- Констанция, а ты любишь Филиппа из рода Абинье?
      - Да! Да! Я его люблю! - выкрикнула девушка, и ее лицо стало прекрасным.
      Виктор дернулся, хотел оттащить Констанцию, вырвать ее из рук Филиппа, но старик грозно взглянув на своего старшего сына, схватил пистолет и взвел курок. Виктор, чертыхаясь, вернулся на место.
      - И ты, Филипп Абинье, любишь Констанцию и если бы она согласилась стать твоей женой, то ты заботился бы о ней?
      - Да, - ответил Филипп, глядя в глаза старому Гильому Реньяру.
      - Что ж, подойдите ко мне ближе, - дрогнувшим голосом сказал старик.
      Констанция и Филипп приблизились.
      - Тогда мне ничего не остается. Он поднял пистолет, несколько мгновений раздумывал, а затем отшвырнул его в сторону.
      - Я благословляю вас, дети мои1 Благословляю, - еще раз, но уже более слабым голосом прошептал Гиль-ом Реньяр, и по его щекам покатились слезы, будьте счастливы и берегите друг друга. Видит бог, что я прав, - и обе руки старика легли на раскрытую Библию.
      Все стояли оглушенные. Никто не ожидал, что произойдет подобное.
      - Идите, идите, оставьте меня одного.
      Первым бросились вниз Жак и Клод, за ними бежал слуга.
      Констанция и Филипп медленно спускались вниз, еще до конца не осознав, что же с ними произошло.
      А Клод и Жак, выскочив во двор, закричали:
      - Отец благословил! Будет свадьба!
      - Что? Какая свадьба? Кого благословил?
      - Напьемся! Он сошел с ума, ему пора на тот свет! - каждый выкрикивал свое мнение, не давая говорить другому.
      А Констанция и Филипп стояли на крыльце, взявшись за руки.В комнате старика остались Виктор и его сын Анри. Глаза Виктора медленно наливались кровью. Анри испуганно смотрел на лицо отца, на безучастного деда, который сразу как-то обмяк, лишь только захлопнулась дверь. Мальчишка спрятался между двумя шкафами и из этой узкой щели следил за всем, что происходит.
      - Что ты наделал, отец? - вдруг взревел Виктор, все еще оставаясь на месте.
      Гильом Реньяр ничего не ответил на этот крик старшего сына, лишь, склонив на бок голову, презрительно посмотрел на него.
      - Ты все испортил! Все! Все! Зачем ты их благословил? Зачем? - Виктор бросился к отцу и принялся трясти за плечи - Ты понимаешь, что наделал, понимаешь?! - спрашивал он у отца.
      Тот попробовал что-то сказать, но из его рта вырывался только хрип.
      - Ты, ты, отец, все испортил! Ты выжил из ума! Ты разрушил все мои планы!
      Анри вдруг заплакал и принялся кулачками размазывать слезы по щекам.
      - Дедушка, дедушка Гильом! - мальчик выбрался из своего укрытия и бросился к старику.
      Но Виктор схватил своего сына за воротник куртки и со злостью отшвырнул.
      Мальчик ударился о шкаф и, продолжая плакать, замер.
      - Папа! Отец! Отец, остановись!
      Но Виктор уже не мог сдержать охватившую его ярость. Он тряс за плечи старого Гильома Реньяра и кричал ему прямо в лицо:
      - Ты все испортил! Ты стал трусом! И нас уничтожат, уничтожат, всех Реньяров уничтожат! Но в первую очередь надо уничтожить тебя, выживший из ума старик! Ты уже давно сошел с ума и не имеешь права командовать в доме! Я хозяин и господин! Мне принадлежат все земли! Все принадлежит мне!
      Гильом Реньяр на мгновение пришел в себя.
      - Виктор, - проскрипел старческий голос и до этого безумствовавший мужчина замер.
      Он смотрел в блеклые глаза отца и видел там только лишь свое отражение, свое перекошенное от ярости лицо, растрепанные волосы.
      - Виктор... сын... - с трудом прошептал старик и его голова беспомощно склонилась на грудь, а тяжелая Библия, соскользнув с колен, тяжело упала на пол.
      Первым сообразил, что произошло, Анри. Он тихо поднялся на ноги и все время глядя в лицо старику, подошел и поднял с пола тяжелую Библию.
      - Он умер, - прошептал мальчик, ни к кому не обращаясь.И невозможно было сообразить, вопрос это или утверждение.
      - Умер? - переспросил Виктор и сам ответил себе. - Старый Реньяр оставил нас, я теперь глава рода. Анри, я глава рода, - он схватил своего сына и поднял под потолок.
      Тяжелая Библия выпала из рук мальчика и грохнулась на пол, раскрылась, зашелестев пожелтевшими страницами.
      А мальчик затрясся и громко заплакал.
      - Молчать! - приказал Виктор.
      Он поставил сына на землю и, расправив плечи, жадно вдохнул воздух и бросился по гулкой лестнице туда, во двор, где стояли, держась за руки, Констанция и Филипп Абинье.
      Анри подошел к деду и положил свою мокрую от слез ладонь на морщинистую неподвижную руку старика. Ребенок никак не мог понять, как это - только что его дед разговаривал, грозил - и вот теперь умер и больше не может разговаривать, хотя и сидит в своей комнате, в своем старинном резном кресле.
      <А может быть, он просто уснул?> - от этой мысли ребенок улыбнулся и, крепко сжав руку старика, потянул на себя.
      Гильом Реньяр качнулся, его голова свесилась на грудь, пепельные волосы рассыпались, закрыв лицо.Мальчик попытался заглянуть в глаза.
      - Гильом, Гильом, - робким голосом Анри позвал деда, а потом, как от холодной змеи, отдернул руку, отскочил от мертвого старика и с плачем бросился вниз.
      ГЛАВА 12
      Филипп Абинье и Констанция Реньяр стояли на крыльце.Внизу толпились люди Реньяров. Все взоры были обращены только к молодым людям. Никто не думал, что Филипп, свободный, появится перед ними, ведь каждый знал, какой неукротимый характер у старого Гильома Реньяра. Никто даже не мог подозревать, что он простит смертельную обиду.
      Лицо Констанции сияло от счастья, а на щеках поблескивали слезы. Филипп же был растерян. Он, наверное, меньше всех ожидал подобного исхода.
      Среди собравшихся прошел ропот. Констанция подняла руку и так, чтобы ее слышали самые дальние, крикнула:
      - Старый Гильом благословил мою свадьбу! Но лица собравшихся оставались такими же угрюмыми.
      И Констанция испугалась, пропустят ли их, не станут ли удерживать силой. Она поняла: главное действовать сейчас же и решительно.
      И она взяла под руку Филиппа и повела его по ступеням. Дорогу молодым людям преграждал здоровенный детина в грязном камзоле. Его небритая щетина топорщилась во все стороны.Филипп уже прикидывал, сможет ли он отбросить его одним даром.
      Но тот не выдержал на себе пристального взгляда Констанции и отступил в сторону. Вслед за ним расступались и все остальные. Констанция и Филипп шли по живому коридору. Их провожали настороженными взглядами, а сзади слышался шепот:
      - Старый Гильом сошел с ума! Что-то здесь не так! И тут на крыльцо выскочил Виктор. Его лицо было перекошено от злобы, а глаза блестели безумным огнем. Он буквально взревел, и тут же все люди Реньяров посмотрели на него:
      - Отец мертв! - закричал Виктор. - Мертв! Констанция остановилась и повернулась к Виктору. Все ждали, что же скажет девушка. Голос той прозвучал спокойно:
      - Гильом умер, но он благословил мою свадьбу!
      - Хватайте их! - заревел Виктор и бросился к Филиппу и Констанции.
      Опьяненные злобой, люди словно только и ждали этого клича. Тут же на Филиппа с двух сторон набросились двое верзил. Но он успел пригнуться, и те столкнулись друг с другом. В два прыжка он очутился возле Констанции и прикрыл ее своим телом.
      А к ней уже тянулись руки, хватали за одежду, за волосы. Девушка громко кричала, звала на помощь. Но кто мог прийти к ней на помощь?! Единственный человек, бывший на ее стороне - Филипп Абинье - сам еле отбивался от наседавших на него. Он даже не успел выхватить шпагу, так близко к нему находились противники. Он махал руками, бил в зубы, в носы, раздавал пинки и медленно отступал к стене сарая, уводя за собой Констанцию.
      Виктор не мог пробиться сквозь своих людей к Филиппу. Он неистово кричал и размахивал в воздухе шпагой. Ее острие со свистом вспарывало воздух и время от времени Виктор пытался дотянуться ей до Филиппа.
      Но сколько может один человек продержаться против дюжины нападавших? Кто-то подставил Филиппу ногу, и он упал на землю. Вот тут-то люди Реньяра и отыгрались на нем за то, что не смогли сразу схватить. Они схватили парня, топтали, пинали, поднимали и вновь бросали на землю. И если бы не истошный крик Виктора <Посторонитесь!>, то неизвестно еще, что бы могло случиться с парнем.
      Старший из сыновей словно отрезвил толпу.Мужчины, чертыхаясь, отходили в сторону, покидая распростертого на земле Филиппа. Виктор остановился возле него и надавил носком сапога на его руку.Филипп сморщился от боли, но промолчал.
      А Констанцию схватили за руки двое мужчин и оттянули в сторону. Она извивалась, пыталась дотянуться зубами до рук, схвативших ее, посылала проклятия на головы изменников. Виктор выглядел победителем. Никто из его людей не заметил, как дрожат у него руки. Но это была лишь мимолетная слабость.
      Виктор подобрался и на его губах появилась злорадная улыбка.
      - Да, отец благословил ее свадьбу. Констанция в ужасе смотрела на Виктора.
      - Ты не имеешь права не послушать отца, даже если он уже и мертв!
      - Да, благословил, - рассмеялся Виктор, - но она обманула вас, благословение было дано ей и мне. Гильом перед смертью благословил мою свадьбу, - и Виктор громко расхохотался изо всех сил, надавив носком сапога на пальцы лежащего Филиппа Абинье, и если бы земля не была размокшей от недавнего дождя, ни одна кость не уцелела бы.
      Наконец-то вновь люди Реньяра почувствовали себя увереннее, наконец-то нашлось хоть какое-то объяснение происходящему. Да, Гильом мертв, но он успел перед смертью отдать распоряжение, понятное всем им, он благословил свадьбу своего сына и любимой им племянницы. Все было ясно и понятно, настоящий Реньяр и не мог поступить по-другому: что ему чувства, главное интересы рода.
      Может кто-то из собравшихся здесь негодяев и сомневался в правдивости слов Виктора, но теперь возражать ему было небезопасно. Ведь после смерти старого Гильома он становился главой рода, и его слово с этого мгновения делалось законом.
      Глядя на Констанцию, Виктор поморщился. Ему было неприятно, что какие-то двое пройдох держат его невесту за руки.Он прикрикнул на них:
      - Да что вы в нее вцепились! Неужели боитесь, что девушка улизнет от вас?
      Те переглянулись и отпустили Констанцию. Констанция, гордо подняв голову, шагнула к Виктору.
      - Ты мерзавец!
      - Другого я и не ожидал от тебя услышать, - тихо проговорил Виктор и кивнул двум женщинам, кухарке и горничной, - держите ее покрепче!
      - Слушаемся, господин.
      Виктор входил уже во вкус своего нового положения, чувствовал, как люди боятся его и повинуются малейшему желанию. Он боялся упустить эту тонкую нить власти и в то же время не собирался держать ее ослабленной. Виктор понимал, собравшиеся ждут от него не только жестокости, но и мудрости.Он шагнул к распростертому на земле Филиппу и схватил его за шиворот. Клод и Жак поспешили своему брату на помощь. Они подхватили под руки Филиппа, подняли его и заломили
      Руки за спину.
      Виктор немного склонился, чтобы Филипп лучше слышал его и прошипел:
      - Я убью тебя, мерзавец!
      А громко, так, чтобы слышали остальные, добавил:
      - С этим щенком нужно разобраться, - и выхватил из-за пояса кинжал.
      Остро отточенное лезвие прижалось к щеке Филиппа, и Виктор с омерзительной улыбкой на губах медленно повел руку вниз. Из-под лезвия брызнула кровь.
      Но Филипп лишь сжал зубы и прошептал:
      - Бог не простит тебе этого, Виктор!
      - Не ты меня будешь учить! - негромко отвечал старший из Реньяров.
      Виктор на мгновенье остановил пытку и бросил беглый взгляд на окружавших его людей. Если бы в их глазах он прочел желание убить Филиппа, он бы так и поступил. Да, власть иногда оборачивается совсем другой стороной, чем думаешь, и вместо того, чтобы командовать другими, ты сам выполняешь желание толпы.
      В глазах присутствующих Виктор прочитал усталость, безразличие, и жажда крови светилась лишь в нескольких парах глаз.И тогда он, отдернув кинжал, вытер капли крови о плащ Филиппа Абинье. Острый клинок вновь занял свое место в ножнах.
      - Я не хочу убивать, - громко сказал Виктор, - пусть все знают, что новый глава рода Реньяров умеет прощать обиды. Но этого парня все равно нужно проучить, - и Виктор резко ударил Филиппа Абинье в живот.
      Клод и Жак выпустили своего пленника, и тот стоял, согнувшись пополам, на неверных ногах. Виктор коленом ударил его в лицо, но не дал упасть, схватив за волосы.
      - Мерзавец! - кричал он, раз за разом ударяя его коленом.
      У Филиппа Абинье все поплыло перед глазами. Он чувствовал, как из носа и изо рта хлещет кровь. Но единственной его мыслью было:
      <Что станет с Констанцией? Каково ей смотреть на мою беспомощность и корить себя?>
      Он попытался рвануться, чтобы ответить своему обидчику, хотя бы попыткой удара, но не удержался на ногах и рухнул лицом в грязь, даже не успев подставить перед падением руки.
      Виктор хохотал, стоя широко расставив ноги перед поверженным противником.
      Ну как, Констанция, нравится тебе этот парень? Посмотри, как он смел, как красив!
      Виктор снова сгреб Филиппа в охапку, пытаясь поставить его на ноги, но тот уже не мог стоять самостоятельно, лишь только хватал ртом воздух. Кровь, смешанная со слюной, текла ему на грудь.
      Констанция хотела зажмуриться, но понимала, что взоры всех сейчас устремлены на нее. Она хотела быть твердой, несгибаемой. Филипп Абинье и в самом деле в эти минуты был жалок и не мог ничем ответить обидчику.И Констанция пришла ему на помощь.
      - Ты говорил о милосердии, кузен?
      Виктор криво улыбнулся.
      - Да.
      - Но я не виже его. Ты хочешь этого? Оставь его! - со злостью бросила Констанция. - Ты смел, Виктор, когда с тобой твои люди.
      Лицо старшего из Реньяров исказила судорога.
      - Ты обвиняешь меня в трусости, Констанция? Трус тот, кто ночью забирается тайком в чужой дом.
      - Ты хуже, - бросила девушка.
      - Я?
      - Да, ты!
      Виктор открыл было рот, чтобы ответить, но тут же осекся. Он внезапно вспомнил, только что отец умер по его вине. Можно было даже сказать, это он, Виктор, убил его. Виктор почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.
      Он схватился руками за грудь и прохрипел:
      - Свяжите ему руки и ноги, взвалите на его коня и пусть убирается! Пусть это будет пример для его людей, пусть никто не посмеет сказать, что в моем сердце нет милосердия и пусть благодарит Констанцию за свое спасение.
      Анри, с ужасом в глазенках следивший за происходящим, понял: отцу сейчас невыносимо плохо.
      Он бросился к Виктору, обхватил его за ноги.
      - Отец, не надо, не плачь!
      Виктор оттолкнул сына. Он так старался скрыть свои слезы, а мальчишка не только их заметил, но и сказал о них вслух.
      - Я не плачу, - закричал Виктор, - я силен, если могу простить врагу обиду. Пусть убирается отсюда!
      Констанция стояла молча. Две женщины крепко держали ее за руки и решись она вырваться, вряд ли ей бы это удалось. Клод и Жак связали Филиппу Абинье руки и перебросили его через седло. Затем Жак умело пропустил ремень под животом коня и
      Стянул ноги парню.
      Собравшиеся словно вышли из оцепенения. Теперь происходящее казалось им веселым развлечением. Враг был повержен, а их господин проявил милосердие. Оставалось только радоваться. С гиканьем и улюлюканьем толпа бросилась к лошади. Та испугалась, шарахнулась в сторону и Филипп Абинье лишь чудом не соскользнул с седла. Конь поскакал не разбирая дороги через камни, кусты, канавы.
      А Виктору и этого показалось мало. Он выхватил пистолет и выстрелил в воздух, о чем потом не раз сожалел, ведь стоял-то он позади всех, и женщины, державшие Констанцию, смертельно испугались выстрела. Они завизжали, думая, что это кто-то из людей Абинье напал на дом их хозяев.
      Констанция же, поняв, что на мгновение женщины, державшие ее, потеряли бдительность, рванулась и побежала к небольшому приземистому строению, сложенному из дикого камня.
      Здесь, подальше от дома, Реньяры хранили запасы пороха. В этом строении были обитые железом двери, металлические ставни. И главное, Констанция знала это точно, и ставни и двери запирались изнутри на засовы. Она, еще будучи маленькой девочкой, любила забираться туда. Ей нравилось смотреть на мир сквозь
      Пулевые отверстия, пронизывающие металлические ставни. Тогда темное помещение с земляным полом наполнялось косыми солнечными лучами. Они, как зияющие стержни, пронизывали сухой воздух.
      - Констанция! - закричал Виктор, бросаясь вслед за девушкой.
      Но та бежала очень быстро, отчаяние придавало ей силы.
      - Констанция, куда ты?
      - Прочь! - кричала девушка, спеша к серой каменной стене, в которой чернел спасительный прямоугольник двери.
      Виктор наконец-то понял, что задумала Констанция, и ускорил бег. Девушка затравленно обернулась, но лишь на мгновение, она боялась опоздать.Уже коснувшись металлической ручки двери, она в ужасе замерла топот кузена звучал слишком близко, он мог успеть схватить ее.
      Констанция все же успела юркнуть внутрь и захлопнуть дверь перед самым носом преследователя, щелкнув засовом.
      - Констанция! - кричал Виктор, колотя руками в черную металлическую обивку двери. - Констанция, открывай сейчас же!
      - Уйди! - кричала в ответ девушка. И вновь звучал иступленный стук лишившегося разума Виктора.
      И тут взгляд Констанции упал на распахнутое окно. - Боже мой, они же могут попасть сюда через него! Она бросилась к ставне и как раз вовремя: в небольшое оконце уже сунулась покрасневшая от вина морда в треуголке. Девушка изо всех
      Сил навалилась на ставень и сумела-таки задвинуть засов. Теперь колотили уже и в окно.
      - Констанция, открой сейчас же! Ты не имеешь права ослушаться меня, ты же знаешь,как было на самом деле! Стук стих.
      Виктор тяжело опустил голову и посмотрел на сбитые в кровь руки.
      - Ты должна открыть мне, ведь я твой кузен.
      - Я не выйду к тебе!
      - Нет, ты откроешь, тебе, Констанция, ничего не остается делать, не будешь же ты сидеть тут целую вечность.
      - А это мы еще посмотрим.
      Девушка хоть и отвечала зло, но боялась, ведь в любую минуту сюда могли ворваться вооруженные люди. Она с тревогой посмотрела на засов, и ее страх немного уменьшился. <Нет, засовы выдержат, ведь не станет же Виктор, в самом деле, у себя дома тараном выбивать двери!>
      - Так ты откроешь мне или нет?
      - Нет, я лучше умру, чем стану твоей женой! - в сердцах крикнула Констанция.
      - Ну что ж, - вздохнул ее кузен, - пусть будет по-твоему. Посидишь здесь немного, а потом сама приползешь ко мне просить пищу. Ты сама бежишь от своего счастья. Любая девушка в округе не задумываясь согласилась бы.
      - Я не любая! - крикнула Констанция.
      - Это все так говорят, - послышался смех Виктора, и Констанция увидела в узкой щели между металлическими ставнями его поблескивающий глаз.
      Она поплотнее стянула тесемку на воротнике блузки. Ей казалось, этот глаз прямо буравит ее, пытается заглянуть под одежду.
      - Я не буду твоей, - Констанция схватила первое, что подвернулось под руку, этим предметом оказалась короткая доска. С глухим стуком она ударилась в ставню, и глаз исчез.
      - Тебя никто не будет сторожить, - послышался уже в отдалении голос Виктора, - когда захочешь, выйдешь сама. А так, сиди здесь, думаю, наступит ночь, ты испугаешься. Так что запомни, Констанция, никого не будет рядом с тобой в эту темную ночь. Девушка осталась одна.
      <Что с Филиппом? - забеспокоилась она. - Вернется ли его конь домой? Ведь это не близкий путь, и его могут встретить злые люди. А может, это только спектакль, специально разыгранный для меня?>
      - Я проявил милосердие... - с насмешкой в голосе передразнила Констанция. - И это говоришь ты, Виктор? - девушка словно обращалась к невидимому собеседнику, к своему кузену, ставшему ее врагом. - Да, легко сказать, - произнесла Констанция, - я лучше умру с голоду, чем стану твоей женой. В самом деле, кто придет к тебе на помощь, глупышка? Ты осталась одна со своими страхами и
      Заботами. Еще не прошло и часа, а ты уже думаешь о еде, питье. Ну почему я не догадалась перед этим выпить целую кружку воды? Констанция чувствовала, как жажда мучает ее.
      - Он мерзавец! - убежденно произнесла она. - Виктор никогда не будет моим мужем. И пусть мне придется умереть от голода или от жажды, я не выйду отсюда!
      Глаза девушки уже привыкли к полумраку, и она огляделась. В углу стояло несколько бочонков с порохом, а у стены была сложена солома. Констанция как сумела соорудила из нее постель и улеглась.
      - Мне нужно беречь силы, ведь неизвестно, чем встретят меня завтра.
      Констанция лежала, закрыв глаза, прислушиваясь к малейшему звуку, доносившемуся со стороны усадьбы. Но она различала только тихие голоса, похожие на бормотанье.
      И только сейчас она вспомнила, скорее осознала: старый Гильом мертв, больше некому за нее заступиться перед Виктором.
      И девушка принялась молиться. Ее губы прошептали:
      - Аминь! Она села.
      - Боже мой, что я наделала! И это все из-за меня! А может, Виктор обманывает, и старый Гильом жив? Нет, иначе ему пришлось бы поплатиться после за свои слова. А может... - и тут страшная догадка пронзила сердце Констанции, - возможно Виктор
      Убил его! Нет, даже он не способен на подобную подлость - отцеубийство. Но он же не помнит себя, он совершает ужасные вещи! Человек, уже однажды переступивший собственную совесть, падает глубже и глубже, погружаясь в пучину греха. Я не выйду отсюда - словно пытаясь убедить себя, произнесла Констанция, - ведь Гильом
      Благословил мой брак с Филиппом Абинье и значит я должна выполнить его последнюю волю.
      Конечно, легко было убедить себя Констанции, ведь она без памяти любила Филиппа.
      - Где же он? Где же он? - Констанция вся напряглась. - Что же с Филиппом? Добрался ли он домой или до сих пор его конь блуждает по полям?
      Ей страстно хотелось, чтобы и Филипп сейчас думал о ней. - Ты слышишь меня? - прошептала Констанция. - Конечно же слышишь, - лучезарная улыбка появилась на ее губах. - Я люблю тебя, - прошептала девушка, и мрачное темное помещение словно
      Преобразилось.Ее больше не пугала сырость и непонятные шорохи по углам. Это
      Теперь была ее крепость, надежное укрытие, такое же надежное, как и убежище возле ручья. Констанция представила себе перстень, висящий на сучке, увидела блеск дождевых капель на золоте и небольшую жемчужину.
      - Ну почему я оставила перстень там? Он согрел бы мне душу, напомнил о Филиппе. - Где ты? - вновь воскликнула Констанция.И ей показалось, что она слышит далекий ответ:
      - Я приду за тобой, приду, но мне нужно беречь силы.
      Констанция опустилась на солому и прикрыла глаза. За металлическими ставнями медленно наступали сумерки. Никто не вспоминал о ней, во всяком случае, никто не пытался даже поинтересоваться, хочет она пить или есть. Она была вольна выйти отсюда каждую минуту стоило лишь отбросить тяжелый засов на двери.
      <Но ведь это равнозначно моему поражению. Нет, Виктор никогда не дождется, чтобы я пришла к нему. Лучше уж пусть возьмет силой>.
      Филипп Абинье то и дело терял сознание. У него перед глазами проплывала сжатая стерня, мелькали копыта лошади. Его голова словно налилась свинцом, в ушах стучала кровь, болели места ударов. Но сильнее всего ему досаждал стыд. Он не смог защитить свою возлюбленную, его как мальчишку избили у нее на глазах и при нем же его соперник Виктор объявил о предстоящей свадьбе.
      <Лучше бы он убил меня! - подумал Филипп и тут же остановил себя. - Ты совсем не думаешь о Констанции, думаешь только о себе. Ты жив, парень, а это главное. Ты еще сумеешь постоять за нее>.
      Но руки были связаны ремнем, и он болтался как всеми забытая кукла, перекинутый через седло. Лошадь, не чувствуя властной руки хозяина, уже еле плелась, то и дело наклоняла голову и щипала сочную осеннюю траву. В такие минуты Филиппу казалось, что время остановилось и в мире не осталось ни единого живого человека. Лишь только он один, как вечный скиталец трясется, переброшенный через седло под вечерним небом.
      Отчаяние охватило его. Его мысли вновь обратились к Констанции. <Виктор говорил о предстоящей свадьбе, - и вновь злость переполнила душу Филиппа, но тут же нашлось и утешение, - Гильом Реньяр умер, значит до его похорон свадьбе не бывать. Когда в доме покойник, никто не отважится на веселье. Я вернусь за тобой!> - вновь пообещал Филипп.
      Перед его глазами бежала стерня, мелькали копыта коня. Юноша уже не чувствовал собственного тела, боль притупилась, и душа юноши постепенно смирялась с унижением. Он жив, а это главное, значит, сможет отомстить Виктору за все - за смерть отца, за унижение.
      Филипп напряг слух. Ему послышался далекий конский топот. Сам он в это время находился в ложбине между двух холмов и его трудно было заметить. Он собрал последние силы и громко крикнул, уже не задумываясь над тем, враг возле него или друг.
      - Я здесь! - кричал Филипп. - Я здесь!
      - Слава богу! - донеслось до его ушей, и Филипп попробовал повернуть голову.
      Но в глазах у него сразу же потемнело, и последние силы покинули его...
      Очнулся Филипп, лежа на спине под ночным небом, плотно застланным облаками. Над ним склонился его дядя Марсель Бланше.
      - Ну вот, наконец-то ты и пришел в себя, Филипп. И вздумалось же тебе поехать одному!
      Марсель снял со своего коня круглую деревянную фляжку, обтянутую кожей, дал Филиппу напиться вина. Живительная влага растеклась по жилам, и Филипп наконец-то поверил в то, что жив и почти спасен.Он попытался приподняться, но тут же глухо застонал.
      Лежи, скоро мы поедем домой. Но согласись, Филипп, не стоило бы тебе представать в таком виде перед глазами матери.
      Хорошо, я приведу себя в порядок.
      - По-моему, у тебя ничего не сломано, - радостно сообщил Марсель.
      Филипп наконец догадался пошевелить рукой. Пальцы слушались, правда с трудом, и каждое движение глухой болью отдавалось во всем теле.
      Марсель смочил вином носовой платок и принялся промывать рану на лице племянника. Запекшаяся кровь смывалась с трудом, да и разрез был сделан острым кинжалом. Края тут же разошлись и по щеке снова потекла кровь.
      - Осторожнее, Марсель, - попросил Филипп.
      - Об осторожности нужно было думать раньше, - посоветовал дядя.
      - Это они... - прошептал юноша.
      - Конечно, - усмехнулся Марсель, - а кто же еще Реньяры. Но ты сам виноват, приятель, любовь опасная штука и часто взамен получаешь совсем не то, на что рассчитывал.
      Только не читай мне нравоучений, - взмолился Филипп, садясь на землю, я не выношу их, они хуже зубной боли.
      Учить тебя уже поздно, ты все равно не сможешь выбросить из своей головы Констанцию, даже после всего того, что сотворили с тобой Реньяры. Я удивляюсь только одному - как они отпустили тебя живым.
      Филипп проскрежетал зубами, это была как соль на раны.
      - Он ответит мне за все!
      - Ну вот, - вздохнул Марсель Бланше, - еще не хватало, чтобы ты укокошил ее кузена, и тогда люди Реньяров обязательно сожгут дом твоей матери, а меня и тебя повесят на дереве.
      Лишь только сейчас Филипп осознал, какой опасности подвергает свою семью, претендуя на руку Констанции Реньяр. Ведь это в самом деле было чудом, что до сих пор никто из врагов не наведал его дом. Он, Филипп Абинье, преспокойно уезжал, оставляя двух безоружных женщин.
      Но тут же Филипп вздохнул с облегчением: рядом с ним находился его дядя Марсель Бланше. Они все-таки вдвоем, и Реньярам не так-то легко будет овладеть ими.
      - Ну что, ты уже можешь стоять? - поинтересовался Марсель.
      Филипп поднялся на ноги и тут же чуть было не рухнул.
      - Держись, - Марсель подставил ему руку, и юноша устоял.
      Дядя подвел Филиппа к лошади и помог сесть в седло.
      - Ну что ж, до дома ты можешь ехать как угодно, но лишь Этель завидит тебя, держись молодцом.
      Уже издали Филипп в темноте различил окна своего дома. Мать и сестра не спали, два окна светились слабым светом. <Это отблески очага, - догадался Филипп, - они не смыкали глаз все время, пока меня не было. Молодец, Марсель, без
      Него я не знаю, сумел бы добраться до дому или нет>.
      Хлопнула дверь, и на крыльцо выбежала Этель. Она вглядывалась в темноту и звала:
      - Филипп! Филипп!
      - Я здесь, мама! - воскликнул юноша и дернул поводья.
      Он летел навстречу женщине так, словно за ним гналась целая банда.
      - Филипп, мальчик мой! - воскликнула мадам Абинье, обнимая сына.
      Тот хоть и почувствовал от ее нежных объятий пронзительную боль, но сдержался, лишь ласково произнес:
      - Извини, мама, я заставил тебя волноваться.
      - О чем ты говоришь? Идем скорее в дом! Мадам Абинье понимая, что сын не хочет казаться в ее глазах слабым, тут же передала его в руки Лилиан. Та помогла брату добраться до постели. Тут-то Филипп уже не сдерживал себя. Он скрежетал зубами, стонал. Только сейчас он ощутил боль, которую должен был почувствовать, находясь на земле Реньяров.
      - Ты должен уснуть, - посоветовала Лилиан.
      - Легко сказать, - горько усмехнулся Филипп.
      - Очень больно?
      - Но все кости целы, - не очень-то радостно добавил Филипп.
      - Я знаю, что тебе нужно, брат, - засуетилась Лилиан, - сейчас, подожди, - и она опрометью бросилась вниз. Вскоре девушка вернулась с чашкой горячего вина, пахнущего специями.Филипп жадно выпил напиток и тут же по его телу разлилась
      Блаженная истома.
      - Ты прямо колдунья, Лилиан, - похвалил он сестру, закрывая глаза.
      - Если тебе еще что-нибудь нужно...
      - Извини меня, сестренка, ведь я не подумал ни о тебе, ни о матери.
      - Да брось ты, главное, ты жив и мы все вместе.
      - Этого мало для счастья, - вздохнул Филипп.
      - А ты знаешь, я только сегодня поняла, что счастлива. Я не хочу
      Другой жизни. Когда мы все вместе, втроем, мы можем порадовать друг друга, например, как я сегодня. И это тоже счастье, - убежденно сказала Лилиан. - Ведь вспомни, в притче отец радовался возвращению блудного сына.