Немедленно три пары черных рук опустились на Марианну, схватили ее за руки и ноги, прижали к постели, несмотря на крики и слезы бессильной ярости. Чтобы заставить ее молчать, ей заткнули рот, но на этот раз милосердное беспамятство не пришло избавить ее от позора и отвращения.

Полузадушенной, совершенно беспомощной в сжимавших ее, как тиски, руках, ей пришлось терпеть натиск палача на протяжении минут, показавшихся ей бесконечными и в течение которых ей сто раз казалось, что она умрет от стыда. Это был подлинный ад. А в нем побагровевшее, потное лицо толстого мужчины, который старался изо всех сил, и три черные фигуры, словно высеченные из камня, наблюдавшие за этим насилием с таким же безразличием, как если бы дело шло о соитии двух животных.

Собственно, это так и было: Марианну считали породистой самкой, от которой ждали приплода.

Когда наконец ее освободили, она осталась неподвижной на разоренной постели, задыхаясь от рыданий и залитая слезами, исчерпав свои силы в бесплодном сопротивлении, которое она оказывала всем телом. Она даже не могла кричать или поносить своего палача, и, когда Маттео, еще не отдышавшись от проделанных усилий, покинул кровать и вновь натянул халат, она только простонала, услышав его брань.

— Она так сопротивлялась, что я не получил никакого удовольствия! Но тем не менее мы продолжим это занятие каждый вечер, пока не будем уверены! Оставим ее, Истар, пойдем проведем остаток ночи вместе. Поистине, эта дура вызвала бы отвращение к любви у самого Эроса…

И доведенную до изнеможения, побежденную Марианну оставили в мрачной комнате под неусыпной, немой охраной одной из двух других женщин, и никто даже не подумал прикрыть ее. Ей не на что было больше надеяться, даже на Бога! Ей предстояло пройти ступенька за ступенькой эту омерзительную Голгофу — она теперь в этом не сомневалась, — и до тех пор, пока Дамиани не извлечет из ее тела желанный плод.

— Но он не дождется, не дождется… — повторяла про себя несчастная в глубине отчаяния, — я сумею помешать ребенку появиться на свет, а если это все-таки произойдет, я исчезну вместе с ним…

Безнадежные мысли и бесполезные слова, рожденные горячкой и приступами самоуничижения, Марианне пришлось повторять каждый вечер в последующие дни, к омерзительной монотонности которых она постепенно стала даже привыкать.

Она знала, что Люсинда-колдунья отомстит ей, что ее власть передалась Маттео. Иногда Марианне казалось, что она видит во мраке ее ожившую статую из маленького храма. Она слышала ее смех и… просыпалась вся в поту.

Томительно шли дни, похожие один на другой Марианна проводила их взаперти в этой пустой комнате под бдительным оком охранницы. Ее кормили, купали, одевали в просторную тунику и шлепанцы, затем, когда наступал вечер, три ведьмы для полного удобства привязывали ее к кровати и оставляли так, обнаженную и беззащитную, к услугам Маттео, который, впрочем, все с большим трудом исполнял то, что он рассматривал как свой долг. Все чаще и чаще Истар приходилось протягивать ему стакан с загадочной жидкостью для воскрешения его слабеющих сил. Много раз пищу пленницы сдабривали наркотиками, что кончалось тем, что она теряла представление о времени. Но она даже не принимала предосторожностей. Избыток отвращения привел ее к своеобразной бесчувственности. Она превратилась в простую вещь, инертный предмет без желаний и страданий. Даже ее кожа казалась ей умерщвленной и едва заметно воспринимала ощущения, в то время как ее разум оцепенел, занятый только одной мыслью: убить Дамиани, а потом пусть хоть все гибнет.

Эта мысль, эта постоянная жажда, была единственной живой искоркой в ней. Все остальное окаменело, замерло, обратилось в пепел. Она даже больше не знала, любила ли она и кого любила.

Персонажи ее жизни казались такими же далекими и странными, как эти, на коврах в ее комнате. Она даже не думала больше о бегстве. Да и о каком бегстве можно думать при неусыпной охране?

Дежурившие возле нее черные ведьмы не знали, похоже, ни сна, ни усталости. Нет, единственное, чего она хотела, это убить Маттео, прежде чем уничтожить себя, и, кроме этого, ничто не представляло для нее ни малейшего интереса.

Ей принесли несколько книг, но она их даже не раскрыла. Все дни она проводила в созерцании обоев или следов копоти на потолке, сидя в одном из больших жестких кресел, такая же неподвижная и молчаливая, как ее черные стражницы. Слова казались навсегда изгнанными из этого безмолвного, как гробница, помещения. Марианна ни к кому не обращалась и не отвечала, когда обращались к ней. Она позволяла трогать себя, поить и кормить, проявляя не большую реакцию, чем статуя. Только ее ненависть оставалась настороже среди тишины и неподвижности.

Эта немота, этот отсутствующий вид в конце концов подействовали на Дамиани. Когда он каждый вечер приближался к ней, Марианна с течением времени стала замечать, как растет в его глазах беспокойство. Постепенно он дошел до того, что проводил около нее только несколько минут, и однажды вечером он наконец вообще не пришел. У него больше не было желания к этому существу из мрамора, а может быть, его пугал ее слишком неподвижный пристальный взгляд. Теперь он боялся ее, и Марианна вскоре видела его только мельком, когда он приходил осведомиться у Истар о здоровье пленницы.

Считая, без сомнения, что уже сделано все, чтобы обеспечить появление ребенка, он не счел необходимым продолжать то, что стало мучением. И в глубине своей бесчувственности Марианна радовалась этой боязни, в которой видела свое торжество, но которой было недостаточно, чтобы утолить ее ненависть: ей нужна кровь этого человека, и у нее хватит терпения, чтобы дождаться этого.

Сколько продолжалась эта странная неволя вне времени, вне жизни? Марианна потеряла счет часам и дням. Она даже не знала больше, где она, и едва сознавала, кто она. Этот дворец, в котором она после приезда видела только четырех человек, тогда как здесь требовалась многочисленная челядь, был загадочен и мрачен, как гробница. Кроме дыхания, всякое проявление жизни заглушалось тут до такой степени, что Марианна начала думать, не придет ли Смерть к ней сама по себе, без необходимости искать ее. Ей так хотелось уйти из жизни, и теперь это казалось невероятно легким!

Однако однажды вечером кое-что произошло…

Прежде всего исчезла привычная стражница. Из глубины дома донесся какой-то призыв, хриплый крик. Услышав его, чернокожая вздрогнула и, покинув свое место у кровати, вышла из комнаты, не закрыв за собой с обычной тщательностью дверь.

Впервые за долгое время Марианну оставили одну, но это ее ничуть не взволновало. Через мгновение женщина вернется с другими. Приближался час туалета Марианны. Безразличная и усталая, ибо заключение и бездеятельность мало-помалу истощили ее организм, пленница легла на кровать и закрыла глаза. На нее часто в течение дня накатывался сон, и она привыкла не противиться собственным побуждениям, как и воле других.

Она могла бы спокойно проспать так всю ночь, но инстинкт разбудил ее, и она ощутила что-то необычное.

Она открыла глаза, осмотрелась. Снаружи была глухая ночь, и свечи в большом канделябре горели, как обычно. Но комната оказалась такой же пустой и немой, как и перед сном. Никто не вернулся, и время туалета давно прошло…

Марианна неторопливо встала, сделала несколько шагов по комнате. Струя воздуха, внезапно заколебавшая пламя свечей, заставила ее повернуть голову к двери, и в ее сознании что-то дрогнуло: дверь была открыта настежь.

Своей прижатой к стене тяжелой дубовой створкой она вырезала черную дыру между коврами, и Марианна, не веря своим глазам, подошла к ней, чтобы коснуться ее, чтобы удостовериться, что она опять не стала жертвой одного из снов, преследовавших ее по ночам, когда она сотни раз видела эту дверь открытой в бесконечную голубую даль.

Но нет, на этот раз нет сомнений: дверь действительно открыта, ибо Марианна всем телом ощущала легкое веяние, веяние свободы. Тем не менее, чтобы убедиться, что это не снится ей, она сначала подошла к канделябру, поднесла палец к пламени и вскрикнула от боли: огонь обжег ее… Она поднесла пострадавший палец ко рту, и в этот момент взгляд ее упал на сундук.

Возглас изумления сорвался с ее губ: тщательно уложенная на крышке, там находилась одежда, в которой она приехала: отделанное черным бархатом зеленое суконное платье, белье, чулки и ботинки. Не хватало только капота с кружевами… Память о другом мире!

Почти с боязнью Марианна протянула руку, коснулась ткани, погладила ее, затем схватилась за нее, как за якорь спасения. И тогда внутри ее словно что-то хрустнуло и оторвалось. К ней полностью вернулась жажда жизни, ясность мыслей, настороженность…

Словно до сих пор она была заморожена в куске льда, который внезапно разбился, освободив ее к теплу и свету.

Охваченная детской радостью, она сорвала с себя ненавистную тунику и с наслаждением надела свои вещи. У нее появилось ощущение, что ей вернули кожу, содранную бог знает когда. И это настолько опьянило ее, что она даже не задалась вопросом, что все это могло значить. Просто это чудесно, даже если из-за царившей здесь жары одежда оказалась слишком теплой и тяжелой. Марианна вновь полностью овладела собой, и только это, действительно имело значение.

Быстро одевшись, она решительно направилась к двери. Кто бы ни был тот или та, кто принес ей одежду и открыл дверь, это был друг и он давал ей шанс… Надо его использовать.

За дверью оказалась полная темнота, и Марианна вернулась за свечой, чтобы освещать себе путь. Она увидела, что находится в (Начале длинного коридора и единственная дверь в конце его казалась запертой!

Рука молодой женщины с силой впилась в подсвечник, тогда как ее сердце пропустило один удар. Неужели ее решили обмануть надеждой, и все это представление имело целью привести ее, беспомощную, еще более сломленную, чем раньше, к этой новой, глухо запертой двери?

Однако, подойдя к ней, она увидела, что створка просто прикрыта. Она легко поддалась под дрожащей рукой, и Марианна вышла на решетчатую галерею, что-то вроде балкона, нависающего над узким двором. Изогнутые колонны соединяли балюстраду с потолком из толстых кедровых балок.

Несмотря на необходимость поскорее покинуть этот дом, молодая женщина задержалась на галерее, вдыхая теплый ночной воздух, хотя он и приносил малоприятный запах тины и гнили. Но ведь она впервые за много дней оказалась снаружи, или почти снаружи, и могла созерцать большой кусок неба. И не важно, что по нему неслись грозовые тучи и не было видно ни одной звезды, все-таки это небо, то есть чудесное явление свободы.

Осторожно двинувшись вперед, Марианна нашла в конце галереи так же легко открывшуюся под ее рукой дверь. И она оказалась в Китае…

На стенах небольшого уютного салона принцессы с раскосыми глазами танцевали с гримасничающими макаками бешеную фарандолу вокруг черной лакированной ширмы и позолоченного столика, уставленного розовой и желтой фарфоровой посудой, над которыми люстра из Мурано испускала радужный свет. Это была действительно очень красивая комната, но все праздничное оформление резко контрастировало с вызывающей тревогу царящей здесь тишиной.

Марианна пересекла ее не останавливаясь. За ней снова наступила темнота. Темнота широкой галереи, с которой спускалась лестница, ведущая, вероятно, на первый этаж.

Обутые в тонкую кожу ноги Марианны не производили ни малейшего шума на поблескивающей мраморной мозаике, и она скользила, словно призрак, между бронзовыми рострами, которые возникали у стен, как туманные корабли, и каменными воинами со слепыми глазами. Повсюду на длинных серебристых рундуках модели каравелл раздували паруса под неподвижным ветром, а позолоченные галеры вздымали длинные весла перед погружением их в невидимое море. Также повсюду висели необычных форм знамена с исламским полумесяцем. В обоих концах галереи, отраженные большими тусклыми зеркалами, громадные глобусы, неподвижные и бесполезные, мечтали о загорелых руках, которые некогда вращали их в бронзовых кольцах.

Взволнованная, несмотря на все, при виде этого своеобразного некрополя былой воинской и торговой славы Венеции, Марианна шла вперед совсем медленно. Она приблизилась к лестнице, когда внезапно остановилась с бьющимся сердцем и насторожившись: внизу кто-то шел с источником света, отблески которого передвигались по стенам галереи…

Замерев на месте, она едва смела дышать. Кто может быть там: Маттео или кто-нибудь из мрачных тюремщиц? Боясь, что ее обнаружат, поднявшись сюда, она поискала глазами вокруг себя какое-нибудь укрытие, выбрала статую адмирала в плаще с широкими каменными складками и беззвучно скользнула за нее…

Свет остановился. Его источник, безусловно, поставили, ибо шаги слышались, но удаляясь.

Марианна только вздохнула свободнее, как внезапно кровь ее замерла. Снизу послышался стон. Затем глухой крик, полный отчаяния и ужаса, и сейчас же эхом отдался двойной топот ног. Кто-то убегал от кого-то. Какая-то мебель, очевидно, уставленная посудой, упала с невероятным грохотом. Хлопнула дверь. Преследуемый и преследующий стремительно удалялись. Новый крик, более слабый, донесся еще до Марианны, затем ужасный предсмертный хрип. Где-то в доме или в саду кто-то умирал… Наконец осталась только гнетущая тишина.

Пытаясь усмирить биение сердца, такое неистовое, что ей казалось, будто оно наполняет тишину громом соборного колокола, Марианна покинула свое укрытие и сделала несколько шагов к лестнице, поскольку здесь был единственный возможный выход. Она достигла ее, но открывшаяся глазам картина заставила ее окаменеть.

Большой зал, в который спускалась лестница, такой благородный с картинами стиля Тьеполо, с большими коврами и строгой мебелью, показался ей полем боя. Рядом со стоявшим на длинном мраморном столе канделябром распростерлись обе черные служанки, ни имени, ни даже звука голосов которых она не знала: одна возле опрокинутого кресла, другая — прямо на столе. Обе убиты одним и тем же способом: безжалостно точным ударом в сердце.

Но был еще и другой труп, загораживавший выход с лестницы.

С обращенными в вечность глазами, широко раскрытыми и неподвижными, Маттео Дамиани с перерезанным горлом плавал в луже крови, медленно капавшей со ступенек…

— Он мертв! — непроизвольно пробормотала Марианна, и звук ее собственного голоса показался ей идущим издалека. — Его убили… но кто это сделал?

Ужас смешивался в ней с дикой радостью, почти болезненной из-за своей интенсивности, естественной радостью измученной пленницы, которая внезапно наткнулась на труп своего палача. Загадочная рука одним ударом отомстила за убийство князя Сант'Анна и бесконечные страдания, перенесенные Марианной.

Однако инстинкт самосохранения вновь овладел беглянкой. Радоваться будет время позже, когда она окончательно избавится от этого кошмара, если избавится, потому что здесь было только три тела. А где Истар? Не черная ли колдунья зарезала своего господина? Конечно, она вполне способна это сделать, но в таком случае зачем ей понадобилось убивать своих соплеменниц, которых она называла сестрами? И затем, только что был слышен крик, шум преследования, наконец, этот хрип… Могла ли его испустить Истар? И если это была она, кто же тогда убийца?

Попав в этот проклятый дворец, Марианна совершенно не знала тех, кто его населял, за исключением Маттео, трех негритянок и жирного Джузеппе. Но тот не обладал достаточной силой, чтобы убить такого, как Дамиани, тем более Истар. Все-таки могли быть и другие слуги, и вполне возможно, что один из них решился отомстить за что-то…

Внезапно сообразив, что убийца может вернуться и для него не будет разницы между ней и его жертвами, Марианна ощутила парализующий ужас. Ей нельзя больше оставаться здесь. Надо избавиться от этого ада, спуститься по ступенькам, хотя нижние и залиты кровью, и пройти рядом с трупом в мокром от крови золотом одеянии, с ужасной раной и широко раскрытыми глазами.

Вся дрожа, прижимаясь спиной к мраморным перилам, она медленно спускалась к алой луже, которая, застывая, принимала отвратительный блеск.

Чтобы уберечь платье, она подобрала его одной рукой, но избавить туфли от пятен не удалось. Спускаясь, она не могла оторвать взгляд от тела Маттео, своеобразный гипноз, которому подвержены чувствительные натуры, если они сразу не теряют сознание.

Уже внизу она разобрала, из чего состоит странная металлическая груда, лежавшая на груди мертвеца: цепи и наручники. Они были старые, сильно заржавевшие и, видимо, положены туда умышленно.

Однако она не стала тратить время на разгадывание этой новой тайны. Когда ее ноги коснулись плиток пола, Марианну охватила настоящая паника и она побежала через зал, даже не стараясь приглушать шум своих шагов, настолько пришпоривал ее страх. Она ринулась к полуоткрытой двери, не думая, что убийца может ждать ее за ней, и оказалась в вестибюле.

К ее счастью, там никого не было. Только горели фонари с галер, память о которых сохранилась у нее. Выходящая в сад дверь тоже была открыта.

Не снижая скорости, Марианна поспешила туда, с риском сломать шею скатилась по лестнице, уходившей в темноту сада, торопясь достичь двери у канала, за которой поблескивала черная вода.

Свобода! Свобода была там, совсем рядом, рукой подать…

Она хотела обогнуть смутные очертания колодца, различимые благодаря тому, что глаза стали привыкать к темноте, как вдруг споткнулась и растянулась во весь рост на чем-то мягком и теплом.

На этот раз она едва не закричала, так как упала на человеческое тело. Под руками она ощутила влажную шелковистую материю, а по экзотическому аромату, который смешивался с тошнотворным запахом крови, узнала Истар. Значит, это она только что хрипела в агонии. Таинственный убийца пощадил ее не больше, чем ее сестер.

Удержав нервный всхлип, Марианна хотела встать, но внезапно ощутила, как шевельнулось тело, издавшее слабый стон. Умирающая пробормотала что-то непонятное Марианне, и она инстинктивно нагнулась, чтобы лучше слышать, и даже нашла и приподняла ее голову.

В темноте негритянка нащупала поддерживающие ее голову руки, но Марианна не испытала страха: от необычайной силы этой умирающей женщины ничего не осталось. Только раздался шепот:

— Гос… господин!.. Прости! О! Прости…

Голова бессильно откинулась назад. Сомнений в смерти Истар уже не было. Марианна отпустила ее и сейчас же встала, собираясь броситься к выходу, но замерла на месте.

В проеме двери на набережной возникли два силуэта, несомненно военных, сопровождаемые другими, гораздо менее определенными.

— Уверяю вас, господин офицер, что я слышала крики, ужасные крики, — сказал женский голос. — И дверь открыта, разве это нормально? И посмотрите вверх, дверь на галерею тоже открыта. Впрочем, я всегда говорила, что здесь происходят странные вещи! Если бы меня послушали…

— Ладно, тише! — оборвал ее грубый голос. — Мы осмотрим этот дом снизу доверху. Если ничего не найдем, мы извинимся, вот и все, но вам, милая дама, вам изрядно нагорит, если вы ввели нас в заблуждение!

— Я уверена, что нет, господин офицер. Вы, может быть, поблагодарите меня! Я всегда говорила, что это дом дьявола…

— Это мы увидим! Эй, вы, свет сюда!..

Медленно, затаив дыхание и пригнувшись, Марианна попятилась в глубину тянувшегося вдоль канала сада. Инстинкт подсказывал ей, что надо бежать от этих солдат и людей, возможно, благонадежных, но, безусловно, слишком любопытных. Она прекрасно поняла, в каком она окажется положении, если ее найдут здесь, единственную живую среди четырех трупов. Она поняла также, что нелегко будет поверить объяснениям, которые она сможет дать относительно ее похождений, ужасных, но не правдоподобных.

Возможно, ее примут за сумасшедшую и куда-нибудь запрут, но в любом случае ей не избежать полиции и бесконечных допросов.

Приобретенный когда-то опыт после дуэли с Франсисом Кранмером показал ей, с какой легкостью истина может менять форму и окраску в зависимости от характера и чувств каждого. Ее платье, руки и туфли испачканы кровью. Ее свободно могут обвинить в четырехкратном убийстве. Что будет тогда с ее встречей с Язоном?

Имя возлюбленного совершенно естественно возникло в ее сознании без сожаления и страха, и это удивило ее. Впервые после пробуждения от долгого кошмара ей пришло на память свидание в Венеции.

Когда Дамиани осквернил ее, она испытала такое ужасное отвращение к себе, к своему телу, что только смерть, казалось, могла утешить ее. Но эта неожиданная свобода вернула ей не только человеческое достоинство, но и страстное желание жить и бороться.

Теперь она снова помнила о том, что где-то в мире существуют корабль и моряк, в котором воплотились все ее надежды, и что этого моряка и корабль она снова хочет увидеть, к каким бы это ни привело последствиям. К несчастью, в этом проклятом доме из-за наркотиков и отчаяния она совершенно потеряла счет времени. Назначенный день встречи мог уже пройти, а может быть, до него еще несколько дней, кто знает? Чтобы установить истину, прежде всего надо выйти отсюда. Увы, это было нелегко!

Не решаясь что-нибудь предпринять немедленно, Марианна притаилась среди кустов жасмина, обдумывая, как покинуть этот сад, который благоухал апельсинами и жимолостью, но, защищенный стенами, вероятно, без щелей, представлял собой западню, и можно было не сомневаться, что эту западню в ближайшее время тщательно обследуют.

Около дворца плясали в ночи огни фонарей. Несколько человек, показавшихся ей целой толпой, прошли за двумя солдатами во двор. Из своего укрытия Марианна видела, как они склонились над телом Истар, и услышала их испуганные возгласы. Затем один из солдат поднялся по лестнице и исчез внутри дома с эскортом любопытных, обрадованных представившейся возможностью посетить это патрицианское жилище и, может быть, что-нибудь стащить.

В это же время Марианна решила, что ей невозможно оставаться здесь дольше, если она не хочет быть обнаруженной. Так что она покинула свое ненадежное убежище и сделала несколько шагов в глубь сада в надежде найти стену, а там и какой-нибудь выход. Темно было, хоть глаз выколи. Переплетенные верхушки деревьев образовали плотный лиственный свод, под которым мрак казался еще гуще.

Протянутыми вперед, как у слепой, руками Марианна коснулась наконец теплых кирпичей стены и на ощупь двинулась вдоль нее, решив обойти так весь сад и, если не найдется выход, влезть на дерево, чтобы ожидать, когда дорога будет свободна.

Так она сделала около тридцати шагов. Затем стена изогнулась. Еще несколько шагов, и кирпичи уступили место пустоте и железным завиткам. К тому же, все более и более привыкая к темноте, она смогла различить, что находится перед небольшой кованой решеткой, светлым пятном выделявшейся среди мрака.

За ней вопреки ее опасениям не было канала, а виднелась улочка, едва освещенная висевшим вдали фонарем. Наконец-то желанный выход…

Увы, Марианна не могла им воспользоваться. Решетка была прочная и заперта цепью с большим замком. Открыть его не представлялось возможным. Но, чувствуя, как вливается в ее легкие воздух свободы, она отказывалась признать свое поражение. Тем более что со стороны дома послышался приближающийся шум.

Отступив немного назад, она взглядом прикинула высоту стены над решеткой, и этот осмотр удовлетворил ее. Потому что, если решетку нельзя открыть, составлявшие ее завитки позволяли взобраться по ним. Что касается ригеля вверху, он не превышал полутора футов и мог быть легко преодолен, кирпичная кладка, достаточно старая, имела много трещин и щелей, за которые можно уцепиться.

Шум становился явственным. Шаги, голоса… Свет блеснул под деревьями у входа в сад, но для Марианны не могло быть и речи перебраться через стену затянутой в длинное платье из плотной ткани.

Несмотря на спешку и страх, она потратила время на то, чтобы снять платье и бросить его наружу, затем, оставшись в одной сорочке и батистовых панталонах, она бросилась на штурм преграды.

Как она и предполагала, влезть по решетке оказалось довольно легко. В этом ей, кстати, повезло, ибо ее мускулы, ослабевшие после долгого заточения и бездеятельности, не потеряли значительную часть их гибкости и силы.

Когда Марианна выбралась на верх стены, она взмокла как мышь, и едва дышала. У нее закружилась голова, и ей пришлось посидеть на гребне, дав сердцу возможность успокоиться. Она никогда бы не поверила, что сможет ослабеть до такой степени. Все ее тело дрожало, и появилось неприятное ощущение» что нервы вот-вот не выдержат. Тем не менее спускаться надо…

Закрыв глаза, Марианна вцепилась в стену, осторожно опустила вниз ноги, ощупывая стену в поисках опоры, уперлась одной ногой, потом другой, переставила руки, хотела спуститься еще немного, но силы внезапно покинули ее. Руки соскользнули, сдирая кожу, и она упала.

К счастью, было уже невысоко, и она попала как раз на свое платье. Плотное сукно смягчило падение. Она почти тотчас поднялась, потерла ушибленную спину и быстро осмотрелась вокруг. Как она и думала, это оказалась небольшая улочка, продолжавшаяся с обеих сторон двускатными мостами. В одном ее конце, слева, виднелся слабый свет, но она была совершенно пуста.

Не отходя от стены, Марианна торопливо оделась и на мгновение заколебалась. В этот момент издалека послышался гром и задул ветер, поднимая пыль и теребя распущенные волосы молодой женщины. Это возбудило ее. Закрыв глаза, она раскинула руки навстречу ветру, напоенному больше пылью, чем запахом моря, но тем не менее казавшемуся ей опьяняющим. Она была свободна, наконец свободна! Ценой четырехкратного убийства, совершенного неизвестным, а лежавшие среди старомодной роскоши захваченного ими дворца не заслуживали сожаления. В глазах убежавшей пленницы это был приговор самого Бога.

Немного поколебавшись, она приняла решение и легким шагом направилась влево, в сторону поблескивавшего совсем внизу желтого огонька.

И тотчас редкие крупные капли застучали по земле.. В Венецию пришла гроза…