На мгновение наступила тишина.

«У вас есть сообщники снаружи сберкассы?» — спросил Эрик у Аннеты; «Нет.» Атлет тяжело посмотрел на девицу, но ничего не сказал. «Что вы планировали делать, когда закончите … — Эрик помедлил, подбирая подходящее слово, — … операцию.» Аннета бросила нерешительный взгляд на милиционера. «Не бойтесь оскорбить мои чувства — я отлично понимаю, что вы собирались меня убить.» Девица молча сидела на полу. «Отвечайте. — Эрик говорил ровно и неэмоционально, — Иначе будет худо.» «Мы собирались вызвать патрульных, и ребята объяснили бы им, что услыхали внутри сберкассы шум, ворвались и перестреляли всех бандитов. Я должна была переодеться в нормальную одежду и уйти до прибытия патрульных.»

На мгновение наступило молчание — Эрик думал.

«Когда вас придут снимать с дозора?» Он обращался к атлету, но ответила Аннета: «Без двадцати час.» «Что они сделают, не обнаружив караульных?» — «Не знаю.» Эрик повернулся к милиционеру. «Очевидно, войдут внутрь.» — нелюдимо сказал тот.

На мгновение наступило молчание — Эрик думал.

«Будут ли они разыскивать вас, Аннета?» — «Не думаю … я со вчерашнего дня в отпуске.»; «Откуда милиция узнает, что вы в отпуске?» — «Из табеля или от любого из сотрудников.»

На мгновение наступило молчание — Эрик думал.

«Где хранится табель?» — «У заведующей на столе.»

Эрик посмотрел на часы (12:10), подошел к телу дефективного, расстегнул на нем все молнии и, с натугой ворочая покойника, стал стаскивать с него комбинезон. «Оденете это. — сказал он атлету, — Мы уйдем, как пришли, и вам придется пойти с нами.» «А если я не захочу?» — дерзко отвечал оправившийся от неожиданности милиционер. «Тогда мне придется вас застрелить.» Возражений на этот довод у атлета не нашлось — поймав брошенные Эриком ключи, он расстегнул наручники и стал медленно натягивать комбинезон. Разбросанные по сберкассе трупы молчаливо и покорно выпускали последние капли крови на усеянный битым стеклом пыльный паркет. Из звездообразной дыры в экране видеотона выкуривалась сизая струйка дыма. В воздухе едко пахло горелой электроникой. Эрик выудил из кармана Рябова ключи от оставленного на Колхозной микроавтобуса и оцелофаненную карту — сквозь лабиринт коридоров шла красная ломанная черта, обозначавшая, очевидно, их маршрут. Аннета поднялась с пола и молча стояла, переминаясь с ноги на ногу. Комбинезон дефективного был атлету длинноват и заметно широк в талии. «Верните мне ключи от наручников, — приказал Эрик, — И пристегнитесь, пожалуйста, друг к другу за руки.» Злобно оскалив зубы, милиционер подчинился. Аннета надела шлем и застегнула молнию, готовая идти.

«Вперед. — сказал Эрик, — Будете показывать ему дорогу.»

Они вышли в коридор, прошагали через комнату с трупами заведующей и ее заместителя, протиснулись сквозь кладовку и оказались в подвале. Аннета с Эриком включили фонари, атлет долго рылся по карманам, однако фонаря не нашел (дефективный, видимо, переложил его в рюкзак). Они пересекли подвал, спотыкаясь о валявшиеся на полу ржавые трубы, спустились по винтовой лестнице и зашагали по узкому извилистому коридору, постепенно спускавшемуся вниз. Эрик шел метрах в двух позади Аннеты и атлета, держа фонарь в левой руке, а карту и пистолет — в правой. В воздухе появилась розовая дымка, с каждым шагом становилось все жарче. По стене потянулись непонятно откуда взявшиеся кабели в антикоррозийной оболочке, под сапогами захлюпала вязкая жижа. «Стойте! — окликнул Эрик своих спутников, — Вы пропустили поворот.» Он сверился с картой, они повернули направо. Розовая дымка сгустилась и превратилась в клубы пара. Коридор стал уже. Аннета уже не умещалась в ряд с широкоплечим атлетом, и тот шагал впереди, немилосердно дергая ее за прикованную к его запястью руку. Вскоре коридор опять разветвился, и Эрик никак не мог решить, куда идти (по его подсчетам, к этой развилке они должны были добраться лишь метров через двести). Однако что он мог поделать, кроме как выбрать коридор согласно карте? К третьей по счету развилке они добрались, наоборот, намного позже, чем Эрик рассчитывал. Он надолго задумался — под напряженное молчание атлета и Аннеты — однако решил, что возвращаться пока не стоит. У следующего разветвления его упорство было вознаграждено: на стене коридора, куда они вышли, висела ополимеренная табличка с номером, указанным на карте. Под табличкой мирно лежала дохлая крыса — обычная крыса, не мутантная — которую ни Эрик, ни Аннета не помнили … что, вообще говоря, не обнадеживало. Однако, делать было нечего — точная или неточная, но карта являлась их единственным проводником, и альтернативы ей Эрик не видел.

С этого момента началась самая путанная часть их маршрута — развилки следовали за поворотами, повороты за развилками, так что останавливаться приходилось каждые две-три минуты. Карта, фонарь и (незащищенный антикоррозийной пленкой) пистолет в руках Эрика покрылись едкой слизью. Таблички с номерами коридоров встречались крайне редко, вынуждая ориентироваться, большей частью, по здравому смыслу. Несколько раз им приходилось возвращаться в поисках пропущенных ранее поворотов. От напряжения и жары Эрик взмок — одежда под его комбинезоном прилипла к телу, кожа под одеждой немилосердно чесалась. Глаза щипало от затекшего в них пота и постоянного разглядывания карты. Трехдневная щетина на щеках отвратительно кололась. В ушах звенело от непрерывного прислушивания — не доносится ли откуда-нибудь писк крыс? Хотелось есть, пить и одновременно в уборную … «Эй! — неожиданно для самого себя окликнул Эрик атлета, — А вы где прятались, в туалете?»; «Да.» — угрюмо отвечал милиционер. «А что сказали заведующей и заместителю?»; «Что хотим поймать с поличным мелкого взломщика.» За исключением этого диалога, они двигались почти в полном молчании — завидев развилку, Аннета и атлет останавливались и понуро ждали, пока Эрик посмотрит карту и укажет нужный поворот. Никаких следов их первого путешествия по этой дороге обнаружить пока не удавалось — ни отпечатка сапога, ни брошенного предмета. В голове Эрика назойливыми пчелами роились варианты маршрута: если он проскочил, не заметив, вход в коридор Щ 127, то возвращаться следует по коридору Щ 128, но если же они сейчас на правильном пути, то на следующей развилке нужно будет свернуть направо — и так далее, и тому подобное … Вчерашняя водка напоминала о себе головной болью, легкой изжогой и застрявшей в памяти застольной шуткой татуированного: «Ты что блатной, или у блатного хуй сосал?» Утренние приключения колом стояли у Эрика в желудке тошнотворным ощущением хрустящей под сапогом крысы. От воспоминаний о струе крови, хлещущей из горла тонкошеего милиционера, по спине бежали мурашки. Общая безысходность положения преследуемого всеми беглеца давила на плечи неподъемным грузом …

«Посмотрите!» — резко прозвучавший голос атлета вырвал Эрика из потока его сознания, — «Там что-то мерцает!»

Они несколько секунд всматривались и вслушивались в черную глубину туннеля … в дополнение к мерцанию, из темноты доносились слабое жужжание и шипение. «Это поврежденный кабель. — сказал Эрик, — Вперед.» «Какой еще кабель?» — спросил атлет; «Сейчас увидите.» Они прошли 30-40 метров и оказались на месте сражения с крысами — на стене коридора искрил перебитый покойником дефективным кабель. Высоко поднимая ноги, атлет брезгливо обошел раздавленные тушки грызунов, но ничего не спросил. «Стой. — Аннета указала ему на окруженное зеленым пятном нейтрализующей жидкости отверстие в стене, — Нам сюда.» Они остановились и повернулись к Эрику. Вылетавшие из поврежденного кабеля искры с шипением тухли в лужах на раскисшем полу. «И что теперь? — насмешливо спросил милиционер, — Как мы с ней пролезем здесь в наручниках?» Лицевой щиток его шлема запотел, скрывая лицо, но по тону голоса было ясно, что он улыбается. Эрик молча достал из кармана ключи и бросил их атлету, тот разомкнул наручники. «Теперь верните мне ключи, отойдите от входа в трубу на пять метров и пристегните свою руку к ее ноге.» — сказал Эрик, держа, на всякий случай, наготове пистолет. «С-сука.» — вызверился милиционер, однако ослушаться не посмел. Они с Аннетой отошли на указанное расстояние и выполнили приказ.

Эрик посветил фонарем на вход в трубу: легкий сквозняк выдувал оттуда струйку зеленоватого пара, поднимал ее к потолку и смешивал там с клубами розового тумана. Тишина нарушалась лишь звуками падавших откуда-то куда-то капель и шипением искр. Кабели на стене извивались толстыми блестящими гадюками. Аннета бесстрастно стояла посреди туннеля рядом с застывшим на корточках атлетом (вместе напоминая памятник пограничнику Карацупе и его доблестной собаке по кличке «Ингус» на площади Берии и Ежова). Эрик рассовал фонарь, карту и пистолет по карманам и полез в трубу. Пена нейтрализатора опала и превратилась в липкую зеленую гадость, смешанную с какими-то полутвердыми образованиями (более всего напоминавшими крысиный помет и, скорее всего, им и являвшимися). На остатках решетки посередине трубы висел клочок оранжевого материала — очевидно, кусок комбинезона покойника татуированного. Эрик дополз до конца, выбрался наружу, оказавшись в давешнем «Хранилище оборудования» с проржавевшими металлическими трубами на полу. Он подкрутил регулировку своего динамика, сунул голову в отверстие трубы и крикнул: «Ползите сюда!» Неожиданно громкий крик пронесся по гулкому пространству трубы до самого конца, пробежал по всем коридорам необъятного подземелья и вернулся обратно последовательностью неразборчивых шорохов и отголосков. Эрик убавил громкость до нормального уровня. В течение нескольких секунд не происходило ничего, потом до него донеслись пыхтение и возня. Примерно через минуту запыхавшиеся Аннета и атлет вывалились наружу — Эрик бросил им ключи, они «переодели» наручники. «Я очень устала.» — тихо сказал Аннета; «Давайте отдохнем. — согласился Эрик. — Десять минут.» Они сели у противоположных стен хранилища, прислонившись спинами к мокрым кафельным стенам.

Потекли минуты. Никто ни с кем не разговаривал. Эрик рассматривал карту, проигрывая в голове остаток маршрута и время от времени поглядывая на плохоразличимые в тумане фигуры своих спутников. Аннета устало склонила голову на плечо атлета, милиционер смотрел прямо перед собой (а может, на Эрика — глаз его видно не было). Комбинезоны у всех троих были перепачканы липкой зеленой гадостью, лицевые щитки подернулись розовой росой. Эрик вытащил из кармана пистолет и положил его на всякий случай на колени. У стены одиноко стоял оставленный Рябовым нейтрализатор, на полу валялась расплющенная коробочка с антикрысиной сывороткой. Уходивший из помещения коридор зиял черным беззубым ртом своего входа. Капли сбегали по кафелю стен, промывая длинные извилистые дорожки … достигали пола, смешивались с раскисшим цементом … поднимались паром к потолку, конденсировались … снова повторяли заведенный цикл — с монотонностью побед блока коммунистов и беспартийных на выборах в депутаты трудящихся. Интересно, почему здесь так жарко — ведь на улице зима? Эрик слегка изменил позу и поморщился от боли в затекшей пояснице … ноги и спину ломило от усталости, во рту пересохло до состояния пустыни Гоби. Вакуум в желудке напоминал о себе громким недовольным бурчанием и волчьими укусами под ложечкой. Переполнение мочевого пузыря давало о себе знать неприятной тяжестью внизу живота и желанием держать колени вместе. Неопределенность — вернее, безвыходность — ситуации влекла за собой одуряющую головную боль и упадническое настроение. «Подъем.» — скомандовал Эрик, вставая.

Аннета и атлет медленно поднялись на ноги.

«Вперед.» — Эрик приглашающе махнул пистолетом в сторону входа в коридор.

В течение следующего часа они монотонно и неуклонно пробирались сквозь лабиринт туннелей, сбивались с дороги, возвращались обратно, находили правильный поворот, опять забредали куда-то не туда … Аннета на глазах слабела — еле-еле тащилась и висла на руке атлета. Воздушные фильтры их комбинезонов — проработавшие с полной отдачей в течение нескольких часов — с нагрузкой уже не справлялись, однако заменить их было нечем. От вонючего затхлого воздуха и вчерашней водки голова Эрика болела все сильнее и сильнее, внимание рассеивалось — что вело к дальнейшим ошибкам. В какой-то момент он полностью потерял ориентацию — не понимая, ни где они находятся, ни в какую точку красной линии, обозначавшей на карте маршрут, им нужно возвратиться. Что делать? С большим трудом Эрик отказался от необычайно привлекательного «легкого» решения: выбраться по одной из встречавшихся иногда лестниц на свет божий, а дальше по обстоятельствам. Положение спасла Аннета, помнившая, как выяснилось, пять поворотов их пути от последней номерной таблички. Наконец, они оказались на прямом участке дороги, ведущем к оставленному на Колхозной микроавтобусу. Эрик с облегчением спрятал карту в карман и перестал думать о чем бы то ни было.

Справа проплывали квадраты кафельных плиток на черной стене, слева-внизу колыхалась маслянистая поверхность ядовитой жидкости в канаве. Время от времени по коридору с оглушительным жужжанием проносились рои жирных фиолетовых мух. Медленно перекатывавшиеся в свете фонаря клубы пара заполняли все доступное пространство, как воздух; звуки падающих капель заполняли все поры пространства, как эфир. Время потеряло свою длительность, расстояния потеряли численные выражения своих длин. Спины спутников Эрика почти полностью тонули в тумане, даря ему счастливое ощущение абсолютного одиночества. Монотонность и неизбежность ходьбы — в явном противоречии с марксистко-романовской философией — не подавляли, а раскрепощали, сознание, унося его со скоростью света от угнетенного обидами и болезнями бренного тела. Эрик громко рассмеялся (еле различимая в тумане Аннета испуганно обернулась) — даже ="Arial">в своих мечтах он не может превысить скорость света!… Проклятые законы физики — сковывают фантазию сильнее законов диалектики … хуже уголовного кодекса РЕФКР … сильнее морального кодекса строителей коммунизма … хуже правил поведения в московском метрополитене … сильнее предписания врача … хуже «Хорошо Темперированного Клавира» … Эрик помотал головой, безуспешно отгоняя душащий поток бреда … Как бороться с унизительной неотвратимостью первого начала термодинамики, фазовых переходов второго рода, третьего закона Ньютона? Он машинально поднес к лицу и внимательно осмотрел пистолет — поверхность металла потускнела, пластиковая накладка на рукоятке подернулась язвами коррозии. Потом опять рассмеялся — только и остается, что …

«Послушайте …»

Эрик чуть не наскочил на Аннету, позади которой высился остановившийся и повернувшийся к нему лицом атлет.

«Послушайте, Иванов … — было видно, что гордому милиционеру крайне неприятно говорить просительным тоном, — или как вас там?… Что вы собираетесь делать?» Эрик помолчал, взвешивая риск правдивого ответа. «Я собираюсь вернуться домой к Аннете, поесть, помыться, побриться, переодеться в нормальную одежду и уйти. Все это время вам придется пробыть со мной. После моего ухода вы можете делать все, что вам заблагорассудится.» По поверхности черной жидкости в канаве разбегались круги — будто кто-то туда плюнул. Розовый пар еле заметно дрожал в такт проникавшей с поверхности вибрации от уличного движения. «Не могли бы вы отпустить меня … — атлет запнулся, — … то есть нас … прямо сейчас?» Эрик помедлил, преодолевая абсурдное в его положении чувство неловкости. «Нет. — сказал он наконец, — Но для вас это не играет ровно никакой роли: скажите им, что я вас взял в качестве заложника, а вы сумели убежать.» На стене справа от Эрика сидела огромная улитка с ядовито-зеленым жирным телом и массивной черной раковиной. Переплетение кабелей на противоположной стене напоминало девичью косу. «Если они сделают у меня дома обыск, — сказал милиционер хрипло, — то, что бы я им потом ни объяснял, мне конец.» Наступила неловкая пауза. «Я клянусь, — истово произнес атлет, — что ничего про вас не расскажу!» Эрик молчал. «Вы можете оставить себе ее! — атлет подтолкнул вперед Аннету, — Как гарантию, что я им ничего не расскажу!» Девица резко обернулась, но милиционера это не остановило: «Послушайте, Иванов, будьте же, наконец, человеком …» Эрик отступил назад и рассмеялся. «Чем больше я вас слушаю, тем больше убеждаюсь, что доверять вам — после того, что я сегодня видел, — мог бы только клинический идиот.» Он отступил еще на один шаг и, видя, что атлет пытается протиснуться мимо Аннеты вперед, поднял пистолет: «Не советую.» «Подождите.» — попыталась вмешаться девица. «У тебя, нидерландская морда, кишка тонка человека убить.» — голос милиционера состоял, в равных долях, из страха, смелости и презрения. «Сейчас увидим.» — Эрик перестал пятиться, взял пистолет двумя руками и прицелился атлету в грудь. «Подождите.» — повторила Аннета более требовательно. «Вернее, двух человек! — с истерической безшабашностью выкрикнул милиционер, наступая вперед, — Если ты меня застрелишь, подонок, то я ведь и Аннету за собой в канаву потащу!» «Я вас застрелю так, что ваше тело останется на …» «Заткнитесь оба! — на этот раз в голосе девицы было что-то, от чего Эрик осекся на полуслове, а атлет остановился, как вкопанный. — За нами кто-то идет.»

На мгновение наступила тишина.

«За нами кто-то идет. — повторила Аннета. — Слышите?»

Затаив дыхание, Эрик прислушался … Тум-м … тум-м … тум-м … Ошибки быть не могло — до него доносились мерные, как удары метронома, тяжелые шаги какого-то существа. Судя по напряженной фигуре атлета, тот тоже слышал их. Черная жидкость в канаве еле заметно колебалась в такт шагам от стены к стене.

Эрик медленно разлепил пересохшие губы: «Вперед!» — сказал он почему-то шепотом. Аннета повернулась к атлету и подтолкнула его в грудь: «Пошли, Сергей!» Милиционер помедлил две-три секунды (видимо, решая, стоит ли продолжать ссору), потом повернулся и быстро пошел по коридору, вихрем увлекая за собой девицу. Эрик устремился за ними. Тум-м … тум-м … тум-м … Звуки шагов догоняли и перегоняли их, отражались от пустоты туннеля впереди и возвращались обратно, усилившимися в сорок раз. Тум-м … тум-м … тум-м … Рассекая розовый туман грузной обтекаемой тушей, чудовище?… пресмыкающееся?… зверь?… мчался по их следу … опустив клыкастую тупую морду к самой земле … вынюхивая уродливым мокрым носом следы их ног … Атлет ускорил шаг — чтобы поспевать за ним, Аннете приходилось теперь бежать. Тум-м … тум-м … тум-м … Эрик кожей спины чувствовал волны страха, нагонявшие его сзади: с клыков зверя, верно, капала ядовитая слюна … он был защищен от пуль непробиваемым костяным гребнем, утыканным острыми, как шипы, рогами … невидимый в темноте, бесформенный, как сам ужас … Хлоп-п! — Аннета споткнулась и с размаху упала — атлет проволочил ее за собой, потом остановился — девица поднялась … они опять побежали … Аннета упала снова. Эрик огляделся в поисках лестницы, ведущей наверх, — и, как назло, не обнаружил ни одной. Тум-м … тум-м … тум-м … Расстояние до источника шагов не превосходило уже двухсот-трехсот метров. «Иванов!! — надсадно заорал милиционер, будто Эрик был в километре от него, — Будьте же человеком, дайте ключи!» «Чтобы вы могли спокойно бросить … — Эрик замялся, — А-а, черт с вами!…» — он начал рыться в кармане в поисках ключей. Тум-м … тум-м … тум-м …

На мгновение наступила тишина.

«Крысы.» — вдруг сказала Аннета спокойным, обыденным голосом.

Эрик застыл, прислушиваясь. «Что?» — непонимающе переспросил атлет. «Там, впереди, крысы.» — девица четко и ясно выговаривала каждое слово, ее французский акцент был почти не слышен. Эрик, наконец, услыхал еле различимые писк и топот. «Что будем делать?» — из-под тонкой пленки аннетиного спокойствия просвечивала истерика. Тум-м … тум-м … тум-м … — доносилось из темноты коридора позади них. «Ключи! — яростно заорал атлет, — Ключи давай, с-сукин сын!» «Ключи вам теперь не нужны. — Эрик старался, чтоб его голос звучал твердо, — Бежать некуда.» Милиционер издал странный горловой звук, будто захлебнулся соляной кислотой. Хаотический писк и топот крыс неумолимо приближались к ним спереди. «Аннета! — быстро продолжал Эрик, не давая атлету вставить слово, — Объясните вашему другу, что он должен сейчас делать.» Мерные шаги неведомого зверя неумолимо нагоняли их сзади. Сжимая кулаки, милиционер слепо шагнул к Эрику, но ему преградила путь Аннета. «Сереженька, миленький, успокойся!… — она говорила просительно и одновременно твердо, как с маленьким ребенком, — Сейчас нужно застыть на месте и не шевелиться … я же тебе рассказывала!…» Скрежеща от злости зубами, атлет остановился. Тум-м … тум-м … тум-м … — шаги зверя раздавались уже совсем близко. Аннета повернулась к Эрику: «Что будет, если это … — она запнулась в поисках подходящего слова, — … животное доберется до нас раньше крыс?» «Я постараюсь его застрелить.» — отвечал Эрик.

Он отступил на пять шагов назад, повернулся к своим спутникам спиной и, держа наготове пистолет, направил луч фонаря в черную глубину туннеля. Тум-м … пауза … тум-м … пауза … тум-м … Шаги стали замедляться — судя по звуку, зверь был уже совсем рядом … Эрик поводил лучом фонаря вверх-вниз и вправо-влево, но не увидал ничего, кроме жирного отсвета черной жидкости на дне канавы. Он шагнул вперед … и тут же замер, вспомнив о крысах. «Вы их уже видите?» — его хриплый голос умчался в оба конца туннеля, попеременно отражаясь от стен, пола и потолка. «Нет. — ответила Аннета и тут же поправилась, — Да.» Тум-м … пауза … тум-м … Зверь, наконец, остановился … Эрику показалось, что он увидал в глубине туннеля мерцание багрово-красных глаз … мерцание глаз и отблеск саблевидных клыков … мерцание глаз, блеск клыков и сверкание острых, как кинжалы, когтей … по его спине побежали мурашки. «Они уже здесь. — Звук аннетиного голоса чуть не заставил Эрика подпрыгнуть на месте, — Бегут, не останавливаясь.» — девица четко и спокойно выговаривала слова с будничной интонацией каждодневной беседы за обеденным столом. Тум-м … пауза … тум-м … пауза … тум-м … — шаги зверя стали слышны опять, несколько тише … теперь они, вроде бы, удалялись. Мимо Эрика промчалась первая крыса, потом еще четыре — распластавшись на полном скаку, как призовые рысаки … затем они понеслись сплошным потоком, наводнением, лавиной — как буденновская конница в фильмах о Гражданской войне. Они с размаху налетали на эриковы сапоги, падали, подминаемые своими соратницами, вскакивали, мчались дальше … Животные, бежавшие по краю дорожки, иногда обрывались в канаву … через несколько секунд выбирались обратно, стряхивали с голых тел черную дымящуюся жидкость и опять вливались в поток. Это была большая стая, намного больше двух предыдущих — когда последние крысы пробегали мимо ног Эрика, передние уже скрылись за чертой, разделявшей свет его фонаря и темноту туннеля. Наконец, дорожка опустела.

Эрик выждал для верности несколько секунд, потом повернулся, чтоб посмотреть, что делают его спутники. Те застыли, не шевелясь, спиной к нему — лишь пятно света от аннетиного фонаря дрожало на мокрой поверхности цемента. Эрик раскрыл рот, чтобы окликнуть их … как вдруг позади него раздался дикий рев … нет, крик! — крик боли разрываемого на части живого существа. Низкий вибрирующий вопль проникал внутрь тела, раздирал барабанные перепонки, диафрагму и желудок — так, что хотелось сесть на корточки, сжаться в комок и закрыть уши руками. Эрик нашел регулировку чувствительности микрофонов на рукаве своего комбинезона и скрутил ее до нуля … но легче не стало — крик проникал сквозь тонкий материал шлема. Он посмотрел на своих спутников — Аннета прижалась к груди атлета, закрыв уши руками, милиционер возился с регулировкой своих микрофонов. Вдруг из канавы на дорожку вылезла крыса … Эрик застыл, как вкопанный, — однако атлет, ничего не замечая, продолжал возиться с пультом аудио-управления. Несколько длинных мгновений животное водило по сторонам слепыми белыми глазами, потом отряхнулось … еще помедлило … и, наконец, галопом понеслось по следам своих товарок. В этот момент крик неведомого зверя стих.

Эрик включил свой микрофон и две-три секунды слушал гулкую, пустую тишину.

Держа наготове пистолет, он подошел к атлету и Аннете, и похлопал милиционера по плечу. Тот включил свой микрофон. «Быстро уходим. — сказал Эрик, — Шагайте, как можно, тише — крысы, видимо, чувствуют сотрясение почвы.» После того, как зверь умолк, тишина в туннеле казалась абсолютной. «Дискуссию о ключах я считаю законченной. — Эрик сделал паузу в ожидании возражений, но милиционер промолчал, — Через полтора часа, если все будет нормально, я вас отпущу.» Атлет стоял, молча глядя перед собой, кулаки его были сжаты. «Но если не все будет нормально, — Эрик почувствовал, что его щеки вспыхнули, а кровь застучала в висках, — я отдам вам ключи, а, когда вы отомкнете наручники, застрелю вас.» — он замолчал и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. «Сереженька, пошли! — Аннета умоляюще положила руку на атлетов рукав и попыталась заглянуть милиционеру в глаза, — Полтора часа роли не играют.» Атлет молча повернулся и быстро зашагал по коридору, увлекая за собой девицу. Эрик последовал за ними на расстоянии четырех-пяти метров.

Через десять минут (в половине четвертого) они добрались до «их» выхода на поверхность. Эрик бросил атлету ключи — тот переставил наручники — Эрик поднялся по лестнице наверх — милиционер с Аннетой последовали за ним. От пронизывающего холода розовая влага на их комбинезонах немедленно превратилась в лед. Было уже почти совсем темно. По низкому небу неслись темно-серые неровные облака. Микроавтобус, сиротливо стоявший там, где был оставлен, доказывал, что в мире еще остались незыблимые истины. Эрик бросил атлету ключи, тот переставил наручники и вернул ключи Эрику. Хлеставший изо всех подворотен ветер гонял по кругу рои мелкого снега. В привычной атмосфере городских джунглей дикие события последних трех часов немедленно подернулись дымкой нереальности. Действительно ли Эрик слышал шаги неведомого зверя — или они ему просто померещились?… Видел ли он полчища мутантных крыс — или это был оптический обман, навеянный усталостью, жарой, жаждой, голодом, головной болью и случившимися с ним уголовными ужасами?… (А может, наоборот, уголовные ужасы являлись изощренной галлюцинацией, навеянной фантастическими приключениями в подземелье?!…) Эрик отпер микроавтобус — Аннета с атлетом собрали барьеры, которыми был огорожен канализационный люк, и погрузили их в багажное отделение — Эрик водворил крышку люка на место. От движения тел розовая пленка льда на их комбинезонах потрескалась и отвалилась. Подгоняемые ветром, как куски черной оберточной бумаги, через двор пролетели три мутантные летучие мыши, сделали круг над головами людей и скрылись в окнах одного из заброшенных домов. «Водить умеете?» — спросил Эрик; «Да.» — коротко ответил атлет. Эрик бросил ему ключи от микроавтобуса — скованные наручниками, милиционер и Аннета неловко залезли в кабину. «Если сделаете что-нибудь не то, стреляю без предупреждения. — сказал Эрик, садясь позади атлета, — Мне терять нечего.»

Милиционер завел мотор, плавно стронулся с места, вырулил на Садовую и поехал по направлению к Парку Культуры. Кондиционер работал на полную мощность, и через три минуты они откинули забрала своих шлемов — Эрик с наслаждением вытер лицо тыльной стороной ладони. Движение в этот час было довольно густым, ехать приходилось медленно — атлет заметно нервничал. Метель бросала на ветровое стекло пригоршни зеленого снега, смазывая очертания окружавшего их мира. Как это всегда бывает, исподволь накопившиеся признаки наступающего Нового Года в какой-то момент достигли критической массы и стали очевидны. На бульваре там и сям торчали обмотанные гирляндами лампочек елки, по тротуару шел отдувавшийся от сознания собственной важности и спотыкавшийся от бесчисленных стопариков Дед Мороз. Витрины магазинов сверкали роскошью елочных игрушек, на Цветном бульваре толстая тетка в огромных валенках и белом фартуке продавала связанные в зеленые торпеды облезлые елки. Суетливые, как муравьи, прохожие волокли гигантские авоськи, набитые шампанским и водкой, из «Даров Моря» на Смоленке торчал чудовищный хвост очереди за чем-то сногсшибательно вкусным … копченой латимерией?… варено-мороженными головунами?… икрой минтая?… Привычные видения готовившейся к Новому Году Москвы задвинули ужасы последних часов в самый дальний уголок сознания Эрика. Он непроизвольно облизнулся, вспомив прошлый Новый Год, когда Ленка Вишневецкая приготовила три разных — но в равной степени потрясающих — салата из одной двусотграммовой банки лосося в собственном соку … Когда слабый по части выпивки Шура Лысов упал лицом — как в анекдоте — в только что поданное на стол блюдо с заливной рыбой и безмятежно захрапел … Когда Мишка Бабошин стал вязаться к извечной возмутительнице спокойствия жен Лелечке Голубевой, а Тонька — мишкина жена — влепила им обоим по пощечине … и тут же получила две пощечины сдачи … Когда Женька Вишневецкий сыграл на пианино странно-тревожную и до боли в вестибулярном аппарате синкопированную пьесу собственного сочинения, а потом долго плакался, что никак не может понять, чем хочет заниматься — музыкой или наукой … Когда Лялька Макаронова, вспомнив свои занятия современным танцем в ансамбле «Терпсихора», станцевала — под женькин виртуозный аккомпанемент — индийский танец плотской любви, повергнув мужскую половину аудитории (за исключением Шурки Лысова) в состояние сексуального ступора … Господи, каким счастливым и безмятежным все это казалось теперь!…

Микроавтобус свернул на Комсомольский проспект — движение стало не таким густым. Через две минуты они остановились у подъезда аннетиного дома.

«Иванов! — вдруг обернулся атлет, — Последний раз прошу, отпусти. — его арийское лицо исказилось, — Не отпустишь — жизнь положу, а найду тебя … и тогда берегись!…» — он захлебнулся никогда не испытанной до этого злобой бессилия. «Я вас отпустить не могу.» — невыразительно отвечал Эрик. «Сволочь!» — не вполне владея своим голосом, прохрипел милиционер. «Сергей, перестань! — вмешалась Аннета, — Будь мужчиной … ты теряешь сейчас и свое лицо, и свое время!» По плохо освещенной улице за окном микроавтобуса спешили редкие прохожие. Метель гнала вдоль тротуара столбы зеленого снега. «И ты, с-сука?!…» — атлет занес кулак над аннетиной головой. «Прекратите! — Эрик ткнул пистолетом милиционеру в шею, — Если вы ударите ее или как-нибудь еще привлечете внимание прохожих, я стреляю.» Замороженным движением атлет опустил руку — казалось, он вот-вот взорвется от ненависти. «Ладно, мандавошка французская, — сказал он сдавленным голосом, — я с тобой потом разберусь!»