33

– Ах, Боже мой, какие воспоминания! – проговорил Магнус как-то нараспев, доставая из конверта пожелтевшую газету со статьей «Телевизионный король баллотируется в мэры».

– Приятные воспоминания? – спросила Касси, заметив на его лице тень улыбки. Она сидела у камина, скрестив по-турецки ноги.

– Поначалу, пожалуй, да, – ответил Магнус. – Всегда приятно вспомнить молодость! Тем более такую! Ведь к семидесятым я уже более десяти лет как управлял компанией, Касси. Тогда телевидение было делом еще более выгодным, чем сейчас: к чему бы я ни прикасался: к спорту ли, к телешоу или прогнозам погоды – все обращалось в золото. Успех мне даже немного наскучил.

– И поэтому ты решил выйти на политическую арену?

– «Арена», в сущности, не очень подходящее для этого слово. Арены были в Древнем Риме, туда бросали христиан на съедение львам. Политика – дело весьма неоднозначное, хотя, на первый взгляд, может показаться элементарным. Нужно выбрать партию, составить программу, сбить команду. Бизнесмены поддерживали меня, потому что считали своим человеком. Благодаря Милли я был вхож в высшее общество. Ну, а уж на Бродвее или в Голливуде, сама понимаешь!

– Я обо всем этом читала в старых газетах, – заметила Касси, – и мне показалось, что у тебя тогда были все шансы на успех. Почему ты… вышел из игры?

– Я не выходил из игры, Касси! – отрезал он. – Меня вышли.

– Я не очень понимаю, но в твоих словах звучит горечь, такая горечь, словно это произошло вчера.

– Так или иначе, но я никогда не переставал об этом думать.

– Но что произошло, Вэнс?

– Не притворяйся, я же по твоим глазам вижу, что ты уже все знаешь, – нахмурился он. – Я понял это сразу, как только увидел тебя сегодня.

Он подошел к камину, швырнул газету в огонь, и пламя поглотило ее в считанные секунды.

– Прежде всего, ты должна усвоить, что это были совершенно другие времена – и в общественном, и даже, если хочешь, в сексуальном смысле. В те дни стоило тебе заказать мартини на ленч, как люди уже говорили, что ты алкоголик. И, тем не менее, выпивка, наркотики, секс, секс, и еще раз секс – все это становилось настолько привычным, что ты сам этого не замечал.

Он налил себе еще бренди, откинулся на спинку дивана и, задумчиво глядя в огонь, объяснил.

– Это был один из самых грандиозных приемов. Кого там только не было! Лайза Миннелли, Фрэнк Синатра, Сэмми Дэвис… После обеда состоялся концерт, на котором было какое-то дикое количество народа. Копы дежурили на Бродвее, разгоняли любопытных.

– Это было в «Савое»? В гостинице, принадлежавшей Джесону?

– Да, он предоставил нам зал. Ему казалось, что он придерживается таких же взглядов, как и я. Он был тогда еще довольно юным и неопытным, а потому всерьез считал, что можно жить, придерживаясь твердых принципов. Но эта ночь покончила с его иллюзиями. Я не все отчетливо помню, что там произошло после моей речи. Я вообще-то не особенно хороший оратор, а тогда к тому же сильно переволновался и успел изрядно принять, пока ждал своей очереди выступать. Кажется, тогда мы пили водку. Концерт как-то совсем выпал из памяти. Помню только, как пела Миннелли. Она была бесподобна – никогда не забыть мне ее прекрасных длинных ног. Я завелся, как последний идиот, а потом вдруг подвернулась эта девица…

– В газетах не упоминали ее имени… – проговорила Касси, «забыв» сказать о том, что знает его из свидетельства о смерти.

– Фелиция Рул, – ответил Магнус. – Она была несовершеннолетней – именно поэтому просто необходимо было замять всю эту историю, – но откуда я-то мог тогда знать о ее возрасте? В конце концов, она ведь была уже помощницей Хааса, да и выглядела старше своих лет. Я слишком много тогда на себя взял, а не должен был. Испугался. Но она сама виновата, она была просто испорченной девчонкой, этакое дитя трущоб, неожиданно вырвавшееся в свет. Она искала развлечений. Ну, она их и получила.

Магнус взглянул на пистолет, который все еще держал в руке, так, словно видел его впервые.

– Повторяю, я не слишком хорошо все помню. Я был не в лучшей форме. У кого-то нашелся кокаин, и мы отправились в номер к Тони. Она увязалась за нами, сказала, что хочет «кока», хочет «отъехать», как она выразилась. А потом… потом мы почему-то остались с ней вдвоем. Она уснула на огромной, почти королевской кровати: ее узкая мини-юбочка задралась, еще сильнее обнажив стройные ноги, она выглядела так сексуально. У нее были обалденно большие груди… Нет, я не насиловал ее. Она проснулась и сама потянулась ко мне. В любом случае она уже не была девственницей. Я предложил ей кое-что новенькое, и она охотно согласилась.

– Новенькое?

– Ты, Касси, вряд ли себе это представляешь, – усмехнулся он. – Да нет, все достаточно невинно: шелковый галстук, кроватные столбики и все такое прочее… Мы играли в рабыню и ее хозяина.

– Но насколько я поняла, все оказалось далеко не так уж невинно?

– Да, это так. Хотя, хоть убей, не помню толком, что же произошло. Просто я накинул ей на шею петлю галстука… ну, да разумеется, это же была современная кровать без столбиков… Видимо, я забылся и не заметил, как все это случилось… Почему-то я всегда вспоминаю только то, как пытался привести ее в чувство.

– Но она так и не очнулась?

– Да, она уже задохнулась. Если бы я действовал более умело, то, возможно, я успел бы ее спасти. А тут – что я только не пробовал, делал ей даже искусственное дыхание… бесполезно. Ты представляешь, в какой я был панике? Я звал на помощь. И он помог мне.

– Хаас?

– Да, он был в соседнем номере, сам тоже порядочно… Но он быстро взял себя в руки, когда увидел, в чем дело. Он вызвал Джесона и постарался сделать так, чтобы никто больше ничего не узнал.

– А что вы сделали с Фелицией?

– Хаас завернул тело в простыню. Он проделал это так уверенно, словно только и занимался тем, что прятал трупы. «Девочка просто перебрала, – сказал он, – но мы должны срочно что-то предпринять». Я был поражен его выдержкой. Он тут же организовал машину без номеров, которая должна была отвезти тело в морг, где у него был какой-то знакомый, и потребовал от Джесона, чтобы тот помог ему спустить тело на лифте вниз. Сначала Джесон наотрез отказался, заявив, что не хочет иметь к этому кошмару никакого отношения. Но Хаас сразу же пригрозил, что если он этого не сделает, то какого-то там разрешения на строительство ему не видать как своих ушей. Но главное – дал понять, что если вся эта история всплывет наружу, он, Хаас, обвинит в убийстве Джесона: «В конце концов, нас ведь здесь двое, а ты один».

– И он согласился…

– Да, нет же, нет, – резко ответил Магнус. – Он послал Хааса ко всем чертям и заявил, что сейчас же позвонит в полицию. «Звони! – Хаас расхохотался даже, – но только учти, что комиссар мой близкий друг». Ну, и что оставалось Джесону? Он просто повернулся и ушел. Но можно ли его винить? С тех пор он стал совсем другим человеком: более твердым, более осторожным. И вообще старался держаться подальше от всяких политических игрищ. В течение месяца он продал гостиницу – почти задарма. Пожалуй, эта была единственная продажа недвижимости, которая не принесла ему прибыли.

– А тело?

– Я сам отнес его вниз. Хаас сдержал слово. Внизу ждал автомобиль… В газетах написали, что смерть наступила от чрезмерной дозы кокаина. Но Хаас показал мне настоящее свидетельство о смерти девушки, и там четко и ясно было сказано: задохнулась в результате удушения. Он заявил мне, что я должен срочно снять свою кандидатуру и вообще не лезть больше в политику. Но при этом субсидировать его собственную предвыборную кампанию. Я стал его главным спонсором. А уже через шесть недель он баллотировался в Сенат.

– Да-а-а, оказывается, Хаас совсем не похож на того просвещенного либерала, перед которым преклонялись мои родители, – грустно пробормотала Касси.

– Я сделал ему карьеру, – продолжал Магнус. – Действительно, при Кеннеди он участвовал в каких-то там выкриках по поводу демократии, но потом это всем перестало быть интересно. Целых лет десять о нем никто и не вспоминал. Кроме того, во времена Никсона ярлык либерала был словно клеймо на лбу. А с моей помощью он достиг всего, чего хотел: прошел в Сенат, стал влиятельным человеком. Я научил его, как нужно совмещать либеральные взгляды с ловким практическим бизнесом. Я указывал ему дорогу!

– Ты говоришь об этом чуть ли не с гордостью. Но ведь все это время он тебя просто шантажировал?

– Ну, то, что касается денег, естественно, не очень мне нравилось, – ответил Магнус, допивая стакан. Касси заметила, что бутылка опустела, а взгляд Магнуса сделался каким-то мутным. – Но зато я создал его своими собственными руками, его, этого сенатора Энтони Хааса. И мне было чертовски приятно это осознавать. И хотя это обошлось мне в несколько сотен тысяч баксов – я контролировал его.

– Он твое детище, – саркастически заметила Касси.

– Именно. – Магнус улыбнулся: – Также, как и Миранда. И так же, как, я надеялся, будешь ты.

– И ты считаешь, что легко можешь разрушить то, что создал? – сказала Касси, вставая.

– Не смей двигаться! – предупредил он, снова наводя на нее пистолет. – Учти, я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то нехорошее.

– Но у тебя нет выбора, – сказала Касси как бы между прочим. – Ты убил Миранду, потому что она знала слишком много. Почему я должна стать исключением?

– Я не убивал ее! Не убивал; слышишь! Это был несчастный случай.

– Вроде того, что произошел с Фелицией Рул?

– Да, нет же, тогда я был пьян. С Мирандой все обстояло иначе.

– Как, иначе? – спросила Касси, набравшись смелости. – От чего умерла моя сестра?

– Автокатастрофа, – злобно прошипел Магнус. – Стой, не двигайся. – Он осторожно подошел к камину и, не спуская с Касси глаз, бросил в огонь последние бумаги из оставленного Мирандой конверта.

– Ты же знаешь, что она была совсем не такой, какой казалась с экрана, – сказал он, краем глаза наблюдая, как догорает последний листок. – Она хотела, чтобы весь мир вертелся вокруг нее. Она была не просто эгоистична. Она шла на любой риск ради удовлетворения собственного тщеславия. И ничего никому не прощала.

– Ты имеешь в виду Джесона?

– Да, она никак не хотела отступить. Я предупреждал ее, я умолял – она не слушала. Она решила соединить два сюжета в одну разоблачительную передачу о Джесоне и о Хаасе. Мы договорились встретиться с ней, чтобы поговорить, в отеле неподалеку. Мы называли его «хижиной», там мы встречались еще в ту пору, когда наш роман был в самом разгаре.

34

– Встретимся в «хижине». Около восьми.

– Но, Миранда, это невозможно, мы приглашены сегодня на прием в Бруклинский ботанический сад.

– Ерунда! То, что я хочу сказать тебе, важнее. Я ухожу от Джесона. Это решено окончательно. А потом у меня в голове, Вэнс, созрела идея передачи, от которой вся Америка будет стоять на ушах!

– Миранда… я… я приду. В восемь.

Вечер выдался холодный, дул пронизывающий северный ветер. Стоило ему выехать из Мэдфорда, как пошел снег. Пришлось максимально снизить скорость, чтобы не разбиться – такой сильный был гололед. «Дворники» едва успевали счищать со стекла налипавший снег. Он знал, что должен морально подготовиться, придумать, как убедить ее отказаться от своей идиотской идеи с передачей, но его мысли вертелись только вокруг ее слов: «Я ухожу от Джесона». Ему казалось, что «дворники» отбивают ритм именно этой фразы. Они не были вместе уже много месяцев, он даже забыл, когда последний раз она позволяла ему себя поцеловать, поэтому теперь, предвкушая, как они вновь останутся наедине в обшарпанной комнатке и несколько часов напролет будут заниматься любовью, он не мог думать ни о чем другом. Он сразу заметил ее красный «мерседес», припаркованный слева от входа в гостиницу в довольно темном месте, и поставил свою машину рядом.

В одном из номеров горел свет.

– Дверь открыта, – крикнула она.

– Извини, что опоздал, – сказал он, когда вошел. – Этот чертов снег! – Он почувствовал сильное волнение. Она лежала на двуспальной кровати, свернувшись калачиком. Ее густые белокурые волосы рассыпались по подушке. Она была одета по-спортивному, но, как всегда, дорого: длинный, почти, как платье, бежевый кашемировый свитер, колготки телесного цвета и кожаный пояс с золотой пряжкой. Она уже успела скинуть туфли, и сейчас они, словно послушные зверюшки, лежали у кровати. Он почувствовал запах ее духов, сразу как вошел. Это были очень дорогие стойкие духи с великолепным ароматом, который наполнял всю комнату. Она улыбнулась ему и отложила в сторону измятый журнал, который читала.

– Спасибо, что вообще пришел. Я должна была вырваться оттуда, из этого чертова дома!

– Что случилось? – Он снял пальто, положил его на стул и сел на край кровати. Он едва сдерживал себя, хотя так хотел ее – до головокружения!

– Я ухожу от Джесона, – вновь повторила она.

– Дорогая моя, но это же чудесно! – Он не мог долее сдерживаться и прильнул губами к ее руке.

– Мы дико переругались. – Она отняла у него руку, перекатилась на другую сторону кровати и наконец встала. – Я выяснила насчет той девушки, Вэнс. Той самой, в «Савое». Ее, оказывается, убили – наркотики здесь ни при чем. – Она повернулась к нему, и он увидел, что ее глаза сияют злорадством: – Неужели ты не понимаешь? Так вот почему Джесон отстегивает Хаасу денежки! Это сделал он, а Хаас об этом знает. Он, наверное, помог ему замять дело.

– Видишь ли, Миранда, я был там… Наверное, это я убил девушку, – сказал он и сам испугался своих слов.

– Ты? – Она расхохоталась. – Я тебе не верю! Ты слишком цивилизован и воспитан. Н-е-е-т, это Джесон. Я знаю его лучше, чем ты. У него бывают такие минуты, когда я верю, что он способен на убийство.

– А что, если твои обвинения несправедливы? – спросил он, медленно поднимаясь с кровати. Как странно – он сердится из-за того, что она ошибается! Чудно! Ему неприятно то, что она подозревает Джесона, а не его. Джесон! Ну, конечно же, он первый, кого ей хотелось заподозрить. Единственный человек, которого Миранде Дарин так и не удалось под себя подмять. А Магнус всегда был послушным. Он слишком цивилизован и воспитан!

– Нет, я знаю, это он. – Миранда подошла к окну. Жуткий снегопад кончился, и за окном кружились теперь милые пушистые снежинки. – Я сразу поняла, что у него с Хаасом какие-то делишки, – сразу, как только мы познакомились. Он всегда избегал разговоров об этом человеке. Чуть ли не с самого начала нашего знакомства я почувствовала: он что-то от меня скрывает. Он всегда был недоволен, когда я включала Хааса в число приглашенных. По правде, говоря, я контактирую с этим старым пропойцей только назло Джесону.

– А по какой, интересно, причине ты общаешься со мной?

Миранда будто не слышала его вопроса:

– Если бы ты только видел, какое у него сделалось лицо, когда я спросила его о деле в «Савое»! Я никогда раньше не замечала, чтобы он настолько терял над собой контроль! Я думала, он прибьет меня.

– Но он все отрицал? Когда ты обвинила его в том, что это он убил девушку?

– Конечно, еще бы! А что же ты хотел, чтобы он вдруг сознался в том, что так тщательно скрывал от меня всю жизнь?

– А он не сваливал все на кого-то другого?

– Нет, он просто старался убедить меня забыть всю эту историю. Забыть, как же! Ведь эта передача войдет в историю, Вэнс! Ты только подумай, Миранда Дарин разоблачает собственного мужа и известного сенатора!

– Ты можешь их обвинить, – спокойно сказал Магнус и подошел к ней. – Но можешь не суметь разоблачить.

– Не говори глупостей. – Миранда была неумолима. – Во-первых, у меня есть доказательства, а во-вторых, на моей стороне правосудие.

– Миранда. – Магнус положил руки ей на плечи. – Боюсь, у тебя не получится та передача, которую ты задумала.

– Нет, я знаю, получится, – раздраженно ответила она, пытаясь высвободиться из его объятий. Но он сжал ее плечи еще крепче. – Отпусти меня, Вэнс. У меня сегодня не то настроение.

– Это я убил ту девушку, – сказал он. – Ее звали Фелиция Рул. Это я, Миранда. Я убил ее.

– Честно говоря, милый, ты выглядишь просто смешно. – Она рассмеялась ему прямо в лицо. – Отпусти меня, ты делаешь мне больно…

– Ты считала, что я слишком «цивилизован», чтобы кому-нибудь сделать больно? Это не так. Я такой же мужчина, как Джесон! А ты никогда этого не понимала. Ты все твердила: Джесон, Джесон, Джесон! Ты просто дура – избалованная и самоуверенная! Я же любил тебя. Я тебя создал. Я готов был сделать ради тебя все что угодно. Все! А что ты дала мне взамен? Ты просто унижала меня, топтала ногами. Но я не могу так больше… не могу. – Он почувствовал, как на глаза ему навернулись слезы. – Я не хочу, чтобы ты уничтожила меня.

– Нет, нет, не надо, пожалуйста…

Как долго его пальцы сжимали ее шею? Он не заметил этого. Ему показалось – всего несколько секунд… но вот ее тело уже беспомощно обмякло в его руках, зрачки закатились… Миг назад она была жива. Еще один миг – и ее уже не было…

– Миранда! – Он упал на колени перед безжизненным телом, нащупал пульс… его не было. Он прильнул ухом к ее груди. Она была еще теплой, но сердце уже не билось. Он сразу осознал, что произошло. Что он наделал! Он любил эту женщину больше всего на свете, и сам же погубил ее! Хотя никогда даже в мыслях не желал ей смерти… Она сама виновата! Она должна была послушаться его, оставить расследование этого проклятого дела в «Савое». Он мог ей позволить все, но только не это. Это была единственная жертва, которую он не в состоянии был ей принести.

Магнуса все считали умным и очень организованным. И это было правдой. Не прошло и пяти минут, как он уже взял себя в руки. Внимательно осмотрев комнату, он тщательно протер носовым платком все поверхности, чтобы нигде не осталось отпечатков пальцев. Когда он убедился, что замел все следы, он погасил свет. Через минуту его глаза немного привыкли к темноте, он взял Миранду на руки и понес вниз… Магнус положил тело на заднее сиденье ее «мерседеса», сел за руль и направился в Ист-Хэмптон на бензоколонку, которая работала круглосуточно. Там он наполнил бензином канистру, которая лежала в багажнике.

Снег все еще шел, хотя и гораздо тише. Магнус ехал на восток. В милях пяти от города он остановился. Шоссе было пустынным. Он вылез, перетащил тело Миранды на место водителя, положил ее руки на руль, а ногу – на газ. Сняв машину с тормоза, он лишь слегка подтолкнул ее – по скользкой дороге машина ехала сама и через секунду оказалась в кювете. Он облил ее бензином из канистры, достал из кармана журнал, который прихватил из «хижины», и чиркнул зажигалкой.

Когда бумага занялась, он вдруг увидел в журнале статью – рекламу ресторана в Монтаке, куда они с Мирандой обычно отправлялись из «хижины». Он швырнул горящую бумагу… и не успел сделать и пятидесяти шагов, как раздался взрыв. Небо вспыхнуло оранжевым заревом.

Пешком он добрался до «хижины» и сел в свою машину. Снег перестал, ночь наступила морозная, тихая… Но вот мимо промчалось несколько полицейских машин, провыла сирена. Вслед пронеслись пожарные…

– И у тебя поворачивается язык назвать это несчастным случаем?

– Это и был несчастный случай, дорогая моя, – спокойно ответил Магнус. – Это была не моя вина – по многим причинам. Я любил ее. Я не желал ей зла. А она… так получилось.

– Интересно, что ты чувствовал, когда поливая бензином ее машину?

– Не делай из меня маньяка, Касси… Конечно, мне было тяжело. Но по-другому поступить я не мог, иначе моя собственная жизнь была бы загублена.

– И что ты собираешься делать дальше?

– Я уже думал об этом, пока мы с тобой тут разговаривали. Я понимаю, что ты не станешь держать язык за зубами… Я успел очень привязаться к тебе, Касси, но, по правде говоря, ты знаешь слишком много…

– Я не единственная, кто много знает.

– Что ты имеешь в виду?

– Есть еще Шейла Томас, моя подруга. Мы проводили расследование вместе.

– О, да! – рассмеялся Магнус, кивая. – Я знаю. Малышка Шейла! Она решила залезть ко мне в квартиру…

Уже в который раз за этот страшный вечер Касси почувствовала, как ее душу наполняет леденящий ужас.

– Я был в опере, но у меня есть электронный сигнализатор от двери, который я всегда ношу с собой. Вдруг он запищал – и я тут же понесся домой. Перед тем как войти, я достал пистолет. Сенатор Хаас в свое время помог мне раздобыть на него лицензию…

– И что случилось? – не выдержала Касси.

– Она всегда была такой живой, веселой, общительной. Когда я вошел, то увидел, что она роется в моих ящиках. Она страшно перепугалась, стала нести какую-то ерунду, вроде того, что она меня любит. Но я не стал ее слушать. Когда она повернулась, я выстрелил ей в спину.

35

– Ты подонок! Жалкий, грязный подонок! Но на этот раз тебе не удастся уйти от правосудия.

– Удастся. А теперь пошевеливайся. Руки за спину – пошли.

– Ты безумец! Неужели ты рассчитываешь, что, совершив четыре убийства, сможешь это скрыть?

– Смогу. Я уже обо всем договорился с сенатором. Сейчас он улаживает дело с Шейлой. Она сама виновата! Она не имела никакого права вторгаться в мою квартиру. Я мог принять ее за преступника, который хотел меня ограбить. Я не виноват.

– А как ты объяснишь, почему застрелил меня?

– Этого мне делать не придется, – отрезал Магнус. Они вышли из дома. – Спускайся по ступенькам. Вот так. Теперь иди вперед. О, Боже, ну и буря!

Ветер рвал кусты и деревья, хотя дождь уже закончился. Флюгер на крыше бешено крутился из стороны в сторону.

– Я слежу за каждым твоим шагом, учти, – припугнул ее Магнус. – Нет-нет, не в погреб. Пойдем-ка побеседуем на берегу.

Обжигающе-холодный, пронизывающий ветер нес тучи песка, и песчаные крупинки забивали Касси нос, рот, глаза… От холода стучали зубы.

Но она не обращала на это внимания. Ее мысли были заняты другим. Она прокручивала в уме все то, что рассказал ей Магнус. Убийство несчастной Фелиции Рул, последние часы Миранды, ужасную смерть Шейлы Томас. «Не волнуйся, – заверяла ее подруга. – Все подумают, что Магнус вновь решил поразвлечься со мной». Развлечься! Вот теперь нет на свете и бедной Шейлы, которая никогда не обвиняла Магнуса ни в чем, кроме того, что он разбил ей сердце. Но ее смерть совсем не похожа на гибель Миранды и Фелиции. Магнус сам признался, что застрелил ее. Он сделал это умышленно: Хотя Касси и до сих пор боялась Магнуса, теперь она пришла в отчаянье, потому что он был убийцей…

Когда они вышли на пустынный песчаный берег, дождь полил с новой силой.

– Все, – скомандовал Магнус. – Остановимся здесь. – Касси обернулась. Было слишком темно, чтобы разглядеть его лицо. Только темный силуэт вырисовывался на фоне моря, берега, неба.

– Что ты собираешься делать? – спросила она, сама удивляясь тому, с какой твердостью в голосе она задала этот вопрос. – Застрелить меня и закопать в песок? Ты… Неужели ты не понимаешь, что это безумие?

– Я не такой дурак, – ответил Магнус, – и не собираюсь в тебя стрелять. Ты просто пойдешь искупаешься.

– Нет! Я не умею плавать. Я боюсь воды.

– Я знаю. Ты сама мне об этом как-то говорила.