Наполеон нахмурил брови и взял обратно акт о помиловании. Ласковый друг внезапно исчез, и снова появился император.

— Я этого не сказал, сударыня. Я помиловал вашего американского пирата, ибо я знаю, не имея, кстати, формальных доказательств, что он не убивал Никола Малерусса. Но факт контрабанды остается, так же как и эти фальшивые английские фунты, тем более что во всех министерских канцеляриях только и говорят об этом, и я не могу предать забвению такие тяжкие обвинения. Так что Бофор не поднимется на эшафот, но… пойдет на каторгу!

Пламя счастья, запылавшее в душе Марианны, превратилось в слабый огонек.

— Сир, — прошептала она, — я могу вас заверить, что в этом, как и в убийстве, он не виновен…

— Ваши слова — слабая защита от неопровержимых улик.

— Если бы вы позволили мне объяснить все детали происшедшего, я уверена…

— Нет, сударыня, увольте! Не требуйте слишком многого! Согласиться с этим — выше моих возможностей! Удовольствуйтесь тем, что я спас ему голову! Я признаю, что каторга далеко не место для отдыха, но там живут и… иногда оттуда… возвращаются!

» Или оттуда убегают!«— подумала Марианна, вспомнив непринужденное поведение странного сожителя Язона по камере. Но император продолжил:

— Что касается вас, вы, конечно, можете отныне спокойно вернуться в свой дом. Ваша кузина ждет вас там, а также этот забавный персонаж, которого вы сделали чем-то вроде дядюшки — на манер того, что у вас уже было в Бретани, — и которого вы послали к господину Фуше! Я информирован, что он вернулся оттуда! Да и скрываться вам больше нет необходимости… К слову, где вы провели время после того, как избрали себе местом изгнания Бурбон-Ларшамбо?

Избавленная от самой главной заботы, Марианна позволила себе улыбнуться.

— Неужели, сир, есть что-нибудь, о чем вы не знаете? — спросила она.

— Слишком о многом!.. Особенно с тех пор, как я вынужден был расстаться с господином герцогом Отрантским.

Итак, о вас. Где вы нашли убежище?

— Это не было убежище, сир, это была., ., тюрьма! — заявила молодая женщина, решив скрыть, насколько это удастся, сыгранную в этом деле роль Кроуфорда и его жены, а также Талейрана. — Жена Язона Бофора, нашедшая приют у ее величества королевы Испании, похитила меня и держала в заточении на одном из островов во владениях Мортфонтен.

Благодаря Богу мне удалось бежать…

Наполеона внезапно охватил гнев. Его кулак обрушился на зловеще затрещавший круглый столик.

— Уже не первый раз мне приходится слышать, что резиденция моей невестки служит, без ее ведома, притоном для всякого сброда! Она добра до глупости, и достаточно ее попросить, чтобы она открыла свою дверь и кошелек! Но это уж слишком, и я наведу там порядок! Теперь вы можете удалиться, госпожа княгиня, — добавил он, вынув из жилетного кармана часы и бросив на Них быстрый взгляд. — Сейчас я должен принять госпожу Монтескью, на которую будут возложены обязанности гувернантки короля Рима… или принцессы Венеции. Отправляйтесь к вашей подруге и в ближайшем будущем ждите моих распоряжений. Надеюсь скоро опять увидеть вас.

Аудиенция была закончена. Под одобряющим взглядом хозяина Марианна склонилась в глубоком реверансе. Затем она направилась к двери, пятясь, как предписывал этикет, в то время как император дергал сонетку, вызывая Рустана.

Она дошла до порога, когда он остановил ее движением руки.

— Да, кстати! Ваш друг Кроуфорд тоже вернулся в свое гнездо! Его заперли в заброшенной ферме около Понтуаза и потом выпустили, не причинив никакого вреда, кроме необходимости возвращаться домой пешком. Не особенно приятное упражнение для подагрика…

Смущенная Марианна не знала, что и ответить. Лицо Наполеона было суровым, но глаза смеялись. Он продолжал:

— По-видимому, вы обладаете талантом, сударыня, приобретать верных друзей даже среди тех, у кого верность не является главной добродетелью, как у этого плута Талейрана.

Не растратьте его!.. Соблазнить такого старого нелюдима, как Кроуфорд, — победа не малая! До вашего прибытия он поклонялся только нашей бедной тетке, Марии-Антуанетте, но вы мгновенно пробудили в нем вкус к молодости и приключениям. Берегите таких друзей, сударыня! Они нам, может быть… окажутся полезными однажды.

— Я постараюсь, сир!..

Снова отпускающий жест руки, но, видно, так уж было предопределено, что Наполеон сегодня никак не мог закончить с Марианной, ибо он удержал ее еще раз.

— Я совсем забыл! Можете сказать этой неугомонной особе, которая томится в желтом салоне, что ее дорогой Фурнье уже месяц назад получил назначение в Испанию! Это чтобы ее не слишком соблазняла возможность провести зиму в Анвере. И наконец… относительно графа Чернышева. Когда он вернется во Францию, я постараюсь, чтобы он услышал, что я о нем думаю! Даю вам слово! Я никогда не допущу, чтобы причиняли зло тем, кого я люблю! И ваш случай не первый, так было всегда.

— Сир, — промолвила Марианна, до слез взволнованная этим последним и таким неожиданным доказательством привязанности, — как выразить вам…

— Не пытайтесь! До скорой встречи, госпожа княгиня!

На этот раз уже было все. Дверь закрылась между Наполеоном и княгиней Сант'Анна, но Марианна унесла с собой великое чувство утешения, прежде всего от гарантии, что Язон будет жить, затем от уверенности, что она вновь обрела если не любовь, с которой, кстати, она не знала бы, что делать, то по меньшей мере дружбу императора. Она давала ей полную свободу действий, которой она не преминет воспользоваться.

— Итак? — с беспокойством спросила Фортюнэ Гамелен, когда ее подруга присоединилась к ней в желтом салоне.

— Помилование Язона уже состоялось! Император признал его невиновным в смерти Блэка Фиша, но осталась эта история с фальшивыми деньгами… Он… идет на каторгу!

Креолка сдвинула брови, задумалась, затем пожала плечами.

— Жестокое испытание, но оттуда можно выйти живым при его могучем здоровье. Ты узнала, куда и на сколько его посылают?

Нет, Марианна не знала. В своем расстройстве она даже не подумала справиться об этих двух элементарных сведениях, хотя бы о первом. Ибо второе не имело значения, будь Язон осужден на десять, двадцать, тридцать лет или пожизненно, раз она решила пойти на все, чтобы организовать ему бегство. Она удовольствовалась тем, что увлекла подругу за слугой, внезапно появившимся, чтобы проводить их во двор, где ожидали их лошади.

— Уедем отсюда, — сказала она только. — Удобней будет поговорить у тебя… Мне есть что тебе сказать…

Уже в то время, как в сгущающихся сумерках она ехала рысью рядом с подругой к ее домику, Марианна представляла в воображении грядущие дни. Прежде всего как можно скорее вернуться в Париж! Ей не терпелось оказаться дома, с тех пор как она узнала, что Жоливаль ждет ее там вместе с Аделаидой. Это на него, только на него одного она рассчитывала, на его изобретательный ум и его глубокое знание людей и вещей, чтобы составить план побега, который освободит Бофора. С тех пор как она обрела уверенность, что ее возлюбленный не умрет, ей все виделось окрашенным в розовый цвет оптимизма, может быть, немного чрезмерного, который обеспокоенная Фортюнэ постаралась умерить. Ибо Марианна, похоже, считала, что все теперь пойдет как по маслу, что являлось довольно опасной позицией.

— Не надо думать, что бегство будет легким, Марианна, — сказала она ей мягко. — Людей, которых ведут на каторгу, охраняют очень строго. Подобную операцию подготовляют долго и тщательно, если хотят иметь хоть какую-то гарантию на успех.

— Тот человек в Лафорс, Франсуа Видок, убегал уже бог знает сколько раз! Это не должно быть таким сложным!

— Он убегал действительно, но разве его не ловили всякий раз? Единственный шанс спасти Язона, если тебе удастся вырвать его у охраны, немедленно сесть на корабль, идущий в его сторону. На море жандармы будут бессильны… Так что надо все приготовить, а начинать следует с корабля.

— Это все мелочи, которые мы уладим в последний момент. Я утверждаю: то, что сделал этот Видок, Язон тоже сможет…

— Марианна! Марианна! — вздохнула креолка. — Ты рассуждаешь сейчас, как маленькая девочка. Я согласна с тобой, что самое важное — это спасенная жизнь, но имей в виду, на каторге малейшая ошибка может быть роковой, и нельзя сравнивать Язона с этим многоопытным завсегдатаем тюрем Видоком! Будь осторожна и не наделай глупостей!

Слишком счастливая, чтобы так легко позволить себя смутить, молодая женщина только беззаботно пожала плечами, убежденная, что будущее широко откроется перед ней и ее другом. Она теперь представляла себе каторгу чем-то вроде морской тюрьмы, где заключенные работают целый день на свежем воздухе и где с помощью денег всегда возможно добиться от стражников уступчивости и снисходительности.

Этот последний пункт — деньги — даже не волновал ее: если далекий муж лишил ее пособия, у нее остались сказочные драгоценности, с которыми, она расстанется без сожаления ради Язона.

Однако когда на другой день вечером, после горячих излияний отыскавшихся, она услышала почти то же самое из уст Аркадиуса, она почувствовала, что беспокойство возвращается. Аркадиус проявил искреннюю радость, узнав, что Язон избежал сиюминутной опасности, но не скрыл от Марианны, что каторга — это такое место, где смерть может настигнуть в любой момент.

— Каторга — это форменный ад, Марианна, — сказал он ей, — а ведущая туда дорога — ужасная Голгофа; смерть находит сотни случаев, чтобы ударить: истощение, болезни, ненависть других, наказания, опасная работа. Замену смертной казни каторгой едва можно назвать милостью, и, если мы хотим попытаться устроить побег, нам необходимо проявить бесконечную осторожность, чрезвычайное терпение, ибо заключенный такого порядка будет охраняться более строго, и любая наша неудача может оказаться для него роковой. Вы мне позволите стать во главе операции?..

Марианна с удивлением отметила, что несколько недель разлуки состарили Жоливаля. Его лицо, всегда такое жизнерадостное, осунулось, а виски засеребрились. Поездка в Экс принесла одно разочарование, ибо герцог Отрантский категорически отказался вмешиваться в дело Бофора. Он довольно грубо сослался на то, что окружавшие императора люди вполне могут сами все выяснить, особенно с таким ничтожеством, как его преемник. Он даже высказал о Марианне такое мнение, что Жоливаль счел нужным умолчать о нем.

» Княгиня она или нет, но у этой женщины такое лицо и тело, которые дешево не купишь. Раз она пробудила желание в Наполеоне, она вытянет из него все, что захочет, даже теперь, когда он во власти жены! Вмешиваясь в эту историю, я рискую только усугубить его немилость «.

И разочарованный Аркадиус несолоно хлебавши вернулся в Париж, чтобы узнать там об исчезновении Марианны.

День за днем с помощью Талейрана и Элеоноры Кроуфорд он пытался узнать, что же случилось с молодой женщиной и ее спутником. Расследование предшествовавших исчезновению обстоятельств привело их к Лафорс, но дальше следы исчезли. Люди из тюрьмы видели, как мнимый нормандец с дочерью мирно ушли рука об руку по Балетной улице, завернули за угол и… исчезли, словно растворившись в воздухе.

Все, что от них осталось, — это найденный в Сене труп кучера с перерезанным горлом.

— Мы считали вас мертвыми! — добавила Аделаида, чьи покрасневшие глаза носили следы пережитого горя. — Как было не подумать, что с вами обошлись так же? И мы боялись… до того дня, когда господин Кроуфорд вернулся наконец домой и дал нам знать о вашем похищении женщиной и замаскированными испанцами. Насколько он понял, вас решили не убивать, по крайней мере сразу, а дождаться конца процесса.

— Приговор привел нас в отчаяние! — вмешался Жоливаль. — Я предположил, что Пилар спрятала вас в Мортфонтене, и поехал туда, всюду искал, но безрезультатно.

Впрочем, вы тогда уже убежали, ведь я там был на этой неделе.

Глядя на их лица, носящие следы пережитых из-за нее волнений, Марианна испытывала угрызения совести. Конечно, по возвращении в Париж она могла, она должна была хотя бы предупредить кузину, но, когда она услышала, что Язон приговорен к смерти, она думала только об одном: как Спасти его. Все остальное в мире исчезло для нее.

Чтобы искупить свою вину, она проявила столько нежности и внимания, что скоро все было забыто. Аркадиус подвел под этим черту:

— Вы здесь, вы свободны, и мы спокойны, что Бофор избавился от эшафота. Это главное! В подобных обстоятельствах жаловаться на небо было бы простой неблагодарностью. Надо выпить за ваше возвращение, Марианна, — добавил он радостно и позвонил Жерому, чтобы принесли вина.

— По-вашему, мы можем считать этот день праздником, — заметила Марианна, — хотя вы же сами сказали, что смерть по-прежнему угрожает Язону?

— Следовательно, это не праздник, а просто небольшая передышка перед тем, как с головой окунуться, в первую очередь вам, в новые заботы. Скажу сразу: пришло новое письмо из Лукки! Ваш супруг требует вашего немедленного возвращения, иначе он обратится с жалобой к императору, чтобы тот, как сюзерен, оказал помощь верному вассалу и препроводил вас в Лукку!

Марианна почувствовала, что бледнеет. Она не ожидала такого грубого требования, и рассказы Элеоноры пришли ей на память, придав этому ультиматуму угрожающий оттенок.

По всей видимости, князь считал ее авантюристкой и замыслил за свое разочарование месть, может быть, и кровавую…

— Пусть он делает что хочет, я не поеду! Сам император не сможет меня заставить. Впрочем, в скором времени я, без сомнения, должна буду покинуть Париж.

— Опять? — пожаловалась Аделаида. — Но, Марианна, куда вы хотите ехать? А я-то думала, что мы наконец-то заживем мирно здесь, в этом доме, среди всего, что нас привязывает.

Марианна нежно улыбнулась кузине и ласково погладила ее по плечу. Предполагаемая авантюра, видимо, очень огорчала старую деву. Жизненная сила, не оставлявшая ее на протяжении более сорока лет скитаний и борьбы, похоже, угасла или хотя бы померкла. Теперь ей хотелось тишины, спокойствия, и во взгляде, которым она обвела красивую мебель и изысканные вещи, составлявшие этот элегантный салон, читался призыв о помощи, когда он достиг висевшего над камином портрета маркиза д'Ассельна.

— Вы не поедете со мной, Аделаида! Вам нужен отдых и покой, а этому дому — хозяйка, более усидчивая, чем я. Я действительно еще раз уеду, и пусть это вас не смущает. В Париже нет каторги, а я хочу последовать за Язоном. Кстати, — обратилась она к Аркадиусу, — известно, куда его отправят?

— В Брест, без всякого сомнения.

— Это приятная новость. Я хорошо знаю город. Я жила там несколько недель с несчастным Никола Малеруссом в его небольшом домике в Рекуврансе. Если во время дороги не удастся устроить побег, я думаю, что в Бресте мне это будет легче сделать, чем в Тулоне или Рошфоре.

— Нам будет легче сделать, — подтвердил Жоливаль, делая ударение на» нам «. — Я уже просил вас доверить мне руководство действиями.

— Так вы оставляете меня одну? — простонала Аделаида голосом обиженной девочки. — Но что я буду делать с присланными вашим супругом людьми, если они появятся?

Что я им скажу?

— Все что хотите! Лучший ответ, что я… путешествую.

К тому же я напишу ему сама и сошлюсь на то, что, скажем, оказывая услугу императору, я должна была поехать в одно отдаленное место, но, когда я освобожусь, я не премину воспользоваться приглашением моего супруга, — сказала Марианна, думая вслух и постепенно сочиняя свое будущее письмо.

— Это бессмыслица! Вы только что сказали, что не собираетесь вернуться в Лукку.

— И я не вернусь туда! Поймите меня, дорогая, я хочу только выиграть время… время, чтобы вырвать Язона у каторжных охранников. Затем я уеду, я последую за ним в его страну, чтобы жить там рядом с ним, в его тени, хоть в простой хижине, но я больше не хочу разлучаться с ним.

Вдруг вмешался Жоливаль. Его маленькие черные глазки впились в расширившиеся от возбуждения глаза Марианны.

— Следовательно, вы оставляете нас?

— Ничуть. Вам предоставляется выбор: остаться здесь, в этом доме, который я вам отдам, или последовать за мной туда со всем, что представится возможным взять.

— А вы подумали о том, что Бофор женат на этой гарпии? Как вы избавитесь от нее?

— Аркадиус, — начала Марианна с внезапной серьезностью, — когда эта женщина посмела превратить меня в подставку для ног и особенно когда я услышала ее безжалостное решение послать мужа на эшафот, я поклялась, что когда-нибудь она заплатит мне за это. Если она посмеет вернуться к Язону, я с чистой совестью устраню ее. Запросто! — добавила она страстно. — Я не отступлю больше ни перед чем, чтобы добиться его для меня одной и удержать, даже перед убийством, которое будет, после всего, только законной перед Богом казнью! Я не позволю его преступной жене разрушить единственную любовь моей жизни!

— Вы стали страшной женщиной, Марианна! — вскричала Аделаида с ужасом, не лишенным, впрочем, восхищения.

— Я ваша кузина, моя дорогая! Вы не забыли, что мы познакомились однажды ночью, когда вы хотели поджечь этот дом, чтобы он не остался в руках особы, которую вы сочли недостойной?

Приход Жерома, несущего зажженный канделябр, прервал беседу. Захваченные горячим спором, все трое не заметили, что уже наступила ночь. Мрак захватил углы салона, сгустившись под потолком, занавесями и картинами. Только горевший в камине огонь давал освещение.

Они молча смотрели, как мажордом установил пучок свечей, заливших все вокруг теплым золотистым светом. Когда он торжественно вышел, заявив мрачным тоном, что ужин будет скоро подан, Аделаида протянула к свечам худые руки и стала задумчиво смотреть на их пляшущее пламя. Погруженные в свои невеселые мысли, Марианна и Аркадиус, одна — сидя у огня, другой — облокотившись о камин, хранили молчание, словно ждали в знакомых шумах дома ответ на все те вопросы, которые они себе ставили, не смея высказать их вслух, чтобы не повлиять в какой — то степени на решение относительно будущего других.

Наконец Аделаида повернулась к Жоливалю и всплеснула руками.

— Говорят, что Америка великолепная страна, — сказала она спокойно, тогда как в ее серых глазах вспыхнул легкий огонек былого пламени. — Говорят также, что в землях на юге никогда не бывает холодно!.. Мне кажется, что никогда не ощущать холода — приятно. А вам, Жоливаль?

— Мне тоже, — серьезно ответил виконт, — я думаю, что мне тоже будет приятно и…

Дверь распахнулась настежь.

— Ужин ее светлейшему сиятельству подан! — возгласил с порога Жером.

Марианна ласково взяла под руки Жоливаля и Аделаиду и разделила между ними полную признательности улыбку.

— По-моему, мне уделяют здесь больше внимания, чем я заслуживаю, — заключила она.