Тысяча девятьсот восемьдесят пятый

«Какая передача?… — удивился Эрик, — Вы имеете в виду радиоприемник?» Парень и девица-тролль необидно засмеялись, заморенная блондинка выдавила на бледно-голубое лицо слабую улыбку. «А ты, видать, остряк!… — похвалил парень, — Присаживайся.» Эрик неловко опустился на пол и, преодолевая головокружение, на секунду закрыл глаза. Сидеть на мраморном полу было холодно и неудобно, в висках пульсировала пронизывающая боль. «Меня зовут Рико. — представился парень, — А это Марго и Принцесса.» — «Эрик.» Заморенная Марго быстро-быстро заморгала глазами и громко чихнула — с ее лица полетели облака пудры. «Закуривай.» — Рико указал на рассыпанные по одеялу сигареты; «Спасибо, не курю.» — отвечал Эрик. Зеленовласая Принцесса откинулась на лежавший позади нее грязно-красный рюкзак и закрыла ладонями лицо. Сквозь дыры в ее джинсах виднелись на удивление чистые белые трусики. «Ну тогда нюхни … — Рико пододвинул в направлении Эрика бумажку с белым порошком, — Как Иисус Христос — с первым встречным делюсь!» На лице Марго появилось недовольное выражение, но она ничего не сказала. «Нюхнуть?… — не понял Эрик, — А что это за порошок?» «Ну, ты даешь! — вяло удивился Рико, — Ты зачем сюда пришел?» «А не стукач ли он часом? — еле слышно поинтересовалась блондинка, — Что-то не похож он на наркома …» «Я не стукач и не нарком. — сказал Эрик, — Я вообще не понимаю, кого вы называете наркомами … — он помолчал, — Я вчера напился пьян и уснул в метро.» На мгновение наступила тишина. «На. — Рико протянул Эрику маленькую стеклянную трубочку, — Всасываешь носом этот порошок … — он прикрыл глаза и сделал длительную паузу, словно прислушиваясь к чему-то, — … и тебе станет хорошо.» После секундного колебания Эрик положил трубочку на одеяло: «Спасибо, но …» — он попытался встать, однако потерял от головокружения равновесие и повалился на бок.

«Сядь на место.» — неожиданно жестко сказал Рико.

Не обращая внимания, Эрик еще раз попытался встать … медленно … стараясь сохранять равновесие … сначала на четвереньки, потом … «Хосэ! — окликнул кого-то Рико через его голову, — Фернандо!» Из темноты выступили две тяжеловесные фигуры — широкие плечи, низкие лбы, выдающиеся вперед челюсти. Зеленовласая Принцесса подняла голову и следила за происходившим мутными глазами. «Садись. — сказал Рико, — В ногах правды нет.» Эрик опустился на мраморный пол, голова его кружилась — он все еще ощущал себя пьяным. «Зачем вам нужно пичкать меня наркотиками … да еще против воли?» — спросил он; «Просто причуда.» — небрежно отвечал Рико. Заморенная Марго разглядывала Эрика с презрительным любопытством. Пламя свечи нервно плясало, отбрасывая на ее лицо длинные угловатые тени. «Хосэ, дай ему соломинку и рафинад.» — приказал Рико. В руках у Эрика оказалась давешняя трубочка и бумажка с белым порошком. «Смотри, как надо!» — неожиданно вмешалась Принцесса. Она села по-турецки и развернула один из лежавших на одеяле пакетиков, в котором оказался такой же, как у Эрика, белый порошок — в руках у нее откуда-то появилась стеклянная трубочка. Фернандо и Хосэ стояли по обе стороны от Эрика, как часовые у входа в Мавзолей. Заморенная Марго стала рыться тонкими, как спички, руками в лежавшем возле нее рюкзаке. Принцесса вставила трубочку в ноздрю и, водя другим концом по бумажке, вдохнула порошок. «Ну?… — подбодрил Эрика Рико, — Теперь ты.» Фернандо присел на корточки и взял Эрика за запястье … «Я сам.» — сказал тот и поднес трубочку к носу.

Сначала он не почувствовал ничего, кроме щекочущего ощущения в переносице. Потом внезапно, как по мановению волшебной палочки, исчезли головокружение и тошнота. «Ну что?… Доходит? — спросил Рико снисходительно, — А ты, дурашка, не хотел!…» Хосэ и Фернандо опустились на пол и застыли в расслабленных позах. Эрик тоже сел поудобнее. Очертания предметов вокруг него стали резкими и четкими, как в мультфильме. «Чая горячего хочешь?» — предложила Принцесса; «Спасибо, да.» — ответил Эрик. Откуда-то донесся ритмичный звук там-тама. Сидевшие по соседству немцы (или скандинавы) сгрудились вокруг чего-то, не видного за их широкими спинами. Принцесса налила чай в колпачок стоявшего на одеяле термоса и протянула Эрику. Марго достала откуда-то небольшой пузырек темного стекла, вытряхнула на ладонь с десяток таблеток и, не запивая, проглотила; потом взяла с одеяла морковку и стала медленно жевать. (Нижняя челюсть ее двигалась вверх-вправо-вниз-влево, как у козы. Глаза были закрыты.) Эрик попытался развязать тесемки ушанки и, на этот раз, преуспел. Рико, Фернандо и Хосэ закурили — в воздухе запахло табаком и еще чем-то … то ли паленым сеном, то ли сандаловыми палочками. Никто ни с кем не разговаривал. Эрик снял дубленку, сложил в виде подушки, бросил сверху шапку и подсунул себе под спину … ему стало удобно и хорошо. Он обвел взглядом своих новых друзей — Фернандо и Хосэ застыли, как каменные надолбы, изредка поднося к губам сигареты. Марго хрустела морковкой. Рико откинулся навзничь — сигарета торчала из его рта вертикально, как телескоп. Зеленовласая Принцесса сидела, обхватив руками колени, и раскачивалась, как китайский болванчик. На ее обветренных устах играла загадочная улыбка.

«Вот, например, я. — сказала девица, будто продолжая давно начатый разговор, — В восемнадцать лет из дома ушла и ни разу о том не пожалела. И ведь образцовая семья была: отец — доктор наук, загрязнение оптической среды изучал, мать — зав. сектором эротики в министерстве культуры РЕФКР. В школе тоже все нормально — отличница, член бюро класса, председатель гигиенического кружка. А как кончила школу, так все у меня почему-то переменилось.»

Принцесса поморгала глазами и почесала (через дыру в штанине) ляжку левой ноги. Пламя свечи плясало в ее мутных зрачках двумя огненными язычками.

«Или, скажем, у Нонки — подруги моей — тоже ведь жизнь не задалась! Познакомилась она на дискотеке с парнем, а тот возьми, да окажись рыцарем-драконоборцем! С тех пор и поговорить-то с ней нормально не получалось: ты ей про одно — она тебе про другое … все мечтала того дракона найти, который своим зловонным дыханием атмосферу загрязнил … Погуляла Нонка со своим суженным месяца два, замуж вышла, да и укатила на Байкал мечту свою воплощать.»

Огни фонарей и свечек заполняли темноту, как светлячки. Где-то неподалеку бархатный баритон читал приторно-певучие стихи. «Уколись. — Рико протянул Эрику наполненный чем-то шприц, — Я сегодня угощаю.» Марго и Принцесса неподвижно распластались на полу, как морские звезды; их груди напоминали четыре уснувших (на какое-то время) вулкана. Хосэ и Фернандо застыли статуями Мыслителя. «Как уколоться?» — удивился, но не испугался, Эрик. Хаотические шорохи насыщали пространство туннеля, как летучие мыши. «Хосэ, объясни ему.» — лениво произнес Рико. «Перетягиваешь руку выше локтя, — монотонно забубнил Хосэ, — засучиваешь рукав …»

«Или, например, я. — сказал Фернандо, будто продолжая давно начатый разговор, — Сейчас, можно сказать, совсем смирный стал, но раньше … Помнится, когда в первый раз позыв ощутил, так сам испугался. Четырнадцать лет мне было — на уроке труда в доску гвоздь заколачивал … а за соседнем верстаком Кончита Тимошенко работала. И вдруг чувствую — хочется мне ее молотком по башке уделать. Хочется и все тут … зачем, почему — сам не знаю … Удержался я в тот раз — минут десять зубами скрежетал, пока позыв прошел, — но, все же, удержался! А месяца через два опять: иду в школу — глянь, Кончита впереди меня шагает … Ну, на меня и накатило — уж не знаю, чем она меня околдовала!… Однако же опять я сдержался — и даже легче, чем в первый раз … верно, потому что молотка у меня под руками не оказалось.»

Фернандо задумчиво пожевал пухлыми ярко-красными губами и застенчиво улыбнулся.

«После тех двух случаев у меня долгий перерыв был. Кончил школу, в Новосибирский Университет поступил: физфак, аспирантура — кандидатскую по спиновым стеклам защитил. Потом женился на младшей дочке третьего секретаря обкома. Тесть нам трехкомнатную квартиру в Академгородке справил, и стали мы жить-поживать да добра наживать. Однако ж не хватало мне чего-то … сидишь, иной раз, за столом, уравнение пишешь — а рука сама к молотку тянется. Ну и решился я, наконец, в один зимний вечер: одел тренировочный костюм, будто на пробежку иду, молоток за пазуху сунул …»

Черная пустота коридора обнимала Эрика, как прозрачная вата. Время непрерывно меняло скорость своего течения — то замедлялось до полной остановки, то ускорялось, стягивая интервалы между событиями в не имевшие длин точки. Окружающие предметы превратились в объемные фигуры с множеством мелких плоских граней, как на картинах Сезанна. Слова вылетали из ртов — но не летели в уши, а взмывали вверх и разбивались об облицованный несбывшимися желаниями потолок. Заострения человеческих лиц прокалывали воздух, как гигантские иглы. Скудный свет от фонарей и свечек медленно, но неуклонно, таял … и, в конце концов, померк совсем.

Когда свет забрезжил опять, вокруг Эрика было совсем темно. Он стоял на узком карнизе, прилепившись лбом, грудью, животом и коленями к отвесной стене. Позади зияла узкая глубокая расщелина — он не видел ее, но твердо знал о ее существовании. Насколько она глубока?… Что находится на дне?… Какие неведомые существа обитают на другом берегу?… Ответы на эти вопросы были непостижимы, даже если б были достижимы. Эрик повернул, сколько мог, голову и посмотрел вниз: где-то далеко, на самом дне блестели две серебрянные нитки, уходя, как евклидовы прямые, в бесконечность. И еще какие-то провода. И лужа маслянистой жидкости. Несколько секунд (минут?… часов?…) он размышлял о значении увиденного … и наконец понял: он находится в логове дракона. Того самого, который своим зловонным дыханием загрязнил атмосферу! (Кто-то, кажется, упоминал недавно такого дракона … нет, вспомнить было невозможно.) Эрик опустил веки, мысленно воссоздавая образ чудовища: покрытое стальной чешуей тело — мощные короткие лапы с длинными блестящими когтями — слизистая бородавчатая морда. Жало, расположенное на кончике длинного, как хлыст, хвоста, источало яд. Во лбу дракона горел круглый, как лампа, глаз; на выдававшемся вперед носу пыхала жаром огнедышащая ноздря. Нет, погоди!… не огнедышащая, а дымодышащая, — а то как же он тогда загрязнил атмосферу?… И не просто дымодышащая: выходивший из этой ноздри газ в равных долях состоял из паров диоксина, синильной кислоты и ртути, а также радиоактивной пыли. Эрик попытался представить себе, каким должен быть у дракона обмен веществ, и потерпел неудачу … а-а, плевать! Сейчас важны не теоретические, а практические, аспекты жизни!

Как унести отсюда ноги?

Сколько на это потребуется времени?

Когда чудовище вернется в свое логово?

От напряжения мысли кожа на лбу Эрика собралась в гармошку … но тут он услыхал отдаленный рев — дракон возвращался! Возвращался чем-то рассерженным — яростно размахивая тонкими перепончатыми крыльями — издавая разъяренный вопль на всех частотах звукого спектра — скрежеща острыми, как пилы, зубами — то сжимая, то разжимая когти — хлеща себя по бокам хвостом. Эрик повернул голову и увидал, как по стенам пещеры медленно ползут исходившие из драконьего глаза блики. Чудовище стремительно приближалось!… Бежать, бежать немедленно — иначе будет поздно!!… Эрик потопал тяжелыми до неподъемности ступнями и попытался сделать шаг в противоположном от дракона направлении … но остался стоять на месте. Попытался еще раз … и опять остался на месте! Что-то держало его!! Держало за руки!!!… Только сейчас Эрик осознал, что руки его распростерты по стене — будто он хочет ее обнять. Потные раскаленные ладони испытывали тошнотворное ощущение несвободы. (На какое-то мгновение он даже подумал, что распят — прибит гвоздями к холодному цементу скалы.) Он изо всех сил дернулся, пытаясь освободиться, однако державшие его неведомые силы не поддались. «Ты чего, рехнулся? — поинтересовался до жути обыкновенный голос, — Накачал я тебя на свою голову!…» Эрик не нашелся, что ответить … его захлестнула паника — дракон был уже совсем рядом!… Желтое пламя, исходившее из глаза чудовища, несперпимо жгло левую щеку, безумный крик раздирал левое ухо. Эрик заметался, однако неподвижно закрепленные ладони опять удержали его на месте … от ужаса он закрыл глаза и вжался в стену. Дракон стал приближаться чуть медленнее … медленнее … еще медленнее … «Готовься, сейчас наша очередь!» — шепнул до жути обыкновенный голос. Тяжело отдуваясь, чудище проползло мимо прилипшего к стене Эрика и остановилось.

Оно промахнулось!… Или ничего не заметило!…

Эрик замер.

С шипением, дракон вздохнул, слепо посмотрел по сторонам и пополз дальше … чуть быстрее … еще быстрее … еще быстрее … Ноги чудовища ритмически ударяли в истоптанную землю: так-так-так … так-так-так … так-так-так … быстрее и тише … быстрее и тише … еще быстрее и еще тише. «Пошли!» — сказал до жути обыкновенный голос, когда эхо драконьего топота затихло вдали, и дернул Эрика за руку. Спотыкаясь, тот стал боком передвигаться по карнизу вправо. Постепенно становилось светлее. Непривычно свободная левая ладонь неуклюже хваталась за стену. Наконец он оказался в гулком объемном пространстве, залитом ярким светом и ограниченном снизу плоской гладкой поверхностью. «Ну все, теперь разбирайся сам!… — фыркнул в ухо до жути обыкновенный голос, — Я пошел!» Не находя более опоры, правая ладонь Эрика беспомощно заметалась в воздухе. Окружавший его яркий свет вдруг стал еще ярче … еще ярче … несперпимо ярким!… и вдруг, перейдя в свою противоположность, стал темнотой.

Очнулся Эрик с ощущением изменившегося пространства и прошедшего времени. Так-так-так … так-так-так … — стучали колеса поезда, — так-так-так … так-так-так … «Вы сходите, молодой человек?» — донеслось откуда-то издалека. У-у-у … у-у-у … — завывал обтекавший поезд воздух. (Эрик стоял, погрузившись в смесь желтого света с темнотой, слушая окружавшие его шумы, держась рукой за холодную железную стойку.) «Вы сходите или нет? — просочилось сквозь стук колес, — Давайте, мы с вами поменяемся местами …» Независимо от своей воли, Эрик оказался вовлечен в странно-стесненные медленные перемещения … А-а, это он едет в вагоне метро!… Кругом тряслось и корчилось многотелое многоголовое сверхсущество, состоявшее из стиснутых до взаимного проникновения людей. «Мне тоже сходить, товарищ. — вмешался женский голос, — Давайте, и я с вами поменяюсь.» Эрик отдрейфовал куда-то в сторону и прислонился лбом к вечной, как коммунизм, надписи «Не прислоняться, двери открываются автоматически» … прохладное стекло приятно холодило кожу. Позади окна медленно плыли бронзовые буквы: К… р… а… с… н… о… пресненская. Поезд заскрипел тормозами и встал. Двери вагонов зашипели и отворились.

Куда Эрик едет?… Почему после того, как он заснул на станции Площадь Свердлова, в цепочке его воспоминаний зияет черный гулкий провал? Кто его разбудил утром?…

Он зажмурился и помассировал виски … нет, память была пуста, как заброшенный колодец. «Осторожно, двери закрываются. — четко выговаривая слова, сказала механическая женщина, — Следующая станция — Белорусская.» Эрик вдруг вспомнил темный широкий проход, пронизанный лучами фонарей … что это?… отголоски вчерашнего путешествия по канализации?… Он почувствовал неясную тревогу — в темном проходе произошло что-то важное. «Господи! — посетовал справа от Эрика солидный мужчина средних лет, — Ведь десять часов уже, а все час пик!» «А я тебе говорю, что Куролесников негодяй и подлец!…» — убеждала тощая мужеподобная брюнетка слева от Эрика свою подругу — полную женственную блондинку. «Станция Белорусская, — вмешалась механическая женщина холодным до фригидности голосом, — переход на Горьковско-Замоскворецкую линию.» Тесемки ушанки Эрика болтались, развязанные, под подбородком … а ведь он, помнится, завязал их мертвым узлом … Почему в его памяти, как рыбья кость, застряло странное слово «молоточник»?… Он сунул руку во внутренний карман — пистолет, глушитель и бумажник оказались на месте. Пол в широком темном проходе был мраморным, как в метро … может, это и было метро?… Почему его дубленка стала такой грязной?…

«Осторожно, двери закрываются. — объявила механическая женщина, — Следующая станция — Новослободская.» Многотелое многоголовое сверхсущество с нечеловеческой силой съежилось в отчаянном усилии вместиться в замкнутое пространство поезда. Обрывки воспоминаний заметались в голове Эрика, как раненые птицы. Слепые бельма выключенных телевизоров немигающе уставились на него из-под потолка вагона. Эрик почувствовал, что его сознание меркнет, но не испугался — ибо знал, что его тело развило способность к самостоятельному существованию.

Он вернулся в свое тело, когда то шло куда-то по улице. Мела метель — настолько густая, что было почти темно. Тело дошагало до угла, повернуло налево, пересекло улицу и вошло в какой-то двор — четко и целеустремленно, будто имея перед собой ясно поставленную задачу. Что оно собирается делать? Осторожно оглядываясь, тело выбралось через какую-то калитку в узкий переулок и оказалось перед высоченным бетонным забором с колючей проволокой наверху. «Что это?… — удивился Эрик, — Похоже на тюрьму.» Из расположенного рядом подъезда выползла крошечная оборванная старушонка и, сгибаясь под ударами вьюги и бременем лет, поковыляла по тротуару. Из-под ворот заброшенного гаража выскочила мутантная кошка-летяга, повела шальными желтыми очами, взлетела по забору, перемахнула через колючую проволоку и исчезла на той стороне. Эрик проследил взглядом ее траекторию и остолбенел — заполняя весь горизонт, за забором высилась башня Лефортовской тюрьмы. Зачем его сюда принесло?!… Он перехватил бразды правления своим телом, резко повернулся и пошел в обратном направлении.

Когда тело и сознание Эрика соединились в следующий раз, он выходил из метро на станции Арбатская. Он прошел мимо кинотеатра «Художественный», пересек Бульварное Кольцо и углубился в лабиринт арбатских переулков. Некоторое время он блуждал без цели и направления … и, наконец, обнаружил себя в центре какого-то двора, созерцающим странный — круглый, как колонна, — дом. Эрик дернул входную дверь — та распахнулась. Преодолевая непонятно откуда взявшийся неимоверно сильный ветер, Эрик поднялся по винтовой лестнице на крышу — круглую площадку радиусом метров десять. Там стоял одетый в черную каракулевую шубу старик. «Хотите, я почитаю вам стихи?» — спросил старик, потирая изборожденный морщинами лоб. Тут-то Эрик и понял, что старик является галлюцинацией — скорее всего, безвредной … так что можно расслабиться и отдаться поэзии! (И словно в доказательство его умозаключения тучи на небе превратились в гроздья голубой ваты, а падавший из них снег — в лепестки роз.) «С удовольствием!» — ответил Эрик и отошел в сторонку, чтобы не мешать.

Прочитанное стариком стихотворение

Вечер. Пустынные коридоры. Одиночество.

Близкие и родные рассеяны по земному шару.

Сорок прожитых лет висят за плечом бесполезным сроком.

Глухая боль в сердце и непривычное отсутствие мыслей.

Боль в сердце -

из-за нанесенных мне и нанесенных мною ран и разочарований.

Отсутствие мыслей -

неиспытанное доселе чувство -

льется на разлинованную бумагу.

За окном комнаты — смех … Господи, почему я здесь никому не нужен?

Господи, почему туда, где я нужен, я никак не могу добраться?

Господи, почему тех, кто мне нужен, никогда не бывает рядом?

Когда-нибудь, в один из таких вечеров, я закончу все разом.

Что я несу … у меня не поднимется рука сделать такую глупость!

У меня слишком много аппетита и интереса к жизни!

(А изнутри кто-то неприятным голосом возражает:

"Аппетит и интерес к жизни?… Побойся Бога!

Раньше — может быть, но только не сегодня.

Сейчас ты ощущаешь лишь тоску и щемящую боль в сердце.")

Ну и что?… Я знаю точно — боль и тоска отступят!

Они скоро снимут свои ледяные ладони с моего тела.

(А изнутри кто-то неприятным голосом возражает:

"Так-то так, но ведь с каждым годом боль становится все

острее!

А приступы тоски одолевают тебя все чаще и длятся все

дольше!

И когда-нибудь, в один из таких вечеров …")

Ерунда! Отнять собственную жизнь у меня просто не хватит духа …

Как бы ни было больно, полное забвение еще страшнее!

("Подожди, скоро боль пересилит трусость … такое уже

случалось.

Не ты будешь первым и не ты — последним!")

Господи, надо же так расклеиться (говорю я себе), даже слеза прошибла …

Да полно себя жалеть — завтра будет новое утро!

Завтра появятся новые люди и новые впечатления.

Завтра придет письмо от кого-нибудь, кто меня любит.

Я закрываю глаза и расслабляю мысли,

а потом повторяю про себя раз за разом -

новые люди и новые впечатления, ощущение чего-то

достигнутого.

И главная цель в жизни: защитить тех, кого любишь, от враждебного мира.

(А изнутри кто-то неприятным голосом возражает:

"Мир сильней тебя — защитить никого не удастся.

И когда-нибудь, в один из таких вечеров …")

Старик закончил стихотворение и поклонился. «У меня есть вопрос. — шагнул вперед Эрик, — Когда написано это стихотворение и от чьего лица?» Тучи на небе вернулись к своему естественному состоянию, а лепестки роз опять стали снежинками. «На прошлой неделе. — лаконично отвечал старик, — От моего.» «Я не хочу показаться невежливым, — удивился Эрик, — но 'Сорок лет', упомянутые в стихотворении, никак не могут быть вашим возрастом.» Несколько долгих секунд царило неловкое молчание, потом старик разлепил свои тусклые и морщинистые, но невидимые под респиратором, губы: «Н-да … — он, очевидно, был смущен из-за вскрывшегося обмана, — В таком случае, молодой человек, стихотворение написано от вашего лица!» «Этого тоже не может быть. — не согласился Эрик, — Во-первых, мне не сорок, а только тридцать, лет. Во-вторых, у меня нет родных. И в-третьих, все мои близкие живут в Москве — а вовсе не 'рассеяны по земному шару'! — он помолчал, а потом добавил, — Кстати, их всего трое … так что слово 'рассеяны' в любом случае является преувеличением …»

«На вас не угодишь, молодой человек … — несколько раздраженно заметил старик, — Может, вы просто не любите и не понимаете поэзии?» Эрик заколебался … его придирчивость действительно могла быть обусловлена неприятием всего жанра, а вовсе не низким качеством данного его образца. «Если вы предпочитаете прозу, — продолжал старик, — я могу прочитать вам рассказ или сказку … — он на мгновение закатил глаза, видимо, выбирая подходящее прозаическое произведение, — … скажем, легенду о бездетной чете колибри … хотите?» «Э-э … — промямлил Эрик, не желая оскорбить пожилого человека, — … я, вообще-то …» «Это очень красивая, очень старинная и очень редкая легенда! — торопливо заговорил старик, — Давым-давно на берегу безграничного океана жила молодая чета колибри. Они очень любили друг друга и были счастливы во всех отношениях, за исключением одного: у них никак не заводились птенцы. Как-то раз, в одно прекрасное росистое утро самка колибри нашла на песчаном берегу океана крупную жемчужину и отнесла ее в гнездо. Она хотела, чтоб ее возлюбленный полюбовался находкой, но тот улетел собирать нектар цветов. Сидя на краю гнезда, самка созерцала блестевшую в лучах утреннего солнца жемчужину … С окена дул легкий бриз, воздух был напоен ароматами тропических растений. Вокруг шелестели пальмы, светло-голубое тропическое небо покрывало мир ласковым шатром. 'Смотри, дорогой, — шутливо прощебетала самка, когда ее возлюбленный вернулся в гнездо, — Я наконец снесла яйцо! '; 'О как я рад, как безмерно счастлив! ' — воскликнул самец …»

«Погодите! — вскричал Эрик, — Я, кажется, слышал эту легенду раньше … — он на мгновение задумался, — Точно слышал! Я знаю, что случится потом: когда обман самки вскроется, самец в ярости покинет ее и поклянется страшной клятвой, что никогда не вернется назад. Через три дня несчастная самка умрет от одиночества и несчастной любви, а жемчужина почему-то превратится в необыкновенно ядовитый минерал.» «Странно … — пролепетал красный от стыда старик, — Я уверяю вас, молодой человек, это очень старинная и очень редкая …» «Я вспомнил! — перебил Эрик, — Мы проходили вашу легенду в школе … и не легенда это, кстати, а рассказ какого-то современного писателя … я даже помню название: 'Камень'!»

Не ввязываясь в дальнейшие споры, старик исчез. Эрик оказался стоящим перед дверью странного круглого здания. При ближайшем рассмотрении дверь оказалась забита крест-накрест досками.

Четко, как гвардеец, Эрик повернулся кругом и пошел прочь.

Когда он очнулся в следующий раз, было уже темно. Метель кончилась — что и позволило Эрику сразу же заметить произошедшее в его отсутствие изменение. А именно: все предметы, за исключением людей и их одежды, стали почему-то зеркально отражающими! Он ясно видел вереницу своих отражений на стене ближайшего дома, на тротуаре, на кузове проезжавшего мимо грузовика … На эти, так сказать, первичные образы накладывались вторичные — к примеру, отражение тротуарного отражения в стене дома и наоборот. И так далее — третичные образы, четверичные … Эрик поднял голову и увидал вогнутый зеркальный купол, накрывавший город сверху. Господи, кто все это сделал и зачем?!… Он на мгновение провалился в черное забытье … и тут же вернулся в себя, зная ответ на свой вопрос — будто нырнул на дно океана за жемчужиной всеобщего знания. Ответ поражал простотой: за гражданами зеркального мира легче следить! Эрик рассмеялся, радуясь собственной догадливости: действительно, если коэффициент отражения зеркальных поверхностей близок к единице, то многократно отраженные лучи могут распространяться от объекта на очень далекие расстояния. А раз так, то за человеком можно проследить по цепочке его отражений! Обучи кэпэгэшников разбираться в перепутавшихся образах многих людей — и пусть себе следят за подозреваемыми, не выходя из кабинетов! Да чего там кэпэгэшники … такую работу может выполнить и ЭВМ!! Эрик присел на корточки и попытался сцарапать зеркальные слой с тротуара, однако серебристая субстанция держалась крепко. Проходившая мимо девица шарахнулась в сторону, испуганно оглянулась и ускорила шаг.

Стой!… а если подозреваемый зайдет в закрытую со всех сторон комнату?!…

Несколько секунд Эрик лихорадочно размышлял, а потом догадался: наверняка, это запрещено Уголовным кодексом СЕКР!!… В каждом помещении по закону должно быть отверстие — окно или незакрывающийся дверной проем … более того, стены комнат по закону не должны образовывать геометрически правильных фигур — чтобы траектории отражений не замыкались, а заполняли доступное пространство всюду-плотной массой взаимно-пересекающихся расходящихся лучей! Эрик восхитился хитроумием и математической изобретательностью КПГ … зря говорят, что они все идиоты!… И тут же ему стало страшно — ибо день и ночь, что бы он ни делал и где бы ни находился, недреманно-всевидящее око КПГ следило за ним! Он почувствовал себя муравьем, мечущимся под объективом микроскопа … однако виду решил не подавать.

Он выпрямился, расправил плечи и гордо выпятил подбородок, показывая следившему за ним по цепочке изображений кэпэгэшнику (а может быть, компьютеру), что догадывается об их подлых приемах, однако нисколечко не боится.

Когда Эрик вернулся в себя в следующий раз, поверхности предметов уже перестали отражать … КПГ почему-то отказался от этого трюка. А может, зеркальный мир — так же, как и старик на крыше круглого дома, — был галлюцинацией?… Сознание Эрика раздвоилось: он, вроде бы, понимал, что с восприятием действительности у него что-то не в порядке, но все же не мог удержаться от нелепых, а зачастую и опасных, выходок. К примеру, сейчас ему взбрело в голову, что нужно во что бы ни стало разыскать ту, изданную до 85-го года книгу, из-за которой разгорелся весь этот сыр-бор. С одной стороны, оставлять книгу под ковриком своей бывшей соседки было действительно нехорошо — бедная женщина могла попасть из-за этого в беду. С другой стороны, его арест при попытке достать крамольную книгу ничем Вике Марковой не поможет … скорее наоборот! Несколько минут он размышлял, как должен поступить в такой ситуации смелый и порядочный, но в меру благоразумный, человек … и пришел к выводу, что на месте разберется. Эрик огляделся: он стоял у метро Новослободская — всего лишь в пятнадцати минутах ходьбы до его бывшего дома … Это был знак свыше! — он торопливо пересек Каляевскую и пошел по направлению к Маяковке. Ветер и метель стихли, толпы народа на темных улицах поредели. В магазинах кишели самые неорганизованные и самые хладнокровные граждане, отложившие новогодние покупки до последней минуты. Эрик пересек Четвертую Тверскую-Ямскую, прокрался в темную арку дома номер 13 и осторожно заглянул за угол.

Вход в его бывший подъезд и стоявшую рядом скамейку заливал яркий свет. Ничего не происходило. Чувство опасности кололо в виски Эрика острыми блестящими иглами: впереди ждало что-то неопределенно-угрожающее. Он закрыл глаза, пытаясь просчитать, где кэпэгэшники могли устроить на него засаду … однако мысли растекались, оставляя лишь смутное ощущение угрозы … угрозы, связанной с его бывшей квартирой. (Господи!… что у него с головой?! Почему он потерял способность концентрироваться?…) Эрик подсунул пальцы под очки и помассировал веки, потом тщательно осмотрел двор — но никого не обнаружил … то ли наблюдение было снято, то ли следившие за подъездом топтуны не захотели утруждаться в новогодний вечер. Оставалась лифтерша — увидав Эрика, старая карга могла стукнуть в милицию. И как совпало: стоило Эрику подумать о лифтерше, как дверь подъезда отворилась и укутанная до глаз старушечья фигура заковыляла в сторону входа в домуправление … старуха пошла в туалет! А, может, перехватить стаканчик чайку!… Или посудачить со своей лучшей подругой из третьего подъезда!!… Она даже не заперла за собой дверь!!!… Последнее обстоятельство окончательно развеяло сомнения Эрика в целесообразности задуманной операции — он выбрался из укрытия и быстрым шагом направился к заветной двери. Чувствуя себя уязвимым, как боец под перекрестным огнем, он пересек двор и вошел в подъезд. Лифт стоял внизу — он осторожно закрыл дверь, нажал на кнопку возьмого этажа и сдвинул респиратор под подбородок. На стене кабины висел последний антиникотинный шедевр старика Бромберга:

Куренье — вред, табак — отрава!

Доводит он до ПРЕСТУПЛЕНЬЯ!

Все сигареты, даже «Ява»,

Должны считаться НАКАЗАНЬЕМ.

Эрик усмехнулся очевидному плагиату, вышел из кабины и, не закрывая двери, неслышными шагами подошел к викиной квартире.