Не зная этого, ты все же действовала правильно, и я восхищаюсь тобой. Ты очень смелая.

Марианна ничего не ответила. Она думала о странной цепи совпадений, словно нарочно взявшихся сталкивать ее со всеми, кто вольно или невольно вмешивался в ее жизнь, начиная со злополучного дня свадьбы. Значило ли это, что отныне ее жизнь должна пойти по совершенно новому руслу? Ей приходилось слышать, что при приближении смерти перед внутренним взором умирающего за несколько секунд проходит вся его прошлая жизнь. Нечто подобное происходило и с ней. Эфемерная жизнь леди Кранмер, а затем певицы Марии-Стэллы метеором промелькнула в ее сознании перед тем, как уступить место — но чему?.. Какое имя будет носить завтра Марианна д'Ассельна? Мистрис Бофор… или же совершенно незнакомое имя?

Хотя визит молодых женщин в Пале-Рояль был насыщен событиями, никогда еще Марианна не переживала такого долгого дня. Она ощущала непреодолимое желание вернуться к себе, чувствуя, что ее там что-то ожидает, но боясь вызвать насмешки Фортюнэ, она заставила себя остаться с ней до окончания ее бесконечной прогулки, поскольку у нее не было никаких веских причин для раннего возвращения на Лилльскую улицу. Впрочем, что она ожидала там найти? Пустоту, тишину…

У Фортюнэ был очередной приступ мотовства. Она всегда испытывала ребяческое наслаждение, транжиря деньги, но иногда проматывала их с какой-то яростью. В этот день она буквально сорила ими, покупая почти все подряд, укладывая шарфы на перчатки, ботинки на шляпки, и все это самое модное, самое дорогое. Удивленная Марианна невольно спросила у подруги, чем вызвано такое обновление ее гардероба. М-м Гамелен закатилась смехом.

— Я же говорила, что Уврар заплатит мне за мелкую подлость, которую он тебе сделал. Я

начинаю! Я намереваюсь, кроме прочего, задушить его счетами.

— А если он не заплатит?

— Он? Исключается! Он слишком тщеславен! Он заплатит, моя красавица, заплатит до последнего су. Постой, погляди на эту сногсшибательную шляпку с очаровательными перьями! Она такая же зеленая, как и твои глаза! Жаль, если она попадет к другой. Я дарю ее тебе!

И, несмотря на протесты Марианны, красивая розовая картонка с зеленой шляпкой присоединилась к угрожающе выросшей горе покупок, заполнившей карету прелестной креолки.

— Ты будешь носить ее и думать обо мне, — смеясь, сказала она. — Это отвлечет тебя от безумства твоей кузины. В ее-то возрасте! Увлечься скоморохом! Заметь, что, на мой взгляд, у нее отменный вкус. Он соблазнительный, этот Бобеш… даже очень соблазнительный.

— Через пять минут ты попросишь меня пойти помочь ему при выступлении, — воскликнула Марианна. — Нет, Фортюнэ, ты сама любовь, но вершиной твоих добрых дел будет доставить меня домой.

— Тебе уже надоело? А я хотела еще угостить тебя шоколадом у Фраскатти.

— В другой раз, если пожелаешь. Там сейчас толкучка, а кроме тебя я не хочу никого видеть.

— Вечно твои устаревшие глупости, — выбранилась м-м Гамелен. — Всегда твоя нелепая верность. Его величеству Корсиканцу, который, в то время как ты томишься в бесплодном ожидании, танцует и аплодирует «Федре»в обществе стыдливой половины.

— Это меня не интересует! — сухо оборвала Марианна.

— Ах нет? А если я тебе скажу, что драгоценная Мария-Луиза уже восстановила против себя добрую половину придворных дам и часть мужчин в придачу? Ее находят неуклюжей, чопорной, неприветливой! Ах, и это взамен несчастной обаятельной женщины, которая умела принимать с таким изяществом! Как может Наполеон переносить это!

— Он должен всегда видеть ее с австрийским орлом на плечах и короной Карла Великого на голове. Ведь это Габсбургка! Она ослепила его, — машинально сказала Марианна, не любившая говорить о Марии-Луизе.

— Только его одного! И меня удивит, если она ослепит честной народ на Севере, который через неделю получит возможность восхищаться ею. Двор покидает Компьен 27 — го…

27 — го? А как будут обстоять дела у нее к этому дню?

Кардинал дал ей месяц свободы до обещанного им брака.

Они виделись 4 апреля, следовательно, ей надо ждать крестного к 4 мая. А сегодня уже 19 апреля! И Гракх не возвращается! И время мчится так стремительно. Невольно выдавая внутреннее беспокойство, она повторила:

— Вернемся, прошу тебя!

— Как хочешь, — вздохнула Фортюнэ. — К тому же ты, возможно, права. На сегодня я уже достаточно потратилась…

По мере того как они приближались к ее дому, Марианну все больше охватывало нетерпение. Оно скоро стало таким неудержимым, что, еще не доехав до ворот особняка, молодая женщина спрыгнула на улицу, не ожидая, пока карета въедет во двор, даже не дав возможности кучеру спуститься и откинуть подножку.

— Вот как! — Изумилась м-м Гамелен. — Ты так спешишь покинуть меня?

— Я не тебя спешу покинуть, — бросила ей Марианна, — я спешу попасть домой! Я вспомнила об одном важном, неотложном деле.

Отговорка была не особенно убедительна, но у Фортюнэ хватило такта ею удовольствоваться. Пожав плечами, она улыбнулась, сделала прощальный жест рукой и приказала кучеру ехать дальше, а Марианна с чувством облегчения, происхождение которого она не могла объяснить, толкнула боковую калитку и проникла во двор.

Ей сразу бросился в глаза один из конюхов, уводивший лоснящуюся от пота лошадь. Сердце Марианны пропустило один удар, и она поняла, что инстинкт не напрасно призывал ее вернуться домой. Эта лошадь… это же Самсон! На котором уезжал Гракх. Наконец! Взбежав через ступеньку на крыльцо, она едва не сбила с ног Жерома, как раз отворявшего дверь.

— Гракх? — задыхаясь, спросила она. — Вернулся?

— Да, конечно, мадемуазель! Минут десять назад. Он хотел говорить с мадемуазель, но я сказал, что мадемуазель…

— Где он? — нетерпеливо оборвала его Марианна.

— В своей комнате. По-моему, он переодевается. Должен ли я предупредить его, что…

— Не надо, я пойду туда!

Не обращая внимания на возмущенную мину мажордома, Марианна подхватила обеими руками юбки и бегом пустилась в людскую. Не переводя дыхания, она взобралась по деревянной лестнице до комнаты Гракха и, не постучав, вошла внутрь. Она даже не сумела разглядеть юношу, как тот, изумленный таким внезапным появлением, с криком ужаса бросился на кровать, схватил одеяло и кое-как закутался в него.

— Мадемуазель Марианна! Господи, ну и напугали вы меня! Я же без всего, стыдно…

— Забудь стыд, — прервала его молодая женщина, — и отвечай. Почему тебя не было так долго? Вот уже несколько дней я исхожу беспокойством! Я боялась, что тебя похитили разбойники, убили, может быть.

— Если меня и хотели похитить, — пробурчал Гракх, — то не разбойники, а вербовщики его величества императора, которые в Байонне силой хотели послать меня в Испанию к королю Жозефу.

— В Байонне? Но, по-моему, я послала тебя в Нант?

— Сначала я поехал в Нант, но мсье Паттерсон сказал, что мсье Бофор должен на днях прийти с грузом бакалейных товаров. Тогда я взял письмо, сел на коня и помчал туда.

Затем, изменив тон, он сказал с упреком:

— Мадемуазель Марианна, вы могли бы сразу сказать мне, что пишете мсье Бофору, и я не мотался бы понапрасну. Я поехал бы прямо в Байонну.

— Почему же? — удивленно спросила Марианна.

Гракх покраснел. Его доброе лицо, уже загоревшее от долгой езды верхом, стало кирпично — красным. Он отвел глаза и поежился, стесняясь как пристального взгляда Марианны, так и своего древнеримского одеяния.

— Надо сказать, — с трудом начал он, — что мсье Бофор и я все время переписывались, да, это может вас удивить, но это так. В тот день, когда он уехал после истории в каменоломнях Шайо, он позвал меня к себе в гостиницу. Он дал мне приличную кучу, денег и затем сказал:

«Гракх, мне надо ехать, и я думаю, что мой отъезд не принесет большое огорчение мадемуазель Марианне. Она скоро забудет меня, но я успокоюсь только тогда, когда узнаю, что она счастлива… окончательно. Так вот, если ты согласен, я тебе сообщу, когда вернусь во Францию, а ты пришлешь мне письмо в указанное место, чтобы я знал, все ли в порядке, не грозит ли ей какая-нибудь беда, не…»

— О! — с негодованием прервала его Марианна. — Итак, ты служил ему шпионом, да еще вдобавок он заплатил за это дельце!

— Нет! — возмутился юноша, всем видом стараясь сохранить достоинство, насколько это позволяло его одеяние. — Не надо путать! Деньги — это в благодарность за то, Что я сделал в Шайо. Что касается остального… ладно, если хотите знать, цветы вечером в театре Фейдо, это я их купил и принес вместе с запиской по его приказу!

Букет камелий! Значит, он был все-таки от него! Марианна вспомнила охватившее ее волнение при виде его на ее столе в уборной, а также радость и разочарование, когда она увидела, что Язона нет в зале. Вместо друга она заметила Франсиса…

Вспомнив о испытанном в ту минуту ужасе, Марианна совсем забыла свое недавнее возмущение. После всего это было скорее трогательно: заговор двух мужчин, заботливость Язона, верность Гракха его товарищу по ночной схватке… И затем, это было наилучшим предзнаменованием того, что она ждала от американца.

— Итак, — сказала она с ласковой улыбкой, — к тебе приходили письма от него. Где же ты получал их?

— У моей бабушки, — сознался Гракх, краснея еще больше, — прачки на дороге Восстания.

— Но тогда, если ты знал, что он должен прибыть в Байонну, почему ты не отправился прямо туда? Неужели ты не догадался, что дело идет о нем, когда я послала тебя к господину Паттерсону?

— Мадемуазель Марианна, — с важным видом ответил юноша, — когда вы отдаете мне приказ, я не обсуждаю его. Такое у меня правило. Я-то подумал об этом, но раз вы мне сразу не сказали, значит, у вас были причины.

Против этого доказательства скромности и послушания нечего было возразить. Марианна слегка поклонилась.

— Прошу у тебя извинения, Гракх, я сделала глупость, и ты прав. Ты верный друг. Теперь скажи поскорей, что ответил господин Бофор, когда ты вручил ему мое письмо?

С нетерпеливой радостью ребенка она без церемоний села прямо на кровать. Но Гракх покачал головой.

— Я не встретил его, мадемуазель Марианна. «Волшебница моря» за двенадцать часов до моего приезда отправилась неизвестно куда… Все, что мне могли сказать, это что она взяла курс на север.

Вся только что охватившая Марианну радость исчезла, уступив место прежней тревоге.

— Что ты тогда сделал? — спросила она с внезапно пересохшим горлом.

— А что я мог делать? Вернулся галопом в Нант, думал, может, мсье Бофор там пристанет. Отдал письмо мсье Паттерсону и стал ждать. Но ничего не дождался.

Марианна опустила голову, охваченная горьким разочарованием, скрыть которое у нее не было сил.

— Итак, — прошептала она, — все кончено. Он не получит мое письмо.

— А почему нет? — запротестовал Гракх, придя в отчаяние при виде скатившейся по щеке Марианны слезы и едва не уронив свое одеяло. — Он получит его скорей, чем если бы он жил в Америке. Мсье Паттерсон сказал, что такого не бывает, чтобы он прошел мимо Нанта без остановки. Он сказал, что у «Волшебницы моря», должно быть, срочное дело, но она обязательно зайдет в Нант. Я мог бы еще подождать, но уже стал бояться, что вы волнуетесь. И я был прав, — рассудительно добавил он, — раз вы считали меня мертвым… В любом случае, — продолжал он с силой, стараясь вернуть Марианне уверенность, — консул обещал сказать всем капитанам проходящих кораблей, чтобы при встрече с «Волшебницей» передали, что в Нанте ее ждет срочное Письмо. Так что не огорчайтесь!

— Ты славный мальчик, Гракх, — вздохнула, вставая, немного успокоенная Марианна, — и я вознагражу тебя по заслугам.

— Да чего там! Вы довольны? Это правда?

— Правда, правда. Ты сделал все, что было возможно сделать. Остальное не в наших силах. Теперь отдыхай…

Сегодня вечером ты мне не нужен.

— В самом деле, — с обидой воскликнул Гракх, — как же вы обходились эти дни без меня? Вы нашли мне заместителя?!

Марианна пожала плечами и улыбнулась.

— Очень просто, мой мальчик. Я никуда не выходила, вот и все. Ты прекрасно знаешь, что ты незаменим…

И, оставив просиявшего при этих словах Гракха, Марианна направилась к себе. Но тут же встретила Жерома, более мрачного, чем обычно. С вытянутым лицом он ожидал у подножия лестницы в такой угнетенной позе, словно произошло какое-то стихийное бедствие. Марианна прекрасно знала, что ничего не случилось, и обычно ее забавляла странная склонность мажордома с самым зловещим видом извещать об обыденных вещах: визите кого-нибудь из друзей или приготовленной трапезе, но сейчас нервы у нее были напряжены до предела, и фигура Жерома вывела ее из себя.

— Ну, что еще? — воскликнула она. — Лошадь потеряла подкову или же Виктория испекла к ужину яблочный пирог?

Подавленность мажордома вдруг сменилась оскорбленным изумлением.

Торжественным шагом он направился к столику, взял с него серебряный поднос с письмом и подал его своей хозяйке.

— Если бы мадемуазель так не торопилась, — вздохнул он, — я имел бы возможность вручить мадемуазель это срочное письмо, которое отдал мне покрытый пылью гонец незадолго до возвращения нашего кучера.

— Письмо?

Это был узкий пакет, запечатанный красным воском, очевидно, проделавший дальнюю дорогу, ибо его плотная бумага была измята и загрязнена. Коснувшись его, пальцы Марианны задрожали. На печати отчетливо был виден только крест, но она сразу узнала почерк крестного. Это письмо было ее приговором, более ужасным, может быть, чем смертный приговор.

Не вскрывая письма, Марианна очень медленно поднялась по лестнице. Она всегда знала, что наступит день, когда оно придет, это послание, но так надеялась, что у нее к этому времени будет готов ответ! И теперь она по возможности старалась оттянуть момент, когда оно будет вскрыто, момент, когда ее глазам откроются строки, таящие ее судьбу.

Войдя в свою комнату, она нашла там горничную Агату, складывавшую белье в комод, и хотела отослать ее.

— Мадемуазель так бледна! — сказала девушка, бросив встревоженный взгляд на обескровленное лицо хозяйки. — Будет лучше, если она позволит мне раздеть ее и снять туфли.

Она почувствует себя лучше. А затем я найду для нее что-нибудь потеплей.

Марианна заколебалась, затем со вздохом положила письмо на секретер.

— Вы правы. Агата. Спасибо. Так действительно будет лучше.

Еще несколько выигранных минут, но, пока Агата меняла ее выходную одежду на мягкое домашнее платье из зеленой шерсти и теплые туфли, ее взгляд был прикован к письму.

Наконец она снова взяла его и, стыдясь своей детской боязни, расположилась у камина в своем любимом кресле. В то время как Агата бесшумно вышла, Марианна решительным движением сломала красную печать и развернула письмо. Содержание его было очень лаконичным. В нескольких словах кардинал уведомлял свою крестницу, что она должна 15 — го числа следующего месяца прибыть в Тоскану в город Лукку и остановиться в гостинице «Дель дуомо». Он добавлял:

«Полиция не будет чинить тебе никаких препятствий при получении паспорта, если ты заявишь о желании поправить здоровье на водах в Лукке. С тех пор как Наполеон сделал свою сестру Элизу великой герцогиней Тосканской, он стал благожелательно относиться к поездкам в Лукку.

Постарайся не опоздать».

И ничего больше! Марианна недоверчиво осмотрела письмо с обеих сторон.

— Как, это все? — с изумлением прошептала молодая женщина.

Ни одного задушевного слова! Ничего, кроме места встречи, без каких-либо объяснений, никаких указаний, кроме совета получить паспорт. Ни слова о самом главном: о человеке, которому она предназначена!

Очевидно, такая категоричность объяснялась тем, что у кардинала была твердая почва под ногами. Эта встреча означала, что брак с Франсисом Кранмером расторгнут и где-то под солнцем существует неизвестный, готовый жениться на ней. Почему кардинал не хочет понять, что этот неизвестный пугает Марианну? Неужели так трудно было написать хотя бы несколько слов о нем… Кто он?

Сколько ему лет, какого он роста, какой у него характер?

Словно Готье де Шазей подвел за руку свою крестницу к входу в полный мрака туннель… Безусловно, он любил ее, конечно, он желал ей только счастья, но внезапно у Марианны появилось ощущение, что она всего лишь пешка в партии опытного шахматиста, простая игрушка в сильных руках, которые распоряжаются ею во имя фамильной чести. И Марианне стало ясно, что борьба, которую она вела за свою иллюзорную свободу, была бесполезной. Она снова оказалась дочерью знатного дома, безвольно ожидающей бракосочетания, устроенного другими для нее. Века безжалостных традиций сомкнулись над ней, словно камни гробницы.

Марианна с отвращением бросила листок в камин, проследила, как он съежился в огне, затем взяла принесенную Агатой чашку с молоком и сжала в застывших пальцах теплый фарфор. Рабыня! Всего лишь рабыня! К услугам Фуше, Талейрана, к услугам Наполеона, Франсиса Кранмера, кардинала Сан-Лоренцо… самой жизни!.. Какая насмешка!

Ее охватило возмущение. К черту эту глупую секретность, потребовавшуюся, чтобы лучше ее опутать! Она нуждалась, отчаянно нуждалась в совете доброго друга. И сейчас она сделает то, что уже давно хотела сделать! Она задыхалась от гнева, огорчения, разочарования. Исповедь облегчит ее… Приняв решение, она подошла к сонетке и два раза потянула ее. На зов прибежала Агата.

— Господин Жоливаль еще не вернулся?

— Уже, мадемуазель, он только что пришел.

— Тогда попросите его сюда. Я хочу с ним поговорить.

— Я знал, что что-то неладно, — только и заметил спокойно Аркадиус в ответ на рассказ Марианны о создавшемся положении. — Я знал также, что ваше молчание вызвано необходимостью.

— И это вас не задело? Вы не сердитесь?..

Аркадиус рассмеялся, но смех его был хотя и искренний, но невеселый, а глаза оставались серьезными.

— Я хорошо знаю вас, Марианна. Когда вы вынуждены скрывать что-нибудь от верного друга, вы при этом так мучаетесь, что сердиться на вас было бы глупо, даже жестоко. И в этом случае вы не могли поступить иначе. Предосторожности вашего крестного законны и говорят о его мудрости. Что вы собираетесь делать теперь?

— Я же вам сказала: ждать до последней минуты приезда Язона… В противном случае отправиться на назначенную встречу. Вы можете предложить что-нибудь другое?

К великому удивлению Марианны, Аркадиус покраснел, встал, свернув кукиш за спиной, прошелся по комнате, затем со смущенным видом вернулся на свое место.

— Другой выход, самый простой, кстати, можно было бы найти. Несмотря на разницу в возрасте, я добрый дворянин, и вы не могли бы считать себя униженной, став госпожой де Жоливаль, тем более что разница в возрасте защитила бы вас от всяких… притязаний с моей стороны. И я был бы для вас фиктивным мужем, скорее отцом. К сожалению, это невозможно.

— Почему же? — мягко спросила Марианна, в какой-то мере ожидавшая подобное предложение, вполне соответствовавшее характеру Аркадиуса.

Лицо виконта стало пунцовым, и он, резко отвернувшись, прошептал:

— Я уже женат. О! Это старая история, — добавил он скороговоркой, снова оборачиваясь к ней, — и я всегда делал все возможное, чтобы забыть о ней, но где-то в мире существует мадам де Жоливаль, которая, если и не имеет на меня особых прав, является помехой к заключению нового брака.

— Но позвольте, Аркадиус, почему же вы раньше об этом не говорили? Когда я познакомилась с вами в каменоломнях Шайо, вы даже были на ножах с Фаншон Дезормо, потому что, если память мне не изменяет, эта особа хотела силой женить вас на своей племяннице Филомене и из-за этого держала вас в заключении. Почему вы не сказали ей правду?

— Она не поверила мне, — жалобно проговорил Аркадиус. — К тому же она сказала, что даже если это и так, то это не представляет собой препятствия. Достаточно будет прикончить мою жену. Конечно, я питаю отвращение к Марии-Симплиции, но все-таки не до такой степени! Что касается вас, то я не открыл вам истину прежде всего потому, что еще не знал вас хорошо и боялся, как бы моральные устои не воспрепятствовали вам оставить меня при себе… а я всегда мечтал о такой дочери.

Растроганная Марианна встала и, подойдя к своему верному другу, взяла его под руку.

— Мы оказались в равной степени скрытными, друг мой! Но вам нечего было бояться. Я тоже хочу, чтобы вы всегда были рядом со мной, ибо после смерти моей тети никто не заботился обо мне, как это делали вы. Позвольте задать только один вопрос. Где ваша жена?

— В Англии, — проворчал Жоливаль. — Прежде она жила в Митаве, а еще раньше в Вене. Она эмигрировала, едва раздался первый выстрел у Бастилии. Она была в наилучших отношениях с госпожой де Полиньяк, тогда как я… Словом, наши политические взгляды были диаметрально противоположны.

— А… дети? — совсем робко спросила Марианна.

Вопреки ее ожиданию Жоливаль разразился смехом.

— Сразу видно, что вы не знаете Марию-Симплицию, так неудачно названную. Я женился на ней, чтобы доставить удовольствие моей бедной матери и уладить бесконечно тянувшуюся семейную историю, но я и пальцем не коснулся ее! Впрочем, ее набожность и высокомерие, без сомнения, представляли для нее, невыносимой, ту грубую человеческую связь, которая называется любовью. В настоящее время она фрейлина герцогини Ангулемской и, безусловно, вполне счастлива, если верить тому, что болтают о характере этой принцессы. Они вместе должны исступленно молить бога гнева и мести покарать узурпатора и вернуть Францию к радостям абсолютной монархии, что позволит им въехать в Париж под грохот выстрелов экзекуторов и радостный звон цепей, сопровождающий идущих на галеры сановников империи вперемежку с бывшими революционерами. О, эта женщина сама доброта, эта Мария — Симплиция!..

—  — Бедный Аркадиус, — сказала Марианна, награждая своего друга легким поцелуем в щеку. — Вы достойны большего! Отныне ни слова об этом. Я в отчаянии, что пробудила в вас тягостные воспоминания. Но это пройдет.

Скажите мне только, какое время потребуется, чтобы добраться до Лукки?

— Она находится примерно в трехстах лье отсюда, — ответил Аркадиус с поспешностью, явно доказывавшей, насколько он рад переменить тему разговора, — по дороге через Лион и Турин. Слава Богу, это время года позволит беспрепятственно преодолеть перевал, и на хорошей почтовой карете можно легко делать от двадцати пяти до тридцати лье в день.

— При условии остановок на ночлег? — прервала его Марианна. — А если спать в карете и ехать непрерывно?

— Это мне кажется трудным, особенно для женщины. И надо иметь по меньшей мере двух кучеров. Гракх не выдержит так долго. Форейторы — Другое дело, они меняются на почтовых станциях. Вам лучше рассчитывать на пятнадцать дней, потому что, кроме гор, значительно снижающих скорость, возможны любые дорожные происшествия…

— Пятнадцать дней! Следовательно, надо выехать 1 мая! Слишком мало времени остается, чтобы Язон успел приехать. А… верхом можно добраться быстрей?

На этот раз Жоливаль рассмеялся.

— Безусловно, нет. При любом аллюре вы не выдержите больше двенадцати лье в день. Надо иметь дубленую шкуру конного гренадера, чтобы преодолевать большие расстояния. Вы знакомы с историей курьера из Фридланда?

Марианна сделала отрицательный знак. Она обожала истории Аркадиуса, которых у него всегда был большой запас.

— Среди курьеров Наполеона, — начал Жоливаль, — есть один особенно стремительный, некий кавалерист Эспри Шазаль, по прозвищу Мусташ. На другой день после битвы у Фридланда Наполеон захотел, чтобы известие о победе достигло Парижа по возможности быстрее. Это поручение он сначала доверил своему зятю, князю Боргезе, одному из лучших кавалеристов империи. Но через двадцать четыре часа он отправил с таким же донесением знаменитого Мусташа. Проехав около пятидесяти лье, Боргезе сменил коня на собственную карету и катил в ней днем и ночью. Мусташ же удовольствовался тем, что имел сменных лошадей на станциях и собственную выносливость. Он скакал без отдыха и за девять суток, вы слышите, покрыл четыреста пятьдесят лье, отделяющих Фридланд от Парижа… и прибыл раньше Боргезе. Необыкновенный подвиг!

Но он после этого едва не умер, а Мусташ — это гигант, высеченный из самого твердого гранита. Вы же, дорогая Марианна, совсем не Мусташ, даже если у вас больше мужества и выносливости, чем у большинства женщин. Я раздобуду самую прочную берлину, и мы отправимся в путь…

— Нет, — прервала его Марианна, — я предпочитаю, чтобы вы остались здесь.

— Здесь? Почему? Из-за данного вашему крестному обещания? Вы боитесь…

— Нисколько. Но я хочу, чтобы вы остались ожидать Язона. Вдруг он приедет после моего отъезда, но, не зная, чего я жду от него, и не встретив никого, кто ввел бы его в обстоятельства этого дела, он не сможет попытаться догнать меня. Он сильный мужчина, моряк и, могу поклясться, превосходный кавалерист. Может быть, — добавила она, в свою очередь покраснев, — он попытается ради меня повторить подвиг Мусташа… или приблизиться к нему…

— ..и связать Париж с Луккой за одну неделю? Я верю, что ради вас он действительно способен это сделать.

Итак, я остаюсь, однако вы не можете ехать одна. Дорога слишком долгая…

— Мне уже приходилось быть одной в дальней дороге, Аркадиус! Я возьму с собой Агату, и с Гракхом-Ганнибалом на козлах мне нечего будет особенно бояться.

— Может быть, вы хотите, чтобы я пошел за Аделаидой?

Марианна заколебалась.

— От нее нет никаких новостей!.. — начала она.

— Зато у меня есть. Я несколько раз ходил к ней.

О(tm) не проявляет ни малейшего желания вернуться.

Не хочется вас огорчать, но, по-моему, она лишилась рассудка.

Честное слово, она влюблена в этого Бобеша!

Аркадиус подошел к окну, поднял занавес и выглянул наружу. Ночь тихо окутала небольшой сад. Улыбка Амура в каменном бассейне немного стерлась и стала загадочной.

Жоливаль вздохнул.

— Если бы ваш крестный не ждал в конце пути, я не отпустил бы вас, Марианна. Вы подумали о том, что скажет император? Не лучше ли прежде отправиться к нему, поскольку он в первую очередь является заинтересованным лицом?

— А что он сможет сделать? — довольно нелюбезно сказала Марианна. — Выберет супруга по своему вкусу и причинит этим невыносимые страдания. Я не хочу, чтобы он отдал меня другому. Лучше уж вынести его гнев. От него мне будет меньше горя.

Аркадиус не настаивал. Он опустил занавес и вернулся к Марианне… Какое-то время они оставались лицом к лицу, молча глядя друг на друга, но в их глазах отражался целый мир привязанности и взаимопонимания. Марианна поняла, что пробудившееся в ней опасение перед открытой кардиналом необычайной перспективой сейчас находит отклик в сознании Аркадиуса и что время ее отсутствия будет для него тяжелым испытанием.

Впрочем, он и сам сказал об этом приглушенным голосом:

— Я всем сердцем надеюсь… да, я надеюсь, что Язон Бофор прибудет вовремя! Как только он появится, он тут же уедет, и на этот раз я буду его сопровождать. А в ожидании этого я, хотя не особенно верующий, буду молиться от всей души, чтобы он приехал… чтобы…

Неспособный больше сдерживать свои чувства, Аркадиус де Жоливаль разразился рыданиями и выбежал…