Марианна (№4) - Ты, Марианна

— Так что вы решили, сударыня? — раздался рядом с ней голос, в котором обязательная Почтительность плохо скрывала нетерпение.

Внезапно вырванная из меланхоличной мечтательности, Марианна слегка приподняла розовый зонтик, защищавший ее кожу от солнечных лучей, и посмотрела на лейтенанта Бениелли отсутствующим взглядом, в котором, однако, загорелся тревожный зеленый огонек.

Боже, до чего невыносим этот драгун!.. С тех пор как — вот уже скоро шесть недель — она покинула Париж с военным эскортом, начальником которого он являлся, Анжело Бениелли, как привязанный, не отходил от нее ни на шаг.

Это был корсиканец. Упрямый, мстительный, ревнивый к малейшему посягательству на его авторитет и к тому же наделенный ужасным характером. Лейтенант Бениелли восхищался только тремя личностями в мире: конечно, императором (еще и потому, что он был его земляк), генералом Горацио Себастьяни, ибо тот был родом из той же деревни, что и он, и третьим военным, тоже выходцем с прекрасного острова, генералом, герцогом Падуанским, Жаном-Тома Арриги де Казанова, потому что он был его кузеном и к тому же настоящим героем. За исключением этой троицы, Бениелли ни во что не ставил тех, кто носил громкие имена в Великой Армии, будь то Ней, Мюрат, Даву, Бертье или Понятовский. Подобное мнение основывалось на том, что эти маршалы не имели чести быть корсиканцами, что казалось Бениелли недостатком, достойным сожаления, но, увы, непоправимым.

Бесполезно добавлять, что в таких условиях его миссия сопровождать женщину, даже княгиню, даже очаровательную, даже прославленную особым вниманием его величества императора и короля, представлялась Бениелли только тягостным ярмом.

С приятной откровенностью, являвшейся самой привлекательной чертой его характера, он сообщил ей об этом, прежде чем они достигли заставы Корбей, и с этой минуты княгиня Сант'Анна вполне серьезно спрашивала себя, действительно ли она посол или просто пленница. Анжело Бениелли следил за ней с вниманием полицейского, преследующего пойманного на горячем вора, все предусматривал, все решал сам, будь то протяженность этапов или достоинство номера, который она должна была занять в гостинице (все ночи ее дверь охранялась солдатами), и не хватало только, чтобы он принимал участие в выборе ее туалетов.

Такое положение вещей не могло не вызвать серьезное сопротивление Аркадиуса де Жоливаля, чье терпение не являлось его главной добродетелью. Первые вечера путешествия отмечались стычками между виконтом и офицером. Но лучшие аргументы Жоливаля разбивались о единственный постулат, на котором Бениелли построил свою защиту: он должен оберегать княгиню Сант'Анна до заранее назначенной самим императором даты и оберегать таким образом, чтобы не произошло ни малейшего происшествия какого бы то ни было рода с вышеупомянутой княгиней. С этой целью он и предпринимает необходимые предосторожности. Кроме них его ничто не заботит!

Раздосадованная вначале, Марианна постепенно привыкла видеть лейтенанта своей тенью и даже успокоила Жоливаля. Она в конце концов сообразила, что это наблюдение, в данный момент неприятное, может оказаться просто бесценным, когда, окруженная его драгунами, она пересечет решетку виллы del Cavalli ради встречи, которая ее там ожидает. Если князь Коррадо Сант'Анна думает как-то отомстить Марианне, упрямый дог, приставленный Наполеоном к его подруге, может представлять уверенную защиту ее жизни. Но от этого он не становился менее назойливым!..

Немного забавляясь, немного сердясь, она остановила на нем взгляд. Достойно сожаления, в самом деле, что этот малый всегда имел вид разозленной кошки, ибо он мог бы понравиться даже очень взыскательной женщине. При среднем росте и крепком сложении у него было упрямое лицо со сжатым ртом под великолепным носом, уходившим под козырек каски. Его кожа, цвета потемневшей слоновой кости, краснела с невероятной легкостью, но глаза, открывавшиеся вдруг под кустистыми черными бровями и ресницами, такими же длинными, как у Марианны, были приятного светло-серого цвета и на солнце отливали золотом.

Смеха ради и, может быть, также из-за бессознательного (и такого женственного!) желания приручить упрямца молодая женщина делала во время путешествия несколько робких попыток соблазнить его. Но Бениелли оставался таким же неприступным к очарованию ее улыбки, как и к блеску зеленых глаз.

Однажды вечером даже, когда к обеду в одной, менее грязной, чем другие, харчевне она подставила ему ловушку в виде белого платья с декольте, достойным Фортюнэ Гамелен, лейтенант отдался на все время трапезы невероятной глазной гимнастике. Он осмотрел все от связок лука, подвешенных к балкам потолка, до больших черных котлов в камине, не забыв своей тарелки и каждого кусочка хлеба, но ни разу не взглянул на золотистую грудь, выглядывавшую из платья.

Следующим вечером Марианна, рассерженная и гораздо более уязвленная, чем хотела себе признаться, обедала одна в своей комнате и в платье с высокими муслиновыми рюшами, поднимавшимися почти до ушей, к молчаливой радости Жоливаля, которого поведение его патронессы весьма позабавило.

В данный момент Бениелли внимательно наблюдал за улиткой, которая покидала приятную тень лавров, взбираясь на камень балюстрады, служившей опорой Марианне.

— Решили что, лейтенант? — спросила она наконец. Ироническая нотка в ее голосе не ускользнула от Бениелли, который немедленно побагровел.

— Но относительно того, что мы будем делать, госпожа княгиня!

Ее императорское высочество великая герцогиня Элиза завтра покидает Флоренцию ради виллы Марлиа. Будем ли мы ее сопровождать?

— Я, собственно, не вижу, что другое мы сможем сделать, лейтенант! Или вы воображаете, что я останусь совершенно одна вон там? Когда я говорю «одна», это подразумевает, конечно, ваше приятное общество! — сказала она, в то время как кончиком внезапно закрытого зонтика указала на величественный фасад дворца Питти.

Бениелли непроизвольно вытянулся. Видимо, его шокировало выражение «вон там»в отношении почти императорской резиденции. Он был человеком, питавшим величайшее уважение к иерархии и в первую очередь ко всему, что в какой-то степени касалось Наполеона. Но он не посмел ничего сказать, ибо уже знал, что эта странная княгиня Сант'Анна могла вести себя так же вызывающе, как и он сам.

— Итак, мы поедем?

— Поедем! К тому же владения Сант'Анна, куда вы должны меня сопровождать, находятся очень близко от виллы ее императорского высочества. Так что вполне естественно, что я поеду вместе с ней.

Впервые после отъезда из Парижа Марианна увидела, как на лице ее телохранителя появилось что-то, что можно было назвать улыбкой. Новость явно обрадовала его… Впрочем, он тут же щелкнул каблуками, вытянулся и отдал честь.

— В таком случае, — сказал он, — и с разрешения госпожи княгини, я отправлюсь отдать соответствующие распоряжения и предупредить господина герцога Падуанского, что мы уезжаем завтра.

Затем, прежде чем Марианна смогла открыть рот, он повернулся и быстро пошел к дворцу, не обращая внимания на бьющую его по икрам саблю.

— Герцог Падуанский? — прошептала Марианна в полном изумлении. — Но что ему надо здесь?..

Она и в самом деле не понимала, какую роль в ее жизни мог играть этот человек, действительно необычный, но совершенно чуждый ей, появившийся во Флоренции двумя днями раньше, к заметной радости Бениелли, для которого он был одним из трех обожаемых божеств.

Приехав в Италию, чтобы навести порядок в наборе рекрутов и нагнать страх на дезертиров и строптивых, Арриги, кузен императора и генеральный инспектор кавалерии, прибыл к великой герцогине во главе простого эскадрона Четвертой подвижной колонны, взятого им у принца Евгения, вице-короля Италии. Его вояж в Тоскану внешне не имел другой цели, как повидаться с кузиной Элизой и встретиться с членами своей корсиканской семьи, которые после долгой разлуки поспешили приехать на свидание с ним. Но никто при тосканском дворе не догадывался о подлинных причинах этого визита.

Великая герцогиня, устроившая княгине Сант'Анна, посланнице, которая принесла ей весть о рождении римского короля, пышный прием, встретила генерала Арриги с восторгом, ибо она любила славу и героев почти так же, как Наполеон и Бениелли. И Марианна на балу, данном накануне вечером в честь герцога Падуанского, увидела склонившегося над ее рукой человека необычного, с трагическим лицом, которому многочисленные тяжелые раны, полученные на службе императора, некоторые даже смертельные для любого другого, не мешали оставаться одним из лучших кавалеристов мира.

Надлежащим образом подготовленная рассказами Элизы и Анжело Бениелли, Марианна с естественным интересом смотрела на человека, у которого череп раскололи ударом сабли в бою у Салахи в Египте, сонную артерию перебили пулей под Сен-Жан-д'Арк, затылок глубоко прорезали яростным ударом палаша при Вертингене, затем наградили несколькими другими «незначительными царапинами», и который практически собирался по кускам, оставляя госпитальную койку только для того, чтобы стать во главе своих драгун… прежде чем вернуться назад еще более растерзанным, чем раньше. Но в промежутках между этим он был львом, у которого спасенные им жизни не поддавались учету, равно как и пересеченные им вплавь реки.

И Марианна испытала странный шок, когда их взгляды встретились… У нее появилось удивительное ощущение, мимолетное, но реальное, что она оказалась перед лицом самого императора. Взгляд д'Арриги имел такой же стальной отблеск, как императорский взгляд, и он пронзил ее с безжалостной точностью клинка. Но голос новоприбывшего быстро рассеял очарование: низкий и хриплый, сорванный, без сомнения, яростно выкрикиваемыми командами при лихих кавалерийских атаках, совершенно непохожий на металлический выговор Наполеона, и по Марианне прокатилась при этом волна облегчения. Встретить кого-то похожего на императора в тот момент, когда она собиралась пренебречь приказами и убежать далеко от Франции с Язоном, было действительно последней вещью, которую она могла пожелать!

Эта первая встреча с Арриги вылилась в обмен учтивыми фразами, которые ничем не позволяли представить, что генерал мог хоть в малейшей степени интересоваться делами Марианны.

Поэтому ей трудно было понять туманные слова Бениелли.

Какая необходимость торопиться сообщить герцогу Падуанскому о ее отъезде?..

Недовольная и малорасположенная ждать возвращения своего кипучего телохранителя, Марианна покинула покрытую зеленью террасу и направилась к спускавшимся к дворцу лестничным маршам.

Она хотела вернуться в свои апартаменты, чтобы дать Агате, ее горничной, некоторые распоряжения, касающиеся завтрашнего отъезда Но когда она дошла до фонтана Артишо, то недовольно поморщилась. Бениелли возвращался. Однако он возвращался не один.

Шагах в пяти за ним маршировал генерал в сине-золотом мундире и громадной треуголке с белыми перьями, герцог Падуанский собственной персоной стремительно направлялся к Марианне.

Встреча была неминуемой, и молодая женщина остановилась и ждала, заметно обеспокоенная и вместе с тем заинтересованная тем, что ей скажет кузен императора.

Подойдя достаточно близко, Арриги снял треуголку и учтиво поздоровался, но его серый взгляд уже впился в глаза Марианны и больше не отрывался от них. Затем, не оборачиваясь, он бросил.

— Вы свободны, Бениелли!

Лейтенант щелкнул каблуками, повернулся кругом и мгновенно исчез, оставив лицом к лицу генерала и княгиню.

Достаточно недовольная тем, что ее остановили, Марианна спокойно закрыла зонтик, поставила его на землю и оперлась о рукоятку из слоновой кости, словно хотела укрепить свою позицию. Затем, слегка нахмурив брови, она собралась начать атаку. Но Арриги не оставил ей на это времени.

— Видя ваше лицо, сударыня, я полагаю, что эта встреча не доставила вам удовольствия, и я прошу вас извинить меня, если, присоединяясь к вам, я прервал вашу прогулку.

— Моя прогулка закончена, генерал! Я располагала вернуться к себе. Что касается удовольствия или неудовольствия, то я сообщу вам это, когда узнаю, что вы собираетесь сказать мне. Ибо у вас есть что-то для меня, не так ли?

— Конечно! Но я возьму на себя, гм, смелость просить вас пройтись со мной по этому великолепному саду. На мой взгляд, там никого нет, в то время как дворец охвачен предшествующей отъезду лихорадкой и там можно оглохнуть от шума!

Он учтиво нагнулся к ней, предлагая руку. Полученные им тяжелые раны на шее, заметные над высоким, расшитым золотом воротником и черным галстуком, заставляли его поворачиваться всем телом, но это даже как-то гармонировало с его массивной фигурой.

Он продолжал внимательно всматриваться в ее глаза, и Марианна неизвестно почему покраснела. Может быть, потому, что ей не удалось разгадать, что таилось в его глазах.

Чтобы скрыть замешательство, она положила свою затянутую в перчатку руку на вышитый рукав и тут же ощутила, что оперлась на что-то такое же прочное, как и борт корабля. Этот человек как будто был высечен из гранита!

Неторопливо, молча они сделали несколько шагов, покидая просторный амфитеатр из камня и зелени, чтобы уединиться в длинной аллее дубов и кипарисов, куда не проникал ослепительный свет.

— Похоже, что вы не хотите, чтобы нас могли услышать? — вздохнула Марианна. — Речь пойдет о чем-то очень важном?

— Когда дело касается приказов императора, сударыня, это всегда важно.

— Ах!.. Приказы! Я думала, что во время нашей последней встречи император сообщил мне все, что он хотел?

— Но речь идет о том, что мне приказано. И вполне естественно, что я хочу поставить в известность вас, поскольку это вас касается.

Марианне не особенно пришлось по душе это предисловие. Она слишком хорошо знала Наполеона, чтобы не встревожиться «касающимися ее» приказами, отданными такой важной особе, как герцог Падуанский. В этом ощущалось что-то ненормальное. Поэтому, теряясь в догадках, какого рода сюрприз приготовил ей император французов, она ограничилась таким рассеянным «в самом деле», что Арриги внезапно остановился посреди аллеи, вынуждая ее сделать то же.

— Княгиня, — решительно сказал он, — мне ясно, что эта беседа не представляет для вас удовольствия, но прошу поверить, что я с бесконечно большим удовольствием поговорил бы с вами о вещах приятных и воспользовался прогулкой, которая в вашем обществе и еще в таком месте была бы полна очарования. Но увы, к моему величайшему сожалению, я вынужден просить от вас полного внимания!

«Однако , он готов выйти из себя! — подумала Марианна, скорее забавляясь, чем смутившись. — Решительно, у этих корсиканцев самый ужасный в мире характер!» Чтобы успокоить его и не показаться слишком неучтивой, она адресовала ему такую сияющую улыбку, что на суровом лице воина вспыхнул румянец.

— Простите меня, генерал, я не хотела вас обидеть, но я слишком глубоко задумалась. Видите ли, меня всегда беспокоит, когда император берет на себя труд отдавать касающиеся меня особые приказы. У его величества такая… решительная привязанность!

Так же внезапно, как он рассердился, Арриги расхохотался, затем, снова взяв руку Марианны, прежде чем положить ее на свою, поднес к губам.

— Вы правы, — согласился он, — это всегда беспокоит! Но если мы друзья…

— Конечно, мы друзья, — подтвердила Марианна с новой улыбкой.

— Итак, раз мы друзья, извольте выслушать меня: мне отдан приказ лично сопровождать вас во дворец Сант'Анна и, находясь во владениях вашего мужа, ни на мгновение не оставлять вас! Император сказал, что вам необхоидмо обсудить с князем проблему интимного порядка, в решении которой он тоже должен сказать свое веское слово. Так что он желает, чтобы я присутствовал при вашей беседе с супругом.

— А император сказал вам, что вы, без сомнения, не больше чем я сможете увидеть князя Сант'Анна?

— Да. Он сказал мне это. Он хочет только, чтобы я по меньшей мере услышал, что скажет вам князь и что он от вас потребует.

— Может быть… он просто потребует, чтобы отныне я осталась рядом с ним? — прошептала Марианна, выражая этим свои самые тайные страхи, ибо она не видела, каким образом императорская протекция может воспрепятствовать князю заставить свою супругу остаться дома.

— Именно в таком случае и должен выступить я. Император приказал мне передать князю его категорическое желание, чтобы ваша встреча с ним продолжалась не слишком долго. Она должна позволить ему убедиться, что император обратил внимание на его просьбу и дал возможность обсудить с вами подробные планы на будущее. Что касается настоящего…

Он замолчал и извлек из кармана большой белый платок, которым вытер себе лоб. Даже под зеленым сводом деревьев жара давала себя чувствовать, особенно в мундире из плотного, расшитого золотом сукна. Но Марианна, начавшая находить этот разговор все более интересньм, подогнала его:

— Что касается настоящего?..

— Оно не принадлежит ни князю, ни даже вам, сударыня, с момента, как вы стали нужны императору.

— Я нужна? Но для чего?

— Это, я думаю, все вам объяснит.

Словно чудом в руке Арриги оказался сложенный лист бумаги с императорской печатью. Письмо, на которое Марианна, прежде чем взять его, посмотрела с подозрением, настолько видимым, что генерал не смог удержать улыбку.

— Вы можете взять его без боязни, в нем нет ничего взрывного.

— Вот в этом я не так уж уверена!..

С письмом в руке Марианна села на старую каменную скамью возле дуба, и ее платье из розового батиста выглядело на ней как венчик гигантского цветка. Подрагивающими пальцами она сломала восковую печать, развернула письмо и приступила к чтению. Как и большинство писем Наполеона, оно было довольно кратким.

«Марианна, — писал император, — мне пришло в голову, что лучший способ избавить тебя от посягательств мужа — взять тебя на службу империи. Ты покинула Париж под прикрытием неопределенной дипломатической миссии, отныне ты будешь облечена подлинной миссией, важной для Франции. Герцог Падуанский, которого я обязываю позаботиться, чтобы ты без помех смогла уехать для выполнения этой миссии, сообщит тебе мои подробные инструкции.

Я надеюсь, что ты окажешься достойной не только моего доверия, но и всей Франции. Я сумею вознаградить тебя за это. Н.».

— Его доверия?.. Всей Франции? Что все это значит? — растерянно промолвила она.

Обращенный к Арриги взгляд выражал полное недоумение и изумление. Она готова была подумать, что Наполеон сошел с ума.

Чтобы в этом удостовериться, она внимательно, слово за словом, вполголоса перечитала письмо, но, закончив его, оказалась перед тем же печальным выводом, который ее собеседник легко смог прочитать на ее выразительном лице.

— Нет, — сказал он тихо, усаживаясь рядом с ней, — император в своем уме. Просто в данной ситуации он не видит другой возможности выиграть для вас время, кроме дипломатической службы!

— Я буду дипломатом? Но это безрассудство! Какое правительство согласится иметь дело с женщиной…

— Может быть, возглавляемое тоже женщиной. И к тому же речь идет не об официальной службе, а о… секретной службе императора, на которую вас приглашают вступить, службе его величества для особо доверенных и близких друзей…

— Я знаю, — прервала его Марианна, нервно обмахиваясь императорским письмом, — я слышала разговоры о громадной службе, которую уже сослужили императору его сестры, но это не вызывает у меня особого энтузиазма. Короче, не будем тратить время, и скажите без уверток, чего ждет император от меня. И прежде всего, куда он собирается послать меня?

— В Константинополь.

Если бы гигантский дуб, под которым она сидела, обрушился на нее, она не была бы так ошеломлена, как от этого слова. Она вгляделась в бесстрастное лицо генерала, пытаясь найти на нем отражение внезапно охватившего Наполеона безумия. Но Арриги выглядел абсолютно спокойным и с понимающим видом коснулся руки Марианны.

— Выслушайте меня не волнуясь, и вы увидите, что идея императора не так уж безрассудна. Скажу даже больше: это одна из лучших, которые могли прийти ему в голову при теперешних обстоятельствах, как для вас, так и для его политики.

Он терпеливо развернул перед своей юной слушательницей панораму положения в Европе весной 1811 года и в особенности франкорусских отношений. Несмотря на дружеские объятия в Тильзите, отношения с царем портились с каждым днем. Паром взаимопонимания уносило течением. Александр I, хотя он практически отказался отдать сестру Анну за «брата» Наполеона, с большим недовольством встретил австрийскую свадьбу. Аннексия Францией принадлежавшего его зятю герцогства Ольденбург и ганзейских городов не улучшила его настроения. В результате он поспешил снова открыть свои порты для английских кораблей, одновременно резко повысив пошлину на ввозимые из Франции товары.

В ответ Наполеон обратил наконец внимание, чем занимался при его дворе красавец полковник Александр Чернышев, который с помощью женщин сплел там отличную шпионскую сеть, и тайком послал полицию в его парижское жилище. Но слишком поздно, чтобы поймать птичку в гнезде. Предупрежденный вовремя, Чернышев исчез навсегда, а в захваченных бумагах не оказалось ничего важного.

В этих условиях, осложненных жаждой власти двух самодержавии, внимательному наблюдателю война казалась неминуемой. Вместе с тем с 1809 года Россия воюет с Оттоманской империей из-за дунайских крепостей: война и измор…

— Надо, чтобы эта война продолжалась, — подчеркнул Арриги с силой, — ибо она удержит часть русских сил на берегах Черного моря, тогда как мы пойдем маршем на Москву. Император не собирается ждать, пока казаки появятся у наших границ. Вот в чем вы выступите посредником!

Марианна отметила мимоходом, но с большим удовольствием обрушившиеся на ее врага, Чернышева, неприятности, однако недостаточно наказавшие его за варварское обращение с ней. Но только из-за этого она не могла беспрекословно подчиниться императорскому приказу.

— Вы хотите сказать, что я должна буду убедить султана продолжать войну! Но вы не отдаете себе отчета в том, что…

— Да! — нетерпеливо оборвал генерал. — Во всем! И прежде всего в том, что султан Махмуд, правоверный мусульманин, вообще считает женщин низшими существами, с которыми ему не подобает разговаривать. Вы, конечно, не знаете, но султанша, императрица-мать, француженка, креолка с Мартиники и кровная кузина императрицы Жозефины, с которой она вместе воспитывалась. Большая любовь связала этих девочек, любовь, которую султанша никогда не забудет.

Эме Дюбек де Ривери, переименованная турками в Нахшидиль, не только женщина необычайной красоты, но еще и весьма образованная и энергичная. Также и злопамятная: она не признала ни развод своей кузины, ни новый брак императора, и поскольку она имеет громадное влияние на обожающего ее сына Махмуда, наши отношения с ними подвержены сильному охлаждению. Господин де Латур-Мобур взывает о помощи и не знает больше, какому святому молиться. Его теперь даже не соглашаются принимать в серале.

— И вы думаете, что двери легче отворятся передо мной?

— Император уверен в этом. Он вспомнил, что вы являетесь кузиной нашей экс — правительницы и в некотором роде и султанши.

Следовательно, именно в этом звании вы попросите аудиенцию… и получите ее. С другой стороны, у вас будет письмо от генерала Себастьяни, который защитил Константинополь от нападения английского флота, когда он был нашим послом в Порте, и чья жена, Франсуаза де Франкето де Куаньи, умершая в этом городе в 1807 году, была интимной подругой султанши. Вы будете тепло рекомендованы, и с таким вооружением, я не сомневаюсь, вас незамедлительно примут. Вы сможете по своему усмотрению оплакивать вместе с Нахшидиль судьбу Жозефины и даже проклинать Наполеона, раз вы лицо неофициальное, но не терять из виду бога Франции. Ваше очарование и ловкость довершат дело, но… русские Каминского должны остаться на Дунае. Вы начинаете понимать?

— Кажется, да. Однако простите мне еще некоторые колебания: все это настолько ново для меня, настолько удивительно… вплоть до этой женщины, ставшей султаншей и о которой я никогда не слышала. Вы можете сказать о ней хоть несколько слов? Как она попала туда?

Обращаясь с этой просьбой к Арриги, Марианна хотела просто выиграть время для размышлений. То, что от нее требовалось, было очень серьезным, ибо, если это неожиданное поручение хотя бы в настоящее время избавляло ее от мести князя Коррадо, возможность встречи с Язоном ставилась под угрозу. А с этим она не хотела, не могла примириться ни за что! Она слишком долго ждала, с иногда доходившим до боли нетерпением, того момента, когда сможет наконец броситься в его объятия и уехать с ним в его страну для жизни, от которой она по своей глупости столько раз отказывалась. От всей души она хотела помочь человеку, которого любила и продолжает любить своеобразной любовью, но это означало утрату ее великой любви, разрушение близкого, заслуженного счастья…

Все же она выслушала, почти бессознательно, историю маленькой светловолосой креолки с синими глазами, похищенной при странном стечении обстоятельств берберийскими пиратами и привезенной в Алжир, откуда бей этого города послал ее в подарок великому султану. Ей удалось, после того как она наполнила очарованием последние дни старого султана Абдул Гамида I, от которого у нее родился сын, завоевать любовь Селима, наследника трона. Благодаря этой любви, потребовавшей от нее больших жертв, и сыну Махмуду маленькая креолка стала неограниченной властительницей.

Эта история в красочном изложении Арриги оказалась такой живой и увлекательной, что Марианна внезапно ощутила непреодолимое желание познакомиться с такой женщиной, сблизиться с ней, завоевать, может быть, ее дружбу, ибо эта необыкновенная жизнь показалась ей более впечатляющей, чем романы, питавшие ее фантазию в юности… а возможно, и потому, что она была еще более удивительной, чем ее собственная судьба. Но кто может быть в ее глазах привлекательнее Язона?

Желая иметь полную ясность в том, что Наполеон приготовил для нее, Марианна, сохраняя осмотрительности, после легкого колебания спросила:

— Есть ли у меня… возможность выбора?

— Нет, — сказал Арриги решительно, — у вас ее нет! Когда дело идет о благе империи, его величество никогда не оставляет возможность выбора. Он приказывает! Так же, кстати, и мне, как и вам.

Я «должен» сопровождать вас, присутствовать при… переговорах, которые будут у вас с князем, и содействовать тому, чтобы результат их соответствовал желаниям императора. Вы «должны» согласиться с моим присутствием и буквально во всем придерживаться моих директив. Я уже доставил в вашу комнату, чтобы вы могли изучить их сегодня вечером, подробные инструкции его величества, касающиеся вашей миссии (вы вполне можете выучить их наизусть и затем уничтожить), и рекомендательное письмо Себастьяни!

— И… покинув виллу Сант'Анна, вы будете сопровождать меня до Константинополя? Мне кажется, я слышала, что у вас… важные дела в этой стране?

Арриги медлил с ответом и внимательно всматривался в лицо Марианны, которая чуть отвернулась от него, ибо она всегда делала так, желая скрыть свои мысли от собеседника. Поэтому она не заметила веселую улыбку, скользнувшую по губам герцога Падуанского.

— Нет, конечно, — сказал он наконец удивительно равнодушным тоном, — я должен проводить вас только до Венеции.

— До?.. — выдохнула Марианна, посчитав, что она ослышалась.

— Венеции! — невозмутимо повторил Арриги. — Это самый удобный порт, самый близкий и самый безопасный. К тому же это очень соблазнительное место для молодой и красивой скучающей женщины.

— Без сомнения, но я все-таки нахожу странным, что император посылает меня сесть на корабль в австрийский порт.

— Австрийский? Откуда вы это взяли?

— Но… из разговоров о политике. Мне довелось слышать, что Бонапарт вернул Венецию Австрии по… уже не помню по какому договору.

— Кампоформийскому! — подсказал Арриги. — Но с тех пор были Аустерлиц и довершивший дело Пресбург. Правда и то, что мы заключили соглашение с Веной, но Венеция наша. Иначе как объяснить выбор титула принцессы Венецианской в случае, если бы император стал отцом дочери?

Это была сама очевидность. Однако что-то не сходилось. Сам ценитель моря Язон, который всегда точно знал, о чем говорил, назвал ей Венецию австрийской, и Аркадиус с его энциклопедическим умом не поправил его… Объяснение, впрочем, пришло прежде, чем Марианна успела о нем попросить.

— Ваше заблуждение, — пояснил герцог Падуанский, — происходит, без сомнения, от того, что в связи со свадьбой стоял вопрос о возвращении Венеции Австрии, и, кстати, статут города всегда оставался особенным. Говоря языком политиков, Венеция пользуется своеобразными привилегиями. Так, например, после недавней смерти ее губернатора, генерала Мену, который был забавным персонажем, принявшим ислам, она еще не получила официального за, — местителя на его место. Это город более космополитический, чем французский. Вам будет там гораздо легче, чем в других портах, где осуществляется строгий надзор, играть роль праздной знатной дамы, желающей путешествовать. Таким образом, вы сможете спокойно ожидать появление… нейтрального корабля, идущего в Левант. Многие заходят в Венецию.

— Корабль… нейтральный? — проговорила Марианна, чувствуя, как у нее забилось сердце, и теперь стараясь поймать взгляд собеседника.

Но Арриги вдруг сильно заинтересовался летавшей вокруг них бабочкой.

— Ну да… например… американский. Императору докладывали, что американцы иногда бросают якорь в лагуне.

На этот раз Марианна не нашла что ответить. Изумление до такой степени перехватило ей дыхание, что она потеряла голос… но не соображение.

Вернувшись несколько минут спустя в свои апартаменты, молодая женщина приложила достойные похвалы усилия, чтобы вновь обрести достоинство. Она понимала, что вела себя просто неприлично, забыв, кто она и где находится, в момент, когда до нее дошел скрытый смысл этих трех слов. Венеция… американский корабль!

Она просто-напросто прыгнула на шею г-на герцога Падуанского и припечатала два звонких поцелуя к его свежевыбритым щекам.