Проезжая через королевские ворота, она увидела, как брат Этьен слегка пришпорил своего мула и шепотом переговорил о чем-то с сержантом стражи, который выбежал ему навстречу. Затем он с улыбкой выпрямился в седле и жестом подозвал своих спутниц.

— Королева ждет нас, — сказал он, начиная подниматься на холм. — Поехали!

— Как она может ожидать пас? — вскричала Катрин в изумлении. — Разве вы предупреждали ее о нашем прибытии?

— Я, как всегда, послал вперед гонца из Орлеана, — спокойно отвечал маленький монах. — Будьте покойны, ее величество уже все про вас знает и примет вас с полным сознанием вашей миссии. Поехали!

Когда Катрин присела в поклоне перед Иоландой Анжуйской, она почувствовала, что давно так не волновалась. Женщина, которую называли «королевой четырех королевств», только что отметила свое пятидесятилетие, однако никто бы об этом не догадался. Она была высокой и худой, прямой, как лезвие меча, и с величавой уверенностью несла свою маленькую голову с тонким заостренным профилем. Ее красота с бледной, цвета слоновой кости кожей и безупречное тело были того типа, который не поддается разрушительному действию времени. Царственность сквозила в элегантной осанке Иоланды, в выражении ее темных глаз, в утонченной красоте ее рук и в твердой линии рта.

Мало что осталось от девушки с гор, Виоланты Арагонской, выросшей и получившей воспитание в отважной Сарагосе, которая однажды утром в декабре 1400 года встала на колени рядом с красавцем-герцогом Людовиком Анжуйским в церкви Святого Трофина Аральского, — за исключением неукротимой энергии, бесподобной отваги и острого ума. Во всех остальных отношениях она была француженкой с головы до пят, самой мудрой и великой из француженок. В тридцать семь лет она стала вдовой и, убитая горем, решительно отреклась от любви и прочих радостей женского существования, сосредоточившись на роли ангела-хранителя бедного королевства, расчлененного и распроданного своим собственным правителем.

Изабелла Баварская ненавидела Иоланду — не столько из-за того, что та была, по описанию Ювеналия Урсинского, «самой привлекательной женщиной страны», сколько потому, что эта привлекательная женщина перехитрила ее. Именно Иоланда приняла решение о браке малолетнего принца Карла со своей дочерью Марией: а когда маленький принц, которого отвергла собственная мать, стал дофином Франции, именно Иоланда решительно отказалась отослать его обратно к возмущенной королеве. Изабо так и не забыла письмо, которое Иоланда написала ей по этому случаю.

«Женщине, у которой есть любовник, не нужен ребенок. Я же его вырастила и вскормила не для того, чтобы увидеть, как он будет умерщвлен подобно своим братьям, или сведен с ума, подобно своему отцу, или же превращен в англичанина, подобно вам. Он останется со мной! Придите и возьмите его, если осмелитесь!»

Изабо так и не осмелилась, — и Иоланда в течение многих лет, борясь с крайне неблагоприятными обстоятельствами, оберегала королевство от развала. И именно она, услышав от своего сына, герцога Рене де Бара, о посещении его странной крестьянской девушкой из Дореми, расчистила Жанне дорогу и позаботилась о том, чтобы ее призвали ко двору.

Катрин узнала об этом от брата Этьена, который многие годы был тайным агентом королевы.

И если у Катрин, представшей перед королевой, от благоговения и уважения почти перехватило дыхание, то это произошло именно потому, что она имела возможность оценить, какой великой и благородной женщиной является Иоланда. Ноги у нее сильно дрожали, и ее глубокий реверанс закончился тем, что она упала на колени да так и осталась в этом положении на сверкающем мраморном полу, едва смея дышать. Такое глубокое смирение не было неприятным Иоланде, которая улыбнулась, отложила в сторону большой гобелен, над которым работала, и подошла к Катрин, чтобы поднять ее с колен.

— Уже много времени прошло с тех пор, как я впервые услыхала о вас от брата Этьена, госпожа де Брази! Я знаю, каким верным и преданным другом были вы бедной Одетте де Шандивер. Знаю я и то, что она и брат Этьен были обязаны вам своею жизнью и что она никогда не умерла бы при таких ужасных обстоятельствах, если бы вы не были в этот момент еще в худших! И я знаю, что сердце ваше всегда было с нами и что вы прошли через чудовищные испытания, чтобы быть с нами.

Добро пожаловать!

Контральто королевы сохраняло легкий испанский акцент, который добавлял ему очарование. Катрин с уважением поцеловала руку королевы и поблагодарила Иоланду за гостеприимство, заверив, что отныне ее единственным желанием будет служить королеве любыми возможностями.

— У королевы всегда есть нужда в преданных фрейлинах, — сказала Иоланда. — А у королевского двора всегда есть нужда в прелестных женщинах. Вы будете одной из моих придворных дам, моя дорогая, и я велю канцлеру подготовить указ о вашем назначении. Тем временем я вверяю вас заботам госпожи де Гокур, которая проследит за тем, чтобы за вами должным образом ухаживали.

А сейчас я хочу немного поговорить с братом Этьеном наедине.

Госпожа де Гокур была необыкновенно застенчивой для знатной дамы. Казалось, она пребывала в постоянном страхе перед чем-то или кем-то, а более всего — перед своим мужем. Она, похоже, и вздохнуть не могла свободно в присутствии коменданта Орлеана. Будучи почти одного возраста с королевой Иоландой, она была маленькой, молчаливой и такой подвижной, что решительно напоминала мышку. Однако когда ее покидала робость, от нее можно было получить массу мудрых советов. Двор она знала как свои пять пальцев и не имела себе равных в ведении хозяйства, даже королевского.

Катрин и Сара очень быстро были обеспечены жильем в центре города с соответствующей прислугой и даже с одеждой, в которой обе испытывали сильную нужду.

Заботливость госпожи де Гокур дошла до того, что в тот же вечер новоиспеченной фрейлине был прислан кошелек с золотом. Одновременно с этим уже садился в седло гонец, отправляющийся в Шатовилэн с письмом к Эрменгарде от Катрин. В своем письме Катрин просила подругу» которой доверила все свои драгоценности и большую часть своего имущества, переслать ей все это, если только она не предпочла бы привезти все сама.

Дом, который выделили Катрин, был маловат — всего из четырех комнат, однако он был заново отделан и выглядел очень симпатично. Он принадлежал бывшему коменданту замка, который съехал оттуда сразу после смерти жены. Теперь дом отвели для приезжих. Его обслуживали двое слуг, и когда Катрин вселилась туда, то подумала, что дом кажется идеальным. Он стоял на полпути между соборной церковью святого Урса и внушительной квадратной главной башней, охранявшей южную сторону королевского города, а его узкие окна выходили на долину Эндра, залитые солнцем склоны которой тянулись насколько хватало глаз. В то время как Сара спустилась на кухню, чтобы позаботиться об обеде, Катрин неторопливо и тщательно занялась туалетом, чтобы быть готовой к приему госпожи де Гокур, которая собиралась заглянуть к ней еще раз попозже вечером.

Она появилась после Angelus14, как всегда торопливая и суетящаяся, но на этот раз она была не одна: ее сопровождало великолепное создание, одетое с огромным вкусом и роскошью, и когда Катрин увидела их на пороге, то подумала, что никогда прежде не видела более красивой рыжеволосой женщины. У нее был великолепный цвет лица и красный чувственный рот. На ней было надето тяжелое платье из зеленой с золотом венецианской парчи, цвет которого оттенял карие глаза, а смелый вырез обнажал роскошную грудь. Ее волосы, пылающие темным пламенем, были почти скрыты под причудливым головным убором из той же материи, и ей пришлось почти вдвое согнуться, чтобы пройти через дверь.

Сильно нарумяненное лицо вполне могло бы обойтись без этого приукрашивания, так как было гладким и полным. Своей треугольной формой оно слегка напоминало прекрасную кошку, и Катрин пришла в голову забавная мысль, что эта дама и госпожа де Гокур составляют странную пару: кошка и мышка!

Тем временем рыжеволосая красавица обвила руками ее шею, всячески демонстрируя непомерную радость, и нежно ее обнимала.

— Моя дорогая! Как приятно видеть вас здесь! После всех этих месяцев, когда, кажется, никто не знал, что стало с вами. Мы с мужем так за вас переживали! И, говорят, герцог Филипп безутешен!

Катрин поморщилась. Филипп был последним человеком, о котором она хотела бы говорить в Лоше! Госпожа де Гокур, залившись буйным румянцем, поспешила к ней на выручку.

— Совершенно верно, госпожа де Ля Тремуй и наш главный гофмейстер часто говорили о вас.

— Ну конечно! Исчезла роза Бургундии, королева Брюгге! Не могу себе представить культурного двора в Европе, который не задавался бы вопросом, что с вами произошло.

Прекрасная госпожа де Ля Тремуй бросилась в высокое кресло и принялась болтать о всякой всячине, а Катрин, несколько оправившись от изумления, тем временем разглядывала ее из-под полуопущенных век с вежливой улыбкой на устах С толстым Жоржем де Ля Тремуем она встречалась ранее при дворе Филиппа, но жену его видела впервые, хотя, безусловно, не впервые слышала о ней, поскольку жизнь, которую она вела упомянутая дама, имела самую дурную славу, какую только можно вообразить. Итак, это она, знаменитая Катрин де л'Иль — Бушар! История ее жизни сама по себе была похожа на роман.

Когда она быстро овдовела после брака с могущественным бургундским аристократом Югом де Шалоном, ее чувственной красотой вскоре соблазнился загадочный Пьер де Жиак, в то время фаворит Карла VII, про которого говорили, что он продал свою правую руку дьяволу. Ради любви прекрасной Катрин, Жиак умертвил свою первую жену, Жанну де Найак, совершенно отвратительным образом: заставив ее выпить яд, он привязал несчастную женщину, которая в любой момент могла разрешиться от бремени, к ее лошади и пустил скакать во весь опор по округе до тех пор, пока жертва не испустила дух. Затем он сразу же похоронил ее и хладнокровно возвратился, чтобы жениться на своей возлюбленной.

Но ему следовало бы принять в расчет Ля Тремуя, который также домогался руки богатой вдовы и не успокоился до тех пор, пока не добился осуждения Жиака по обвинению в измене. Однажды ночью тот был арестован по приказу королевы Иоланды, предан суду, осужден, защит в кожаный мешок и сброшен в Орон. Тремя неделями позже Катрин де Жиак вышла за Ля Тремуя.

С тех пор эта парочка вела самый расточительный и беспутный образ жизни, какой только можно вообразить. Супруг, человек с ненасытным честолюбием, имел привычки сатрапа, а жена обладала огненным темпераментом. Вместе они являли своего рода живую диковину, которая тем не менее внушала страх.

До конца визита госпожи де Ля Тремуй Катрин сохраняла приветливую сдержанность. Она начинала понимать, что проложить себе дорогу при дворе Карла VII будет так же трудно, как и при дворе Филиппа Бургундского, а возможно, даже еще трудней, так как здесь ей не помогут ни любовь господина, ни преданная дружба Эрменгарды де Шатовилэн. Ей нужно быть осторожной, но все-таки она приняла предложение своей гостьи о помощи.

— Я сама представлю вас завтра королю. Да, да, я настаиваю! Я одолжу вам также подходящее платье, потому что вам не хватит времени, чтобы привести в порядок свой гардероб.

Катрин вежливо поблагодарила ее, и вскоре обе посетительницы ушли, посоветовав ей хорошо выспаться.

Госпожа де Гокур, похоже, спешила удалиться, и Катрин не стала ее задерживать.

— На твоем месте, — сказала Сара, — я бы поостереглась рыжей красотки! Она улыбается, и слова ее источают мед, но глаза у нее холодные и расчетливые. Можешь быть уверена, что если она не получит от тебя того, что хочет, то станет твоим злейшим врагом, — Тогда чего же, по-твоему, она хочет от меня?

— Откуда мне знать? Мы ведь только что прибыли.

Но я постараюсь разузнать о Ля Тремуе все, что смогу.

Катрин, раздевавшаяся для отхода ко сну, повернулась к ней.

— Ты можешь разузнать для меня кое-что гораздо более важное, — сказала она. — Меня интересует, где остановился капитан Монсальви.

Сара мгновенно ответила:

— Когда он дежурит при короле, то квартирует в городе возле Кордельских ворот, в доме богатого кожевника, над дверью которого вырезана фигура святого Кренена, Так как Катрин уставилась не нее, открыв от удивления рот, цыганка со смехом продолжала:

— Это было первым, о чем я расспросила слуг, потому что знала, что это будет первым, о чем ты захочешь узнать.

Слегка зарумянившись, Катрин начала было зашнуровывать свой корсаж, когда Сара решительно ухватилась за шнурки и отобрала их у нее.

— Сегодня вечером ты туда не пойдешь! Он вернется лишь завтра, вместе с королем, и ты не станешь бродить по улицам только ради удовольствия лицезреть закрытую дверь, пусть даже над ней и вырезана фигура святого Крепена! А сейчас ложись. Я принесу тебе легкий ужин, а затем ты должна уснуть. Завтра тебе нужно выглядеть красивой и отдохнувшей.

Подкрепляя слова делами, Сара в мгновение ока закончила раздевать свою госпожу, укутала ее в длинную плиссированную ночную рубашку и без церемоний уложила в постель, как будто та все еще была пятнадцатилетней школьницей. Затем Сара встала перед ней, упершись руками в бедра и насмешливо улыбаясь.

— Надо бросать эти твои цыганские повадки, моя милая! Мы снова стали дамой, теперь — настоящей дамой!

И ты не должна забывать о госпоже королеве, которой вряд ли понравилось бы, если бы ее фрейлины прогуливались по улицам после наступления темноты.

Платье, которое госпожа де Ля Тремуй прислала на следующее утро, было действительно очень красивым, и, прикасаясь к великолепному материалу, Катрин не могла удержаться от радостного трепета: она уже давно не держала в руках настоящую миланскую парчу, хотя, по правде говоря, расцветка ее не очень понравилась — фантастические синие и малиновые птицы на золотом фоне.

На вкус Катрин, оно было ярким, но, бесспорно, нарядным и роскошным.

— Как я выгляжу? — спросила она Сару. — Не кажется ли тебе, что я немного похожа на вывеску красильни?

Сара покачала головой, изучающе глядя на нее.

— На тебе все смотрится хорошо. Оно чересчур яркое, но симпатичное.

Несмотря на одобрение Сары, Катрин из предосторожности прикрыла вырез платья плиссированной батистовой вставкой, поскольку он был таким глубоким, что грозил в любой момент полностью открыть ее грудь.

Внутреннее чутье подсказало ей, что королеве Иоланде может не понравится столь откровенный вырез.

Созерцание ею собственного отражения в зеркале прервал звук далекой трубы. Катрин поспешно надела головной убор такой же расцветки, как попало пришпилив его, и бросилась к двери.

— Я слышу звуки процессии! — крикнула она Cape. Мне необходимо сейчас же идти во дворец!

Шум приближался, оповещая о приезде короля, Жанны и их многочисленного эскорта. Катрин присоединилась к дамам, окружавшим королеву, как раз в тот момент, когда первые герольды проехали через Королевские ворота. Она подошла к госпоже де Гокур и встала рядом с ней. Чувствуя некоторую неловкость, Катрин не могла не заметить слегка озадаченного лица королевы, замечаний, которыми шепотом обменивались другие дамы, и ослепительной улыбки госпожи Ля Тремуй, которая взглянула очень элегантно в белом и золотистом атласе. Длительное знакомство с придворной жизнью и ее бесцеремонным любопытством научило Катрин выходить из неудобных положений и помогло ей сохранить самообладание под испытующими взглядами. Блестящая процессия приблизилась, и Катрин забыла обо всем остальном. Она увидела Жанну и короля, едущих рядом, но ее внимание было приковано к черным стальным доспехом со шлемом, увенчанным ястребиными перьями. Один только вид их заставил ее сердце биться сильнее. Арно, казалось, полностью влился в свиту Жанны. Он ехал за ней, а рядом с ним Катрин увидела Ксантрая, Ла Гира и Жана д'Олона.

Король совершенно не заинтересовал Катрин. Она даже немного разочаровалась в нем. Он был худым, бледным и хилым, с угрюмым лицом, длинным носом и бесцветными глазами навыкате. Казалось, он нес на своих плечах бремя вечного недовольства. Его бархатные одежды казались слишком большими для него, а огромная шляпа со свисающими полями делала его похожим на карлика. За ним ехал огромный дворянин в экстравагантных одеждах малинового и золотого цвета, сложный головной убор которого несколько напоминал тюрбан.

Сначала Катрин приняла его за мусульманина. А из-за темной бороды, широкого лица и вкрадчивых жестов, из-за его показной величавости его легко можно было принять за какого — нибудь султана. Однако, увидев, как госпожа де Ля Тремуй бросилась в его объятия, Катрин поняла, что это, должно быть, ее господин и повелитель, Жорж де Ля Тремуй. Он так сильно разжирел с тех пор, как она последний раз видела его при дворе Филиппа, что его едва можно было узнать. Как бы то ни было, он казался еще более самодовольным и зловещим. Шелковистый кот вполне соответствовал красивой рыжей кошке!

Когда собравшиеся входили во дворец, где им была приготовлена холодная закуска, Катрин внезапно почувствовала, как ее потянула назад чья-то рука, и, обернувшись, она оказалась лицом к лицу с рассерженным Арно.

Он жестом указал на ее платье.

— Где ты это взяла? — спросил он грубо, не снизойдя даже до того, чтобы поздороваться.

— Какое тебе до этого дело, хотела бы я знать? — огрызнулась она. — Теперь, когда тобой командует женщина, ты стал обращать внимание на одежду?

— И с ехидной усмешкой добавила:

— Только не говори мне, что окружение Жанны все свое время проводит, судача об одежде!

Арно пожал плечами и слегка покраснел.

— Меня не интересуют твои соображения. Отвечай мне! Откуда это платье?

Катрин испытывала сильное искушение послать его к черту, однако в агрессивном тоне капитана было что-то, не допускавшее возражений.

— Его мне прислала сегодня утром госпожа Ля Тремуй, чтобы я могла соответствующим образом одеться к приезду короля. У меня же сейчас есть только повседневная одежда…

— Которая была бы в сто раз более подходящей! Весь двор знает: госпожа де Ля Тремуй носила его множество раз, и на нем — ее цвета. Дать его тебе, все равно что прилюдно записать тебя в число сторонников Ля Тремуя.

Честное слово, да на тебе, по сути дела, ливрея! И что, по-твоему, думает об этом королева Иоланда? Или ты не знала, что Ля Тремуй — ее самый смертельный враг и что среди тех, кто желает королю добра, нет ни одного, кто бы не хотел, чтобы он задохнулся в своем собственном жиру за дурные советы, которые он дает королю?

Кроме того, он смертельный враг коннетабля Ришмона, а значит, и Жанны. Ты полностью скомпрометировала себя!

Катрин залилась жарким румянцем, негодуя, что позволила себе попасться в ловушку, в результате чего вновь вызвала подозрение Арно.

— Я ничего не знала обо всем этом, — бесхитростно сказала она. — Откуда мне было знать? Я только вчера приехала, и мне ничего не известно об этом дворе!

— Что ж, ты скоро поймешь, что он точно такой же, как у твоего большого друга, герцога Филиппа! Те же интриги, ложь, то же хищничество и такие же острые когти под бархатными перчатками. Пойди и сними это платье, если хочешь сохранить уважение Иоланды.

Он уже поворачивался, чтобы последовать за Ксантраем, но Катрин остановила его, робко положив руку ему на плечо.

— Арно, — тихо сказала она, глядя на него широко раскрытыми глазами, в которых светилась нежность. — Ты единственный, чье уважение меня волнует. Ты действительно решил ненавидеть меня всю жизнь?

Впервые за все время их бурных отношений Арно не вышел из себя, а только отвернулся — возможно, чтобы избежать ласкового колдовства этих милых умоляющих глаз. Затем он мягко отстранил ее руку.

— Я даже не знаю, люблю или ненавижу тебя, Катрин.

Как же ты можешь говорить со мной об уважении?

Некоторое время Катрин следила за тем, как он уходил в королевские апартаменты. Его обычно твердая поступь казалась странно неуверенной. Исполненная решимости делать только то, что могло бы понравиться ему, она помчалась домой и сорвала с себя платье, объясняя при этом Саре положение дел.

— Я так и думала, — сказала Сара. — Мне показалось, что эта рыжая чересчур очаровательна, чтобы быть искренней. Сегодня вечером тебе придется обойтись простым платьем из черного бархата. Это лучшее, что мы можем сейчас придумать.

— Даже домотканое платье было бы лучше, чем этот крикливый наряд! — сердито воскликнула Катрин, бросая платье. — Отошли его обратно… и не вздумай благодарить их…

Как только Катрин была готова, она направилась во дворец. Завидев ее, королева одарила ее долгим одобрительным взглядом.

— Вы сменили платье, госпожа де Брази? — спросила она ласково.

— Да, государыня, — сказала Катрин, приседая в глубоком реверансе. — Я прошу прощения вашего величества за самовольную отлучку, но… мне не понравилось платье, которое было на мне, и я распорядилась, чтобы его вернули владелице.

Иоланда протянула ей руку, а затем очень тихо добавила:

— Мне оно тоже не понравилось. Спасибо, что сменили его! А теперь пойдемте в церковь, где нас уже ждет Жанна.

Когда дамы выстраивались, чтобы сопровождать королеву в церковь, Катрин поймала гневный взгляд госпожи де Ля Тремуй, однако если Арно мог быть доволен ею, то ее мало заботило, каких новых врагов она нажила.

В тот же вечер в апартаментах короля состоялся большой пир. Был приглашен весь двор, однако Катрин получила разрешение остаться в доме. Ее статус новоприбывшей, а также отсутствие гардероба временно освобождали ее от участия в придворной жизни; но истинной причиной было то, что Арно, по личным причинам, тоже отказался участвовать в торжестве. Что же касается Девы, то она удалилась к себе на квартиру, которая находилась, как обычно, в доме городского старейшины, жена которого имела безупречную репутацию. Несомненно, Арно хотел подражать девушке, которую теперь считал своим предводителем.

Однако Катрин не могла спокойно сидеть дома. Ночь была полна доносившимися из дворца звуками веселья: криками, музыкой виол, женским смехом, но ни один из этих звуков не находил отклика в ее сердце. Она стояла у окна, наблюдая, как над сияющими крышами Лоша встает луна. Спящий город являл собой картину мира и покоя, которая поразительно контрастировала с потоками света, лившимися из окон дворца. В городе все было тихо, только сова иногда ухала на окутанных туманом берегах Эндра… Катрин посмотрела на башни, стоявших по обеим сторонам Кордельских ворот. Казалось, что-то влекло ее к ним, как магнит. Ночь была такой теплой! Ей ни за что не уснуть! Она знала все о горячих спорах по поводу коронации Карла, происшедших во дворце между Жанной и Иоландой, с одной стороны, и Ля Тремуем и канцлером Реньо де Шартром, архиепископом Реймским — с другой. Жанна и королева были за то, чтобы продолжать действовать энергично и немедленно захватить город Реймс, тогда как окружение короля твердило об опасности похода через местность, все еще занятую противником. Если Жанна одержала верх, как на то надеялась, Арно вскоре опять отбудет, так что нет смысла терять то короткое драгоценное время, которое у нее осталось.

Ни слова не сказав Саре, которая спала в углу, она набросила накидку и вышла. Направляясь к Королевским воротам, а оттуда в собственно торговый город, Катрин даже не задавалась вопросом, что она скажет, когда вновь увидит Арно. Что толку? Ее сердце подскажет верные слова в нужный момент. Она не могла думать ни о чем, кроме того, что ей до боли хочется снова видеть его.

Улочки и переулки Лоша, и особенно склон между Королевскими и Кордельскими воротами, были совершенно пустынны. Даже сюда доносились звуки дальнего пиршества. Катрин не бежала, а летела вниз по холму в направлении дома с фигурой святого Крепена над дверью. Дом кожевника, где квартировал Арно, стоял около массивной квадратной башни с воротами. Слабый свет, пробивавшийся из-под круглой арки, свидетельствовал о присутствии стражи. Позади журчала река.

Окрестность была тиха, однако за воротами в ночи сверкали огни постоялого двора, где веселились столь же бурно, как во дворце, и Катрин постаралась, проходя мимо, не попадать в круги света, отбрасываемые окнами на неровную мостовую. Она отступила в тень башни и попыталась представить себе, что происходит за окнами дома Арно. В одном из окон второго этажа горел слабый свет, и Катрин неудержимо тянуло к нему. Она медленно подкралась к двери, где тускло поблескивало большое бронзовое кольцо, служившее дверным молотком, но только она собралась протянуть руку, чтобы взяться за него, как вновь отпрянула и вжалась в стену. За дверью она услыхала голоса людей, а мгновение спустя дверь отворилась. Послышалось шуршание шелка, а затем женский голос.

— Я приду завтра, не беспокойтесь… — прошептал голос, и Катрин была уверена, что узнала его.

Другой голос, на этот раз мужской, пробормотал несколько слов, которых молодая женщина не уловила, зато пламя свечи осветило силуэт высокой элегантной женщины в накидке из пурпурного шелка. Любопытство оказалось сильней Катрин. Она вытянула шею, чтобы взглянуть в лицо женщине. Верхнюю половину лица скрывала маска из того же шелка, что и накидка, однако капюшон немного сполз назад, открыв несколько рыжих прядей, а эти чувственные губы, без сомнения, принадлежали Катрин де Ля Тремуй.

Подавив возглас гнева и тревоги, Катрин вновь спряталась в тени, пытаясь заглушить бешеный стук своего сердца. Ее пронзила резкая, невыносимая боль, более мучительная, чем что-либо ранее испытанное ею. Она впервые почувствовала ту неистовую ревность, от которой вдруг хочется визжать и кусаться!

К тому времени, когда Катрин опять пошевелилась, госпожа де Ля Тремуй уже исчезла в тенистой улице.

Жестокая правда вдруг дошла до нее, как будто высвеченная ослепительной молнией. Так вот почему Арно не пошел на королевский пир! Супруг Ля Тремуй должен был оставаться с Карлом VII, так что Арно мог принимать свою любовницу, ничего не опасаясь. И его ярость, когда он увидел ее в одном из платьев своей любовницы, теперь представала в ином свете. Какое ему дело до того, что женщина, которую он презирает, носит цвета той или иной партии? Его волновало лишь то, чтобы наряды прекрасной Ля Тремуй не были надеты на других женщинах.

Дом, напротив которого она стояла, затих, свет в окне погас. Шум, исходивший от постоялого двора, однако, все нарастал, и по гвалту оттуда можно было судить, что несколько солдат со своими девицами, должно быть, праздновали там победу при Орлеане. Однако для Катрин ничто больше не имело значения. Теперь она не считала нужным прятаться и, позабыв об опасности, шагнула из своего укрытия. Кровь бешено стучала в висках, голова шла кругом. Катрин хотелось одного: как можно скорее добраться домой и спрятать лицо в коленях у Сары, чтобы выплакать все свои слезы. В ее мозгу уже складывались неясные планы: завтра она попросит у Иоланды разрешения оставить двор и отправится к Эрменгарде, чтобы снова жить с нею. Определенно, эта жизнь в Лоте ничего больше не могла ей дать.

Она сделала несколько шагов и очутилась посередине улицы. Как раз в эту минуту дверь постоялого двора распахнулась и в ночь вывалились двое пьяных, хватавшихся друг за дружку, чтобы не упасть. Однако, хоть они и были пьяны, но все-таки не настолько, чтобы не обратить внимания на женщину.

— Д-д-де… девчонка! — воскликнул один из них, обнимая Катрин за талию и одновременно свободной рукой откидывая ее капюшон. — И… и красотка! Гляди-ка, Фламбар!

Второй издал хриплое ворчание, которое могло сойти за выражение восхищения. Этот парень явно не любил тратить время попусту, он обхватил Катрин обеими руками и попытался ее поцеловать. От запаха винного нерегара, которым от него разило, ее чуть не стошнило. В отчаянии она громко закричала:

— Арно!.. На помощь!

От удивления двое нападавших на мгновение остановились. Катрин собиралась уже закричать снова, когда окно в доме отворилось и на улицу спрыгнула черная фигура с мечом в руке. Схватка продолжалась недолго.

Два выпада — и Арно де Монсальви обратил солдат в бегство. Чудесным образом вновь обретя равновесие, пьяницы помчались прочь вдоль крепостных стен. Пожав плечами, Арно убрал меч в ножны и подошел к Катрин, которая, в полуобморочном состоянии от страха, наблюдала за схваткой, прижавшись к стене дома. Свет луны высветил ее бледное лицо.

— Мне показалось, что я узнал твой голос, — спокойно заметил капитан. — Не могла бы ты рассказать мне, что ты тут делаешь в это ночное время?

Катрин скорее умерла бы, чем призналась в своем намерении посетить его.

— Я гуляю, — вызывающе сказала она, однако легкая дрожь в ее голосе лишила его убедительности. — Полагаю, это разрешено? Я… я хотела увидеть Жанну.

— В самом деле? Здесь? Разве тебе никто не говорил, что она живет на другом конце города? И разве ты не должна быть на пиру у короля?

— Почему же я должна там быть, если тебя там нет?

Правда, у тебя есть веские основания для того, чтобы там отсутствовать.

Она прикусила губу, внутренне негодуя на себя за такие откровенные речи, но отступать было слишком поздно. Она увидела, как блестят в темноте зубы молодого человека, и услыхала его смех.

— Веские основания? Хотел бы я знать, какие!

Его презрительный, слегка издевательский тон, с которым он обращался к ней, уязвил Катрин, приведя ее в бешенство. Она внезапно позабыла все свои благие намерения.

— Рыжеволосые! — яростно зашипела она. — И не пытайся лгать мне, Арно де Монсальви. Я видела, как эти твои основания выходили из дома несколько минут назад. И вдруг поняла, почему тебе не понравилось, что на мне было надето платье госпожи де Ля Трем…

Рука Арно, грубо зажавшая ей рот, лишила ее возможности говорить и дышать.

— Пожалуйста, без имен! Это всегда опасно! Пойдем-ка, я отведу тебя домой.

Он уже тянул ее за собой, однако Катрин резким движением высвободилась.

— Я вполне способна ходить сама, и мне не требуется, чтобы ты меня провожал. Возвращайся к своим шашням и не беспокойся обо мне.

— Шашни? Шашни? В самом деле, эта нелепая история слишком смехотворна! Я не могу воспрепятствовать тому, чтобы сама женщина навязывалась мне в любое время дня и ночи и даже подкупала моих слуг, чтобы они ее впускали.