно откуда взявшейся и (о Аллах!) подтвержденной военной мощью России турецкий глава отправил к московитам своего самого хитрого бея – Абдуллу Аттамана, наказав торговаться до последнего и денежных средств выделив миллион ефимков золотом. Велено было торговаться за каждую тысячу и за каждые выторгованные десять тысяч лично Абдулла имел пятьсот в свой карман.

Со стороны России в Москве торговался Емельян Украинцев, самый ловкий пройдоха Посольского приказа. Правда, вначале едва не оскандалились. За весь турецкий флот хотели запросить пятьсот тысяч, но выручил Иннокентий, сказавший следующее:

– Если на кону меньше миллиона, то что это за торг? Это посмешище, а не торг! Емельян Игнатьевич, да будьте же вы дипломатом!

– Дипло-кем? – не понял чиновник.

– Дип-ло-матом! Матом! – терпеливо объяснил Иннокентий. – Это человек, который так ловко может послать вас к чертовой матери, что вы с предвкушением будете ожидать путешествия. Для начала подержите его денька три, пугая всевозможными слухами и домыслами, затем пригласите в баню, а после бани напоите его до изумления. Потом, наутро, можно и вопросы решать! Когда башка у него будет трещать с похмелья!

Тут же прибыл гонец от Лютикова с информацией о сумме, разрешенной султаном к выкупу. Вспотевшего Иннокентия лупили по спине кому не лень – поздравляли. Ободренный доброй вестью Украинцев наутро после бани испил чарку калганной, закусил чесноком и пошел на встречу с турецким парламентером, благоухая ароматом восточного базара. Лично ему Абдулла преподнес в дар половину пуда душистого табака и украшенную драгоценными каменьями саблю. Саблю Украинцев принял, но поставил Аттамана в известность, что каждый некурящий чиновник при дворе Софьи получает пять рублей ежемесячно, каждый офицер – трешник, а солдат – трехгривенный. Извещено также было, что лорду Перегрину уплачено пятьдесят тысяч неустойки, только бы он держался со своим зельем подальше от России.

Бедный Абдулла Аттаман оказался в положении человека, подарившего баптисту упаковку презервативов, и уже был бы рад заработать на деле посредника хотя бы пару тысяч. Таким образом, Украинцев уже в начале беседы получил гандикап. Хороший линкор стоил порядка ста тысяч ефимков, а всего линкоров в плену оказалось четыре. Да один потопили. Да из крупных судов в плен попали шесть фрегатов, восемь галеонов и три брига. Остальная мелочь много не стоила: скампавеи, галеры, несколько шхун – все это не стоило и сотни тысяч. Да учесть, что в плен к русским попало порядка двенадцати тысяч человек – дело стоило миллиона!

Но неожиданно русские оказались покладистыми людьми и разумными торговцами. Абдулла легко заработал десять тысяч и уезжал из Москвы с легким сердцем и приятными воспоминаниями о гостеприимстве московитов. Восемьсот тысяч выкупа с Турции! Еще пять лет назад никто даже в самом страшном сне не мог предвидеть такое, а с началом царствия Петра Алексеевича доход государства и вовсе редко доходил до миллиона в год.

Чуть ли не в первый раз за последние десять лет бояре в Думе делили, а не перекраивали бюджет, чтобы хоть как-то свести концы с концами. И Господь помог Руси, ниспослав прекрасный урожай, и за этот год не случилось ни одного мора, ни одного значительного пожара. Акции полковника Волкова со товарищи медленно, очень медленно, но верно ползли вверх. Поэтому когда, решив соответствовать историческим фактам, Ростислав предложил перейти на европейскую систему летосчисления и считать за начало Нового года первое января, лишь раскольники и староверы пошумели немного, но так – порядка для.

Наступивший последний год семнадцатого века (по новому летосчислению) праздновался с шиком и размахом, каких не видали прежде. Выложенную за лето брусчаткой Красную площадь аккуратно подготовили к торжествам: снег расчистили и убрали, посредине поставили гигантскую елку в праздничном наряде, рядом с Покровским собором вырос городок для ледовой потехи детей и взрослых. Городок явился одной из первых акций нового приказа – забав и досуга (министерство культуры), на который скупердяи-бояре все-таки выделили из государственного бюджета некоторые средства. В частности, на следующий год планировалось передать новому приказу сто тысяч рублей – огромные деньги даже для России. Половина новых министров недовольно бурчала, что от роду не слыхали, чтобы на потехи предназначались столь значительные суммы. Более циничные и продвинутые проводили параллель с Людовиком Четырнадцатым и предсказывали скорый конец правлению Софьи. Предсказания сии делались втихаря – не приведи господь, что-то донесется до ушей князя-кесаря. Тогда пощады не жди.

Празднества длились ровно неделю. Еще неделю длилось замечательное русское похмелье со всеми необходимыми для этого атрибутами: пивом, баней и солеными огурцами. Но, начиная с середины января, все впряглись в лямку. Предстояло потихоньку, не надрываясь вытаскивать страну из эпохи Средневековья и сокращать отставание от Европы.

Глава 5. Гея. 1700

Европейский политик

Как только подсохли основные дороги, в Москву потянулись из разных стран Европы посланники и резиденты. Всем не терпелось развеять неизвестность по поводу Московии – этой полуевропейской-полуазиатской страны. Слухи, бродившие по Европе на протяжении всей зимы, будоражили не один светлый ум в ведущих кабинетах. Одним глазом Европа смотрела на агонию испанского короля, другим – на своего дикого восточного соседа, а задницей чувствовала азарт молодого шведского короля, алчущего славы на поле битвы.