16

Они не стеснялись смотреть друг другу в глаза. Джесон улыбался загадочной улыбкой, даже тогда, когда, нажимая на газ, набирал скорость и обгонял на 17-ом шоссе ехавший впереди грузовик.

– Папа, ты слишком разогнался! – кричала с заднего сиденья Хивер. Она удобно расположилась там вместе со всеми своими подарками, полученными в день рождения, – куклами, играми и прочими радостями детской жизни, среди которых была и привезенная ей Джесоном из Германии волшебная музыкальная шкатулка. Все это ей разрешили взять с собой, чтобы девочка могла скоротать время по дороге в Беркшир-коттедж, как его все называли. А езды туда было часа три, не меньше.

– Да, мэм, – сказал Джесон, снимая ногу с педали газа. Сам того, не осознавая, он торопился: ведь чем быстрее они доедут до места, тем раньше он и Касси вновь смогут заняться любовью. В Джесона, словно демон вселился: с трудом заставляя себя смотреть на дорогу, а руки держать на руле, он думал только о том, как бы дотронуться до Касси. Они обменивались иногда легкими рукопожатиями и многозначительными взглядами, но в тишину их взаимности без конца врывался нетерпеливый голос Хивер.

– А Минди Фаберстейн хочет, чтобы я приехала к ней на следующей неделе, – тараторила она, уже в десятый раз, заводя шкатулку. Звуки «К Элизе», казалось, заполняли все пространство, когда она открывала крышку.

– Слушай, Хивер, ты ее доломаешь, если будешь без конца заводить, – глядя на дочку в переднее зеркало, говорил Джесон.

Интересно, это оттого, что он сам так безумно счастлив, или Хивер действительно веселая? Обычно не особенно разговорчивая, сегодня она уже в течение нескольких часов трещала как сорока, в который раз рассказывая ему о своем дне рождения. И выглядела она лучше. Миранда вечно напяливала на дочь платья с оборками и заставляла няню завивать ей волосы в локоны, Касси же разрешила ей надеть джинсы и простой зеленый свитерок. А волосы девочки, от природы густые и слегка волнистые, были зачесаны назад и не лезли ей в глаза, поскольку держались при помощи симпатичного обруча. Несмотря на все предупреждения Джесона, Хивер вновь завела шкатулку. Раздалось несколько нот… и музыка прекратилась.

– Она сломалась! – заревела Хивер. – Уже сломалась! Ненавижу ее! – Слезы хлынули у нее из глаз.

– Папа же говорил тебе, что нельзя без конца ее заводить, – повернулась к ней сидевшая на переднем сиденье Касси. – Ты сама виновата, что не послушалась. И не говори, что ты ненавидишь шкатулку. Ты только посмотри, какая она красивая. Сейчас же попроси у нее прощения.

– Ненавижу ее, и тебя ненавижу, – твердила Хивер сквозь слезы.

– Плакса, вакса, гуталин, – смеясь, дразнила ее Касси. – Ну-ка, дай мне шкатулку, я попробую починить ее. Но учти, она не захочет к тебе вернуться, пока ты перед ней не извинишься.

Касси взяла у девочки шкатулку. Хивер притихла и только слегка всхлипывала. Джесон с любовью посмотрел на Касси, склонившую свою милую головку над механизмом шкатулки, а потом взглянул на отражение в зеркале заплаканного личика Хивер, внимательно наблюдавшей за тем, что делает ее тетя. Он не помнил, чтобы Миранда когда-нибудь воспитывала девочку так, как сейчас Касси. Миранда предпочитала, чтобы эту грязную работу выполняли за нее другие. «Если хочешь, попроси, чтобы няня ее наказала», – говорила она Джесону, после того как он битый час убеждал ее в том, что их дочь совершенно не умеет себя вести. – Я не собираюсь тратить время, таская ее потом по разным психоаналитикам. У нее есть няня, и пусть она этим занимается». – «При чем здесь психоаналитики? Я говорю о тебе самой, она ведь с тебя берет пример. А твои вечные истерики – далеко не самый лучший образец для подражания». – «Ой, Джесон, ну неужели мы раз и навсегда не можем с тобой договориться?..»

Самое горькое было то, что договориться они как раз и не могли. Они были непримиримы во всем: по-разному смотрели на то, с какими людьми нужно общаться, какую одежду носить… Враждебность и злоба все нарастали, так как ни один из них не хотел уступить. Из их общения начисто исчезли чувство юмора и шутливый тон. Они не расставались только потому, что ни один из них не решался отпустить другого. А Хивер стала невольной жертвой их взаимоотношений. И Джесон настолько был уверен в том, что брак вообще не может быть разрушен, что ему потребовались годы – точнее, все то время, пока он не встретил Касси, – чтобы понять, какой отвратительной была его жизнь с Мирандой.

У Миранды вся нежность заканчивалась с завершением полового акта. Прошлой же ночью он понял, что для Касси это – только начало. Она гладила его тело, нежно целовала лоб…

– Касси, дорогая это не сон? – спросил вчера Джесон шепотом, – мне почудилось, что земля ушла из-под ног… Знаешь, мне показалось, я слышал, как что-то разбилось.

Касси нащупала в темноте выключатель и зажгла свет:

– О, Боже, ну, конечно!

Фотография семьи, которую Миранда оставила Касси в сейфе, валялась на полу разбитая.

– Мне очень жаль, Касси, – пробормотал Джесон, приподнимаясь. – Я куплю тебе новую рамку.

– Нет, нет, не нужно, – сказала Касси, встав с кровати и подбирая с пола осколки стекла. Она аккуратно сложила все вместе с фотографией в небольшой ящичек ночного столика. – Я все это склею. Я была очень тронута тем, что Миранда сохранила эту фотографию и даже вставила ее в рамочку. Я подумала даже, что она была, не совсем безразлична ко мне, папе и маме.

Разумеется, Джесон не стал разубеждать Касси, хотя сам никогда прежде не видел этой фотографии. Вообще он всегда поражался, в каких выражениях отзывалась Миранда о своей семье и детстве. «Слушай, поверь мне, я ничего интересного об этом тебе сообщить не смогу, – говорила ему Миранда всякий раз, когда он просил ее рассказать о своем детстве. – Это было обычное скучное правильное воспитание в семье среднего класса. Я никогда не была членом этой семьи: я всегда чувствовала себя падчерицей отчима и сводной сестрой. Ничего интересного, дорогой, не было, и мне нечего тебе рассказать».

Сможет ли он когда-нибудь поведать Касси правду об их браке с ее сестрой, размышлял Джесон, сворачивая с шоссе. Обогнув озеро, машина выехала на дорогу, ведущую к Беркшир-коттеджу. Джесон вновь посмотрел на Касси. Она ответила на его взгляд ласковой улыбкой. Нет, сказал он сам себе, правда иногда бывает слишком отвратительна. Иногда молчание лучшее, что можно придумать.

Сладкие звуки из починенной шкатулки прервали его раздумья. Касси с торжествующим видом повернулась к племяннице.

– Ну, что ты теперь скажешь, Хивер? – спросила она девочку. Джесон увидел в зеркале, как жадно смотрит дочка на музыкальную коробочку.

– Ладно, я прошу прощения, – сказала Хивер, нетерпеливо протягивая руку к коробочке. Теперь она не ненавидела ни шкатулку, ни тетю. Почти не ненавидела тетю. Временами – когда Касси читала ей на ночь сказки или помогала делать уроки – Хивер совсем ее не ненавидела. А в день своего рождения Хивер даже подумала, что почти любит свою тетю Касси.

Когда Касси слышала слово «коттедж», ей представлялся маленький, крытый шифером домик с крылечком и с трубой, из которой валит дым. Но стоило им переехать через небольшой каменный мост, соединяющий остров с большой землей, ее иллюзии рассеялись: она увидела внушительных размеров дом из белого кирпича, построенный еще во времена колонизации. Он был прекрасно отреставрирован. Сзади, где когда-то помещались конюшни, теперь были построены летние домики для гостей, огромный бассейн и теннисный корт. Перед домом раскинулась огромная лужайка, где пестрели полевые цветы, кивавшие головками навстречу радостному солнечному свету. У подножия холма блестело озеро, на котором уже появились первые рыбацкие лодки.

– А чего еще ты ожидала? – спросил Джесон, когда Касси прямо-таки открыла рот от восхищения. Коттедж в Беркшире, в отличие от летнего дома в Ист-Хемптоне, был детищем Джесона, и он им очень гордился. Миранда с самого начала его невзлюбила. «О, Господи, да ведь он похож на ферму!» – фыркнула Миранда, когда впервые увидела его. Джесон же с первого взгляда влюбился в это дикое, почти безлюдное место.

Тогда он часто ездил по делам в Бостон. И всем другим поездкам предпочитал поездку на собственном мотоцикле, хотя она занимала гораздо больше времени, чем на машине или поезде. Просто ему нравилось нестись на бешеной скорости, взлетая с холма на холм. Солнце и ветер в лицо наполняли его сердце радостью. В одну из этих поездок он и увидел это место, и оно запало ему в душу. Через некоторое время, наведя справки, он узнал, что коттедж принадлежит его партнеру по бизнесу в Бостоне, и тот согласился его продать Джесону за вполне умеренную сумму. Джесон решил преподнести Беркшир-коттедж Миранде в качестве подарка ко дню рождения.

«Но ведь никто не приедет в Беркшир, – возражала Миранда, когда Джесон предлагал ей провести там очередной уик-энд. – Зато все приедут в Хэмптон». – «Именно поэтому я и предлагаю тебе отправиться в Беркшир, – отвечал Джесон, – потому что там мы будем одни. Неужели тебе никогда не хотелось убежать ото всех, Миранда? Лежать на траве и просто смотреть на звезды? Или купаться ночью в озере нагишом?» – «Ты же знаешь, что я даже морю предпочитаю бассейн», – отвечала она. И хотя Джесону хотелось сохранить коттедж в Беркшире в первозданном виде, он все же построил там бассейн, сауну, теннисный корт – все, только чтобы Миранда согласилась туда ездить. Но это мало повлияло на ее отношение к коттеджу, и она использовала любую возможность, чтобы только там не появляться.

– Как же здесь хорошо! – проговорила Касси, когда машина въехала в мощенный булыжником двор перед домом. Несмотря на новый корт и бассейн, это место производило впечатление заповедника. Стены дома оплетали кусты вьющихся роз, сзади виднелись заросли рододендрона. В холодном майском воздухе царил аромат свежестриженной травы.

Весь день до самого вечера Джесон, Касси и Хивер бродили по окрестностям. Они побывали на маленьком причале, пляже с галькой, где красовались ярко раскрашенные зонтики от солнца и кресла. Джесон показал Касси небольшой садок для рыбы, в котором он и его управляющий пытались разводить форель. Недалеко от дома стоял старый хлев, – в котором, к удивлению Касси, было полно свиней, гусей, индеек и кур. Хивер больше всего понравился петух. К хлеву примыкала конюшня. Четыре хорошо ухоженные лошади паслись неподалеку.

– Ты ездила верхом? – спросил Джесон.

– Ну, обычно мне удается удержаться в седле, – засмеялась Касси, глядя, как он ласково треплет гриву лошади и чешет ей за ушами. Она вспомнила его нежные прикосновения к ней сегодня ночью, и – хотя она целый день гнала от себя эти воспоминания – ей вновь захотелось оказаться в его объятьях. Джесон словно читал ее мысли: он вдруг как-то по-особому взглянул на ее губы.

– Ну что ж, прокатимся в таком случае, – сказал он, – Хивер, мы с тобой поедем на Юно. Я попрошу сейчас, чтобы нам оседлали лошадей.

Тропа петляла по холмам, вилась вокруг озера. Лужи после вчерашнего дождя еще не просохли.

Золотое, уже низко стоявшее солнце приятным теплым светом освещало деревья, на которых только проклевывались молоденькие зеленые листочки. То тут, то там желтели первые весенние цветы – дикие нарциссы, прелестно расцвечивавшие уже зеленые холмы. Прохладный воздух был напоен ощущением наступившей весны: пахло сосновыми иглами и проснувшейся от зимней спячки землей, слышались крики голубых соек и соловьиные трели.

– Они вернулись только тогда, когда уже начало темнеть, а над озером повисло огромное красно-оранжевое солнце.

Все вместе они приготовили ужин из тех припасов, что хранились у пожилой четы, присматривавшей за коттеджем и жившей в домике лесника на другом берегу озера: овощной суп, запеченные в гриле бутерброды с ветчиной и сыром, салат из свежей дикой зелени.

После захода солнца сильно похолодало, и Джесон разжег в камине яркий огонь. В комнате стояла очень простая и явно сделанная вручную мебель. Касси она очень понравилась, и она спросила Джесона, где он ее взял.

– В Беркшире жило когда-то довольно много сектантов, – объяснил Джесон. – Они нигде не работали и все для себя делали сами, например, вот эту мебель. Но их секта была обречена на вымирание, так как мужчины и женщины, согласно их верованиям, должны были жить отдельно друг от друга.

– Как странно! – задумчиво произнесла Касси, медленно покачиваясь в деревянном кресле-качалке. – Но то, что они создали, явно сделано с огромной любовью…

– А мама ненавидела эти кресла, – зевая, сказала сонная Хивер, – и дом этот она тоже ненавидела. Она говорила, что он похож на хлев. Скажи, папочка, а как здесь по правде: хорошо или плохо?

– Видишь ли, обезьянка, все зависит от того, что человеку нужно, – ответил Джесон. Он встал и взял дочку на руки. – А то, что тебе сейчас нужно в кроватку, так это несомненно.

Джесон понес девочку на второй этаж, а Касси начала не спеша убирать со стола посуду и мыть ее в железной раковине в огромной кухне, обитой широкими дубовыми досками. Здесь не было посудомоечной машины. Не было холодильника. Но зато кухня, просторная и светлая, казалась уютной и даже какой-то радостной. В углу стояла большая франклиновская печь, а на длинной полке выстроились в ряд старые оловянные кружки и глиняные горшки. Касси попыталась представить себе на этой кухне Миранду. Как, должно быть, смеялась ее сестра над этими аскетичными комнатами с простыми деревянными полами и каминами из изразцов. Ясно, что Миранда не часто приезжала в этот дом – здесь не было ни одной фарфоровой статуэточки и ничего обитого ситцем. А Джесон – это было видно – очень любил этот дом.

Она вытерла посуду и вновь вернулась в гостиную, подбросила в огонь еще одно полено и, укутавшись в теплое верблюжье одеяло, уселась в кресло-качалку и стала смотреть на огонь. Прошлой ночью она почти не спала, а сегодня добавилась поездка на машине и прогулка верхом – Касси просто с ног валилась от усталости. Она закрыла глаза. Она была рада, что ненадолго осталась одна: ей хотелось подумать о Миранде и Джесоне… представить их обоих в этом доме.

Все произошло слишком неожиданно – ее чувства к Джесону так внезапно открылись ей самой что она должна была хорошенько поразмыслить о том, что Джесон на самом деле для нее значит. Впрочем, зачем? Она и так уже прекрасно знала: он для нее – все. Но что она для него значит? Все его слова, ласки, поцелуи – все омрачалось незримым присутствием Миранды.

«Бедный Джесон, – думала она, засыпая, – он потерял Миранду и теперь ищет моей любви, а я ведь только наполовину ее сестра и наверняка только наполовину смогу ее заменить…»

17

Когда он спустился вниз, она уже спала, уютно свернувшись калачиком в кресле перед камином и подложив руку под голову. Огонь освещал комнату приятным теплым светом, на потолке и стенах плясали веселые тени. Тени…

Он осторожно, так, чтобы не разбудить Касси, сел у ее ног, ласково глядя ей в лицо. Он любовался милым овалом ее лица, нежной кожей, золотом волос, причудливым изгибом бровей, тонкой шеей. Он перевел свой взгляд на ее ноги… бедра… талию… и тут же почувствовал, что тот жар, с которым он весь день сегодня боролся, вновь охватывает его. Он старался побороть желание, говорил себе, что не имеет права, что все должно быть окончено, что ничего больше не может быть. Он заставлял себя думать о прошлом, о том, что связывало его с той жизнью. Лицо его стало мрачным. И он пробормотал: «Миранда».

Касси проснулась. Неожиданно она почувствовала, что ей холодно и неудобно спать. Она не сразу сообразила, что заставило ее очнуться от глубокого, сладкого сна. Но тут же поняла: он произнес имя Миранды. Она увидела, что Джесон рядом и смотрит на нее, но вид у него был мрачный. Она обняла его.

– Все хорошо, – сказала она ему ласково, хотя сама понимала, что это не так. Миранда – это имя, точно острый нож, приставленный к горлу. Ей стало так больно за себя, за Джесона, что она чуть не расплакалась.

– Я не хотел… – пробормотал Джесон, обнимая Касси и вдыхая душистый аромат ее волос.

– Джесон, – она высвободилась из его объятий и натянула на плечи плед, – мы должны… мы должны поговорить о Миранде.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?

– Не знаю. Но все, что произошло между нами, случилось так неожиданно! Я чувствую себя не в своей тарелке. Думаю, нам стоит обсудить, что с нами происходит.

– Не знаю, что с тобой, а со мной происходит сейчас то, что я тебя хочу. – Джесон положил руку ей на плечо. – И как можно скорее. Я ужасно этого хочу.

– Так ужасно, что готов обо всем забыть? – Касси взглянула на него с упреком.

– Нет, Касси, нет, – говорил он ей, хотя понимал, что она ему не поверит. Она все равно не поверит ему до тех пор, пока он не объяснит ей, как он на самом деле относился к Миранде. Но этого он не мог ей сказать. Нет, он должен попытаться убедить ее каким-либо другим способом. Он должен помочь ей забыть то, что он был мужем ее сестры и заставить поверить в то, что никто не нужен ему, кроме нее, Касси. Он взял ее ладонь, поднес к губам, потерся щекой о ее теплую нежную кожу. Он почувствовал, что Она дрожит, и, опустившись на колени, прильнул к ее ногам.

– Пожалуйста, – пробормотала она, сама не зная, отвергает она его или умоляет.

– Пожалуйста, что? – спросил он, нежно гладя ее бедра.

– Пожалуйста, давай немного поговорим.

– Давай, – сказал Джесон, поднимаясь. Поцеловав ее в лоб, он уселся на стул подле ее кресла.

– Обещаю, что это не будет для тебя слишком тяжело. Я буду тебя спрашивать, а ты будешь мне отвечать…

– Прямо как в школе, – усмехнулся Джесон. Он чувствовал, что у него так кружится голова, будто он пьян, впрочем, он и впрямь был опьянен любовью. Он хотел ее настолько, что ничего не мог с собой поделать и не мог думать ни о чем другом. Чтобы немного прийти в себя, он поднялся, прошелся по комнате и подбросил в камин еще одно полено. Вдруг ему пришла в голову мысль, что его странное поведение может отпугнуть Касси. Он понимал, что ведет себя не совсем нормально, но уже много лет назад он решил, что вести себя «нормально» – самое гнусное из того, что можно придумать. Джесон презирал тот мир, в котором доминировал страх и ненависть, а ведь именно в этом мире было принято вести себя «нормально». Теперь же, когда на его пути встретился по-настоящему хороший человек, ему хотелось вести себя так, чтобы можно было не скрывать своих чувств. Любовь переполняла его… но он боялся, что Касси его не поймет, а потому сказал себе: «Остановись, слушайся ее, делай то, что хочет она. Но главное – не давай ей понять, что ты от нее без ума».

– Итак, – Касси чувствовала себя несколько неловко, – о чем же мы должны поговорить? – Она подумала о том, как хорошо и вместе с тем как плохо знает Джесона. Она знала его вкус и запах. Она безошибочно узнавала его шаги. Она знала о нем многое, но в то же время ничего о нем не знала. Кроме того, что он был женат на ее сестре.

– О чем хочешь, – ответил Джесон, еще ближе пододвигая к ней свой стул. Ему нравилось смотреть, как свет от камина розовит ей щеки, а по ее лицу пробегают тени.

– Ну, хорошо… скажи мне, где прошло твое детство? У вас была большая семья?

– Да, большая, я родился в Бронксе. Нас было пятеро детей. Жили мы ужасно бедно. Знаешь, ведь мой отец родом из Италии, он был рабочим-каменщиком на стройке, как и мой дед. К сожалению, в пятидесятые годы каменное строительство было не очень популярно, поэтому он вечно сидел без работы, и ему приходилось находить себе самые немыслимые приработки. Ну, и мы помогали ему, как могли.

– Ты был старшим?

– Как ты догадалась? – рассмеялся Джесон. Начав вспоминать детство, он чувствовал себя уже менее скованно. – Да, я был самым старшим и самым целеустремленным. Преисполненным решимости вырваться из этой нищеты…

– Ты мечтал поступить в колледж? Джесон кивнул.

– Но как тебе это удалось? Ведь у вас же совсем не было денег?

– У меня нашелся – как бы это поточнее выразиться? – покровитель. Известный тебе сенатор Хаас, тогда еще, правда, совсем молодой. Я работал у него в офисе два лета подряд, когда учился в старших классах. И он мне симпатизировал…

– Хаас! Надо же! Знаешь, мои родители буквально боготворили его. Он олицетворял для них все, во что они верили: гражданские права, свободу слова. Как, наверное, чудесно было работать с таким человеком!

– Да, я очень многому научился у сенатора, – сказал Джесон, и если бы Касси не была так погружена в этот момент в воспоминания о родителях, то заметила бы, что в его голосе сквозит ирония.

– А после колледжа? Как тебе удалось стать известным строительным подрядчиком?

– Уроки Вьетнама – это довольно неплохая жизненная школа, – ответил Джесон со смехом. – Там я выучился основным тактическим приемам: партизанская война, маскировка, ночные вылазки…

– О, Боже, неужели ты участвовал в войне?

– Да, нет, конечно, я шучу, дорогая. Я участвовал там в строительстве, а не в войне. – Впервые за долгие годы Джесона расспрашивал о работе человек, с которым его не связывали профессиональные интересы. Миранду с самых первых дней их супружества волновал только один вопрос – сколько денег он зарабатывает. Ну, в крайнем случае, она готова была выслушать его рассказ о какой-нибудь очень крупной сделке. Но ее никогда не интересовали ни детали, ни суть его работы. Теперь, увидев живой интерес к этому в глазах Касси, он задумался о том, как получше ей все объяснить.

– Видишь ли, я в каком-то смысле брокер. Я тот самый человек, который помогает всем лицам, участвующим в строительстве, собраться: банкирам, инвесторам, архитекторам, поставщикам. Понимаешь?

– Не слишком хорошо, – ответила Касси, любуясь его профилем.

Он взглянул ей в глаза и улыбнулся.

– Ладно, теперь твоя очередь, – сказал он. – Вопросы буду задавать я. Расскажи мне о себе, о своих родителях, о детстве.

– Но ты же все это уже знаешь от Миранды. К тому же мой рассказ не будет особенно занимательным… А где было твое первое большое строительство?

– Видишь ли, к сожалению, я плохо помню детали. Ведь с тех пор прошло уже около двадцати лет. Это был комплекс учреждений на Лонг-Айленде. Впрочем, ничего особенно выдающегося там не произошло.

– Но ведь ты, должно быть, был очень горд. А твои родители наверняка были в восторге: их сын возглавляет стройку!

– Конечно, были, они и сейчас в восторге от меня. Они живут теперь во Флориде. Я купил им там домик.